Клятва рыцаря.

      Туманно. Уже, какое утро начиналось с этой мутноватой дымки, белым полотном заслонявшей землю под ногами.       Руи плохо спал всю ночь, невольно вспоминая, как таким же образом ему приходилось укладывать и его Высочество перед коронацией. Только вот кто же успокоит рыцаря?       Еще больше на его раздосадованный разум влияла ситуация, бывшая с ним тремя днями раннее. Руи же совсем не такой, да? В его сердце нет места злу, ведь так твердит рыцарский кодекс чести. Любой воин должен почитать законы, которые были написаны еще задолго до его рождения, это правило единогласно и нерушимо.       В чем же заключалась вся честь Камиширо? В любви. Это раздражало, выводило из себя и даже вызывало негодование у самого обладателя этого самого порока, порока любящего идиота.       Но Руи был раз за разом вставать за своим королем, идти за ним, куда он прикажет, защищать и оберегать его. Руи это не просто рыцарь, Руи рыцарь для Цукасы в первую очередь, пусть он и не нуждался в особой защите.       Словом, защищать его Величество было в действительности не от чего. Последние лета после смены правителя в западном королевстве и подавлению бунта на севере все стало на круги своя. Настали дивные, мирные времена, даже если проблемы и были в других государствах.       Церковь, куда ссылались вся королевская армия молиться об успехе битв, о благосклонности к государю, была гораздо скромнее, чем та, где под венцом происходил обряд вязания короля и его королевства.       Единственным смотрителем на Руи были мрачные лики святых, думающих о чем-то своем, о чем-то невообразимо далеком, словно на душах у них было неспокойно. Еще даже небеса не успели кисейно порозоветь, словно юная барышня, а Камиширо уже тут как тут, зачитывает предписанные в воинском кодексе молитвы.       С бедняг рыцарей, которые день и ночь, дай им волю, молились бы, нечего взять. Руи получил такое воспитание от наставника, Руи рос в семье графини, которая не паче их почитала Господа, так что здесь все вопросы стоит наставлять явно не на рыцарский свод законов.       В преддверии рассвета Камиширо покинул церковь, светать начинало поздно, так что в том, чтобы передвигаться в потемках был его готовность не споткнуться, как он любил это делать в своей обыденной бытности. Перед тем как направиться во дворец, чтобы впервые в своей жизни облачиться в настоящие доспехи, ему надо было подобрать время, чтобы наведаться еще кое-куда.       Здесь пахнет детством, здесь он жил с самых малых лет, но никогда не чувствовал себя дома. Особняк мрачно сопел, словно сетуя на него, за столь долгое отсутствие. У подъездных дорожек росли розы, красуясь тем, как за ними хорошо ухаживали. Видно, кроме роз тетушке то и делать было нечего.       Руи невольно почувствовал стыд, прожигающий его душу насквозь. После смерти его матери и отца – он, единственное, что осталось у Нене. Стоило бы чаще вспоминать об уже совсем не молодой тетушке.       Камиширо осторожно постучал, скрещивая пальцы на руках. Лишь бы он ее не разбудил. Но дверь ему открыла явно не только проснувшаяся женщина, так мило заулыбавшаяся при одном виде его. — Здравствуй, мой дорогой мальчик, — склонила голову она, а Руи с почтением коснулся ее руки губами. — Я же совсем тебя не ждала, предупредил бы. — Я пришел за вашим благословением, тетушка. Сегодня меня воспроизведут в рыцари, — тяжело выдохнув, произнес он. — Значит сегодня? Что ж, значит, я совсем потеряла счет дням, — с чем-то вроде сожаления произнесла она, пока Руи аккуратно оглядывал прихожую залу, погруженный во что-то вроде ностальгии.       Эти гризайлевые окна, этот большой и пушистый ковер и этот громоздкий шкаф, все словно насмехалось над ним, словно тыкало в него пальцем и, дразня, смеялось. «Ты вырос, Руи», мягко сказал диван в гостиной, за которым, будучи ребенком, он любил прятаться от графини в играх в прятки. Горделиво смотрела склеенная ваза, которую он однажды разбил. Неприязненно глядел сервант, в который он часто врезался, не рассчитав повороты с лестницы.       Да, Руи не отличался умением общаться, но с ним всегда была тетушка, которая не знала слова «нет» в играх, когда бы ему только ни хотелось.       На стене весел портрет. Как странно, он столько тут прожил и никогда не обращал особого внимания именно на эту раму. На ней он узнал тетушку, еще одну молодую девушку, и, очевидно родителей графини. Даже если рассказы о них ему доводилось слышать, особу, которую Нене держала за плечи, ему доводилось видеть впервые. — Кто это? — спросил Руи, едва она закончила с указами к прислуге. — Неужели ты не понимаешь? — спросила она, обняв его за плечи. — Это твоя мама.       Да, действительно глупо было бы не догадаться. Даже если не по логике, Камиширо выглядел как две капли воды схожий с ней.       На самом деле, он тайком мечтал о том, чтобы узнать, что это такое, когда у тебя есть родители. Руи не хватало той самой родительской любви и заботы. Нет, у тетушки ему хорошо жилось, но мать и отца ребенку не заменит никто. — У твоих родителей был редкий брак по любви, — Нене снова увидела ту самую грусть, которая никогда не покидала его. — Они невообразимо были счастливы, получив одобрение с обеих сторон. А потом у них родился ты, — тут Нене тоже стала что-то вспоминать и тепло улыбаться. — А что потом? — Руи не особо хотел знать, а все же ему было до ужаса интересно. — Деревушку, где вы жили, разграбили кочевники. В этом нет ничьей вины, просто так случилось, — теперь тоска была присуща и ее пленительному лавандовому взгляду.       Они замолчали, вглядываясь в хитрое, но улыбчивое лицо девушки на портрете. Камиширо невольно засомневался в успехе своей судьбы. С самого начала жизни его близких преследовали неудачи, такие серьезные, что для его семьи они обернулись фатальным исходом, а сам он сейчас, ничем не приметный серый мышонок, который по ночам гадает, что же за демоны живут в его душе. — Ты знаешь, — аккуратно начала Нене, выходя из задумчивости. — У твоего отца был брат. Но, после той ситуации он пропал, так никто и не знает где он.       Руи не совсем понимал, зачем ему нужна данная информация, но возражать не стал.       Этот визит, визит, когда его благословили, как рыцаря, когда он попрощался со своим детством, впоследствии станет для него ключевым.       На улицу «почти» рыцарь выходил в весьма непонятном расположении духа своего. Он, честно не знал, что и думать. Пока он разговаривал с тетушкой, рассвет занял свое законное место, просыпались люди. Простые работяги, словно муравьи в муравейнике, стали сновать туда и обратно, пока он, гонимый немым предвкушением поспешил во дворец.       Гордо подняв голову, он прошелся по гравийному подиуму, пока рядом, величественно глядя по сторонам, проезжали рыцари. Скоро и он будет одним из них, скоро все изменится.       Доспехи не были такими тяжелыми, как представлял себе Руи. Ну, в защиту снаряжения можно сказать, что одевал он их не полностью.       Несмотря на неполноту обмундирования, выглядел он солидно. Он бы так и прокрутился у зеркала целый день, но в комнату постучали.       Наставник должен гордиться своим учеником, даже если он не может этого показывать. У Кайто не было причин скрывать свою собственную гордость, потому что он от нее светился. — Ты не забыл присягу от волнения? — шутливо похлопал он его по плечу, а Руи фыркнул. Это тоже не та вещь, о которой можно было бы безнаказанно забыть… — Такое забудешь… — встряхнулся младший, вновь глядя в зеркало.       Перед ним был юноша, почти мужчина и Руи действительно ощущал себя так, как выглядел там, в аккуратной поверхности стекла. Это, тоже наверняка, что-то важное.       Тронный зал блестит своим богатством, пока Камиширо бредет по красной дорожке, словно ему одному ее и положили. Руи бывал тут пару раз за всю свою жизни, но никогда не уставал восхищаться этим местом. Здесь творилась история, здесь король выносит свои законы, здесь происходят встречи меж государствами. Это сердце замка, сердце, где сегодня он, наконец, поймает взгляд Цукасы.       Представ перед своим королем на одно колено, еще пока оруженосцу надо целовать руку государю. Руи скучал по этому ощущению. Пальцы скользят по фалангам кисти короля, чересчур долго, прежде чем Камиширо припадет губами к теплой ладошке своего любимого Тенмы. Задержавшись чуть дольше, чем надо, юноша прикладывает ладонь к своему лбу, прежде чем нехотя отпустить. На плечо Руи ложиться кончик меча. Одно движение и Цукаса избавит его от любых мирских забот, как и себя от необходимости кого-то любить. — Сегодня, Ваше Высочество, я присягаю на верность вам, вашим подданым и всему, куда только падет ваш ясный взгляд. Я клянусь защищать, оберегать и любить то же, что любите и вы. Клянусь верой и правдой, своей честью и достоинством, хранить и беречь то, что дорого вам и стране. Каждый ваш человек станет мне братом или сестрой, а душа моя сольется с вашей ясной волей, — Руи запомнил эту клятву будучи совсем мелким.       Сейчас, из уст его, из уст, которые так похабно касались губ короля, из губ, которые имели смелость шептать «я тебя люблю», воинская присяга звучало особенно сакрально.       Но отныне это было не важно. Отныне Руи королевский рыцарь. Отныне Руи рыцарь для Цукасы.