День Гая Фокса

Сколько бы вам ни было лет, никогда не поздно узнать, что посредственность — лучшая защита в вашей жизни. Если вы превосходите чьи-то ожидания, вам конец. Шерлок Холмс прекрасно это знал. Поэтому его академический стиль балансировал где-то между «сносно», «чудовищно» и «блестяще». Смешать, но не взбалтывать. Вы разносите всех на химии — но потом вам нужно посидеть потише на латыни. Вы унижаете всех своими знаниями биологии — и потом спите на уроках английского. Так вы не вылетите из школы и не привлечете к себе лишнее внимание, а значит, и лишнюю ответственность. Бабуля Энэида в какой-то момент оставила Шерлока в покое, потому что он умел себя подать. Она относилась к внуку достаточно несерьезно, чтобы любить его в безопасном количестве — и ничего не требовать. С братом все обстояло по-другому. У него с бабушкой были очень странные отношения. Она любила его больше, чем кого-либо в семье. И поэтому старалась превратить его жизнь в настоящий ад. Вы наверное думали, что это Шерлок первым начал дразнить брата за лишний вес? О, нет. Как и за то, что брат любил ничего не делать и просто разлагаться на диване с книгой. Вы можете себе представить, что творилось на семейных ужинах. Вообразите, что вас бьют по лицу, а вам нужно улыбаться и говорить о погоде. Общение Майкрофта и Энэиды напоминало что-то такое. Смотреть на то, как она втаптывала брата в грязь, можно было бесконечно. Они никогда друг друга не трогали и при приветствии просто сухо кивали; ходили вокруг, как цирковые тигры, и ждали, кто же первый бросится в атаку. Если у вас есть старший брат или сестра, то вы знаете, что они напоминают открытый итальянцем Асканио Собреро нитроглицерин. С виду все спокойно, но при определенных условиях… Бум! Шерлок посвятил добрую часть своей жизни поиску того, что способно в кратчайшие сроки спровоцировать «бум». Но у бабушки был недостижимый талант. «Адель вырастила из терьера льва», — говорила она. Майкрофт заводился буквально с пол-оборота. Его занятия по подавлению гнева так или иначе шли ему на пользу, и он улыбался, поворачивался к Энэиде и говорил что-то вроде: «У львов клыки достигают в длину четырех дюймов. Этого хватит, чтобы прокусить человеку голову». И так далее. Это продолжалось до тех пор, пока кто-то — Адель — их не разнимал. Шерлок никогда не мешал и просто наслаждался, потягивая чай. И все подобные проблемы — от завышенных ожиданий. Посмотрите на Уильяма. Если бы он не написал книгу, Шерлок не бегал бы по Итону, как ужаленный в одно место, и не пытался бы предотвратить убийство. Хотя… Этот год в Итоне явно был насыщеннее всех предыдущих. Что Шерлок бы предпочел: ловить убийцу или корпеть над инструкциями по подбору манжет? Знаете, забудьте все, что вам только что сказали. Иногда надо быть гением. * Шерлок поставил одну ногу на стул и сказал: — Прежде чем мы начнем собрание, я бы хотел выразить свое «фу» Альберту. Альберт медленно поднял взгляд от своего запястья, которое он потянул на фехтовании. — Простите? — Я очень в тебе разочарован, — Шерлок покачал головой. — В чем меня обвиняют? — Альберт метнул какой-то отчаянный взгляд на Уильяма. — В отсутствии вкуса. — Я ничего плохого не делал. — Все преступники так говорят, — Шерлок плюхнулся на стул. — Ладно, вернемся к этому потом. Сейчас я позвал вас обсудить план. Это правда. Ночью Шерлок и Уильям лежали валетом у первого на кровати и думали, что делать дальше. Они не всегда говорили только о плане. С Уильямом было весело: он мог рассчитать величину рычага, с помощью которого они уронили бы башню имени Роджера Люптона на голову кровожадного профессора. Путем нехитрых мысленных изысканий они установили вот что. Единственным способом увести Коттикута из-под удара было… убить его раньше профессора Вотерстоуна. — Мы похороним Коттикута, — объявил Шерлок, и глаза Альберта стали размером с соверен. Даже Льюис, который мирно сидел на подоконнике, подвинув в сторону горшок с небольшим манцинелловым деревом, отреагировал спокойнее. — Конечно, это будет спектакль. Ты читал «Гамлета», Альберт? От упоминания Шекспира Альберт сначала опустил голову. А потом снова ее поднял — будто хотел спросить: как мы, трое детей, устроим фальшивые похороны? — Я удивлен, что вы его читали, — ответил он. Шерлок читал все, где упоминалось проникновение яда в ухо. Но оправдываться он не собирался. — Так вот, — продолжил он, — мы с Лиамом убедим мистера Коттикута оставить дела и уехать подальше от своей женушки. Альберт, ты берешь на себя обязательства по содержанию Коттикута до конца года. Альберт послал Уильяму взгляд, полный мольбы. Но он был не тупой, поэтому сразу догадался: — Выбора у меня нет? — Боюсь, что нет, — вмешался Уильям. — И еще кое-что… — Что, — без выражения спросил Альберт. Где-то Шерлок уже видел эту нелюбовь к интонациям. Уильям спрыгнул с кровати, где сидел рядом с Альбертом, и занял место около стула Шерлока. — Нам нужна твоя помощь, — сказал он. — Ты взрослый — и единственный из нас, кто иногда может покидать Итон. Альберт сделал лицо великомученика. Но жестом попросил Уильяма продолжить. — Как ты знаешь, профессор В. сжег реестр ядов. Он мог оказаться в Итоне только одним способом: его украли и привезли сюда, чтобы уничтожить. Точно такой же реестр есть там, где жена мистера К. покупает яды, поэтому… — Вы хотите, чтобы я его украл, — вздохнул Альберт. Он схватывал на лету, но Шерлоку казалось, что Альберт ни на секунду не верил в успех. Что-то в нем было, что-то темное, такое, что заставляет хороших людей казаться плохими. — Если хочешь, — не выдержал Шерлок, — попроси своих друзей помочь. — Конечно, мистер Холмс, — в голосе Альберта слышались одновременно веселье и обреченность. — Ведь так много людей согласятся поучаствовать в краже. — У меня будет работа? — поинтересовался Льюис. — Нет, — сказал Альберт раньше, чем Шерлок успел открыть рот. — Льюис, твоя работа — это беречь себя. Пусть хоть кто-то из нас ничего не взрывает и не крадет. Льюис нехотя кивнул и снова посмотрел в окно. Он слушался Альберта только условно и все свои большие решения принимал, посоветовавшись с Уильямом. Льюис был не промах. Самый на вид беззащитный, он ломал мизинцы старшим мальчикам, как веточки. Если бы не его здоровье, он был бы непобедим. Бог иногда очень странно распределяет свои блага. Или у него просто плохое чувство юмора. С улицы доносились церковные пения мальчиков-хористов. Мягко гаснет свет дневной, Прочь скользит он надо мной. — Джордж Доун, — тихо сказал Альберт. — Это гимн Джорджа Доуна. Шерлок иногда удивлялся, сколько же бесполезной ерунды знал Альберт. — Хорошо, — Шерлок хлопнул в ладоши. — Не переживай, волчонок, — он кивнул Льюису. — Ты будешь нас поддерживать. Если нам повезет, то мы управимся к Рождеству. И в подарок преподнесем полиции Вотерстоуна — готового и с жареной корочкой! Уильям выразительно стал указывать глазами на Альберта. — А… О! Я не… Прости, Альберт, я забыл. Давай без обид? — Шерлок сложил ладони вместе. — Я не обиделся, — мрачно сказал Альберт. — Это хорошо, — протянул Шерлок. — А то я решил, что запахло жареным… Ай-ай! — Уильям стукнул Шерлока по плечу. — Я пошутил. * Кстати, про бесполезную ерунду. Шерлок сидел на уроке античной литературы и исписывал тетрадь словом «скука». Он нервно стучал по парте коленом и думал о том, во что они ввязались. Их четверо. Пятеро, если считать Майкрофта. Шерлок попытался сделать Альберту выговор, но тот отказался воспринимать его всерьез — или попросту притворялся. Поэтому, поплевав на пол и высунув язык, Шерлоку пришлось признать брата частью плана. Раз в год и вонючая старая тряпка с чердака может быть полезной. Почему старая? Ну, 22 года. Это практически смерть. Вопрос в том, сколько сил у их врагов? Это двое чокнутых возлюбленных? Есть ли кто-то еще? Шерлок слишком сильно ударил парту ногой. Учитель мистер Киссинг ходил между партами с таким видом, будто мечтал раздобыть крылатые сандалии Гермеса и воспарить с их помощью в ближайший паб, пропустить пинту-другую. — Повторю вопрос, — сказал он. — Как вы думаете, почему Орфей вернулся за Эвридикой? Кто-то покашлял; в конце класса упал карандаш. Шерлок неожиданно для себя поднял руку. Даже у гения бывали не самые полезные мысли. Брови мистера Киссинга описали полный круг на его лице. — О, — сказал он, поглядывая в свои списки. — Мистер Холмс говорящий. Вы помните миф об Орфее с прошлого года? Шерлок поморщился. — Ну, — Киссинг сел на свой скрипучий стул. — Зачем Орфею надо было отправляться прямо к Аиду? Неужели не нашел бы себе подругу получше? Чему нас учит этот миф? — Этот миф учит, что иногда за теми, кто нам дорог, нужно спускаться в Ад. Киссинг внимательно посмотрел на Шерлока. — Продолжайте. — Нет никакого смысла в… — Шерлок подбирал слова так, чтобы ни в коем случае не сказать «любовь». — …В дружбе, которая не подвергалась испытаниям. Когда все у всех хорошо, кто угодно будет с тобой дружить. Но когда твои дела плохи… — в горле почему-то пересохло, и Шерлок сел на место, не договорив. Киссинг постучал указкой по столу, снова посмотрел в свои списки. — Поздравляю, мистер Холмс, — сказал он. — Впервые вы получили высшую оценку по литературе. * Утро у Альберта выдалось хорошим: его не стошнило, он успел прибрать в комнате, куда никогда не пускал прислугу, и занести мистеру Беккету деньги за уроки игры на фортепиано для Уильяма. В свободное послеобеденное время Альберт сидел в библиотеке и готовился к экзаменам или выравнивал по прямой линии книги на полках. За этим занятием его нашел будущий маркиз Уинчистер, Джон Паулет. Альберт сразу бросил выравнивать книги и бесшумно двинулся к своему столу. Некоторые люди просто не понимают слова «нет», и Джон Паулет — один из них. Высокий для своего возраста, темноволосый и обаятельный, он просто привык получать то, что хотел. — Привет, — сказал Джон, и Альберт натянуто улыбнулся. У них было что-то вроде истории. Альберт считал себя виноватым, а Джон был слишком недогадливым. Год или два назад они поцеловались перед Рождеством. Кажется, Джон сделал комплимент, а Альберт был очень пьяным. Правильное количество внимания в неправильное время — и вот у вас уже есть поклонник, от которого вы не можете отделаться. В остальном Джон — меньшее из зол. У него никогда не было фэгов, младших мальчиков, которые чистили ему ботинки, носили его книги и удовлетворяли все потребности растущего британского организма. Джон был навязчивым, но не был уродом. Наверное, поэтому Альберт когда-то решился с ним заговорить. Уильяма и Льюиса Альберт предупредил: если кто-то подойдет к ним с предложением стать фэгом, пусть этот кто-то направляется сразу к Альберту. И начинает молиться. — Не видел тебя сегодня на утренней службе, — Джон подпер щеку рукой, покосился на книги. — У меня тяжелый год, — Альберт листал страницы. — Приходится выбирать между молитвой и подготовкой к выпускным. — Да, об этом, — Джон неловко потер шею. — Тебе пора бы завести пару друзей, Альберт. Нельзя выпуститься из Итона и не получить… рекомендацию. — Ты забыл, — Альберт противно улыбнулся. — Это я лучший выпускник в этом году. Я сам себя прекрасно зарекомендую. — Ты не понимаешь намеков, — буркнул Джон. — Мистер Паулер, — Альберт захлопнул книгу. — Мы это обсуждали. Моя рука окажется в ваших штанах только в случае, если я вам что-нибудь отрежу. Альберт изобразил движение ножницами. Клац-клац. Джон сглотнул и рассмеялся. Секс в Итоне — это не про удовольствие. Это про утверждение власти и утверждение верности. Старший мальчик обозначал собственность, младший исполнял его капризы в обмен на защиту или деньги. — К тому же, — Альберт откинулся на спинку стула, — у меня есть друзья в Итоне. Причем с очень плохой репутацией. Вы слышали имя Шерлок Холмс? — Это тот малый, который чуть не спалил колледж? — Это он. — Оу, — Джон звучал расстроенным. — Это у них семейное. Альберт помолчал. Обычно это работало. Если сделать паузу, после нее люди сами продолжали разговор. Но Джон Паулер — тугодум. Пришлось спросить: — Что ты имеешь в виду? — Ну, я могу пересказать только слухи. Но его старшего брата тоже едва не исключили. — За что, — равнодушным голосом сказал Альберт и сделал вид, что интересовался содержанием книги. — Я не помню. Вроде, побил кого-то. — В Итоне каждый день драки. — Да нет, — Джон нервно рассмеялся. — В смысле, побил-побил. Лужи крови и все такое. А потом тот паренек застрелился — или что-то вроде. Жуть. — Какая поучительная история, Джон. Не надо приставать к человеку, который может за себя постоять. Джон открыл и закрыл рот, как рыба. — Что мне сделать? Чтобы ты согласился хотя бы погулять со мной? — Не знаю, — Альберт сгреб книги в охапку, встал со своего места. — Может, научиться играть в шахматы и обрести чувство юмора. — Чего, — не понял Джон. — Ничего. До свидания, мистер Паулер. Семейное, думал Альберт, уходя из библиотеки. Шерлок Холмс бы украл реестр ядов и глазом не моргнув. И наверняка хвастался бы этим. А еще теперь стало понятно: если Шерлок Холмс умрет во время их приключения, его старший брат убьет Альберта голыми руками. Паника покатилась от кончиков волос ко лбу, но тут же ослабла. Такова природа ответственности: стоит только взять немного, и вот нужно брать еще. И еще. И еще. * — Вы все-таки пришли, — Альберт сделал козырек ладонью. День выдался солнечным, но холодным — последние усилия природы. Глубокая осень уже неловко мялась на пороге и вот-вот постучалась бы в дверь. — Не удержался, — Майкрофт отделился от деревянной стены вокзала. Альберт заметил чемодан, но из вежливости решил не задавать вопросов. — Мне нечасто предлагают обчистить церковь. Альберт тут же почувствовал раздражение. Что за человек. Целоваться он не хочет, зато грабить церковь приехал за милую душу. Альберт хотел спросить: тебе нечем заняться? Но это было бы неблагодарно. Вдох, выдох. Вдох, выдох. В сердце поселилась странная зависть к Шерлоку Холмсу. Майкрофт согласился выкрасть реестр ядов только потому, что переживает за брата и хочет быть в курсе происходящего в Итоне. Насколько хорошо он видит доску? Так же, как Уильям — или лучше? Хуже? Сам Шерлок ни за что не будет просить у брата помощи. Он скорее обреет голову. Альберт на долю секунды почувствовал, что его водят за нос, его используют. В Итоне не учат, как поизящнее намекнуть другому мужчине, что вы бы хотели раздеть его — и заниматься с ним сексом до тех пор, пока у него глаза не закатятся. Чтобы признаться в этом самому себе, Альберту понадобилась неделя. За это время он трижды обливал себя холодной водой, дважды чуть ли не ломал руки своим противникам по фехтованию — и один раз делал что-то совсем неудобосказуемое. Правильное количество внимания в неправильное время — и вот вы уже катитесь по наклонной. Книги пытаются убедить, что влюбляться — это приятно. Но это скорее как попасть в железнодорожную катастрофу. Если вас не убьет, вас покалечит. У Альберта Мориарти не было ни сил, ни времени, чтобы влюбиться. Ему нужно было спасать мир. Нужно было исполнять обещания, данные всем мертвым детям из приютов. Нужно было сделать так, чтобы уже совершенные убийства не стали напрасными. Нужно-нужно-нужно. Альберт считал удачей то, что он родился мужчиной. Бог сам дал ему в руки все средства для достижения практически любой цели. Бог хочет крови, и Бог посылает двух ангелов. С карающими мечами. Что бы старик сказал, если бы услышал, как его именем оправдывают грязь и жестокость? Старик ничего не сказал бы. Старик всегда молчит. Но когда Альберт умрет, старик спросит у него — ты все это видел и стоял в стороне? Альберт наверняка ответит: все стояли в стороне. Так устроен мир. Так устроена страна. Мы все просыпаемся и соглашаемся, что мир вокруг нас — лучший, и все в нем работает так, как задумано. Мы все просыпаемся, одеваемся с помощью горничной и спускаемся к завтраку, договариваясь, что умирающих от болезней, нищеты и войны людей просто не существует. Перед сном нас мучают кошмары и сомнения, но утром все повторится. Но еще Бог устроил все так, что восемнадцатилетнему мужчине очень трудно спать без навязчивых мыслей, трудно не ворочаться, трудно не открывать окно, потому что очень жарко, трудно не думать — а Майкрофт Холмс сохраняет это свое хладнокровие, когда он спит с кем-то? От этих мыслей больно и хорошо одновременно, настолько они далеки от того, о чем обычно бывают мысли. Вдох, выдох. Вдох, выдох. * Им предстояло украсть записки о всех проданных ядах у аптекаря и по совместительству викария церкви Святой Троицы в городке Стратфорд-на-Эйвоне. Жена мистера Коттикута ездила сюда пополнять запасы. Это выяснили Шерлок и Уильям, и Альберт предпочитал не думать, как именно. Продажа чего угодно была частым досугом у церковников — денег обычно не хватало, а содержать такую древнюю церковь, как Святую Троицу, стоило дорого. И люди были людьми: делали что могли. Путь от вокзала до церкви занял минут двадцать, но прежде чем свернуть на прилегающее к церкви кладбище, Майкрофт постучал по своему чемодану. — Какое у вас алиби? — Я ушел в бордель, — ответил Альберт. Майкрофт явно хотел как-то это прокомментировать, но в последний момент передумал. Молодец. — Моя знакомая отметит меня в книге гостей. — Неплохо, — помолчав, сказал Майкрофт. — Я предлагаю переодеться где-то на кладбище. — Переодеться? * — В следующий раз я буду святым отцом, — Альберт покрыл голову, расправил складки юбки. — Почему это, — Майкрофт закончил обдирать травинки со своего наряда англиканского священника, выпрямился. — Я знаю пару псалмов. — Пару, — севшим голосом повторил Альберт. — Я надеюсь, с вами никто не заговорит. Наверное, переодеваться было необязательно. Но с точки зрения Майкрофта Холмса, это недостаточно весело. И правда, семейное. — Сестра, вам нельзя обращаться ни к кому, кроме меня, — Майкрофт подбил чемодан под какое-то дерево. Лес очень удобно окружал Святую Троицу. — И напомню нашу легенду: мы из Уорика, приехали… зачем мы приехали? — Украсть реестр, — Альберт попытался почесать руку через свое монашеское облачение. — Я все-таки ошибся. — В чем? — Вы не как ваш брат. Вы в десять раз хуже. В ответ Майкрофт улыбнулся, и Альберт предпочел отвернуться от этой улыбки — просто чтобы держать себя в руках. Выдох, вдох. В Святой Троице никто не обратил на них внимания, пусть Альберт и был высоковат для женщины. Идея с переодеванием, возможно, и безумная. Но она работала. Им нужен был кабинет. Он нашелся где-то посередине церковной башни, завис между одним миром и другим. Альберт по очереди смотрел в оба конца винтовой лестницы, пока Майкрофт ковырялся в замке. Тяжелый замок упал Альберту в ладони: нужно было работать тихо. В кабинете действительно нашлись архивы — метрические книги, заметки, счета для похоронных служб. Жизнь и смерть обитателей мест вокруг Святой Троицы. Реестр ядов оказался заперт в шкафу с кодовым замком. — Я в вас верю, — улыбнулся Альберт. — Должно быть легко, — Майкрофт оперся ладонями на тяжелый резной стол, немного откинулся назад. — Цифр всего четыре. — Год? — предположил Альберт. Майкрофт не ответил; он осматривался — пытался выяснить что-нибудь о владельце кабинета по его вещам. Потом додумался до чего-то, стал прокручивать деления на кодовом замке. С первой попытки не вышло. — Вы что, заболели, — укоризненно заметил Альберт. Ему почему-то нравилось злить Майкрофта — именно сейчас. — У меня три варианта, — спокойно ответил он. — Вы не помните, когда в первый раз издали Книгу общих молитв? Альберт убрал чужую руку с замка, прокрутил каждое деление и сложил 1549. Замок щелкнул так, как будто ждал этого всю свою жизнь. Их операция заняла от силы минут десять: реестр ядов красовался на полке, переплетенная и явно бережно охраняемая книга. Альберт заглянул в нее. Знал, что брат не ошибался, но хотелось быть уверенным до конца. Но все было так, как и сказал Уильям: миссис Коттикут покупала тут, казалось, все возможные лекарства. — Кто-то хотел бы иметь детей, — сказал Майкрофт над ухом — так близко, что Альберт вздрогнул. Кроме свинца и опиума, миссис Коттикут покупала боярышник, ореховые ветки, розмарин. Все это обычно дарят невестам — для потомства, для способного в постели мужа. И для памятливости. Несчастная сука, подумал Альберт. Несчастная-несчастная. Он посчитал до трех в уме и медленно отвел голову назад, так, чтобы лечь на плечо Майкрофта. Тот не сдвинулся с места. — Как думаете, от кого из них? — Альберт облизал вмиг пересохшие губы. — От того, кто сможет. — Наш профессор таранил ее в зад. — Таранил, — повторил Майкрофт. — Вам надо книги писать. Альберт тихо рассмеялся. Он ясно вспомнил сцену в каретном сарае. Прикрыл глаза, постарался забыть, мотнул головой — и монашеский убор съехал с волос, с глухим звуком упал где-то за их спинами. За этим звуком последовал другой. А потом еще и еще. Кто-то поднимался по винтовой лестнице. У Альберта похолодели кончики пальцев. Майкрофт рядом с ним тоже замер, заметно выпрямился. Они подперли дверь на такой случай, и Уильям посоветовал им время, когда в церкви не было ни службы, ни людей — предвечернее. Но нельзя предусмотреть все. Альберт шумно сглотнул, вжался в Майкрофта, пока человек снаружи подходил к кабинету все ближе. Шаги становились громче — пока не исчезли где-то наверху. Скрипнула тяжелая дверь, щелкнул замок — человек скрылся в церковной башне. Альберт очень громко выдохнул. Им нужно уйти отсюда, пока есть время. Но ноги его не послушались, потому что все эти долгие секунды ожидания катастрофы Майкрофт держал его за руку. — Никому ни слова. Альберт не помнил этой низкой интонации — больше приказ, чем просьба. Он даже не успел разозлиться и спросить: о чем не говорить и почему ты мне указываешь? — его толкнули к шкафу, в котором что-то зазвенело — или это звенело внутри Альберта — и поцеловали, обняли так, как не обнимают ни мужчину, ни женщину — а скорее того, кого больше никогда не увидят. Времени действительно мало; Альберт промычал в поцелуй — «не останавливайся» — и открыл рот шире. Укусил за нижнюю губу и с радостью заметил, как у Майкрофта дернулись плечи; с удовольствием зажмурился, когда ладони переместились ниже спины — Альберт ломал за такое руки. Какая-то часть сознания, которую не размазало вместе с ними, догадывалась: Майкрофту попросту нравились трудности, нравился риск — нельзя все-все знать и при этом не сойти с ума. Дьявол, думал Альберт, где ты это прятал — и что мне сделать, чтобы тебя так же убило снова? Он отвел ногу в сторону, позволил забраться под юбку, взять себя под коленом, притянуть ближе. Закончилось это так же быстро, как началось. Они оба решили, что хватит — возможно, даже в одно и то же мгновение. Если не перестать сейчас, это зайдет слишком далеко. — Нужно что-то еще украсть, — хрипло сказал Майкрофт. — Если пропадет только реестр, вы под подозрением. Альберт что-то сказал — кажется, «да», как в трансе. И со всей силы ударил Майкрофта по лицу. Тот мог защититься, но принял удар, поднес ладонь к носу, из которого короткой густой струйкой пошла кровь. — Извините, — Альберт потер свой кулак. — Это ждет всех, кто трогает меня ниже спины без разрешения. Даже вас. — Я понял. Извиняться Майкрофту было не нужно — он уже расплатился за свой поступок. Добровольно. Таковы правила, которые Альберт установил для себя еще с первого курса в Итоне. Он бил каждого. Даже если противник был сильнее. Даже если противник был слабее. И даже если Альберту понравились прикосновения. Он поправил на себе одежду, машинальным движением побил стекло в шкафах — ударил в него локтем. Напихал в карманы какие-то деньги и одну золотую ложку. Майкрофт прижал платок к носу и провел рукой за одной из стенок в шкафу, простучал ее. И отодвинул, обнажая внутреннюю стенку, вытащил кожаный несессер. Они вместе раскидали по кабинету бумаги, чтобы все выглядело натуральнее. Альберт открыл дверь, равнодушный к опасности. Безмятежно проверил, что на лестнице никого — его все еще не отпустило, но это было хорошо, придавало храбрости, как алкоголь. Майкрофт глубоко выдохнул только тогда, когда они ушли из церкви. — Что у вас, — спросил Альберт, пока Майкрофт стягивал с себя маскировку. Кровь перестала идти, но над губой остался еле заметный след. Говорить о чем-то конкретном не хотелось. — Бумаги, счета, возможно взятки. У вас? — Деньги и золото. — Подойдет, — Майкрофт захлопнул чемодан, куда они спрятали и похищенный реестр. — Пожертвуете? Альберт кивнул. Голова шла кругом, вопросы вертелись, как балерины: их точно никто не видел? Альберт теперь вор? Отдать золото викарию? Пожертвовать деньги приюту? Если это был поцелуй, то что он в постели делает? Майкрофт щелкнул пальцами у него перед носом: — Возвращайтесь. — Я в порядке. Вы не настолько хороши, — Альберт раздраженно отвел руку от своего лица. — Неужели. Видит Бог, Альберт терпел, но сил уже не осталось. Он сделал ленивую, но точную попытку ударить под дых; Майкрофт ушел от атаки, развернулся. — Я теперь точно не попаду в Рай, — вздохнул Альберт. Майкрофт прикрыл один глаз: — Прошу прощения. — «Прошу прощения»? Это то, что вы говорите загубленной душе? — Альберт пытался быть серьезным, но засмеялся под конец фразы. Хотелось дурачиться, лишь бы не допускать мысли о том, что это больше никогда не повторится. — Нам нужно это обсудить? — спросил Майкрофт, подтверждая опасения. Ответ был и одновременно ответа не было. Они оба слишком умны, чтобы притвориться, что ничего не произошло — но им есть, что терять. Оставаться на месте — глупо, идти дальше — глупо вдвойне. Альберт вспомнил все их встречи — и не смог найти в них ни одного момента, когда ему сделали больно. Если бы все обращались с ним так, как Майкрофт Холмс, он был бы совсем другим человеком. — Как вы убедили полицию приехать в Итон? — вдруг спросил Альберт. Какой же он трус. — Никто не расследует женские смерти. Майкрофт удивился, нахмурился: — Я сказал, что через тридцать лет доля женщин-рабочих будет составлять почти половину от всех, кто трудится на благо Британии. И что любой, когда допускает смерть женщины — будущей матери и работницы, — должен быть наказан как изменник. — Вы шутите, — Альберт моргнул. — Нет, — Майкрофт улыбнулся, и это ощущалось удивительно успокаивающим. — Здесь одна логическая ошибка и два риторических приема. Но это сработало. Альберт почувствовал, что вокруг него словно выжгли воздух. Зачем он с ним сблизился? Теневой кабинет, да, его знания, да. А теперь что? Брат Льюис очень хорошо разбирался в людях. Альберт советовался с ним, когда сам не мог вынести суждение. «Льюис, — спросил Альберт после того, как Уильям и Майкрофт отыграли свою шахматную партию. — Что ты думаешь про Шерлока Холмса?» Вокруг них не было никого, но Льюис все равно огляделся — убедился. А потом выудил из кармана свой складной нож, взвесил его на пальце так, что нож мягко балансировал. «Оружие молчит, — сказал он. — Я доверяю брату. Не думаю, что он пустил бы к себе кого-то, кто мог бы причинить ему вред». Льюис оставил Уильяма одного в лазарете вместе с Шерлоком, и само по себе это уже было вердиктом. Альберт догадывался, что это плохая идея, но все равно спросил: «А что насчет старшего Холмса?» Льюис резко перехватил нож, захлопнул его с красноречивым звуком. «Пойдем, — сказал он. — Брату нужна вода». Видимо, когда-то Льюис точно так же советовался с ножом насчет самого Альберта. — Вы не понравились моему брату, — сказал Альберт. — Надо уметь проигрывать, — заметил Майкрофт. Он положил какую-то травинку в рот и теперь выглядел как турист. — Я про другого, — Альберт тоже сорвал цветок, покрутил его в руках. Белый-белый, с мелкими лепестками. — Ничего. У меня нет цели в жизни всем нравиться. — Скорее наоборот, — вздохнул Альберт. Он положил цветок себе за ухо. — Выглядите потерянным. — Вы себе не представляете, — процедил Альберт. Если бы все было хотя бы немного проще. Если бы они хотя бы не нравились друг другу. Но к восемнадцати годам пора привыкнуть, что проще — это не про жизнь. — Вы все еще хотите встретиться в ноябре? — Альберт сложил руки на груди, принял оборонительную позицию, хотя никто на него не нападал. Он сам себя ел и ненавидел, самому себе давал послабления и сам же себя наказывал за них. — Если вам это нужно, то да, — Майкрофт устало тронул себя за голову. — Мы ничего друг о друге не знаем. Я люблю знать, от чего отказываюсь — или на что соглашаюсь. — У меня странное чувство. Будто я начинаю уставать от того, что вы всегда правы. — Это разве странное. Альберт потер глаза. Под веками поплыли круги, голова стала тяжелой, как если бы он уже долго куда-то падал. — Если ваш брат окажется в опасности, — тихо сказал он, но поднял голову, чтобы посмотреть Майкрофту в глаза, — если все выйдет из-под контроля, вы разберетесь со мной? Так, как вы разобрались с другим его обидчиком в Итоне? Майкрофт Холмс очень не любил, когда кто-то что-то про него знал. И сперва он посмотрел в сторону — Альберт решил, что он успокаивался, собирал свои эмоции в одну точку и изучал их, уничтожал или брал под контроль. И все это за секунды. Совсем как тогда в театре. — Мой брат не даст себя убить. Я пытался, — наконец ответил он. И добавил: — Это шутка. Наверное, это и нужно было Альберту: чтобы кто-то сказал ему, что все закончится хорошо, даже если это вранье. — Никогда больше не делайте двух вещей: не трогайте меня за зад и не шутите. — Клянусь, — сказал Майкрофт и демонстративно скрестил указательный и средний пальцы. * Когда они вернулись на станцию, Майкрофт купил на вокзале книгу. Как это обычно бывало после судьбоносных встреч, ехать им нужно было в разные стороны. — Если потеряетесь во всем этом, — задумчиво сказал он, и Альберт задержался на входе в вагон, — то можете написать мне, господин Уильям Блейк. — Всем этом, — улыбнулся Альберт. Он прошел в купе и решил, что ему надо определиться — и раз он сам не может, пусть за него это сделает случай. Если, когда поезд тронется, Майкрофта уже не будет на платформе, то Альберт забудет про него — закончит переписку, перестанет думать о встречах. Выглянуть в окно оказалось гораздо труднее, чем он думал. На платформе никого нет, и смириться с правдой — это одно из самых неприятных чувств на свете. Альберт нервно потянулся закрыть шторы, но в последний момент увидел пальто — Майкрофт затерялся, когда присел, чтобы погладить бездомного кота, свернувшегося под лавкой. Он быстро заметил, что на него смотрели — и отсалютовал, приложив пальцы к виску. Звук упавшего в овраг поезда — скрежет, грохот, крики, — вот что такое влюбленность, когда она смыкает свои обманчиво тонкие пальцы у вас на шее. * — А потом я срезал все его карманы. Потратил целую ночь, но оно того стоило. Надо было видеть его рожу, — Шерлок болтал ногами в воде и делился с Уильямом великими хрониками братских шуток. — Я не пропустил ни одного жилета. Мне досталось от Агаты, потому что она пришивала карманы на место. Но как же я был счастлив. Уильям опять прогуливал уроки, но причина была уважительная. Шерлок хотел, чтобы они искупались в пруде Товарищей неподалеку от колледжа, пока вода не стала совсем ледяной. Сначала Уильям приводил аргументы: ему надо учиться, вода уже холодная, они простудятся, заболеют, умрут, Льюис останется один, Альберт расстроится… Но Шерлок ковырял в ухе и не услышал. Уильям очевидно решил, что согласиться проще, чем повторять заново. — Пусть меня похоронят на мягких подушках, когда у меня начнется лихорадка, — Уильям медленно погрузил ступни в воду. — Ты забыл добавить «аминь», без этого бог помочится на твою просьбу, — хмыкнул Шерлок. — В этом пруду главная опасность — микробы. — Кто? — Уильям стал исподтишка брызгать Шерлока, поднимал ногой небольшие волны. — Забудь, — вздохнул Шерлок, возвращая брызги. — Меня никто не понимает. Земли колледжа вокруг них готовились к зиме — становились все мрачнее и пустыннее. В Итоне, несмотря на то, что он представлял из себя рассадник греха прелюбодеяния и людей, похожих на Майкрофта, было свое очарование. Это очарование заключалось в ощущении поколений, в ощущении пустых площадок для крикета, бега, регби и футбола, в ощущении триумфа людей, которые были уже давно мертвы. Статуя короля Генриха VI, основателя колледжа, украшала внутренний двор и каждый день завистливо следила своими пустыми глазами, как живые кричали, смеялись, плакали. Ради этого мальчики поступали в Итон. Ради истории. Шерлок мог бы учиться с коровами в хлеву, и с точки зрения образования результат был бы одинаковый. Но хлев не топтали привилегированные ноги. — Знаешь, — сказал Шерлок, — я иногда хочу, чтобы меня вытурили. — Можем подраться еще раз, — улыбнулся Уильям. Шерлок попробовал улыбнуться в ответ, но улыбка вышла странной и отрепетированной. С ним что-то происходило. Не что чтобы Шерлоку хотелось драматизировать, но за последние пару недель он ни разу не просыпался без мыслей об Уильяме. Агата когда-то научила Шерлока вскрывать замки. Она говорила: «Самое главное — это вращающий момент». Но сейчас Шерлок бесполезно ковырялся у себя в голове и в сердце и не мог понять, почему и то, и другое закрылось от него и стало приносить проблемы. — Замерз? — спросил Уильям, и Шерлок вздрогнул от заботы. — Да нет. Давай нырнем один раз и вернемся. Они разделись до белья, и Шерлок поежился. Все-таки не август. Но остатки тепла еще ползли в воздухе, еще оставались. Привыкать к воде пришлось минут десять. Когда Шерлоку надоело ждать, он набрал в грудь побольше воздуха и ушел под воду, согнув ноги в коленях. Шок длился мгновение, и тело приняло неизбежность холода. Вынырнуть оказалось даже холоднее. Уильям стоял рядом по плечи в воде и смотрел каким-то немигающим, пристальным взглядом. — У меня лягушка на голове? — спросил Шерлок, убирая со лба прилипшие волосы. Уильям тряхнул головой непривычно резким, необдуманным для себя движением. И тоже нырнул. Побыл в воде недолго, вернулся — и все вокруг выцвело, потеряло запах и объем. Шерлок смотрел на влажные светлые волосы, на капли на светлых ресницах. Он хотел сравнить это с чем-то из химии, но не мог. Голова не хотела ему помогать, а только урчала, как недовольный зверь, поедала все знания и слова — одно за другим, одно за другим. Пока не осталось ничего, кроме мальчика перед ним. Шерлок нащупал под водой ладонь Уильяма и сказал: — Лиам, прости меня. — За что?.. Плеск — и они оба ушли под воду. Там, в этой страшной темноте, Шерлок обнял Уильяма за голову и поцеловал — чтобы никто не видел. Настолько его чувство казалось священным и новым. О нем было неуважительно говорить и даже думать. Но под толщей воды — можно. Можно прижаться к чужим губами, не открывая свои, и чувствовать, как Уильям вздрагивал, но не отталкивал, как он возмущенно выпустил наверх стаю пузырей, но вскоре утих. Это длилось несколько секунд. А может, несколько минут, несколько часов, несколько дней, несколько месяцев, несколько лет, несколько веков. Ладонь легла на запястье, и Шерлок понял, что пора. Иначе они оба задохнутся. На поверхности все стало таким, каким было. Они рассеянно, стукнувшись локтями, доковыляли до места, где оставили одежду и пару пледов. Уильям закутался в свой плед и сел на траву. Шерлок решил, что спрашивать у него что-либо сейчас не нужно. Он просто обмотался своим пледом и привалился рядом. Спина к спине теплее. Потом он что-то сказал, и внимание Шерлока ринулось на эти слова, как борзая. — Что?.. — Прощаю. Если она оба переживут это купание, подумал Шерлок, он обязательно что-нибудь сделает, обязательно исправит свою ошибку. Но пока он сидел тихо. Шерлок не верил в Бога, но ему казалось, что после любых соприкосновений с ангелами или откровений людям нужно на пару минут остаться в покое. Наверняка Жанна Д’Арк — любимая героиня Адели, сожженная, по иронии судьбы, англичанами, — не бежала, сверкая пятками, после встречи с архангелом Михаилом. Ей нужно было пару минут посидеть, привести мысли в порядок, подышать. И святые сами все поймут. Сзади что-то зашевелилось, и Уильям сомкнул руки вокруг Шерлока, устало положил голову ему на плечо. Они поговорят об этом, как взрослые люди, они найдут выход, они не наделают глупостей. Но не сейчас.