День Гая Фокса

— В следующий раз вы никуда не едете. Шерлок не слушал; жевал яблоко, которое украл или попросил у сыновей гробовщика. — А, — очнулся он через время. — Да не бойся ты его. Понудит и перестанет. Альберт отвел Нюкту в стойло, перед этим проник обратно в Итон, а еще раньше помог преступнику сбежать из Тауэра. Завтра он никуда не пойдет, потому что разрешит себе отдохнуть. — Я не боюсь, — сказал он, оборачиваясь. Но двор колледжа ночью был пуст и тих. Где-то кричали ночные птицы. Шерлок вдруг дернул его за рукав и кивнул в сторону арок. Кто-то курил в тени открытого коридора. Через минуту Джон Паулер показал себя, расслабленно помахал рукой. Альберт натянуто улыбнулся в ответ, но вовремя понял: в темноте улыбку было не разглядеть. Тогда он тоже помахал. — Мориарти? — спросил Джон, подошел поближе. — Не спится? — Помогал мистеру Холмсу делать домашнее задание, — сказал Альберт, хотя понятия не имел, как и чем подкреплять эту ложь. — По биологии, — добавил Шерлок. — А ты кто? Джон не слушал Шерлока совсем, будто того и не было на свете. Причина лежала на поверхности, но, кажется, тут было что-то еще, кроме акцента. — Выглядишь просто ужасно, — засмеялся Джон, глядя на Альберта. — Хочешь, пойдем ко мне? На кухне наверняка кто-нибудь тоже не спит, попросим сделать чаю. В кармане поношенного пальто, хранившегося на случай маскировки и другой антиправительственной деятельности, Альберт сжимал в пальцах бумажку от гробовщика. Замеры трупа, расчет, стоимость. Нужно при первом удобном случае передать Уотсонам деньги. — Наверное, нет, — Альберт оставил бумажку в покое, чтобы она не превратилась в мусор. — Надо отвести мистера Холмса к нему в комнату. — Не надо, — тут же нашелся Шерлок. Джон затянулся еще раз. Ему уже было неловко из-за отказа, поэтому он попрощался и бросил окурок Шерлоку под ноги. Тот затоптал окурок, спросил: — Он тебе нравится? — Сомневаюсь, — ответил Альберт. — А ты ему нравишься. — Это тоже дедукция? — Да какая тут дедукция. — И Шерлок стал очень похоже имитировать тон голоса Джона Паулера: — «Хочешь, пойдем ко мне?» Еще бы болтяру вынул, чтобы было нисколько не подозрительно. Альберт притворно ахнул. Шерлок пожал плечами: — Допустим, чаю он бы и правда налил. А потом — ту-тунц! — и сказал бы тебе: «Знаешь, что на десерт?» — Ту-тунц, — бесцветно повторил Альберт. Помолчал, а потом сделал какую-то глупость. Приобнял Шерлока так, как будто он был его братом, и легко потрепал по голове. — Эй, полегче, старина, — затараторил Шерлок настойчиво, но беззлобно. — Мне-то ты точно не нравишься. — Я очень рад, что ваш брат жив. Шерлок замер в его руках. Честного отклика от него не ожидалось, и Альберт не удивился, услышав: — Дуракам везет. Когда они желали друг другу спокойной ночи, Шерлок задержался, посмотрел этим своим необычно взрослым, но редким для него образом: — Сначала хотел сказать тебе «спасибо». Но это идиотское слово, оно ничего не значит. Поэтому дам бесплатный совет. — Я весь внимание. — Не связывайся с ним, — сказал Шерлок. — Он плохой друг. Поверь, я знаю. Что бы он тебе ни пообещал, он вывернет это в свою пользу. Прежде чем Альберт начал бы возражать, Шерлок поднял руки и продолжил: — И я знаю, что с ним может быть интересно. Нет на свете сукиного сына, который бы провел столько часов, забивая голову всякой херней, сколько мой братишка. Но будь начеку. Он задумался, как будто принимал решение: говорить или нет. — Когда ему было пятнадцать, он начитался романчиков и завел себе подружку. У нее был брат. Он часто бегал к ним домой, и только дьяволу известно, чем они там втроем занимались. От этой информации Альберту захотелось улететь в космос. Ну, подумал он, стараясь успокоиться, ничего. Тоже мне. Он к пятнадцати уже убил родителей. — …И они называли его «сэр», — продолжил Шерлок. — Я уверен, у этих троих приключений было больше, чем у Виктории и Альберта, если понимаешь, о чем я. Альберт траурно кивнул. — У этого парня друзей нет. Был когда-то друг. Но уже давно нет. — Я ничего не говорил о дружбе, — отозвался Альберт. Шерлок приложил два пальца к губам и громко их поцеловал, отсалютовал в воздух. — Тогда помоги тебе Господь, старина Альберт. В капелле было темно и тихо. Альберт сложил руки на скамью, уронил на них голову. Отец наш, сегодня я спас человеческую жизнь. Может, теперь мы как-нибудь договоримся? Никто не ответил. Молчание господа изредка прерывалось глухим курлыканьем, как будто где-то на выступающих кирпичах старой капеллы гнездились голуби. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Я не хочу хранить секреты от братьев. Ты же видишь, видишь своим божественным взором, что избежать падения уже практически невозможно. Ничего не произойдет только в том случае, если один из них умрет. Но ответа все не было. Покорное ожидание сменилось злостью. Хорошо, если ты так хочешь, я пойду к Джону Паулеру и попрошу его отдрочить мне. И я обязательно назову его чужим именем, когда буду кончать, и это будет катастрофа. Альберт улегся на скамье во весь рост, вытянул ноги. Ладно. Он уставился в высокий готический потолок. Ты это допустил, ты и смотри. К тихому курлыканью примешался сначала влажный звук — Альберт осторожно облизал свои пальцы. Он сжимал зубы, но иногда высокие стены отражали его глухой стон. Ненавижу себя за то, что спас тебя. Ненавижу тебя за то, что ты сказал мне сегодня. Да. Да. Если ты не заставишь меня кричать, я убью тебя. О, да. В конце он выгнулся, стукнулся головой о скамью и полетел с нее вниз. Стоя на коленях, долго пытался прийти в себя и выровнять дыхание. Немного брезгливо обтер руку о носовой платок. Коснулся своего лица — кожа пылала, как будто он уже был в аду. Дыхание за минуту стало спокойным, и Альберт слышал только хлопанье крыльев. * Инспектор Лестрейд отправил в рот леденец. После утренней летучки горло немного саднило: говорить пришлось много. До них дошли последние новости с Ковент-Гарден, где опять разбушевались карманники. Что ж, придется усилить патруль. На Ночь костров в Итоне сгорел охотничий клуб. Но все более или менее очевидно: деревянный дом, петарды. Никого из Лондона не привлекли для расследования. У Темзы ночью нашли очередное тело. В отчете писали, что следов насилия не было. Посмотреть самому или довериться констеблю Макьюэну? Лестрейд покосился на констебля. Тот мирно сидел за своим столом и что-то чиркал в блокноте. Его немного неаккуратный почерк заставил инспектора подумать о сыне. Джордж писал регулярно и всегда так, будто ему на самом деле нравилось. Инспектор подозревал, что у сына был скрытый мотив: он так хотел служить в Лондоне, что только об этом и говорил. Но служба в Лондоне — опасное дело. Вот, например, это выловленное тело… Инспектор уперся руками в стол, расставив локти по бокам отчета. Вода. В Итоне он с лупой обшарил каждый уголок, но никаких следов братьев Мэйфэйров не нашел. Это трудное дельце, и еще труднее — сообщать об отсутствии находок родителям богатых мальчиков, которые наняли тебя из-за репутации безжалостной ищейки. Виндзор и Итон не входили в зону ответственности инспектора Лестрейда. Но деньги нужны всем. Вздохнув, инспектор убрал отчет об утопленнице и достал дело Мэйфэйров. Трава в леске неподалеку от колледжа была примята, как будто что-то по ней тащили. Но делать выводов нельзя. Вероятнее всего, мальчики играли там в футбол или дрались. След никуда не вел, инспектор проверил дважды. Либо это ложная зацепка, либо кто-то старательно затоптал следы. В день пропажи братьев шел ливень, и если там и были улики, они тоже пропали. Но вот речка? Он сразу не рассматривал эту версию потому, что утопиться в ней вряд ли было возможно. Могли дети упасть в неглубокую речку? Могло их унести? Сразу двух? Могло, но только в случае, если они оба уже были мертвы. Когда дело омрачается недостатком физических улик, в дело вступает психология. Инспектор полистал свои заметки. Одноклассники Мэйфэйров их боялись. Поэтому на логичные вопросы («У них были враги в школе?») отвечали неохотно и часто врали. Инспектор пробежался глазами по именам. Зацепился за одно, взял карандаш и чистый листок в руки. По памяти набросал портрет графа Мориарти: красивый высокий лоб, загадочная полуулыбка. И какие-то по-грустному взрослые глаза. — Что, разыскивается королева красоты? — спросил проходящий мимо констебль Макьюэн. — Это юноша, — укоризненно заметил Лестрейд. — Ой. Инспектор не верил в предубеждения, хотя половина Скотленд-Ярда божилась, будто полицейская интуиция существует. И всерьез утверждали, что при встрече с убийцей у них начинали дрожать пальцы и чесаться носы. Пора признать: он в тупике. И терпение руководства колледжа и семьи мальчиков скоро лопнет, и эта история станет известна общественности. Рядом с графом Мориарти инспектор набросал два лица помладше: Колин и Этвуд Мэйфэйры, портреты которых он видел у семьи дома. Но сидеть на месте тоже нельзя. Кажется, графу Мориарти придется приехать в Лондон. * — Если ты еще раз на нее посмотришь, я выгрызу тебе аорту. Мужчина посинел от невозможности найтись с ответом и, задев стол, ушел прочь. Элис положила шляпку себе на колени и сказала: — Спасибо. Уильям советовал им погулять вдвоем. Сходить куда-нибудь в Лондоне. Поскольку другой вариант алиби был еще хуже, Альберт не стал спорить. Элис, впрочем, не была идиоткой. Она придерживалась мнения, что их совместные прогулки — это немного слишком в лоб. Но тоже не возражала. Сообщение от инспектора Лестрейда пришло в целом вовремя. Альберт помешал воду в стакане. Он сегодня порочный молодой аристократ. Повторить пять раз, и начнешь верить самому себе. Он сегодня едет в Лондон со своей любовницей. Вместо занятий по верховой езде. По пути он заглядывает в полицию, дабы ни у кого не возникло сомнений, что он просто испорченный богатый дурак. — А где находится аорта? — спросила Элис, стягивая поношенные перчатки. — В груди, — Альберт подпер щеку рукой. — Хотя многие думают, что в районе шеи. — Занятно. Они ехали в вагоне-ресторане, и какой-то тип сначала долго смотрел на Элис, а потом сел к ним за стол. — Ты будешь хорошим мужем. Альберт уже привык к ее фамильярности. Заставить себя говорить с ней на «ты» он не мог. — Хотите что-нибудь? — он полистал меню. — Я угощаю. Элис заинтересованно открыла второй экземпляр меню. Посмотрела поверх него: — Я тебе мешаю? — Пожалуйста, уточните. Она с готовностью отложила меню, сложила руки перед собой, как юная воспитанница. — У тебя уже есть невеста? — Нет. — Может, ты ухаживаешь за кем-то? Прости за расспросы. Не хочу, чтобы меня облили кислотой. — Вы в безопасности, миссис Коттикут. Ни один человек в Лондоне не будет меня ревновать. — Не зарекайся, — рассмеялась Элис. Снова открыла меню и ткнула пальцем в строчку с закусками. Инспектор Лестрейд задавал интересные вопросы. Альберту показалось, он ходил вокруг да около. Это значит, что никаких прямых улик у него нет и он мечется из-за одних только догадок и подозрений. Элис видели в Итоне, ведь она приезжала на похороны. Все на первый взгляд было складно. — Я уже говорил вам, — сказал Альберт, голосом изображая нетерпение, недовольство и подростковое высокомерие. — В ту ночь я был с любовницей. Инспектор почесал лоб карандашом и пробормотал: — Хм… Мне казалось, мы говорили о чем-то более… экстравагантном. Ну хорошо. Инспектор посмотрел в сторону, в глубину зала, где Элис покорно стояла и ждала, прижимая к себе сумочку. Альберт тоже обернулся и похолодел, когда к Элис подошел молодой констебль. Уильям сказал, что им надо обсудить грязные подробности их вымышленного романа. Чтобы если кто-то спросит, они могли ответить что-то в духе: «Да, молодой граф любит, когда женщина сверху». Но в поезде они совсем об этом забыли, Альберт отвлекся на мужчину, сверлившего Элис взглядом. И если сейчас констебль задаст вопрос из этого департамента, легенда слегка осыпется. Кто-то ойкнул, зашумела и шлепнула бумага. — Прошу прощения, — сказал знакомый голос. Майкрофт подбирал с пола кучу папок, которые уронил со стола. Альберт почувствовал, как у него мгновенно расслабилось лицо, но тут же заставил себя вновь изобразить недовольство. — Мистер?.. — начал инспектор, и Майкрофт закончил за него: — Холмс. Я пришел к инспектору Пикфорду. — У него сегодня выходной. — Лестрейд покатал леденец во рту. — Я оставил записку у него на столе. — И что вы написали? — «Слухи о моей казни сильно преувеличены». Альберт воспользовался этой паузой, чтобы подумать и собраться с силами. — Инспектор, — сказал он. — Если это все, то я могу идти? У меня ланч с леди. — С леди? — Майкрофт посмотрел в сторону, и Альберт мысленно пнул его. — Рад познакомиться. Элис протянула Майкрофту руку, сказала: — А мы с вами виделись? Тот сухо поцеловал ладонь, громко ответил: — Конечно. Я видел вас в Итоне. Несколько раз. Элис открыла рот, но не придумала, что еще сказать. Майкрофт вежливо дал ей секунд пять, прежде чем заговорить самому: — Большая удача, что я встретил такого отличника, как граф Мориарти. Началось, подумал Альберт. Вот что он сейчас сделает? — У меня возник юридический спор с несколькими барристерами. Мне известно, какое возмещение положено в случае ложного ареста. — А законы о диффамации? — спросил Альберт. — Не совсем, — соврал Майкрофт. — Если у вас есть время, уточните. — Миссис Коттикут, — вздохнул Альберт. — Мы с мистером Холмсом пройдемся до библиотеки. Это в пяти минутах отсюда. Кажется, мистеру Холмсу нужна моя помощь. — Слышал в участке, что охотничий клуб сгорел, — Майкрофт петлял между стеллажами, и Альберт ходил за ним, как кот. — Я понятия не имею, о чем ты. Говорили они тихо и осторожно, как и принято в библиотеке. — Это даже немного романтично. — Они ушли в другой зал, где было меньше мужчин. — Из-за меня еще никто ничего не сжигал. Альберт решил не удостаивать это ответом. — Так что, — Майкрофт взял с полки книгу. Полистал, вернул на место. Взял другую, на этот раз загнул страницу и положил том Альберту в руки. — Ты теперь не только убийца, но и поджигатель? Скажи, ты собираешь достижения? Тебе за это дают какие-то карточки? Альберт понуро ходил за ним следом с уже двумя книгами в руках. — Да. Я мечтаю получить самую красивую карточку. Она позолоченная. Выдают за убийство зануды. Майкрофт прикрыл улыбку очередной книгой. — А если заняться сексом с этим занудой, присудят бонусные очки, — добавил Альберт. — Этот спорт звучит как что-то совершенно занимательное, — Майкрофт положил сверху стопки четвертую книгу. — Пойдем, есть разговор. За край рукава Альберта потянули в сторону самых отдаленных читальных комнат, залов для чтения в кругу семьи. Он уперся каблуками в пол: — Меня ждут. — Ты хочешь бонусные очки или нет? — Ты только что предложил мне встречаться? Шторы закрыты, дверь тоже. Тонкая полоса света ложилась на деревянный стол, пару резных стульев и противного розового цвета диван у стены. Майкрофт щелкнул портсигаром, подержал во рту незажженную сигарету и ответил только после: — Это даже примерно не то, что я сказал. Сказал он на самом деле следующее: «Если мы друг друга хотим, нам нужен план». А потом он предложил Альберту сигарету. Последний пару секунд поупрямился. Но тоже закурил. — Я был в тюрьме, — продолжил Майкрофт, очевидным образом поясняя свои слова. — Это то место, куда я бы не хотел вернуться. И что еще важнее, — он добавил это недрогнувшим голосом, но немного несдержанно поднял на Альберта взгляд, — я бы не хотел, чтобы ты там оказался. Чувство дежавю, неуместное и далекое, как будто наполнило голову пузырьками воздуха. — Большие деньги могут купить большую слепоту, — протянул Альберт, выдыхая дым и понимая, что он скорее пытался сам же себя в этом убедить. Майкрофт тоже это понимал. Улыбнулся мягко и немного покровительственно. — Мы оба знаем, что твоя популярность в Итоне — умелая, но иллюзия. Если ты хотя бы раз оступишься, если они что-то найдут на тебя, что-то такое, что тебя уничтожит, — они вцепятся в это. Альберту было приятно слышать, как Майкрофт так окончательно поделил мир на «них» и «других». Чужих. — Пол-Итона трахается с другой половиной Итона. И никаких скандалов. — Это немного не то, — Майкрофт отвел руку, посмотрел на тлеющий конец сигареты. — Это инициация. Основы субординации. Посвящение. Традиция. Тому, что мы хотим сделать, оправданий не будет. И я хочу знать, что мы рассмотрели все риски. — А еще что ты хочешь? — улыбнулся Альберт. — Напомни, с каких пор ты тут главный? — Я старше, — просто ответил Майкрофт. — Поэтому я беру дело в свои руки. Мне нельзя испортить тебе репутацию. Альберт хотел сказать еще что-то едкое, но не смог. Потому что Майкрофт правда так думал. По-настоящему считал, что ответственность за их связь, какой бы она ни была, лежала на нем. Это и согревало, и злило одновременно. — Хорошо, — чужим, уверенным голосом сказал Альберт. — Какие у тебя условия? Мы можем целоваться? — Нет, — с удовольствием нагрубил Майкрофт. — Мы будем петь «Чудесны дела Господни», взявшись за руки. — Можно я буду душить тебя во время секса? Ты совершенно невыносим. — Можно. Могу я кончить тебе на лицо? Альберт подавился дымом, закашлялся, и Майкрофт очень аккуратно и сочувственно постучал его по спине, уточнив: — Не один раз. Несколько. Больше двух. Альберт разрывался между двумя желаниями: первым, которое диктовало придумать что-то пожестче в ответ. И вторым, из-за которого ему стало неудобно держать одну ногу на другой. — Хочешь сейчас? — спросил он и, не дожидаясь ответа, вкрутил сигарету в пепельницу на столе. Скользнул вниз, на колени, но тут же рвано и, к сожалению, громко выдохнул. Спина стрельнула и заныла. Майкрофт тоже затушил сигарету и потянул его за за руки, наверх. — Встань. В этом поцелуе что-то не так, как обычно. Он более грязный и влажный, чем всегда, и Альберт понял: это самое близкое к «официально», что у них только может быть. Пару мгновений Альберт держал зубы сомкнутыми. Стоял на пороге этой бездны и торговался сам с собой. Никто не должен знать. Даже Уильям. Особенно Уильям. В конце концов, пройдут годы, и это увлечение останется там, где и должно, в прошлом. Можно будет посмотреть Уильяму в глаза спустя время и сказать: «Нет, я никогда не разрешал Майкрофту Холмсу сунуть руку мне в штаны. Он сам это сделал». Майкрофт легко надавил на подбородок пальцем другой руки, и Альберт разжал зубы, пустил язык себе в рот. Теперь у него есть секрет, и это секрет даже для самых дорогих ему людей. Целуется Майкрофт примерно так же, как делает все остальное: с большой претензией на власть, на собственные права. Но при этом аккуратно, демонстрируя свой самоконтроль, власть даже над самим собой. И здесь в игру вступает Альберт: громко дышит, издает звуки, делает поцелуй не английским, а французским. Если бы он не был готов, он бы подавился. Майкрофт положил два пальца Альберту в рот, но результат не понравился. Он облизал пальцы сам, плюнул в ладонь, прикрыв ей лицо, но так, что даже это выглядело безупречно — без какого-либо уличного звука. Альберт сухой рукой в перчатке расстегнул оставшиеся пуговицы на своих брюках. Он почему-то тоже захотел сделать нечто подобное. Зубами стянул перчатку, отправил два пальца в чужой рот. Но Майкрофт засвистел. Альберт рассмеялся, и на последней ноте смех ушел в стон. Внизу было влажно и тепло, хотя рука у Майкрофта холодная. Пальцы обняли член кольцом, Альберту позволили вцепиться в плечи и двигаться так, как ему нужно. Абсолютно потерянный, но почти счастливый, он тяжело дышал Майкрофту в ухо, пока его фантазия так или иначе воплощалась в жизнь. Он двинулся особенно отчаянно, и Майкрофт убрал руку. От обиды Альберт дернулся, на глазах выступили слезы. Мужчины такие жалкие. Природа сделала их слишком зависимыми от собственного удовольствия. — Верни. — Повежливее. — Пожалуйста? Мне это нужно. Майкрофт как будто его не слышал. Гладил по спине, но ничего больше. Альберт прикрыл глаза, сказал так послушно, как только мог: — Пожалуйста, сэр. Это немного исправило ситуацию. Майкрофт заинтересованно поднял брови. Альберт быстро дожал это представление до конца: — Пожалуйста, сэр. Умоляю вас. Майкрофт развернул его спиной к себе, но в этом не было ничего мерзкого, было тепло и безопасно. Осторожно потянул за волосы вниз, чтобы Альберт откинул голову ему на плечо. — Ты за это заплатишь, — сказал Альберт в потолок, облизывая губы и снова чувствуя руку на себе. — Я знаю. Движения стали грубее, но так и нужно было. Из-за этой паузы Альберт немного растерялся. Его целовали под ухом, в шею, кусали за открывшееся каким-то образом плечо. Альберт зажмурился и тихо выругался. Беззвучно открыл рот, но все-таки не сумел сдержаться — вскрикнул два раза в вовремя подставленную ладонь, давая Майкрофту новый повод собой гордиться. Если бы сейчас граф Мориарти видел своего старшего сына — красного, потного, с вьющимися от влаги волосами, кончившего в руку другому мужчине, мужчине, которому, Альберт знал, он очень скоро отдастся, — то что бы граф сказал? Наверное, его бы возмутило не столько мужеложство, сколько их разница в положении. В сознании аристократов не существует никакого среднего класса. Есть бедные, есть богатые. Если бедные вдруг могут позволить себе пару слуг или купить дом, это ничего не меняет. Рано или поздно налоги станут выше, земля подорожает — и все вернется на круги своя. Кто был богат, разбогатеет пуще прежнего, а кто был беден, тот станет еще беднее. Кто ты, — подумал Альберт, рассеянно вплетая пальцы Майкрофту в волосы. — У тебя такое лицо, как будто ты думаешь о налогах, — сказал Майкрофт. Он вытянул платок из нагрудного кармана и педантично прибирал за Альбертом, не меняя их положения. Они все еще были у стола. — Я думаю, что ты стоишь всех этих рисков. — Спасибо, — помолчав, ответил Майкрофт. — Ты тоже стоишь любого риска. Мимо двери пронесся громкий шаг, и они оба — буквально в одну и ту же секунду — выпрямились, сделали два неконтролируемых шага в сторону друг от друга. И так будет всегда. Они обречены. Вот так просто, и они любовники. То, что казалось таким трудным, то, что съедало Альберта последний месяц, — оно случилось. Забавно, что они всегда были сообщниками: Майкрофт был первым, кому Альберт сказал о причастности Вотерстоуна к отравлениям; был единственным, кто видел Альберта на месте убийства Мэйфэйров; и сейчас он был единственным, с кем Альберт готов разделить настолько большой риск. Альберт положил обе руки Майкрофту на шею и снова поцеловал, вкладывая в этот поцелуй незамысловатое сообщение: теперь они связаны. Ни один не может предать другого, чтобы не предать самого себя. Майкрофт рядом, а поэтому призрак отца не появится. И Альберт впервые с момента пожара сам мысленно обратился к отцу: если можешь, смотри. Это только начало. Потом, как только смогу, я встану перед ним на колени. Потом я буду брать у него в рот — так долго, как он скажет, и так глубоко, как ему нравится. Если он скажет проглотить, то я проглочу, я, который рожден отдавать приказы, а не исполнять их. Потом он скажет мне повернуться спиной, и то, что произойдет дальше, тебе не понравится, папа. — Ты здесь? — Майкрофт убрал волосы у Альберта с лица, заботливо подул на горячий лоб. — Да. — Альберт потянулся, застегнул брюки. Голова все еще немного кружилась. — Я все-таки закричал. — Кажется, бонусные очки получаю я. Альберт улыбнулся устало и немного зло, ткнулся лбом в лоб. — На лицо? — переспросил он. — Я предупреждал, что со мной много проблем, — Майкрофт поцеловал его в нос. — Еще давно. На озере. Ах да. Когда это было? Словно в прошлой жизни. — Да, сэр, — Альберт прижался поближе, говорил тихо-тихо и в самое ухо. — Я помню. Не раздалось ни звука, но Альберт увидел, как у Майкрофта дернулся кадык. — Я не возражаю, сэр. Вы можете кончить, куда захотите. — Голос дрогнул на долю секунды, когда Альберт добавил: — И внутрь тоже. Он ощутил пальцами единственную возможную реакцию на свои слова и сказал уже обычным тоном: — Не упрямься. Я справлюсь. Майкрофт положил голову на спинку дивана. Альберт видел, как тяжело он дышал, как двигалась красивая линия подбородка. Он убрал руку, попробовал только ртом. Это оказалось чуть сложнее, но приятнее. Попробовать отпустить за щеку — тоже легко, но немного неудобно, страшно задеть зубами. Все это странным образом тоже не было мерзко. Наверное, с кем-то другим Альберта бы уже стошнило на ковер — но он делал приятно человеку, который всегда за собой следил. Альберт понимал, что получалось у него плохо. Он часто делал паузы, чтобы дать губам отдохнуть или сглотнуть слюну — ее во рту стало ужасно много. Но рука Майкрофта, сжимавшая розовую обивку дивана так, что белели костяшки, как будто говорила об обратном. …Майкрофт поднялся с дивана так резко, что где-то словно раздался звук: лопнувшая струна, щелчок затвора. Альберт растерянно сел, не до конца понимая, что ему делать. Но его направили: ласково и только руками попросили запрокинуть голову. — Открой, — хрипло сказали сверху. Майкрофт надавил подушечкой пальца на нижнюю губу. Стало тепло в расстоянии между бровями, куда попали первые капли, и Альберт машинально зажмурился, шире открыл рот. И это не было мерзко, разве что непривычно много и липко. Во рту стало мало места, потому что Майкрофт хитрым образом выбрал кончить именно туда. Альберт — снова машинально — сглотнул, чувствуя капли на подбородке и щеках. В последний момент он решил, что надо сделать что-то эпатажное. Коснулся языком головки и поднял глаза. Встреча их взглядов была почти физической: у одного дернулись плечи, другой громко выдохнул, ладонью утирая подбородок. Пять минут на то, чтобы привести себя в порядок — и еще минута на то, чтобы растерянно и молча смотреть друг на друга. — Если кто-то все же заметит? — Альберт надел на правую руку перчатку с левой. Увидел, стал поспешно исправлять ошибку. — Ты не лезешь в драку, — Майкрофт положил ладонь на дверную ручку, но не торопился уйти. — Говоришь, что я тебя заставил. Но я постараюсь делать все так, чтобы это была наша последняя проблема. Альберт прикрыл глаза, кивнул. Но было что-то еще. Ручка скрипнула, но не до конца. Майкрофт полуобернулся: — Держись как можно дальше от Вотерстоуна. Он вляпался даже хуже, чем мы. Уходи через десять минут после меня. — Два приказа в трех предложениях, — возмутился Альберт, но дверь уже закрылась. Он потер шею, посмотрел на стопку книг на столе: Майкрофт даже не собирался их брать. От любопытства и чтобы скоротать время, Альберт стал перебирать тома. «Все о судебной системе Англии». «Петербург: русская столица в картинках и фактах». «На благо империи. История тайных обществ». Последней книгой был «Путеводитель по миру цветов для молодых леди». Он раскрылся в руках Альберта там, где Майкрофт загибал страницу — на статье о голубой фиалке. Фиалка голубого цвета, — прочитал Альберт, — символ высшей лояльности и верности. Он закрыл книгу, мысленно возвращаясь в ночь, когда они с Шерлоком спасали Майкрофта. Зачем ему нужно было «во дворец»? В какой? И что там произошло? Кто вы, снова подумал Альберт. Кто вы, мистер Холмс? Элис ждала у участка, сложив руки на груди. Когда Альберт появился рядом и извинился, она спросила, округлив глаза: — Что у тебя с губами? Кровь прилила к щекам мгновенно. — Пил горячий кофе. — В библиотеке? О, Боже. Неужели это будет настолько сложно. — Нет, миссис Коттикут. Я там встретил другую свою любовницу, и мы немного посидели над собранием сочинений де Сада. — Мне кажется, что ничего не выйдет, — Элис устало покачала головой. — Мы с тобой не выглядим как любовники. Даже этого типа в участке ты был рад видеть больше, чем меня. — Человек чудом избежал несправедливой казни. Поэтому я был рад встретить его. Элис задумчиво постучала пальцем по щеке. — Наверное, на сегодня хватит. — Пожалуй, — Альберт достал из кармана часы. — Умеете давать эффектные пощечины? — Конечно, — оживилась Элис. — Я всю жизнь этим занимаюсь. Альберт огляделся в попытке убедиться, что какая-никакая публика у них была. * — Кем вы хотели стать в детстве? — спросила Виктория. Минуту назад она отправила слугу с сообщением к маркизу Галифаксу. А еще раньше она выслушала его, сложив руки и переплетя свои пальцы. Она оставалась спокойной все время. И когда Майкрофт рассказал об убийстве, и когда рассказал о письмах. Пальцы дрогнули только один раз, когда Майкрофт по-немецки цитировал отрывок про мужа. — Я прошу прощения? — Майкрофт постарался сделать вопросительную интонацию как можно более уважительной. — В детстве, — королева перебирала какие-то бумаги на своем столе. — Когда были маленьким. — Моряком, — Майкрофт все еще не понимал, как это относилось к делу. Но препираться с человеком, от которого зависела его жизнь, почему-то не хотелось. — Изучал навигацию с семи лет. Постоянно сбегал из дома, чтобы посмотреть на корабли в порту. Собирался в кругосветное плавание, как Фрэнсис Дрейк. — И почему вы не стали моряком? — Отец сказал, что не выйдет. — И вы не возразили? — Я не привык возражать отцу, — это была правда. Разговор о море Майкрофт считал самым тяжелым разговором с отцом за всю его жизнь. Все разговоры о будущем были болезненными, но никто прямо не называл причину. — Что ж, — отозвалась Виктория. — Пиетет перед отцом — хорошая черта для молодого человека. — Да, ваше величество. Состоялась пауза, лишенная неловкости. Потом королева сказала: — Мистер Холмс, содержание писем, которые вы получили, должно быть строго засекречено. Доступ к таким документам получают по личному согласию премьер-министра и, — она посмотрела в сторону, — королевы Соединенного королевства Великобритании и Ирландии. — Да, ваше величество. — Ваша доброта ухудшила ваше положение, — королева разложила перед собой чистый лист. Взяла перьевую ручку. — Вы должны понять. Как я могу доверять вам — доверять, что вы не используете то, что узнали, против страны и против нас лично? Майкрофт хотел ответить что-то логичное. Например, что он не предатель. И пришел сюда, чтобы это доказать. Что он ценит свою страну, даже если она несовершенна. Что он не собирается тиражировать утверждения из писем. Но это все риторика. — Никак, — честно ответил он. — Вы можете либо поверить мне, либо нет. Королева согласно кивнула. Кончик пера заскрипел по бумаге. — Мистер Холмс, — она подняла глаза, — с этой минуты вы отстранены из Теневого кабинета моим указом. Я боюсь, что никто в Теневом кабинете не вправе обладать информацией, которой обладаете вы. Выдох вырвался сам собой. Боль в плечах, которую Майкрофт ощущал с самого побега, немного утихла. Но королева как будто не закончила. Она снова что-то написала, а потом поднялась из кресла. Майкрофт быстро встал следом. — К переписке такого уровня могут быть допущены только королева, премьер-министр или агенты контрразведки Великобритании. Насколько я могу судить, вы не премьер-министр и не королева. Что-то загудело в голове. Майкрофт почувствовал, что его обыграли, что над ним захлопнули что-то пострашнее Тауэрской камеры. — С момента, как я поставлю печать на этом указе, мистер Холмс, вы становитесь младшим офицером контрразведки. Энэида права: нельзя было недооценивать эту женщину. Майкрофт знал, что такое контрразведка, по рассказам в Теневом кабинете. Это доступ к гостайне, это безграничные полномочия и безграничная ответственность. Шпионов не любит никто. Но еще больше не любят тех, кто ловит шпионов. Даже у армии нет такой власти, как у контрразведки. И самым смешным было то, что у него, кажется, не было возможности отказаться. В комнате появился запах жженого сургуча. Королева продавила печать кольцом, и Майкрофт вдруг догадался, что письма — только предлог. Или повод. Королева хотела — или должна была — сделать так, чтобы Майкрофт оказался в полном подчинении короны. Со своей стороны она сделала самый правильный и разумный ход. Теперь у него нет выбора: за распространение любой государственной тайны он отвечал своей жизнью. Шах и мат. Его действительно только что обыграли. — Вы получаете жалование, форму для ношения при правительстве… «И петлю на шею», — мрачно закончил за нее Майкрофт. — …и ваше первое задание. Отчитываться вы будете передо мной лично, но через вышестоящего агента. Знаете, мистер Холмс, перед кем буду отчитываться я? — Монархия — это дар от Бога, — Майкрофт поклонился. — Да, — немного удивленно сказала королева. — Верно. Я буду отчитываться непосредственно перед Тем, кто дал мне мою власть. Вы должны понимать природу вашей ответственности. «Одна ошибка, и ты труп», — мысленно перевел Майкрофт. — Если ваше величество позволит, — он снова поклонился, — я бы хотел узнать о сути задания. — Узнайте, что стоит за этим письмом. И сделайте так, чтобы этого не повторилось. «Найдите всех, кто причастен к этому — от русской любовницы Вотерстоуна до сети осведомителей и исполнителей, которые, кажется, ведут внутри страны большую игру. И избавьтесь от них любыми методами», — снова расшифровал Майкрофт. — Мы с вами знаем, что маркиз Галифакс — чья-то пешка. Он проповедовал совсем другие идеи до встречи с госпожой Орловой. — Королева снова села в кресло, но Майкрофт остался стоять. Он подумал, что Виктория неплохо осведомлена о светских сплетнях. Королева прислушалась к треску камина. Потом вдруг сказала: — Уверена, маркиз Галифакс будет здесь с минуты на минуту. Не хотите ли чаю? Шаги Галифакса легко узнавались что в Теневом кабинете, что во дворце — тяжелая походка человека, уверенного в себе даже тогда, когда он проиграл. Майкрофт хотел поставить чашку, но королева сделала ему знак рукой. Маркиз открыл двери сам, прошел вперед. Не тратя силы на поклон, сказал сразу Майкрофту: — А вы сидите, мистер Холмс. — Да, мистер Холмс, сидите, — сказала королева. — Я вам разрешаю. У вас был тяжелый день. Майкрофт снова невозмутимо вернулся к чаю, и это вызвало у Галифакса приступ бешенства. Его контузия дала о себе знать, левая половина лица болезненно дернулась. — Что бы вам здесь ни сказали, — произнес он поставленным голосом военного, — это грязная ложь деревенского мальчишки. — Отнюдь, — королева поднялась, все еще взглядом приказывая Майкрофту не подниматься. Она знала, что делала. Майкрофт больше не обязан вставать при Галифаксе, потому что последний потерял свои привилегии. — Мне здесь рассказали множество интересных вещей. Например, что вы назвали меня «свиноматкой». Майкрофт скромно улыбнулся в ответ на убийственный взгляд маркиза. — Вы забыли, чей отец погиб при Ватерлоо, — с полуусмешкой сказал тот так, будто подвиги его предков могли сейчас все исправить. — А вы забыли, о ком поется в гимне? За дверьми уже собиралась стража, шаги становились все отчетливее. — Судить меня имеет право только трибунал. — Не только трибунал, — мягко поправила королева. — У контрразведки есть полномочия выносить приговор государственным изменникам. И она посмотрела на Майкрофта — прямо, без смущения или дерзости, почти как на равного. — Мистер Холмс? Пальцы сжались на чашке быстро и болезненно, но Майкрофт простил себе эту слабость. Маркиз Галифакс тоже смотрел на него, весь состоящий из двух половин, как будто его раздираемое противоречиями нутро физически изменяло его внешность. Одна половина лица выражала злую гордость, вторая, пострадавшая, выражала боль и сожаление о том, что ничего не вышло. — Империи нет пользы от вашего ума, мистер Холмс, если вы не умеете принимать решения. Королева сказала это без уничижительных интонаций, но Майкрофт понял, что его снова проверяли. И верный ответ здесь только один. — За предательство своей страны маркиз Галифакс должен встретить смерть на виселице, — сказал он голосом, которого раньше от себя не слышал. Что-то в нем изменилось этим вечером, и изменилось навсегда. — Пустите стражу, мистер Холмс. Маркиза уводили в абсолютной тишине, и после королева сказала: — Пригласите миссис Холмс. Энэида поклонилась с такой желчью, что, кинься она на королеву с ножом, ее недовольство было бы не так заметно. Виктория показала черный конверт: — Это опасно, миссис Холмс. Мои министры ждут новостей из Египта, которых давно не было. Вы играете с огнем. — Я приношу свои глубочайшие извинения. Королева прошлась вдоль высокой стены к камину. Энэида и Майкрофт отошли так, чтобы всегда быть к ней лицом. Королева бросила черный конверт в камин, и на мгновение Майкрофт увидел, что лист внутри всегда был пустым. В экипаже ему страшно захотелось уронить голову к окну, но он сдержался. — Можешь поспать, — сказала Энэида. — Тебе еще предстоит разговор с матерью. — Она знает? — Она не была против. Скажем так. Мерное покачивание экипажа никак не помогало справиться с усталостью. — Как ты себя чувствуешь? Майкрофт решил, что ему показалось. Бабушка никогда не задавала ему этот вопрос. — Сносно, — он прикрыл глаза. — Хотя и немного использованным. — Она королева. Использовать людей — ее прямая обязанность. Хотелось что-то ответить, но мир вдруг стал оглушающе громким, а потом стих. Майкрофт уронил голову Энэиде на плечо. Та не двинулась, только удивленно поежилась. И положила ладонь ему на макушку.