Спасись и сохранись

— Поставь что-нибудь другое, а. — Вечно тебе не нравится. — Тогда поставь, что нам обоим нравится. Влад выключает музыку вообще. За окном стояла буря. Снежная, декабрьская, словно намекала остаться дома и завернуться в плед. Но Влад решил иначе. Что не могло не вызывать тихое раздражение. Хорошо, что хотя бы в машине тепло. Белый снег отбивал все желание поспать, а дворники на лобовом стекле уже отбивали свой ритм, будто метроном. Музыка играла негромко, убаюкивая. — Зачем нам ваще надо ехать в эту дыру? — Ты в такой же родился, между прочим. И правда. Вся андреева спесь сразу поубавилась. — Погуляем хоть напоследок. — Можно было напоследок где-угодно погулять. Не обязательно ехать две тыщи километров. — Я же не знал, что такая метель будет. Андрей вздохнул. Уже представлялось, как утонут ноги в снегу Пермского края. — Надо посмотреть, как там музеи поменялись. Если поменялись, конечно. — Ты давно отсюда уехал? — После школы. Затем в Питер, а дальше ты сам знаешь. — Че хоть там интересного есть? Надежды на что-нибудь реально интересное не было. — Музей ложки. Единственный в России, вообще-то. — Ну охуенно, братан. То, что доктор прописал, — говорит Андрей с видимой иронией. — Еще церквей дохера, — дополнил Влад. — Ща приедем уже. Лес за окном постепенно сменился на небольшой город. Одноэтажные дома, больше похожие на чью-то дачу, разве что бескрайние деревья и извилистые реки напоминали о том, что от дома они вдали. Серые облака затянули небо, готовые изрыгнуть из себя новый слой муки или устроить небольшой дождь. Лучше уж пусть идет снег. Дверь автомобиля закрылась, и они оказались в еще большей тишине, чем были до. Словно со стуком дверцы мир вокруг остановился. Медленно падали только хлопья снега. Падали прямо на башку, так что пришлось надеть капюшон и нахохлиться. Стало одновременно беспокойно и нет. Изредка сновали бабушки, одетые в черные балахоны. Издалека были похожи на тени, благодаря туману. Потом приближались, очертания силуэта становились яснее и тут же пропадали вновь. — М-да. В моих беспокойных снах я вижу этот город… — начал Андрей с придыханием. — Э-э… Как там его? — Я забыл, на какой реке город. Андрей повернулся, скрипя курткой. — Ща, я спрошу у кого-нить, — и Влад метнулся за серым очертанием. Кажется, что только их пиздеж и был единственным звуком на ближайшие метры. А также скрип ботинок по снегу, шмыганье носом (не то чтобы хоть у кого-то из них был насморк, скорее, это просто плохая привычка), и всякий посторонний шум от одежды. — Теть, на какой реке город стоит, я забыл, напомните? — бабка с небольшим баулом ненадолго подняла блеклое лицо, посмотрела пустыми глазами и прошла дальше. Влад не унывал. — Дядь, что за река тут? — но мужик как-то резко отошел, словно Влад прокаженный. — Да забей. — Как-то она так называлась… Камю… Сылва?.. — Туман этот напрягает, если честно. Пошли уже куда-нить, хоть в церковь. — Бля, — резко выдохнул Влад. Смотрел он себе под ноги. Андрей опустил голову и прыснул. Его друг, не обделенный интеллектом, надел разные ботинки. Один черный, другой коричневый. По-видимому, в темноте, в коридоре, он просто перепутал их спросонья, когда надевал. — Вла-а-ад, ну как так? Тот поспешил оправдаться: — Не знаю, может, торопился. — Да и похуй, — махнул рукой Андрей. — Думаешь? — Ну конечно. Тем более щас утро, кто те под ноги смотреть будет? — Ну бабки-то все согнутые ходят… Встречались по дороге действительно только такие. Вечный вопрос про то, куда они все торопятся утром, занимая весь общественный транспорт. Был ли тут общественный транспорт? Да и ходила небось «Газель» раз в три дня. Впрочем, город не то чтобы сильно большой, пройти не много. Ноги слегка проваливались в липкий снег, который еще не успел превратиться в слякоть. Поэтому приходилось прикладывать усилия и делать небольшие передышки. В Питере, разумеется, тоже бывал снегопад, но все же тут встречались по пути только всякие сельмаги, без красивых кофеен и книжных магазинов. Сельмаг представлялся помещением с вяло-висящей лампочкой Ильича посередине, вокруг которой летает жирная муха и отбрасывает тень на серые, пожелтевшие стены. Какое-нибудь старое печенье в пергаменте, а пергамент давно пропитался старым маслом и жиром. Бр-р-р. Всякая жратва исключительно по «завозам», которые тут же разбирают местные бабки и дедки. Вот и ответ, куда они все спешат. В Питере очередь за едой стоять не надо было, талоны и блокаду уже давно отменили. Впрочем, в таких глубинках новости доходят с опозданием. Андрей бы не удивился, если их календарь, висящий на холодильнике «Юрюзань», до сих пор открыт на 1999 году. Оставалось надеяться, что холодильники тут есть… Впрочем, задерживаться тут надолго они не собирались. Буря и туман прошли. И солнце было хорошим, утро ясным. Солнце отражалось от верхушки часовни. В арочном окне, закрытом решетками, можно было разглядеть очертания небольшого колокола. Тут же появилось желание позвонить в колокол. Сама территория ничего из себя не представляла. Пара деревянных лавок, сколоченных, очевидно, кем-то лично. Может, какой-то зеленый садик здесь и был, но зимой его весь замело, так что кроме снега ничего не наблюдалось. За миниатюрной кассой сидела женщина. Так сразу не сказала понять, сколько ей лет. Влад согнулся, чтобы поздороваться и попросить билеты. Если, конечно, таковые вообще нужны. Та поздоровалась на каком-то незнакомом языке. — Вы приезжие? — Нет… То есть, да, но я тут жил в детстве. Та поднялась со своего стула в маленькой комнатке и через секунду материализовалась рядом с Владом, протягивая футболку за металлическую вешалку. — Возьмите футболку! А билеты не надо. — Э-э-э… На красной футболке красовался медведь с топором. Влад обернулся, скукурузив ебало так серьезно, что пришлось сдержаться, дабы не заржать в голос. — Будешь такое носить? — спросил он, усугубляя положение. Знал ведь, что нет. Андрей отрицательно помотал головой и Влад отвернулся обратно к кассирше. — Мы в другой раз купим. — Другого раза может и не быть. — ответила она угрюмо. Зашла в приоткрытую дверь и опять оказалась за решеточкой. — Нам два билета на колокольню. — Двадцать. Можете в колокол разок позвонить. — Чего? — не расслышал Влад, но достал сто рублей из кармана и сунул. Вслед женщина что-то заорала про сдачу, но они уже бежали по ступенькам колокольни ввысь, перелетая пролеты. Всегда было интересно посмотреть, как выглядит эта верхушка. Не особо высокая, конечно, колокольня. С одной стороны арочное окно было закрыто решеткой, а другое, у которого они и встали, нет. Этаж, наверное, четвертый. Все домишки, покрытые снегом, едва ли были выше. Парочка зданий, отличающихся от жилых домов, проселочная дорога и закутанные в капюшоны люди, кажется, не отличающиеся друг от друга. Еще подальше темный лес, превратившийся в белый, и еще один населенный пункт. Такой же ветхий и никому не нужный. Ветер завывал, создавая белый шум. Спокойно. С другой стороны, где окно своеобразно перекрыто, должно быть, река, чье название Влад так и не вспомнил. — Прикольно, бля, — сказал Андрей, глядя вниз. — Не матерись тут. — Вот оно как! Что-то в этом есть, знаешь… Хотел бы тут жить? — теперь чувствовался определенный заряд бодрости. Может, воздух тут такой. И немного холод. — В Германии нам будет лучше. — ответил Влад особенно задумчиво. Ему, впрочем, переезд давался ничуть не проще, просто старался держать лицо. Это последнее место, которое они посещают, перед тем, как уехать из страны. Напоминание об этом заставило вздохнуть. — Надеюсь. А что, если нет? В любом случае, передумать поздно. — Как думаешь, нормальная тут акустика? — и прежде, чем Влад успел ответить, Андрей уже заорал припев «На заре», немного высовываясь из окна. Кроме припева ничего не помнил. Эхо тут было, конечно, пиздец. Так еще и реверберация пошла волнами, заставляя морщиться. Вдалеке по дороге ехал мужик на велосипеде и неожиданно упал. — Пиздец, ты видел? Видел, как мужик упал? — Я же сказал не материться, елки-палки. — Да блин. Тут как будто соблазн определенного уровня. Я даже этих слов не знал, пока мы сюда не поднялись! — напиздел Андрей, широко улыбаясь. Влад тоже усмехнулся, скрещивая руки на груди. — Звонить будешь? — Кому? — В колокол, блин! — А-а-а. Да не, давай ты. Я снаружи подожду. Какая-то нечистая сила пробралась в голову и заставляла пережевывать каждое матерное слово, которое хранилось в башке. Даже про себя неловко было думать, словно Влад читает мысли или что-то в этом роде. Через пару минут снаружи услышал громкий звон и задрал голову наверх. С деревьев тут же полетели птицы, громко каркая и сгоняя верхний слой снега с веток и крон. Затем вышел и друг. — Бля, я чуть не оглох, честное слово. Мне теперь кажется, что все эти священники глухие перманентно. — Че, куда теперь? — В музей ложки. Тут недалеко. Звучало «интересно». И это будет последний музей в России, который они увидят?.. Дальше только Кельнский собор вместо Исаакиевского, четыре падежа вместо шести и прочее, прочее. — Это единственный такой музей, кстати. — сказал Влад, будто от этого станет хоть на йоту интереснее. У входа встретила стена с пословицами про ложки. «Что положишь в котёл, то и попадёт в ложку». Окей. «Был бы обед, а ложка сыщется». Уже лучше. Кажется, русские на любую тему сочиняли поговорки. Походили, поводили жалом и вышли. Сели на лавку. Тепло в помещении немного разморило, стало неожиданно лень вставать. А если еще засунуть руки в куртку и опустить голову на грудь… — Я бы хотел в оперу. Немецкую. — говорит Влад, смотря вперед. Солнце стало светить еще ярче. Тепло. — Ну ты знаешь, я такую тему не особо люблю. — А вдруг понравится! Там еще бал ежегодный, прикинь. — заявляет Влад и толкает локтем друга. — Ладно, посмотрим, — неохотно соглашается Андрей. — Пойду временную экспозицию гляну, ты тут или со мной? Андрей медленно поднял голову и посмотрел на вставшего со скамьи друга. Его силуэт заслонял солнце, но щуриться все равно приходилось. — Тут подожду. — и опустил подбородок обратно на грудь, прикрывая глаза. Тепло. — Увидимся в Вене. Последнее, что слышал — удаляющиеся шаги друга по снегу. Усталость совсем сморила. Скамейку, конечно, поставили на лучшее место. Так и уснул сидя.

***

— Мужчина, нам закрываться пора. Над изголовьем нависла девушка, которая, по-видимому, и разбудила. Андрей вскочил, смотря по сторонам. Влада нет. — А где Влад? — Какой Влад? Действительно, ей почем знать? Наверное, пошел к машине. — Точно, — кивнул сам себе. — Он в машине, наверное. — И к машине метнулся, мимо девушки. Никого. Как так? Пусто. Достал телефон, позвонил — не отвечает. Да что… Куда он хотел пойти? Точно, временная экспозиция. Несколько женщин, девушек (скорее всего, экскурсоводов и кассирш) смотрели за его набегами вокруг территории. — Ну как, нашёлся? — крикнула одна. Заставило отрезветь, потому что шаги по снегу были единственным источником звука. — Нет! Где тут временная экспозиция? Он туда хотел пойти! — А мы уже все заперли. — вставила самая молодая. — А, я сегодня мужчину в очках видела. Больше никого не было. — Да-да! Он как раз в очках. — У него еще берет был на голове. — Нет, у него обычная шапка, черная такая. Больше никого не видела… Да как так! Он же был здесь! Должен был быть. Женщины переглянулись. Среди них он узнал кассиршу, у которой они покупали билеты и девушку, которая Андрея разбудила. И еще третья, новая. — Да чего стоять тут, пойдемте искать. Тань, ключи у тебя? — обратилась она. Та, что моложе всех, побежала искать по колокольне, другая — в соседнем здании. Оставалась только одна самая старая женщина. — Пойдемте отпирать, а то чего он у вас голодный сидит! — Спасибо, — пробубнил Андрей. А в голове уже закралась мысль, что и там никого нет. Что тогда?.. Блядь, даже думать не хотелось. Пусть Влад найдется, ну пожалуйста. Может, если манифестировать мыслями, то получится его найти? — А сколько вы в Москве получаете? Мы вот без малого три. — Что?.. Я редко в Москве бываю. — Как думаете, на такие деньги можно прожить? Не то чтобы его вообще интересовало. — Ну вы же живете как-то. — безучастно. — Так да! Живу! Еще и остается. В этом месяце аж 25 рублей осталось. — рассказывает женщина с чувством. Андрей останавливается и снова набирает номер. Даже гудков нет. Значит, даже связи нет. Просто отлично. Охуенно! — Мне разве много надо? — продолжает она. — Капуста на грядке растет, картошка под ногами валяется. — Ну, значит, можно и сократить. — почти шипит Андрей и вновь идет вперед, а женщина за ним поспевает. — Можно! У меня брата так и сократили. Работал себе на заводе… — Да если б работал! — кричит другая женщина, подбегая. — Нет никого, я все осмотрела. — А Лида где? Чего она так долго? — возмущается она, а затем орет на весь двор. Через минуту выбежала Лида и развела руками. Но чтобы окончательно убедиться, пришлось лично пройти каждую комнату. Нигде не горел свет. В конце концов, Влад ведь не какой-нибудь дурак, чтобы сейчас начать играть в прятки. — Ну вы не расстраивайтесь, может, он поесть захотел? В столовую пошел за котлетами. — Влад не любит котлеты. — а Андрей уже с ума сходит, руками лицо растирает. Надеется, что сейчас друг магическим образом окажется рядом. Но появляются только пляшущие мушки от того, что сильно надавил на глаза. — Ну, значит, надо искать там, где котлет нет. — Говорит самая младшая. Столовая оказалась обычным кабаком. Вместо нормальных столов вертикальные стойки, где люди ютились бок о бок. Звяканье столовых приборов и граненых прозрачных стаканов. Распивали бухло, курили и там же ели. От одного запаха захотелось помыться, от некоторых особенно сальных взглядов — тоже. Казалось, что все рабочие собирались здесь каждый вечер, все еще дыша вчерашним перегаром и зарабатывая завтрашний. На следующий день, изрыгнув смрадом перегара, влачили свои тела-биомассы на каторгу. Нет, Влада здесь нет. Никогда не было. Сразу вспомнились его слова о том, что хочет в оперу. Опера с этим кабаком не вязалась. Нет-нет-нет. Что еще остается? Ничего. Ничего, кроме отделения милиции. Только оно. Тревога уже засела в кончиках пальцев, заставляя подрагивать. Можно было списать на холод, но когда тут замерзать, если бегаешь туда-сюда. Сразу с порога решил заявить: — Здравствуйте, у меня человек пропал. Молодой человек нехотя оторвался от монитора старого ПК и поднял голову. — Документы? Андрей закопался в карманах куртки. — А вы кто? Милиция? — Милиции щас нету. Я за нее. Еще бы в этом треклятом городе была милиция. Через пару секунд выудил паспорт и протянул в окошко. Парень документы осмотрел, слабо улыбнулся и поднял голову. — А вы по телевизору не выступали? — Выступал. — Понятненько… — и снова уткнулся в паспорт. — А Басков много получает? — Вы издеваетесь, что ли, надо мной? У меня человек пропал! — завопил Андрей. — Ну не кричите. Это я просто так сказал, к слову, — спасовал он. — Если вы мне не поможете, я разнесу тут все! — предупреждает Андрей, стараясь выглядеть как можно серьезнее. Стараться не пришлось, потому что последние несколько часов только и был на взводе. Напряжение превращалось в ярость и обратно. — А здесь нечего разносить. — но тот словно ждал такого ответа. — Вон решетка, камень да сейф с печатью, разносите! — и парень указал рукой в сторону, как бы приглашая. — По гастролям сюда приехали или просто? Огляделся по сторонам, и даже стало немного стыдно. Разносить действительно нечего. Пусто, грустно и серо. Так, помимо местной милиции, можно и весь город обозвать. Казалось, если их двоих отсюда убрать, то помещение превратится в обветшалый заброшенный бункер, жители которого вышли наружу или умерли от радиации сто лет назад. На деревянной скамейке вдоль стены не хватало только скелетов счастливой семьи с противогазами на лицах. Ах, как бы хотелось отсюда убраться. Вместе с Владом. — Просто. — С какими целями? — С ностальгическими целями, — отчеканил с видимым раздражением. Ностальгические цели были только у Влада. Ну спасибо, блядь! — Ладненько, — парень протянул паспорт обратно. — Так, что у вас? — Влад, мой друг, пропал куда-то. Парень отодвинулся на кресле, достал телефон и позвонил. — Это я. Тут один артист из Питера… С ностальгическими целями. У него человек пропал. А сколько лет человеку? — обратился он к Андрею. — Тридцать один. — Четвертый десяток. — заключил заместитель. По щелчку захотелось ебнуть ему прямо между глаз. Вообще, хоть кому-нибудь. — Так давно пропал-то? — Дайте мне сюда телефон. — а сам уже вбежал в его импровизированный кабинет. На столе стоял старый ПК с ЭЛТ-монитором. Видно, что какая-то пиксельная игра на паузе. — Але, значит так, послушайте меня очень внимательно. У меня в Москве и в Питере масса знакомых, в том числе и ваше начальство. Вы хотите неприятностей? Значит… Але?.. Там что-то разъединилось. — И отдал телефон обратно. — Извините меня. Парень, успевший поиграть эти тридцать секунд, что Андрей базарил, обратно повернулся к нему. — По закону должно пройти трое суток с момента пропажи, тогда сможем принять заявление, — рассудительно сказал юноша, сложив мобильник и спрятав его в карман спортивной куртки. — А что мне теперь делать? — Ждать, наверное. — Ждать?! Чего ждать? — хотелось было закричать, но голос дал петуха. — Так он, мож, обратно уехал? Вы позвоните, узнайте. В участке, во всяком случае, было некое подобие связи. Но не мог же Влад доехать до Питера за такое количество времени? Но знакомой из Москвы позвонил. Черт, да и до Москвы отсюда доехать за пару часов никак! Даже на самолете. — Надежда Петровна, это Андрей, позвоните в квартиру, пожалуйста, там никого нет сейчас?.. Разумеется, никого нет. Пока совершал свои бессмысленные попытки выведать, нет ли Влада, ходя взад-вперед, пришел еще один мент. Уже выглядящий подобающе: в синей форме и шапке. — Осталось всего два дня. Прошедшие полдня засчитываются за целый день, — говорит новоявленный мужик. Он прощается со своим заместителем, и с Андреем они остаются вдвоем. — Послезавтра примем ваше заявление. Если, конечно, он не найдется. — А где тут переночевать можно? — В КПЗ. Там пока свободно. А, мож, загулял парень-то. Любовнице звонили? — Господи, да нет у него никакой любовницы! — выпалил Андрей. И сразу понял, что делать ему здесь больше нечего. — Да ла-а-адно. И че они сюда едут? Кого удивить-то хотят? Он постарался хлопнуть входной дверью так, чтобы выместить всю злость, но получилось слабо. На улице уже темно. И что делать? В голове было одно перекати-поле. Только одна мысль пульсировала: Влад. Где Влад. Куда он мог пропасть? На ватных ногах прошел обратно до скамейки, на которой они недавно вместе сидели. Вокруг тихо, только холодно. Пришлось съежиться и сунуть руки глубоко в карманы, так и задрожал. Сначала порыдал немного, постоянно смахивая холодные слезы такими же, успевшими застыть, руками. Стоит сказать, что слезы эти были больше от ситуации: застрял в ебучем селе без связи, потерял лучшего друга, который просто… Будто растворился, денег мало, машину водить не умеет. Да при чем тут умеет или нет! Да хуй там он уедет без Влада. Плакать тут было неудобно. Пару раз звонил, но все безуспешно. Словно вся фортуна отвернулась, предварительно трахнув. А может, это просто ты ничего не знаешь про Влада? Любовницы, во всяком случае, у него точно не было. А кто ты вообще без Влада? От таких самокопаний хотелось заскулить. А ведь если бы ты не уснул, то он бы не пропал. И прочее, прочее, прочее. На спину вдруг кто-то положил одежду. Оборачиваясь назад, хотелось, чтобы это был Влад. Но это оказалась всего-навсего кассирша, с которой виделись днем. — Ватник у нас забыли. Ночь-то морозная. — Она обошла и встала рядом. — Нашелся?.. Андрей слабо помотал головой и опять принялся дубовыми пальцами набирать владов номер. Абонент недоступен. — Ну а если он телефон потерял? — спрашивает женщина. — Уронил, вон, в Каму. Нечего здесь сидеть, пойдемте ко мне. — предлагает она, отходя. И таким отчитывающим тоном: — Простудитесь!

***

— Да вы проходите, в дверях не стойте. Пирожки вот. Андрей промолчал, но понял, что есть ничего не собирается. Не по соображениям безопасности, а потому что в горло ничего не лезет. — Чайку попейте. Заварка свежая, утренняя. На подоконниках стоял пророщенный лук. Много лука. Женщина уже разделась и ходила туда-сюда в какой-то шерстяной аляповатой накидке. — Спасибо. — и сел на табуретку. — У нас случай один был в Уральском… — Где? — В Уральском. Поселок такой, Вася там жил. Он женился на Аньке Труниной, знаете? — Не знаю. — Ну, у нас-то их все знают. Пара была отборная! Оба молодые, статные, высокие. Прожили они год, душа в душу. Ну, правда, Васька подворовывал, но речь не в этом. — Тряпкой, которую она все это время держала в руках, протерла стол. — Чайку попейте, — забрала ватник из рук Андрея, который успел в него вцепиться. Тепло разжижает мозги. Хотелось уже примкнуться хоть к чему-нибудь, в противном случае, уснет прямо на стуле. Куртку понесла в коридор, чтобы повесить, там же и продолжила: — Он по весне огород пошел копать. Господи! Да не огород, а погреб. И потом раз! Лопата во что-то уперлась. Два! И сломалась. Ну Васька думает «Клад», и давай руками копать. Роет он, роет, роет он, а там… Снаряды. И лежат они — один к одному, как орешки. Боевые снаряды оказались. — Она вернулась обратно на кухню, чтобы опять куда-то прошмыгнуть. Под столом стояла корзина с золотистым луком. Какие-то банки на старом комоде. Да и весь дом в принципе создавал ощущение, будто лучше в нем не прыгать и не бегать. — Саперов вызывали. Потом взорвали за городом. Так вот, что оказалось: Васька с Анькой целый год на этих снарядах жили. Ребеночка сделали. — она, наконец, уселась напротив и принялась есть варенье из прозрачной пиалы. — Анька курсы окончила, медовый месяц затянулся на год. — Вы чайку-то попейте, — обратилась она к Андрею. — Что дальше? Знал он все эти истории от женщин постарше. Всегда начинают издалека, а потом пиздят без умолку. Но ему только на пользу, зычный голос женщины действовал, напротив, как успокоительное. Всяко лучше морозной улицы или КПЗ с непонятным ментом. — Ну а что дальше? Дальше все и началось! — она опять встала и замельтешила. — Брак-то распался, как снаряды увезли. Васька, ясное дело, запил, Анька его в кольчуге на работе нашла. — Ничего, если белье будет чистым, но неглаженное? — Андрей тоже решил на жопе ровно не сидеть и подошел к окну, чужая речь тут же превратилась в белый шум. За деревянной, очевидно, самодельной рамкой простиралась темнота, освещаемая разве что белым снегом. Привалился к стенке и вглядывался сквозь прозрачные квадратики. В бездну вглядывался, так сказать. — А когда она ребеночка родила, Васьки уже и не было. С лярвой какой-то связался и в Ижевск уехал. Так до сих пор ищут! Но найти не могут. — Женщина подошла со спины с белым бельем, и Андрей немного вздрогнул. Дослушать все же было интересно. — И что из этого следует? — А следует из этого, что на снарядах жить счастливее, чем без них. Во входную дверь кто-то резко постучался, и сон сняло как рукой. Стуки вперемешку с неадекватными криками. — Тихо, — зашептала она. — Не двигайтесь. Свет! — щелкнула выключателем и оказались вдвоем в темноте. — Это Колька, мой двоюродный. — Так у вас дым из трубы идет, он же увидит… Она промолчала. Указала рукой на большой ком одеяла, лежащий на диване. — Берите. И как только Андрей его приподнял, то завалился вперед на диван. Одеяло было, безусловно, тяжеленным. — Господи, что это? — прохрипел он. — От бабушки досталось, на лебяжьем пуху. Еле дотащил в комнату, все-таки врезавшись в дверь. Стуки в дверь непрерывно продолжались, также послышалось, как бьется стекло. — Таня, Тань, вас Таня зовут? — Ага, а вас как? — та застилала кровать своему гостю. — Андрей. Тань, давайте я милицию вызову? — уже нервничал. Казалось, что все нервные клетки были потрачены еще днем. — Ты что, его ж посадят! — Ну и хорошо. — Что хорошего? Живого человека в тюрьму сажать? Что Бог даст, Андрей, то и будет. — и вышла из комнаты. — Понятно. Снаряды, — кивнул он. — Какие снаряды?.. А, ну да, снаряды. Спокойной ночи. Взял в руки телефон и на руки улегся. Устал все-таки. Про себя манифестируя мысль о том, чтобы Влад нашелся как можно скорее. Чтобы Влад позвонил. Чтобы хотя бы был жив. Так и уснул в одежде.

***

И проснулся в той же позе. Руки затекли. Ни одного звонка на телефоне. На улице уже светло. — Андрей, ты проснулся? — Да, заходите. — сам уже успел потянуться и ноги поставить на пол. — Андрей… — Как там ваш Колька? — Колька… — из большой пятилитровой банки она поливала цветочки, стоящие рядом с зеркалом на комоде. — Ну, неизвестно, где он. Стучал он до часу ночи, а потом прекратил и ушел себе. — А что ему надо было? — Ну, за деньгами приходил. А где я их возьму за неделю до получки? Андрей… — Что? — Я вам сказать хотела. Вы только не волнуйтесь, — пасует она. — Да говорите. — Андрей, не волнуйтесь, говорю. Там, на берегу реки… Побежал пулей по снегу так, что кроссовки проваливались в глубокие сугробы. У самого устья реки, чье название Влад так и не смог вспомнить вчера, на ледянках катались дети, которых приходилось избегать, дабы не столкнуть. И все же упал, пытаясь как можно быстрее спуститься с горки. Обогнул толпу зевак и вырулил к людям, стоящим вокруг трупа. Сердце ухнуло в желудок. — Ваш? — спросил рядом стоящий мент. Андрей заторможенно кивнул, чувствуя, как заложило уши. Кто-то подхватил и удержал от падения на белый снег. — Можете говорить? — тот дождался кивка и продолжил. — Вам бы его поближе рассмотреть. А то вдруг ошибка. Да что там рассматривать. Такая же одежда. — Влад… — только и смог выдавить севшим голосом. — А почему тогда написано «Валек»? — Где написано? — осоловело переспросил Андрей. Материя вокруг сжалась, было тяжело даже дышать. — Так на груди татуировка «Валек», — сказал мужик, удерживая за плечи. И Андрей с ментом бросились к трупу. Последний расстегнул на мертвом теле куртку, обнажая татуировку. Грязно, будто гелиевой ручкой, там было написано «Валек 1970». Вдох-выдох. Это не Влад. Наваждение начало сходить. — Это не он. — Так, а может, у него был друг? С которым познакомился в 70-м году. — Может быть, — согласился Андрей, заторможенно кивнув. — Только Влад в 70-м году еще не родился. Под нос кто-то пихнул тампон с резко-пахнущей жидкостью, за протянутую руку Андрей и встал со снега. — Да нашатырный спирт, ну! — недовольно изрек мент в дурацкой шапке-ушанке. — А, мож, в 70-м родился не этот утопленник, а тот самый «Валек»? — А зачем тогда год рождения на груди чужого человека? Андрей слушал со стороны и тихо охуевал. Одного мента он узнал — вчерашний. Другой был незнакомый и не сильно старый. — Ну, знач, был дорог. — В конце концов, — говорит незнакомый. — Может, это не год рождения, а просто комбинация цифр. Неизвестный для нас шифр. Окончательно оклемавшись и уже уверенно, Андрей заключает: — Это вообще не мой друг. — Точно? Мож, одежду посмотрите? — уговаривал вчерашний мент. — Похожа, но не его. Он дернул плечами и наконец отстал. Теперь пристал другой, молодой и незнакомый. — Когда пропал ваш друг? — Вчера. Вчера днем. — Значит, прошло менее суток. А состояние трупа говорит о том, что наш «Валек» попал под лед еще до заморозков. — Вообще, меня другое интересует. Откуда у него на ляжке речной рак? У нас в Каме раков не было лет тридцать. — Ну, значит, труп был привезен из другой реки. А к нам подбросили, чтоб мы думали, что он утонул здесь. Андрей про себя в очередной раз охуел и медленно начал отходить от ментов. Еще пара таких фраз, и веру в правоохранительные органы он потеряет безвозвратно. — А вы где остановились? — обратился молодой мент в шапке-ушанке. — Я у… У Тани, вашей кассирши из музея. — Знаю, знаю, — кивнул он. Со стороны оставалось смотреть, как труп загружают в машину. Вокруг так и стояла толпа зевак с потухшими серыми лицами.

***

У Тани дома валялся лук, приходилось переступать. Дом выглядел, как будто кто-то ворвался и специально все разгромил. Отодвинутый диван, белье валяется. На кухне вилки, ложки. Стало беспокойно. Из-под отодвинутого дивана раздалось оханье. — Таня? Таня, милая, что с вами? — а сам зашел сбоку и увидел, как женщина валяется на полу. Поднял аккуратно. На лице кровь, да еще свежая, не спекшаяся. Затошнило, но стоически сдержался. — Колька? Господи, да у вас, наверное, сотрясение мозга. В больницу надо! — Нет, нет, нормально. — на каждое слово стон. Андрей пока мельтешил вокруг и искал, чем бы ей протереть кровь с лица. Нашел белую тряпку и принялся аккуратно стирать кровь, удерживая чужую голову. Опустился на колени рядышком. Казалось, что с колен все это время он даже не вставал. То на снегу, то на скрипучих половицах старого дома. — Где же у вас тогда людей лечат? — спросил он тихо. — Дома лечат, а в больницах умирают. — затем она застонала, нет, даже заорала, перехватывая за андреевы худощавые запястья. — Который час? Который час? Андрей заозирался в поисках часов. Не нашел, поэтому посмотрел на своем телефоне. — Половина одиннадцатого. Таня резко вскочила, ойкая и постанывая. — Мне в музей надо! — Да куда вам сейчас. На вас лица нет! Она замолкла, вмиг став серьезнее. — А что там? — Да все в порядке, блин, — спасовал Андрей. — А что там за человек-то был? — спросила она, имея в виду утренний труп на реке. — Не человек, Валек. Перехватив ее подмышки, перетащил на кровать и усадил. Женщина пока орала благим матом на своего брата и приказывала: «Осторожнее, телевизор не урони». На диван она улеглась, а Андрей положил под чужую голову подушку. — Слушай, нам двоим поправиться надо, — затем она протянула руку, чтобы показать в сторону дверного проема. — Там, в шкафу, в буфете, капли. Где серый волк. Андрей метнулся в сторону руки, перешагивая клубни лука и озираясь в поисках «буфета». Он понятия не имел, как это выглядит. Но увидел на шкафу наклейку серого волка с картины «Иван Царевич на Сером Волке». Двинул дверцу рукой и узрел большой графин с мутной жидкостью. — Вот этот, что ли? — Да, да… Анька Трунина сама сделала. По запаху — чистый спирт. Рядом в комоде стояли две стопочки, в которые он дунул, сдувая слой пыли. Впрочем, вряд ли они настолько долго стояли здесь без дела, чтобы покрыться пылью. Вообще, он как бы завязал, и завязал уже давно. Но… — Так она своего Ваську и споила, — заключил Андрей, разливая по стопкам. Протянул женщине, та приподнялась с кровати, чокнулась и спокойно себе выпила. Стоило ему самому глотнуть, как обожгло горло и дало в нос. Так что половину еле проглотил, а потом откашливался. Потом уже валялись на диване рядом, пьяные. — Ты сходи к девчонкам в музей. Андрей невнятно промычал. В голове вата. В голове перекати-поле. Ничего не хотелось. Тревога вся постепенно оказалась смыта очередной рюмкой. Просто лежать и смотреть в этот ковер, где из узоров по пьяни виднеются лица и фракталы. Давно забытое чувство. Только сейчас за это себя даже винить не надо. Словно его уже и так покарали за все грехи. Оставалось плыть по течению. Ну а что он еще может? Без Влада — ничего. — Деньги считать умеешь? — Нет, — ответил он честно. Обычно деньги считал Влад. И это всех устраивало. Откинул голову на ковер, свесив ноги, и наблюдал вертолеты. Хотелось бесконтрольно улыбаться, смеяться. В целом, все не так уж и плохо, да? Не умер же он. И Влад тоже не умер. Просто потерялся. И Андрей планирует потеряться тоже. По крайней мере, сегодня. — Я тоже. Там, правда, считать нечего. Андрюш, ты главное не билеты продавай, а майки. Одну продашь — вот тебе и выручка. И тут же ему вспомнились эти красные футболки с медведем. Захихикал и принялся натягивать кроссовки, постоянно наклоняясь то вперед, то в сторону. Взял связку ключей и отсалютовал. Ноги проваливались в сугробы, кроссовки все еще мокрые. Когда им было высушиться-то? В башке такой же белый шум, оттененный только клекотом птиц, засевших на кронах деревьев. Как-то так и пришел без указателей, словно по зову сердца, к колокольне, спотыкаясь о собственные длинные ноги и снег. И только открыл дверь, как в спину: — А Таня где? — Тане нездоровится. Я за нее. Но танина подруга не успокаивалась. — Мы несем материальную ответственность! Так не положено! — возмущенно кричала она. — Сами разбирайтесь. — Так не положено! Потом, от вас самогонкой пахнет. Ой, бля… — Так, — двинул на нее резко дверью, что женщина вышла. Успел оглянуться, схватить вешалку с футболкой, и с нарочито вежливой улыбкой сунуть ей под нос. — Вы купите футболку. Смотрите, какая! С медведем. — Да я сейчас за милицией схожу! — женщина угрожающе замахала связкой ключей в воздухе, но покинула помещение. Тут же раздался звон колокола. — Вы открывали дверь колокольни?! — Да че вы так кричите… — Ключи-то у вас! — Да я не знаю, — и Андрей вышел вслед за ней. Затем еще раз звон колокола. Птицы тут же заорали. Женщина запрокинула голову на сооружение и выдохнула: «Странно. Очень странно». Влад? Может быть, Влад? Особо не думая, побежал к колокольне. Пришлось чуть ли не подраться за связку ключей, перетягивая то на себя, то в сторону. Но в итоге взбежал наверх. Спотыкался, пьяный же ведь, да и темно было на ступеньках. Никого нет. Да никого тут и не было, придурок. Но кто тогда звонил?.. Отсидел пару часов, протрезвел и пошел к Тане обратно. На центральной, должно быть, улице делали асфальт. Самое время, в снегопад-то. Башка чугунная, хреново. Так еще и эти мужики долбят в асфальт своими бурами, в голове аж вибрирует, и под ногами тоже. Знаки треугольные повсюду, предупреждающие. Послышался звонок телефона. Ну, это был андреев телефон. В карманах нет, а звук все идет и идет, со стороны как будто. Со стороны, где асфальт делают. Подошел обратно к двум мужикам и зачарованно смотрел на свой телефон на асфальте. — Чо ты его телефон в асфальт закатал? — Ну и че теперь? — Забирай лопатой. Тот лопатой провел, поскреб и протянул. Среди груды камешков, Андрей увидел свой телефон. — Берите, че вы. Ваш телефон-то? Натянул рукава куртки и ими схватил, удерживая в обеих. — Изоляцией замотаете, и все дела, — рекомендует мужик. В голове такая чернота затянулась. Одно слово образовывалось: пиздец.

***

У Тани, конечно, изоляции не было. Сама она уже живее, чем утром, только лицо опухшее. Что, впрочем, можно и на самогон списать. Кстати… — Да что она в этот самогон кладет? — буркнул Андрей, присаживаясь на многострадальный диван. — Забыла те сказать. Анька димедрол кладет, чтобы голова не болела. И похмелья никакого не было, — поясняет Таня. Теперь начинала проявляться ненависть к себе. Хотелось побиться об стену. А ведь если бы не выпил, то и телефон бы не уронил в горячий асфальт. Если бы не уснул тогда, то и Влад бы не пропал. Из-за тебя все, мол, Андрюш. Только из-за тебя. И кому теперь ты нужен в этой глуши со всей своей славой и деньгами? — Еще хуже болит, — угрюмо отвечает он. Таня усмехается. — Это потому что ты только пригубил. Тут надо рюмки три выпить, и все как рукой снимет, — а сама уже разливает самогон. — Ну давай, — и протягивает стопку с мутной жидкостью. — Точно? Избавиться от навязчивых мыслей всегда помогали или вещества, или алкоголь. — Проверено, — уверяет женщина, и Андрей хватает стопку. Рядом на стол со стуком приземляются соленые огурцы. — Ну че? Нашелся твой? — считывая эмоции с чужого лица, она уже и сама догадалась, что нет. — А че ты не плачешь? — Не плачется, — говорит Андрей, глядя прямо в чужие глаза. Да и надоело. Толку-то от его слез. И так лицо посерело на пару оттенков, гораздо лучше злиться на что-то. Кого-то. — Найдется еще. Будем здоровы! — Таня стукает стеклом и пьет до дна. Во второй раз далось легче. И сразу в голове вата. Все мысли на задний фон отошли, хорошо. Просто заебись. Еще через стопку уже валялся на спине, гипнотизируя потолок. — А я рада! Одной-то мне скучно. А тут ты взялся, артист! Любой обрадуется. Те, конечно, с нами не интересно, — женщина улеглась рядом. Как всегда, укутанная в какой-то хаотичный кусок шерсти. Но, вопреки, ее шерстяная накидка не кололась. — Тебе артистку подавай. Есть у тебя артистка? Поначалу подал сигнал в мозг. Отклонено. — Нет у меня никого. Уже нет. — Счастливый. Повезло тебе. Андрей немного опешил, и Таня тут же решила объясниться. — Ну я в том смысле, что нет и не надо! — Да как сказать… Когда жажда укрыть синтетической лаской нужду невротических благ пропала, он уже был довольно взрослым. Хотелось, конечно, возвращаться к кому-нибудь домой, или к себе домой, но, кроме кота, там никого не оказывалось. Свое отдурачился, а ходить на свидания откровенно не нравилось. Вряд ли кто-то прямо-таки полюбит за красоту души, а не за сценический псевдоним и приложенные к нему монетки. Да и последняя девушка, узнав о намерениях переехать в другую страну, сама того не желала. И, чтобы, разрыв не оказался болезненным, приняли решение заблаговременно расстаться. — Слушай, — она притерлась поближе, обнимая за плечи. — А это правда говорят, что у нас на сцене все… — Ну? — Ну сам знаешь! Все эти певцы! — заговорщически зашептала она. — Что? — не понимал Андрей. — Что, что! Когда мужик с мужиком! Он усмехнулся от по-своему дебильного вопроса. — Врут, не все. — Но многие? — не унималась та. — Ну, бывает иногда, — кивнул Андрей. — И у нас бывает иногда, — и откинулась обратно на кровать. — А ты-то сам что? — А я что? Я больше по вокальной части. Таня вскочила, посмеиваясь. — Бокальной, значит! Ну тогда я наливаю. Телефон к концу вечера был разбит об стену.

***

— Беседин Владислав Алексеевич. Рост 182 сантиметра, вес 85 килограмм, 1977 года рождения. Образование высшее, студент… Приехал… Посмотрите, все правильно? — мужик протянул бумажку. Последние полчаса они только тут и сидели. Этого мента Андрей уже встречал у речки. Теперь можно было точно сказать, что тот едва ли был старше. Появлялась хоть какая-то надежда. Может, тот еще не успел закостенеть мозгами и войдет в положение. Перечитал свое же заявление, словно кто-то успел вписать что-то инородное. — Мож, какие-то особые приметы были? — он сел напротив, закурив тяжеленные сигареты. На костяшках пальцев у мужчины (или, скорее, парня) были какие-то буквы татуировками. Сказать про Влада особо нечего. — Я не слышу ответа. — Андрей пока успел указать на то, что горло у него болит, и говорить он, во всяком случае, сию минуту не может. — Горло болит? Пейте «Нарзан» или горячее молоко, пробовали? Паспорт дайте. Ага, Андрей Игоревич. Ну что, купили у вас медведя? И приходить на рабочее место в алкогольном опьянении опасно. Андрей, неожиданно для себя разозлился, и нарыл в кармане блокнот, которым успел разжиться у Тани. Яростно вдавливая карандаш так, что половина грифеля осталась на листке, он написал ответ и протянул. — Да? А почему же тогда ключи от колокольни были у вас? Ладно, повторяю. Беседин Владислав Алексеевич. Рост 182 сантиметра, вес 85 килограмм… Опять впечатал карандаш в бумагу, сжимая губы в тонкую полоску, и сунул в чужое лицо. — Имя? А вам какое? — спросил мент с усмешкой. — Настоящее или для людей? — на гневный андреев взгляд, тот опять присел, дабы пояснить. — У первобытных племен Полинезии было принято называться двумя именами. Одно имя было настоящим, которое хранилось глубоко в тайне, а второе — для людей, вроде как артистический псевдоним. Вот его можно было трепать на каждом углу. — затем достал очередную сигарету, чиркнул от спичек и закурил. Андрей не затерпел, наклонился ближе, чтобы вырвать из чужого рта и затушить в пепельнице. Хотя бы потому, что от клубов дыма он кашлял — болело горло. Мужик, наверное, догадался и сунул в ответ блистер таблеток, которые тут же пришлось поглотить. — Практика псевдонимов пришла к нам из Полинезии, да? — теперь уже он встал из-за стола и закопался в рядом стоящем сейфе. — Ну, например, партийные клички. Или воровские, — затем подошел вплотную, став серьезнее во стократ. — Это чтобы судьбу запутать и Бога задурить. Впрочем, это уже философия, вам не понять. Так что дело в шляпе, Игоревич. Пошли отсюда. Уже у вешалки тот наконец представился, надевая пальто. — Вообще-то у меня одно имя на все случаи жизни, — затем наклонился ближе и прошептал: — Федор. Будем знакомы. Андрей на тот момент, если бы не потерял голос, то потерял бы после такого внушительного монолога, так что просто замер, иногда прикрывая глаза от общей усталости на фоне придурковатого мента. — Хорошо у нас, правда? В ответ пришлось вежливо кивнуть. — А мне не нравится, — и вмиг Федор снова стал серьезнее. — Уезжайте отсюда поскорее.