Неудачница и плаксивый герой

      Такемичи судорожно вздыхает и на секунду зажмуривает глаза, пытаясь перестать плакать. Трет нос о коленку, размазывая сопли по клетчатой ткани юбки. Ей хочется пить, но сил нет, чтобы подняться и просто привести себя в порядок. Скоро должна была закончиться большая перемена, что длилась больше часа, а она тут сидит в кустах возле курилки и жалеет себя. Снова. А что ей ещё остаётся? Что она может?       В произошедшем Ханагаки винит только себя. А кого ещё? Не Аккуна же или Ямагиши. Не Макото и Ямамото. Мальчишки не причём, это она, как обычно, полезла на амбразуру, желая защитить и уберечь их от необдуманных решений. Но когда её хоть кто-то из них слушал? Четвёрка средней Мизо и Такемичи, как пятое колесо у телеги — даже не запасное, а так… Даже правильное слово подобрать не может, чувствуя себя такой разбитой.       Такемичи всхлипывает, жалея своих мальчишек, что продолжали возиться с ней даже сейчас, уверяя, что в случившемся с ними она не при чём. Да как так? Поступи они, как велит им Киёмаса и его шайка, то не ходили бы такими побитыми каждый день, не вылезая из школьного медпункта и на сухую глотая таблетки обезболивающего.       Дура. Какая же она дура, раз повелась на грубоватое, но такое добродушное лицо Масатаки. Познакомились они в аркадном центре, столкнувшись случайно в толпе. Такемичи пролила на его белую школьную рубашку свой сладкий, холодный кофейный напиток, панически начав извиняться. Киёмизу только посмеялся, попросив перестать кланяться. И так слово за слово между ними завязался разговор. Ханагаки не пугал его шрам и неучтивый тон, ведь её мальчишки вели себя рядом с ней точно так же. Благо, что от них сигаретами так не несло, как от Киёмизу. Они даже перекусили в кафетерии, продолжив обсуждать фильмы ужасов, которые Такемичи так нравилось смотреть по выходным. И денег за обед он с неё не взял, сказав, что не обеднеет, потратив больше тысячи йен на такую красавицу. Тогда-то ей и нужно было спуститься с небес на землю, как же, красавица.       Такемичи каждый день смотрела на себя в зеркале и не находила ничего примечательного. Её ярко-голубые глаза были какими-то кукольными и неестественными. А волосы? Даже будучи коротко остриженными, они продолжали завиваться на затылке, словно у барашка. Чересчур худая для своих пятнадцати. Низкая.       Ханагаки шутит, что Киёмизу нужно купить очки или на худой конец провериться у доктора. Масатаки быстро замял эту тему, предложив взять ей какой-нибудь десерт домой. А заодно протянул свой телефон, чтобы Такемичи написала свой номер телефона. Смутившись, она послушно делает это, думая, что они больше навряд ли встретятся.       Боги, как же она ошибалась.       Киёмизу явно привык добиваться своего, не отступая до последнего.       Сначала Такемичи нравилось их общение. Десять сообщений в день перешли в сотню, если не в тысячу. Она столько со своими мальчишками не переписывалась, сколько с Масатаки за эти несколько недель. А потом Киёмизу начал встречать её после школы. Сначала один. Потом уже со своими дружками. Такемичи не понимала, что их друг с другом связывало. До того, как не приметила в его компании своего двоюродного брата Масару. Тот не менее искренне удивился при встрече, а после незамедлительно велел ей убираться.       — Не смей больше приходить сюда, — Масару болезненно вцепился ей пальцами в предплечье, отведя чуть в сторону от парней. — Как ты вообще умудрилась познакомиться с Киёмасой? — не понимает он.       Из его рта пахнет чем-то кислым. И волосы сальные. Они редко встречались на улице вот так, лицом к лицу, если это не были домашние посиделки, которые тетушка Кайсаку устраивала в своём ресторанчике раз в месяц.       — Тебе-то какая разница? — храбриться Такемичи, толкая его в грудь ладонью.       — Дура, — не отступает, закрывая её собой, — я же о тебе беспокоюсь. Иди домой. Сейчас же!       — Масару, — Киёмизу наваливается на него сзади, приобнимая за шею, — о чём треплешься с моей красотулей?       — Твоей? — пищит удивлённо Такемичи.       — Красотулей? — шепчет обескураженно Масару. — Дык, — трясется весь, — сестра она моя. Двоюродная. Вот болтаем о том о сём. Ха-ха, — смеётся наигранно, глядя на неё странно.       Спросить ничего не успевает, так как Киёмаса разворачивает брата и толкает того в сторону громко смеющихся над чем-то парней.       — Погнали по району погуляем, — его рука проворно оказывается на её плече, заставляя Такемичи встать впритык.       Ханагаки пришлось подстроиться под его широкий шаг. У Такемичи столько вопросов возникло за эти несколько минут, что она не знает, с чего лучше начать. Они как раз завернули за угол, к детской площадке, как откуда ни возьмись выскочила четвёрка из Мизо. Вот тогда-то всё и пошло наперекосяк. Или ещё раньше?       — Мичи, беги! — велит Ацуши, бросаясь на Масатаки с кулаками.       Она ничего и возразить не успела, уж ловко Киёмизу задвинул её себе за спину, не рассчитав сил. Затылок саднит, а под правой лопаткой что-то болезненно ноет. Её мальчишки больше кричат, чем дерутся, как надоедливые мушки мельтешат туда-сюда, раздражая. Такемичи съезжает по стене, когда подоспела шайка Киёмасы. У четвёрки из Мизо вообще были шансы против них? С каждым глухим ударом Такемичи вздрагивает, будто сама получает по лицу.       — Х-хватит! — не выдерживает Ханагаки в какой-то момент, закрывая собой стоящего с большим трудом на ногах Макото. — Прошу, перестань, Киёмизу! Они… Они просто не так всё поняли, так ведь? — оглядывается обеспокоено.       — Не так! — Аккун поднимается и выходит вперёд, болезненно морщась. — Мичи только наша подруга! Не смей к ней приближаться, Киёмаса!       Масатаки в ответ громко и противно смеётся. Оглядывает поверженных мальчишек, валяющихся возле его ног. Смеются и остальные. Даже Масару. Только Такемичи не смеётся, продолжая дрожать, как кленовый лист на промозглом ветру.       — Отойди от них, Мичи, — приказывает Киёмаса, доставая из кармана широких спортивных брюк пачку сигарет. — Оглохла?       — Нет, — мотает головой, — давай уйдем? Ты же хотел погулять, — Такемичи хочется податься вперёд и увести Киёмизу подальше отсюда, но ноги совсем не слушаются её.       Масатаки смотрит тяжело и делает шаг ей на встречу. Заносит руку.       — Мичи! — ахает пораженно Сузуки, вытянув в её сторону руку, желая защитить.       Щеку обожгло будто огнем. Такемичи взглядом ищет брата в надежде, что он хоть что-то сделает, но Масару только отворачивается. Ей никто не поможет.       Такемичи приходится отойти.       Уйти Такемичи не дают, насильно заставляя смотреть, как её мальчишек избивают ещё раз. Никто из них даже не сопротивляется, продолжая кричать ей, что всё хорошо.       — Буду ждать тебя завтра на нашем месте, красотуля, — Киёмизу слюняво целует её в щеку, отпуская.       Под гогот толпы Такемичи оседает на землю, не сдерживая горьких и полных обиды слёз. Она подвела их. О чём только думала? С чего решила, что может доверять Киёмизу? Дружить с ним? Не понимала, к чему всё идёт, получая каждый раз всё более сокровенные и пошлые сообщения от него? А эти ужимки и прикосновения?       Мальчишки сразу бросились утешать её, пытаясь перекричать друг друга. Такемичи быстро отвели к питьевому фонтанчику, что у детской площадки, чтобы она умылась и немного успокоилась. Казуши даже умудрился как-то сбегать до автоматов с напитками и купить её любимый яблочный сок с мякотью.       — Ну чего ты? — Аккун нежно вытирает её лицо грязным носовым платком, улыбаясь широко. Его зубы, как и губы, все в крови. — Ничего ведь не случилось, подумаешь, по морде получили. Так за благое дело ведь!       — Почему ты раньше нам ничего не рассказала? — спрашивает обеспокоено Сузуки.       — О чем не рассказала? — не понимает Такемичи.       — Об этом хуесосе Киёмасу! — ругается пылко Ямамото. — Ты должна была рассказать нам, что он к тебе пристает.       — Да если бы мы сегодня не устроили слежку за вами, — скрещивает руки на груди Казуши, — то кто его знает, что могло произойти!       Как она могла сказать им, что никто её ни к чему не принуждал? Что добровольно виделась с ним и общалась по вечерам по телефону?       Такемичи так и не смогла рассказать им правду. А теперь прячется в кустах, как какая-то… какая-то…       Её тошнит от самой себя. Трусиха — вот она кто! Может ведь пойти и проговорить с Киёмизой, как взрослые люди. Он должен понять. А если не сможет? Кому она может пожаловаться? У кого просить помощи? Мальчишки не смогут вечно оберегать её, провожая от дома до школы и обратно, получая от шестёрок Киёмасы.       Такемичи трёт глаза ладонями до разноцветных, болезненных кругов. Она поговорит с Масатаки. Сегодня же. Попросит отстать от них навсегда. Денег у неё немного, умудрилась как-то скопить восемьдесят тысяч от тех денег, что ей оставляли родители каждый месяц на еду и коммунальные услуги. Сумма маленькая, но а вдруг хватит?       Слышит вдалеке, как прозвенел школьный колокол. Через две минуты ещё раз. Такемичи сейчас нет дела до занятий. Поднимается потихоньку на ноги, отряхивая сзади юбку от пыли. Поправляет сбившуюся на груди блузку. Выдыхает и поднимает голову, удивлённо уставившись на стоящего у стены юношу. Первое, что бросается ей в глаза, это его татуировка тигра на шее и выкрашенные странным образом волосы, будто жёлтые птичьи перья, застрявшие в мазуте. Он не прячет татуировку за высоким воротом школьной формы, намеренно выставляя её на показ. И эта серёжка… Казуши ведь что-то о нём рассказывал. Вспомнить бы ещё.       — О, — выдаёт тот изумлённо, оторвавшись от телефона, — наконец-то вылезла.       — Ты, — сглатывает, облизывая сухие губы кончиком языка, — всё это время ждал меня? А зачем?       — Да просто стало интересно, кто там рыдает в кустах, — отвечает он ей легко и с мягкой улыбкой, — и это оказалась ты.       — Ты меня знаешь?       — Не-а.       — Так почему ждал? — всё ещё не понимает Такемичи. — Странный ты.       — Не странее тебя, — убирает телефон в карман своих широких штанов и отходит от стены.       С каждым его шагом в её сторону Ханагаки делает шаг назад, не отводя упрямого и настороженного взгляда.       — Ты чего делаешь? Вылезай давай.       — Не хочу.       — Ты это серьезно? — незнакомец останавливается ровно у кромки неровно стриженных кустов, протянув ей руку. — Я не кусаюсь, только если ты сама этого не попросишь.       Чего? Такемичи очумело моргает, натыкаясь спиной на стену.       — Не попрошу, — бурчит себе под нос Такемичи, отводя взгляд.       Почему, когда она так нуждается в своих мальчишках, никого из них нет рядом?       — Ты почему плакала-то? — он опускает руку, продолжая смотреть на Такемичи с любопытством. — С родителями поругалась или парень бросил? С учебой не заладилось?       — Тебе-то какая разница?       — Да просто интересно, — пожимает плечами. — Возможно, я смогу помочь тебе решить проблему или хотя бы выслушать тебя.       — Ты даже имени моего не знаешь, — говорит настороженно Такемичи. Больше она не собиралась доверять первому встречному парню.       — Так скажи мне его.       «Как все у него просто!»       — Казутора Ханемия.       — А?       — Меня так зовут. Казутора Ханемия, — зачем-то повторяет своё имя ещё раз.       — Такемичи Ханагаки.       — Мичи? — смеётся Ханемия мягко.       — Не называй меня так, пожалуйста, — просит Такемичи своего нового знакомого, стараясь явно не морщиться от противного, вязкого «Мичи».       Она и друзей своих попросила больше её так не называть.       — А как тогда тебя называть?       — Как угодно, но только не так.       — Красотуля? — да он явно издевается над ней! — Душа моя? Детка? Госпожа?..       У Такемичи горят от смущения лицо и шея. Да что он такое говорит? Совсем с головой не дружит?       — Давай остановимся на «душе»? — Такемичи хочется верить, что Ханемии быстро надоест подтрунивать над ней и он успокоится.       — Ладушки, — кивает согласно, — так что с тобой случилось, душа моя?       Такемичи понимает, что вся его забота наигранная и не стоит ни йены, но почему так хочется рассказать ему обо всем? Из-за улыбки?       — Мне уже ничем не помочь.       — Ты чем-то больна?       — Дурость не заразна, — шутит Такемичи, качая головой.       — Вот с этим бы я поспорил, — Ханемия лезет в кусты к ней. Такемичи замечает на его шее несколько тонких серебряных и позолоченных цепочек.       Ханагаки жмется к стене, когда он оказывается совсем близко. Оглядывается по сторонам, не зная, куда бежать: вправо или влево. Как спастись от этого сумасшедшего?       — Ты чего трясешься? Боишься меня?       — Немного, — старается не смотреть ему в глаза.       — Забавная ты, — улыбается Казутора, не скрывая своей радости. — Дурочка, ну чего я тебе сделаю?       — Не знаю, — едва слышно.       Возможно, попытайся она оттолкнуть его, может и получится убежать? Вот только от самой себя убежишь? Сколько это будет продолжаться? Слёзы снова начинают скапливаться на уголках глаз. Болезненные, горькие и такие ненужные.       — Плакать собралась? Даже не смей этого делать. Я совсем не умею утешать, — всполошился Ханемия, предупреждая.       — А драться?       — Чегось?       — Умеешь драться? — не удалось сдержать слёз.       Такемичи вытирает глаза руковами блузки.       — Я чертовски в этом хорош, душа моя.       — Тогда ты можешь кое-кого побить? Я заплачу, ты не думай.       — Для тебя всё что угодно, душа моя, — Казутора нежно касается её руки, поглаживая большим пальцем костяшки пальцев на её правой руке, словно пытаясь успокоить. — Назови только имя.       — Масатаки Киёмизу.