whatever happened to the young man's heart?

      Вэй Усянь прищурился, глядя на белые одежды приглашенного ученика, которые предоставили портные Гусу Лань, присланные гонцом две недели назад вместе с приглашением и нефритовым жетоном, позволяющим пройти через охрану, и придирчиво осмотрел вышивку золотой нитью, составляющую узор Сияния Средь Снегов на плечах.       — Неужели я должен носить это? — с сомнением спрашивает он, а Цзысюань-гэ на другом конце комнаты в таверне вздыхает и встречается с ним взглядом, который, как он чувствует, прожигает дыру в его голове.       — Это не зря называется специальной формой, А-Сянь, — отвечает его брат, отряхивая рукава и разглаживая одежду, чтобы проверить, как она ложится по линиям его тела, прежде чем пристегнуть ножны Суйхуа к талии. Вэй Усянь ласково закатывает глаза на это действие.       — Да, и ты заказал целый комплект дополнительных ханьфу, для ношения их под верхним одеянием, чтобы ты все еще мог носить золото, павлин, — парирует он, и Цзысюань-гэ издает обиженный звук, хоть и не отрицает подобного, поскольку это правда. — Кроме того, у учеников нашего ордена технически тоже есть форма, и мне активно запрещают ее носить, так, что я могу знать об этом?       — Ничего, — пробормотал Цзысюань-гэ себе под нос. Вэй Усянь оказывает ему большую услугу, делая вид, что не расслышал. — Зато я знаю, что ты просто расстроен из-за того, что тебе придется носить белое вместо черного.       Не то чтобы он расстроен из-за этого, но обескуражен. Вэй Усянь носил черно-красную одежду с золотыми вставками с тех пор, как Цзинь-цзунчжу нашел его, когда ему было девять лет. Он привык к ощущению того, что он телохранитель своего побратима, которого сразу можно узнать по одежде; что он человек, который говорит за Цзинь Цзысюаня, когда тот не знает, что сказать; что он тот, кто предотвратил два покушения за последний год (оба были совершены бастардами Цзинь Гуаншаня, которые, очевидно, считали, что убийство единственного законного ребенка и наследника Ланьлин Цзинь повысит их шансы быть признанными). У него есть своя роль в Башне Кои, хорошо известная, даже если люди знают только ее внешнюю сторону. Смена привычных цветов немного напоминает потерю части своей идентичности, и ему не нравится, что это заставляет его пошатнуться, словно он только сошел с твердой почвы.       Не говоря уже о том, что его роль предполагает по необходимости много красться, а эти одеяния практически светятся в темноте. Вэй Усянь раздает нечленораздельный звук, поднимая длинный свободный рукав (может, ему разрешат подворачивать рукава?) и с отвращением рассматривая его, а Цзысюань-гэ испускает очередной вздох.       — Просто надень верхнее одеяние поверх твоих обычных красных нижних одежд, — предлагает он. — Красный не будет конфликтовать с золотом, а ты сможешь сохранить некоторые из привычных тебе цветов, соблюдая при этом правила Гусу Лань.       — Со своими искусными компромиссами ты говоришь прямо как настоящий глава ордена, — поддразнивает его Вэй Усянь, но это предложение немного расслабляет его, и он вздыхает, начиная снимать с себя верхние слои одеяний. — Скоро тебе больше не понадобится, чтобы я говорил за тебя, и что тогда я буду делать?       — Неправда, — тут же протестует Цзысюань-гэ. — Ты же знаешь, что я безнадежен, как только в комнату входят другие люди.       — Так ты теперь признаешь это? — спросил Вэй Усянь, подняв бровь, и Цзысюань-гэ покраснел и бросил в него подушку. Он с легкостью ловит ее и бросает на ближайшую кровать, снова достает белое одеяние и натягивает его. — У меня сложилось впечатление, что ты все еще хочешь, чтобы я и весь орден верили, что ты великий человек со всеми лучшими чертами обоих твоих родителей, который никогда не застывал во время встречи и не называл Яо-цзунчжу неправильным именем, а также, конечно, никогда не ошибался в словах настолько сильно, что заставлял свою невесту плакать.       — Вэй Усянь, если ты сейчас не заткнешься и не начнешь собираться, чтобы уйти прямо сейчас, мы опоздаем, — говорит Цзысюань-гэ, яростно краснея, а Вэй Усянь усмехается (разрешено, они наедине и никто больше не смотрит), завязывает пояс, пристегивает Суйбянь к талии, хватает Чэньцин с низкого столика, где она была оставлена, и продевает ее через пояс с противоположной стороны от Суйбяня. Он позволяет своим пальцам задержаться на ней на мгновение дольше, чем нужно, наслаждаясь успокаивающим гулом ее присутствия — напоминающем о том, что он не только пережил все, что бросил ему Цзинь-цзунчжу, но и преуспел во всем этом, даже если он не может говорить об этом никому, кроме своего побратима и главы ордена.       Он знает, как устроен мир совершенствования. Все, что не является традиционным путем меча, они воспринимают как опасность — потому что это ересь, потому что никто еще не овладел этим, потому что это мощно, потому что это неконтролируемо, — и если бы они знали, на что он действительно способен, их реакция варьировалась бы от отвращения до прямого желания убить его. Даже тогда, когда он был ребенком, который совершенно не понимал, что темная энергия — не то же самое, что духовная. Чего бы ни сделал Цзинь-цзунчжу, сколько бы кошмаров ни было в его трехмесячном пребывании на Луаньцзан, когда он лихорадочно пытался заполнить все пробелы в своем понимании и построить настоящий путь совершенствования, не имея ничего, кроме собственной изобразительности, Вэй Усянь будет вечно благодарен этому человеку за то, что тот не только спас его и защитил, но и предоставил ему место для исследований в свое удовольствие и все ресурсы, необходимые для постоянного совершенствования. Он в долгу перед Цзинь-цзунчжу, который никогда не сможет должным образом вернуть.       Он складывает свое черное верхнее одеяние в мешочек цянькунь, в котором хранится вся его одежда и туалетные принадлежности, и засовывает его и второй мешочек (тот, в котором лежат его книги, бумага для талисманов, киноварь и другие материалы для исследований; возможно, он не сможет практиковать темный путь, пока он будет в Гусу, но, по крайней мере, он сможет продолжать работу над другими своими изобретениями) в свое ханьфу.       — Хорошо, — говорит он более серьезно, расправляя плечи и поворачиваясь к названному брату. — Я готов идти, когда будешь готов ты.       Они остановились в таверне в Цайи, расположенном у подножия горы, на которой находятся Облачные Глубины, на последнюю неделю, после раннего прибытия в Гусу. Не все время они проводили в досуге — три дня назад они ушли на ночную охоту в этой местности и наткнулись на пару учеников Гусу Лань, которые были рады, что им помогли разобраться с непонятной группой лютых мертвецов неподалеку, — но в основном они провели последние несколько дней, изучая город и окрестности, привыкая к местному диалекту и еде. И к вину, конечно, — в здешних лавочках подают напиток под названием Улыбка Императора, что является лучшим на вкус алкоголем, который Вэй Усянь когда-либо пил. Жаль, что он не сможет взять его с собой в Облачные Глубины, но, по крайней мере, он сможет спуститься в город, когда у него не будет занятий, и выпить.       (Цзысюань-гэ считает, что он слишком много пьет. Вэй Усянь так и не придумал, как объяснить ему, что с тех пор, как он выбрался с Луаньцзан, если он не пьет, каждое движение в уголке его глаза превращается в лютого мертвеца, которого он не контролирует, в духа, который хочет овладеть им, в угрозу, от которой ему придется отбиваться голыми руками. Прошло полтора года с тех пор, как он вышел из ада, будучи первым человеком, который когда-либо делал это, и он понимает, почему это было необходимо, он знает, что его опыт там был причиной того, что он смог, наконец, правильно освоить темное совершенствование. Но иногда, когда он не может заснуть от кошмаров, он жалеет, что не смог отказаться. Хотел бы он отказаться от всех своих впечатляющих успехов и стать обычным учеником Ланьлин Цзинь, не заботясь ни о чем на свете, кроме своего совершенствования.       Это эгоистичная мысль. Он — секретное оружие своего ордена, его защита от опасностей со стороны Цишань Вэнь и любого другого ордена, который может попытаться сместить его. Тем не менее иногда ему хочется).       В общем, Вэй Усянь с нетерпением ждет лекций. Обычно на уроки Гусу Лань допускаются только ученики внутреннего клана, наследники и старшие ученики, но его статус названного брата Цзинь Цзысюаня означает, что к нему должны относиться как к члену семьи (неважно, что Цзинь-цзунчжу никогда не признает этого, если он действительно имел в виду подобное, у Вэй Усяня есть родители, и ему не нужны еще одни — честно говоря, так даже лучше, слухи о том, что он бастард Цзинь-цзунчжу и так отвратительны), а его недавние изобретения означают, что никто не сможет притвориться, что он не заслуживает места здесь. Он один из лучших заклинателей своего поколения — ему шестнадцать лет, и он занимает четвертое место в списке самых красивых господ в мире совершенствования, уступая лишь своему брату и Двум несравненным Нефритам клана Лань, — и даже если они не знают всего этого, то знают достаточно, чтобы позволить ему занять свое место здесь.       Он действительно — искренне — жаждет учиться. И, возможно, даже найти партнера для некоторых своих экспериментов, потому что Цзысюань-гэ начал отказываться помогать ему после того, как первый эксперимент взорвался, а на себе он может испытать не так уж много вещей.       И, ладно, может быть, он жаждет увидеться с Лань Ванцзи.       Он познакомился с Двумя Нефритами три года назад, когда они и их дядя, действующий глава ордена, пришли посмотреть на церемонию побратимства между ним и Цзысюанем-гэ. Лань Сичэнь вел себя тепло и по-человечески, общался с гостями и с самими Вэй Усянем и Цзысюанем-гэ со всем самообладанием и изяществом главы ордена. Лань Ванцзи, напротив, стоял в стороне от всего этого, наблюдая за праздником с пустым выражением лица, и единственный раз, когда он проявил хоть какие-то эмоции, это когда он поздравил Вэй Усяня с его мастерством фехтования. Его лицо не изменилось, но в словах прозвучала искренность, которой раньше не было.       Вэй Усянь не переставал говорить об этом три дня.       Но сейчас он старше и лучше понимает ограничения, под которыми действует, чем когда ему было тринадцать. И поэтому не имеет значения, что Лань Ванцзи сейчас так же красив, как и тогда (по слухам, так оно и есть), потому что…       Ну… Не стоит думать об этом. Он решит, что делать с Лань Ванцзи, когда дойдет до этого. Второй Нефрит клана Лань, вероятно, даже не помнит, что встречался с ним.       Он и Цзысюань-гэ покидают таверну и направляются к выходу из города, после чего достают свои мечи и встают на них. Ступени к Облачным Глубинам крутые, а путь длинный, и это будет плохим первым впечатлением — прибыть, тяжело дыша и опоздав, к тому же из-за того, что потратили весь день на поход; они просто уберут свои мечи вдали от ворот. Сегодня хороший день для полета, теплый и с легким ветерком в воздухе, и Вэй Усянь проглотил детское искушение вызвать Цзысюаня-гэ на гонку. Он делал это еще до того, как они стали названными братьями, до того, как он стал телохранителем, до того, как он по-настоящему понял свои обязанности, и воспоминания о том, как они летали по воздуху на бешеной скорости, бросая друг другу вызов во все более смехотворных маневрах и наблюдая, кто из них первым не справится и потеряет контроль, до сих пор живут под его кожей теплом, которое никогда не исчезнет. Он любит летать, любит высоту и ощущение ветра в лицо, любит свободу, то, как он может притвориться, что у него нет никаких обязанностей, и забыть обо всем стрессе своего положения хотя бы на несколько мгновений. Он хотел бы иметь повод летать чаще, но ему приходится проводить большую часть времени в Башне Кои, а это не совсем подходящая среда для случайных полетов на мече.       А, ну… По крайней мере, у него есть это.       Полет не продлился и часа, прежде чем они были вынуждены приземлиться и предъявить свое приглашение и жетон страже. Цзысюань-гэ представляет их обоих, и хотя он выглядит так, словно ему засунули Суйхуа в задницу, все, что он делает и говорит, — совершенно правильно, поэтому Вэй Усянь позволяет ему говорить и вместо этого осматривает барьер. Он чувствует его силу, но, похоже, у него не так много точек опоры — вероятно, он сможет пробить их с помощью одного из своих талисманов-бабочек, что говорит о не слишком хорошем состоянии безопасности Облачных Глубин.       — Вход запрещен с семи вечера до семи утра, — говорит ученик у ворот, и Вэй Усянь делает пометку на случай, если ему понадобиться улизнуть. — Отбой наступает в девять вечера. Если у вас возникнут вопросы о правилах ордена Гусу Лань — они обязательны для всех, кто пребывает в Облачных Глубинах, — вы сможете прочесть их на каменной стене рядом со входом.       — Спасибо, — говорит Вэй Усянь, когда кажется, что Цзысюань-гэ не собирается ничего говорить. Прежде чем ученик уступает им дорогу и жестом руки приглашает их войти, он подталкивает брата локтем, и они оба вежливо кланяются, а после этого сам он с любопытством оглядывается по сторонам, пройдя через ворота и оказавшись внутри Облачных Глубин.       Ну, почти. В этот момент Вэй Усянь видит стену с начертанными на ней правилами, о которых уже говорилось. Их там три тысячи, и он кривится, с любопытством пробегая глазами по словам. Бегать запрещено, читает он. Кричать запрещено. Алкоголь запрещен. Драки без разрешения запрещены. Сплетничать запрещено. Сидеть неправильно — запрещено. Высокомерие запрещено. На последнем он улыбается.       — Ты видишь это, Цзысюань-гэ? — спросил он негромко, положив одну руку на рукоять Суйбяня. — Высокомерие запрещено. Я вижу, что тебе здесь придется несладко.       — Алкоголь запрещен, — цитирует Цзысюань-гэ в ответ. — Драки без разрешения запрещены. Не опаздывать. Не вставать после пяти утра. Тебе будет хуже.       — Я никогда не опаздываю, когда это важно, — возражает Вэй Усянь, и это даже не ложь. Его действительно легко отвлечь, когда он проводит эксперименты в своей рабочей комнате, но он старается не отвлекаться и приступает к работе всякий раз, когда Цзысюань-гэ нуждается в нем. В конце концов, он серьезно относится к своим обязанностям и обещал вести себя в Облачных Глубинах наилучшим образом.       Кроме того, Цзинь-цзунчжу хочет, чтобы он осмотрел и изучил Облачные Глубины, те их части, куда главам орденов не разрешено заглядывать из-за того, что они бывают в резиденциях друг друга только во время переговорных собраний, важных встреч и банкетов. Он попросил Вэй Усяня выяснить, существует ли запретная комната, о которой ходили слухи, в библиотечном павильоне Облачных Глубин, и попытаться проникнуть туда, если это возможно. От чего, конечно, Вэй Усянь не откажется: он никогда не отказывался от приказов, отданных ему главой ордена, и никогда не станет; но если его поймают… ему придется просто выдать это за личное любопытство, разумеется, превратить это в нарушение правил, потому что он хотел этого. Эта мысль оставляет неприятный привкус во рту, но подобное — единственный выход, кроме признания, что у Цзинь-цзунчжу есть некоторые замыслы, чего он сделать не может.       Лучше вообще не попадаться. Ему придется быть осторожным, засечь время патрулей и составить схему защитных полей, которые они наверняка расставили по всей горе.       — Я знаю, — отвечает Цзысюань-гэ более серьезно и тонко улыбается Вэй Усяню. — Пойдем, нам нужно найти наши комнаты и устроиться, думаю, у нас есть час до начала церемонии приветствия.       Церемония приветствия очень важна, и они не посмеют рисковать опоздать на нее. Все наследники великих орденов все равно будут со своей свитой (единственная причина, по которой у них с Цзысюанем-гэ нет свиты, заключается в том, что одного Вэй Усяня достаточно в качестве сопровождающего, и к тому же ему удалось убедить брата, что прибытие с группой внешних учеников в качестве слуг в другой орден, где ценится бережливость, будет плохим первым впечатлением), чтобы вручить свои подарки, которые, конечно же, для того, чтобы отблагодарить Гусу Лань за гостеприимство, и не прийти вовремя, чтобы вручить их, было бы невероятно оскорбительно. Это будет их официальное представление Лань Цижэню, как действующему главе ордена и старейшине, отвечающему за обучение приглашенных учеников, хотя большинство наследников, вероятно, уже беседовали с ним хотя бы немного в прошлом, на мероприятиях ордена. Единственное, что у Вэй Усяня было с этим человеком, так это вежливое приветствие и благодарность за его поздравления на церемонии побратимства, но он, по крайней мере, видел его на других мероприятиях, когда был тенью на заднем плане, следящей за тем, чтобы Цзысюань-гэ был в безопасности и не совершал никаких колоссальных социальных ошибок. (У него они весьма хорошо получаются. Например, доведение Цзян Яньли до слез во время многочисленных поездок на Пристань Лотоса, несмотря на то, что они прекрасно ладят, когда Цзысюань-гэ не думает о том, что у него нет выбора, кроме как жениться на ней, и что мир считает ее ущербной из-за ее низкого уровня совершенствования.)       Он все равно не будет много говорить во время церемонии. Его работа заключается в том, чтобы стоять, кланяться, предлагая набор редких книг, которые Цзинь-цзунчжу выбрал в качестве подарка. Цзысюань-гэ будет в порядке во время формальностей; он всегда хорошо действует, когда у него есть сценарий, которому он должен следовать, и хуже всего, когда он находится в более непринужденной ситуации. Пока он может общаться с людьми как наследник ордена, он чувствует себя комфортно, даже уверенно, по крайней мере, по большей части; возможно, он научится общаться с другими наследниками как с друзьями за эти месяцы пребывания в Гусу, хотя Вэй Усянь сомневается в этом. Он просто будет гордиться, если его брат сможет продержаться весь период лекций, не доведя Цзян Яньли до слез, если та, конечно, здесь.       Помещения для приглашенных учеников находятся на небольшом расстоянии от основного комплекса, в обрамлении деревьев; белые здания, отделанные темным деревом, дорожки из белого камня, атмосфера покоя, царящая на всей территории. В комнате, которую они с Цзысюанем-гэ будут делить, все по-спартански красиво: две кровати по разные стороны от основной зоны, отгороженные ширмами и занавесками, полки и стол с ковриками в главной комнате, окно в задней части, выходящее на двор, та же цветовая гамма темного дерева, белого и светло-голубого цвета, что и везде. Вэй Усянь молча занимает кровать справа, обходит ширму и складывает ее наполовину, осматривая место, что станет его личным пространством на следующие несколько месяцев. Низкая деревянная кровать с плотным одеялом и квадратной подушкой занимает большую часть, но есть также стойка для мечей, несколько полок для хранения ханьфу и узкий столик, придвинутый к дальней стене.       Неплохо, особенно для гостевых покоев, но будет неудобно, когда он захочет поработать над своими талисманами. Экспериментальные разработки имеют свойство давать обратный эффект, а Цзысюань-гэ так раздражается по этому поводу. Ему придется осмотреть павильон библиотеки и выяснить, есть ли там места, которые он мог бы использовать для работы.       Вэй Усянь достает мешочки цянькунь, в которых хранятся его одеяния, вытаскивает их и раскладывает по полкам, а сам мешочек кладет на нижнюю полку под запасные сапоги и выпрямляется. В дальнем конце комнаты Цзысюань-гэ все еще возится с одеждой — он так же придирчив к внешнему виду, как и к своей еде, — а Вэй Усянь, наблюдая за ним с минуту, улыбается.       — Похоже, здесь не будет места для учебы, — говорит он и видит момент, когда его брат соединяет учебу с экспериментом. — Полагаю, мне придется работать в библиотеке, если разрешат.       — Слава богу, — отвечает Цзысюань-гэ. — Ты и так потратил достаточно времени, чтобы стереть пепел с моих ханьфу, и твой обычный уровень беспорядка не отмоет белые одеяния так же хорошо, как золотые.       — Вот почему я ношу черное, — легкомысленно говорит ему Вэй Усянь. — Тебе следует попробовать как-нибудь.       — Ни в коем случае, — фыркает его брат, задирая нос и поворачиваясь к двери с драматическим взмахом рукавов. — Черное ужасно смотрится с цветом моего лица.       — Ты говоришь как Не Хуайсан, — рассеянно отвечает Вэй Усянь. Он встречался с младшим братом главы ордена Цинхэ Не пару раз, и все, о чем он говорит — сплетни, мода и искусство. (Он думает, что они бы поладили, будь у них такая возможность. Не Хуайсан любитель посплетничать, а Вэй Усяня учили и он сам приучил себя наблюдать за всеми, стараться увидеть все; они оба художники, хотя у Вэй Усяня не так много свободного времени, как ему хотелось бы. Но его первым приоритетом всегда должен оставаться его названный брат, а вторым же — его орден, и поэтому заводить друзей вне своего клана — потеря времени, на которую у него нет возможности; не тогда, когда он параллельно пытается продолжить свое темное совершенствование.)       — Если речь идет о моде, то, пожалуй, сравнение с Не Хуайсаном — комплимент, — говорит Цзысюань-гэ. — Если ты готов, то нам пора идти.       Сама церемония приветствия проходит в одной из главных комнат для лекций. Ученики Гусу Лань показывают им дорогу; они прибыли последними, хоть и не опоздали, и они — единственные без свиты, о чем свидетельствует группа учеников, толпящихся во дворе перед лекционным залом, одетых в свои собственные одеяния, а не в ханьфу приглашенных учеников Гусу Лань (Вэй Усянь завидует их собственному выбору одежды). Цзысюань-гэ пронесся мимо группы с высоко поднятой головой и одной рукой на рукояти Суйхуа, и они быстро расступились, чтобы освободить ему место на приподнятой деревянной дорожке, ведущей в лекционную комнату. Вэй Усянь идет справа от его плеча, в руках у него изящная золотая шкатулка с подарком, который Цзинь-цзунчжу прислал вместе с ними. Он скучает по своему обычному черному, как по потерянной конечности, когда взгляды других скользят по нему, его лицу, его мечу и его дицзы; одежда, на самом деле, не поможет скрыть его, не здесь, не сейчас, когда шепотки уже начинают раздаваться вслед за ним, но дело в принципе в том, что если бы он действительно захотел, то он мог бы уйти в тень и не попадаться никому на глаза.       Мир шепчется о нем еще с тех пор, как его привезли в Башню Кои девятилетним ребенком. Но это не значит, что он до сих пор не чувствует себя неловко.       Лекционная комната большая, с возвышением в задней части, где за столом сидит Лань Цижэнь. Другие столы расположены аккуратными рядами по всей комнате с промежутком в три человека по центру, большинство из них заняты либо учениками Гусу Лань, либо приглашенными учениками из других трех великих орденов. Вэй Усянь замечает Цзян Яньли и Цзян Ваньиня, стоящих за парой столов слева, Не Хуайсана за другим столом, обмахивающего себя веером, пару учеников Цинхэ Не рядом с ним, а за первым столом в левой половине комнаты сидит сам Лань Ванцзи, сохраняющий идеальную осанку. Цзысюань-гэ подталкивает его, чтобы он не отвлекался на разглядывание (впрочем, не его вина, что Второй Нефрит клана Лань абсолютно безупречен), и Вэй Усянь следует за братом к двум свободным столам справа, ставит свою шкатулку на стол, а затем занимает правильную позу слева от него.       Сама церемония проста. Все группы учеников кланяются Лань Цижэню в знак уважения, а действующий глава ордена Гусу Лань признает это наклоном головы. Затем старшие ученики Гусу Лань, стоящие по обе стороны помоста, жестом приглашают их начать, и один за другим наследники кланов выходят вперед.       Первым выходит Цзян Ваньинь в сопровождении человека, который, должно быть, является старшим учеником его ордена; шкатулка, которую предлагает ученик после того, как они завершают свои поклоны и Цзян Ваньинь выразил приветствие, сделана из темного дерева без украшений и предоставлена без каких-либо иных слов, и один из старших учеников забирает ее у них и уносит, чтобы поставить рядом со столом Лань Цижэня. Второй приветствующий орден — Цинхэ Не, и Не Хуайсан выходит вперед с Мэн Яо, помощником Не-цзунчжу и одним из многочисленных внебрачных детей Цзинь-цзунчжу. (Вэй Усянь был в Башне Кои на праздновании дня рождения Цзысюаня-гэ в тот день, когда Мэн Яо пришел просить признать его. Зрелище было не из приятных. Он рад, что ему все же удалось получить должность в ордене.) Подарок, который преподносит Мэн Яо, представляет собой темно-серый покрытый глазурью горшок, и он описывает его и сравнивает с Лань Цижэнем в нескольких красноречивых словах.       — Он хороший оратор, — бормочет Вэй Усянь Цзысюаню-гэ, пока Мэн Яо предлагает горшок и темно-красную шкатулку другому старшему, игнорируя шепот о его наследии, доносящийся из угла комнаты, и Цзысюань-гэ хмыкает в знак согласия.       А затем представители Цинхэ Не возвращаются к своим столам, и старший ученик Гусу Лань кричит:       — Ланьлин Цзинь отдает приветствия!       Вэй Усянь наклоняется, чтобы взять доверенную ему шкатулку, и ждет, пока Цзысюань-гэ остановится в центральном проходе, а затем выходит из-за стола и встает у плеча брата, в двух шагах позади. Они вместе делают обычный поклон, после него низкий, а затем Цзысюань-гэ выпрямляется и говорит:       — Я Цзинь Цзысюань из Ланьлин Цзинь и я привез с собой подарок из нашей внутренней клановой библиотеки…       Хлопок двери, открывающейся за ними, прерывает его.       Вэй Усянь поворачивается, его сердце замирает в горле, а руки крепко сжимают шкатулку, когда группа заклинателей Цишань Вэнь входит в комнату, освобождая место для двух молодых людей и женщины в богатых красно-черных одеждах. В первом вошедшем мужчине с кислым лицом и экстравагантным мечом узнаваем Вэнь Чао, второй наследник Цишань Вэнь, а женщина лишь чуть менее известна — Вэнь Цин, любимая племянница Вэнь Жоханя, уже известная как лучший врач в своем ордене, несмотря на свою молодость, но третий с ними, молодой человек, несущий их подарок, — это лицо, которое Вэй Усянь никогда раньше не видел. Он слегка выступает перед Цзысюанем-гэ, когда они вдвоем отступают от прохода (как бы ни были напряжены его мышцы, как бы ни приходилось стискивать зубы, чтобы просто отойти), хоть он и не глядя знает, что за его спиной будет неодобрительное лицо его названного брата.       Напротив прохода Лань Ванцзи напрягается, когда Вэнь Чао выходит вперед, его рука ложится на рукоять меча. Хотя его лицо по-прежнему ровное, как полированное стекло, морщинки вокруг глаз напряглись, а губы сжались — и он не единственный, кто реагирует подобным образом, о чем свидетельствуют явные признаки раздражения на лицах присутствующих в комнате. Заклинатели Цишань Вэнь известны тем, что набрасываются на всех, но вторгаться без предупреждения в резиденцию другой великой ордена — это грубость, выходящая за рамки обычного.       В передней части комнаты стоит Лань Цижэнь, его лицо абсолютно спокойно.       — Вэнь-гунцзы, — говорит он низким голосом, — Гусу Лань не был поставлен в известность о том, что Цишань Вэнь в этом году пошлет своих учеников на наши лекции. Было бы правильнее, если бы ваша группа послала весть заранее и прибыла вовремя вместе с остальными, — это смело с его стороны — отчитывать Вэнь Чао, несмотря на нанесенное оскорбление; власть в этой комнате не принадлежит действующему главе ордена, как это должно быть.       — Вы должны быть польщены нашим присутствием здесь, Лань-сяньшэн, вне зависимости от того, прибыли мы вовремя или нет, — резко говорит Вэнь Чао. — Не то чтобы это имело значение. Я здесь не для того, чтобы посещать ваши лекции — зачем мне это? Цишань Вэнь обучает других, а не наоборот.       — Тогда зачем вы прибыли в Облачные Глубины?       — Я… сопровождаю кое-кого, — отвечает Вэнь Чао, наклоняя голову в сторону Вэнь Цин и улыбаясь холодно, жестоко и с весельем. — Моя двоюродная сестра пришла поприветствовать Лань-сяньшэна.       Вэй Усянь ставит шкатулку.       Он не должен говорить, не должен вмешиваться, потому что, пока все они будут молчать, беспорядок быстро закончится, но он видел, как великие ордена молчали и годами просто позволяли Цишань Вэнь проходиться по ним повсюду. Даже Цзинь-цзунчжу, несмотря на то, что назвал Вэй Усяня своим оружием против их тирании, никогда не действует и не вмешивается, когда Вэнь Сюй, Вэнь Чао и другие посещают башню Кои, и с каждым разом это только больше расстраивает. В последний раз, когда Вэнь Чао пришел в башню Кои, ученики пострадали только за то, что пытались запретить ему доступ к секретам ордена. А теперь это прерывание. (Было бы так легко потянуться к Чэньцин прямо сейчас, выпустить энергию обиды, которая никогда не бывает далеко от него, когда он в ней нуждается, — но сейчас не подходящее время; и если он позволит хоть малейшей капельке обиды просочиться вокруг Гусу Лань, это будет означать катастрофу как для него самого, так и для его ордена.)       — Ланьлин Цзинь отдавал приветствие, когда вы вошли, — говорит он так легко, как только может, делая полшага вперед и не обращая внимания на Цзысюаня-гэ, шипящего ему его имя на ухо. Все взгляды в комнате устремляются на него, включая Вэнь Чао (и Лань Ванцзи), а он знает, как это делать — удерживать напряжение в помещении в своих руках. — Вот уже два великих ордена ты оскорбил за последние несколько минут, — томная улыбка. И: — Уверен, если Вэнь-гунцзы захочет, то он сможет оскорбить и два других. Разве это не впечатляет?       Глаза Вэнь Чао вспыхивают, и он рычит, его рука ложится на рукоять меча.       — Кто этот… пес? — требует ответа он, и Вэй Усянь отвешивает ему поклон, точно соответствующий уровню вежливости, который требуется от наследника великого ордена по отношению к другому. Он редко использует для этого свое побратимство — он не наследник и не стал бы им, даже если бы Цзинь-цзунчжу действительно должным образом принял его в семью, — но Вэнь Чао не может его в этом упрекнуть, и это так приятно.       — Вэй Усянь из Ланьлин Цзинь, — представляется он. — Названный брат Цзинь Цзысюаня. Несправедливо названный псом.       Кто-то позади него хмыкает.       — Может, тогда мне стоит звать тебя никем? — усмехаясь, спрашивает Вэнь Чао и делает шаг назад. — Как ты смеешь меня перебивать?       Вэй Усянь скрипит зубами, сжимая одну руку за спиной. Конечно, именно этого он и ожидал, высказываясь; конечно, Вэнь Чао, сын Вэнь Жоханя, будет считать себя абсолютно неприкасаемым, выше правил, способным делать все, что он, черт возьми, захочет, и оскорблять, кого захочет, без последствий, а ордена только поощряют это, когда на кону стоят их секреты и их жизни, а не только их гордость и честь — однако от этого гнев глубоко в его груди не становится меньше. Возможно, сейчас ему следовало бы отступить, он знает, но ему недостаточно склонить голову и принять оскорбления, брошенные в сторону его дома. Он не будет делать этого здесь, сейчас, когда позорят его орден.       — Как я посмел перебить тебя? Ты ворвался во время церемонии открытия, традиции, которая длится уже много веков, — отвечает Вэй Усянь. — Ты оскорбил честь и гостеприимство ордена Гусу Лань, пренебрегая их правилами и, более чем вероятно, навязав свой приход. Ты оскорбил честь ордена Ланьлин Цзинь, посчитав наше приветствие низким и неважным по сравнению с вашим собственным, — он делает паузу для эффекта, делает вдох. — Так вот как Цишань Вэнь обучает других?       — Ты…! — Вэнь Чао выхватывает меч из ножен, и со звоном металла его ученики следуют его примеру (все, кроме Вэнь Цин и молодого человека с ней). Вэй Усянь вытаскивает Суйбянь наполовину по укоренившемуся инстинкту, вес меча приятно ощущается в руке, и он занимает оборонительную позицию, не отрывая взгляда от Вэнь Чао, чтобы оценить ситуацию. Десять заклинателей Цишань Вэнь, не считая Вэнь Чао, с мечами наготове, в тесном кругу; без пространства для маневров, которых он любит, ему придется дать им равные шансы. Учитывая Цзысюаня-гэ, который присоединится, если дело дойдет до драки (не то чтобы он начинал ее; это было бы основанием для мести со стороны самого Вэнь Жоханя, что могло бы принести ордену неисчислимый вред), он не находится в реальной опасности. — Ланьлин Цзинь явно не знают этикета. Я преподам вам урок.       — Ах, ах, Вэнь-гунцзы, — говорит Вэй Усянь, когда заклинатели Вэни подбираются ближе. — Драки без разрешения запрещены. Разве ты не читал правила?       Лицо Вэнь Чао темнеет, но прежде чем он смог заговорить снова, Лань Цижэнь крикнул:       — Хватит! — предупреждение, и Вэй Усянь принимает его, хотя это заставляет его руку почти до боли сжимать рукоять Суйбяня. — Как действующий глава ордена Гусу Лань и учитель в этом классе, я не позволю обнажать оружие в месте для обучения, — он делает еще один шаг вперед, и Вэй Усянь стискивает зубы, возвращает Суйбянь в ножны и с поклоном извиняется перед Лань Цижэнем. Проходит еще мгновение, прежде чем заклинатели Цишань Вэнь убирают свои мечи в ножны, и никто из них не сдвигается с места, пока Вэнь Чао наконец не делает это, но, похоже, даже второй наследник Цишань Вэнь знает, что лучше не выступать против главы ордена в его собственной резиденции. — Вэнь-гунцзы, если вы здесь не для участия в качестве приглашенного ученика, пожалуйста, выйдите наружу вместе с остальной своей свитой. Ученики, присоединившиеся к лекциям, могут остаться для привествия.       Женщина, Вэнь Цин, шагнула вперед, прежде чем Вэнь Чао успел снова раскрыть свой рот.       — Я Вэнь Цин из Цишань Вэнь, а это мой диди, Вэнь Нин, вежливое имя Цюнлинь. Мы просим прощения у Лань-сяньшэна за неожиданное появление и просим его разрешения посещать лекции Гусу Лань, — она кланяется, безупречно и правильно, а ее младший брат издает изумленный звук и сам склоняется в глубоком поклоне, после выпрямляясь и протягивая шкатулку, которую нес. — Так как мы новички в Облачных Глубинах, мы не знакомы с вашими правилами. Пожалуйста, дайте нам возможность доказать наше уважение к вашему ордену и вашим наставлениям.       На мгновение воцаряется тишина, затем Лань Цижэнь вздыхает и кивает, протягивая руку, чтобы взять шкатулку у Вэнь Цюнлиня.       — Я принимаю ваши извинения, — говорит он, наконец, со вздохом. — Для вас и ваших учеников будет предоставлено место в покоях приглашенных учеников. Пожалуйста, постарайтесь не опаздывать на сами лекции, когда они начнутся.       — Благодарю вас, Лань-сяньшэн, — отвечает Вэнь Цин. Она снова кланяется, после поворачивается и направляется к выходу, ее брат следует за ней. Вэнь Чао окидывает весь класс последним язвительным взглядом, затем поворачивается на пятках и стремительно выходит, его ученики удаляются за ним, и напряжение как будто мгновенно исчезает из комнаты; Вэй Усянь делает длинный вдох, заставляя свои мышцы расслабиться, и снова поворачивается лицом в комнату.       — Это, — шипит Цзысюань-гэ, его голос звучит громче, чем предполагалось, во внезапно наступившей тишине, — было безрассудством и глупостью, А-Сянь.       Вэй Усянь сглатывает и бормочет:       — Я знаю, — он действительно знает, и по тому, как Цзысюань-гэ смотрит на него, когда он наконец поворачивается, чтобы посмотреть на побратима, он осознает, что брат тоже знает и понимает. Что Цзысюань-гэ также понимает причины, по которым он должен был говорить, даже если это и было рисково. Все из-за одной из их близких друзей, Ло Циньян (которой не разрешалось посещать лекции из-за ее статуса внешнего ученика), которая была втянута в потасовку, вспыхнувшую во время последнего визита Вэнь Чао в Башню Кои, и получила за это травму. Он вздыхает, нагибается, чтобы забрать оставленный им подарок, и отступает в проход между партами. — Лань-сяньшэн, позвольте этому вручить подарок Ланьлин Цзинь и извиниться за неприятности, которые он мог причинить вам и вашему ордену, — он кланяется и протягивает узкую золотую шкатулку, и один из старших учеников делает шаг вперед и принимает ее от него с благодарственным кивком.       — Цишань Вэнь хорошо осознают свою силу, — говорит Лань Цижэнь через мгновение, испуская долгий вздох. — Когда они ищут повод, чтобы воспользоваться ею, даже молчание может спровоцировать их. Ваши извинения приняты, Вэй-гунцзы, но я попрошу вас воздержаться от провоцирования дальнейших конфликтов с ними во время вашего пребывания здесь.       — Да, Лань-сяньшэн, — отвечает Вэй Усянь, наклонив голову в знак благодарности за выговор, и возвращается за свой стол. Могло быть и хуже, полагает он; действующий глава ордена Гусу Лань мог обвинить его в том, что едва не вспыхнула драка, хотя на самом деле он помог им, заговорив тогда. Он дал Вэнь Чао повод для гнева. (Цзинь-цзунчжу будет в ярости, если узнает об этом; Ланьлин Цзинь — великий орден с самым тесным союзом с Вэнь Жоханем и Цишань Вэнь, и поэтому ему меньше всего стоит бояться. Если Вэй Усянь будет действовать слишком решительно, ситуация может измениться.)       Когда он снова посмотрел в сторону зала, Лань Ванцзи, прекрасный Второй Нефрит клана Лань, наблюдал за ним с непостижимым выражением лица. Он действительно заслужил свою репутацию, подумал Вэй Усянь, и тут Лань Ванцзи наклонил голову в безошибочном крошечном, но одобрительном кивке, после чего снова повернулся лицом к залу.       Тепла, разливающегося по груди Вэй Усяня при этом признании, было почти достаточно, чтобы рассеять дрожь в мышцах, оставшуюся после близкого боя.       Когда церемония приветствия официально закончилась, Лань Цижэнь отпустил класс, и Вэй Усянь последовал за Цзысюанем-гэ из комнаты на свежий бодрящий воздух. У них еще есть несколько свободных часов до отбоя, достаточно времени, чтобы исследовать Облачные Глубины и сориентироваться; очевидно, что именно это Цзысюань-гэ и собирается сделать, судя по тому, как он направился по ближайшей тропинке через скопления зданий, заложив руки за спину.       — Цзысюань-гэ, — говорит Вэй Усянь, привалившись к брату, — ты не расскажешь Цзинь-цзунчжу, что я спровоцировал Вэнь Чао?       Цзысюань-гэ вздыхает, но его лицо смягчается, и он кладет руку на плечо Вэй Усяня.       — Я ничего не скажу об этом фуциню, — соглашается он, — если только ты поклянешься больше так не говорить. Ты привлек к себе слишком много внимания.       — Я знаю, знаю — но все уже знают, что я защищаю тебя и наш орден, не будет ли подозрительнее, если я ничего не сказал бы? Не похоже, что кто-то здесь сможет понять… это, — и он делает жест одной рукой. — Было бы неуважительно с их стороны просить осмотреть Чэньцин, и я не собираюсь привлекать внимание к своему совершенствованию.       — Твое совершенствование привлечет внимание, как только ты что-нибудь сделаешь с помощью него, А-Сянь, — отвечает Цзысюань-гэ. — Ты сильнее и искуснее меня, а учитывая твое прошлое и слухи…       Ему не нужно говорить дальше.       — Я не дам им повода смотреть слишком пристально. Я занимаюсь этим уже пять лет, я знаю, как быть осторожным. — Вэй Усянь улыбается и поднимает три пальца перед головой, говоря: — Обещаю, что ничего из того, что я сделаю, не отразится на тебе плохо.       — Неужели так трудно поверить, что я беспокоюсь о тебе? — ворчит Цзысюань-гэ. — Моя репутация и так в полном порядке, но я знаю, что вы с фуцинем строили планы до того, как мы покинули башню Кои, и я знаю, что он требует от тебя больше, чем следует. Если тебе нужна помощь, скажи мне. Мы можем работать вместе.       Они не могут. Вэй Усянь никогда бы не рискнул вовлечь в это своего брата, и он знает, что Цзысюаню-гэ это тоже известно. Дело не только в том, что все, что он сделает, повредит репутации Цзысюаня-гэ или что его действия, которые он планирует, против правил и могут быть опасными в зависимости от того, насколько строго Гусу Лань охраняет свои секреты; дело в том, что связь с Вэй Усянем опасна, если вы знаете его секреты. Если кто-нибудь здесь узнает о том, чем на самом деле является Чэньцин, или об энергии обиды, которая никогда не покидает его тело, даже когда он активно направляет свою духовную силу, или об экспериментах, которые он проводил, и о способностях, к которым он вернется, если на него надавят… любой намек на то, что он не по своей воле пришел к темному совершенствованию, обернется скандалом, который Ланьлин Цзинь и сам Цзысюань-гэ не могут себе позволить.       Поэтому Вэй Усяню приходится работать в одиночку.       — Я знаю, — говорит он, пренебрежительно махнув рукой. — Но он не просил меня ни о чем сложном. Слушай, вся эта ситуация была… напряженной, я собираюсь пойти и попытаться расслабиться, ты не против? Я вернусь в нашу комнату к отбою.       Прежде чем брат успевает что-то сказать, он ускользает (не убегает, спасибо большое, он ведь читал правила в конце концов), возвращается по тропинке обратно тем путем, которым они пришли, и ищет кратчайший путь к лесу и задней половине горы, менее населенной и более открытой. Вэни в Облачных Глубинах, Цзысюань-гэ, беспокоившийся о нем в первый день, приказ Цзинь-цзунчжу о запретной комнате, существование Лань Ванцзи в общем…       В ближайшие несколько месяцев ему будет о чем беспокоиться. По крайней мере, ему не будет скучно.