Нечто большее, или...

Совместная зачëтная тренировка была только что закончена. Дистанция вроде небольшая и немаленькая – примерно пятнадцать километров, – а отдохнуть и восполнить силы всë-таки надо, чтобы не рухнуть на землю от усталости. И я вместе с ней сел на одну лавку, с радостью принявшую нас – меня и Алису. С ней познакомился, можно сказать, вообще случайно: меня после школы за углом здания остановили одноклассники, просившие по-братски, по доброте душевной списать конспект по химии, так как знали, что я в ней разбираюсь довольно хорошо, чтобы не бояться формул и длинных реакций, где надо уравнивать количество веществ с левой и правой сторон. Да, это и для меня было иногда сложным, но это лишь иногда; в основном молча выходил к доске, выполнял задание, учитель проверял его на правильность и ставил мне пятëрку, после чего также молча уходил к своей парте и дальше решал задания на карточке, легко решаемые мной. И конечно, зная, что я хорошо – чуть ли не в совершенстве – владею данным навыком, у меня просили по предмету домашку. К слову, и по другим предметам просили готовое домашнее, так как я был единственным отличником среди своего класса, где почти каждый второй хоть раз принимал в свой организм алкоголь, он же яд, или парил вейп, позже переходя к более тяжëлому – к сигаретам. Более невоспитанные дожидались того, что меня не было в кабинете, втихаря и быстро вынимали из учебника тетрадь и либо фотографировали нужное на телефон, либо оставляли тетрадь у себя с дальнейшим списыванием. И так происходило несколько лет, пока не решил не доставать учебник с тетрадью до звонка на урок и оставлять домашнее в рюкзаке, а рюкзак по возможности держать при себе. Сначала было мирно и спокойно, но через примерно неделю после такого нехитрого решения увидел, что тетрадей по всем предметам нет и что никто не говорит, где и у кого они находятся. Вернули мне их только под конец учебного дня, когда получил несколько двоек из-за «неготовности» к уроку. Так что после этого вообще перестал с кем-либо общаться и просто сидел за телефоном, коротая перемены таким образом. Но вернусь к неожиданной встрече. Алиса, тогда ещë неизвестная мне рыжеволосая девушка, которую природа точно не обделила, крикнула одному из пацанов, на что он даже не сдвинулся с места и с ухмылкой на лице стал медленно оборачиваться назад, чтобы взглянуть в глаза того, кто ему помешал: – Отстаньте от него! Он вам ничего плохого не сделал! Немного погодя, он удивился, даже испугался еë и со своими братанами как пришёл, так и ушëл – быстро, резко, внезапно. – Ты как, в норме? Не испугался? – вмиг принялась осматривать меня, не попросив перед этим хоть какого-то разрешения или чего-то подобного. – Не молчи, говори как есть. А я смотрел на еë красивое зарумяненное на холоде лицо, на еë выглядывающие из-под шапки оранжевые волосы и удивлялся этому. Никогда так близко ко мне не подходила девушка, причëм незнакомая и не просящая что-либо. – Чего молчишь? Ответь мне хоть слово. – Да, в норме. Мог и сам справиться, могла и не вмешиваться в чужое дело. – Как тут не вмешиваться, когда ты один стоишь против трëх главных хулиганов нашей школы! Ты хоть об этом подумал! – и ещë раз внимательно осмотрела меня со всех сторон. – Да и к тому же ты выглядишь дрищом, если честно. Те-то хоть в местный зал ходят, а ты? – А я на лыжную базу хожу, лыжами занимаюсь и в соревнованиях участвую. Мгновенно слетело с языка, после чего начал сопротивляться привычным спокойным голосом, в какой-то степени грозным: – Нет, я никуда не хожу, дома сижу и за компьютером просиживаю время, в ютубе видео смотрю. – Нет, ты что-то про лыжи говорил! Колись давай, у какого там тренера занимаешься? – Т-тренера?.. В смысле у какого тренера занимаюсь?.. – В прямом смысле. Я, например, у Андреева хожу, а ты? – А я у Валентинова… – Серьёзно!? У самого паршивого и заниженного мужика занимаешься? Да он ничего не умеет, кроме как быть подкаблучником у своей «любимой» жëнушки! Уверена на сто процентов, что она не позволяет ему гулять со своими пацанами даже до десяти вечера. – Она прищуренным глазом посмотрела на меня и улыбнулась. – Хотя какие-такие пацаны могут быть у такого человека с таким-то «счастьем»! Рядом с ней мне было комфортно, чего не всегда испытывал и дома, где тепло, безопасно и голодным не останусь. Там мне всë было знакомым и стояло на своих местах, но даже так нет-нет да испытывал чувство того, что некомфортно находиться в таком месте, где всë было в порядке. Требовались перемены в жизни, а какие – не знал, не задумывался об этом, так как был погружëн в процесс обучения. – Согласись со мной, ведь да? – Д-да, соглашусь здесь с тобой… Девушка подняла с поверхности рюкзак, который мог держаться только на одном плече, потому что вторая лямка была порвана где-то посередине, и надела его. – Ладно, я пошла. И да, меня зовут Алиса! – А я Андрей! Крикнул в еë уходящую за территориальные школьные ворота спину, получил уверенный кивок и пошëл в ту же сторону – там находился мой дом, моя крепость, куда не приходил с гостями из-за их отсутствия, а когда они были – не приглашал, ведь, если так можно сказать, боялся того, что они могут натворить в квартире, в которой, помимо меня и родителей, жил также младший брат, находящийся на другой волне жизни – яркой, эмоциональной и живой, но в то же время шумной, зумерской и тупой– и обучающийся в шестом классе, пока я в восьмом, и две младшенькие сëстры – одной пять лет, а другой – три. И вот вшестером живëм в трёхкомнатной квартире, одну комнату из которой я один занимаю, так как не очень люблю, когда нахожусь в центре внимания и в подобных случаях, а почему – не хочу даже вспоминать об этом: это берёт корни с начальной школы, которую хочу полностью стереть из своей памяти. Повесил куртку на свой крючок в прихожей, положил обувь сушиться на батарею и, переодевшись в домашнюю одежду, совершил третий пример пищи за день, не менее полезный, чем завтрак или обед, – полдник, в состав которого вошло только два бутерброда с молочной колбасой, потому что через полчаса пора было во второй раз выходить на улицу на тренировку и ждать на остановке свой автобус, держа при этом связку лыж с палками, а сзади – мешок с лыжными коньковыми ботинками. Мало кто знает, что лыжные ботинки могут быть коньковыми – на коньковый ход, классическими – на классический ход и универсальными – и на тот, и на другой хода, а уж тем более то, чем они между собой различаются. Время незаметно пролетело, и я стоял на остановке, ждал того момента, когда сяду на одиночное место автобуса, находящееся за водителем, проеду вдоль парка около четырëхсот метров, поверну в левую сторону, поднимаясь вверх по небольшой горке, и подъеду к двухэтажному серо-красному зданию, где внутри поздороваюсь с гардеробщицей и зайду в свою комнату переодеваться и ожидать начала тренировки. Брат учится во вторую смену, поэтому ходит на утренние занятия, а у меня наоборот с этим. При этом есть один удивительный факт, который, мягко говоря, всë ещë поражает, и заключён он в следующем: на утренние тренировки ходят большее количество людей, чем на вечерние. Это объясняется тем, что к этому тренеру ходят в основном дети с начальной школы, и я всë ещë иду к нему из-за брата: родители боятся того, что если я буду заниматься у другого, то потеряется связь между мной и ним и будут у них опасения по поводу его безопасности. – Эй! Кто-то кого-то окликнул, и я не отозвался на это. – Ты что, спишь на ходу, что ли, Андрей? – А-алиса? Она стояла в спортивном обмундировании, наподобие которого участвуют спортсмены в соревнованиях и просто тренируются. В комплект входит лыжный костюм, под которым находится термобельё, а сверху жилетка, защищающая владельца от холодного ветра. На голове оранжевая шапочка, бафф, обвивающий шею, и очки на случай, если будет метель, что не является редкостью зимой в городе. На руках чёрные перчатки. – Долго так стоишь? – спросила девушка, опëршись о стенку остановки с внутренней стороны. – Если да, то сколько? – Минут 15 или около того. – Ну и зачем ты рано вышел? Расписание, что ли, лень посмотреть? Так вроде бы нетрудно его запомнить, особенно если учитывать тот факт, что мы находимся на последней остановке. – Да нет, не сложно. Просто привык рано выходить, и всë. Алиса выглянула из-за угла и вернулась обратно. – Автобуса не видно, ладно… Кстати, ты смотрел вчерашнюю гонку Большунова и то, как он там в конце отнял у норвежца победу буквально из-под его лап? – она посмотрела на меня с надеждой на положительный ответ. – Нет, не смотрел. Я вообще мало этим интересуюсь и… – В смысле ты не смотрел!? Это же Всероссийская гордость спортсменов лыжных гонок, и ты ещë смеешь говорить, что занимаешься лыжами!? Знаешь, кто ты после этого? – Кто, фуфлыжник? – сказал это спокойным голосом и увидел еë обиженное лицо с грустной улыбкой, причина которых мне не ясна. Не ясна, потому что толком ни с кем не разговариваю, и как следствие присутствует почти полное отсутствие понимания эмоций людей вживую. – Не беспокойся об этом, хорошо, Алиса? Она повернулась спиной ко мне и не смотрела на меня. Дураку понятно, что я где-то оплошал и каким-то образом обидел едва знакомую девушку, спасшую меня от разборки и возможной дальнейшей драки, если б не отдавал готовое домашнее задание. Внезапно в голове появилось несколько вопросов, на которые ответить самостоятельно не способен: почему хулиганы резко ударились в бег, когда увидели еë? Что она такого им сделала, что у них такая реакция на неë, ведь мне кажется, судя по сегодняшнему случаю, что Алиса – добрая и самоотверженная девушка, раз не побоялась выйти против трëх сильных пацанов? И, наверное, главный – почему она вмешалась в эту ситуацию, если могла пройти мимо и отправиться по своим делам, которые куда важнее, чем какой-то дрищ? Показался жëлтый автобус с характерной табличкой «Дети», под которой мелким шрифтом было написано «Заказной». Я вошëл первым, несмотря на груз, и сел на своë любимое место, краем глаза заметив, что девушка села на то место, где по сути должен сидеть кондуктор, и смотрела на меня прямым, чуть ли не пристальным взглядом. Стоило мне чуть голову поднять, как она делала вид, что любовалась окружающей обстановкой. Тренировка прошла незаметно и быстро, не успев я моргнуть и глазом. Как обычно я пил тëплый сладкий, с тремя ложками сахара, чай и спокойно сидел в комнате, особо ничем не нагруженный после тренировки, кроме маленькой силовой, состоящей из пяти упражнений: пресс, отжимания, приседания, выпрыгивания и отжимания сзади – по пятнадцать раз. Подо мной слышался чëткий, громкий и выразительный голос какого-то тренера и рядом с ним чей-то девичий. Последний жаловался на боль в бедре, а первый сказал, что так и должно быть после такой хорошей тренировки. Я не знал, что они считают за хорошую тренировку, но явно что-то связанное с получением некоторых тяжестей, как, например, эта боль. Я хотел ещë их подслушать, но тут в комнату зашëл Валентинов, которого не могу воспринимать нормально после сегодняшней новости про его каблучность под жену. Хоть убейте, не могу. – Как самочувствие, Андрей? Не устал? – Нет, Пëтр Григорьевич, я в порядке. – Хорошо. Собирай свои вещи и иди ждать автобуса. Или ты как обычно, пешком пойдёшь? – Конечно же пешком. За полчаса дойду до дома, не потеряюсь по пути. – Смотри не заблудись по дороге в темноте. Хоть дорогу знаешь, а вечером, особенно зимой, всегда опасно. – Понял, Пётр Григорьевич. До свидания! – До завтра! Я надел оригинальный пуховик от «Adidas», забрал связку, накинул на спину мешок и чуть не стукнулся лбом в проходе с Алисой, идущей в сторону туалета. Она поспешила отойти от меня, но я еë задержал. – Алиса, скажешь, почему ты обиделась на меня на остановке или нет? Мне просто интересно. Девушка посмотрела на меня как на дурака и пыталась вырваться. Ничего не получалось, и всë также стояла в моей не крепкой хватке. – Расскажешь – отпущу. Всего лишь несколько слов, и ты можешь пойти туда, куда ты так стремишься, хорошо? Теперь посмотрела на меня со злобой, но такой, какой достаточно для того, чтобы от тебя отстали, да только я был не из их числа и продолжал стоять там же, не совершая лишних и резких движений. Через несколько минут молчания и просмотра друг другу в глаза Алиса оттолкнула меня от себя и побежала в сторону туалета, а я в свою очередь решил больше не беспокоить еë – вышел на улицу и пошëл в своей темпе до дома. – Я определённо сделал что-то не так, но что именно? – начал монолог я вслух шëпотом. – Почему всë, что я делаю, делаю плохо и во вред окружающим? Почему я такой человек – асоциальный, не способный нормально общаться с окружающими людьми, так, чтобы и я, и они испытывали радость при общении, а не отвращение, когда это надо делать? Я спускался вниз по дороге и видел, как пушистый белый снег выглядел желтоватым и красивым, когда пролетал под фонарными столбами. Это зрелище достойно того, чтобы быть наравне с водой и огни, на которые можно смотреть вечно. – Я хочу стать более социальным человеком, а не тем, кем я являюсь: сижу до полуночи за телефоном, затем выполняю домашнее задание, имея при этом, постоянное желание быть с кем-то открытым. И я имею ввиду быть открытым не столько родителям, сколько себе и тому, кого я посчитаю близким, с чем есть трудности. Послышались сзади чьи-то шаги, и после они начали падать уже более тише, чем минутой ранее. Повернул голову назад и увидел еë запыхавшуюся; было видно, что бежала за мной, а то иначе бы ждала следующей встречи, которая может быть когда угодно. Но что она хотела мне сказать, я не знал. – Прости, – она встала передо мной в своëм красном костюме, в каком я встретил еë на остановке, – прости меня за раннее сказанное. Я не хотела тебе обижать, а по итогу получилось так, что это Я на тебя обиделась. Ещë раз прости меня. Я не знал, что сказать. Не знал, потому что, наверное, никогда не бывал в подобных ситуациях, как эта. Потому что никто не просил у меня прощения за то, что он сказал в мой адрес, даже если это было не значительным, было не оскорбительным. Поэтому просто стоял на месте, смотрел на еë чуть красное от холода лицо и удивлялся нынешней обстановке, в которой я впервые, скорее всего, оказался и в которой не знаю, что делать, чтобы я правильно поступил по отношению как к ней, так и себе. В особенности по отношению к ней, чтобы не усугубить ситуацию и исправить последнее. Алиса взяла себя в руки, положила мои лыжи и палки без моего разрешения на землю и – неожиданно! – обняла меня, положив голову на мой левое плечо. С уверенностью могу сказать, что это было первое объятие с кем-либо, не считая маминых в раннем детстве, и что это было именно с девушкой, чему я вообще очень удивился. Как-то осознанно, без вмешательства мозга и скорее душой, сердцем, обнял еë в ответ за спину, а то если бы спустил руки пониже, были бы резонные вопросы. Мне это, безусловно, нравилось и хотелось, чтобы этот момент длился вечность – может, потому, что именно этого – ощущения нужности кому-то или ощущения быть живым, а не существующим – мне не хватало в жизни? Я не знаю. Прошло около двух минут, длящихся как одна секунда, и она отошла от меня, смущëнно посмотрела мне в глаза, после чего состроила злое лицо и сказала: – Вот только не думай, что я обнималась с тобой, потому что ты мне нравишься. Ты мне нисколько нравишься и даже не пытайся меня убедить в обратном – не получится у тебя. Понял меня? – Понял. – Ответил коротко и ясно и взял в руки связку, и пошли вдвоëм в вечерней, но глубоко тëмной тишине, нарушаемой изредка проезжавшимися машинами, зачем-то спешащими то в соседний город, находящийся в районе двенадцати километров от моего города, то в наш город или рядом находящийся пригород. Примерно через пятнадцать минут дошли до остановки, где встретились и где произошла обида на меня за ни за что. Я не понимал, почему это произошло, так как, по моему мнению, можно вполне заниматься каким-то делом и при этом не смотреть на других людей и другие подобные работы, даже если хочется. Надо развивать что-то своë, не отвлекаясь, чтобы достичь определённых высот в данной сфере и получить успехи и славы и только потом смотреть за другими. Я, конечно, понимаю, что эта точка зрения, возможно, неправильная, но она имеет право на существование, как и любое другое мнение по этому вопросу. Мы не разъединились на остановке, как я думал, а пошли дальше в сторону моего дома. Через десять минут дошли до него, и только тогда разошлись каждый по своему пути. Я смотрел в еë уходящую спину и искренне улыбался, что раньше редко когда делал; в мыслях у себя подумал, что влюбился в неë, но постарался это отогнать от себя, с чем успешно справился. Дома, чтобы не возникало лишних вопросов по поводу моего настроения, принял каменное лицо, к которому привык, переоделся в домашнюю одежду, положив тренировочную сушиться, поел две тарелки пшеничной каши и закрылся в своей комнате – делать домашнее задание и обдумывать сегодняшний день, потому что он здорово отличался от предыдущих хотя бы тем, что девушка вступилась за меня, хотя я никого не звал на помощь, так как это происходило уже где-то раз десятый и я мог просто отдать им тетрадь, чтобы они сфотографировали и на следующий день принесли; здесь я был слаб, и, видимо, это дало ей, Алисе, стимул вмешаться в не своё дело, когда еë никто не просил об этом. Могу лишь сказать спасибо за это – завтра в школе может пройтись слух, что я, титан одиночества, теперь не одинок и что я крайне слаб, раз за меня заступилась какая-то девушка, которой оказалось на тот момент не всë равно на меня, беззащитного перед тремя сильными одноклассниками-хулиганами, или вообще слух, что я влюбился в неë. Такое тоже возможно и отрицать это нельзя. Во время подготовки к завтрашнему дню голова неустанно крутила этот фрагмент и не давала мне возможности выкинуть это как ненужное в урну или положить в дальний уголок, целиком и полностью покрытый многолетней паутиной – один паук старательно, кропотливо выполнил работу. И перед сном было то же самое. Однако, поворочавшись в постели в районе получаса и найдя удобную позу, заснул сном младенца, спящего на руках матери-кормилицы – женщины родной и самой любимой на всëм белом свете.