Вторжение.

      Стэн никак не мог противостоять ярому желанию Кенни взять Крэйга с собой. Это тотчас стало бы бессмысленным сразу по двум причинам.       Во-первых, Стэн сам обещал, что сделает всё возможное, чтобы помочь Крэйгу добраться до его знакомого, хотя в, как уклончиво обзывал произошедшее Такер, «инцидент» просвещён даже частично не был. Нельзя сказать, что у Стэна особые отношения с обещаниями — сковывающие железными принципами и требовательные, — на деле — иначе. Всего обещанного всё равно не выполнить, поэтому чувство вины не сжирает потом с потрохами, мучая и наслаждаясь мучениями. Было плевать, что когда-то сгоряча данное слово трещало по швам и теряло свою ценность, оставаясь незадавшейся пустышкой. Но Стэн всё ещё терпеть не может обещать. Просто от Крэйга хотелось избавиться как можно скорее, потому что у Стэна оставались планы на эту пятницу. Чёрт побери, он слишком долго ждал конца смены и совсем не для того, чтобы взять и всё вольно отменить.       Пустые ожидания всегда вызывали ощутимую оскомину, и за долгое время Стэн успел приобрести затаённую ненависть к ним. На то, по правде говоря, имелись свои причины, уже успевшие стать давно погребёнными.       Во-вторых, это даже не его тачка. Удивительно, но она принадлежит Маккормику и носит ласковую и идиотскую кличку — «малышка». «Малышка» всегда выручала всех после весёлых вечеринок, потому что Кенни, будучи альтруистом, стремился помогать каждому. Вряд ли в округе найдётся хотя бы один человек, которому отказал в помощи и которого бросил на произвол судьбы Маккормик. Потому что быть такого не может. Он искренне влюблён в людей, и ничего, пожалуй, не сможет убить в нём его бескорыстную доброту. Несмотря на изменения вокруг, Кенни остался таким же, каким был десять лет назад. Стэн даже не сомневается в том, что через все двадцать Кенни во что бы то ни стало будет собой. И от этого спокойнее становится. А всякие Кайлы и Картманы из головы пинком вышвыриваются мигом — не их здесь место.       Впрочем, Стэн почти такой же, как и Кен, и живое тому доказательство — Крэйг в его одежде позади. Марш тоже людей любит, пытается помогать, однако не кому попало. Ключевое слово — «пытается». Попытки раз за разом покрываются глубокими трещинами, надламываются с хрустом и спешно обращаются в тщетные.       Всё зря.       Никому помочь не может в итоге — только делает хуже.       Честно, не совсем понятно, как же так получилось, что Стэн, испытывая некоторый страх протягивать руку помощи, всё же её протянул — ничем не оправданный и вовсе не нужный риск. Недавние события успели покрыться толстым слоем удушливой пыли, и дело даже не в дырявой памяти. Конечно, Стэн не может похвастаться долговременной памятью: он уже не помнит, что ел сегодня на обед. Дело в другом — и это самое другое покоя всё никак не даёт.       Тяжело определить, что именно ему пришлось испытать в первые секунды их с Крэйгом встречи и что им движило в тот момент, потому что его голова будто набилась изнутри монтажной пеной, и монтажная пена засохла. Ему казалось, что эту пену кто-то зачарованно ковырял, вонзая глубже и глубже штопальные иглы.       Воистину, тогда происходило то, чему названия не дать совсем. Это было какое-то непонятное, отделённое и тусклое чувство, которое ранее Стэн за собой ни разу не замечал. Это чувство было чужим — внушённым. И очень странно, что оно возникло вместе с Крэйгом. Может быть, он имел прямое отношение к этому. Или это размышления достигли точки гротескного абсурда.       Вряд ли Стэн поинтересуется у Крэйга. Он ведь сам, как никто другой, понимает, что некоторым вещам лучше оставаться неозвученными. Да и глупо кидаться такими громкими вопросами — ещё за сбежавшего из психиатрической больницы сочтёт. Естественно, Стэну плевать, что про него какой-то левый чувак подумает, но вдруг жизнь их потом ещё раз сведёт, тогда и со стыда помереть можно.       Марш периодически проверяет Крэйга, пялясь в зеркало заднего вида. Делает так из-за беспокойства, что забавно разделяется на заботу и недоверие. Впечатления по-прежнему смешанные, и Стэн сомневается, не зная, о чём и думать.       Стоит ли ему просто забыть об этой истории, когда Крэйг встретится со своим знакомым, или копаться в предположениях дальше, задаваясь ещё большим количеством вопросов? И так ясно, что не удастся получить все ответы, как только Крэйг исчезнет из его жизни, однако действительно ему нужно всё знать? Не зря же говорят, чем меньше знаешь — крепче спишь.       Нет, ему не хотелось ввязываться в дерьмо — предрасположенность к приключениям покорно изжила себя ещё в пубертате, — но он был бы не против хотя бы знать, частью чего сейчас стал, помогая внезапно появившемуся в его жизни незнакомцу. Это же может обернуться боком, ведь, судя по горькому опыту, даже простая помощь приводит к необратимому пиздецу. А необратимых пиздецов со Стэна, знаете ли, довольно.       Никаких оснований надеяться, что в этот раз всё обойдётся, нет. Всё, наоборот, указывает на то, что Стэн наряду с Кенни вляпался в какое-то дерьмо. Опять.       Иисус, ну какого хрена?       Может быть, Крэйг на самом деле убил кого-то недалеко от заправки, если уж он сказал, что это была не его кровь. И ещё вдобавок убегал от представителей закона, прячась в лесу. Или вообще удрал из подпольной лаборатории, а теперь хочет накрыть организацию, которая проводила опыты над особенными детьми и над ним в том числе. Ладно, это из рода фантастики и заезженная задумка для франшиз. Кое-кто явно прочитал слишком много комиксов на работе. Баттерс, если узнает об этом, определённо сделает выговор и снизит заработную плату до жалких грошей. А доход, который только покрывает обыденные расходы, не доход и вовсе.       Ну и плевать.       — Ты в порядке?       — А? — Стэн поворачивается к Кенни. Маккормик внимательно следит за дорогой, но всё равно неизведанным образом улавливает настроение. Вот как он это делает?       — Ты в порядке? — Терпеливо повторяет.       — О, да. Я в порядке, чувак. Просто, типа, задумался.       — А, ладно.       Они ещё не закончили. Маккормик обязательно поднимет эту тему позже, когда они останутся наедине. Вести беседу возле парня, который только и делает, что уши греет, было бы некомфортно обоим. Да и время, в целом, какое-то не очень подходящее.       Кенни обычно спрашивает, если замечает хоть одну изменившуюся мелочь. И Стэн, как правило, не против таких душевных разговоров: от них немного легче становится и давящая грудную клетку тяжесть отступает.       Маккормик — обходительный человек, хороший друг и единственный, кто слушает его вечное нытьё. Стэну иногда становится до жути неудобно перед ним. Пускай Кенни и убеждает, что всё в порядке, чувство стыда не растворяется, а лишь прорастает глубже, открывая глаза на очевидные вещи. Да чего же неловко осознавать, что сам Маккормик о себе молчит, сжимая обкусанные губы в тонкую полоску, пока его добрые светлые глаза грустью поблёскивают. Сколько бы Стэн его ни спрашивал, ответ был одним и тем же: «В норме».       Спрашивать каждый раз страшно, потому что в голову ничего путёвого не лезет, если вдруг Кенни ответит как-нибудь иначе. Не оставалось ничего, кроме как верить в эту однозначную ложь и в то, что он справится как-нибудь сам. Ну, сильный ведь. На самом деле Стэнли понимает, что таким образом нагло пользуется любезно предоставленной Маккормиком возможностью не грузить себя ничем. Ужасно, наверное, что ему ни капельки не стыдно, когда он раз за разом прикидывается слепым и наивным дураком.       Да и, в конце-то концов, если он захочет, то сам расскажет. Стэн делает всё правильно. Незачем давить.       — Крэйг, ты не против, если я включу музыку? — неожиданно спрашивает Кенни.       Крэйга это явно настораживает — через отражение зеркала заднего вида Стэн замечает, как тот вздрагивает, — но пытается тут же вернуть себе равнодушный вид. На удивление, ему удаётся сделать это слишком быстро. Настолько быстро, что Марш начинает сомневаться, вздрагивал ли Крэйг на самом деле или ему просто показалось. Так или иначе, это не имеет никакого значения сейчас, пока в голове блуждают совершенно иные мысли.       — Как хочешь. — Такер пожимает плечами. — Мне-то что.       — Ага, потом не умоляй меня выключить, называя мой вкус дерьмовым. — Он испускает краткий смешок.       — Мне всё равно.       Кенни вздыхает и безуспешно пытается завязать с Крэйгом диалог. Стэн поглядывает на друга, мол, на хрена тебе он сдался, но в общем и целом понимает и даже разделяет его заинтересованность. Крэйг немногословный, чудаковатый и не совсем похожий на людей, которых они случайно встречали ранее. Другие были простыми, а Крэйг, в свою очередь, всецело наполнен неоднозначностью.       Марш не верит в судьбу и считает астрологию псевдонаучной хернёй, однако Такер его отчего-то цепляет чем-то знакомым, ненужным и давно закопанным на заднем дворе, хотя до этого они не встречались ни разу. Не то чтобы к нему тянет противоположным зарядом, но кажется — снова без обоснованной причины, — что его так просто из головы не выбросить.       Крэйг останется рубцом на мешковатых извилинах — на вечную и избитую память; Крэйг останется и где-то между, врастёт под кожу и запустит абсцедирование.       До боли, приливов жара, эритемы и отёка — до флегмоны.       Любой человек в жизни Стэна — это гнойник. Избавляться от гнойных воспалений к девятнадцати годам он так и не научился — обречён на фатальный исход.       И ему всё равно.              Стэн скрещивает руки на груди и утыкается лбом в прохладное стекло. Вглядывается в кромешный мрак за окном, пытаясь выцепить какие-нибудь абрисы, и, в общем-то, ничего не видит. Жаль, что занять себя совершенно нечем; Кенни даже музыку в итоге не включил.       — Темно пиздец. Даже фонарей нет.       — Дааа, — охотно поддакивает Маккормик. — Опасный участок. Лучше здесь в светлое время суток ездить, а то можно, бля, врезаться. Я однажды не успел затормозить и в дерево влетел. Чуть не умер.       — Потому что внимательнее быть надо, — укоряет Марш и супится. — Только попробуй сейчас в дерево влететь, меня дома ждёт компьютер.       — А меня — сексуальная жена и любимые дети, — хмыкает Маккормик. — К слову, о доме… Пока ты собирался, я поговорил с Крэйгом и, типа…       — Мне негде остаться на ночь, — заканчивает за него Такер.       — Ага, и я подумал, раз уж мы не сможем обеспечить ему ночь в самом дешёвом мотеле, то было бы неплохо, если бы Крэйг остался у тебя.       — Кенни, — Стэн выпрямляется и щипает себя за переносицу, — твою мать.       — Знаю, как это выглядит, но я не могу к себе его забрать, а у тебя свободное место и он в твоей одежде.       — Хватит использовать мою одежду как аргумент.       — Но это очень весомый аргумент.       — Совсем нет!       — Я могу её снять, — вмешивается Такер.       Стэн оборачивается к нему и мотает головой:       — Не стоит. Сиди… в ней.       — Честно, — Крэйг грибанится, — футболка воняет. Мне не очень хочется в ней сидеть.       — О Господи. Ну, типа, извини за то, что я проспал и забыл использовать антиперспирант этим утром. — Марш закатывает глаза. — Если бы я знал, что ты припрёшься, то надел бы праздничный костюм, принял ванну и побрился.       Взгляд притуплён.       — Чё?       — Он шутит, — вмешивается Кенни.       — Глупая шутка.       Стэнли осуждающе поглядывает на Такера. Крэйг молча смотрит на него в ответ. Чёрная футболка ему к лицу. К слову, одежда Стэна на нём сидит гораздо лучше, чем на самом Стэне.       — Я даже не знаю, — Марш неуверенно мотает головой, — смогу ли я…       — Да брось, чувак. Если что, то я запомнил его кислое ебало. Нарисую копам портрет, так что не переживай. И это на одну ночь!       — Ты не помогаешь, Кенни. — Стэн закатывает глаза.       — Или ты просто боишься, что твой папка чего лишнего надумает, когда ты домой другого пацана приведёшь?       — Ты всё ещё не помогаешь. И ничего я не боюсь. Полагаю, у меня выбора нет?       — Не-а.       — Отстой.

      ***

      Ага, выбора действительно не было.       Стэн зол на Маккормика, но прекрасно понимает, что, если бы не обстоятельства, Кенни сгрёб бы Крэйга в свою охапку при первой же возможности, а не взвалил груз на чужие, не особо заинтересованные плечи, швыряясь гаденькими оправданиями. В этот раз просто не вышло. И Стэн его не винит.       Да и чего может стоить одна-единственная ночёвка с левым мужиком? Ничего. Крэйг переночует, а наутро свалит — пинком под зад. Ладно, «пинком» — слишком громко сказано. Скорее, Стэнли вежливо попросит его уйти, перед этим вручив некоторую часть карманных денег «на первое время» и пообещав, что всё-всё наладится. Но ему приятно думать, что он даст Такеру под зад. Уж слишком самодовольным он казался, когда строил равнодушное выражение лица.       Лично у Стэна всё-всё катится в пизду, когда его пятница в итоге превращается в это. «Это» вдобавок никак формально не обозвать. Все планы обрываются в одну секунду.       Дозвониться до знакомого Крэйг не сумел, потому что денег на счету у Кенни не оказалось. Телефон Стэна был разряжен, поэтому, так или иначе, пришлось привести Крэйга к дому.       Маккормик на «малышке» вполне по-взрослому довёз, попросил держать в курсе (видимо, не только Стэн испытывал недоверие) и пошутил насчёт того, что за последнее время хоть кто-то за порогом дома Маршей побывает. Кроме него самого, естественно. Но Кенни не считался, потому что фактически он тут и сам жил. Даже отдельная зубная щётка специально для него появилась с регулярными ночёвками; отцовские шутки о бойфрендах прилагались также.       Рэнди тупица.       Стэн с Кенни никогда не встречался, даже не думал об этом, как о чём-то когда-либо возможным. Маккормик ему в романтическом плане не нравится, только как друг. Но Стэну нравится нарочно злить отца, поэтому Рэнди уже как месяц уверен, что его сын гей и он встречается с Кенни Маккормиком. На самом деле встречаться с Кеном не плохо, скорее, даже классно, пускай и фиктивно.       А вот выбрать в качестве романтического партнёра Эрика Картмана — отбитым наглухо быть мало. Он ведь мудила и…       — Ты злишься, — холодно констатирует Крэйг. — Почему?       Стэн вдруг оказывается возле своей входной двери, со звенящей связкой ключей в правой руке и Крэйгом поблизости. Точно. Опять он в облаках летает. Кажись, такие резкие «выпады» из реальности — признак психологической дряни. По всей видимости, так оно и есть. Марш разминает плечи и случайно звякает ключами, проводя большим пальцем по зубчикам одного из них.       Так, нужно соблюдать последовательность: зайти домой, перекусить остатками со вчерашнего ужина и, если удастся, выпить немного пива, стащив банку из обширных отцовских запасов. Но совсем не для того, чтобы утолить свою противную потребность этанола в небольших процентах, потеряв всякие силы для иррационального сопротивления дразнящему искушению! Он не алкоголик, просто так, для расслабления.       — Я не злюсь, — парирует Стэн тоном «я-хочу-убивать» и метает в сторону Крэйга полный ярости взгляд. — И не твоё дело.       — Значит, всё-таки злишься.       — Я же сказал, что это не твоего ума дела, — ворчит Марш и безуспешно пытается попасть ключом в замочную скважину. — Чёрт!       Замечательно.       Верно, неприятностей сегодня было недостаточно, именно поэтому Стэн застрял на пороге собственного дома. Что ни день, то катастрофа. Сегодня он забыл поставить будильник на девять часов, проспал (и даже не выспался!), получил строгий выговор и угрозу об увольнении в текстовом сообщении от Баттерса, не успел помыть голову из-за экстренного отключения горячей воды на улице, феерично навернулся в ванной, поцарапал подбородок лезвием бритвы, вынужденно пропустил завтрак, отравился на фудкорте, а теперь заделался нянькой. Не жизнь, а сказка!       Злость внутри кипела под гнётом всякого, а зубы неприятно скрипели. До тех пор, пока телефон не подал признаки жизни и Стэн не почувствовал правым бедром одиночную вибрацию.       Уведомление.       Да, на самом деле он соврал Крэйгу о том, что его мобильник разряжен, потому что… Захотелось, вот и всё. Марш, окрылённый, спешно выуживает телефон, а через секунду косится с раздражением на тускло подсвеченный дисплей.       Всего лишь от «папы». Надежда, как неожиданно появляется, так — и исчезает. Стэнли обретает привычное для себя состояние и, засунув мобильник в карман, берётся за новые попытки открыть дверь.       — Блядский ключ, — он бесстыже сквернословит себе под нос.       В боковое зрение попадает чужая рука. Стэн задирает голову и смотрит. Крэйг протягивает ладонь вперёд. И Марш в первые секунды не совсем понимает, что от него ждут.       — Я могу попробовать, — сообщает Такер.       — Да пожалуйста, — фырчит Стэнли и вручает тому ключи. Он случайно касается пальцев — длинных, скользких и холодных. Они тонкие, почти паучьи. Морщится с отвращением: — В чём у тебя руки?       — Ни в чём.       — Они скользкие.       — Тебе показалось, хиппи, — уверяет Крэйг в чужой манере.       — Не называй меня так.       — А что?       Такер не сводит с него глаз. Взгляд слишком внимательный и жадный. Неловко тут же становится: под таким взором только загнанной в угол жертвой себя чувствуешь. Есть в нём что-то такое — беспощадное, нечеловеческое и хищное.       — Мне не нравится, когда меня так называют.       — Называет тебя так кто-то ещё?       Зачем он задаёт такие вопросы? Это, как минимум, неуместно. Чудак чудаком, но какой он всё-таки жуткий! От Крэйга холодок по спине пробегает, а деться уже, по факту, некуда.       — Тебе-то что?       — Интересно.       — Чувак, если ты не прекратишь, то я, серьёзно, вызову копов. Я не задаю слишком много вопросов, не лезу в твою жизнь, так что и ты, пожалуйста, не лезь в мою! — восклицает Стэн и тыкает пальцем в чужую грудную клетку. — Усёк?       Крэйг… никак не реагирует. Он не молвит ни слова и просто смотрит прямо в глаза. Как же это бесит. Стэн тыкает пальцем ещё раз. И ещё.       — Ты слышишь меня, чудила?       И ещё.       — Хватит, — цедит сквозь зубы Такер.       Стэн тут же прекращает, не понимая почему. Он скрещивает руки на груди и выдыхает.       — Открывай уже, я не хочу простоять здесь до приезда отца.       — Ты с отцом живёшь? — интересуется Крэйг. Такер ловко суёт ключ в замочную скважину, проворачивает его против часовой стрелки три раза и открывает дверь, дёргая дверную ручку на себя.       — Да, я живу с отцом, и в этом нет ничего смешного! — отвечает Марш и проходит вовнутрь.       Он останавливается, чтобы дотянуться ладонью до стены и щёлкнуть выключателем. Гостиная озаряется светом, и две лампочки пару раз мигают. Стэн поворачивает голову назад и приглашает Крэйга войти, а то тот стоит в дверях, как несчастный истукан.       — Заходи, заходи, — нарочно поторапливает, пока расстёгивает классическую ветровку. — Чувствуй себя как дома, в общем. Тебе принести что-нибудь? Кажется, вчерашняя лазанья должна была остаться.       — Нет, мне ничего не нужно. — Крэйг закрывает за собой дверь.       — Ладно. Подожди здесь, я окно открою, — бросает Стэнли и удаляется прочь. Он быстро добирается до своей комнаты, проходя вперёд по коридору, и вдруг останавливается, цепляясь ладонью за ручку двери.       Его посещает подозрительное чувство.       Что-то не так.       И Марш не понимает, что именно. Вроде бы всё как обычно. Ну, за исключением незваного гостя. Ладно, возможно, сейчас он попросту накручивает себя. Крэйг, каким бы жутким ни казался, до сих пор ничего не натворил. Ему просто нужен телефон, чтобы связаться с кем-то там, а не тринитротолуол, чтобы, допустим, не снести Америку к хуям. Поэтому Стэн справедливо забивает, проходит в комнату и выдыхает, ощутив духоту. Да, проветрить точно не помешало бы. Сквозь частичные завалы сброшенных на пол вещей он пробирается прямиком к окну, едва не спотыкаясь о коробки от пиццы, и поворачивает ручку. В спальню тут же проникает ночной свежий воздух.       Когда Стэн возвращается в гостиную, то там всё оказывается на своих местах. Даже Крэйг, которому он сказал подождать, ждал, так и не сдвинувшись с места. Марш хмыкает.       — Ты хоть бы на диван присел.       — А можно?       — Пф, — Стэнли не сдерживается от смешка, проходит к дивану и плюхается. — Конечно, можно. — Он хлопает ладонью рядом с собой и, подавшись вперёд, хватает с туалетного столика пульт.       Крэйг подбирается и садится рядом, сохраняя расстояние между ними.       — Что предпочитаешь? Боевики, ужасы или мелодрамы?       — Мне нравятся вестерны.       — О, мне тоже. Но боюсь, что сегодня их не показывают. — Стэн включает телевизор и блуждает по телепрограммам, бездумно переключая каналы. — Говоришь, ты из Канзаса, да?