По следам снов

Кислый и хмельной, запах пива витал в помещении; в небольшой таверне Саиса, находящейся в самом центре рынка, было довольно шумно. Амен и еще пара охотников подошли к дальнему столу и расположились за ним. Посетители, что до этого пили, громко смеялись и разговаривали о своем, сразу же затихли. Бойкая речь сменилась на тихий шепот. С настороженностью и презрением они косились на незнакомых путников, но активнее всего их внимания привлекал сам Амен. Суровый, со своей необычной внешностью и множеством шрамов, коих с каждым сезоном становилось все больше, он одним своим видом внушал страх. Амен привык к подобному. Привык тихому шепоту за спиной, к разным слухам и домыслам о себе, но все это было пустым и не имеющим значения. Какой прок волноваться об этом, если в лицо сказать ничего не осмелятся? Напрочь проигнорировав прожигающие спину взгляды, он поправил серую, местами выцветшую накидку. Потрепанная и неприметная одежда, на которую они сменили свою форму, особого доверия не вызывала, но лучше уж так… Лучше они сойдут за отъявленных головорезов, промышлявших грабежом караванов, нежели горожане признают в них фараоновых гончих. Сколько раз это прозвище летело им в спины? Амен уже сбился со счета. Одно знал — среди той части населения, что яро покрывала черномагов и часто пользовалась их услугами, оно надежно закрепилось. В каждом городе и в каждом поселении — куда они бы ни ступили, неся волю фараона, — находились те, кто помогал шезму, предупреждая тех о прибытии врагов. Слухи разносились довольно быстро, и отряду было не на руку выдавать себя, иначе черномаги вмиг сбежали бы из города, словно трусливые крысы. Хозяин таверны, невысокий мужчина довольно преклонного возраста, неспешно подошел к столу, прихрамывая на правую ногу. Молча он поставил несколько глиняных кружек и кувшин с хеком, после чего выжидающе посмотрел на гостей. Амен потянулся к поясу и, отвязав увесистый мешочек с монетами, вытащил из него пару утен. Призадумавшись всего на миг, он окинул помещение изучающим взглядом и, не жадничая, добавил еще, положив плату на стол с тихим звоном. С него не убудет. Жалование Верховного эпистата было далеко не малым, а для старика эти монеты явно не будут лишними. По долгу службы Амен давно научился подмечать каждую, даже самую незначительную, деталь, и в этот раз от пристального взора охотника не укрылось, что помощник в таверне был всего один. Скудная прибыль не позволяла нанять больше. Да и семьи тот, казалось, не имел — некому было позаботится о старике. Хоть Амен и вырос в других условиях, уклад жизни обычных людей ему не был чужд. Он точно знал: старшее поколение всегда уважали, и люди преклонного возраста работали редко, поскольку вся забота о них ложилась на старших детей. Именно они содержали своих родителей. Это уже при дворе фараона жрецы и знатные вельможи до последнего тряслись за свои места и не спешили уходить на покой. Амен всегда откровенно презирал эту их черту. Глупцы. Думают, что высокий пост и состояние помогут им на суде Осириса. Нет, их бесчестные деяния ничего не способно скрыть. Получив деньги и поблагодарив, старик ушел. Амен взял кружку и плеснул немного пива из кувшина. Сделал пару глотков — лишь для порядка. Большего себе не позволил: напиваться в его планы точно не входило. Работа требовала всегда держать рассудок здравым. Через два стола от них послышалась пьяная ругань. Разбилась глиняная кружка. Упал стул. Его люди напряглись, схватились за оружие, готовые вмешаться, если будет необходимо. Одним взглядом Амен приказал всем успокоиться и не привлекать лишнего внимания. Пока все шло четко по плану. Тизиан взялся за свою часть работы. Откинувшись на спинку стула, Амен с интересом наблюдал, как с плутоватой улыбкой тот извинился перед сидящим напротив него мужчиной. Подсел за стол, велев принести новую кружку и еще хека. Что-то беспрерывно выспрашивал у собеседника, не забывая при этом невзначай подливать тому пива. Амен знал о сильных сторонах каждого из своего отряда, и это всегда играло ему на руку. Если же он предпочитал действовать открыто, используя, как оружие, давление или страх, то умение Тизиана расположить к себе и разговорить кого бы-то ни было не раз помогало добыть нужную информацию, не прибегая к крайним мерам. Он, как никто другой, знал, что порой крепкий хек развязывал язык куда лучше приставленного к горлу кинжала. Только методы иной раз выбирал не самые разумные. Амен сбился со счета, сколько раз его приходилось вытаскивать из драк. Разговор за столом постепенно перетекал в нужное им русло. Собеседник Тизиана что-то объяснял, бурно размахивая руками при этом. Облокотившись на край стола, Амен пытался прислушаться, но все попытки были тщетны. Неподалеку двое горожан играли в Сенет. Стук фигурок о деревянную доску и громкая брань проигравшего мешали разобрать что-либо. Закончив с расспросами Тизиан, вышел из помещения, но остальные охотники не спешили покидать таверны. Наигранно гремя кружками, они немного выждали и только потом поднялись со своих места и направились к выходу. Рынок встретил их невыносимым шумом и дневным зноем, от которого невозможно было укрыться. Зычноголосые торговцы зазывали покупателей, что с огромными корзинами сновали туда-сюда, преграждая им путь. Амен накинул капюшон и, едва не налетев на одного из прохожих, выругался себе под нос. Нет, такие места он определенно не любил, предпочитая уединение. Царившая вокруг суета сбивала с мыслей и не давала сосредоточиться на дальнейших планах. Правда, в этом был и прок: среди огромной толпы можно было легко затеряться. Неподалеку раздавалась смесь разных речей: родной египетской, что была четкой и отрывистой, подобно ударам барабанов, и более мелодичная греческая, — судя по всему, принадлежавшая приезжим торговцам из Афин. До слуха доносилась громкая брань и звуки щелчков: хозяин хлестал по бокам своего верблюда, пытался поднять того, и при этом всё грозился продать бесполезную скотину. Животинку, видать, совсем разморило на солнце. Тизиан стоял у одной из лавок, переговариваясь с торговцем, словно со старым знакомым. С явным интересом расспрашивал того о товаре, указывая то на одну вещицу, то на другую. Амен подошел к нему, похлопал по плечу, подавая знак, что нужно идти. Охотники направились к выходу. Они остановились недалеко от ворот города, где привязали коней. Опершись на одну из колонн и скрестив руки за спиной, Амен кивнул в сторону помощника: — Докладывай. Что узнал? — Вчера вечером двоих шезму видели у дома одного из торговцев. Видимо, ученик и его наставник. Покинули город на рассвете. Еще в поселение ремесленников отправилась группа, почти следом. Поговаривают, наемники то были, — отчитался Тизиан. Амен не верил в случайности и был абсолютно уверен в своих догадках: это не первый случай, когда шезму состояли с кем-то в сговоре. Подобное всегда притягивало подобное. Влияние старших шезму было сильным, и те, словно хворь, распространили его везде, где могли. Нередко сговаривались с Верховными жрецами храмов, под видом обычных наставников обучая наивных студентов темному ремеслу, что после загубит им жизни. Вот как. Значит поддержкой наемников заручились, думая, что это их спасет от суда. Закончив размышлять, Амен перевел взгляд на отряд, а затем махнув рукой и направился к своему жеребцу: — Седлайте лошадей. Отправимся туда и все проверим.

***

Ближе к вечеру отряд прибыл на место. Недалеко от поселения, посреди пустыни, они привязали коней и наскоро разбили лагерь, но отправиться в само поселение не спешили. Горький опыт прошлого научил Амена, что соваться к врагу, не зная местности, было крайне провальной идеей. Было принято решение, что боем один из охотников разведает обстановку и, исходя из этого, они уже оценят свои возможности. Харамхеб выступил вперед, обнажив затупившийся кинжал, и без запинки произнес: — Я отправлюсь на разведку. Найду местного оружейника и заодно осмотрюсь. Амен кивнул давая немое дозволение. Остальные разошлись. Предстояло готовиться к бою. По возвращении охотника Амен собрал отряд в своем шатре. Откинув полог, Харамхеб зашел внутрь и тут же направился к столу, попутно стягивая со свитка кожаный шнурок. Когда он разложил на столе лист папируса с подробным планом поселения, Амен цепким взглядом окинул свиток. Поселение было небольшим, а это значило, что скрыться черномагам было почти негде, разве что среди множества узких улиц. Либо среди руин старой мастерской. Одно только волновало Амена: места для боя и применения какой-либо тактики было слишком мало. Но им не впервой, разберутся. Решив, что по прибытии он разобьет отряд по три человека, Амен еще раз посмотрел на папирус, в мыслях прикидывая, не мог ли он что-то упустить. Взглядом он наткнулся на то место, где по чертежам должны были быть крыши домов, и он ткнул туда: — Не спускайте глаз с этого места. Наемники могут скрываться наверху. Закончив последние приготовления, отряд переоделся в привычную форму и направился к поселению. У самых ворот Амен подал знак, и охотники, разделившись по трое, скрылись в ночной темноте, отправившись патрулировать улицы. Амен вместе с Тизианом затаились у дальнего угла. Служители Сета не заставили себя долго ждать. Прошла совсем малая часть времени, когда из переулка, словно тень, вынырнули двое и уверенно понеслись к одному из домов в своем облачении. С соседней улицы послышалась возня: глухие удары и звон хопешей. Почуяв, что их раскрыли, — а помощи, вероятно, ждать было неоткуда, — черномаги попытались обратиться в бегство, но было слишком поздно. Трое охотников тут же ринулись на них, отрезая все пути к отступлению. Один за одним охотники выныривали из тени, покидая свои укрытия. С ближайшей крыши спрыгнули четверо наемников, а следом, будто из ниоткуда, вышли еще около десяти. Амен покривился. Значит, его отряд перебил только малую часть, и в живых осталось куда больше, чем он предполагал. Черномагов нельзя было упускать. Не растерявшись, он ринулся к одному из шезму, которые тотчас же бросились в разные стороны, и, повалив врага на землю, точным ударом кулака вырубил его. Тизиан занялся вторым. С другими же они разберутся позже. — Связать их! — прорычал Амен и, перехватив хопеш, вскинул его вверх, дав команду идти в бой. Охотники вступили в схватку. Стиснув крепче оружие в руке, он медленно и целенаправленно, словно хищник, что преследовал свою добычу, ринулся на наемников, окинув тех беглым взглядом. Будучи опытным воином, мысленно он вычислил слабые места каждого из соперников и просчитал все их дальнейшие движения. Не сдерживая себя, Амен принялся наносить удары один за одним, не отвлекаясь и внимательно следя за движениями противника. В порыве необузданной ярости двоих наемников он приложил головами о стену и, орудуя локтем, добил обоих с помощью острия хопеша. Еще паре четко выверенным ударом он снес головы. То, что он делал уже сотни раз, отчего-то сегодня далось ему сложнее. Перед глазами все помутнело. Нанося очередной удар, Амен оступился, едва не подарив врагу шанс убить его. Исфет! Да что это с ним? Жар, что растекался по телу, не давал мыслить трезво. Кровь застучала в висках, а дыхание участилось. Нужно было срочно взять себя в руки, приказывал он себе. Он не мог и не хотел поддаваться этому губительному чувству, но после того злосчастного боя приступы внезапной ярости стали его постоянными спутниками. Раньше ему, привыкшему контролировать абсолютно все, удавалось их побороть, а сейчас все внезапно пошло вразрез. Уворачиваясь от удара врага и нанося ответный, Амен дал себе небольшую передышку. Сделав глубокий вдох и медленный выдох, отдавшийся свистом сквозь плотно сжатые зубы, он присмирел. Разум прояснился. Сразу двое наемников ринулись на него, и он быстро расправился с ними, только совсем упустил третьего, что подбирался откуда-то сбоку. Резкая вспышка боли пронзила грудь. Амен зашипел, а в следующее мгновение одним ударом отрубил нападавшему голову. К счастью, сил для этого у него было достаточно. Бой вскоре завершился. Уверенной походкой Амен направился к отряду. Двое охотников подхватили брыкающихся пленников и понесли тех в лагерь. Они почти были на месте, когда Амен понял, что что-то было не так. Все вокруг расплывалось, лицо горело, словно от ожога. Непривычная слабость растекалась по телу. Отодвинув край накидки, он невзначай бросил взгляд на ранение. Неровная, рваная полоса тянулась от начала груди до самого торса. Тот, кто оставил ее, раньше, походу, работал мясником… Нет, она не была глубокой — по крайней мере, не настолько, чтоб потерять много крови, — однако вдруг его резко повело в сторону, и Амен непременно бы упал, если б Тизиан и Еран не поспешили подхватить его. Тизиан тут же потянулся к ране и сквозь зубы выругался, дав команду поторопиться. Стоило отряду прибыть в лагерь, как младший помощник мгновенно послал Ерана за лекарем, а сам усадил Амена у костра, нагревая от огня кинжал. — Придется потерпеть. Нужно хоть частично вывести яд. На этих словах друг перевернул кинжал плашмя и плотно прижал к ране. Амен сжал кулаки до побелевших костяшек и стиснул зубы, не издавая ни звука. Неподалёку раздался голос старшего черномага, что успел очнуться: — Напрасно время тратите. Яд Аспида. Эпистат ваш долго не протянет. Один из охотников подскочил к нему и четким ударом в челюсть заставил того заткнуться, замахиваясь для еще одного удара. — Оставь его, — приказал Амен, поднявшись со своего места и направившись к черномагу. Он почти вплотную подошел к шезму, возвысившись над ним. Взирая на того сверху вниз, он чуть склонился, устанавливая зрительный контакт. Черномаг смотрел с презрением и зло усмехался, обнажая красные от крови зубы. — Значит, не протяну, говоришь? Жалко, вы этого не узнаете. Раньше отправитесь к Амат, — Амен обернулся к охотникам и дал команду: — Как очнется его ученик, допрос начните с него. Пусть наставник полюбуется, на что обрек несчастного. На этих словах откинув полог шатра и поморщившись от боли, Амен удалился к себе. Лег на кушетку и вскоре забылся беспокойным сном. Она явилась глубокой ночью. Осторожно, почти бесшумно проникла в его шатер. Склонилась над изголовьем кушетки, перебирая тонкими пальцами его волосы. Амен с трудом разлепил веки и болезненно поморщился: рану нещадно жгло. Обычный сон? Обман помутившегося действием яда рассудка, или то была сама Аментет, что вместо Анубиса решила сопроводить его в Дуат? Он не видел ее лица, надежно укрытого ночной тьмой, но смог разглядеть изящную тонкую фигуру, хрупкие плечи и длинные шелковистые волосы, что струились вниз, падая на его шею. Незнакомка тихо шептала что-то, но Амен не сразу разобрал её слова. Лишь позже до его слуха донесся более громкий, мелодичный и печальный голос: — Не смей умирать. Слышишь? Ты обязательно выживешь, но не стоит так безрассудно бросаться в бой. Боги не всегда будут милостивы. Наваждение сразу же спало. Разум, что находился под влиянием растекающегося по венам яда, кричал, что перед ним — враг. Видимо, просчитались они, повязав только двоих. Третий где-то затаился, и теперь онейромантка пришла мстить за своих. Пришла добить его. Поддавшись инстинктам, Амен приподнялся, превозмогая боль, и потянулся к столу, где должен был лежать кинжал. Не найдя оружия, он перехватил запястье девушки и, крепко удерживая, не позволил ей убежать. Со злостью выплевывая слова, он спросил: — Кто ты? Что здесь забыла? Она отшатнулась, пытаясь вырваться из крепкой хватки. — Ты, господин всех девушек, которые помочь пытаются, так хватаешь?.. Или только мне так повезло? Амен не видел, но был готов поклясться, что Неферут смотрела на него с вызовом, совсем не боясь, а в голосе ее сквозило раздражение вперемешку с обидой. Амен растерялся, и она, воспользовавшись этим, вырвалась из его рук, громко смеясь: — Я всего лишь твой сон, — бросила она напоследок и растворилась в ночи. Словно и не было никого. Перед тем, как вновь провалиться в беспамятство, Амен все еще слышал ее заливистый смех, что раздавался эхом по всему шатру.

***

Сердце стучало так быстро, что, казалось, вот-вот вырвется из груди. Ведомая необъяснимой тревогой, Эва бежала вперед, постоянно оборачиваясь и до конца не понимая, от кого она бежала или к кому. Ступни утопали в песке. Оступившись, она падала, но упрямо продолжала свой путь. Позади простиралась бескрайняя пустыня, а впереди в свете полной луны виднелись очертания небольшого поселения. Она спешила. Ноги сами вели туда, и ей чудилось, что если она не успеет, то непременно случится нечто непоправимое. Лязг оружия донесся откуда-то сбоку, разрезая ночную тишину. Стремглав она бросилась туда Первым, что она увидела перед собой, были его глаза, наполовину скрытые под капюшоном белой накидки. Необычные, светло-голубые, словно водная гладь. Глаза человека, повидавшего за свою жизнь многое и, должно быть, готового смириться со всем, что его ждало. Эва с самого детства помнила подобный взор: ее отец был воином, рано павшим на поле боя. Такие являлись хорошими тактиками, но сражались отчаянно и безрассудно. Завороженная, Эва наблюдала, за точными ударами и сосредоточенным лицом незнакомца. В пылу сражения капюшон спал с его лица, обнажая необычайно светлую кожу и такие же волосы, столь исключительные, что казалось, будто сам Хонсу ступил на землю. Он яростно сражался сразу с двумя врагами и совсем не заметил, как сбоку подкрался еще один. Все на миг замерло. Разум уже рисовал картины того, что вскоре произойдет. Незнакомец не успеет обернуться. Кинжал противника пронзит спину, и тот падет замертво… Неприятный холодок пробежал по спине: нет она не может этого допустить! Это будет неправильно. Набрав в легкие побольше воздуха, Эва что есть мочи крикнула: — Обернись! Он никак не отреагировал. Эва нервно схватилась за край платья, оседая на песок. Неужели она не властна над ситуацией? Неужели ничего не выйдет?.. Проклятье! Эва не могла понять этого страха. Страха, что пробирался под кожу тонкими иглами, причиняя боль. Она боялась за себя, за тех ,кто стал ей семьей, за названого брата… Но никогда прежде ей не приходилось бояться за того, кого она видела впервые. Это вводило в ступор и мешало здраво мыслить. Нет, так было нельзя. Совсем не время поддаваться панике! «Давай Эва, соберись!» Поднявшись и отряхнувшись, Эва вдохнула: — Обернись же! Чтоб тебя Нильские крокодилы сожрали! — подрагивающий голос выдавал отчаяние. В последнее мгновение он обернулся, и кинжал врага тотчас полоснул его по груди, оставляя глубокий след. Ответный удар не заставил себя долго ждать. Миг — и хопеш незнакомца с силой обрушился на шею противника. Голова того полетела в сторону. Эва вскрикнула и отвернулась, будучи не в силах на это смотреть. Бой закончился. К незнакомцу почти сразу же подбежали еще двое — видимо, из его отряда. А другая пара человек повели за собой связанных. Незримой тенью Эва следовала за группой людей, что направлялись к лагерю. Он следовал впереди, и от внимательного взгляда Эвтиды не укрылось, как ни с того ни с сего походка его стала шаткой и неуверенной, а вскоре он и вовсе начал заваливаться на бок и непременно бы упал, если бы двое товарищей вовремя не подхватили его. Но что же случилось с ним?.. Эва не была лекарем, но, вспомнив то, что видела, и то, о чем когда-то рассказывал Исман, она могла с точностью сказать: рана была не настолько опасной, чтобы потерять много крови. Вот только... кинжал. Скорее всего его отравили. Вскоре двое связанных подтвердили ее догадки, усмехаясь незнакомцу в лицо и с предвкушением ожидая его мучительной гибели. На миг все померкло. Эва растерянно озиралась по сторонам. Она находилась в просторном шатре, где на маленькой — по сравнению с его ростом — кушетке ютился Он. По лицу молодого мужчины текли крупные капли пота. В какой-то момент он судорожно заметался в лихорадке. Она не знала, как ему помощь, но и назойливое чувство, щемящее в груди, не давало ей просто так покинуть его. Он ведь был ранен, и ей хотелось хоть как-то облегчить его страдания. Тихо подкравшись к изголовью, Эва опустилась на край. Прикладывая прохладные ладони ко лбу, она отодвинула светлую прядь волос, взмокшую от пота, а затем ладонями с бережностью скользнула по виску мужчины. Красивый, подумалось ей, и она невольно смутилась. Переходя на острые скулы, Эва бросила взгляд ниже, и её рука невольно потянулась к мужской груди, где под тугой повязкой скрывался длинный порез. Порез, который позже непременно превратится в шрам. От этой мысли ей неожиданно стало совсем не по себе, и неведомое ощущение тревоги засело где-то глубоко в ее груди.       А ведь совсем немного оставалось до сердца. Стоило отравленному кинжалу войти чуть глубже — и спасти его было бы невозможно. Незнакомец хмурился, судорожно сжимал в кулаке край одеяла. Эва не могла сказать, что ему снилось, но, видимо, мерещились какие-то кошмары прошлого. Она склонилась совсем близко и тихо начала что-то шептать. Сама толком не понимала, но отчего-то была уверена, что это поможет ему прийти в себя и бороться за жизнь. Он резко распахнул глаза. Мужчина посмотрел на нее с недоверием и опаской, а рука его потянулась куда-то к столу — вероятнее всего, он искал оружие. Эва растерянно отшатнулась в сторону, отвернувшись. Она хотела всего-навсего помочь, а он в ней врага увидел. Могла бы вообще оставить его одного. Однако разум, что застилала обида, настойчиво твердил: Она поступила бы так же. Ни минуты не сомневаясь. Почувствовав хватку на своем запястье, Эва вскочила, пытаясь вырваться. Он требовал ответов о том, кто она, но как же объяснить, если сама не знала, как оказалась тут?.. Паника нарастала. Нужно было придумать хоть что-то, не поддаваясь страху. Эва стремительно вырвалась. С вызовом посмотрев на незнакомца и громко засмеявшись, словно шутя над тем, она произнесла: — Я всего лишь твой сон. Глубокий, судорожный вдох. Эва резко подскочила на кровати, осматриваясь. На запястье еще чувствовался след от его касаний, что были столь реальны. Что же это за сон такой? Или не сон вовсе, а видение? Обычные сны ей не снились уже давно, лишь преследовали ночные кошмары. Громкая ругань послышалась за окном, прерывая поток ее мыслей. Полиб, что до этого дремал на подоконнике, встрепенулся и, расправив крылья, взлетел, после приземляясь на плечо Эве и что-то попискивая. Она потрепала птицу по голове, подметив, что новоиспеченный питомец совсем окреп. Две луны назад она еле отбила Сокола у злющего соседа: тот ни в чем не повинную птицу так треснул поленом, что аж перебил крыло. И как только Эвтида не испугалась мужчину, который был вдвое больше и сильнее её?.. Одним богам известно. Верно, решимость и жажда справедливости были сильнее здравого смысла. Позже о соколе позаботился Исман, но благодарная птица не улетела, так и оставшись у них дома. За окном все не унимались. До слуха Эвы донеслись громкие хлопки двери и тихие шорохи. Она недоумевала: опять, что ли, этот шакал напился и стал буянить?.. О скандальном нраве Акко и его привычке ввязываться в драки она слышала много от соседей, как и о недавнем происшествии с Азанет. Бедную дочь жреца храма Амона избили до полусмерти, и многие были уверены, что то было дело рук Акко. Вот только ни единого доказательства, к сожалению, не имелось. Вздохнув, Эва встала с кровати и, тихо закрыв дверь, прокралась к заднему двору. Уснуть у неё уже вряд ли получится, а свежий ночной воздух после таких снов не повредит. Возможно, так она заодно и узнает, что же там стряслось. Оказавшись на улице, она обнаружила, что у дома Акко разгорелась настоящая ссора. Высокий темноволосый мужчина пытался оттянуть Бадру от соседа, которого жрец Амона осыпал всевозможными проклятиями. Акко злился, обвинял бедного отца в том, что тот обратился к черномагам, и грозился раскрытием. Значит, вот кто они. Черномаги. Эве ни капельки не было страшно, хоть она и много слышала о них: мол, проклясть могли да гадости творили… Но незнакомцы совсем не выглядели опасными. Эва бросила заинтересованный взгляд на того, что был старше. В нем пылала некая угроза, риск — казалось, он мог пойти на многое. Но, скорее, для того, чтобы защитить своего ученика. Или младшего родственника: уж больно они были похожи друг на друга. Этого нельзя было объяснить, но вместе с этим от старшего исходила некая мудрость. Эва злилась. Разве дело это было? Что за беззаконие? Сосед будто нарочно издевался над отчаявшимся стариком! Раздражённая, она вышла из тени. — Ни при чем, значит, да? — зашипела она. — На беззащитную птицу, воплощение Гора, рука поднялась? Значит, и к этому причастен! Свидетели твоего злодеяния тоже найдутся. Не сомневайся! Не понимала Эва этого порыва, но ярость захлестнула её с головой. Хотелось хоть как-то помочь безутешному отцу и заступиться за незнакомцев. Сама не знала почему. Старший из шезму удивился. С интересом он посмотрел на нее — видимо, подмечая что-то про себя. Быть может, не привык к подобному. Затем пошел успокаивать Бадру и что-то ему говорил. Младший же приблизился к Эве и озорно улыбнулся. — Неужто совсем бесстрашная? Хороший бы черномаг из тебя вышел. Эва не на шутку удивилась. Разве для подобного не нужны были хоть какие-то способности? Нет, ее тянуло ко всему такому еще с детства… Магия жрецов и черномагов казалась чем-то невообразимым. Завораживающем. Таившим в себе великую силу и мудрость. От этого всего веяло чем-то до боли родным и знакомым… — А обучать кто будет? Разве не один ученик у наставника может быть? — Шутил я. Впрямь заинтересовалась? Нет, ученик один далеко не всегда. Может и один быть. Бывает, что и около трех-четырех, но не больше. У брата пока только я обучаюсь. — Брата? Парень лишь кивнул. Значит, права она была. Они являлись родственниками. Вскоре наставник закончил разговор с Бадру и подошел к своему брату. Тот о чем-то тихо ему толковал, переводя взгляд на нее. Неспешно старший завёл беседу и с Эвой: — Значит, обучаться хочешь? Что ж, тогда сделай вид, что ничего здесь не видела и, если не передумаешь, приходи завтра в храм Тота. Скажешь, что к Реммао. Эва только молча кивнула на это. Реммао и его брат спокойно ушли, растворившись в ночи, словно их тут никогда и не было.