День Гая Фокса

Уильям Мориарти потрогал руками шарф, завязанный на затылке так туго, что почти ранил кожу на щеках. Сзади все еще слышался свист и смех, и Уильям оставил надежду на то, что они уйдут — и пошел вперед. Он описывал руками круги, старался заметить ветки раньше, чем упадет в них. А еще он внимательно слушал. Когда он наступит на лед, то поймет это по звуку. Закон физики: ты всегда слышишь опасность перед тем, как ее увидишь. Они отобрали перчатки, поэтому пальцы мерзли, и Уильям щупал свое лицо, но ничего не чувствовал — нос и губы тоже онемели на холоде. Альберт был прав: им надо было быть незаметнее. Но Уильям не хотел или не мог. Мистер Коттикут, немного рассеянный, но честный учитель, заметил Уильяма почти сразу. А на Рождество Уильяму сообщили, что он может без ущерба перескочить через курс. Одноклассники это не слишком оценили. После того, как голова одного из них оказалась печально зажата между полом и ботинком юного гения, дети немного подутихли. Ненависть и зависть вернулись на Рождество. А ведь мы почти собрали вещи, устало думал Уильям, рассекая ботинком снег. Альберт обещал им целую культурную программу в Лондоне. Льюис пропал с самого утра. Уильям остро чувствовал отсутствие брата абсолютно всегда, даже когда не знал, что с ним случилось. С Альбертом у них не было такой связи, но и Альберт догадался: что-то не так. Его интуиция поразительна. Задание простое: пересеки реку, и получишь Льюиса обратно. Уильям оценил свои шансы убить сразу десять человек и улыбнулся самому себе. Нет, не получится. Шансы не провалиться под лед были выше. Они завязали ему глаза, а кто-то — судя по вонючим перчаткам, это был маленький барон Карлайл — взял его за руки и раскрутил, а потом толкнул в спину. Уильям поставил ногу на снег и не удержался — покатился вперед, упал на бок. Он дошел до озера. Теперь ему нужно лечь. Распределить вес по льду и ползти, не меняя направления. Так он доберется до берега через полчаса. Снег был мягким, как кровать, и Уильям боролся с желанием заснуть прямо тут, умереть прямо тут. Замерзнуть и стать частью озера Брэй. Но вместо этого он полз и полз, думая, как холодно Льюису сидеть на том берегу и ждать его. Интересно, ему завязали глаза? А руки? Злость немного согревала, и Уильям ускорился, подтягивая себя по льду. Как быстро он ползет? Одна, две мили в час? Вдруг стало очень тихо. Уильям остановился, опустил подбородок в замерзшие ладони. Попытался снять повязку — они наверняка уже потеряли его из виду, — дернул ткань непослушными пальцами. Шарф больно скользнул по щекам и наверх, и Уильям бросил его в сторону, сощурился от окружавшей его белизны. Мягкий снег смыл разницу между льдом и берегом, и Уильям смотрел то вправо, то влево — пока под ним не раздался мерзкий, острый звук. Он быстро двинулся вперед, чтобы уйти со слабого места, где лед оказался тоньше. Кто-то позвал с другого берега, потом еще раз. — Льюис! — крикнул Уильям совсем слабым голосом — он очень замерз. — Не иди на лед! Какая-то часть Уильяма догадывалась, что Льюис не послушался бы, а какая-то часть Уильяма слышала, как лед скрипнул еще раз, потом еще — и треснул серией громких, почти оружейных залпов. Уильям вдохнул как можно больше воздуха, чтобы ни в коем случае не открыть рот под водой, и ноги ушли в парализующий холод, но тело осталось на поверхности. Уильям скользнул руками впереди, стараясь вытащить себя, но его теплые брюки стали оковами и тянули вниз. — Я сказал не идти на лед, — без осуждения сказал Уильям, когда Льюис подполз к нему — невредимый, со свободными руками в перчатках, но со следами недавней борьбы на лице. Льюис промолчал и протянул ему руки. — Спасибо, — Уильям водил пальцами по своим ногам, но ничего не чувствовал. С тем же успехом он мог бы трогать кого-то другого. — Но лучше тебе начать меня слушать. — Если бы я тебя послушал, ты бы умер, — Льюис потер глаза — перчатки он отдал Уильяму. — Ты знаешь, как я это в тебе люблю, — продолжил Уильям, пока старался разогнать кровь в ногах. — Твое молчаливое презрение ко всем правилам и советам. — Брат Альберт посоветовал нам завести друзей, — Льюис только недавно начал называть Альберта братом. — Но я не хочу. — Брат Альберт сам ни с кем не дружит, — Уильям подышал на свои пальцы. — Ему для начала нужно последовать своим же советам. Как только Уильям смог идти, братья пошли в сторону колледжа. Льюис крепко держал Уильяма, и тот заметил на его лице странную улыбку. — Что? Думаешь, какой я толстый, раз провалился под лед? — Нет, — Льюис почти смущенно тряхнул головой. — Помнишь, меня наказали в пятницу? Я пришел в кабинет тьютора, но там уже кто-то был. Уильям представил, как Льюис смиренно ждал своей судьбы под дверью, за которой уже кого-то избивали розгами. — Помню. — И этот кто-то орал ослом. — Орал ослом? Оказалось, что мальчик в кабинете на каждую претензию тьютора отвечал «И-а, и-а!». — Да. Тьютор так взбесился от этого ослиного представления, что у него не нашлось сил побить еще и меня. Когда этот мальчик вышел из кабинета, то сказал, что я могу идти. Потому что он довел тьютора до слез. — Ого, — восхитился Уильям. — Надо будет сказать спасибо этому ослиному герою. Ты запомнил, как он выглядел? — Обычно. Темные волосы, высокий. Наверное, он немного старше нас. Он был в крови, потому что его-то успели побить. Я увидел его и решил, что ты бы мог с ним подружиться. — Да? — засмеялся Уильям. — Почему? По-твоему, мне нравятся те, кто орет ослом? Льюис не ответил, только ускорил шаг. — Пойдем, — сказал он. — Наша курица-наседка будет очень недовольна. — Я очень недоволен, — Альберт грозно упер руки в бока. — Неужели не было другого способа помочь Льюису? Надо было ползти по озеру? Уильям с удовольствием отпил горячего шоколада и пошевелил пальцами ног. — Я не хотел, чтобы Льюис ждал, пока я придумаю что-то еще. Но в итоге помощь понадобилась мне. Альберт тяжело вздохнул, немного смягчился и спросил: — Льюис, как тебя там вообще держали? — Перси Райт сел на меня. Я подрался с ним и смог уйти. И увидел брата на озере. Альберт снова вздохнул. Уильям мысленно считал секунды до того момента, как Альберт начнет лекцию: «А я говорил». — А я говорил, — Альберт сел на кровать Льюиса, нервно и картинно закинул ногу на ногу. Уильям догадывался, что Альберта все еще мучила совесть. Тот научился причесываться и умываться с закрытыми глазами, чтобы лишний раз не смотреть в зеркало. Что он там видел? Отца, мать? Брата? Всех сразу? Иногда Уильяму хотелось посмотреть на мир глазами Альберта. Увидеть этот ад. Утром они уезжали в Лондон. Альберт устроился в их комнате на полу, накидал подушек и одеял. И смотрел в потолок. — Думаешь о Лондоне? — Уильям тоже не спал. Убедился, что Льюис уже дремал, аккуратно переложил брата со своего плеча на подушку и пересек комнату, нырнул в кровать. — Я думаю о вас с Льюисом. — Альберт поворочался на самодельной кровати, подпер щеку рукой. — Думаю о том, каким я был жалким, пока не встретил вас. — Ты не был жалким, — Уильям тоже перевернулся в сторону. — Ты был просто… очень одиноким. — Да, — было слышно, как Альберт улыбнулся. — Одинокий мальчик, который злился на весь мир. За то, что этот мир не работает так, как он хочет. Я бы себя ударил, если бы мог вернуться в прошлое. На это не нужно было ничего отвечать, и Уильям не ответил, прикрыл глаза. Но Альберта беспокоило что-то еще: — Если мы однажды решили, что можем осудить другого человека, то найдется ли кто-то, кто точно так же осудит нас? Решит, что мы тоже заслуживаем осуждения? Уильям открыл глаза и ответил: — Найдется. Но когда это случится, мы будем готовы. Альберт помолчал, и Уильям спросил: — Ты боишься умереть? И изобразил рукой жест: приложил к виску указательный палец, а большим пальцем показал взведенный курок. Повисла пауза, и Уильям обрадовался, что не увидел лица Альберта. — Наверное, да. А ты? Ветер бросил в окно снег, и Льюис поворочался на своей кровати. Уильям помнил, как плохо Альберту было после заседания Спиритического общества Итона. Они с Льюисом отпаивали брата чаем, пока тот плакал. Это был первый и последний раз, когда Альберт плакал при них. — Нет. Смерть — такая же часть уравнения, как жизнь. — Часть уравнения, — повторил Альберт. — Мне алгебра никогда не нравилась. — Я думал, ты любишь порядок. — Да, но не когда у меня взрываются мозги. — Если можно, — глухо сказал Льюис из-под одеяла, — обсудите алгебру утром. А сейчас спите. — Есть, сэр, — солдатским тоном отчитался Альберт и накрылся одеялом с головой. — Я очень благодарен, что встретил вас. — Без нас ты мог бы жить свою спокойную несчастливую жизнь, — Уильям зевнул. — Сомневаюсь. Я бы женился на женщине, которую не люблю, она родила бы детей, которых мы бы не любили. А потом мой старший сын убил бы меня — и всех остальных. Ничто из этого не выглядит как спокойствие. — Спокойной ночи, — намекнул Льюис, и Уильяму и Альберту пришлось замолчать. Уильям познакомился с Шерлоком Холмсом спустя, кажется, год, после того, как едва не утонул в озере Брэй. Впиваясь ногтями ему в щеку, Уильям думал, что это самая глупая драка, в которую он когда-либо ввязывался. Бывали драки за честь, за физическую неприкосновенность, за брата — но это? Что это было? Он просто увидел, с каким нахальным лицом Шерлок прокомментировал его игру, и по льду пошли трещины. А этот удар в нос? Великолепно. Уильяму никогда не было так приятно чувствовать себя проигравшим. Он также никогда не ощущал настоящей угрозы. С абсолютным большинством противников в Итоне можно было расправиться даже без рук. Старшекурсники ходят группами не потому, что они такие смелые. Нужно лишь надавить на их племенные ритуалы и на их трусость. Но Шерлок Холмс — это была угроза с самого начала. Уильяму стало любопытно, и, воспользовавшись пустотой колледжа во время Родительского дня, он проник в библиотечные архивы. Если ты в смятении, то иди в библиотеку. В архивах все стало еще интереснее. Уильям нашел крепко подшитое досье на людей с фамилией Холмс, и оно резко обрывалось на человеке, в котором Уильям узнал отца Шерлока. Все, что дальше, было вымарано цензурой. Забавно, но, если верить архивам, никакого титула у их отца тогда еще не было. Бедный, бедный Майкрофт Холмс. Уильям листал плотную пожелтевшую бумагу и нашел служебные записки. Такими профессора, учителя и тьюторы обозначали свое отношение к тому или иному ученику. Служебные записки в адрес Шерлока могли составить несколько томов: Блестящий экзамен по химии, неограниченные знания в теории веществ. Очень поставленная речь для семи лет, но этот чудовищный акцент. Ноль уважения к экзаменаторам. Ноль знаний правил приличия. Я бы даже щипцами его не трогал. Подписано — проф. С. Карлейль. Его брат уже в Итоне. Шахматный клуб очень доволен. Не знаю про акцент, наверное, в шахматах принято молчать. Возьмите ребенка. Со стипендией. Он со временем научится себя вести. — проф. Э. Д. Амброуз. Его брат так и не научился. За этой семьей следят (зачеркнуто). Пусть мальчики учатся там, где им положено — в деревенской приходской школе. — проф. С. Карлейль. Мистер Карлейль, сходите в бордель и успокойтесь. У вас тоже акцент, и мы не жалуемся. Я бы дал ребенку шанс, если коллеги не против. — проф. Э. К. Амброуз. Какой еще акцент? Я родился в Кенсингтоне. — проф. С. Карлейль. Я не против. Хотя его экзамен по математике был катастрофой. Но он очень остроумный. Возможно, с ним будет весело. — проф. А. Д. Вотерстоун. Уильям полистал другую папку. Господа, вопрос об исключении м-ра Майкрофта Холмса поднимался уже не раз. Но сейчас ситуация несколько деликатная. Примите меры. — проф. Э. К. Амброуз. Мальчики повздорили. Такое бывает. Не убил же он его. — проф. А. Д. Вотерстоун. Профессор Вотерстоун, другой ученик застрелился. А вам все весело. — проф. Э. К. Амброуз. Мистер Амброуз, если вы хотите исключить Майкрофта Холмса, то действуйте. Только для начала ознакомьтесь с ходатайствами о его исключительности от шахматного клуба, общества регби, футбольного клуба, клуба по гребле, боксерского клуба, клуба танцев, клуба изучения языков Азии, общества фотографов, общества британских моряков и общества по уходу за животными. И не забудьте всем им сообщить о вашем решении. У меня столько бумаги нет. — проф. А. Д. Вотерстоун. За исключение Холмса выступили только спиритическое общество и клуб поощрения целомудрия. — проф. С. Карлейль. Что же, мальчик не дурак и не девственник. Я считаю, это не повод для исключения. Скорее для гордости. — проф. А. Д. Вотерстоун. Какой позор, джентльмены. — проф. С. Карлейль. Мистер Карлейль, сходите вы уже в бордель. — проф. Э. К. Амброуз. А против исключения м-ра Холмса выступил (зачеркнуто). Он остается. — без подписи. Уильям улыбнулся самому себе и хотел было уйти из библиотеки — но любопытство толкнуло его к другим папкам. Буква «М» составляла один из самых больших разделов. Кажется, учеников с фамилиями на «М» было в разы больше, чем с фамилиями на «Х». Он нашел собственную фамилию, которая все еще казалась ему чужой, и стал читать. Альберт Дж. Мориарти безупречно учится, но другие мальчики регулярно на него доносят. Прошу коллег посоветоваться. — проф. Э. К. Амброуз. Что, этого тоже не любят, потому что он не дурак? Господа, я устал тратить силы на то, что даже не представляет проблему. Предлагаю ученикам самим разбираться. Дайте мужчинам побыть мужчинами. — проф. А. Д. Вотерстоун. М-р Вотерстоун, вы как никто знаете, что значит быть мужчиной, не так ли? Мальчики сообщают, что м-р Мориарти «странно себя ведет». Не посещает культурные мероприятия, исправно ходит только в церковь. Из социальных событий предпочитает благотворительные ужины в Оксбридже. — проф. С. Карлейль. Я вижу мальчика, у которого хорошо расставлены приоритеты. Если господин граф не хочет на танцы — пусть не ходит. Не пишите мне больше ничего про Альберта Дж. Мориарти, я не вижу в нем проблемы. — проф. А. Д. Вотерстоун. Уильям немного задержался перед папкой со своим именем. О нем писали немного и как будто неохотно. Уильям Дж. Мориарти — редкий талант. — проф. С. Карлейль. Я согласен. Но талант — это очень слабое слово. Я предполагаю, что он скорее гений, чем талант. — проф. А. Д. Вотерстоун. Оказывается, получать комплименты от серийного убийцы — это довольно приятно. Уильям прикинул, что до выступления оркестра у него оставалось минут пять, но все равно заглянул в папку Льюиса. Там не нашлось почти ничего. Видимо, Льюис вел себя настолько прилично, что не давал никому повода в себе усомниться. Либо профессора Итона считали ниже себя разбираться с безродными детьми — одно из двух. Звук, с которым что-то трещало в сердце каждый раз, когда он видел улыбку Шерлока, показался ему знакомым. Те же острые, сухие выстрелы. Вот Шерлок чешет свой обожженный нос. Бах. Увы, не композитор. Вот Шерлок с высунутым языком завязывает шнурки, и все равно получается черт-те что. В итоге он плюет на это, вытаскивает шнурки и идет без них, и обувь хлещет его по пяткам. Все маленькие детали в его поведении, его ужасающие и умилительные привычки, все казалось таким знакомым, как будто Уильям вернул себе то, что у него отняли много лет назад. На Родительском дне Уильям попытался узнать о Холмсах побольше с помощью своих навыков, но только дополнил их психологические портреты. Миссис Холмс сутулилась, а отец и старший сын — наоборот. Последние производили впечатление людей, которые, случись тогда какая-нибудь катастрофа, остались бы стоять на месте, пока другие люди падали. «На что смотришь?» — спросил тогда Альберт, и Уильям поспешил соврать. «Тренирую навыки. Хочешь расскажу, кто с кем спит?» «Конечно», — обрадовался Альберт, но расстроился, когда выяснилось, что Уильям пошутил. Когда Шерлок поцеловал его под водой, что-то окончательно сломалось. Как и психологический портрет Шерлока, бережно хранимый где-то в сознании — он тоже пошел трещинами. Уильям не ожидал от этого громкого, не думающего о других мальчика такой нежности, такой робости — и одновременно такой смелости. Уильям снова почувствовал, что его обхитрили, победили, обыграли. А также он почувствовал, что захотел еще. В день похорон Коттикута Уильям вернулся в комнату после игры в футбол — и решил не идти в капеллу. У него болели мышцы, а еще ему хотелось спать. Как известно, хороший план — это тот, который работает без тебя. Льюиса в комнате не было — он наверняка учился в библиотеке, даже в выходной. Льюис постепенно обгонял братьев в учебе. Неудивительно, ведь и Альберт, и сам Уильям развлекали себя то поимкой отравителей, то поездками в театр. Альберту кто-то насоветовал романов, и он не вытаскивал носа из книг. С этими мыслями Уильям медленно засыпал, так и не сняв футбольную форму. Разбудил его стук в дверь. Уильям неохотно разлепил глаза. Где-то он уже слышал этот стук. — Как вы узнали, что это моя комната? — сказал он вместо приветствия, когда открыл дверь. — Я не знал, — Майкрофт Холмс выглядел очень злым. — Я стучал во все двери рядом с комнатой твоего брата. — А как вы узнали, где комната Альберта? Майкрофту понадобилась секунда, чтобы сочинить правдоподобную ложь: — Горничная обошла стороной только его дверь. В коридоре кто-то действительно возился с уборкой, и Уильям сказал: — Неплохо. Давайте я сделаю вид, что я в это поверил. — Идем. — Знаете, — Уильям потер глаза, — люди обычно говорят «пожалуйста», когда чего-то хотят. — Я не в настроении. Идем. Шерлок мирно спал на своей кровати, и Майкрофт вполголоса объяснил: — Твой брат сказал, Мэйфэйры пытались убить его. Оставили его задыхаться в закрытом гробу. Уильям постарался сохранить лицо перед человеком, который заметил бы все, но эмоция должна была куда-то деться. Короткие ногти впились в мягкую ладонь до крови, плечи дернулись и тут же опустились. Ему нужно было отвлечься от этой монструозной злобы. — Вы хотите, чтобы я с ним остался? — спросил он настолько ровным и тихим голосом, насколько мог. — Да. Если он проснется и обнаружит меня рядом, то умрет без помощи Мэйфэйров. — Майкрофт положил руку Шерлоку на голову и с такой нежностью потрепал его по волосам, что у Уильяма застучало сердце. Он подумал о Льюисе. — Вы боитесь своих эмоций меньше, чем Шерлок, — Уильям бесшумно подтянул стул к кровати, но Майкрофт отказался. — Почему бы вам… не выразить их, когда он не спит? Вы чуть не потеряли его. — Не любить меня — это его решение, а не мое. Все зависит от него. — Вас это устраивает? — Меня устраивает любое отношение, кроме безразличия. Я не могу перестать его ненавидеть, потому что я не начинал. Какие вы оба упрямые, подумал Уильям. Он сделал шаг к кровати, но остановился, опомнился. — А что насчет тебя? — Майкрофт отодвинул шторы, посмотрел в окно. Снаружи темнело, собирались тучи. — Почему бы тебе не выразить свои эмоции? — У меня их нет, — Уильям постарался вежливо улыбнуться. Это определенно не то, что он хотел бы обсуждать с посторонними. — Услуга за услугу: я сделаю вид, что я в это поверил. — Мистер Холмс, — Уильям сглотнул. — Я предполагаю, что оба Мэйфэйра могут быть уже мертвы. Это витало в воздухе с того момента, как Уильям пришел в комнату. — Хорошее предположение, — Майкрофт задернул шторы, переставил кувшин с водой и какие-то сэндвичи на видное место. — Я собираюсь его проверить. Уильям посмотрел на воду и еду. А потом этот человек будет скалиться на своего младшего брата, как шакал. — Я уверен, брат Альберт поступил очень осторожно. Он не сделал бы того, чего не сделали бы мы с Льюисом на его месте. Уильям не успел добавить «и того, чего на его месте не сделали бы вы», но его перебили: — Конечно. Вы ведь с ним так похожи. Уильям мысленно обратился к Альберту: пожалуйста, брат, посади Майкрофта Холмса на поводок. Любой ценой. Уильям остался один в темноте и сказал в тихо закрывшуюся дверь: — До свидания. Шерлок глубоко дышал и ни разу не перевернулся за последние десять минут. Уильям осторожно снял обувь и залез на кровать. На лоб Шерлоку налипли волосы, он сопел в подушку. На мгновение Уильям представил, каким бы был мир без Шерлока Холмса. Никто не орал бы «Лиам!», когда видел его в коридорах, никто бы не толкал его локтем в бок на церковных службах, не бесил бы Альберта богохульными анекдотами про монашку и свечку, никто с невинным видом не пел бы «под жопой» вместо «под Господом Богом» во время исполнения гимнов. Никто бы не орал ослом, пока его били. И, скорее всего, никто бы не попытался раскрыть дело с отравлениями в Итоне. Уильям привык видеть мир тем, чем он всегда являлся и чем всегда будет, если ничего не делать, — несправедливым, абсурдным, жестоким местом. Силой, которая могла бы покориться только другой силе. Но без Шерлока Холмса никто не поцеловал бы его под водой. Братья Мэйфэйры совершили ужасный поступок, и не первый. Но они не просто попытались убить мальчика, они попытались забрать у Уильяма что-то, что делало мир не таким уж невыносимым. — Все хорошо, — тихо сказал он, убирая темные пряди со лба. — Они оба мертвы. Ему было жаль одного: это не он их убил. Шерлок продолжал глубоко дышать, и Уильям ткнулся носом ему в плечо, закрыл глаза. Злость билась в виске, но успокоилась под звуки разыгравшегося дождя. А потом, безжалостный, как гроза, пришел сон. * Возвращаться из мертвых — это как просыпаться. Шерлок поморгал, потянулся всем телом и зевнул, не прикрывая рта. Оттопырил локти, потягиваясь, и уперся во что-то мягкое. — Ауч, — сказали сбоку, и Шерлок тут же проснулся. — А что ты тут забыл? — Я спал, — Уильям не удержался и тоже зевнул. — Пока ты не начал драться. Шерлок рассмеялся, но почему-то перестал. Наклонился так близко, что Уильям сдержал порыв вжаться в стену, и стал принюхиваться. — Да, — прокомментировал Шерлок. — Аромат от тебя что надо. — Я не успел переодеться после футбола. Меня сюда затащили. — Да ты в этой комнате живешь, профессор! Кто тебя сюда затащил? Уильям отвел взгляд, и Шерлоку это не понравилось. — Лиам, — сказал он. — Кто тебя сюда затащил? Уильям продолжал молчать. — Лиам, — мрачно повторил Шерлок. — Кто тебя сюда затащил и кто принес меня в комнату? Худшие опасения подтвердились, когда Уильям похлопал глазами и соврал: — Альберт?.. О, дьявол и его голозадая свита. Шерлок закрыл лицо. От мысли о том, что брат дотронулся до него руками, которыми переворачивал страницы романов, ему хотелось искупаться в кислоте. — Он оставил тебе воду и сэндвичи. Я не трогал. — Уильям подергал Шерлока за плечо. Тот еще немного погрустил, но потом взорвался злодейским хохотом. Уильям поднял брови, а Шерлок стал угрожающе потирать ладони: — Брат сделал для меня что-то хорошее, понимаешь? И теперь ему никогда не отмыться от этого! Муа-ха-ха-ха! — Твоя почти-смерть, — вздохнул Уильям, — совсем тебя не изменила. — Ерунда, — Шерлок устроился на кровати поудобнее. — Я даже не испугался. Вранье, но какое галантное. Шерлоку вдруг стало любопытно поддразнить Уильяма, и он спросил: — А ты? Вокруг почему-то стало очень тихо, и Шерлок услышал, как кровь стучала у него в висках. Уильям открыл рот, но, кажется, не смог подобрать слова. — Можешь не отвечать. Я и так знаю, что ты испу… Договорить Шерлок не успел, его заткнули мокрым взрослым поцелуем. По ощущениям, он длился минуту или сто лет, но в конце концов Уильям отстранился и дал им подышать. — Такой ответ устроит? — спросил Уильям недовольным голосом. Кажется, ему не нравилось не уметь найти подходящие слова. — Я что-то не расслышал, — хрипло проговорил Шерлок. — Можешь повторить? В этот раз они неловко стукнулись зубами, а в следующий Шерлок попытался поцеловаться с языком, и они оба закашлялись, а потом рассмеялись. — Как же ты паршиво это делаешь, — Шерлок неловко поцеловал Уильяма в лоб. — С плохим танцором сам начинаешь танцевать хуже, — заметил Уильям, и Шерлок стал щекотать его. Они в шутку колотили друг друга, но быстро устали и успокоились, соприкоснулись лбами. — Знаешь, если бы я правда умер, то хотел бы оказаться в этом месте. — Шерлок заправил торчащие прядки Уильяму за ухо. — В каком? — Ну, в этом. Мы с тобой в этой комнате, и нет на свете ничего страшного. Нет убийств, нет жертв. Только мы с тобой и твои паршивые поцелуи. Уильям посмотрел на Шерлока так, что тот понял — пора возвращаться в настоящий мир. И как же это было тяжело. В глубине души он знал — он настолько напуган, что был бы не против сейчас оказаться дома в объятиях мамы, с котом Стрихнином на коленях, отцом, который сидел бы в кресле с книгой. И даже с братом неподалеку. У последнего всегда хорошо получалось мириться с правдой. Еще лет пять назад поезда сходили с рельсов практически каждый день. Братья попали в свою первую железнодорожную катастрофу, когда Шерлок начал третий год в Итоне. В купе второго класса они препирались, пока поезд не перевернулся. Они оба выжили, но Майкрофт не мог идти, а только полз, потому что элемент каркаса рассек ему ногу. «Все не так уж плохо», — говорил Шерлок, перетягивая рану сопливым носовым платком. «Перестань», — ответил Майкрофт сквозь зубы. «Просто скажи мне, что там. Глубоко? Я не чувствую ногу». «Месиво», — подтвердил Шерлок. Брат застонал, набрался смелости взглянуть на рану и принялся накручивать свой платок поверх первого, пропитавшегося кровью. Просто скажи мне, что там. — Если есть что сказать, то говори. Я готов. — Шерлок взял Уильяма за руку, подумал и отпустил. — Колин Мэйфэйр мертв, — сказал Уильям, и Шерлок прикрыл глаза. Да, как же тяжело возвращаться. Он зажмурился, поискал внутри себя любые силы, способные сейчас удержать его в равновесии, сохранить мимолетное спокойствие, накрывшее его несколько мгновений назад. — А что со вторым? — Я не знаю. Даже если Уильям врал, Шерлок был ему за это благодарен. Он очень устал и очень испугался, чтобы принять еще одну ужасающую правду. — Навестим Альберта? Кажется, я его должник. Уильям кивнул, нехотя поднялся с постели. — Я приведу себя в порядок и буду ждать тебя. У нас. В дверях они неловко попрощались, и Шерлок чмокнул Уильяма в щеку. Зачем? Кажется, отсутствие кислорода сильно повлияло на его мозг. Он открыл шторы, впустил в комнату утренний свет. Полюбовался на манцинелловое деревце в горшке. Ему срочно нужно вернуть себе способность здраво мыслить. Пора подумать о ядах. Итак. Манцинелловое дерево — одно из самых ядовитых в мире. Свой экземпляр Шерлок получил от Агаты. В Англии такое не растет, а вот на островах Карибского моря этого добра пруд пруди. Агата пугала Шерлока, что дерево вымахает до потолка, но, кажется, дереву пришелся не по вкусу знаменитый английский климат, и оно уныло выросло едва ли на фут вверх. Увидите его плоды — никогда их не ешьте. Иначе гарантировано умрете либо от внутреннего ожога, либо от тошноты. Шерлок кое-как умылся вчерашней водой и проскользнул в коридор. Ему почему-то очень захотелось проверить, как поживала комната мистера Коттикута. Да, иногда у него бывали приступы прозрения. Шерлоку нравилось думать, что он мог видеть то, что другим недоступно. Только не подумайте про привидений и прочий новомодный бред. Люди платили бешеные деньги, чтобы фотограф запечатлел их с призраком умершего родственника или предка. Шерлок фукал на заседания Итонского спиритического общества. Сам он за всю жизнь не увидел ни одного привидения и страшно этим гордился. Но был нюанс. Возможно, у него никогда не получалось увидеть привидений из-за брата. Майкрофт был с треском выпнут из спиритического общества за то, что он все портил. Рядом с ним не показывался ни один призрак. Понимаете, да? Мертвые — и те ненавидели брата. А ведь это люди с бесконечным запасом терпения. Что и говорить про живых. Причина такого отношения призраков к брату была прозаичной: во младенчестве тот долго валялся с простудой, но, к ужасу семьи, так и не сумел откинуть копыта. В Аду его уже поджидали, и Сатана лично приготовил большой котел для такого жирного ребенка... А мертвые очень не любят, когда кому-то настолько везет и кто-то не умирает. Поэтому они дружно объявили Майкрофту бойкот. Сесть с ним за спиритический стол — это пустая трата времени. Ничего не произойдет. Зато без него, как хвастались другие студенты, у них и столы летали, и ветер выл, и кто-то орал от ужаса. Вероятно, часть этого проклятья передалась и Шерлоку. Но ничего. Переживем. Тем более, что интуиция Шерлока продолжала работать как следует. Он прилип к двери в комнату Коттикута, осторожно подергал ручку. Заперто. Ну, как хотите. Шерлок поковырялся в замке частью старой вилки, которую таскал с собой в кармане на всякий случай. Дверь открылась. Первое, что заметил Шерлок — внутри явно кто-то был. Маленький коридор вел в кабинет, а потом в спальню. И в спальне кто-то копался в чужих вещах. Шерлок сделал самое тупое лицо, какое только мог, и шагнул в спальню. Женщина охнула, когда заметила его. Ее тонкая рука метнулась к круглой сумочке на поясе, и Шерлок прищурился. — Мой Бог, — выдохнула женщина. — Мне казалось, я заперла дверь. «Дорогуша, — подумал Шерлок, — ну конечно же ты заперла. Просто я чертов гений». — Было открыто. Я почувствовал запах гари и решил проверить, все ли в порядке. Да, прекрасная отговорка. Пожары — бич Англии, и нет ничего благороднее, чем держать руку на пульсе этой заразы. Даже если в комнате Коттикута было свежо, как во рту у племянницы епископа. Женщина поморгала: — Это очень… предусмотрительно. — Да, предусмотрительно, мисс… как к вам обращаться? Шерлок решил сразу перейти в наступление. — Ох, — сказала женщина. — Я Элис. Элис Элизабет Коттикут. События последних суток немного померкли и отступили, и Шерлок направил свое внимание на общение с убийцей. — Вы горите? — спросил он. Показаться глупым — отличная стратегия для общения с человеком, который думает, что он совершил преступление. Элис на глазах стала менее подозрительной. Она решила, что Шерлок идиот. Прекрасно. — Нет, — спокойнее сказала она. — Я не горю. Но спасибо за заботу. Я пришла забрать кое-какие вещи мужа. Ты, наверное, слышал, что его похоронили вчера. — Нет, но в таком случае мои соболезнования, — Шерлок для вида поковырял в носу. Хотел еще слюну пустить, но это было бы слишком. — Я вчера весь день провел за изучением столовых приборов. Шерлок снова мысленно себя похвалил. Эта женщина вряд ли знает, для чего какая вилка на столе и почему их там сто штук, так что не станет проверять достоверность такого алиби. Гениально. — Спасибо. — Элис огляделась, и Шерлок обратил внимание на то, куда она смотрела в первую очередь. Это был ящик прикроватной тумбочки. Что она делала здесь так рано утром, когда первый поезд в Виндзор прибывал где-то через час? Очевидно, она оставалась тут со вчера. И даже очевидно, с кем. И что важнее: что она искала? — Могу помочь вам что-то подсобрать, — Шерлок ходил по комнате, делая вид, что ему интересны пейзажи на стенах. Старина Коттикут не отличался вкусом. — Ну, знаете, если что-то тяжелое. А то вы все-таки женщина. Элис приятно улыбнулась: — Спасибо. Ты выглядишь крепким. Шерлок даже остановился. Он совершенно этого не ожидал и смутился. Она только что сделала ему комплимент? Нужно быть настороже. — Да, я много тренируюсь. Банально, но что еще Шерлоку оставалось сказать? Что его программа тренировок называлась «Мой старший брат — кретин»? И года не могло пройти без того, чтобы Майкрофт не загонял Шерлока на подвижную лестницу в библиотеке и не тряс ее что есть силы. Потом брат катал лестницу по всему периметру, и, чтобы не упасть, Шерлок держался за нее чуть ли не зубами. Тут волей-неволей отрастишь себе сильные руки. — Так что я могу для вас сделать? — На самом деле… — Элис расправила юбки, и Шерлок заметил, что они были испачканы по самому нижнему краю. Либо она присела по нужде во время вчерашнего ливня, либо… — …Я ищу кое-что мрачное. — Зубы в мешочке? Лицо Элис на секунду перестало что-либо выражать. — Нет. А почему ты подумал именно о них? Шерлок метался от одного объяснения к другому, пока наконец не вспомнил: — Читал об этом у Эдгара По. Рассказ под названием «Бебеника». — «Береника», — поправила его Элис, и Шерлок закивал. Конечно, он ошибся нарочно, чтобы узнать, насколько эта женщина грамотная. — Ты любишь готическую литературу? — Я люблю все, что меньше пяти страниц. Зад не успевает затечь, пока читаешь. Элис добродушно рассмеялась, и Шерлок прикусил язык. Ему начинал нравиться их разговор. — Как тебя зовут? — спросила Элис, и Шерлок восторжествовал. Он сумел втереться к ней в доверие. — Я мистер Дойл. — Не только Альберт мог играть в такие игры. — Что же, мистер Дойл. Поможете мне найти фотоальбом? Фотоальбом? Не деньги, не даже какие-нибудь женские панталоны? Фотоальбом? — Конечно. Что там? — Там семья моего мужа. Пока Шерлок ковырялся в платяном шкафу, Элис обшарила прикроватную тумбочку. Он следил за ней краем глаза и заметил, что Элис вытащила какие-то заметки и карманную Библию. Фотоальбом нашелся в коробке на дне шкафа. Элис открыла альбом, и Шерлок увидел фотографии мертвых людей. О, это такой альбом. — Хотела забрать его, чтобы сохранить, — сказала Элис. У нее вышло почти искренне. Шерлок на долю секунды усомнился в своих предубеждениях против этой женщины. — Выглядят они довольно хорошо для мертвых. — Да, пожалуй, — улыбнулась Элис. — Иногда живые выглядят гораздо хуже умерших. Шерлок быстро сложил дважды два: — У вас кто-то болеет? — Да, моя мама. Брюшной тиф. Что же, мистер Дойл. Спасибо вам за помощь. Я постараюсь ничего тут не поджечь. Шерлок понял, что задерживать ее или упрямиться было бы неумно. Так что он откланялся. * — А вот и наш воскресший Лазарь, — Альберт помахал бокалом в руке. — Если вы не против, я не буду вставать. Шерлок на непослушных ногах проплыл в комнату и сел рядом с Альбертом, который лежал на кровати. Уильям закрыл за ним дверь и устроился за письменным столом. — Утро, а ты уже поддал? — Шерлоку показалось, что обстановку надо немного разрядить. — А он и не ложился, — нравоучительным тоном сказал Уильям. Шерлок покосился на две высушенные бутылки вина и молча сделал свои выводы. — У меня вчера был очень тяжелый день. — Эм, Альберт. — Шерлок покрутил в пальцах прядь своих волос. — Я не привык так делать, но… Спасибо. Если тебе что-то нужно, я рассмотрю почти все варианты. Альберт допил то, что было в бокале, и потянулся поставить его на тумбочку. Но не смог, скукожился от боли и остался с бокалом в руке. Точно. Шерлок вспомнил, что Колин Мэйфэйр избил беднягу Альберта лопатой. Стало очень холодно. — Мне ничего не нужно. Благодаря вашему спасению я могу вить веревки из вашего брата. — Альберт, ты совершенно бессовестный манипулятор. И я так тобой горжусь, — Шерлок сделал вид, что вытирал слезы. — Напишет ли он мне снова? Я не знаю. Скорее всего, нет. Жалею ли я, что все так вышло? Конечно. — О чем он говорит? — не понял Шерлок. — Брату Альберту нужно поспать, — Уильям соскочил со стула и потянул Шерлока за руку. — Он убил человека и заслужил немного отдыха. Разговор становился все более неловким. Кажется, пора сменить тему. — Я видел миссис Коттикут перед тем, как прийти сюда. Уильям и Альберт посмотрели друг на друга. — И мы поговорили… — О чем? — спросил Альберт. — Ну… О литературе. — Какая прелесть. Все убийцы любят литературу. Я вот сейчас читаю Энтони Троллопа, которого мне посоветовал… посоветовали. — Очень интересно… Короче, миссис Коттикут выглядела по-настоящему подавленной. — Она вела себя странно? Говорила что-нибудь о муже? — присоединился Уильям. Шерлок пожал плечами: — Она искала альбом с пост-мортем снимками в комнате мужа. Провела ночь в Итоне. Ее мать больна брюшным тифом. Она вооружена и носит оружие в сумочке. Это все, что я мог выудить из нашего разговора. — Уверен? — Уильям прищурился, и Шерлок немного помялся: — Есть еще кое-что. Ее юбка была грязной. И есть только две причины, по которым женщина среднего класса могла бы присесть на корточки. — Не нашла уборную? — предположил Альберт. — Или она беременна, — сказал Уильям. — И ей стало плохо где-то на улице. — Эта история просто не может стать запутаннее, — Альберт потер висок. — Как она забеременела? — А тут нет ничего запутанного, — Шерлок сунул руки в карманы. — Понимаешь, Альберт, когда двое людей очень друг другу нравятся, они… — …крепко обнимаются, — подыграл Уильям. — Их объятия создают особую магию… — Вы двое, на выход, — не выдержал Альберт. — Вы мне надоели. И чтобы оба были в постели в девять. — В одной? — не удержался Шерлок, и Альберт кинул в дверь подушку. — Какого цвета было ее платье? — спросил Уильям, когда они вернулись в комнату Шерлока. До завтрака оставалось еще минут двадцать. — Миссис Коттикут?.. Ну, цвета иода. Знаешь, когда маточный рассол золы морских водорослей нагревают с концентрированной серной кислотой… — То есть фиолетового? — Да, фиолетового. А при чем тут ее платье? — Фиолетовый — один из самых дорогих цветов одежды. Вряд ли на жалованье учителя математики можно купить такое платье. — А вот на жалованье профессора математики… — Шерлок признал, что это было похоже на правду. Из ее писем они знали, что миссис Коттикут не очень довольна жизнью жены учителя. — Дорогущее платье и больная мать, — подытожил Шерлок. — Психологический портрет начинает складываться. Прийти на похороны мужа не в черном, а в фиолетовом, чтобы показаться своему любовнику во всей красе. У миссис Коттикут точно какие-то проблемы. — Я предлагаю установить слежку за ними, — Шерлок нырнул под кровать и стал рыться в своем жестяном «архиве». Уильям сел на пол рядом: — Шерли, по-моему, тут надо навести порядок… — У меня тут система, — Шерлок выкладывал на пол старые газеты, книги, засохшие сладости. — Все валяется на своем месте. — Даже это? — Уильям подцепил пальцами помятый снимок. — Это ты с братом? Шерлок тут же выдернул снимок, смял еще больше и бросил под кровать. — Не знаю, как это сюда попало, — буркнул Шерлок, и Уильям вежливо промолчал. — Нашел! — из недр архива показался красивый золотой перстень с кровавым камнем. — Знакомься, Лиам, это украшение королевы западных цыган. Я когда-то жил с цыганами. — Ты… украл перстень у королевы цыган? — Я не украл. Я взял без спроса и потом забыл вернуть. — Шерли, — вздохнул Уильям. — Это же буквально определение кражи. Как он нам поможет? — Мы едем в табор, — сказал Шерлок. — Цыгане каждый ноябрь приезжают на лошадиную ярмарку. Попрошу своих старых друзей последить за профессором и его любовницей во время праздников. — А по-моему, — улыбнулся Уильям, — ты просто хочешь проведать цыган. — И это тоже. С ними весело. Убийцы, контрабандисты, каторжники, гадалки! Самые надежные ребята на свете. Ну что, ты со мной? — А это безопасно? — Абсолютно нет. Уильям помолчал, а после рассмеялся: — Альберт будет в полном восторге. Ну зачем ты так делаешь, подумал Шерлок, я же тебя сейчас снова поцелую. — Остаться в тепле и безопасности и учить уроки, чтобы хорошо сдать экзамены, — Уильям ладонями изобразил две чаши весов. — Или вместе с Шерлоком Холмсом поехать к цыганам, где меня могут похитить? Выбор очевиден. — А почему похитить? — Виктор Гюго писал, что цыгане похищают детей. — Кто такой этот Виктор Гюго? — Это писатель. — Понятно, очередной балабол. Не бойся, цыгане отличные парни. И женщины. Встречаемся сразу после завтрака. Оденься так, чтобы смешаться с толпой, а еще не бери ничего ценного. — Значит, оставить тебя здесь? — Я даже не знаю, что хуже, — Шерлок покачал головой. — Твои поцелуи или твой флирт. — Тогда ты больше не получишь ни того, ни другого. — А вот это больше похоже на Лиама, которого я знаю. — Шерлок с силой закрыл ящик и ногами толкнул его под кровать. — И еще кое-что, — сказал он, когда Уильям уже уходил. — У меня есть цыганское имя. Так что не удивляйся, если все будут называть меня Кали Чеклэ. — Хм. Судя по твоей привычке «брать без спроса» блестящие предметы, это значит «вороненок»? — Иди уже отсюда, умник, — Шерлок, смеясь, вытолкнул Уильяма в коридор. — Adusta salla jan tutti, Kali Cherkla, — Уильям шутливо поклонился, и Шерлок, убедившись, что вокруг никого не было, потянул его на себя, ткнулся губами в губы. — Перестань. Ты знаешь, как на меня влияешь, когда умничаешь. — Взаимно. Да уж. Шерлок остался один. Прислонился спиной к двери и пустым взглядом уставился на пол. Он что, только что признался в любви? «Взаимно»? Еще немного, и он стихи писать начнет. И что может быть романтичнее свидания в грязном цыганском таборе? Шерлоку нужно выглядеть как можно хуже. Он сдернул ленту с волос и тряхнул головой. А вместо ужина в заведении типа «Симпсонс» подойдет поедание мяса у костра. И водка вместо вина. Да. Отличный план.