Не та, не тот, не те

На улице сейчас пусть не ночь, а просто поздний вечер, но небо все равно почему-то тёмное-тёмное, ещё и синее («Иссиня-черное.» — услужливо подкидывает разум телевизионщика, когда он с задумчивостью и некой печалью в душе всматривается в небо) — что немного странно, ибо учитывая, как сильно война проявляла на мир, и на экологию в том числе, ТВмэн был уверен, что небо должно было быть несколько… Другого оттенка. В его понимании — либо просто беспроглядно-черное, застывшее в безмолвии, либо темно-бордовое, а то даже и багряное — цвет жестокости, что поселилась в мире ещё задолго до начала времен, но, кажется, именно сейчас достигла своего апогея. Зачем эту войну продолжают? Кому это выгодно? А так ли это нужно? Эти вопросы частенько так и крутятся на языке у телевизора, да только если в начале войны он их ещё решался задавать, то со временем перестал, спрятал, как и горечь от непонимания, где-то в своей душе (чьё начало тянется у их вида с корня языка) — ему никто на эти вопросы не ответит. Дражайшая родня конечно и сама не знает, хотя, казалось бы, прожила далеко не меньше его, да и сами агенты вряд ли знают ответ на столь интересующий всех вопрос. Рядовым мотивы высших инстанций конечно не понятны, хотя учитывая масштабы войны, вряд ли они об этом думали. Хотя… А есть ли, чем думать? Не все фракции вышли весьма одаренными, есть и не самые удачные ответвления, под которыми обычно подразумевают Спикеров и Дрелей. Хотя последние были не намного проще в производстве. Сейчас, это, в прочем не важно, да и не титану об этом думать. Не его ума дело. Небо куда интереснее. Большая часть зданий из-за войны превратилась в руины и обломки, при этом открыв неплохой вид на небо — теперь куча железа и бетона не мешала им созерцать прекрасное. Что с позиции их огромного роста только удобнее — все-все видно, что даже кажется, что если руку протянешь — и сможешь отправить себе в карман пару звезд. Пусть даже это и может грозить некоторыми последствиями. Хотя кто сказал, что звезды настолько красивы, чтобы тянуть к ним свои гнилые пальцы, и распихивать себе по карманам? Они красивыми кажутся издалека, когда ты маленький, ну или хотя бы с позиции ларджа, а когда ты титан, и небосвод у тебя практически на ладони, ты к ним быстро теряешь интерес. Это ТВ, да и, может, другие зрячие титаны, в первые дни ещё тянулись к звездам, пытаясь по максимуму их рассмотреть, но очень скоро им это наскучило (особенно ТВ, который все ещё на какую-то часть человек, и который успел налюбоваться звездами с разных ракурсов ещё в других жизнях) — картина, в сущности, из раза в раз не сильно меняется. Хотя, возможно, там надо было прям выбирать место и время… Не важно. Звезды в любом случае более не интересны, ни как обьект изучения, ни как объект для любования. А у телевизионщика они вызывают только ещё большую тоску. Он, признаться честно, и сам не знает, почему, но созерцая небосвод, ему всегда становится грустно, иногда даже до тошноты — в душе появляется скорбь о чём-то давно ушедшем и потерянном, причём безвозвратно. Частенько появляются ещё более горькие размышления на тему того, правильно ли титан поступил, решив во всю эту чахарду с жизнью и смертью вписаться, да и в принципе — Эдмунд (уже, скорее, именно Эдмунд, чем сам титан или зверье внутри тела) начинает скорбить об ушедших временах. Когда они были все живы, не было этой бессмысленной бойни, и когда ещё семейство Тейлоров было целым и полным. Ещё тоскливее то, что юный Эдмунд эти времена застал и пережил, но памятью об ушедшем не владеет — родители умерли в одно время, спустя чуть ли не несколько месяцев после его рождения, и их место для него заняла фигура старшего брата Гарсии, что много позже выбрал для себя амплуа ТиВи, в сущности поменяв по большей части только внешность — зато унылость, да злоба, остались те же. Эдмунд даже если бы хотел, ничего физически бы на запомнил, та там и запоминать было нечего. Можно ли было сказать, что он осиротел раньше других? Вечернее, почти ночное, небо, на котором блестят россыпи серебряных звезд, невольно навевают ещё и ассоции с вольным аристократическим прошлым. Цвет небосвода — как дорогие подушечки из иссиня-черного бархата, очень дорогого и приятного на ощупь, а сами звёздочки — как тонкие и элегантные подвески из сплава, где серебро (обязательно высшей пробы) больше всех в сплаве преобладает, такое себе могли позволить только действительно аристократы-толстосумы. У Эдмунда все ещё свежа память на то, как Гарсия дарил Луизе подобные подвески, на подобных подушечках, разве что цвет мог быть другой — да, и собственно, больше дарить были некому. И Луиза, и Гарсия, всю жизнь почти безвылазно прожили в имении ещё их деда, причём Луиза, по меркам того общества, умерла старой девой (ей действительно на момент смерти было чуть больше, чем за двадцать), как и Гарсия. Но Гарсия — мужчина, ну пусть скидка на то, что он, скорее, был молодым человеком, ему такое простительно. Он, в отличии от Луизы, положил жизнь на то, чтобы взрастить двух младших братьев, один из которых был от природы не особо одарен, а второму просто все было по барабану и он хотел поскорее вырасти и начать жить праздной, разгульной жизнью. Ну что, получил свое, Эдмунд? Ох, как же сейчас уже ТВ-титан ненавидит себя прошлого за такие стремления и мечты. Хотя и себя нынешнего он любит ничуть не больше. Причём сама россыть звезд, которая отдельно напоминает украшения времен их молодости, его особо на какие-то ассоциации не сильно пробивает. У него непрошенные ассоциации вызывает… Цвет. Цвет небосвода, этот глубокий, очень красивый, иссиня-чёрный… Он не помнит, кто именно, но кто-то из ТВмэнов точно раньше любил синий цвет и все его многообразие оттенков. Когда-то, уже в прошедшей жизни, но кто-то точно отдавал предпочтение только ему. А кто? Это были точно не Тейлоры. Когда были маленькие, носили то, что во что одевали, бесприкословно (да и не то, чтобы младшие Тейлоры были сильно с характером), а когда после трагедии быстро выросли — все стали отдавать предпочтение черному. Ну… Это уже по большей части после смерти. Лазарь до смерти мог под настроение одеть и что-то белое, Луиза иногда давала себе вольность и одевала лёгкие платья с открытыми плечами, которые были расшиты всякими украшениями, а ещё и лёгкой, газовой, восточной тканью, Барнум одевался по большей части за счёт ТиВи, а Эдмунд и вовсе предпочитал следить за модой, и всегда одевался по последним пискам. Один лишь Гарсия предпочитал не особо новомодные фраки на выход и желетки поверх блузок с коротким рукавом дома. После смерти все Тейлоры разом, по большей части благодаря Гарсии/ТиВи, переоделись в чёрное, немного разбавив его не особо богатым многообразием фиолетовых цветов. Титан, например, отдавал предпочтение каким-то вообще кислотным оттенкам, отчего иногда себе под перерубленную шею подвязывал огромный бант, что придавало ему какое-то сходство с большой сытой кошкой, которая переодически предпочитала гулять сама по себе. Мертвой кошкой. Но мёртвым кошкам простительно, они же мёртвые, в конце-концов. И даже сейчас — у ТВ под телевизором уже несколько осточертевший всем зрячим бант, что иногда начинал мозолить глаза. Соцерцание неба и звезд так сильно выбило его из колеи, да навело на ненужные воспоминания, что сам бант стал ощущается даже не просто петлей на неё, а петлей с камнем, которая начинает его тянуть туда, вниз, ближе к воде (хотя воды в мире почти что и нет, везде засуха). Сейчас бант кажется таким тугим, что монстр незаметно пролезает указательным пальцем под атласную ленту, да немного ослабляет давление — действительно становится легче. Но не надолго. Каждый ТВмэн немного мазохист и ещё больше садист. К титану их фракции это относится тоже, разве что пропорции несколько иные. Небо сейчас действительно красивое, как и должно быть местность (почему «должно быть»? Это же мужское тело слепым не было и слепым не стало), даже несмотря на то, что это практически развалины где-то на самых окраинах, специально подальше от города, в котором уже сколько времени ведётся война, да только уныние перекрывает последний воздух в горле, становится таким комом, что даже не дышать сложно — ТВ чувствует себя стесненно в районе глотки, даже есть некое чувство горечи и тошноты — может, он ошибся, и это у него не дыхательные органы пережало, а протоки желчного пузыря забило чём-то, причём давно, отчего теперь этот орган под печенью и даёт о себе знать… Странно, ведь при этом ни желчный пузырь, ни печень, у него давно уже не болели. Хотя ТВ ставит под сомнение, есть ли они у него вообще. Признаться честно — покойник ощущает сейчас и тоску, и дикое уныние, отчего не знает, куда себя сейчас деть — даже несмотря на то, что у них, вроде все весьма и весьма неплохо… Пусть под экраном этого не видно, но зверь тоскливо и даже немного брезгливо морщится, с сомнением оглядывает других титанов — и они вроде как точно спокойны, и даже больше — счастливы. Эдмунд им завидует. А зависть он ощущает как очень кислую квашеную капусту на всем языке. Даже появляется желание «открыть форточку на проветривание», как подобное называют маленькие ТВ, да только он почему-то не желает — странно. Возможно, просто уныние ему так перекрыло воздух, — или желчевыводящие протоки — что уже физически тяжело. Хотя покойники вроде как не должны испытывать тоску… Покойники вообще эмоции испытывать не должны. Критически обведя других титанов взглядом, причём таким скептическим, словно сам экран у него скукурузился, ТВ почувствовал недовольство, вызванное завистью, ощущением несправедливости, и даже какой-то детской обидой. Причём какой-то долькой мозга покойник понимает, что он не прав, но только одной — все остальное заполонили либо зависть, либо обида на всех. Почти на всех. Перед Пенсилвумэн ТВ немного совестно, стыдно, и к ней он испытывает скорее глубокую нежность, чем обиду или зависть. Из неприятных дум телевизора вырывает не менее неприятный колонщик, от которого разит целым букетом запашков, спиртягой в том числе — возможно, это с какого-нибудь техосмотра, он вроде не пил… Ну либо же монстр этот эпизод пропустил. — Хорошо сидим, — весело говорит Спикер, со своего место даже вытянув ноги ближе к костру — ТВ был иного мнения, и прежде, чем даёт себе приказ прикрыть пасть, отвечает на реплику слишком тяжёлым вздохом, больше напоминающим шипение — экран начинает идти серо-белой рябью непроизвольно, без воли своего обладателя (неужели у этого тело ещё есть даже право на волю?), и ТВ мягко бьёт себя выступающей костяшкой среднего пальца по экрану, как-бы эту рябь сбивая — экран снова гаснет. Все были свидетелями, кроме самого колонщика — все зрячеслышащие, один лишь Спикер слеп. Но за то он, в отличии от тоже сидящего тут Камеры-титана, обладает настолько великолепным слухом, что «уши» ему заменили глаза. Одним лишь ТВ, да Карандашнице, повезло — зрячеслышащие. И с рассудком все, в отличии от титана бурильщиков, в порядке. — Что-то не так, ТВ? — весело интересуется Спикер, храбрится, явно ожидает от других титанов поддержки — да только другие не дураки, чтобы в открытую танковать на ТВ, да ещё и тогда, когда у него явно плохое настроение. Поняв, что поддержки не будет, слепец сразу теряет всю свою смелость и уверенность, да на всякий случай убирает ноги от костра — точнее, даже, пожара, — начав переживать, что его сейчас на этом костре и зажарят. Костёр-который-пожар — это, к слову, идея ТВ. Как и сама идея собраться здесь, при этом сидя на наиболее крепких из выживших деревьев, окружив заботливо разведенный Дрелем костёр — тоже его. Когда-то так могли собираться люди, по большей части всякого рода американские бойскауты — ночью, сидя на деревьях, вокруг костра, рассказывая страшные истории или жаря зефир с сосисками. ТВмэны одно время так делали тоже. Зефир жарили, но им не понравился, поэтому быстро перешли на всякую дрянь ввиде сосисок и даже людей. Все вкуснее, чем сладости, к которым никто из ТВ особой любви не питал. Огонь сильно разросся, напоминая небольшой пожар, безжалостно сминая под собой обломки какого-то здания — его треск, что удивительно, действует на ТВ несколько успокаивающее, и цвет не раздражает — даже настроение улучшается. Костер — оранжево-желтый, языки пламени танцуют на некогда сероватых обломках, безжалостно их обугливая до черноты, да выпуская в атмосферу горелый запах (а заодно и тяжёлый чёрный смог). Деревья, на которых титаны сидят — толстые, мощные, вырванные с ветвящимися корнями (смотря на них, титан невольно вспоминает щупальца старшего брата, отчего ему становится дурно, а на языке появляется вкус жидкости из-под осьминожек в масле), тускло-коричневые, на удивление даже немного гладкие, однако поверх них есть желто-оранжевый отблеск из-за беспокойного пламени. Листвы нет, либо она совсем редкая, и даже не зелёная — желто-коричневая. Атмосфера, несмотря даже на бархатно-подвесочное небо, достаточно ламповая, даже убаюкивающая — зверь в груди нежно урчит, и даже начинает немного «гнездиться», явно готовясь ко сну, все наваждения отступают, зверье и их забирает с собой (жаль, что не в могилу), и титану так не хочется зверя сейчас тревожить… Он находит себе поразительно оправдание — это Спикер его вынуждает. Очень по-детски и несерьёзно, но ТВ и тут находит себе оправдание в том, что он же в семействе Тейлоров самый младший. — Да нет, что ты, — едко усмехается монстр, да с явным намёком, демонстративно, выгибается одну из кистей, что до этого уныло обвисла плетью, вкладывая в конечность достаточно сил, чтобы она хоть сколько-то казалась крепкой — Спикер не видит ничего, но прекрасно слышит, а вот другие его руку видят — но вряд ли они видят, как на кончиках пальцев ткань «расходится», открывая вид на даже не серые, а какие-то желто-фиолетовые, с лёгкой серостью, пальчики — а из плоти выходят острые, прозрачно-чёрные, когти — они так хорошо заточены, что и металл, и живую плоть, рвут легко — как масло — Но ты можешь помочь мне улучшить моё настроение, Спикер. — А отказаться можно? — пытается, судя по тону, даже отшутиться Спикер, даже невзначай приближается ближе к сидящему рядом оператору — глухонемой на них лишь тихо усмехается и достаточно жёстко отпинывает от себя осмелевшего колонщика, как-бы намекая, что незрячему придётся в одному с ТВ разбираться — Не ешь меня, телевизиор, я это… Не вкусный… Так что держи свою плоть при себе. — Это когти, Спикер, — с явным намёком давит монстр, но когти все-таки убирает, а сверху пальцы снова скрываются подобием перчатки — Не плоть. — Да какая разница? — фыркает колонщик, да разводит руками в стороны, едва не задев голову глухонемого товарища — Избавь меня от ваших тонкостей мясных. — Да пожалуйста, — спокойнее фыркает монстр, упирается руками за спиной и откидывается на кисти, ещё раз окидывая всех критичным взглядом — сам он сидит, по сути, напротив двух инвалидов Камеры и Спикера, их разделяет лишь пожар, а слева на другом бревне сидит Карандашница, а у неё на коленях покоилась тяжёлая рогатая головешка Дрель-титана, который на них особо не реагировал — этот умственно неполноценный походу задремал. Один лишь ТВ… Один. Как, в прочем, и всегда. Покойника, в прочем, такое волновать не должно, он же мёртв. — …Я и сам не желаю тебя в это посвящать, — добавляет монстр, пытаясь, наверное, скрыть так свое бесконечное одиночество, которое от осознания только усилилось. — ТВ, — мягко окликает его Карандашница, и ТВ сразу переводит на неё свой экран, не просто смотрится — а как будто бы… Присматривается? Всматривается? Если долго всматриваться в экран ТВ, то ТВмэн начнёт присматриваться к твоим органам — так говорят про этих частников в альянсе. От такого подозрительного молчания Камера и Спикер по привычке напрягаются — одна лишь женщина такая невинная и мягкая, что у двух инвалидов появляется патологическое желание защитить её от зверья, которое подозрительно притихло… Карандашница, в прочем, с ним настолько близкого знакомства не имеет, чтобы опасаться за свою шкурку. Хотя покойник, признаться честно, нападать на неё даже в голодные годы не собирается. Пусть от неё вкусно несёт кислой, ананасово-яблочной, тянучкой, а также немного металлически отдаёт грифелем простого карандаша. — Мммм? — без эмоций издаёт ТВ, стараясь вести себя рядом с дамой более учтиво и несколько мягче — сейчас в нем играет Эдмунд, который придерживается мнения, что его дурное настроение благородную даму не касается. — Всё точно хорошо? — мягко, без нажима, спрашивает титанша, да чуть склоняет карандашную голову на бок — ей вроде как искренне интересно, ТВ поэтому ощущает вкус многодневнего отстоявшегося каркаде, который ещё и холодной водой развели — однако монстр в груди начинает ворочиться и ерзать, пускать по венам непрошенную паранойю — монстр под экраном обиженно надувается, будь у него губы — надул бы и их, — лишь вовремя удерживает себя от того, чтобы принять закрытую позу. Так он бы привлек к себе ещё больше внимания. — Да… — растерянно отвечает монстр и как-то даже безвольно пожимает плечами — энергично подстегивает наверх, но вниз они падают как-то слишком печально и уныло. — Точно-точно? — снова в разговор включается Спикер, даже корпусом подаётся вперёд, словно желая перелезть через огонь — он делает это достаточно резко, и, возможно, он бы и правда упал и корпусом, и колонками, в пламя, если бы Камера его вовремя не схватил за плечо и подтянул к себе — Ты и правду какой-то грустный последнее время! — колонки от природы шумные, а этот стал ещё громче, отчего у ТВ складывается ощущение, словно Спикер решил любезно известить об этом всю округу, чтобы даже враги знали, что ТВ грустно. ТВ за это хочется выпустить неверному другу синтетические кишки. — Что случилось? Неужели в семье что-то? — Нет… — словно сквозь зубы отвечает труп — Никогда они мне такого подарка не сделают. Я просто… Не в том состоянии, чтобы вести хоть сколько-то конструктивные диалоги… Не обращайте внимание, все правда хорошо. Даже если это и не так, то телевизор не хочет, чтобы в массы просочилась информация о том, что ему последнее время достаточно грустно, что иногда даже самому не по себе становится. — Аааа… Ясно, — без сожаления издаёт колонка, после чего на миг замолкает, лишь энергетично болтает ногами — а потом выдаёт: — А расскажи чего-нибудь! ТВ от такой резкости почти одновременно с Камерой усмехается, разве что оператор это делает без слов — правда, радость быстро уступает новой порции отборной паранои. Спикер раньше таким не был, и это заметили все, кто знает его достаточно. А ТВ, после такого болезненного и богатого опыта, столь резким переменам не рад. Вряд ли это значит, что в будущем их ждут перемены… А даже если и да, то какие? Насколько радостные и насколько печальные? Хотя ТВ, возможно, переживать особо и не стоит — он уверен, что за него давно уже все решили. А могли ли Спикера его же учёные перевести на наркотики? Эта мысль не покидает покойника уже давно, однако сам он старался на них особо не зацикливаться — ему и без того есть, о чем подумать, да только думать о колонщике ему особо никогда и не нравилось. «Ну а с другой стороны — с чего бы и нет?» — как-то неловко и отвлеченно думается монстру, после чего он тихонько меняет положение, стараясь особо не привлекать к себе внимание, пусть и прекрасно понимает, что Спикер прекрасно слышит и его елозанье, и шелест ткани, и даже скрип засторелых костей, но почему-то не реагирует — «Это же Спикеры, в конце-концов. Вполне могли, раз почти вся фракция сидит на игле…» И не только на игле, но и на водке, которую они вынуждены также пускать по венам. Только водка так сильно даже новичкам не вставляет, и знает ТВ об этом пусть и не по наслышке, но и лично никогда не пробовал. Хотя раньше под настроение мог и наклюкаться, за что потом получал нагоняй от ТиВи. От Гарсии. От обоих. «Славные были времена.» — думает труп, немного снова уйдя от действительности, и эти мысли даются ему, на удивление, просто. Возможно потому, что связаны они не столько с ним, сколько со Спикером, и потому такой острой жалости нет. А то, что Спикер, возможно, в тихую начал уже и колоться наркотиками… ТВ такое нисколько не исключает, но старается относиться к этому по философски и адекватно, словно это правильно. Ясно, что это не правильно, но кто знает — может, так оно и должно быть? «…А я думал, что каждый рэпер торчок…» — вспоминается строчка из какого-то зарубежного рэпа, и ТВ пусть и плохо понимает, как это переводится, но все равно уверен, что это весьма точно описывает подавляющую массу всех колонкоголовых. Да и кто знает — может, любой, даже самый трезвый трезвенник Спикеров, рано или поздно подсаживается сначала на бутылку, а потом и на иглу?.. Колонщика, правда, жизнь и без того помотала, отчего он и без иглы способен начать неплохо так дурить. Более спокойный Камера и временами бывающий весьма пассивным ТВ его за это не любили. Хотя они его и без того не особо-то и любят. Каждый по своим причинам. Камера видит в них обоих потенциальных конкурентов, как и во всех других. А ТВ просто не нравится, что кто-то ему портит посмертие тем, что иногда слишком отчаянно раскачивает лодку. Телевизионщику, в прочем, плевать. По крайней мере — он пытается убедить в этом себя. «Мне плевать.» — мысленно убеждает себя ТВ, под экраном морщась — «Мне правда плевать.» — с нажимом повторяет он себе, даже жмурится, что физически не видно. А потом внутренний голос, принадлежий не то ему, не то покойному Эдмунду Тейлуру, ехидно шепчет: «Да кого ты пытаешься обмануть, зверье?» ТВ не может понять, принадлежит ли этот издевательский вопрос ему, или всё-таки Эдмунду Тейлору — голоса не просто похожи, это практически один и тот же голос. Потому что это все ещё один человек. Мертвый. Они всегда были единым целым, даже тогда, когда осколки от основной личности создали ещё два амплуа, однако ТВ предпочитает их друг от друга отделять и для себя позиционирует как абсолютно разных «людей», которые даже имеют — имели — разные тела. Так было просто легче. За такой ложью было легче не принимать тот факт, что ТВ просто сошёл от личного одиночества, голода, тяжёлых времен и смерти с ума. Наверное, всё-таки, именно это ему не может простить его семья, а не его существование. Хотя за это семейка недолюбливает его (отдельно) тоже. — Чего именно ты хочешь услышать, Спикер? — с нажимом, фальшиво-спокойно, интересуется покойник, стискивая кисти в цепкий замок, сжимая так крепко, что в нем начинает даже что-то трещать. — Не знаю, — колонщик легкомысленно жмёт плечами, не переставая раздражающе и легкомысленно болтать ногами — тут ТВ ему даже немного завидует, ибо он уже и забыл, когда мог позволить себе вести себя также беззаботно — Что-нибудь. Придумай, ну! Я же знаю, что ты знаешь много всего. Мноооогоооо всего, — раздражающе тянет этот раздражающе субъект, и это его «Много всего» так неприятно откладывается в сознании монстра, что его аж брезгливо передергивает. Теперь у покойника почти не осталось сомнений, что колонщика, походу, все же перевели на что-то да покрепче. Детское поведение Спикера весьма быстро надоедает и Камере, только он, в отличии от явно недовольной Карандашницы, и ещё более недовольного ТВшника, скрывать или сдерживать свое недовольство не собирается, отчего сначала злобно хватает сразу затихшую колонку за грудки, нещадно сминая тусклую рубаху одной, а другую сжимает в кулак, да прижимает кулак прямо к основной колонке, но пока не бьёт — лишь намекает, что он сильно не в восторге от развязного поведения товарища и если тот так и продолжит дурить, то очень скоро начнёт за это получать. Спикер сдаётся как-то слишком быстро — возможно потому, что к Камере он питает более тёплые чувства, а потому сразу же кричит глухому, при этом жестикулируя руками: — Эй, эй, я понял, Камера, отпусти! Камера, в прочем, отпускать не спешит, даже, кажется, наоборот — он своей властью только упивается, отчего качает головой-камерой из стороны в сторону, да сильнее начинает сжимать кулак, отчего что-то начинает угрожающе трещать. Похоже на кости самого оператора, да только глухонемой это не слышит. А указывать ТВ ему на это не собирается. Пока эти двое заняты своими разборками, им абсолютно все равно до происходящего в окружающем их мире, в частности и до других титанов им нет делала тоже — Пенсилвумэн поэтому тихонько склоняется в сторону ТВ, после чего негромко спрашивает: — Это нормально? — в её тоне нет ни намёка на удовольствие, а ещё она звучит так тихо, что ТВ приходится сдвинуться больше к краю своего бревна, чтобы лучше слышать женщину — Ну, в плане… Они так всегда?.. — под конец тон наполняется реальным удивлением. — Ну не то, чтобы всегда… — с сильным сомнением тянет покойник, по привычке тянется к затылку, но как только вспоминает, что сейчас у него нет волос на затылке, да и людской затылок не наблюдается тоже — сразу же спешит вернуть руку поближе к другой руке, опираясь ими на край бревна, несколько прогинаясь в спине — Но часто. Не переживай, для нас… — он говорит именно «для нас» потому, что он сам под настроение может устроить со Спикером грызню — …Это абсолютно нормально. Думаю, ты к этому скоро привыкнешь. И сначала больше по привычке улыбается как-бы «под экраном», а потом вспоминает, что Карандашница-то так считывать его эмоции не может — и поэтому выводит загадочное — :) — себе прямиком на экран, пытаясь её убедить в том, что у них все абсолютно в порядке. Даже если на самом деле это абсолютно не так, и ТВ таким образом просто пытается сбежать от давящей на него реальности. А заодно пытается увести с собой и этот невинный карандашный цветочек, — который, положа руку на сердце, больше похож на ананас — погружая её в мир, состоящий только из лжи. Какая-то часть сознания ТВ понимает, что он поступает так плохо, даже по отношению и к ней, и уж тем более к себе, но и остановить себя от этого не может. Некоторые привычки умирают с трудом. Раньше покойник в полной мере не понимал, насколько точно это выражение отражает его самого, а когда осознал — понял, что поменять что-то уже не в состоянии. А может он просто не хочет? ТиВи частенько предъявляет ему за то, что он не не может, он именно не хочет. Возможно, старший брат в чём-то и прав. Возможно, старший брат во многом прав. И его все-таки стоит почаще слушать, а не искать себе глупые и быстрые развлечения. В прочем — есть же и те, для кого сам ТВ-титан — глупое и быстрое развлечение. Как и вся его семья в принципе. — Это… ТВ, я тут… Спросить хотела… — тихонько, урывками, обращается к телу Пенсил, причем звучит так тихо и отрывисто, что ТВ сначала даже не понимает, что это обратились к нему, а не к спящему Стиву. — Мммм?.. — издаёт в ответ монстр, прижимая руки к подтянутому торсу, немного шелестя чёрными складками одежды, пытаясь выразить к ней свой интерес. Интерес дружественный, а не как интерес хищника к добыче. Сладко-металлический запах отгоняет зверя, загоняет его в угол, оставляя больше свободы и простора для самого титана, а то даже и для Эдмунда, который был и не против перевести их взаимоотношения в несколько другую плоскость. Был ли титан влюблен? Нет, однозначно нет, он никого не любит, разве что немного себя, и чуть больше — свою семью. По крайней мере он пытается убедить в этом себя, хотя, признаться честно, все равно немного идёт на поводу у непрошенных чувств, — все ещё не любовных, нет-нет, что вы? — разве что они не совсем дружественные — в этом он пытается убедить себя, как и пытается убедить себя, что его интересный к титанше — исключительно рабочий интерес представительного человека к красивой товарке, которая разве что немного краше других таких же товарок — тут в нем уже пробивается Эдмунд, и ТВ, справедливо рассудив, немного отступает, даёт мёртвому аристократу больше простора и воли — у него с женщинами общаться получается на порядок лучше. — А ты правда… Ну… — женщина мнется, словно собирается спросить что-то такое постыдное, отчего ТВ ещё пристальнее начинает следить за ней, но, набравшись смелости, все-таки уточняет: — Органический?.. — она это не то, что шепчет, как будто даже шелестит, да только обострившийся слух прекрасно улавливает и это, в то время как обострившееся зрение внимательно следит за вроде как роботессой — это давняя привычка, и зародилась она потому, что титан по одним лишь эмоциям семьи научился понимать, насколько их дела плохи — привычка, к слову, достаточно полезная. — Ну… Да?.. — отвечая вопросом на вопрос, жмурик как-то слишком напряжённо хмыкает, делает вид, словно ему реально забавно — А ты откуда знаешь? — От рядовых услышала, — отмахивает Пенсил таким тоном, что ТВ сразу понимает, что распространяться она об этом не намерена — Просто… Немного не верится, если честно… — Я, кажется, догадываюсь, почему, — без злобы хмыкает ТВ — Извини. Но распространяться об этом не могу — это не в интересах моей семьи. Могу лишь сказать, что да, я не совсем робот, точнее я вообще не робот, но и от людского во мне мало осталось. — Да-да, я все понимаю, — кивает Карандашница, пытается скрыть некое разочарование в своём голосе — и всё-таки ТВ смену эмоций ощущает, но из уважения к ней делает вид, что он правда не заметил. — И все-таки? Как так? — с интересом спрашивает титанша, даже корпусом вытягивается в сторону, стараясь не разбудить дракона. — Да оно… Как-то случайно, что-ли?.. — с удивлением бормочит тихо под нос ТВ, не уверенный, что правильно её понял, при этом сказав это достаточно тихо, проглотив последние буквы предложения, отчего тут уже Карандашнице пришлось напрячь слух, чтобы понять, чего же там покойник промямлил. ТВ-титан чувствует — несмотря на этих двух инвалидов, которые поначалу воспринимались как раздражители и звенящий белый шум, а сейчас стали лишь картонными статистами, частью заднего плана, труп их не особо замечает, словно у него туннельное зрение уже на финальных стадиях — не видит того, что по бокам, видит лишь то, что у него прямо перед глазами, а перед глазами у него не так уж и много — любопытная, прелестнейшая, милая и невинная Пенсилвумэн, и где-то внизу, ближе к земле, подозрительно притихший Дрель. Забавно. Как-бы Дрель не пытался зарыться в землю с головой буквально, ТВ к ней все ещё ближе. Еще забавнее то, что какой бы позитивной и любопытной не была Карандашница, у ТВ такой камень на душе, что даже молчание с его стороны выходит каким-то меланхоличным. Женщина его эмоции и поведение сейчас вряд ли понимает, и уж вряд ли правильно считывает — все считают карандашей просто более футуристичными роботами с плохо развитыми эмоциями, и как-бы некрасиво это не было, но сейчас, именно в данный момент, ТВшник этому очень рад. Ему так даже легче, что никто не может расшифровать, отчего он мучается. Все душевные терзания, в прочем, очень быстро сходят на нет, ибо даже не просто земля, а сама атмосфера, сильно затряслась, небо словно резко натянули — а потом оно с характерным хлопком расправилось, при этом выпустив соответствующий звук, отдалённо напоминающий взрыв. Все титаны мигом бросают свои дела — ТВ, наконец, отпускает непрошенная меланхолия, а Камера перестаёт угрожать Спикеру по глухонемому, — даже Стив сразу же сбрасывает оковы сна, весьма ловко встаёт на четвереньки, в переносном смысле встав на дыбы, в то время как Камера даже выпрямился в полный рост, судорожно вертя головой, ища незванного гостя, но нет — все также тихо и спокойно, словно это было лишь массовой галлюцинацией. — Какого черта? — неодобрительно в слух шипит Спикер, на всякий случай придвинув свою гитару-оружие ближе к себе, сильно напрягшись в плечах, но так сильно головой не вертя — он, в отличии от Камеры, тотально слеп, но прекрасно слышит — однако даже его слух не улавливает чужого присутствия — все те же знакомые тела. «Астро?» — думает монстр, на всякий случай выпустив когти, которые против Астро ему не особо-то и помогут, чуть скосив телевизор себе за плечо — «Да нет, Астро бы свой «чудесный лик» явили бы сразу.» — и сам же отчего-то, неведомого даже ему, усмехается, ощущая, что у него действительно немного поднялось настроение, пусть даже никто из титанов очередного столкновения не ищет. Хотя поднимается у него, возможно, не настроение, а просто уровень желчи в организме — додумался однажды же разбавить чей-то желчный пузырь алкоголем и выпить, после чего от болей уже в своём желчном пузыре мучился. Сзади Тейлора раздаётся несколько стрекочущий звук, после чего появляется чья-то фигура и нежно закрывает на экране места, откуда обычно вылупляются глаза — ТВ прекрасно ощущает, что это его накрыли тёплые сегментированные доспехи, под которыми скрыты сильные женские руки, а потому немного расслабляется — сразу же понимает, кто это. Причём не ясно, что он засекает в первую очередь — гладкую текстуру железки или отвратительное поветрие очень горькой желчи, которое ощущается сразу на корне языка — вздрагивает ТВ не из-за испуга, а из-за появившегося вкуса, но появившаяся знакомка, очевидно, посчитала, что смогла напугать, чему и радуется — и теперь у желчи появляется горчащий ореховый привкус, который пускается сразу в глотку, а оттуда — прямиком в пищевод. — Угадай, кто? — нежно шелестят ему, даже прижимаются чуть плотнее — и пока другие титаны сразу же расслабились, ТВ только сильнее в плечах напрягся. При этом у него теплеет в груди — то ли от нахлынувшего горя, то ли от некого облегчения. — Хм, даже не знаю, — пытается отшутиться он, аккуратно перехватывая золотые руки, да опуская их, при этом не поворачиваясь, в душе отказываясь принимать это за истину — наверное, он сейчас не в том настроении, чтобы контактировать с самой повелительницей времени, которая этого контакта с определенных пор наоборот искала — Это Астро пришли по мою душу? Ох, Астро, спешу вас разочаровать, но кроме желудка во мне ничего нет. — и сам же с этой неудачной шуточки смеётся, после чего мягко хватает женскую ручку, становясь опорой, да бросая: — Здравствуй, Королева. Хотя, признаться честно, где-то в душе ТВ не уверен, хочет ли её сейчас видеть. Но вот бы Королеву это ещё волновало, она руководствуется прежде всего своими хотелками и желаниями, пусть и пытается пустить остальным пыль в глаза, что воспринимает телевизора как себе равного. Выше неё только Боги и звезды — и Королева, судя по тому, как растёт её сила, явно собирается догнать, а потом и перегнать, их всех. — Боюсь, ты не угадал, милый, — немного прохладно, но все же с радушием, бросает часовщица, действительно используя ТВ, как опору, садясь ему по праву руку — Жаль, конечно, что ты не меня ждал, а Астро, но… Могу вместо них посмотреть, чем твоё брюхо набито. Но для этого тебе придётся посетить мои владения. — Нет, спасибо, предпочту отказаться, — немного нервно отшучивается Эдмунд, тихонько пытается вернуть руку себе, да только Королева весьма крепко стискивает конечность, не выпуская её, и одновременно обогревая своим теплом. В это время золотые доспехи монарха из-за отблесков огня загадочно блестят, даже, можно сказать, мерцают — и покойник не хуже других, но на порядок хуже женщины, чувствует их тяжесть, отчего сомневается, что доспехи сделаны из золота. Больше похоже на чугун с позолотой. А ещё у Королевы, как и у других титанов, нет человеческой головы и человеческих глаз, но ТВ думает, что были бы у неё глаза — они бы не менее загадочно сверкали, выпуская в сторону покойника небольшие разряды тока. У ТВ на его длинном языке так и вертится едкий вопрос, мол, чего тебе от меня надо?, да только ответ на этот вопрос он знает. И притворять в жизнь это пока не планирует. Ладони у часовщицы, если верить тактильным ощущениям, покрыты не металлом, а чем-то, что отдалённо напоминает помесь ткани и кожи — что-то вроде защитных перчаток, одним словом. И это, на самом деле, достаточно практично и удобно, особенно в бою, а заодно наводит на размышление, что, возможно, под доспехами не только душа есть — ТВ казалось, что он чувствовал под «перчатками» подобие людской плоти, даже кожи, но уточнять этот вопрос не собирался — мало ли, что Королева себе надумает. Хотя, как показала практика, часики и без вмешательства ТВмэна успели себе много чего понадумывать. Зрительно Королева кажется куда массивнее всех остальных титанов — по большей части из-за огромных позолоченных лат, а заодно и всякого рода оружия — небольшие золотые подвесочки ниже пояса, которые могут как и загипнотизировать врага, так и остановить время, за спиной — конструкция, отдалённо напомигающая башню, которая скрывала в себе мощный реактивный ранец (ну да, чтобы оторвать от земли такую тушу, мощность должна быть огромная), а заодно и около шести тесаков — быстрые и острые, подкреплённые нечеловеческой силой… Иногда монстр думает, что было бы проще, чтобы один из этих тесаков однажды просто взял — и прекратил всего его мучения, полоснув аккурат под кадыком. Но Королева ему такого избавления никогда не подарит — тут она сильно похожа на кровных родственников своего любимого. Однако мало того, что титанша кажется массивнее других, она кажется на порядок дороже, краше и богаче — по большей части из-за золота и даже некоторых ажурных элементов, в которых пусть и есть доля реального золота, но все остальное — скорее всего чугун с добротной позолотой. Однако от этих позолоченных консервов так несёт глубокой, преданной любовью и горькой желчью, что ТВ чувствует, как его тошнить начинает. — Фух, блин! — первый выдаёт хоть что-то осмысленное Спикер-титан, после чего падает обратно рядом с Камерой, который весьма раздражённо вздыхает грудной клеткой, после чего молча на языке жестов показывает «Привет» — поднимает руку и коротко трясёт ей, после чего уводит объектив в сторону — ему все ещё неловко перед Королевой, возможно даже и стыдо — все же, из-за него, она… — Ты нас всех напугала! Здравствуйте, Ваше Величество! Мы по вам скучали! «Особенно ТВ», — наконец вставляет свои пять копеек Камера и немного ехидненько хмыкает, по сути кидая телевизионщика грудью на амбразуру, практически раздев. По ТВ это пусть и не видно, но он под экраном злобно морщится, при этом застыв, как статуя — в случае телевизионных это очень опасная реакция, ибо никогда не знаешь, что они выкинут в следующий момент — правда, опасаться тут стоит только Камере, ибо другим ТВ сегодня мстить не за что. Особенно не напрягаться можно Королеве — телевизор не самоубийца, чтобы нападать на часового монарха (есть же более гуманные способы попрощаться с очередной жизнью, в конце-концов), который к тому же ещё был и едва ли не единственным, кто проявлял к ТВ ещё хоть сколько-то тёплые чувства. Иногда, правда, не просто тёплые, а очень даже горячие… Королева ему уже в открытую говорила о своих чувствах, это даже не влюблённость, а именно любовь — да только не верит Эдмунд в искренность её чувств, отчего и старается держать между ними определенную дистанцию. Получается, признаться честно, как и сейчас — плохо. — Да? — в тоне Королевы есть явные скептицизм и сомнение, после чего она со скрипом поворачивается к ТВ, пытается заглянуть ему в экран, однако монстр старательно уворачивается, в душе желая куда-нибудь отсесть, можно даже и к притихщей Карандашнице — ТВ? Ничего мне сказать не хочешь? — Мммм… — не очень дружелюбно мурчит труп, но вовремя вспомнив, кто ему велит держать ответ — сразу же спешит выпрямиться и пробурчать: — Ну я в принципе сразу понял, что это обзор мне прикрыла ты… — он говорит это не громко, но достаточно ощутимо, с надеждой на то, что они эту тему сейчас тихонько прикроют — но нет, Королева, очевидно, решила, что прикроют они тогда, когда эта тема надоест именно ей. — Да? И по каким признакам, если не секрет? — хмыкает монарх, и Эдмунду кажется, что женщина начинает ухмыляться — Хотя, я, кажется, поняла. По рукам, нет? — часовщица наконец выпутывает руки и демонстрирует их, отчего ТВ спешит подложить свои руки себе под брюхо. — Нет, — негромко говорит телевизор, чуть покачивает головой — и сообщает то, чего бы на самом деле не стоило, ибо не успевает вовремя прикусить язык: — По запаху. — По запаху? Оооо, интересно. И чем же я пахну? — часовщица уже непрекрыто веселиться и наслаждается, явно намереваясь услышать что-то приятное в свою сторону — однако слышит то, отчего даже зрительно как будто «сдувается». — Желчью. — равнодушно бросает ТВ и пожимает плечами, для себя уже решив, что раз уж начал — так теперь закапывать себя до конца. Да и вряд ли Королева при других решит надавать ему за такое по хребту. — Желчью?.. — тихо и неуверенно спрашивают позолоченные консервы, их словно в циферблате перекашивает — И… Что это значит?.. ТВ слышит в её голосе нотки разочарования, и ощущаются они тёплой водой, которая эту желчь немного разбавливает — даже бант на шее монстра словно несколько ослабляет свое давление. — Ну, обычно, желчью несёт от… Кхм, человека, у которого за душой недобрый умысел. И умысел не просто не добрый, а очень даже злой. — Вот говорит это ТВ, и сам начинает задуматься об определенных вещах, связанных с запашком Королевы, заодно внимательно следя за реакцией Королевы, которая вся как-то подозрительно притихла и напряглась. В желче появляется лёгкая цветочка отдушка, которую можно трактовать как удивление, непонимание и нервозность одновременно — все понимают, что телевизионщик весьма метко запустил стрелу в болото, что так аггресивно его затягивало, и попал в точку. — Вы что-то от нас скрываете, Ваше Высочество? — хмыкает со своего места Спикер и складывает руки на груди — ему, вполне возможно, вообще все равно, он просто чтобы над кем-то поиздеваться — раз уж над ТВ не получилось. Часовщица сначала долго и тяжело молчит — очевидно, проклинает свое любопытство, и как легко она попалась на удочку ТВ, — после чего наконец скрипит: — Ничего противозаконного, Спикер. А ты меня в чем-то подозреваешь? — титанша немного злобно усмехается, отчего ТВ начинает ощущать в атмосфере привкус острой пасты из чили, и невольно ежится — внезапно осознает, что он в опасной близости от Королевы и её рук — В прочем, это неважно. Такой же вопрос к тебе, ТВмэн… — о нет, нет, нет, это очень опасно, когда часовщица называет его не ласковыми прозвищами или просто лаконичным ТВ, а по сути констатирует его принадлежность к конкретной фракции — по спине у покойника бежит холодок испуга, и монарх, очевидно, это чувствует, отчего консервы словно начинают злобненько ухмыляться, загоняя любимого в угол — …Ты меня в чём-то подозреваешь? ТВ все-таки умудряется сдвинуться несколько ближе к краю, явно намереваясь таким образом вообще слезть с бревна, да только понимает, что сбежать не сможет — видимо, он пропустил этот момент, когда один из тесаков незаметно вылетел из своего убежища и упёрся острием аккурат в позвоночник ТВ в районе поясницы, намекая, что эта крыса с тонущего корабля сбежать не сможет. — Ну как сказать?.. — немного нервозно хихикает ТВ, сильнее прогибаясь, когда чувствует, что лезвие его подначивает хоть как-нибудь соврать, начав тыкать его кончиком тесака в выступающие крупные позвонки — пока что не больно, ибо часовщица явно не ставит себе цели продырявить возлюбленного здесь и сейчас, но и весьма ощутимо, отчего немертвый напрягается только сильнее — Ну, определленно, небольшие подозрения есть… Но при всех я их озвучивать не буду… — монстр подлезает пальцем под ленту на шее и чуть ослабляет ее хватку, пытаясь хоть немного сбросить напряжение с плеч — тесак ещё немного, но уже куда ласковее, даже, можно сказать, любовнее, почесал позвонки, а потом вернулся обратно к своей владелице. Возможно, Королева намеревалась оставить у мертвеца метку на спине, но что-то её всё-таки остановило — поэтому она предпочла оставить это для другого раза. Но это не значит, что она отказалась от этой идеи полностью. «Они забавные.» — с задумчивостью думается Карандашнице, когда она внимательно следит за Королевой и ТВ — ни с кем из этих двоих она близкого знакомства не имеет, однако следя за их взаимодействием, приходит к выводу, что Королева иногда действительно ведёт себя как-то подозрительно — но вроде бы не сильно злобно. Стив, понаблюдав за ними, низко рычит и фыркает, как-то слишком внимательно сщурившись, после чего медленно и неспешно, подобно аллигатору, приближается ближе к ТВ и Королеве, что-то подле их ног вынюхивает — телевизор на подобное под экраном морщится, после чего неодобрительно рычит и прижимает ноги ближе к себе, сдвигая тело ближе к Королеве — Королева ему приятнее, чем этот дракон. — Уберите его, — суховато просит ТВмэн, мягко пытаясь отвадить адское существо ногой. — Да ладно, пусть остаётся, — хмыкает со своего места Королева, кладя ногу на ногу, насколько это возможно в тяжёлых доспехах — Я не против этого рогатого на нашей орбите. Да и, к тому же, если ты внимательно читал сказки, то должен был заметить, что у каждой принцессы был дракон, что её защищал от рыцаря. — Да-да, помню… — бухтит под нос немертвый, уведя глаза куда-то в сторону, ощущая, как золотистая рука тихонько нащупала его безвольно обвисшую кисть и сначала аккуратно накрыла, а потом и достаточно сильно поверх сжала, жёстко сминая холодные пальцы, при этом думая о том, что в их случае, дракон для защиты нужен самому потенциальному жениху-рыцарю. Но в слух он это по понятным причинам озвучивать не стал. Когда ТВ слышит голос Спикера, он сначала думает о том, что желает вырвать этой колонке голосовой модуль — а потом всё-таки решает пригреть свои холодные ушки. — Кстати, Ваше Высочество, — Спикер тоже закидывает ногу на ногу, ведёт себя слишком уверено, чего ТВ на его месте делать не собирается — по крайней мере — не так открыто, Королева это легко может присечь — А если не секрет, где вы были, что делали? «Как там наши малыши?» — на языке жестов показывает оператор, после чего складывает руки на груди, заранее принимая закрытую позу, да грудь колесом выставляет. «Тебе только оберега прямо промеж сисек не хватает, для полной защиты.» — думает ТВ и незаметно усмехается, правда, достаточно тихо, чтобы Королева это не засекла, и не решила покопаться у него в мозгах. — С ними все впорядке, — коротко бросает Клоквумэн, намекая, что распространяться об этом не желает — С ними там ТВмэны и мои… — женщина на миг задумывается, подбирая слово — Кхм, балбесы… — часовщица сразу как-то несколько сдулаясь, дав понять, что говорить об этом ей не прельщает ещё больше. — Почему балбесы хоть? — удивляется Карандашница, за что получает едва ли не ястребиный взгляд — такой взгляд, от которого даже покойнику становится не по себе. У монарха — монархини? — так и вертится на языке конкретный список недовольства, в том числе там и то, что своим желанием помочь несносным агентам, Клоки нередко срывали её задумки и планы, однако не менее богатый жизненный опыт подключает рассудительность, отчего она сначала как-то слишком угрюмо и тяжело молчит, — а потом лаконично выдаёт: — За дерзость и не послушание, которым они и мне все планы спутывают, и себя риску подвергают. Я пробовала прямо указывать им на их ошибки, да только они иногда бывают слишком непрошибаемы, — ТВ одновременно и искренне жалко малюток (чего нельзя сказать об его старших братьев, у которых с Клоками в прошлом случился конфликт), и что-то внутри него позволяет себе злорадствовать — определённо, ему нравятся, когда планы Королевы срываются. Плохо это? Да, несомненно, но может лучше не ТВмэну рассуждать на тему того, что плохо, а что хорошо. Часовщица же на выходе продолжила: — Признаться честно, я думала, что достаточно взрастила их. Но, видимо, я ошибалась, и надо продолжать воспитывать их дальше. Пока они совсем от рук не отбились. Королеве так и хочется едко подменить, что это во многом вина альянса, в частности рядовых Камер и Спикеров, но решает оставить это при себе — самим Камере и Спикеру знать об этом не обязательно, да ещё и неизвестно, как они этим знанием могут захотеть воспользоваться. Так что не только счастье любит тишину. — Может… Тебе лучше оставить их в покое? И какое-то время вообще не трогать? — мягким и аккуратным тоном интересуется Карандашница, не понимая, в чем причина того, что Королева так жестока по отношению к своим создания — даже Пенсил была свидетельницей того, как она едва ли не буквально втаптывает самооценку маленьких часов в сухую почву, говоря им жестокие и даже обидные вещи, заодно и сильно видоизменяя правду — А, то, не пойми меня не правильно, боюсь, ты с ними слишком строга… Как-бы женщина не пыталась подбирать слова, вторая женщина все равно оказалась не в восторге, что правильность её политики поставили под сомнение — и чувствует ТВмэн на себе это физически, ибо Королева ещё жёстче сдавливает его пальцы, словно намереваясь выжать из них сок. Сока, правда, там выжать вряд ли получиться — по большей части из монстра вытекут гангрена, гной, сукровица, и даже какая-то часть разложившегося мяса. Да, и, пожалуй, не так уж и больно, на самом-то деле. ТВ бывало и хуже. Титанша позволяет себе тяжкий вздох, наконец немного расжимая хватку — после чего произносит, решив примерить на себя амплуа строгой и консервативной учительницы: — Знаешь… Я тебе так скажу. Король может требовать повиновения. Отец может требовать послушания. Однако, когда придёт время держать ответ, отвечать придётся перед своим Создателем. А я им — и король, и отец, и создатель сразу. Так что они в любом случае будут в ответе передо мной, и я всего лишь приближаю их незавидную участь держать ответ, чтобы избежать этого потом. По сути, я оказываю им медвежью услугу, избавляя от мучений в будущем. Да и, по моим наблюдениям, суровое воспитание всегда дает куда более успешные плоды, чем мягкое. Ну и, кхм… — часовщица чуть встряхивает плечами, словно пытаясь сбросить с себя ответственность, после чего говорит: — Не то, чтобы они сами были против. Их все устраивает, как и меня, так что мы практически на равных условиях. Не против они, ну конечно, да. Они просто не могли иметь что-то против, ибо за противление методам ее величества приходит ответственность за свой неразумный выбор, отчего платить приходится иногда пусть не жизнью, а кровью. Пусть крови в Клоках вроде как нет, но это уже условность. Королева прекпасно понимает, что другие понимают, что она всех, в первую очередь — Карандашницу — обманывает, но никто не спешит остановить это парад лицемерия — Стив их не понимает, да и ему до них все равно (он вообще у тоже достаточно драконьих ног монарха уснул), ТВ не хочет влезать не в свое дело и как-либо брать тяжкое бремя на душу, а Камера и Спикер относятся к этому спокойно потому, что сами взращиваются в такой политике. Местами, конечно, положение титанов было несколько лучше, чем у их малюток, но во многом действительность такова, что и титанам от жестокой политики альянса некуда деться. И если у малюток был шанс прекратить все эти страдания, предоставив в качестве оплаты свои тела, в частности плоть и боль — умереть, одним словом — то у титанов и такой привелегии нет. Просто что-то починят, восстановят (это не очень трудно — они же машины), и отправят обратно на войну, истреблять врагов. А инвалидами специально сделали, чтобы не могли так яро сопротивляться — Камеры по этой причине не слышат и не говорят, а Спикеры не видят. В прочем, среди Камерамэнов встречаются даже слепоглухие. Вот слушает ТВ эти невинные, сладки речи — и делает вроде как давно общеизвестные, но сейчас почему-то кажущиеся открытием, выводы, которые затрагивают сразу три фракции (Камерамэнов, Спикермэнов и Клокмэнов) — если ты агент, особенно рядовой, ты в этом мире — ничто, лишь покорное тело с ошибочно возникшей личностью и расходный материал, игрушка в чужих, более сильных руках. Тебя спокойно выкидывают в самые адища, ибо тебя не жалко, подобных тебе конвейер за раз рожает с тысячи (кроме, разве что, Клоков, они — немного иной случай), а если тебе разрешили выжить — это не просто так. Если ты выжил — значит ты ещё для чего-то нужен. Краем сознания Эдмунд понимает, что это — и про это проклятое покойное тело. Про него, одним словом. Спикер и Камера, какими бы они не были, горьким опытом войны и жизни в альянсе научены, а потому ложь Королевы распознают и не воспринимают всерьёз, как и еще куда более опытный телевизор (хотя в отличии от них, ТВ местами бывает все ещё достаточно наивным — возможно, по этой причине он позволил монарху времени оказаться недозволенно близко и припрятать горячие руки в своих обледенелых органах), Дрелю на них в сущности плевать — одна лишь Карандашница развесила уши (которые зрительно у нее не видны), да вникает и верит — Клоквумэн убеждать умела, ТВ испытал это на своей шкуре, — отчего весома скоро принимает ее точку зрения как действительную. В политике Королевы нет ничего плохого, она делает все правильно, да и в принципе — она лучше знает, как надо. В какой-то момент невидимые ушки покойника от этой неприкрытой лжи начинают вянуть чуть ли не в прямом смысле, а вот от количества скрываемой желчи начинают еще и киснуть. Но вроде не так сильно разъедает — спасибо и на том. «Она не такая уж и плохая, какой кажется.» — с восхищением думается Карандашнице, эти трепетные мысли практически отражаются на ее заострённой морде — ТВ читает ее, как раскрытую книгу, видит, словно старший брат заботливо вкрутил ему в сознание рентген-аппарат — а потому не сдерживает слишком тягостного вздоха, после чего прижимает обе руки к грудной клетке, и, чуть оттолкнувшись, плавно шлепается на спину, для удобства прогибается в спине, чтобы не так сильно затрагивать поясницей бревно, да вытягивается в полный рост, перекрещивая руки у плечь — сейчас он почему-то ощущает себя еще более уставшим и каким-то даже застарелым, а желание завершить свое существование сейчас особенно велико, и тут сейчас главное не поддаться инфантильному и минутному желанию… Когда монстр не двигается и в принципе не подаёт признаков и так ушедшей жизни — он правда кажется мёртвым в данный момент. Однако окружающие его живые прекрасно понимают, что этот дохляк еще их всех переживёт — у них свои домыслы, почему так произойдет, однако почему-то никто не допускает вариант того, что ему просто не позволят так просто сдохнуть. — И что ты, по твоему, делаешь? — спокойно, разве что с небольшой усмешкой, интересуется Королева, после чего тянется рукой и аккуратно касается пальцами того места на экране, которое вполне можно считать щекой, чуть трет — ее действие по настоящему мягкое и нежное, оно идёт от всей души — однако ТВ под экраном морщится. Ему кажется, словно ему в фальшивый экран втирают как минимум яд. Даже если сейчас в действиях Королевы никакого злобного умысла нет. — Ничего такого, — как можно более равнодушно и сухо не просто бросает, а шелестит, титан, звуча как сминающийся старый, уже пожелтевший, пергамент, стараясь быть как можно менее эмоциональным, лишь бы не спровоцировать монарха — Не обращайте внимания, я просто устал. «И хочу это все поскорее закончить.» — ТВ добавляет в мыслях то, что никогда не посмеет сказать в слух — не хочет дать кому-то повода для усмешки, а кому-то — для переживаний. Он в принципе не хочет, чтобы о нем как-то очень яростно пеклись — от чужого переживания и без того гадкое посмертие испортится, да и у них и без него есть, о ком переживать и заботиться. Он этого в полной мере не видит, но прекрасно ощущает, как Королева издевательски ухмыляется, едва ли не посмеивается грудной клеткой — кажется, она его тоже читает, и тоже видит насквозь, и ей от его отчаяния явно смешно. Она в принципе, кажется, единственная из всех титанов, для которой эта война — и не война вовсе, а так — лишь развлечение, которое, тем не менее, позволяет ей незаметно так закрепиться и прийти к власти. Что-то вроде тех людей, что приходили к власти с помощью военных или вооружённых переворотов. Одно из положений, которое объединяет Королеву с ТВмэном, делает живого монарха с мёртвым возлюбленным роднее — это пережитые года и знание. Они оба прекрасно знают, что Королева пережила достаточно подобных нытиков, чтобы над унынием ТВмэна вместо сочувствия просто посмеяться. Ей его вряд ли жалко, и максимум, котоый, покойник сможет из нее выбить — это лишь непрошеные воспоминания из достаточного тяжкого прошлого. ТВ неожиданно, в том числе и для себя, дёргается, после чего чуть ерзает, пытаясь таким образом сбросить в себя внезапно отяжелевшую руку монарха, под экраном сначала морщится, а потом и жмурится — все равно ощущает, слышит, видит, как над ним насмехаются громадные часы, принося покойнику достаточно страданий. Он не хочет, не хочет, не хочет, просто не хочет. Не хочет все это продолжать, все очень сложно. Причем он не хочет продолжать участвовать не только в войне, но и в этих полуинтимных игрищах с повелительницей времени, подозревая, что счастья ему эти их игры в любовь особо не принесут. Вполне возможно, что ему от них станет только ещё хуже. Отравление желчью? Вполне рабочий вариант, ибо почему это нет? Издалека за титанами наблюдает большая и загадочная фигура, окутанная определённым ореолом тайны — и тихо усмехается, страшно растягивая лицо. Он не собирается нападать, да и в принципе давать о себе знать. Его цель на сегодня — просто молча наблюдать, да делать выводы. И они их делает. По другому он бы и не смог добиться большого чина, если бы наблюдательность не была одной из его лучших черт. Наблюдает, присматривается — выбирает, кто наиболее удачная фигура для сотрудничества. Камера и Спикер — просто два болванчика-инвалида, один глух, да нем, другой слеп, а оба — тупы, как пробки, как выражались люди. С ними каши особо не сваришь, даже и пытаться не стоит — их можно использовать разве что для шантажа альянса, если с ними что-то случиться. Но пока столь незавидная судьба их обоих стороной обходит. С такими особо не посотрудничаешь. Стив… Стив — это Стив, у них уже был опыт держания его на привязи, и ничем хорошим это не кончилось. Хотя, в прочем, они сами виноваты — сначала согласились на условия их главного бурильщика, а потом слишком расслабились, решив, что больше Дрели им не страшны. Кто ж знал, что Дрельмэны с этим не смирились, а только и ждали наиболее подходящего момента, чтобы из-под их фигурального каблука удрать? Ну, наверное, они должны были пусть не знать, но заранее предусмотреть этот момент, и заранее решить, как им вернуть бурильщиков под свое влияние… В конце-концов, у них нет агентов, что могут видеть будущее, и тут им бы не помешали некоторые наиболее полезные болванчики альянса. Но более никакого сотрудничества с Дрелями никто из них иметь не желает. Карандашница? Однозначно нет. Пусть она и показала себя как достаточно наивный субъект, в этом и есть ее проблема — такая наивная, её кто угодно может под свой каблук подмять, а значит, что и сферу влияния над ней установить может кто угодно. Вполне возможно, что там у них уже ничего не получится — альянс явно оказался куда быстрее, а Карандаши уже известны в определённых кругах тем, что умеют быть верны уже вбитым в них принципам. А жаль. Вариант так-то не самый плохой. ТВ? Вариант был бы неплохой, если бы не одно но — и это даже не он сам с его звериной природой, а его семья, которой необходимо все контролировать, все знать и всегда быть в курсе всего. Этого задохлик очень плохо умеет держать язык за зубами (покойник буквально недавно это сам же показал), сотрудничать не особо умеет, так что велик риск, что сначала он все семье расскажет, а семья затем пораскинет мозгами и вывернет все в свою пользу — а они не заметят. Как показывает практика — они могут. Альянс же им так в свободное пользование и попал. Королева?.. Хм, а что — Королева? Из всех них — вполне себе рабочий вариант, с ней вполне можно попробовать выйти на контакт. Да, конечно, она не лишена хитрости, коварства, и даже умения извлекать из всего свою выгоду, но в конце-концов, это умения любого монарха, так что глупо ожидать от часовщицы других качеств. Немного жестока — но тут ей их ещё догонять и догонять, так что ей будет, чему поучиться. Хотя, определённо, и им есть, чему у нее поучиться… Жертва, кажется, найдена. Загадочная фигура не менее загадочно ухмыляется — но все еще бездействует. Да и ближайшее время ничего предпринимать не будет — сейчас они способны только наблюдать. ТВ незнакомца засекает, а потому чуть поднимает монитор, щурится, но никого не замечает — а потому решает, что это ему лишь показалось. Да желчь голову вскружила. Пораньше с утра это место выглядит не так паршиво, как ночью — возможно, все дело в редком, но таком ярком, пусть и несколько прохладном, солнце, чьи лучи освещают округу — если ночью местность казалась более зелёной, с редкой растительностью, то днем было видно, что это была почти пустыня — такая же сухая, песочная и золотистая, обломки зданий на этой местности почему-то сами по себе только глубже вросли в сухую почву, хотя больше их с момента разрушения никто не трогал. Однако в этом даже была какая-то романтика, обломки виделись некими барханами… Королева, очевидно, потому-то и вернулась в Лондон и его окрестности именно сейчас — хотела стать свидетелем падения остатков того, что осталось от Британской империи, а заодно и насладиться не настолько жаркой и иссохшей пустыней — ей очень нравится атмосфера Египта, его песочный оттенок, но вот от жары и самого песка она не в восторге. Зато ТВ, прожив немногим меньше, чем столько же, так и не понял, понравилась ли ему хоть какая-то земля (кроме могильной). По первым впечатлениям — нет, он так и не пришёл ни от чего в восторг. Возможно потому, что искал своё счастье не в земле, а в чем-то более живом и ещё более материальном. Возможно, дело в том, что он с семьёй искал прежде всего покой и еду. Тогда у них это получалось через раз, и пусть спокойствие они так и не нашли, зато еды у них сейчас завались — кем бы скибидисты не были, многие из них когда-то были людьми, а нынешнее поколение на их основе выращено, и пусть мясо не так сильно отдаёт человечиной, это все ещё вкуснее, чем агенты — они же полностью металлические роботы без намека на органику, разве что с синтетической имитацией органов. Ими забавно хрустеть, больших парней вообще можно считать чем-то вроде чипсов или прочего фастфуда, но это надо за раз смести очень много штук, чтобы наесться, и это если учесть, что есть надо живых. Мертвые не настолько питательные, пусть они и более доступные, чем живые, но мертвыми нахомячиться до сытости надо еще больше, чем живыми. Оба варианта альянсу не выгодны, война и так неплохо бьет по кошельку высшего руководства, так еще и ТВ начали его драть с тех пор, как в принципе решили жрать агентов, отчего скибидистов жрать предпочтительнее — это и сытнее, и теплее, и мяснее, и альянсу больше пользы — все равно врагов только меньше, а истребление их идет, насколько это возможно, активно. Но каким именно образом — высшее руководство это не касается, а морально-нравственнные терзание они оставили на совести ТВмэнов. Совесть, как можно понять, их не особо терзает. Зато ТВмэны предпочитают терзать всех, кто попадёт под горячую — в их случае — холодную — руку. Иногда даже друг друга, это было что-то вроде подготовки и закаливания для жизни в этой обоятельной псевдосемье — страшно представить, сколько самые активные Тейлоры (ТВ- титан и вумэн) фигурально выпили крови у Смертника, прежде чем смогли принять его в семью. В прочем, зная их, сложно однозначно сказать, приняли ли они его на самом деле, или им просто надоело насиловать этого несчастного и после его смерти. Сейчас самый младший Тейлор с неподдельным удовольствием терзал очередного большого скибидиста появившимися зубами — острые-острые, кипельно-белые и ровные, их так много и они такие острые, что даже в пасть не помещаются — при этом придерживая керамику руками — такие тонкие, кажется, они вообще лишены мяса, одна кожа, да кость — кость эта толстая и достаточно мощная, просто так не сломать, как-бы не пытались, причем там и кожи как таковой в традиционном понимании нет — кажется, что сверху все покрыто черной смолой, что на ярком солнце задорно и глянцево блестит. Удлинилась не только конечность — обычно незаметные суставы стали более округлыми, толстыми и выпирающими, особенно это заметно по локтям, рёбрам, позвонкам, ключицам, тазовым костям, коленам и щиколоткам. А заметно потому, что ТВ полностью голый — в звериной форме у него одежды нет, но и каких-либо половых признаков нет тоже — грудная клетка иссохла до состояния практически одних рёбер с максимально малым количеством мяса, пах стал просто маломясным и треугольным, и даже сзади монстр был настолько худ, что никакого намека на обычно мясистые ягодицы даже и нет — ноги (которые, к слову, были близки к человеческим, если не считать торчащих костей и суставов) представляют из себя какие-то слишком сухие и очень длинные палки, что никакого отклика не вызывает. Разве что только неприязнь и брезгливость. Этот скибидист, что попал в пасть к оголодавшему ТВмэну, был ещё из старой партии, которую последний раз видели в начале появления Королевы, и если тогда они действительно могли составить конкуренцию агентам, то к нынешнему моменту их эффективность уже такой сильной не была — вполне возможно, что их подослали просто для отвлечения внимания, чтобы более сильные скибидисты за их спиной штурмовали агентов, но учитывая, как альянс улучшает коммуникацию, титаны бы о таком узнали. Так что вполне возможно, что это была просто группка забытых и обиженных скибидистов, которые хотели доказать верхушке, что они еще ребята хоть куда, и откусили больше, чем смогли проглотить — в прочем, не их вина в том, что они наткнулись на изрядно оголодавшего ТВмэна, чей желудок был не в восторге от удушающего парфюма из отборной желчи, и которому эту желчь стоило чем-нибудь заесть. Чем-нибудь мясным, если точнее. Еще есть вариант, что это заботливый дедушка специально подослал внучку презент — ТВ ещё и поэтому не любит смотреть на Королеву, ибо когда они пересекаются взглядом, ему начинает казаться, словно она все прекрасно понимает, ибо знает. ТВ не настолько жить не хочется, чтобы кому-то об этом рассказывать. Особенно монарху времени, который — которая — может использовать это для шантажа. Вполне возможно, что она реально все знает — поэтому часто смотрит на покойника с какой-то даже едкой усмешкой. Но проверять монстр не спешит. В этом месте, на удивление, весьма красивый пейзаж — да только ещё свежие следы кровавой бойни… Они удручали. Или все-таки радовали? Никто не мог ответить точно, ибо, может, местами и сами не понимали, что же все же ощущают — будучи слишком хорошо развитыми в плане сознания и души, они, как и люди, которых защищали, редко когда имели чёткую позицию в том или ином вопросе — они также могли думать и в мыслях чему-то противиться, но никогда не смели сопротивляться вслух — в альянсе за такое жестоко карают, даже ходят слухи, что неугодных могут отправить кормить оголодавших ТВмэнов с рук. Понятно, что это по большей части выдумки, ибо у альянса нет столько средств, чтобы так легко разбазариваться агентами, но это не значит, что агента не могут наказать за излишнии потуги к свободе. Камеры и Спикеры поэтому были созданы инвалидами, причем с отрицанием того, что они инвалиды — так ими управлять было проще. И послаблять режим таким не надо, их все устраивает. Хотя вот ТВ, походу, единственный, кого такой вид точно устаивает — сел на корточки, вцепился в уже почти сдохшего скибидиста, и так остервенело жрет, что, как говорится, за ушами трещит, хотя ушек у него видимых нет. И ладно бы, если бы он хотя бы нормально пережёвывал (в прочем, возможно, если бы он вкушал не спеша, растягивая трапезу, они бы всей группой титанов так тут и застряли, став легкой добычей для других, более навороченных скибидистов), но нет — сначала когтями разодрал глубокую рану, после чего достаточно оттянул кожу, и теперь изнутри выжирал подобие вполне человеческого мяса — остервенело цеплялся зубами за красные волокна и отрывал огромные куски, которые, в силу достаточно узкой пасти и даже не вмещающегося слизнеподобного языка, ему в рот даже в полной мере не влезали, отчего мясо как-то нелепо торчало из этой прожорливой пасти, после чего пытался за раз проглотить огромный кусок, не разжёвывая и не разделяя на части. Получалось плохо, зверь из-за этого давился, такие большие куски не пролезали полностью, как-бы он поверх не протыкал зубами мясо (по типу того, когда куриное филе протыкали вилкой, чтобы равномерно пропеклось), к тому же, вместе с прозрачно-черной и очень жидкой слюной у него стекало столь драгоценное для них лакомство, почти человеческая кровь, только сильнее пачкая и самого титана, и сухую почву под ним. А ещё из-за того, что зверь мясом давится, он издавал очень… Неприятные звуки, какие-то чавкающие, влажные, сосущие, иногда словно даже подвывающие, а иногда и вовсе звуки рвотных позывов, словно в какой-то момент организму надоест это терпеть, и все содержимое и рта, и пищевода, организм заставит выплеснуть наружу. Но организм по большей части мёртв, и еще по большей части голоден, отчего такого, конечно, не происходит — наоборот, этот организм своего почившего хозяина слушается, а потому проблеваться не собирается, и даже наоборот, старается как можно больше принять и помочь своему хозяину в прокормлении себя — горло от такого, естественно, как и живот, крутит сильный спазм, но организм пытается с ним бороться, насильно расслабиться — и это напряжение начинает идти уже по плечам, в том числе даже и по лопаткам, вплоть до рёбер. — Как же это мерзко, иу, — всем своим видом морщится Спикер-титан, да пытается хоть как-то отвертеться — он слеп, и не видит столь ужасающую картину, но слышит едва ли не лучше всех — а потому у него есть ощущение, что все эти мерзотные звуки у него не просто над ухом, а прям в голове. Все другие титаны трагически молчат, один лишь Камера позволяет себе тяжкий вздох — ему повезло едва ли больше, он почти тотально глух, при этом звука никогда не знал, а потому и не может поставить себя на место Спикера (хотя и не очень-то и пытался). Вот только как и у реальных глухих людей, у него достаточно хорошее зрение, отчего он мало того, что видит происходящий акт пожирания, отдельные участки может уловить едва ли не в мельчайших подробностях. Вполне возможно, что такое у него потом еще долго не выйдет из головы, ибо так остервенело титан ТВмэнов давно уже не ел. Даже, можно сказать, не жрал. Но в чем причина? Не хватало времени из-за боев? Да ну, вряд ли, бои давно уже перестали быть такими сложными и энергозатратными, даже врагов бывает не так уж и много, все в принципе ожидали, что это уже конец войны — а значит, причина тут в чем-то другом. Но в чем? Вполне возможно, что дело в не так давно присоединившихся леди, перед которыми ТВ, несмотря на то, какие могли быть между ними отношения, старался корчить галантного и приятного джентльмена, пускай и немного сдохшего — вот только Королева о питании ТВмэнов наслышана, да и они так сильно не восхищают — родившись едва ли не на век раньше, она столько всего повидала, что кормёжка ТВ уже являлась безобидным утолением голода, а вся эта жестокость — вынужденной мерой во имя успокоения голода. Благородно, ничего не скажешь, и как хорошо, что они могут себе это позволить — не больше. Королева в принципе не из впечатлительных, да и Спикер с Камерой к этой жестокости уже привыкли. Это больше неприятное зрелище для Пенсилвумэн, да Стива, хотя этим двоим, казалось бы, к жестокости уже не привыкать, но все же — Пенсил как-то слишком неуютно ежится, ощущая странные ощущения (начиная от неловкости и даже заканчивая брезгливостью), в то время как у ее ног на четвереньках сжался Стив и как-то очень печально поскуливал, удивлённо и грустно посматривая на жадного едока — не то, чтобы дракон испытывал потребность в скибидишном мясе, а ТВ зажимал, скорее, все ещё опасался телевизионщика после того, как тот, когда у него вся желчь за столько времени скопилась, так на Дреля гаркнул, что дракон, наконец, стал его бояться. В прочем — не велика трагедия, им так даже проще, что дракон теперь стал бояться. Тем временем мясо в скибидисте медленно, но убывало, исчезая в этой ненасытной зубастой пасти, чьи белоснежные зубы сейчас были розовато-кровавыми, да в разводах, при этом образовывая под титаном кроваво-слюнявые лужи (хоть какая-то влага для почвы после застоявшейся засухи, да только вряд ли земля-мать такую жидкость примет), пачкая и его самого. Но зверю, в прочем, плевать, он поставил себе цель обожрать всю свою семью разом — сначала он съест этого большого скибидиста, а потом примется за остатки других — тех, кого успели уничтожить титаны, но специально не смыли, чтобы зверь уталил свой город. Ибо был риск, что чем больше он голодает, тем больше шансов, что он однажды на кого-то из титанов набросится, но точно не на Королеву — не потому, что телевизор какой-то супер благодарный мудак, который не кусает руку, что его кормит (в их же случае эта рука не то, чтобы кормит — скорее, одаривает теплом и лаской), а скорее потому, что он чего-то в Королове опасается. Но чего? Никто вроде как не знал ответа или причину, пусть она была им в лоб не так давно указана — видимо, титаны все же не на столько развиты в плане причинно-следственных связей. Хотя Клоквумэн словно поняла, просто не показывала. Вполне возможно, что дело не столько в обоих девочках, сколько в Клоке конкретно, а точнее даже в отвратительном поветрии желчи. Мало того, что это давало понять, что подозрения ТВ верны, что-то в этом золотистом монархе не так, так желчь же еще и горькая, сильно горькая, продукты с желчью вообще нельзя было употреблять в пищу, это могло спровоцировать развитие камней в желчном пузыре (Эдмунд, к слову, не помнит, есть ли у него желчный пузырь сейчас, были ли у него камни, но помнит, что этот несчастный орган под печенью его сильнейшими коликами тревожил), и этот специфичный запах (а заодно и вкус) после возвращения Королевы так заполнил собой все, что на некоторое время ведь отбил у всех находящихся тут ТВмэнов аппетит. Спасибо, конечно, это помогло внутри этих тел-сосудов/тел-вместилищ загнать звериную сущность в угол, отчего она не так сильно тревожила, да только голод оказался сильнее — потому-то в Эдмунде сейчас столько жадности, и сейчас абсолютно все равно даже на легкий, отдающим ореховым, привкус желчи. Хотя, возможно, дело в том, что сейчас так много желчи в атмосфере и нет — Королева пусть и смотрит на все это с недовольством и даже скептицизмом, но не злится. По крайней мере — не так сильно, хотя за столь нелестное раскрытие она все еще зла. И как-то сильно задумчива, что можно расценивать только как затишье перед бурей. Однако… Эти мерзкие звуки… По Королеве так и было видно, что она сейчас была подобна бомбе на таймере — того гляди — и взорвётся. Права, в отличии от Пенсилвумэн, она переносит все это воистину стоически, лишь также сложив руки на груди, а заодно и по удобнее оперевшись бедром на единственный пока еще живой толчок, который не совсем в здравом уме был — вместо одного глаза у него был здоровенный, светящийся желтым, «объектив» — он был загипнотизирован особыми часиками, проще говоря, и потому любезно помог титанам нашинковать скибидистов еще раньше, прилагая не так много своих усилий. Понятно, конечно, что и его потом съедят, но он оказался весьма полезен. По карандашному личику второй дамы, а заодно и по рукам, что нервно сжаты в кулаки, да от напряжения похрустывают, видно, что она еле сдерживает себя от того, чтобы прикрикнуть, мол, да прекрати же ты, ну!, однако Королева может заглядывать на несколько секунд вперёд, что дает ей примерное представление о возможном будущем — и это она видит тоже. Последствий этого нервного окрика правда не видит, да ей это и не нужно, чтобы поменять будущее — как только Пенсилвумэн, фигурально говоря, набирает в грудь побольше воздуха, Королева опережает ее, бросая едва ли не раздражённо: — Не надо. Пусть ест. Со стороны нервничающей Карандашницы издаётся какой-то глотающий вздох, после чего она, резко сложив руки на груди, словно намереваясь защищаться, спрашивает глупое: — Почему?! — звучит, правда, ещё более резко, чем планировала. Хотя быть такой резкой она по жизни не планировала, но жизнь среди других титанов быстро обострила углы в ее характере. — Потому, — более холодно и прохладно отвечает часовщица, ощущаясь сейчас еще более величественно, чем до этого — очевидно, она — женщина-ягуар, которая готова защищать свое до последнего, как-бы это свое не противилось, и в принципе было иного мнения — а судя по ее свойскому отношению к телу ТВмэна, как раз своим она этого покойника и считала, пусть он ей взаимностью не особо активно отвечал (если проявлял взаимность вообще) — Ему питаться надо, — словно маленькой девочке разжевывает монарх, поскрипывая механизмами, словно подкрепляя свое недовольство, что на ее любимого захотели наехать — Да и… Мало ли что. В отличии от нас, он хотя бы умрёт сытым. — И спокойно пожимает плечами, не обращая внимание на прошедшее в рядах возмущение. — Не, ну а что? — более флегматичным тоном спрашивает Королева, переставляя одну ножку за другую — Мне кажется, вы и сами по себе, и на примере ТВ, должны были усвоить урок, что все равно не выйдет свою смерть предугадать. Ее голос сейчас подобен неспешному тиканью старых часов — вроде ничего такого противозаконного не сказала, но все равно вызывает неприятную бурю эмоций, возмущение в том числе. Да и пахнет от неё сейчас также, как от старинных настенных часов, ещё деревянно-металлическим — каким-то протухшим то ли лаком, то ли клеем, потемневшем от времени дешёвым металлом, да начавшем разваливаться деревом. Странно, но в отличии от ТВ, никто из Клоков, в том числе и сама Королева, не ощущала на себе свой реальный возраст — ее подобное обошло стороной. Возможно потому, что технически она была еще жива, чего нельзя сказать про псевдосемью покойников. В прочем, походу, даже Королеве с её воистину титаническим терпением слушать это надоедает — поэтому она в один шаг оказывается за плечом ТВ, почему-то именно по правую сторону (как-бы Королева себе не считала святой, но святости в ней достаточно мало, и ощущается скорее мелкими камешками на дне желчного пузыря), после чего вполне мягко хватает его за плечо и жёстко натягивает на себя, заставляя выпустить кусок мяса из рук, но не из пасти, да сама для удобства чуть подсаживается — ТВ начинает недовольно скулить, даже пытается отдернуться, но монарх времени непреклонен. Хотя, возможно, отдёрнуться он пытается не потому, что… Королева — это Королева, а скорее потому, что сейчас видит в ней конкурента на столь ценное и желаное мясо. Пусть Королева скибидистов и не ела. В прочем — от монарха все еще пахнет желчью, разве что сейчас в этой желчи пробивается лёгкая цветочная отдушка, несмотря на строгость голоса — ТВ чувствует, что несмотря на то, что перед ним существо, много превосходящее его по силе, с дурными планами, но сейчас это существо вроде как искренне хочет чем-то и в чем-то помочь. Пусть даже и насильно. Сильно подавляя инстинкты, ТВ-титан все-таки поднимает на нее видоизменённый экран — полностью черный, без четких контуров и форм, внешне он все такой же, смоляной, а вот внутри, кажется, забит какими-то гнилыми мясными волокнами. Да ещё и все это дело украшают белые глаза на выкате, больше напоминающие два небольших шарика для пин-понга. И в этих глазах — ничего особенного, лишь звериное нутро и кажущийся многолетним голод. Ну правильно — глаза же зверя. Королева примерно помнит, как правильно вести себя с хищниками, и потому скоро уводит взгляд в другую сторону — специально не смотрит этому хищнику в глаза, лишь бы не спровоцировать. Хотя из них двоих, за свою шкуру надо переживать только ТВ. — Если ты сам не можешь отделить куски друг от друга, то дай я его тебе нарежу, — требует женщина, со стороны разыгрывая с ТВ сценку, как строгая взрослая женщина заботится о ребёнке с сильными умственными нарушениями (возможно, сейчас они со стороны где-то даже напоминают ТиВи с Полицефалией, хотя с Поли не настолько тяжело), пока рядом с ней вырос ее святой меч — ТВ-титан, узнав, как его величают, этого меча по своим причинам опасался, пока не понял, что это — просто название, и чего-то святого в мече нет. Хотя сейчас он компании этого меча опять не шибко рад. — Грррр! — злобно рычит ТВ, звуча несколько приглушенно из-за застрявшего у него в пасти куска мяса, как-бы сообщая, мол, нет, мое, не отдам!, да только меч его мнением не интересуется — по воли своей хозяйки описывает большой круг золотистым контуром, после чего воздух как-бы «разрезает», при этом порубив и мясо на несколько крупных, но уже подходящий под размеры этой пасти, кусков — очевидно, жевать стало легче, да только ТВ что-то не выглядит шибко благодарным, даже, скорее, наоборот — его переполняет возмущение. В прочем, возможно, дело даже не в том, что ему порубили мясо, а в том, что в радиусе действия оказалась его правая кисть, пальцы с которой он использовал для того, чтобы протолкнуть в пасть себе мясо поглубже — и сейчас эта отрубленная кисть лежала у его вполне человеческих пальцев ног, без особых признаков жизни, выглядя как-то уныло и неестественно одновременно, хотя пальцы, несмотря на как будто даже воспалённые костяшки, выглядели очень хорошо, тонкие и элегантные, из них выходили длинные и очень острые когти, которые слегка даже просвечиваются, сильно напоминая обсидиан — это не было очень больно, по большей части из-за остроты меча и скорости произошедшего, однако пока тройка мужских титанов над таким неприкрыто насмехается (не над Королевой, а над ТВ), женщины выглядят более растерянно — каждый по своему. Причём если от Карандашницы идет даже жалость, то вот Королева просто растеряна. — Ну… Не надо было руки совать, куда не требуется… — весьма растерянно открещивается Королева, после чего чуть наклоняется, и отдаёт монстру отрубленную кисть — он недовольно ворчит, но позволяет соединить конечность с культёй — с обоих сторон появляются какие-то черные волокна, которые цепляются друг за друга, притягивают конечность к обрубку руки — такие раны заживают мгновенно, даже кости срастаются быстро, разве что сопровождается все это каким-то неприятным хрустом, да детской обидой в этих шарах на выкате. — И нечего на меня так смотреть, — возмущеноо фыркает Королева, да обиженно складывает руки на груди — монстр чувствует, как желчь наполняется привкусом спиртового одеколона, отчего начинает недовольно урчать. Но все равно спешит поскорее вернуться к трапезе. В прочем — и не зря, ибо как только зверь выел всю плоть из скибидиста, и уже приступил к фаянсу, в атмосфере прорезались огромные чёрные порталы — сначала все титаны напряглись, ожидая новых врагов, но потом, явно разочарованные, выдохнули — это были порталы из мира ТВ, походу, до братьев титана дошел слух, что в мире появилось много свободного мяса, и намеревались сделать запасы — из порталов вылезло много черных рук, тоже достаточно тонких, они не имели в себе костей, отчего были весьма пластичны, но имели разное количество пальцев — у какой-то руки было всего четыре пальца, у другой было шесть, а у иной и вовсе — восемь. Еще у этих рук были длинные обломки, даже, пожалуй, осколки когтей — и эти руки неспешно, прямо-таки с ленцой, втягивали скибидистов в их «кошмарный мир снов», как сами ТВ называли свой мир, не оставляя брату еды — все, что плохо лежало, попало в эти руки, и обратно руки двигались куда быстрее, чем вперед. Не желая так просто отдавать все мясо, монстр даже схватился за одного не самого крупного скибидиста, намереваясь оставить себе, да только из одного такого портала вырвалось наиболее длинное щупальце и возмущенно щелкнуло монстра по лбу, отчего все же пришлось уступить, пусть титан и полагал, что мясо он это потом не увидит. По крайней мере — не так быстро. — Вау, — без особой радости фыркает Королева, все еще держа меч в руках — Видимо, твоя семейка решила посадить тебя на диету. Вполне возможно, что это и так, ибо в этот раз ТВмэны стащили неприлично много мяса из-под носа у всех, никого не стесняясь. Хотя альянсу так даже лучше, что питаются ТВмэны не ими, а их врагами. — Гррр… — с толикой раздражения рычит монстр, возможно таким образом пытаясь скрыть накатившую обиду на жадных родственников (хотя он и так достаточно съел), одновременно пытаясь вырваться из захвата часового монарха — монарх с силой вцепился в левое угловатое плечо монстра рукой, другой начав протирать ему лицо откуда-то взявшейся белой тканью, которая сразу же поспешила напитаться кровью вперемешку со слюной — заботливые матери также могли вытирать своим детям лица, если они испачкались, и что тогда детям, что сейчас ТВмэну, это не нравится, он считает, что Королева таким образом пытается отнять у него драгоценные капли крови — а потому, когда ему все-таки удаётся вырваться, телевизор, подобно кошке, которая гуляет сама по себе, встает на четвереньки, и начинает неспешно двигаться в сторону других титанов — Стив сразу же взлетает в воздух, предпочитая наблюдать со стороны, а Спикер и Камера сначала вместе делают шаг назад от Пенсилвумэн, после чего и вовсе бросаются в рассыпную, таким образом давая понять, что без боя они не сдадутся. Одна лишь роботесса — вроде как роботесса — остаётся в опасной близости к подозрительно медленному монстру, что прогинается в спине, прижимается грудью почти к почве, иногда похрипывая, ещё и неспешно обнюхивая притихшую титаншу — Карандашница не уверена, как на это реагировать, как и, пожалуй, все — они не могут понять, чего ТВ от нее надо. Не похоже, что он замыслил нападение, ибо по опыту предыдущих разов, если он нечто подобное замыслил, то давно бы вцепился в леди всеми зубами, да покрепче. Но он ничего такого не делает, лишь что-то вынюхивает, хотя видимого носа у него нет. Принюхивается? — Э-эй, отойди от нее, зверьё! — пытается своего места защитить ее Спикер, даже на всякий случай берет увесистый булыжник в руки, намереваясь его кинуть в загривок монстра — Она, ээээ… Она явно не вкусная! — Спасибо, Спикер… — с долькой раздражения отвечает Карандашница, складывая руки на груди, внимательно следя за монстром — он немного отрывает грудную клетку от земли, обнюхивает колено, даже сначала раскрывает пасть, намереваясь тяпнуть, но сам себя останавливает, и сначала аккуратно и мягко, абсолютно не больно, покусывает, чуть сжимая и разжимая зубы, а потом утыкается куда-то в бедро и то обнюхивает, то по кошачьи тыкается уголком экрана, а то даже и лбом, принося неприятные холодные ощущения, но при этом так своеобразно проявляя нежность — в этом состоянии он себя почти не контролирует, а Карандашница симпатизирует ему куда больше — как-бы он не пытался заставить себя обратить внимание на часовщицу, которая ему всячески оказывала знаки внимания, чувствам все-таки не прикажешь. И почему-то в полной мере понял это только сейчас, хотя ТиВи с ним до этого уже как-то вскользь говорил о том, что чувства — куда сложнее, чем кажется. О том, что он опять влюбился не в ту, которую стоило бы, ТВ задумается позже. Сейчас просто такое время, когда не до чувств. Сейчас Эдмунд занят тем, что пытается вытребовать ласку со стороны не той, которой стоило бы. Та, с которой стоило бы, стоит где-то сзади, являясь сейчас больше элементом декора, чем действующим участником — Королева понимает, что сдает позиции, и что ее влияние на Эдмунда начинает трещать — от злости так сильно стискивает тот отрезок белой ткани, что он начинает у нее в кулаке угрожающе трещать. Ревность ли? В определённой степени да, да только эта ревность еще опаснее, ведь она начинает перерастать в чистую ненависть. Ну как чистую? И в этой ненависти есть желчь. Эдмунд нервно ворачается, пытаясь словно спрятаться — ощущает желчь как можно чище, только сейчас в эту желчь добавили хороший соус на основе острющего чили — тошнота так и подступает к горлу, однако монстр это стоически терпит, облюбов титаншу. Возможно, что дело дошло бы и до трагедии, если бы кто-то не отправил Королеве послание — она лишь мельком взглянула, даже не стала всматриваться в золотые буквы, после чего смахнула сообщение, решив, что ознакомится с ним позже. — Я это… Пойду, пожалуй, — полупрошипела-полупрошелестела Королева, бросив кусок ткани куда-то себе за спину — Тут ветер надул мне… Не очень благую весть. Для кого-то этой не очень благой вестью сегодня, да и вообще, станет Королева, которая поспешила снова применить свою громоздку телепортацию. Она не спешила на дело, просто ей не понравилось увиденное и медленно доходящее осознание. Ей нужен план, пусть сейчас она и чувствует очередную неопределённость, даже будучи монархом времени — то ли слишком рано, чтобы что-то закончить, то ли слишком поздно, чтобы начать что-то новое. Королева не контролирует ситуацию — и это ей не нравится. ТВ жрёт. Снова. Не ест, а именно жрет, жадно и бездумно, явно опасаясь, что и в этот раз злая семейка захочет отнять у него с боем добытую пищу, пусть сейчас он вроде как для своей семьи недосягаем — он был не просто за чертой города, он был практически на другом конце страны — нашёл наиболее укромный уголок подле каких-то высушенных оранжевых гор, сжался, насколько это было возможно, чтобы стать как можно менее заметнее — в прочем, огромное черное пятно, что глянцево блестит, даже с высоты птичьего полета заметить несложно. А некрасиво выпирающие суставы ощущаются тоже своего рода горами и скалами, разве что несколько сливаются с достаточно непроглядным телом. Хотя глянцевость, возможно, так видна и не будет, ибо есть у всех телевизоров какая-то странная черта, что издалека они выглядят как большие черные тени с белыми глазами, которые разве что не настолько на выкате. Так что титана можно сейчас увидеть сжавшимся расфокусированным пятном, в чьей пасти сейчас исчезал очередной скибидист. Этот был куда меньше, но чуть более сочный. Еще и из новой партии, вообще вкусняшка. Тейлор-младший, правда, жрал сейчас без наслаждения, почти не разбирая вкуса (хотя чувствовал — мясо нежное и несколько сочное, даже немного сладковато — видимо, это был совсем новый образец, и он прожил так мало, вот трагедия) — просто поставил себе цель наесться, утолить только обострившийся голод, а заодно и присвоить сейчас как можно больше себе, и ни кусочка родне — старшие и так объедали младших, оставляя младшим в основном объедки — Смертник по этому предпочитал сам себе добывать еду и сжирать ее на месте, лишь бы не делиться. Пока еще есть, что есть. ТВ-ученый предсказывал, что еды и так осталось мало. А значит им надо поспешить. Жрал титан сейчас так остервенело, и, может сказать, забвенно, что абсолютно не обращал внимание на то, что происходит вокруг — на него так и напасть легко можно, благо, что нигде нет других скибидистов, особенно Астро, что и так как-то по особенному странно косились на всех титанов — однако Королеву засечь смог. Сначала почувствовал, а потом уже услышал, как шумят приборы часовщицы, с помощью которых она летала, обжигая и небо, и землю, ярким огнем, а потом, когда она его увидела — сразу же направилась в сторону, и неспешно, но достаточно грузно, опустилась перед монстром, сразу же расставив руки в сдающемся жесте. ТВ же уставился на неё загнанно-испуганно, на всякий случай даже сгреб все мясо поближе к себе, на что Клоквумэн поспешила его заверить: — Да ты ешь, ешь, я не голодная, — и сама же с этого фыркает, после чего добавляет: — Сам же знаешь — я таким не питаюсь. Я тут, тихонечко с тобой посижу, от суеты отдохну… — Гххх? — удивлённо хрипит монстр, даже перестает так активно жрать — видимо, тон монарха оказался слишком обвинительным, и ему стало за свое поведение неловко. Но и от трапезы он отказываться не собирался. Часовщица, очевидно, его реакцию оценила как заинтересованность в диалоге (хотя в их случае — скорее в монологе), после чего грузно опустила все, что у нее ниже спины, на небольшое пространство между скал, используя, как стул, да закинула ногу на ногу, что, казалось бы, с такими доспехами будет не очень удобно — но нет, на практике они оказались куда более практичными, даже, можно сказать, пластичными, а потому Королева трудностей с этим не испытывала — даже подпёрла часовую голову кулаком левой руки, выглядя сильно задумчивой и даже несколько уставшей. Причины ТВ выяснять не собирался, ему не настолько стыдно. — Да там эти, мои… Что-то с альянсовскими шишками не поделили, там чуть до конфликта не дошло. Не обращай внимания, они своё уже получили… — больше себе, чем ТВ, сообщает часовщица, смотря куда-то даже не на ТВ, а поверх него. Или сквозь. Так сразу и не скажешь, ибо лица у нее нет, как и человеческой головы в принципе. Этот пункт в ней ТВ и напрягал. Если она органическая и технически все ещё жива, то почему же у нее нет человеческого облика? Что ж с ней такого жизнь сделала, что Королева стала… Королевой в ее нынешнем облчии? Можно было бы предположить, что Королева, как и ТВ, по какой-то своей причине предпочла сменить облик (возможно даже также для того, чтобы не выделяться среди агентов), да только не похоже, что все эти золотые латы — ее тело. Они кажутся скорее чем-то отдельным, по типу одежды, но никак не часть ее плоти, ТВ это подметил однажды чисто случайно, и с тех пор ему не даёт покоя информация о том, что Королева — тоже человек. Ну или по крайней мере ей была. В голове ТВ словно зажглась лампочка. Они сейчас как раз наедине друг с другом, да с природой… После лампочки в его голове начали поскрипывать шестеренки. Королева была подозрительно спокойна, и как-то тревожно-молчалива, да неактивна — казалось, что её что-то тревожит, но она почему-то о своей проблеме предпочитает молчать, и… Эдмунду почему-то становится ее так жалко, что он сразу весь как-то задумчиво морщится — после чего отрывает всей когтистой пятернёй сочащийся кровью добротный шмат мяса, и тихонько на четвереньках приближается к Королеве, скулежом привлекает внимание — а как только монарх с усилием переводит на любимого взгляд — тот молча протягивает ей испачканную в крови руку с шмотом мяса, и они с ожиданием уставились друг на друга, явно не правильно друг друга поняв. — Что? — наконец спрашивает часовщица, на что ТВ издает грудной звук и дергает рукой, задевая бедро женщины, на что с ее стороны раздаётся несколько раздражённый вздох — и она произносит: — Я еще раз спрашиваю — что? — Ешь. — хрипло говорит ТВ, почти рявкает, снова протягивает мясо. Ну конечно — ТВмэны считают, что прием пищи может решить все проблемы, да только у Клоков не так — им вообще питаться особо и нет надобности, никто не видел, как Королева ест вообще. «Это шанс.» — думается монстру. Невидимый взгляд Королевы наконец смягчается, после чего она ласково кладёт левую руку на макушку ТВ, ощущает гладкую и очень холодную текстуру, и куда более мягче отвечает: — Я не буду. Сам ешь, я таким не питаюсь. — взгляд ее снова начинает казаться печальным, она отводит его куда-то в сторону — все еще о чем-то своем думает, как будто даже тоскует. ТВ, конечно, мясо сразу же отправляет в рот, даже не жует — просто глотает, однако представление, как кусище проходит через тонкую глотку, Клок пропускает — лишь слышит. Если ТВ попытался поделиться с вами своей едой — это едва ли не наивысшее проявление своего расположения к вам. Эдмунду где-то в душе очень хотелось поделиться с кем-то едой, и… ТВ хотел поделиться едой с Карандашницей. Но потренироваться решил на Королеве, благо, она о таких тонкостях не в курсе. Однако телевизору все ещё на дает покоя его теория — поэтому он сначала морщится, а потом снова издаёт поскуливающие звуки, да утыкается экраном в бедро женщины, чуть потирается, потом упирается руками ей в бёдра, чуть подтягивается, оказывается экраном возле головы Королевы — пытается залезть на монарха, лижет монарху циферблат, что был закрыт толстым слоем стекла — Клоквумэн сразу вся по струночки вытягивается, напрягается. Созидает, молчит, терпит, ожидает, чего он захочет предпринять дальше — да как будто становится только горячее, что начинает греть холодный труп. ТВ же, в сущности, хладнокровны, и возможно не совсем осознанно тянутся к источнику тепла. А Королева очень теплая, даже, можно сказать, горячая. Желчь в ней немного отступает, становится более жидкой и менее горькой, появляется уже знакомая цветочная отдушка — ТВ такие послабления радуют, они дают ему большей воли действий, а потому он неспешно продвигается дальше — перелезает через Королеву, упираясь длиннющими конечностями в скалы, да начинает нализывать латы на предплечье ее правой руки, причем сильно давит, пытается почувствовать что-нибудь да языком — Королева, по ощущениям, поджимает губы, сомневается — но потом вздыхает и чуть отодвигает экран ТВ для того, чтобы коснуться в локтевой ложбинке какой-то пластины — и латы легко расходятся, открывая вид на… Вполне человеческую женскую руку. Голую. Рука лишена волос, она гладкая, на ней не видны вены, даже вполне мягкая, и единственное, что в этой воистину монархической руке не так — это золотистый отблеск на солнце, сильно похожий на шиммер цвета столь ценных слитков. «Я был прав…» — думается монстру, да только мысли шевелятся настолько лениво, что он даже не верит, что эти мысли принадлежат ему — сейчас они особенно остро ощущаются чем-то чужеродным и не его вообще. — На, пробуй, — дает команду монарх, на что монстр сначала медлит — а потом с опаской открывает рот, позволяя языку покинуть узкую пасть, да аккуратно касается кожи — с явным испугом, опасается, что тело Королевы и на вкус будет отдавать желчью — но нет. Тело ощущается мягким, чистым, даже отдает какими-то настоями из трав для ванн и тёплым молоком, имеется естественный вкус человеческого тела — если бы не ощущение, что все это великолепие сверху желчью окропили, ТВ бы мог попробовать ее тяпнуть — да все равно опасается. А на месте Королевы представляет другую, не ту, которую стоило бы. — Можешь укусить, — говорит ещё более шокирующую вещь Клоквумэн, левой рукой нежно, едва ли не интимно, коснувшись сначала рёбер монстра, а потом и прилипшего к ним черного живота — Только немного и аккуратно. ТВ-титан на таком сначала подвисает, словно даже призадумывается — осознает, что идея эта так себе, думает, что это какая-то замануха — и зачем-то вслух брякает: — Нет. Только после свадьбы. Королева на это долго и очень напряженно молчит, словно сама о чем-то раздумывает — да медленно кивает, начав смотреть как-будто более остро — труп ощущает это как мелкие осколки драгоценных булыжников в желчи, отчего даже незаметно морщится, сразу же отметая мысли, что язык его — враг ему. В это время в голове монарха начинают с опасной скоростью крутиться шестерёнки. Пусть даже механизма у нее в голове нет, там вполне человеческая плоть и мозги. Королева хотела дать понять ТВ, что он не ту выбрал, чтобы он влюбиться и попытаться навязаться ей, да только жизнь опередила ее. Точнее даже не столько жизнь, сколько ей в этом «любезно» помогли сами Карандаши — сейчас был уже фактически конец войны, и тут эти… Не деревянные Пиноккио внезапно решили раскрыть, что у них, оказывается, все это время за пазухой было много ресурсов. Пусть даже не много, но достаточно, чтобы оказать куда раньше альянсу поддержку в этой войне, и, возможно, окажи они эту помощь раньше — войну бы получилось давным-давно закончить. Не факт, что полной победой, но хотя бы перемирием. Однако Карандаши решили не помогать тогда, когда от этого мог быть практический смысл. Да и в их нынешний действиях не было стремления помочь всем титанам — только своей… Кетзи. Они к альянсу в принципе относились с некой прохладой, но обратили на это внимание только сейчас. Тогда этому искали оправдания, а сейчас — проклинали, но пытались справиться сами. Карандаши перестали выходить на связь, забрали своих ребят, угнали титаншу, и теперь не ясно, будут ли они участвовать в войне принципе — вполне возможно, что они из нее вышли. Однако учитывая, что у них весьма безграничный спектр возможностей (ну почти), и большая их часть еще неизвестна, последняя надежда у альянса на то, что Карандаши просто со злости не перешли на сторону скибидистов, которые явно заготовили что-то очень и очень плохое. Королева, к слову, свидетелем не была — у нее были кое-какие… Дела. Очень важные дела, а потому узнала об этом от своих часовых малюток, да из дошедших до неё слухов. Не сказать, что она по этому поводу как-то расстроилась… …Чего не сказать про ТВ-титана, который, узнав об этом, почувствовал, как переживает свою смерть снова. Не физическую, а моральную, но лучше бы он сдох физически, чем начал страдать от разбитого сердца — смерть физическая хотя бы спокойствие приносит, а тут он весь покой только потерял — он бы мог сравнить это с погружением под воду — словно его утопили, одним словом. Правда, погрузился он не под толщу воды, а под толщу своих тяжёлых, печальных дум, но в этом был и неочевидный плюс — он хотя бы, выражаясь фигурально, наконец продрал глаза, а заодно и стал использовать мозг по назначению — постоянно ходил в каких-то своих тяжёлых, безрадостных, мыслях, выглядел расстроенным и обиженным на весь мир одновременно — да почти все делал с некой ленцой, даже ел. Зато дрался так, как подобает одной из лучших боевых единиц альянса — остервенело и со злобой, едва ли не голыми руками разрывая врагов, да отдавая мясо семье. Ну ладно, руки там не прям голые — все же, они все на этой стороне носят перчатки. Он частенько вспоминал Кетзи, их редкие, неловкие, но славные, встречи, и это все душило его не хуже удавки — а вот все то, что они друг другу не успели сказать, ощущалось на этой удавке камнем. А они не успели сказать друг другу слишком много… ТВ присутствовал тогда, когда узнал, что Карандаши все это время скрывали ресурсы, однако об окончательном разрыве с Карандашами, как и Королева, узнал от «посредников» — он тогда был занят в другом месте, и из титанов, для защиты, оставили Стива с Королевой, которая умудрилась куда-то смыться — сейчас она на все готовенькое уже вернулась, и теперь была занята тем, что узнавала последние новости. Но что-то по ее реакции нельзя было сказать, что для нее это стало трагедией — своему любимому она, конечно, немного посочувствовала, но не то, чтобы искренне, да много. Казалось, что она этому если не рада, то ей уж точно плевать. В прочем, малютки-Клоки, что уже привыкли ловить любые, даже минимальные, изменения в настроениях своей создательницы, сразу догадались, что её такой расклад дел устраивает, и даже больше — у нее есть какой-то коварный план, который она обязательно приведет в исполнение. Зато ТВ-ученый от души поскандалил с главным Карандашом — возможно, он бы себе голос сорвал, если бы уже не хрипел. Но это, очевидно, пошло на пользу — ТВ-ученый хотя бы утолил свою жажду крови, и какое-то время на своей семье не срывался. Даже ТВ-титан какое-то время не получал нагоняй, а это уже говорило о многом. Хотя, возможно, кальмару стоило бы устроить младшему разгон — может получилось бы вывести его из этой отягащающей апатии. В прочем — даже тут Королева поспешила прийти на помощь, пока в душе ТВ образовалась огромная пропасть — какой-то частью мозга, которая, походу, все еще принадлежит Эдмунду Тейлору, понял, что снова обжёгся — посмел влюбиться не в ту. Да еще и эта не та не особо-то и отвечала ему взаимностью — пусть ТВ прямо о своих чувствах не заявлял, но эгоистично полагал, что не та поймет, что это кое-кто влюбился — а не намеревался это чудо сожрать. Признаться честно — где-то в душе он ещё более эгоистично рассчитывал на взаимность, но только сейчас осознал, что о взаимности не могло быть и речи — Кетзи так и не смогла привыкнуть к людскому трупу на своей орбите, и особо удовольствия от компании телевизора не получала, очень часто ей было даже… Как-то неловко, что-ли? Телевизор даже не знал, как это охарактеризовать, да и наверное не пытался это хоть как-то назвать — лишь понял, что в этот раз он был особенно сильно ослеплён любовью. В прочем — не только он. Не та. Не та. Не та. Опять не та. А та? Где же та? Далеко ли? Да нет. Ближе, чем кажется. Как эту неудачу по научному охарактеризовать, назвать? ТВ не знает. ТВ, кажется, уже ничего не понимает — поэтому позволяет старшим его направлять. Похоже, пришла пора доверить свои тело и сознание кому-нибудь снова. Но кому?.. Сейчас печальный покойный титан стоял среди развалин города, осматривая местность каким-то слишком потухшим взглядом — тяжёлый бой кончился не так давно, раненых много, а убитых — еще больше. И все тела так и оставили здесь — ни у кого нет желания убирать все эти трупы. Да и есть ли смысл, если все равно большую часть ТВмэны растащат? Не прямо сейчас, а чуть по позже — сейчас выходить опасно, может кто-то из скибидистов вылезли. Пусть даже шансов не так уж и много — сейчас был вечер, наступал янтарный закат, а это время использовали для небольшой передышки. ТВ, в прочем, нет до них дела — он сейчас направляется к одной конкретной личности. К Королеве. Ему надо срочно увидеться с Королевой, правда, почему именно с ней — ему ответить сложно. Просто, наверное, посмотрев на их ситуацию со стороны, сделал выводы, что одна лишь Королева относится к нему хоть сколько-то по человечески (но этого не значит, что она его за что-то да не ненавидит). Именно сейчас Эдмунд почему-то не боялся поделиться с ней своим горем, да и в принципе откуда-то взялось ложное ощущение того, что часовой монарх поможет любимому разобраться в себе. Даже если это и не так, то сейчас жмурику плевать, он хочет доверится кому угодно. Особенно тому, кто его к этому давно призывает (да и подталкивает, словно к краю пропасти). Он, признаться честно, встретить ее здесь, да еще и в такое время суток, не ожидал — однако, увидев ее, у него не было настолько удушающего разочарования, как от их встреч до этого. Наверное потому, что сейчас он ее реально жаждал встретить. Покойник с какой-то особой тоской скользит взглядом по разрушенным зданием — обычно какие-то уныло-серые обломки днём, сейчас они казались какими-то коричнево-янтарными, прямо как какой-нибудь коньяк, и все это происходит на фоне желто-красного заката, да отчего-то очень крупного солнца — картина, несомненно, интересная, печальная, но красивая — однако почему-то именно сегодня этот пейзаж особенно активно задевает в душе ТВ струнки, что приносят в организм сосущую тоску. Ему слишком тоскливо, чтобы реагировать на что-то адекватно. Он видит точёный стан часовщицы еще издалека, ее золотые латы немного кроваво поблёскивают — ТВ даже позволяет себе немного этим полюбоваться (вы посмотрите, он себе уже новую подстилку просмотрел) — а она сидит с гордо выпрямленной спиной, по полной отбивая статус монарха, смотря куда-то в сторону, немного смущенно сложив руки на коленях, спокойно о чем-нибудь тикая с Астро. Ну вроде ничего такого. Погодите… С Астро?! Титану словно ведро ледяной воды за шиворот вылили, настолько сильно его это отрезвило, даже немного из апатии вывело — он настолько не поверил своим невидимым глазам, что даже поспешил начать протирать область вокруг глаз — однако ничего не изменилось, рядом с Королевой действительно был скибидист, и судя по всему — они о чем-то вполне мирно разговаривают, да только о чем именно — отсюда не слышно. Покойника настолько шокировало это зрелище, что даже вызвало возмущение, которое отразилось недоволной рожицей — >: (- у него на экране. Ну он хотя бы взбодрился. НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ НАЗАД То, что в ближайшем будущем увидит ТВмэн, которого Королева намерена сидеть и поджидать, как хорошая верная супруга, ее, пожалуй, почти не тронуло, либо тронуло не в такой мере — она такие закаты уже видела. И за время этой войны насмотрелась, и во времена людишек налюбовалась, что теперь ее это не трогает, даже какой-либо тоски нет — но нет и равнодушия, зато предвкушение даёт о себе знать так, что начинает мешаться. Помните, что Королева умеет на немного заглядывать в будущее? Возможно, в душе Королевы теплится такая мстительная радость потому, что она наверняка знает, что они сегодня с Эдмундом обязательно встретятся — пусть покойник ей встречу не назначал, она уже наверняка знает, что он хочет с ней увидеться. Ибо она как минимум увидела это место, это время, и это мертвое тело, а как максимум — своим недюжим умом понимала, что у ТВ настолько подавленное состояние, что ему кому-то да надо выговориться, или, даже, скорее выплакаться. Семье или другим титанам он по вполне понятным причинам не может доверить все то, что у него на языке — так что ему в любом случае придётся обратиться к монарху времени, чтобы рассказать, что его тревожит, а потом… А потом будет то, чего Королева слишком долго ждет, и ждать ей уже надоело. Нет, конечно, насильно она пойти на этот шаг любимого не заставит, но вот окончательно столкнуть его в пропасть может — не зря она его столько времени аккуратно, сама, почти за ручку, приводила к этому краю пропасти, специально стоя где-нибудь поблизости, чтобы не дать ТВ в пропасть так рано упасть — но и не дать от этой пропасти сбежать. Хотя, признаться честно, она не думала, что это окажется так легко… Дело тут даже не в гнилом поступке Карандашей, пусть им по гнили с ТВ и не сравниться. А в том, что младший Тейлор так обижен и жизнью, и собственной семьёй, что он достаточно отчаялся, и уже готов пойти на все, лишь бы выйти из бесконечной тоски — а вся эта история с Карандашницей была просто эдаким спусковым механизмом, ТВ и до этого было плохо, просто он сам от себя это тщательно скрывал, пытаясь самоутверждаться при помощи других, даже с помощью угнетения ещё более слабых — Спикер поэтому так легко стал жертвой этого чудища. Кетзи своим внезапным уходом монстра просто добила, вот несчастный теперь и страдал, не зная, куда себя деть, иногда тоскливо думая о том, что ТиВи, в общем-то, был прав, когда авторитетно заявлял, что любовь — это так-то яд и вообще — оружие массового поражения. Ну а даже если это и так, то почему один только в прошлом Эдмунд должен от этого страдать? Почему именно ему на отношения так не везет, и ему всегда достаются либо моральные козлы, либо моральные уроды? Может, это время такое? Время, которое сложновато для всего, кроме войны. А может — это тело просто для любви не предназначено? А то вся эта черная полоса как-то да подзатянулась. Королева, в прочем, свято уверена, что она предусмотрела все на перёд, и что только она знает, как поступить правильно — и уж тем более на уверена, что только она знает, как для Тейлора будет лучше. Как для всей семьи, в том числе и для других Тейлоров, так и для одного, самого младшего. Однако даже всезнающий монарх не может предусмотреть абсолютно все. Королева садится на наиболее удобные обломки, скромно складывает руки на груди, готовиться ждать (при этом в душе питая надежду, что ждать придётся не очень много) — и весьма скоро она начинает чувствовать чье-то приближение. Только это оказывается не любимый ТВ. Это был Астро-скибидист. Астро сильны как минимум за счет своей огромной скорости, за которой даже часовщица не поспевает — и этот образец оказался подле нее так быстро, что она не успевает осознать — а потому золотое подобие бронежилета появляется у нее смехотворно-поздно, да только Астро так близко, что Королева не уверена, выдержит ли с такого расстояния ее броня — но Астро, по каким-то причинам, ехидно и злобно ухмыляется, из соображений безопасности держит и свое оружие на готове, да только использовать его по назначению почему-то не торопится. Такая заминка, в прочем, только к лучшему — так у Королевы хотя бы будет время призвать свой меч… Первым говорит Астро — немного хрипло, с усмешкой и даже издевательством, но без видимой угрозы: — Ну здравствуйте, Ваше Величество, — он только сильнее начинает едко ухмыляться, после чего чуть преклоняет голову, насколько анатомия позволяет — Поклон отвесить не смогу, уж извините, но тем не менее — не велите казнить, велите слово молвить, — он пытается придать своему тону плаксивые нотки, однако актёр из него выходит настолько отвратительный, что даже он сам не выдержал и заржал, а как отсмеялся — сказал: — У меня есть для тебя интересная сделка, золотистая. Глупо будет от такого отказываться. — Какая? — горько и сухо, без особого радушия, интересуется Королева, держа руку на пульсе в переносном смысле — будь у нее более человеческое лицо — она бы неприятно поморщилась — Ступай отсюда с миром, скибидист. Я ни с кем конфликта не ищу. — Не поверите, Ваше Величество, я тоже! — туалет позволяет себе немного ехидничать, становясь еще более неприятным в лице — Но ты меня даже слушать не стала, а зря. Обычно, мы второй раз не предлагаем, но учитывая твой статус, мы идем наперекор своим принципам, и готовы к переговорам с тобой. — Со мной? — в голосе монарха скользит какое-то даже неприятное удивление. — С тобой, — покорно уточняет туалет — И только с тобой. На других болванчиков альянса это не распространяется. Часовая женщина сильно радостной от этой новости не выглядит, лишь как-то очень тяжеловато молчит — обдумывает в голове услышанное, заранее делает выводы… И пусть прекрасно понимает, что это может быть хорошо спланированной ловушкой — все же решает дать скибидисту и их фракции шанс. Зачем? Да просто так, она и сама не знает. Наверное, даже тут она хочет быть «впереди планеты всей», но спроси Королеву, а так ли ей это надо, она и сама не ответит. Видимо, есть в ней зерно с синдромом отличника. — Ну допустим… — негромко, с явным подозрением, шелестит монарх, чуть косит голову в сторону, всматриваясь в даль — поджидает небезразличного ей человека, который, застав их двоих вместе, да еще и так близко, мог много чего себе неправильного надумать — Вещай… В прочем, она бы на его месте тоже много чего надумала. Она бы и на своем месте так поступила, если честно. — Я достаточно наблюдал за вами, титанами. И возможно это прозвучит как лесть, но из всех титанов ты меньше всего производишь впечатление тупой безмозглой железки — наоборот, скорее, весьма разумная тварь. — Это звучит достаточно грубо, режет часовщице ее утонченный слух — однако она терпит, не желая упускать какую-либо информацию — А если ещё и судить по твоим действиям… — скибидист выжидает тяжелую паузу, после чего продолжает: — Вы не очень-то и заинтересованы в победе альянса, Ваше Величество. Вам плевать на агентов в принципе, вы если и печетесь о ком-то, то это либо о своих разумных часах, либо о себе. Вы не сильно лучше ТВмэнов, если так подумать — они ещё хоть как-то альянсу помогать пытаются. Только если они это хотя бы в открытую делают, то у вас всегда какие-то оправдания, да высокими мотивами прикрываетесь. Да и вообще… — Так, — прерывает его Королева раньше, чем успевает осознать, что она озвучивает свои мысли в слух — Меня не интересует этот парад обвинений, я и так знаю, какая я. В чем суть такого предложения, скибидист? — часовщица чуть косится себе за спину, а потом переводит циферблат на врага. Этот самый враг делает выводы сразу, и по его мнению, Клок-титанша — верная псина, способная долго ждать, да терпеливо своего добиваться. Явно не лишена хитрости, судя по ее действиям, но таким, как она, эта черта характера необходима, чтобы выжить. Им бы таких в их ряды не помешало бы. И Астро отчасти за этим здесь. — Суть… — заговорчески шепчет туалет, да загадочно фыркает — Мы хотим предложить тебе что-то вроде мира за спинами у наших… Товарищей. И с твоей стороны, и с нашей. Суть в том, что мы не будет пытаться уничтожить твоих Клоков, а ты не будешь трогать наших бойцов. Уточню — конкретно с фракции Астро. На других скибидистов это не распространяется, можешь даже их своему зверю скормить. — Интересно, конечно, да только мне от этого какая выгода? — с явным скептицизмом интересуется женщина, причем выглядя так внимательно, словно пытается разглядеть саму сущность их общего врага. Но единственное, что она из этого даже не видит, а просто чувствует — это достаточно гнилую натуру Астро, они даже в своих злых намерениях ТВмэнов обходят. — Как минимум не пострадают ни твои создания, ни ты сама, — подмечает скибидист — И в случае, если скибидисты захватят мир, мы не станем вас порабощать или уничтожать. Да и, может, вы однажды в чем-нибудь и пригодитесь… Учитывая ваши способности… — тон туалета наполняется более интимными нотками — Вы весьма полезные, и вот так вас пускать в расход — это глупо. Не обольщайся, но нам по этой причине не шибко хочется вас уничтожать. Однако правила войны как минимум для сохранности надо соблюдать… Да и вы не только в этом можете нам помочь. — А в чем ещё? У нас не так уж и много способностей, так что в остальном мы можем оказаться бесполезными. — Резонно замечает Клоквумэн, начиная выглядеть словно даже заинтересованной — хотя ее эти условия явно устраивают. Она тоже много чего потеряла за период этой войны, которую, после столько пережитых войн, явно не желала. — Нам нужна в кое-чем помощь, и ты вполне можешь нам с этим помочь, — сообщает ей Астро — А если точнее — нам нужна помощь с ТВмэнами, нам они видятся конкурентами за мировое господство, и пусть мы можем ошибаться, но в наших же интересах перестраховаться. К тому же ТВ тянут в свои пасти все, что попадётся им под руку — а нам, знаешь ли, не выгодно, они вполне могут начать бросаться и на наших солдат. Особенно если агенты закончатся. Ты явно не хуже нас знаешь, что телевизоры подобны людским кошкам — также себе на уме, и ходят сами по себе. Так что мы были бы тебе очень благодарны, если бы ты смогла на них повлиять. Хотя бы отучить их тянуть все в рот. — И как я это по вашему должна сделать? — тон часовщицы сквозит сомнением. — О, это куда проще, чем кажется, — пытается заверить ее Астро — У ТВмэнов коллективизм особенно развит. Если сможешь убедить в чем-то одного, то считай, что убедила всех. Постарайся повлиять на одного, и другие за ним потянутся. Астро на миг замолкает, судя по ожидающему лицу, он и сам невольно призадумывается о том, чего предложил — а потом спрашивает: — Ну так что? Заключим перемирие? Королева ему на это отвечает каким-то тяжким вздохом, да чуть опускает циферблат вниз, серьёзно призадумываясь над предложением. Стоит ли идти на поводу у Астро и заключать с ними сделку? Конечно нет, это форменное самоубийство (ну почти), либо же равносильно тому, что придётся плясать под их дудку, пусть ничего такого сейчас и не предлагают, однако Королева ловит себя на том, что это не такое уж и плохое предложение — ей эта война ни к чему, она с нее больше теряет, чем приобретает. Также, как эта война не нужна и ТВмэнам, что и до войны растеряли все, что только можно, а потому в теории обе эти фракции могли не занимать чью-либо сторону и к кому-либо присоединяться… ТВмэнов вынудили поиск еды и голод, а заодно и хоть какая-то защита от родственника с той стороны. А Клоки в войну вписались как-то случайно, чисто из желания помочь агентам в тяжёлые времена, когда Камеру заразили, Спикер был ранен, а ТВ застрял на достаточно мучительном абгрейде, вспоминать которое страшился до сих пор, особо не спросив своего монарха — по сути, они просто не оставили ей выбора, и ей пришлось принять на себя роль защитника, женщины-воительницы, а заодно едва ли не единственного здравомыслящего агента — Камера просто эгоист, Спикера не воспринимают всерьез и либо от себя гонят, либо игнорируют, а ТВ оказался некой помесью эгоиста, аристократа, что так и не понял, что эпоха аристократии кончилась, потерявшейся личности и даже немного капризной покойницы. В прочем, и особенности его характера можно списать и простить… Лично Королеву все устраивает. Кроме войны. И если есть шанс приблизить конец этой войны хоть с каким-то итогом, еще и без вреда для себя, да своих созданий… Что ж, определего, этим шансом стоит воспользоваться. Да и Астро этим часикам нисколько не помешают — наоборот, даже не так сильно мешать будут. Конечно любимый не поймёт ее. Но может он сможет ей это простить, если поймёт, что отчасти это все делалось ради него?.. — Ну допустим… — каким-то не своим тоном шелестит часовщица, чуть поерзав — Однако каковы гарантии, что вы будете эти условия соблюдать? — О, об этом можешь не переживать, поверь мне, — пытается заверить Клоквумэн туалет, даже подмигивает, ощущаясь каким-то добрым хищником — Мы — не они, — под теми, другими, Астро подразумевает наземных скибидистов — Как минимум не в наших интересах было бы нарушать те условия, что сами же и поставили. Нам эта война тоже не выгодна и порядком уже надоела, и нам тоже хочется мира. Пусть и своего. — Предположим… — шелестит монарх, складывая руки себе поверх бедер — Однако это явно лучше держать в тайне от других. Не думаю, что альянс меня правильно поймёт. Особенно… Сами ТВмэны, — резонно замечает Клок, после чего проследила за скосившимся взглядом туалета — и в радиусе бокового зрения у нее появляется в самом далеке беспроглядно-черная фигура с белыми глазами, которая так внимательно уставилась на неё, что это чувствуется даже отсюда. О нет. Она не знала, как давно появился ТВ-титан в том месте города, но подозревает, что стоит он там достаточно давно, чтобы в чем-то ее заподозрить, а то и обвинить, пусть по ее мнению, она ему поводов особо и не давала. — Ну вот сейчас все ТВмэну сама и объяснишь, — усмехается Астро, следя за тем, как черная фигура растворилась в тяжелом, густом смоге — У меня был приказ не вступать в контакт с кем-либо, кроме тебя, так что я сейчас уйду. Но надеюсь, что мы договорились. В прочем — мы еще встретимся. Может даже обсудим новые условия… — тон туалета стал издевательски мечтательным, но потом он был вынужден спустить себя с небес… В небо. Ну, он же, получается, в небе парит — Что ж… До свидания. — Пока… — как-то очень растерянно бросаем ему в спину Корооева, ощущая в душе странное замешательство, близкое к камню на шее. СЕЙЧАС Астро исчез очень вовремя, хотя учитывая, что их вид овладел сверхскоростью, он мог бы еще немного рядом поливетировать — в прочем, не очень-то и хотелось. Почти сразу после его ухода перед часовщицей появляются клубы чёрного смога, а от туда вылезают руки, что это дым поскорее рассеивают, являя недовольного (и одновременно с этим в душе очень печального) ТВ-титана — это не первый раз, когда Клок-женщина вызывает у него целый спектр возмущённых эмоций, но первый раз, когда покойник нашёл в себе силы не побояться высказать ей все, что о ней думает, в лицо. Точнее, в золотистый циферблат. Но под этим циферблатом явно лицо, так что, получается, практически в лицо?.. ТВ пусть в своем хоть сколько-то человеческом обличии лица не имеет, но сейчас оно и не надо — часовщица и так ощущает, с каким же даже не гневом, а какой-то прям детской обидой, смотрит на неё, злобно сжимает и разжимает кулаки в пассивной злобе — спасибо его семье, что так убила в нем волю, что он даже не знает, с чего начать, да и начинать в душе не очень-то и хочет, пусть вроде как намерен. Королеве, в прочем, его безволие только на пользу. Их семейная жизнь явно будет счастливой — безынициативный и подавленный муж, да решительная Королева, которая хочет стать Богом. А семья супруга ей поможет. И выбора у них не будет, придётся помогать. Они же, в конце-концов, семья. ТВ, наконец, находит в себе силы заговорить: — И что это сейчас было? Он даже не говорит, а, скорее, обижено шипит, однако Королева отчётливо слышит в его тоне обиду, и невольно начинает как-то легкомысленно улыбаться. В ней внезапно просыпается манипулятор. Она знает, как вывернуть все в свою пользу, еще и ТВ виноватым оставить. — ТВ… — начинает она таким ласковым и нежным тоном, что покойник весь сразу как-то неловко ёжится, прячет руки в карманы, да и в принципе заметно сжимается — сразу становится как-то очень неловко за свою агрессию — Я понимаю твои чувства, и понимаю, как это все со стороны выглядит… Позволь объяснить… Одна из причин, почему Эдмунду за свою вспышку праведного гнева становится ужас как стыдно — это то, что он видит Королеву себе не столько партнершей или даже возлюбленной, сколько видит в ней скорее мать — немного строгую, манипуляторшу, со старомодными взглядами и методами воспоминание, но все-таки не самой плохой, любящей той нежной, материнской любовью, и, даже можно сказать, добродушной. Считается, что дети в партнёрах ищат копии своих родителей — сыновья выбирают девушек, похожих на их матерей, а дочери выбирают парней, похожих на их отцов. Однако родительской фигуры в жизни младших Тейлоров, особенно самого младшего, не было в принципе — ни отцовской, ни уж тем более материнской, ни одного из своих родителей он не помнит до такой степени, что можно сказать, что он их никогда и не знал. Никаких, даже самых расплывчатых и туманных образов в его голове не было, никаких фотографий тоже не сохранилось, ему никто ничего не рассказывал, а потому даже приблизительного образа у него в голове нет. Хотя, в прочем, нет. Единственное, что ему каждый раз говорили про родителей, так это то, что они запомнились этому миру как достаточно злобные и подлые люди, прямо-таки стереотипные аристократы, но не то, чтобы это помогло ему сложить хоть какой-то образ. По этой причине для него Королева со своим нежным отношением к его телу стала чем-то вроде образа любящей матери, и по этой причине более любовные отношения с ней для ТВ виделись чем-то очень… Не нормальным. Пусть даже и кровного родства между ними нет, да и не хотелось бы ТВ, чтобы она реально была его матерью. Монстру в душе становится еще хуже — ему начинает казаться, словно он наехал на собственную мать, а учитывая, что он рос в период, когда авторитет взрослых был неоспорим, он воспринимает свою вспышку гнева особенно болезненно. Из Эдмунда получился бы ужасный сын. По крайней мере — так кажется ему, а заодно и семья могла надоумить. — …Я понимаю, ты сейчас явно неприятно удивлён, однако это никак не навредит ни альянсу, ни уж тем более тебе и твоей семье. Возможно, наше общее будущее от этого решения станет чуточку лучше… Ну, не важно. Все же, оно касается только меня, и мне это расхлёбывать, — ласковым материнским тоном объясняет женщина покойнику, словно мать учит юного сына жизни (слишком юного, чтобы погружать его в аспекты взрослой жизни), с особым удовольствием наблюдая, как телевизор от стыда даже чуть склоняет голову вниз — он сразу весь тускнеет у нее на глазах, снова погружается в уже привычную тоску, граничащую с самоненавистью, и камнем на шею наваливаются прошедшие события — уже привычные порции ненависти и недопонимания со стороны других титанов и ТВмэнов, достаточно тяжёлые и изматывающие бои, ещё и эта история с карандашами… Одно лишь радует — их общее будущее обещается быть хоть сколько-то счастливым… Погодите… Общее? — Общее? — как-то очень разочарованно вслух спрашивает ТВ и его заметно передёргивает — в душе понимает, что ему бы хотелось встретить это общее с другой… Женщиной. Но не с той, к которой он испытывает лишь сколько-то семейные чувства, а к более серьёзным не готов морально, ибо видит в ней прежде всего мать. — Ну да. Общее, — спокойно подтверждает Королева и даже кивает — Хм, что такое, ТВ? Судя по твоей реакции, перспективы встрелить будущее вместе тебя не радует. — Ну… Смотря какое и с кем… — стыдливо уточняет покойник, сомневающийся, что правильно понял ее. — Это, конечно, не моё дело, но все же я не могу не обратить на это внимание. Прости, любимый, но тебе явно стоит знать мое мнение по поводу… Того, как ты все этого переживаешь, — все тем же тоном, только более нравоучительным, замечает часовщица, спиной откидываясь на обломки, действительно напоминая королеву, что восседает на троне — Карандашница неплохо тебе вскружила голову, да? Можешь даже не спрашивать, откуда я это знаю — по тебе это было прекрасно видно и без слов. Все мы видели, как ты ее окучивал и всячески пытался завлечь… Ты не о том думаешь, монстрик, если учитывать, что мы на войне. Ты слишком зациклен на получении любви с разных сторон, а еще и на еде, но сейчас этот пункт не так важен. Для нас всех губительно очень первое. Я иногда интереса ради заглядываю в разные таймлайны и вселенные, много вселенных, которые идут в ногу с нашим временем, даже участники и события одни и те же, отличаются лишь концовки. Есть идеи, чем эта война кончается там? — монарх с интересом склоняет голову на бок. Кажется, она уже в откровенную веселится. — Ммммм… Я даже не знают… — немного неловко издаёт труп, грустнеет на глазах — ему кажется, словно его решили пристыдить, и ему это ставят в вину (хотя, наверное, оно так и есть) — Победой? Альянс там победил?.. — Ну почти, — уклончиво отвечает Клоквумэн — В малой части вселенных все кончилось перемирием, в ещё более малой части все закончилось победой именно альянса. Однако в большинстве таймлайнов альянс с позором проигрывает — не выдерживает такого натиска солдат и технологий, а твои друзья — под ними имелись ввиду другие титаны — иногда между ними проскальзывало что-то, отдалённо напоминающее дружбу — оказывались замученными и изнасилованными. Я не говорю, что это все произошло исключительно по твоей вине, — а вот титан в её словах слышал почему-то обвинения именно такого характера, — Да по тому, что ты невзаимно втрескался в ту, что тебя не особо-то и любит, но… Но обычно хватало даже мелочи и каких-то, казалось бы, ни на что не влияющих моментов, чтобы все пошло не так. Причем происходило это ещё и так, что потом ничего нельзя было исправить. Так что уж лучше бы тебе в еду не влюбляться, а ее жрать. Это не так болезненно, в конце-концов. ТВ отвечать на это словами особо не спешит — лишь как-то неловко ведет плечами, сильнее склоняя экран вниз, под экраном обиженно и печально поджимая губы, внешне больше напоминая комок бесконечной грусти и страданий — осознаёт, что его вроде как не прямо-таки обвинили, а, скорее, просто указали на косяки, и дали вроде как не такой уж и плохой совет, однако в голове его — какая-то очень неприятная серая каша, в которой крайне лениво булькают тяжёлые мысли, да ещё более тяжкие думы только сильнее морально опускают его на дно… Теперь у него только закрепилось разъедающее чувство вины, от которого спасения нет. По крайней мере — так кажется ему. Однако золотистым консервам явно не хочется следить за тем, как труп мучается — вот и предлагают хоть сколько-то демократичный вариант разрешения: — Я, возможно, не та карандашная милочка, но и ничуть не хуже, поверь. И я, в отличии от нее, тебя правда люблю, и это даже не влюблённость, а именно реальная женская любовь… Не знаю, что тебе еще женщине в наше время надо, но и я не в обиде, — не факт, что она на самом деле не обиделась, просто обиду свою умело скрывала — А учитывая, что времени у нас не так уж и много, у меня есть более демократичное для нас решение. Ну, если ты опять в ближайшее время умирать не собрался, — последнее было замечено таким тоном, словно если он умрет, в этом обвинят ТВ. — Да я, вроде, не собирался… — растерянно бросил титан, схватив правой кистью свой левый локоть — внешне не было видно, но на ощупь толстая кость локтя прощупывается легко, мысленно думая «Как будто это от меня зависит…» — Молодец, — довольно хмыкает Клок, возможно, будь у нее более человеческое лицо — она бы злобно и торжествующе улыбнулась, — после чего залезла в один из потайных карманов, чуть покопалась там — а потом достала небольшую песочную коробочку, коробка эта выполнена в виде мягкого квадрата, сверху обита атласом, и эту коробку она протянула покойнику, что взял ее чуть дрожащими руками — Да, потрудитесь принять, это ваше. — в ее голосе сквозило уже неприкрытое издевательство. ТВ, казалось, погрустенел ещё сильнее, сильно напрягшись в плечах — до него не сразу дошло, что же в этом «ящике Пандоры», а когда пришло осознание — он испытал в душе такой сильный ужас, что физически почувствовал холод, что сковал ему грудную клетку. Королева, очевидно, его ужас почувствовала, и явно начала торжествовать — понял ТВ это по привкусу желчи со свежим, сладким-сладким, тягучим мёдом, от которого его аж передёрнуло. — Это… Это то, о чем я думаю?.. — даже не спросил, а просипел, он, не находя в себе сил вскрыть коробочку, которая, в прочем, не стала ждать и сама весьма задорно подпрыгнула, а потом открылась — там было два золотых кольца. Обручальных. Одно кольцо, что было по толще, зрительно чего-то особенного не имело, вполне простое, однако даже с такого ракурса ТВ заметил, что на внутренней стороне были выбиты буквы (может, какая молитва, либо просто слова напутствия), и было, очевидно, мужское, в то время как второе кольцо было несколько тоньше, без букв, но с небольшим и остреньким камешком прозрачно-лилового оттенка, который смотрелся, на удивление, органично со сплавом, который был слишком золотой — видимо, в этом сплаве было много реального золота, а еще и немало чугуна — судя по весу, который ощущал покойник. Красивые кольца, ничего не скажешь, но… — Серьёзно? — слишком хрипло спрашивает ТВмэн, уставившись на монарха с каким-то печальным удивлением — Свадьба? — О, я знала, что ты оценишь, — горделиво хмыкает Королева, да пододвигается чуть ближе к ТВ, ещё и положив ногу на ногу — Не надо на меня так смотреть, словно сейчас тут окочуришься, от счастья не умирают, — не то, чтобы ТВ был сильно счастлив, судя по его реакции, но его особо никто и не спрашивал — Но, увы, пока нет, все же мы на войне. Просто символически обменяемся кольцами, да постараемся стать чуточку ближе. Все же, мы не знаем, чем кончится эта война, да и нам не до празднования… — под конец Королева задумчиво умолкла, мысленно невольно возвращаясь к своему шаткому союзу с Астро, и сама невольно засомневалась, какое будущее ждёт их теперь — Но, если все кончится на хорошей новости, то сыграем уже полноценную свадьбу, — будь у женщины полноценное лицо — оно бы расцвело в нервной улыбке, словно теперь она пытается убедить себя, а не ТВ, который был настолько подавлен, что теперь способен согласиться на многое, лишь бы стало чуть легче существовать. — Я… Не уверен, что это хорошая идея… — очень слабо сомневается ТВ, мнётся, почти не отрывая взгляд от этих колец, которые словно гипнотизировали его взор, невольно снова погружаясь в пучину тоски и сомнений — он всегда обходил тему брака со своими уже забытыми любовницами стороной, ибо считал это тем же рабством, разве что добровольным (а еще и сексуальным, на что тема секса для большинства ТВмэнов какая-то очень болезненная), даже если брак был больше для выгоды или фиктивным, у него никогда не было желания делать кому-то предложение руки и сердца, даже несмотря на то, что в душе понимал, что у него есть желание завести собственную семью, лишь бы сепарироваться от многочисленной родни, — тогда, наверное, когда были живы люди, он избегал этого не потому, что хотел побольше погулять, а потому, что опасался, что брак будет не счастливым, да и не видел смысла — технически супруга сразу после брака станет вдовой, да и может стать вдовой в любом случае — ТВмэны слишком много раз умирали, а если еще и умирали насильственной смертью, то душой больше погружались в какую-то свою тьму, что туманила им сознание, так что супружеская жизнь жены Эдмунда была бы не сахар. Да и, кто знает, чем бы мог их брак преждевременно кончится — либо Тейлор бы с голодухи сожрал женщину, либо он ее пережил, хотя физически был мертв уже. Либо просто от нее сбежал — он с семьёй частенько переезжали, и вообще… Короче, нет. Все же, и жене с ним было бы несладко, и ТВ одни расстройства. Но Королева… Королева — совершенно иной случай. Верная и преданная, по своей натуре она могла быть той еще декабристкой, однако в ней все же больше преобладают черты империалиста, и она сначала сама может супруга замучить и истязать, потом отправить на каторгу, и уже укатиться на каторгу вместе с ним, чтобы с одной с одной стороны облегчить супругу жизнь, а с другой этих мучений только добавить, чтобы не расслаблялся, и чтобы о своем поступке помнил достаточно, и уж тем более ничего такого не совершал. ТВ за время своих разных жизней с такими женщинами имел знакомства, они его в определенной степени даже восхищали, однако он всегда избегал с ними всякого рода отношений — даже постельных, хотя в постели они бывали теми ещё тигрицами, и уж тем более отношений — не все из них были губительно-жестокими, некоторые были просто стервами. Однако… Как показала практика… Все они отчего-то бежали. Не сбежал по итогу никто. ТВ, например, жизнь — или все же посмертие? — столкнула с тем типом женщин, которых он в определённой степени даже опасался. Титан мнётся, слишком тяжело вздыхает, чуть крутит эту невинную коробочку — в душе сопротивляется, даже на миг вспоминает Кетзи — а потом с болью осознаёт, что Кетзи в его посмертии больше нет, и уже явно не будет. Альянс карандашам теперь в принципе противен, особенно после скандала от ТВмэна-ученого, так что ТВ спокойно предоставлен сам себе, да всем другим — Королеве в том числе. Титан не очень-то этой свадьбы что-то хочет, однако он в какой-то степени не против стать ближе и с Королевой — в конце-концов, она едва ли не единственная, кто проявляет к нему хоть какие-то тёплые и положительные эмоции, а потому в душе у покойника появляется слабая надежда, что может хоть она поможет упокоить его душу. — Ну так ты же мне сама говорила, чтобы я не забивал себе любовью голову, — указывает ей труп, и сам же начинает испытывать некое отвращение — ощущает себя так, словно глупый сын возражает своей мудрой и разумной матери, при этом прекрасно осознавая, что он не прав, но юношеский максимализм берет верх. Попытка поставить Королеву на место провалилась, однако тон у нее такой до боли тёплый, материнский, что ему становится даже стыдно. — Да, говорила. У меня проблем с памятью не наблюдается, ТВ, я ещё в доброй памяти, — в ее тоне на миг появилась нотка осуждения — Я понимаю, что после этого наставления, мое предложение выглядит странно, однако как-бы я кого-либо не любила, мне любовь так голову не вскруживает. Поэтому вам со стороны кажется, что я очень жестока по отношению к своим созданиям, но я их достаточно люблю, чтобы не давать им умереть, — по этому тону даже и не понятно, врет монарх или нет, отчего чутка обиженно хмурится — Да и я тебе уже прямо давала понять, что люблю тебя… В отличии от покинувшей нас титанши, — Королева кровожадно ухмыльнулась, практически отбивая свой королевский статус — Так что не вижу в нашем браке чего-то плохого. К тому же, полагаю, нам есть, чему друг у друга поучиться… — в голосе монарха появляется намек, да только ТВ не может понять, на что именно. У Эдмунда в принципе ощущение, словно его опять хотят использовать. Но, в прочем, ему не привыкать, он и так частенько лишь пешка в чьих-то умелых руках. Возможно, этот брак — реально не самая плохая идея. Хуже ТВ уже точно не сделают, а так, может, хоть успеет насладиться хоть сколько-то счастливой жизнью перед совсем уж темными и унылыми временами. Если Королева его правда любит. Тейлор от отчаяния так тяжеловато вздыхает, что даже у Королевы невольно от жалости начинает щемить сердце. Все же, она не настолько жестокий монарх. — Выше нос, любимый, — подбадривающе хмыкает часовщица, да незаметно косит экран чуть в сторону, сразу зрительно начиная более хитрее блестеть — Все не настолько плохо, как тебе кажется, ты просто очень разочарован и от этого разочарования устал. Еще и твоя родня от себя неплохо добавила… Не переживай. Если мы станем супругами, пусть даже условными, тебя больше никогда никто не посмеет обидеть. — Заверяет его Клоквумэн, да еще и таким тоном, что ТВ невольно развесил уши, да стал верить. Покой, счастье, отдых от семьи и любящий партнер — все, чего ТВ сейчас может желать. И если повелитель времени единственный, кто может ему все это предоставить, пусть и не за один раз… Что ж. Выбора нет, хотя выбор ему давно уже никто не даёт. У ТВ немного дрожат руки — то ли от переживаний, то ли от предвкушения, — однако он все равно медленно опускается на одно колено, держит коробочку почти у самого сердца, на ходу вспоминая подобные романтические моменты из каких-либо фильмов и сериалов, которые он не всегда по своей воли смотрел, выглядя едва ли не жалко — даже его кислотный фиолетовый бант как-то слишком уныло обвис, производя такое впечатление, словно бант сейчас вместо своего хозяина начнет плакать, пачкая его грудную клетку и душу кислотными разводами. В прочем — даже это будет не так болезненно, как отравление желчью. — Ну… Кхм… Ты станешь м-моей… Женой? — короткими отрывками спросил ТВ, звуча так глухо, словно он задыхался. Королева сделала вид, словно чуть призадумалась — а потом с некой ленцой сказала: — О, я согласна. — и весьма бодренько подает мертвецу руку — левую, потому что в США и европейский странах по традиции левая, да бодренько шевелит безымянным пальцем, как-бы намекая, на какой палец нужно — ТВ немного дрожащими пальцами берет женское кольцо и аккуратно надевает его на тонкий женских палец (который казался даже толще, чем его костистые пальцы, где мяса довольно мало), спускает к основанию, и кольцо сразу же встаёт в нужную ему ложбинку, прямо-таки попадает в резьбу, отчего кольцо теперь так просто заметить сложно, даже пусть оно несколько ярче — отличить его можно по небольшому, но маняще звенящему камешку, да по более выпуклой, что естественно для кольца, форме. На Королеве выглядит не прямо-таки потрясно, а, скорее, просто органично — ТВ старается не думать о том, что он, возможно, все же был предназначен другой. Чуть помедлив, ТВ начинает стягивать перчатку со своей левой руки, невольно вспоминая поверие у католиков касательно их выбора, где носить кольцо — католики считали, что через левый безымянный палец проходит вена, которая напрямую соединяется с сердцем, поэтому размещение кольца таким образом максимально близко к сердцу символизирует вечную любовь, да только попробуй сейчас обнаружить у ТВмэнов вены — все попрятались глубоко под кожей, аккурат в плоти, а сердце и вовсе не бьётся, поэтому вряд ли в их случае такая трактовка уместна — Эдмунд уже мертв, так что технически Королева уже вдова, а их не совсем взаимную любовь можно считать посмертной — ТВ в какой-то момент ловит себя на том, что ему становится очень жалко Королеву, вот прям до щемящего ощущения в груди жалко, хотя он ее ни к чему не принуждал, и у них все вроде как по желанию Королевы (не сказать, что по обоюдному согласию, ТВ не согласен, просто отчаяние взяло верх) — наверное, жалостью к Королёве он насильно вытесняет ещё более удушающее чувства саможалости, до которой ТВ просто пытается не скатиться, и у него это вполне как вполне успешно получается. От понимая своего успеха у ТВ даже чувство немного очень печальной, но радости — впервые за столько времени. Когда ТВ все же стягивает перчатку с безвольно обвисшей кисти, которая выглядит — да и пахнет — отврательно, он невольно мнется, задумывая теперь об эстетической части данного мероприятия — если Королева выглядит воистину шикарно, вся в золоте, как и подобает монарху, то он выглядит так, как полагается трупу — то есть очень плохо, как и полагается трупу — в отличие от семьи, сохранился на порядок хуже — не серый, он более отвратительного цвета, его кожа стала странной помесью трупного желтого, отекшего фиолетового, с долькой какой-то болезненной серости, со слабо проглядывающими венами, что переполнены свернувшейся кровью, а заодно и каким-нибудь сепсисом, его кисть без перчатки выглядит даже жутко — особенно пробивающиеся кости, причём те, которые накрывают саму кисть, кажутся какими-то очень тонкими и ломкими, в то время как кости пальцев кажутся куда более толстыми, острыми, отчего зрительно пальцы кажутся куда более острыми, но при этом тонкими и сухими — одни лишь вытянутые когти кажутся красивыми, прозрачно-черными, похожими на обсидиан, отчего ТВ ловит себя на том, что ему не хочется, чтобы кольцо коснулось голой кожи — это слишком красивое изделие для такой гнилой кисти, которую бы даже голодные собаки-бродяги не сожрали. Хотел бы Тейлор никогда не видеть свои уродливые, немного сухие — кожа у трупов может быть сухой — руки, ему снова становился жалко Королеву, что ему придётся иметь дело с его изуродованным смертью телом — однако судя по реакции Королевы, даже не ясно, что именно она чувствует — не в восторге, это явно, но и какой-то видомой брезгливости нет. Может, она не из брезгливых, а может просто уже заранее знает, что касаться она его будет только поверх ткани, и ее это успокаивает. Пусть в слух это не было сказано, но мысленно ТВ зарекается, что никогда не коснётся своей супруги голыми руками, только в перчатках — не хочет, чтобы у неё был повод пожалеть о своем решении. Его руки еще и предательски дрожат… Как отвратительно. В этот момент покойник начинает ненавидеть себя и свою трупную природу еще больше, хотя если бы он тогда остался жив — то они вряд ли бы встретились и смогли пожениться. Ну ладно, символически обменяется кольцами. Смысл примерно один. Руки у Эдмунда без перчаток, конечно, не такие красивые, как под слоем ткани, однако какого-то презрения Корооева, глядя на них, не испытывает, лишь капельку жалости, однако, случайно взглянув на ТВ, она видит на его экране сильнейшую печаль, близкую даже к плаксивому настроению — монстру, очевидно, этот акт раздевания особого удовольствия не принес, и даже больше — он только сильнее расстроился и загнался от осознания того, что в отличии от почти жены, он сохранился просто отвратительно. — Я при жизни выглядел несколько лучше… — неловко даже не говорит, а хрипит, ТВ, стыдово сжимая ещё более ослабшую конечность в кулак — Но, думаю, лучше бы мне не раздеваться… — Да нет, почему? — мягко спрашивает Королева, доставая мужское кольцо, а коробочку возвращая себе — Ты выглядишь не так уж и плохо, как тебе кажется, да и вообще- — Спасибо за жалость, — искренне, но очень печально, благодарит ТВмэн, не уверенный, что именно он чувствует — наверное очень глубокую тоску в сердце, что как-то очень болезненно начало тянуть. — О, это не жалость, а независимое экспертное мнение со стороны, — фыркает Королева, чуть сжав кольцо — Я бы не отказалась посмотреть на тебя без одежды в принципе, так что не советую топиться в самоненависти. Однако перчатку все же снимать не стоило. — Потому что мерзко? — с потаённой обидой негромко спрашивает ТВ, начиная испытывать сильнейший стыд, поспешив натянуть чёрную элегантную перчатку, благодаря которой рука снова приобрела весьма элегантный вид — однако ТВ стало только хуже от понимания того, что это — лишь очень простой обман окружающих, пусть и весьма действенный — Почему ты не могла остановить меня раньше? Эдмунд с тоской вспоминает свои элегантные прижизненные, и при этом довольно сильные, руки, которые были настолько красивы, что их обожествлять можно было. Когда-то все было чуточку проще. Либо же просто лучше. — Я же тебе говорю, — с толикой раздражения вздыхает Королева, спокойно беря кисть монстра в свою руку, наминая ее, как какую-то полумягкую и пластичную игрушку, настолько в кисти нет никаких жизненных сил — Лично мне не мерзко. Просто я не хочу, чтобы ты прятал кольцо под перчаткой. Носи гордо колечко поверх, тебе стесняться нечего, — резонным тоном приказывает монарх, после чего легко пропускает палец внутрь кольца — оно сидит удобно, как литое, возможно трения не даёт даже тонкая, немного бархатистая, ткань перчатки, да и в принципе каких-то физических неудобств не вызывает. Но вызывает много неудобств моральных, что ТВ уже физически сложно испытывать — он устал страдать, а свои последнии моральные силы отдал на этот обмен кольцами — Я специально дала тебе возможность снять перчатку, ибо по другому ты бы ни за что не разделся. А убеждать тебя долго, да и ты явно не в том состоянии, чтобы торговаться. Вот тут Королева действительно права — ТВ не в том состоянии, чтобы совершать какие-либо громоздкие действия в принципе, и все, чего ему хотелось — это просто забиться в угол подле Королевы, да стать как можно более незаметным. Вполне возможно, что ему сейчас просто необходимо пострадать. Может, потом полегче станет. — Ну… Могу, наверное, нас поздравить? — неловко вздыхает покойник, аккуратно соединяя свои руки с руками часовщицей, особо даже не сжимая кисти, в отличии от Королевы — ее сильные руки крепко стискивают уныло обвисшие кисти ТВ, что даже немного согрелись от тепла, что исходит от тела монарха. — Можешь, — весьма самоуверенно хмыкает Королева — И я жду поздравлений. ТВ, в прочем, как-то слишком тяжко вздыхает — после чего опечаленно произносит: — Сочувствую. Кажется, я самый худший вариант из возможных, да и технически ты даже не жена, а вдова… — монстр начал грустнеть и тосковать прямо на глазах, а прошедшая по телу слабость такая сильная, что даже Королева ощущает это физически, и специально сильнее стискивает кисти монстра, возвращая его в реальность — Кхм, прости. Но поздравлять объективно не с чем. Однако, подняв на часовщицу экран, ТВ замечает, что смотрит она не на него, а куда-то в сторону — и в его душе вспыхивает сильный гнев, который все равно тушится какой-то душевной болью. — Да куда ты все смотришь? — возмущённо шипит он, выводя на экран обиженный каомодзи, наконец начиная хоть сколько-то сжимать кисти — Клок оценивает его слабые попытки взять все в свои руки, и весьма показушно хмыкнув, словно на показ, так сильно стискивает худые кисти монстра, что он невольно вздрагивает. — А вон, — она чуть качнула головой себе за плечом — На свидетеля. Точнее — на свидетельницу. ТВ по ощущениям словно холодной водой окатило, он с хрустом поворачивает голову в ту сторону — и с каким-то даже ужасом уставился на стоящую в дали Пенсилвумэн, что в бессильной злобе сжимала и разжимала кулаки, и пусть человеческого лица у нее нет, этот ее карандаш горит такой обидой и ненавистью, что на покойника это действует весьма отрезвляюще — у него в душе появляется желание рвануть в сторону Карандашницы и попытаться как-то объяснить, но он прекрасно понимает, что Кетзи сейчас в таком состоянии, что если он к ней приблизится, она его просто испепелит заживо, никого не постеснявшись — да и Королева его теперь уж точно никуда от себя не отпустит — отныне они практически собственность друг друга. Правда, в случае часовщицы, ей принадлежит по большей части гнилое и дохлое тело, за которым даже никакое имущество не сохранилось. ТВ ее очень жаль. Да и Карандашницу жалко тоже, он поступил крайне некрасиво — сначала все ходил хвостиком и почти в любви клялся, а сейчас она видит его на коленях перед другой, да ещё и с уныло поблескивающими кольцами. — Как долго она здесь?.. — негромко интересуется немертвый так жалостливо, что сам не понимает, что это сказал он. — Почти с тех пор, как ты взял коробочку с кольцами, — без сожаления сообщает Клоквумэн — Она нас отсюда вряд ли слышала, но вот видеть — видела. Поздравляю, у нас еще и есть свидетель. — Да уж… Я в восторге… — с грустью шелестит жмурик, смотря на Кетзи — смотреть на нее было невыносимо, но и отвести взгляд он не мог. Но это не помешало ему поймать себя на том, что он, походу, так сильно пялится на нее потому, что хочет сохранить в памяти ее образ как можно лучше, ибо мысленно прощается. Пенсилвумэн видела пусть не все, но увидела достаточно, чтобы в раз поменять все свое отношение к ТВмэну — причём, что удивительное, ненависть у неё была не к Королеве, которая и стала инициатором, а именно к ТВ, что на это согласился, пусть она и видела, что коробочку ему передала как раз часовщица — она специально втихую ушла с базы, чтобы встретиться с ТВ, поговорить с ним, и даже признаться, что он ей тоже симпатизирует, но… Раньше симпатизировал. Однако сейчас она видит, что ТВ, походу, не долго без неё скучал, и уже нашел замену, с которой на ее глазах обручился (о том, что не от большой любви, она не знает, да и знать причины не желает), а потому ее сердце наполняется и ненавистью, и гневом, и даже небольшой каплей боли — страдать она начнет потом, да и в отличии от ТВ, у нее была не настолько гибкая эмоциональная парадигма, ибо она человеком никогда не являлась. Сначала Кетзи еще надумывала пойти к ним и разобраться, а заодно и надавать по лживому экрану, но потом мысленно махнула на этих двоих рукой — ну и скибидист с ними, пусть Королева с этим органическим мудаком разбирается, теперь это вне зоны ответственности титанши. Может, Си-Пен в своей ненависти к людям был в чем-то и прав. ТВ, конечно, монстр, однако за нечеловеческой внешностью скрывается вполне человеческое нутро, а это уже можно считать одним из признаков того, что телевизор в своих намерениях будет достаточно хитр и не чист — развернувшись, Карандашница спешит уйти, мысленно ругая себя за то, что поддалась обоянию органического и раньше не поняла, какой же он лживый утырок по своей природе. Следя за стремительно удаляющейся фигурой Пенсилвумэн, ТВ ловит себя на том, что он за это время так пропитался болью и горем, что уже просто физически не сможет начать страдать больше — от того как-то даже подозрительно спокойно воспринимает ее уходт, как-то даже зрительно на глазах тускнея, уже не испытывая такого острого желания остановить в ту, которую посмел когда-то влюбиться. Но и не испытывая желания в принципе двигаться куда-либо дальше. Почему он?.. Ай, не важно. ТВ просто начинает успокаивать себя тем, что мучиться в принципе осталось недолго.