День Гая Фокса

Мистер Рокуэлл вышел из дома неожиданно рано в тот весенний день. Ему показалось, воздух уже потеплел, и можно выходить на прогулку до полудня. Он взял свою тросточку, закутался в связанный покойной женой шарф и отправился гулять. Навестил неприметную могилку на северо-западе, почти на границе графств. Обратно мистер Рокуэлл решил идти через поля. Семья Бенингтонов владела здешней землей много поколений. Они облагораживали свои поместья, нанимали людей в свои конюшни, раздавали рабочим одежду. Хорошая была семья. Но, как это бывает, у хороших родителей родился непутевый сын. Граф Бенингтон-младший спился довольно рано, еще не закончив Итон, и в бреду пустил пулю себе в голову. Умирал он очень долго, и, говорят, его мятежный дух до сих пор обитает в заброшенном особняке Бенингтонов и сбивает живых молодых людей с праведного пути. Мистер Рокуэлл пошел через поля, ориентируясь в пустом пространстве только на высокую, готическую постройку голубятни. Бенингтоны разводили не только лошадей, но и птиц — павлинов и голубей. Когда-то первые ходили по этим полям, а вторые летали под серым небом. Но сегодня голубятня, как и все обширное имущество Бенингтонов, заброшено, пропито. Мистер Рокуэлл покачал головой, вбивая свою трость между клоками желтой жесткой травы. У самой голубятни он присел на крупный серый камень, чтобы перевести дух. Посмотрел наверх, в сторону высокого шпиля. Вход в голубятню был завален камнями, но в нее все еще можно было попасть через маленькую дверь почти под самой крышей. Мистер Рокуэлл пошевелил ногами, разминая их, задевая ботинками куски разноцветного стекла, когда-то украшавшего башню. Голуби все еще прилетали сюда — то ли по старой памяти, то ли по незнанию. Они селились на крыше, а особо смелые залетали внутрь, если не боялись повредить тельца об осколки в оконных рамах. Кто-то взмахнул крыльям сзади, мистер Рокуэлл обернулся. Его зрение с каждым годом становилось все паршивее, но он смог разглядеть что-то большое и темное. Вздохнув, он поднялся и засеменил вперед. Молодой человек спал лицом вниз на каком-то черном камне. Белый голубь уютно устроился в его густых темных волосах, вероятно, думая, что это гнездо. Мистер Рокуэлл рукой прогнал птицу. — Кыш. Голубь встрепенулся и со второго раза улетел. — А ты что? — спросил мистер Рокуэлл. — Вставай. Какой позор. Молодой человек не двигался, и мистер Рокуэлл наклонился поближе. Что же, опять Итонские спиваются? Сколько можно. Он сомкнул старческие пальцы на воротнике серого пиджака, но тут же подался назад. На близком расстоянии стало понятно, что это был не черный камень. Это была кровь. Огромное черное пятно. Мистер Рокуэлл напряг свое зрение и увидел, что голова юноши была проломлена о камень, правая рука неестественно заломалась назад. Он тяжело задышал, хватаясь за сердце, и стал оглядываться, ища какой-то опоры, кроме трости. Старая деревянная лестница, обычно приставленная к голубятне и служившая единственным способом в нее попасть, лежала на земле неподалеку. Легкий ветер шевелил темные волосы мертвеца и его подогнанную по фигуре одежду. Пара белых перьев запутались в крупных вьющихся прядях и тоже подрагивали на ветру. Мистер Рокуэлл сделал то, чего не делал с самых похорон жены: заплакал. * — Ты знаешь правила, Уоллес. Бабки вперед. Орландо Уоллес неловко переступил с одной толстой ноги на другую. — Не я их придумал, — пожал плечами Шерлок. Это вранье. Он придумал эти правила. Контрольная по химии стоит денег. — У меня нет… денег, — тихо отозвался Уоллес, и Шерлок великодушно столкнул его тетрадь с подоконника. — Тогда найди себе другого репетитора. Уоллес, пыхтя, поднял тетрадь, а потом наклонился поближе: — Денег нет, но есть кое-что другое. Я украл у отца, когда был дома на праздниках. Подойдет? Шерлок прищурился. С одной стороны, законы Дальтона — не такая уж и сложная тема, чтобы мучить беднягу Уоллеса. Там делов на пять минут. А с другой, делать что-то почти бесплатно Шерлоку не нравилось. — Ты сам это пробовал? Уоллес помотал головой: — Нет. Прежде чем все-таки согласиться, Шерлок уточнил: — А на двоих хватит? На двоих хватило. Уильям лежал рядом на холодной траве и пялился в серое небо. Его, очевидно, с непривычки все это впечатляло больше, чем Шерлока, и последний подергал Уильяма за рукав. — Я слышу музыку, — прикрыв глаза, сказал Уильям. — Повезло, — Шерлок подвинулся поближе, сорвал какую-то сухую травинку, сунул в рот. — Я пока слышу только как ты тут дышишь. Уильям лениво повернулся набок, посмотрел сонными, затянутыми дымкой глазами. Потом он неконтролируемо хихикнул и, устыдившись самого себя, прикрыл рот рукой. — Еще чуть-чуть, и ты какой-нибудь новый математический закон сформулируешь. — Я сейчас ничего не сфомурлирую… Сфор… Софр… — Я понял, — вздохнул Шерлок. Он протянул руку, чтобы стряхнуть соринки с чужого аккуратного пальто. — У тебя есть еще уроки? — Танцы, — печально ответил Уильям. — О-о-о, в таком случае ты покажешь им настоящую джигу. Только не упади. Они засмеялись, Шерлок придвинулся еще ближе. Пальцы на холоде немного болели, и он сунул руку Уильяму в карман. Тот вдруг открыл глаза и пробормотал: — Как не вовремя. Шерлок тоже услышал осторожные шаги, шуршание листьев. Альберт навис над ними, как злая мачеха: нахмуренные брови, книги в руках. — Вот вы где. Уильям лениво помахал: — Приве-е-е-е-ет. Альб Братберт. Шерлок виновато раскинул ноги в стороны. Уильям тут же тряхнул головой и исправился: — Брат Альберт. Но чуйка Альберта уже безошибочно заприметила запах гари. Шерлок решил, что все шутки про горение он будет произносить у себя в голове. Альберт сел рядом с ними, целомудренно подобрав под себя ноги, и уставился Уильяму в лицо. — Шерлок Холмс, — сказал он ледяным голосом, — что вы ему дали? — Ничего опасного, — заверил Шерлок. Ну, это правда. Но Альберта это не убедило. — Уилл, у тебя еще уроки. А если кто-то заметит? — Не заметят, — Шерлок кое-как сел на траве, помотал потяжелевшей головой. — Выпьет воды, и через час или полтора будет как новенький. — Хорошо же вы в этом разбираетесь, — съязвил Альберт. — Химия, — Шерлок чувствовал себя так, будто пояснял какие-то фундаментальные и очевидные вещи. — Моя страсть. Из-за последнего слова в Альберте произошла заметная перемена. Он драматично посмотрел в сторону леса, и ветер красиво поиграл с его волосами. — Мальчики, — выдал он учительским тоном. — Вы очень много времени проводите вместе. Уильям и Шерлок переглянулись. От этих слов они будто сразу протрезвели. — …и я должен, обязан рассказать вам о ловушках плоти, в которые попадаются неокрепшие умы. — Господь всемогущий, — Уильям прикрыл лицо ладонями. — Что? — не понял Шерлок. — О чем он? — Брат Альберт хочет поговорить с нами о сексе. — А почему с нами? Альберт, тебе не с кем поговорить о сексе? Уильям открыл рот и даже приподнялся на локтях, чтобы что-то сказать. Но передумал. — Я старался убедить себя в том, что я… несколько неправильно понимаю ситуацию. Но чем дальше, тем больше замечаю, что этот разговор неизбежен. — Альберт потупил взгляд, покрепче сжал книги в руках. — Хорошо, — Шерлок отряхнул руки, выплюнул травинку. Сел по-турецки и постучал себя по коленям. — Давай. Чего именно ты не знаешь? Я тебе объясню. Показывать уже не буду, сам как-нибудь. — Шерли, — Уильям тоже сел, покачиваясь. — Он просто за меня беспокоится. — И я пожалуюсь на вас, Шерлок, — добавил Альберт. Шерлок хохотнул: — Кому? — Кому надо. Я не хочу, чтобы вы занимались чем-то предосудительным и противозаконным. — Это больше по твоей части, — ляпнул Уильям. Где-то крякнула утка. Альберт поспешил оправдаться: — В отличие от вас, меня можно назвать примерным. Я ничего не принимаю, не вскрываю замки, не… — Не вытаскиваю преступников из тюрьмы, — закончил за него Уильям. — Это другое. — Нет, брат Альберт, это то же самое. Глупо было надеяться, что Уильям не узнает. Шерлок сам ему рассказал. Когда все закончилось. Он, само собой, не делал акцент на том, как переживал за толстый зад брата. Не упомянул, как Альберт кусал свои холеные ногти, пока они сидели в засаде в Ранила Гарденс. Он в основном упомянул, как Адель так обняла Майкрофта после заключения, что он посинел. Как бы это ни было неприятно, но брат действительно невиновен. С одной стороны, Шерлок был рад: Майкрофт даже ненависти бы не заслуживал, если бы совершил настолько тупое убийство. А с другой… Большая спальня… Бабуля Энэида любезно отправила Шерлоку письмо с подробным описанием возвращения брата домой. Довольны были все, кроме Агаты: она сказала, что готовить на трех женщин ей понравилось больше, чем на трех мужчин. На трех? Энэида ничего не упомянула о новостях. Отец обычно писал исправно, даром что его письма доходили через месяцы. Но сейчас Шерлок ощущал странный холодок, как будто… — Ты читаешь газеты? — спросил он. Альберт прервался в середине своей лекции о недопустимости греховных игр с писюнами. — Что? — Газеты, — повторил Шерлок. — Скачки. Некрологи. Политика. Такая мура. — Иногда. — Есть что-то про Египет? Альберт нахмурился, вспоминая. — Кажется, я ничего такого не читал. — Ладно, — Шерлок позволил неизвестности себя успокоить. Ему было о чем подумать. Например, о несчастном профессоре Вотерстоуне, который после нападения Соны вполне мог сойти с ума, и это решение было бы логичным. Шерлок помнил, что он просил мальчишку из похоронной конторы заколотить гроб Коттикута так, чтобы его нельзя было открыть. Вот болван. Но если подумать, то так, возможно, было даже лучше. Шерлок посмотрел на безмятежного Уильяма, который на провокационные вопросы Альберта сдержанно мотал головой. Было ясно, что Уильям чего-то ждал, и ждал с тех пор, как Альберт отправил Мэйфэйров в мир бесконечных пыток. Шерлок даже не подозревал, что именно Уильям сочтет подходящим моментом. И как оно всегда и бывает, когда ты уделяешь чему-то много внимания, оно так или иначе начинает неудержимо вторгаться в твою жизнь. Проверьте себя. Подумайте о химике Джоне Дальтоне. Это тот красавчик, в честь которого названа цветовая слепота. Готово. Теперь вы в ближайшее время неизбежно наткнетесь на Дальтона или дальтонизм. — Он такой смешной, — поделился Шерлок, когда Альберт ушел. — Хотя иногда у меня от него живот болит. Уильям улыбнулся, устроился поудобнее. Шерлок коснулся подбородком светлой макушки и неуверенно сказал: — Иногда я думаю, может, он мог бы с ними поговорить… — С кем из них? Шерлок непонимающе накрутил на ухо чужую светлую прядь. — С Мэйфэйрами. Уильям открыл глаза, стал серьезным и внимательным. — Когда мы были маленькими, — но приподнялся, чмокнул Шерлока в ухо, и тот поморщился, — Альберт навещал одну аристократку по соседству. Она не могла ходить, хотя была еще довольно молодой. Все время сидела и вязала, и ей очень нужна была компания. — Муж? — перебил Шерлок, и Уильям зашикал на него: — Я как раз собирался об этом сказать. Ее муж постоянно где-то пропадал, слава о его похождениях шла аж до Уэльса. В те редкие дни, когда он возвращался, он ее избивал. Альберт знал об этом и однажды попросил пару рабочих… поговорить с ним. За деньги. Шерлок присвистнул. — Альберт настойчиво попросил его не убивать, — продолжил Уильям. — Просто припугнуть. Рабочие потом в красках рассказали, как этот аристократ… — Обделался? — Да. Именно так. Поклялся, что никого и пальцем не тронет. Но через месяц он ее убил. Ножом для писем. Она была так обезображена, что гроб держали закрытым, даже фотографий с ней не смогли сделать. Альберт был на похоронах. Я думаю, он решил для себя, что с полумерами покончено. Шерлок пошевелился, обнял Уильяма, и тот добавил, как бы подводя итог: — Мэйфэйры убили бы тебя, Шерли. Не в тот раз, так в другой. И меня, возможно, тоже. — Какой аристократ пойдет защищать чью-то жену, если сам не хочет ее оттанцевать? — фыркнул Шерлок. — Он всегда был таким, — Уильям зевнул. — Сколько я себя помню. Шерлок почему-то захотел спросить: «А сколько ты себя помнишь?», но Уильям уронил голову ему на грудь и заснул. Оставалось только гладить его по голове. Эти моменты между уроками длились так недолго. Но вот бы уроков не было вовсе, а были только эти моменты. Инспектор Лестрейд оторвал констебля Макьюэна от флирта с гувернантками на вокзале и зашагал в сторону колледжа. В его визите не было необходимости, но что-то не давало ему покоя. Мысль, что он упустил нечто важное. Тьюторы встретили их без лишнего официоза: кажется, в колледже все уже смирились с тем, что братья Мэйфэйры рано или поздно вернутся, просто никто не знал, когда. Побеги не считались редкостью. Лесок был частым, но не таким, где можно заблудиться. Не было ни учебных зданий, ни других, где много людей, — идеальное место для преступления. Инспектор обошел мастерскую в сотый раз в своей жизни, покачал головой. Констебль не отставал от него, иногда невежливо заглядывал через плечо. — Мы тут уже были, — заметил он. Лестрейд не ответил и снова пошел вдоль речки. Следовал по несильному течению, пока не вышел к некрасивому изгибу в форме петли. Земля тут совершала небольшой спуск, и речка формировала карликовый водопад. Дожди делали речки шире и опаснее, и Лестрейд присел на корточки, наугад опустил руку в воду. Ничего. Констебль Макьюэн снова заглянул ему через плечо. Лестрейд зыркнул на него, поднялся и пошел дальше. — Все будете за мной повторять? — спросил Лестрейд, вытирая пальцы платком. Макьюэн тоже сунул руку в воду в том же месте и теперь болтал пальцами под грязной поверхностью. — Мой дядя рыбу ловил голыми руками, — похвастался он. Не вставая с колен, Макьюэн стянул форменное пальто, закатал рукава рубашки и опустил руку ниже. — О! И я, кажется, не промах. И он потянул свою руку наверх, вытаскивая добычу. Это была не рыба, а небольшая человеческая голова. Макьюэн зацепился пальцами за зубы трупа и теперь неверяще, пустыми глазами пялился на находку. Под головой обитало тело. Лестрейд видел такое много раз, но его сердце все равно противно забилось, когда он разглядел пробитый висок. Констебль Макьюэн избавлялся от своего завтрака, согнувшись рядом с высоким деревом. — А я вам говорил, констебль, — сказал Лестрейд, чтобы звук человеческого голоса успокоил Макьюэна, — не надо столько кофе пить. Мальчиков было двое: они сцепились в ногах, когда вода прибила их обоих в изгиб речной петли. Лестрейд вытащил их по одному, уложил на траву. Колени побаливали от возраста, но от Макьюэна в ближайшие десять минут пользы не будет, поэтому инспектор сам присел рядом. Торчащие части тела были поедены — кажется, какая-то фауна в этой речушке все же водилась. Лестрейд ощупал руки мальчиков в надежде определить, сколько они пролежали в воде. Характерная дряблость, кое-где начал образовываться воск — инспектор понял, что они попали в реку примерно сразу после исчезновения в День всех святых. Одного убили ударом чем-то вроде молотка — в висок и с правой руки, второго… В изуродованную глазницу забились ил и кусочки ракушек. Инспектор перевернул тело, всмотрелся в затылок. Было видно, что это чрезвычайно острое и длинное оружие, с размаху вогнанное в глазницу. Не ножницы, не нож… Что-то другое. Но что? Макьюэн все-таки осмелел и подошел, но тут же снова уперся руками в колени и повесил голову. — Ну-с, — сказал Лестрейд, поднимаясь. — Одно мы знаем наверняка. Дело об исчезновении переквалифицировано в дело об убийстве. Мертвые дети лежали так спокойно, будто спали. Лестрейд уже ненавидел день, когда ему придется рассказать эти новости леди Мэйфэйр. И какое чудовище могло сотворить такое с сердцем несчастной матери? — Мистер Мориарти, — мистер Бродбент постучал указкой по столу. — Я знаю, что вы знаете, поэтому попрошу вас ответить. А то мистер Паулер всем своим видом показывает, что вместо изучения истории нашей страны опять играл в вист. Джон Паулер посмотрел на Альберта и с виноватым видом пожал плечами. Тот вздохнул, бесшумно отодвинул стул, выпрямился. — Восстание сипаев началось в 1857 году. Это был ответ на колониальную политику… Мистер Бродбент поднял бровь. — Это была импульсивная, несогласованная агрессия против достижений Британии в Азии. Которая повлекла последствия. — Например? — Например, — Альберт вспомнил книги из лондонской библиотеки, — сближение России и Франции. По крайней мере, на уровне общественного мнения. — И что это, интересно, — мистер Бродбент наклонился над столом, сверкнув очками, — было за «общественное мнение»? Альберт мысленно улыбнулся, но внешне позволил себе только растерянно нахмуриться. Иногда он немного увлекался в своем ненавязчивом поддразнивании. — В основном необразованное и достаточно глупое, — сказал он, и этого хватило, чтобы мистер Бродбент оставил его в покое. — Так ты играл в вист? Джон Паулер оторвался от книги и растерянно улыбнулся: — Что же это делается. Граф Мориарти заговорил со мной по собственной воле. Интересно, что еще сегодня случится? Альберт радушно закатил глаза. — Это ведь Итон. Здесь никогда ничего не случается. — Ты хотел сказать, ничего не случается просто так? Джон прав: Альберту просто нужно пережить оставшееся время в Итоне, не нажив себе еще больше проблем. Странным образом его новый секрет подтянул за собой все остальные, и ему нельзя навлекать на себя лишних подозрений и лишнего внимания. Быть черной овечкой становится все опаснее. О том, что он делал это в первую очередь ради Майкрофта, а не ради себя, Альберт пытался не думать. Самоотверженность с легким оттенком рыцарства, с которой Майкрофт сделал первый шаг, вызывала у Альберта по меньшей мере уважение. А по большей — нет, не сегодня, сегодня ему нужно в капеллу. Смиренно стоять и петь в хоре после подобных мыслей было бы слишком куртуазно. К тому же, Паулер — неплохой вариант «друга». Он по-идиотски влюблен в Альберта, но и этим можно воспользоваться. — Если у тебя есть время, можем покататься на лошадях, — с нажимом на себя предложил Альберт. — Например, завтра? Джон загипнотизировано кивнул, но смысл слов как будто дошел до него не сразу. — Конечно. Расскажешь мне о той… птичке. Альберт изогнул бровь, как будто не понял. — Знакомый знакомого моего знакомого видел, что ты ездил в Лондон с некоей на вид не самой благородной дамой. Прекрасно. Уильям, наверное, что-то такое и предвидел. — Женщины ее сословия менее склонны говорить «нет». И вкусы у них непритязательные. — Вот как, — хмыкнул Джон, и на мгновение Альберт расслышал в его словах немного зависти. — А что насчет Холмса? Альберт очень надеялся, что его глаза не забегали, а дыхание осталось ровным: — Прости? — Этот же знакомый видел, что вы вдвоем ходили в библиотеку. Какова была вероятность, что у Паулера был знакомый, который знал Майкрофта в лицо? Но с другой стороны, Итонский круг — очень закрытый, выпускники и старшие курсы скорее всего встречались. Дьявол. Надо взять на заметку больше не видеться в Лондоне. — Мистер Холмс попал в неприятную ситуацию, — Альберт решил, что врать и отнекиваться именно сейчас — худший вариант. — И попросил моего совета. Законы о диффамации. — Надо же, — сказал Джон. — Есть на свете что-то, чего этот хмырь не знает. — Выходит, что так. — Паулер! Мориарти! — крикнули сзади. Другой старшекурсник, лицо которого затерлось в памяти настолько, что Альберт не мог сразу назвать его имя, бежал к ним, весь красный и потный. — Вы слышали? — он оперся о выступающую часть ниши, прерывисто дыша. — Полицейские. Выловили два тела. — Так говоришь, тут ничего не случается? — после долгой паузы спросил Джон, и Альберт изобразил весь ужас вперемешку с растерянностью и испугом, на которые был способен. Скрывать находку долго не получится. Макьюэн остался у речки, чтобы отгонять мальчиков, которые в поиске места для дневного курения крались в лес. Кто-то уже вопросительно выглядывал из-за деревьев и даже пытался подойти ближе. Сам Лестрейд пошел найти кого-то из учителей, тьюторов или профессоров и методично срезал дорогу через старое кладбище и двор капеллы. На самом кладбище не было ничего необычного — разве что две могилы огорожены деревянным заборчиком, рядом с которым лежали свежие цветы, как будто живые за что-то извинялись перед этими двумя мертвыми. Ближе к капелле инспектор закинул в рот еще один леденец и вернулся к своим мыслям об орудии убийства. Не ножницы, не нож. Он посмотрел в небо, стараясь очистить голову, потом глянул в сторону леса. У капеллы деревья были заботливо обняты заплатками в виде сшитых между собой цветных вязаных квадратов. Инспектор сделал шаг и остановился. Вязаных? — Святой отец? — спросил Лестрейд, завидев викария. Тот сидел рядом с каким-то мальчиком на лавке. — Воровство — ужасный грех, — заметил викарий. — Будет лучше, если ты вернешь эту вещь владельцу и попросишь прощения. Еще не поздно все исправить. Мальчик всхлипнул и тут же покатился обратно в колледж, иногда нервно оглядываясь. — Я не мог не заметить, — инспектор снова напомнил о себе старому викарию, — какие на деревьях чудесные… штучки. Викарий расплылся в улыбке: — Да, я так тоже думаю. — Это, извините за вопрос, вы сами делаете? — Нет, я не умею вязать. Раньше этим занималась моя жена, а теперь… — викарий отвлекся на громкий спор мальчиков где-то рядом с капеллой. — Святая Агата, опять что-то не поделили. — А теперь? — спросил Лестрейд, нетерпеливо сжимая в руках блокнот. — А теперь что?.. Ах да. Нет, это делает один студент. — Правда? — Лестрейд подался вперед, уже не заботясь о том, каким навязчивым и грубым он выглядит. — Как его имя? — Его зовут… Но викария прервал чей-то затяжной вой. Инспектор не успел опомниться, как викарий сорвался с лавки и засеменил разнимать драку. Лестрейд остался стоять, приводя мысли в какое-то подобие порядка. Ему нужно успокоиться. Нельзя подбивать свои догадки под обстоятельства. Нужно делать наоборот. — Мистер Холмс, — слышались строгие слова викария. — Опять вы. — Святой отец, — с насмешкой отвечал, видимо, «мистер Холмс», — я уже несколько раз говорил этим остолопам, что я не лондонская русалочка за шиллинг в ночь и не их мамаша. Какой-то другой мальчик вклинился: — Уоллес сказал, ты ему контрольную просто так сделал! Снова началась какая-то возня, викарий сказал еще строже: — Либо вы решаете свою проблему как джентльмены, либо я… — Поцелуйте меня в зад, — засмеялся «мистер Холмс». — Либо я зову тьюторов, — вздохнул викарий. * — Мусор. Мусор. Мусор. Княжна сжигала одно письмо за другим, но остановилась на очередном. С любопытством перевернула конверт, глянула и засмеялась: — О, а это угрозы. Я такое люблю. Она проследовала за свой письменный стол, вскрыла письма и начала бегло читать. — Возмутительно… бла-бла… мой муж... бла-бла… у нас три сына... бла-бла… Кто вообще такой этот лорд Солсбери? — Не припоминаю, ваша светлость, — он стоял у окна с граненым стаканом воды в руке, и темнота кабинете делала его еще более загадочным и красивым, чем всегда. Княжна посмотрела на него поверх письма. — Вспомнила, — она щелкнула пальцами. — Не завидую я леди Солсбери. Ее муж подарил мне самые ужасные две минуты в жизни. Он хмыкнул, и княжна вернулась к камину, бросила туда письмо. Взяла резную кочергу и пошевелила огарки в камине, не боясь испачкать свое шелковое чайное платье. — А с этим что? — спросил он, очевидно имея в виду последнее письмо, которое она почему-то не сожгла. — Это мой приятель из Итона, — ответила княжна, стараясь звучать любовно. Хотя, по правде, она не испытывала любви ни к кому из них. Работа есть работа. Но даже в рабочее время можно было находить маленькие радости. Порхать, будто птичка, между теми, кто полезен — и между теми, кто полезен и с кем при этом приятно. Она потянулась за ножом для писем, но помедлила, взвесив нож в руке. — Повторите, — уже другим голосом сказала она. — Леди Галифакс дала знать, что ее муж включил вас в завещание. Княжна не удержалась и застонала, уронила голову на согнутые руки. — И почему, — буркнула она, — надо все делать с таким размахом. Почему нельзя было иначе. Это что, что-то английское? — Скорее, итальянское, — ответил он. Отошел от окна, остановился на почтительном расстоянии от ее письменного стола. — Я слышал, у него были итальянские предки. Она фыркнула, вскрыла письмо. Но снова не стала читать, подняла голову: — И что оставил? — Вы хотите замок в Шотландии? — спросил он. — Боже упаси, — смутилась княжна. — Может, я и шлюха, но не тварь. Я не стану обкрадывать несчастную вдову и ее дочку. — Вы совсем не прониклись духом английского материализма, — он позволил себе пошутить. — Я прониклась по самое не хочу, — немного нервно отозвалась княжна. — Я уже и креститься стала слева направо. Он помолчал, пока она читала письмо — первый длинный абзац с приветствием и почему-то извинениями. Этот профессор из Итона не боялся трудностей и называл ее «Ирина» что в жизни, что на письме, в то время как большинство любовников называли ее на английский манер: «Айрин». Она не стала читать дальше, потому что из нее снова вырвалось возмущение: — Идиот. Я никогда не просила его убивать Тавернера. Просто напугать, надавить. — Маркиз решил действовать своим умом. — И вот поэтому, — княжна закинула ноги на стол, поочередно сбросила на пол красные тапочки с помпонами, — в большой политике нужны такие люди, как я. Мужчины просто не обладают должным умом. Им жизненно необходим проводник. Как маркиза де Помпадур. — Спасибо за комплимент, — он шутливо поклонился, и она засмеялась: — Вы, конечно же, исключение. Письмо Эндрю вызвало сперва злость, потом легкую тошноту. Все это не осталось незамеченным. Он подошел поближе и спросил: — Плохие новости? Она устало потерла виски, снова уронила голову на стол. — Да. Мой приятель из Итона потерял письма. Он не дернулся и никак иначе не выдал свое разочарование. — Забавное совпадение, — продолжила она, взяв в руки циркуль со стола. Рассеянно поводила им по бумагам. — Какое? — уточнил он после вежливой паузы. Княжна с громким звуком откупорила графин токая, плеснула себе в высокий стакан. — Расскажите мне еще раз про того, кого сперва обвинили вместо Галифакса, — она выпила. — Хотите? — Я на работе, — заметил он с легким осуждением. — И в другое время тоже не пью. — С вами, должно быть, так весело на балах, — недовольно проговорила она. Снова налила, снова выпила. — Я говорю о том, что тот молодой человек, как его, — она опять пощелкала пальцами, — сначала был пойман, потом отпущен… Но что именно он делал у Тавернера в такой час? Он вопросительно поднял брови, и княжна пояснила свою мысль: — Зачем он туда приехал? — В этой стране у многих людей были причины обращаться к лорду Тавернеру, — резонно ответил он. — Да, но… Именно тогда, когда мои письма оказались… где-то? Может, он не просто так приехал. Может, хотел показать Тавернеру… что-нибудь. — Княжна, — снисходительно заметил он, — вы, на мой скромный взгляд, видите логику, которой нет. — Как это по-мужски, — вздохнула она, посмотрев в сторону уже плотно зашторенного окна. — Но вы допускаете, что я права? — Наша работа строится на допущениях, — обтекаемо ответил он. — И на их подтверждениях. — Что ж, — она села прямо, взяла в руки письмо. — Я готова заключить пари. Если ничего в этой цепочке не произошло по случайности, я… — она задумалась. — Я вас ударю. По лицу. Он вздохнул: — Что обещаете мне в случае победы? — Меня, — просто ответила она. — Я единственная женщина, которую вы не можете получить. — Мы работаем вместе, — мрачно заметил он. Но спорить не стал: подошел еще ближе, протянул руку. Княжна пожала ее с уже знакомым чувством азарта и собственной правоты. Затем она вернулась к письму и громко рассмеялась: — Бедненький! Его отмудохала цыганка. — И вы все еще считаете, что письма от этой… цыганки… каким-то магическим образом попали к мистеру Холмсу, который хотел показать их лорду Тавернеру и случайно стал свидетелем убийства последнего? — Да, — согласилась княжна. — Это моя версия. Он промолчал, поклонился и попрощался. Видимо, решил вслух не выражать, насколько глупо это звучало. Такта ему не занимать. Княжна еще с час посидела за столом, нацепив очки на кончик носа — ответила на письма, разобрала зашифрованные отчеты от разведки, мельком пробежала глазами самую длинную записку. Она была о событиях в Египте. Рано он ушел, подумала она, глядя в сторону закрытой двери. Надо было сказать ему, что его ирландский план сработал прекрасно. Она написала короткую заметку самой себе, обходясь каким-то простым ребусом: рассказать ему при первой возможности о том, что все получилось. С кое-какими проблемами, но получилось. Да и в каком плане не бывает проблем. Она потянулась на стуле, выпрямив руки и ноги. Погладила пальцем портрет в золоченой рамке и пожелала ему спокойной ночи. А потом коротким громким выдохом задула свечу.