Нечто большее, или...

Прошло около двух часов с того события. Мне было очень стыдно за то, как я некрасиво поступила с ним. Он не виноват, вообще не виноват в этой ситуации. Виноватой здесь была только я, потому что именно я наорала на него просто за то, что он следует правилам своим хоть и не очень хорошим, по его мнению, но родным родителям. Папа не знал, как и с чего начать вести со мной конструктивный диалог, мама тоже пыталась со мной заговорить, но я не решалась говорить им об этом, а почему – только мне известно, хоть и недостаточно хорошо. Я лежала всë это время под одеялом и плакала в подушку, не удосужившись снять с себя лыжный костюм, потому что зачем, если мне не хочется? Поэтому было очень жарко и термокофта прилипала к футболке, а та, в свою очередь, – к телу. Мне было уже всë равно, что будет дальше, потому что не видела смысла продолжать такую жизнь, в которой я приношу другим только одни беды. Если я кому-то и делаю хорошие дела, то потом обязательно сделаю ему что-то плохое и он уйдëт от меня. Всём будет только хорошо, когда меня не станет на этом свете. – Всем будет хорошо, если я отсюда уйду, – повторила мысль вслух шëпотом, и от этого легонько, как мне показалось на данный момент, улыбнулась. – Да, так и есть. Я закрыла дверь на ключ, за что надо сказать папе спасибо и пока, потому что мы больше не увидимся. В голове заиграла песня «Breaking the Habit», идеально вписывающаяся в нынешнее время, с приятным вокалом Честера Беннингтона, который покончил с собой, когда рядом с ним никого не было. Я бесшумно передвигалась по своей комнате, стараясь не шуршать одеждой, что получалось на ура, и подошла к своему рабочему столу, рядом с которым стоял стол пониже, держащий на себе монитор, который каждый раз передвигаю на стол повыше, чтобы поиграть или посмотреть видео в ютубе. Был полный беспорядок: карандаши находились не в карандашнице, ручки тут и там несуразно лежали на столе, большой по размерам оранжевый учебник по истории России был в раскрытом виде на каком-то параграфе, а рядом с ним – тетрадь, в котором находился незаконченный конспект с двумя ручками разных паст для своих целей: синий – писать текст, зелёный – выделять основное. Я в этой жизни не закончу конспект. В следующей – обязательно. Открыв ящичек с правой стороны стола, достала оттуда канцелярский ножик. В голову резко ударили воспоминания, когда я его постоянно брала на природу с папой, даже если он был против идеи брать его и носить его с собой, несмотря на то, что он мне его сам подарил. Один раз он сильно помог, когда возвращались домой из леса, а на нас вышли какие-то люди лет двадцати– местные с района. Перцового баллончика не было с собой, потому что оставили его как назло дома, так что здесь было только три пути: либо бегство, либо попытаться договориться, либо ножик. Папа выбрал третий вариант, и он оказался наиболее эффективным. Как оказалось по итогу, стоило ему показать холодное оружие, как парни разбежались кто куда, и я даже тогда решила, что бегство не лучший вариант. На тот момент мне было девять лет. Слëзы капают, по полу стучат – это происходит как-то самовольно. – Я дура. В правой руке находился ножик и лезвием едва касался района около вены. – Я поганая тварь. Мне не хочется больше находиться в этом тупом мире, поэтому это – единственный вариант решения всех моих проблем, включая… Андрюшу. Все мои мысли были заняты им, доказательством своей неправоты и поиском выхода из этой ситуации, с которым я хочу закончить эту бессмысленную историю. – Я блядь и настоящая сука, недостойная жить в этом свете. Лезвие касалось верхнего слоя кожи, и стоит лишь чуть сильнее на неë надавить, как из неë польëтся красная кровь, которую я очень давно не видела своими глазами. Я прекрасно представляла себя такой, будто я Юри из «DDLC» перед признанием или отклонением признаваться у главного героя перед ней. Я представляла, как я так же буду лежать на полу, истекая кровью, только на этот раз разговария не с кем-то, а только с самим собой. – Мне никто не нужен. Пожалуйста, Бог, если ты меня слышишь, подари мне быструю смерть, и я поблагодарю тебя в следующей жизни. Кажется, я сошла с ума. Я поменяла местоположение ножа: теперь лезвие находилось на ладони левой руки. Оно было почти бритвенно острым, одно неаккуратное движение – и кровь – то, к чему стремлюсь. Мир вокруг меня отключился, и я была лишь действительно единственной живой в этом давно прогнившем месте. – Я больше никому не нужна в этом мире. Даже себе и уж тем более Андрюше. Он меня никогда не простит, так что пускай пойдëт на хер этот мудак. И что же я, скотина, в нём нашла, если он такой же, как и все люди? Я надавила на лезвие. Не сильно, так, чтобы посмотреть на алую жидкость. Я боюсь. Боюсь смерти, боюсь умереть в одиночестве. Боюсь. – Я не хочу умирать. Не так хотела прожить свою долбаную жизнь. Не так. И увидела еë. Она шла потихоньку, словно загнанный в угол зверëк выходит из своего тихого и безопасного места наружу, в мир, который грозил ему лишь только смерть и ничего более. Не чувствовалась боль. Ничего. Абсолютно. – Я не так хочу. Слëзы закрыли моë видение. Я отключилась от всего мира, абстрагировалась в своëм, в котором тоже всë плохо. Я ненавижу себя. Я не знаю, что делать. – Пока, конченные люди и я вместе с ними. Надеюсь больше не встретиться с вами. Я подняла рукав кофты поближе к плечу и увидела голую, ничем не защищëнную локоть с едва видимой полоской вен. Лезвие само по себе начало двигаться к нему. Ничего не мешало мне это сделать, кроме самой себя. Рана на левой руке источала всë больше крови и красила ладонь в красный цвет. – Я не хочу. Не хочу так. Я не такая тварь и блядина. Никто меня не слышал и не слушал, а также и не смотрел. Значит, я никому в действительности не нужна. Осталась наедине сама с собой и своими мыслями. Я не заслуживаю жить и уж тем более существовать. Я этого не достойна. В дверь начали громко и настойчиво стучать. Я не слушала их. Хотела закончить своë дело раз и навсегда, потому что так надо. – Алиса, открой дверь, пожалуйста. – Я узнала Андрюшин голос, и слëзы лишь сильнее начали свой горячий поток. Я не хочу никому открывать дверь, потому что не хочу никого видеть рядом с собой. Я так хочу, чтобы он меня обнял и сказал, что я себя только зря накручиваю и что не надо было так делать, как делаю я сейчас. Эти глупые людишки мне на хер не нужны, как и я сама себе. Меня никто достаточно хорошо не понимает, как мой Андрюша. Мне он вообще не нужен. – Не открою… Зайди, пожалуйста, мне страшно… – Шепнула шëпотом и заревела, как маленькая сучка. – Уходи… Ножик находился там же, и я чуть сильнее надавила рядом с веной. Мне очень страшно с собой. Я хочу, чтобы было иначе, а не так, как сейчас происходит. Увидела, как кровь помаленьку выходит наружу из своей кожи. Я не хочу верить в то, что всë это происходит наяву, потому что мне только тринадцать лет, всë ещë впереди. Мне всë равно, что скажут близкие обо мне в будущем. Я не хочу, чтобы они горевали по тому, что меня не будет в этом мире. – Пожалуйста, обними меня… Я тебя ненавижу всем сердцем… Послышались приглушëнные удары чем-то тяжëлым по двери: я закрыла ручку на замок. Только я виновата здесь, пока все остальные – нет. Я хочу прекратить весь этот цирк и пойти обняться с Андрюшей, потому что он хороший и добрый. Пусть этот чëртов гондон поскорее сдохнет и больше не увидит меня живой. Я так хочу, чтобы он обнял меня, потрепал по головке, убрал слëзки с лица и сказал, что всë теперь хорошо. Я его ненавижу. – Алиса, ты нас слышишь? Можешь, пожалуйста, открыть дверь? Ты нуждаешься в нашей помощи, и это видно! Я не сдвинулась с места. Мозг хотел, чтобы я встала и открыла им дверь, чтобы расплакаться у них на руках. Мозг хотел, чтобы я сидела на месте. Моë тело просило сделать хоть одно любое полезное движение на пути к моему спасению. Я поранила себя ещë раз в том же месте и сильнее. Было болезненно и невыносимо больно. Я ничего не чувствовала. Двери начали шуметь чем-то громким и острым. Я сидела на том же месте, не двигаясь. Мне было очень страшно и хотелось прекратить заниматься самоистязанием. Пошла ещë одна небольшая струйка крови. Я не хочу так заканчивать свою только что начавшуюся жизнь. Боюсь это говорить, но это будет единственно правильный выход из этой ситуации. Я хочу уйти с минимумом потерь как со своей стороны, так и с родительской и Андрюшиной стороны, потому что я нуждаюсь в них. Увидела лезвие топора – острого и всюду проходимого. Слëзы пошли с ещë большим притоком, кровь – так же. Я попыталась остановить напоры, но без толку, потому что она будто не замечала преграды в виде пальцев. Я так хочу себя убить, и мне похеру на то, что скажут обо мне потом. Я не хочу расстраивать родителей и Андрюшу своим поведением и нуждаюсь в их теплоте. Мне никто не нужен. Первым в комнату вошëл он. Подбежал ко мне, осмотрел меня полностью и вырвал из моих рук ножик, а потом что-то крикнул родителям. Я никого и ничего не слышала и так и продолжала сидеть на своëм месте. Пошли горькие и солëные слëзы. Ничего не говорило о живости мира, кроме трëх людей, один из которых стал мне как родной. – Алиса… вуешь? Ты… ишь? Отв… Мозг был чем-то затуманен, голова едва держалась на плечах. Чувствовала, что ещë чуть-чуть, и упаду прямо на пол. Они втроëм сидели передо мной и о чëм-то говорили, а о чëм именно, я не слышала. Один из них что-то делал с моими руками. Был только один надоедливый шум в ушах, который, наверное, ничем не убрать. – Ты… ем… это… лала?! Ты… нас… мала?! Упала.