Клятва рыцаря.

      На ситуации надо смотреть под двумя разными углами. С одной стороны для страны будет лучше, если будущий монарх вступит в брак еще до того, как смогла произойти беда, неизвестная в масштабах своих. Жена это поддержка, опора. Партнер, который и в огонь, и в воду последует в случае чего за своим мужем. В вариации, где молодой господин сам же присутствовал при приеме юных благородных, а в связи с этим и не самых уникальных девиц, его не устраивало понятие того, что ему вскоре придется брать одну из них в законные жены.       Благородной девушкой ему подстать, все равно, мог быть только милый робкому сердцу Руи. Как сам же уже почти рыцарь, но еще пока нет, отнесся к этому? Да неизвестно оно никому, не спрашивал у него никто.       Ведь близилось его посвящение, а из-за этого он все больше отсутствовал в замке, оставляя Цукасу на произвол судьбы.       Осень сменилась зимой, зима весной, а Тенма оставался под ярлыком "невыданный". Едва он подходил к особи женского пола, отличной от Саки, так его сразу же бросало в холодную дрожь, не по-свойски сильно тошнило и еще и слов двух связать он был не в состоянии. Это все до ужаса огорчало и расстраивало старого короля, ведь он же стремился к тому, что по его мнению будет лучше. Делал так, как делают самые обыкновенные родители: беспокоился о будущем, только не лишь своего сына, но и государства. Ведь королевство — один большой ребенок. Разве его можно оставить в руках одного неопытного? Не-а, лучше, чтобы их у престола стояло двое.       Руи задумчиво опустил ладонь в воду. Он даже до границы доехать не успел, как ему захотелось испить новоропришедшей водицы из полыньи, выбившейся, по его подсчетам, не более чем позавчера. Камиширо не думал, что это успешная идея, учитывая, что его руки впитали тонкий запах верного скакуна, но вроде теперь они были чище. В кристальнно чистой воде, как черная птица в ясном белом небе, виделось молодое лицо благородного юноши.       Руи так отчетливо видел каждую морщинку, от схмуренных тонких и аккуратных бровей; красивые, но не столь видные скулы; бегающие глаза, что звездочками остались на отражении.       Лица в отражении в своем несознании вдруг удвоились. Камиширо, увлекшись в познании весенней журчащей и весело морофонившей весенней воды, даже не услышал, как рядом оказался принц. Да что там, он, первое время, не примечал его вовсе. Вот уж точно, концентрация достаточная для настоящего война, но и невнимательность, однажды в состоянии его погубить. Руи становится объектом самопорицаний, а Цукаса скоро вступит в наследство, займет трон.       Камиширо понял, что он не один, едва только почувствовал, как воду пропитало тягучее отчаяние, которое вызывал один лишь взгляд.       Поерзав на тонком насте, который расстаять не спешил, и который Руи облюбовал под сидение, он не очень смело обнял Цукасу, обвив руками тонкую нить идущую по талии. — Что ты делаешь? — он постарался звучать сердито, вышло заинтересованно. — Я? Я люблю тебя, — спокойно произнес он куда-то ему на ухо.       С самого утра он весьма недовольно мерил шагами свою комнату, так и не остановившись ни на одном варианте подсчета. На его кровати, устланной пуховой периной, нервно глядя в окно, сидел сам принц. Ночью у его Высочества прихватило сердце, а сейчас было весьма не ясно, выживет он или нет. Все бы хорошо, но в одной комнате сидели две разочарованные души, предвещая не самый лучший расклад. Руи мог остаться без посвещения и допустения к почетному столу придворных главнокомандующих рыцарей, а Цукаса лишиться отца и заиметь не самое любимое имущество — отцовское наследие, которое включало в себя нечто под названием "ответственность".       Траурное облачение приняло Королевство Восточных подаянных ветров, все от каждой мыши вплоть до самого бедного крестьянина горевали о смерти правителя. Ах, сколько же часов Цукаса провел, отказываясь отходить от Руи, сколько слез он пролил, леляемый самыми красивыми и нежными руками на свете. Камиширо и сам невольно пускал слезу, досадуемый на несчастную судьбу, так сильнолюбящую сводить с ума благородных мужей своими поворотами.       Одно становилось ясно — эта эра, эра нового короля. Короля, которого совсем не признает народ.