Клятва рыцаря.

Подданные не раболепствуют, а подчиняются. Между этими словами лежит тонкая грань понятий. Тихие шепотки аккуратно ползли по толпе, а Руи аккуратно старался поймать каждое слово. Конечно же, ему было интересно, каково мнение людей, не относящихся к дворянству, по поводу его любезно милого короля. Пока что слежка вполне удовлетворяла рыцаря, и скупыми отзывами работяг он сладостно ублажал свои уши. Раболепие — святая привычка и вера в правоту. Человек необязательно будет любить свою верность, но непременно будет идти за ее хозяином, стремясь в угоду ему свершать абсолютно любые дела, безумны те, или же нет. Именно эта беззаветная преданность являет миру главную проблему. Иногда, даже простого привыкания к подчинению достаточно, чтобы обеспечить слепое исполнение любой воли господина. По темному, пропахшему сыростью и грязью переулку шел юноша, облаченный во все черное. Он скупо оглядывался по сторонам, аккуратно и неприметно ловя на себе неприязненные взоры голодного скопища бедных глоток. Как же ему повезло: парень умудрился занять место под солнцем и теперь, словно кот, грелся в его холодных лучах. Эта звезда не отдавала тепло и вовсе не походила на звезду, поэтому он никогда не был уверен, что именно за ней ему надо идти. Подчинение — сласть выбора. Даже бунтари знают свою грань, тонкие восстания души во силу лучшего положения. Человека можно заставить подчиняться силой, сладкими речами или же ультиматумом. Ничто не заменит действительного желания к благосклонности высшего. Выше короля один лишь бог. Но ниже некоторых правителей только ад. Камиширо завернул за угол, гонимый сладким ароматом свежеиспеченного хлеба. Пахло с рыночных участков. Все утро Руи гонял кроликов по подлеску, так далекому от его родного леса. От безделья он пропустил завтрак и сейчас соблазн булочек был удвоен. Рыцарь уже собрался устремиться к торговцу, который с почестями принял бы плату, но краем уха услышал диалог, так манящий для подслушивания. — Слава юному господину и Господу Богу, что урожаи в этом году такие успешные! — горячо говорил один из земледельцев в возрасте своим младшим товарищам. — Что правда, то правда, король у нас действительно, что надо, — подхватил второй, в то время как третий их собеседник неприязненно фыркнул. Найдя, что искал, крестьянин извлек из кармана спелое, ярко-красное яблоко и начал расхваливать свою тяжелую работу. Руи еще чуть постоял рядом, а после, осторожно приблизился. Затем момент...! Он выхватил фрукт из рук ничего неподозревающего еще пока жертвенника, кинул ему под ноги пару монет и был таков, на бегу прокричав: — Оно послужит во славу королю, уверяю вас! Камиширо знал все окрестные пути, поэтому очень скоро он вышел на окраину города. День стоял погожий, хороший. Ярко улыбаясь, светило теплое, ноябрьское солнце. Несмотря на то, что ветер дул холодный, необещающий долгого времени теплой погоды, на душе все равно было легко, словно Руи несся меж людей вместе с этим ветерком. Скоро наступит зима, но до этого еще есть время расслабиться. Довольно откусив хорошую дольку от яблока, он обогнул каменный дом и устремился дальше, по улочкам, где было уже не так многолюдно. Тревоги временно отпускали его душу, когда он выходил в белый свет, общался с людьми, которые так же, как и он чувстовали свой долг перед монархом, верой и правдой ему служили и заслуживали ровно такого же внимания, как и сам рыцарь. Руи чувствовал себя своим меж говоров желаний здоровья и добрых лет правления королю. Плавая в этих счастливых толпах, он понимал — Цукаса ублажает его своим присутствием только по ночам, а о подданных он корпит днями напролет, но как же у него удачно это получается! — Не желаете испить вина? Едва ли сегодня выжали! — улыбчиво спрашивает у него очередной торговец, едва он вернулся в самую гущу города. Весь вид Руи выдавал знатного человека: меч на поясе, красный плащ, цвета крови врагов королевства и сапоги, настоящие рыцарские сапоги. Лишить его половины этих элементов и вот он — обычный паренек из толпы. А так был рыцарь. — Конечно, давай сюда свое вино, — довольно отвечает он, от удовольствия даже щурясь. Как же хороша она — жизнь воина! когда тебе все подносят на блюдечке и обращаются едва ли хуже, чем с самим королем. — Что вы, господин? — тут же испугался старик, выхватывая посудину обратно. — Как я могу!? Да разве смел бы я... Руи ему отчасти верил. Он воин, а воины у народа в почете, так что очевидно вина была не в торговце и уж точно не в его алкоголе. Он сразу понял, кто был отравителем. Едва он сделал шаг на встречу юноше в накидке, тот тут же скрылся в толпе без надежды на свое отыщение. Тут-то Руи понял, что даже там, где он чувствует себя в безопасности, ему не позволено расслабляться, а незнакомец был первой тучей надвигающейся бури. Бури, которую нес родственник рыцаря.