История нашей любви

      С самого их знакомства Бакуго был отстранённым и замкнутым. Киришима заинтересовался этим альфой, что одиноко сидел за самым дальним столом в столовой. Подумал, что, может, грустно ему, поругался с другом, или у него их и нет вовсе. Хотел подбодрить его и подружиться с ним.       — Приветик, ты тут один?       Бакуго измерил его недовольным взглядом с головы до ног.       — Ты слепой?       — А?       — Не видишь что ли? Да, один.       — Можно присесть к тебе?       — Нет.       — Нет?.. Я просто хотел поднять тебе настроение и, возможно, подружиться, а то ты сидишь здесь далеко ото всех совсем один и весь смурной.       — Мне не нужны друзья.       — Не нужны? Но здорово иметь хотя бы одного друга. Человека, с которым ты можешь проводить весело время, делиться секретами, переживаниями, не боясь.       — А такие бывают?       — Да. Хочешь я стану для тебя таким?       Киришима старался быть для него таким другом, даже если Бакуго отвергал всех. Постепенно Эйджиро понимал сколько в том грусти, несмотря на то, что тот всегда пытался её скрыть. И он очень боялся, что дойдёт до этой крайней точки. Дойдёт до того, что Бакуго больше не сможет нести эту боль. До того, что те усилия, которые Киришима прилагал, чтобы хоть чем-нибудь помочь ему, не принесли совершенно никаких плодов.       Но вот перед его глазами упавший стул и Бакуго, висящий в петле. Но он мог быть ещё жив, ни думать, ни медлить было нельзя. Киришима ринулся к нему, обхватил ноги и приподнял его вверх, чтобы освободить шею. Под весом блондина они свалились вниз. Киришима вылез из-под него. Альфа проверил его пульс и дыхание. Пульс был, но слабый. Он дышал, но с трудом. Со слезами на глазах Киришима позвонил в скорую и выполнил все их указания, что нужно сделать, пока они не приедут.       Киришима подоспел вовремя. Бакуго остался жив. Однако он пробудет в бессознательном состоянии около шести часов, его положили в одиночную палату. Также сообщили, что могут быть осложнения в зависимости от того, на какой минуте он был снят с петли. Киришима, конечно, этого не знал. Но он был рад, что смог спасти друга. Только вот задумался:       «А правда ли спас? Он ведь… сам пошёл на это. Он хотел… этого».       Альфа не был точно уверен, стоит ли воспринимать как спасение то, что он сделал. Ему было больно находиться в палате, поэтому он вышел. Денки пошёл за ним, заметив, как у того наворачиваются слёзы.       — Эйджи…       — Я… если бы я… не пришёл в этот момент… если бы я не успел… если бы пришёл позже, т-то… его бы н-не было… Я-я бы… потерял его. Денки потянул к нему руки, чтобы обнять.       — Я-я даже не уверен… спас ли его вообще…       Руки омеги остановились, а потом опустились.       — Спас… Конечно спас… Его ещё столько ждёт. Целая жизнь.       — А если ему не нужна такая жизнь?       — Какая? За него все переживают, о нём хотят заботиться, а он весь такой страдающий… Легче, когда говоришь, а не молчишь… Его жизнь сейчас не так ужасна, я думаю, по крайней мере, не ужасней, чем в прошлом, хотя я и не знаю, что там было, но мне кажется, что было хуже. Его жизнь может быть хорошей и без Изуку, потому что вы есть у него. Ты спас его.       — Правда думаешь, что без Изуку сможет?       — А представь Изуку очнётся, а Бакуго… больше нет. Изуку потерял бы его, а Бакуго потерял бы Изуку. Больше никогда не увидел бы его. Потому что покончил с жизнью. Потому что не дождался.       — Н-ну да… Хотя всё-таки… Я думаю, что по большей мере дело в маме. Он не может отпустить её. И её смерть. Бакуго говорил, что Изуку напоминает её.       — Рано или поздно ему придётся начать жить дальше.       — Я удивлён, что он дожил до двадцатилетия…       Денки резко обнял его.       — Не плачь, пожалуйста… Так больно и тяжело видеть такого тебя.       — Уже успокаиваюсь… — Киришима стёр слёзы, — Спасибо, что поговорил со мной, солнце. — И поцеловал Денки в лоб.       Из палаты вышли Кьёка и Яойорозу.       — Там Мина… Заплакала… — сказала Джиро.       — З-заплакала?       Киришима удивился, потому что та редко плакала. Она всегда задорно хохотала и улыбалась. Но теперь не могла. — Она сказала, что хотела, чтобы этот день рождения ему помог… — поговорила Яойорозу, — Думаю, её стоит оставить.       Они ушли. А Мина ещё какое-то время провела с ним, после чего тоже покинула больницу. Бакуго должен был быть уже в сознании на следующий день, поэтому они снова пришли. И это было так. Бакуго скрутился колобком и задрал одеяло, почти закрыв голову.       — Б-бакуго… — первая к нему обратилась Кьёка.       Но он не отреагировал. Тогда они подошли ближе.       — Бакуго… — Яойорозу прошла к другой стороне кровати.       Она опустилась. Его глаза были открыты, но красные и в слезах.       — Он спит? — спросила Кьёка.       Момо отрицательно покачала головой.       — Бакуго, ты не хочешь говорить? Хочешь, чтобы мы ушли? — спросила она.       Бакуго замотал головой, отрицая это, и схватил её руку.       — Ты… ты не можешь говорить?       Бакуго вылез из-под одеяла, оперевшись на локоть.       — С… трудом.       Его голос был очень хриплым и сиплым.       — Вот в чём дело…       — У тебя голос повредился? — спросил Киришима.       — Врач… Сказал, что… к счастью… не афония, но… какое-то время будет т-так… Сказал, что… стоит поберечь горло и реже… говорить. И сказал… что мне повезло… Мо…       — Могло быть и хуже? — продолжила за него Яойорозу.       Бакуго кивнул. Но это было не всё, на его шее была отчётливо видна красная полоса — странгуляционная борозда. Видя её, Мина вновь заревела. Бакуго не ожидал увидеть слёзы именно этой вездесущей, экстравертной и весёлой беты. Киришима прижал её к себе, успокаивая.       — П-простите… — прошептал Бакуго, упав на подушку.       — Даже не думай извиняться, тебе совсем не за что… — сказала Яойорозу.       — Я п-просто… не мог… выдерживать… эти… кошмары… Изуку… Я… не понимал… что делать… Я н-ничего… не мог… с-сделать… И от эт-того… было больно… — Бакуго хрипел и плакал, держась за волосы.       — Да, всё так навалилось, что ты просто не знал куда убежать от этого… Отдохни, поспи, побереги горло. А мы можем побыть рядом, пока разрешают. — сказала Момо.       Мина подбежала и прильнула к его спине.       — Всё хорошо, хорошо, хорошо. — повторяла она, — Друзья рядом.       Яойорозу поглаживала по его голове, Кьёка и Киришима по плечу и спине. Мина и Бакуго выплакались спустя несколько минут, альфе стало полегче, он немного вздремнул. Позже сообщили, что его выпишут после обеда, что было совсем скоро. Когда это случилось, ему выдали направление в психдиспансер.       — А можно… я просто… к психиатру пойду… Я не хочу… ложиться туда…       — Ты боишься? Мы будем приходить. — сказала Мина.       — Просто… не хочу…       — Возможна повторная попытка, поэтому так безопасно. Но заставить его мы не можем. — сказал медбрат.       — Я… не буду… Я хочу лечиться… но в больницу… не хочу… — Бакуго вытер опять набежавшие слёзы.       — Хорошо, мы можем вам дать направление к психиатру.       Перед уходом, Бакуго зашёл к Изуку, они были в одной больнице. Не было ничего нового. Альфа посидел рядом, подержал его руку, затем ушёл. Когда оказались на улице, ребята думали, что Бакуго вернётся в комнату, хотели его проводить, но блондин выбрал одинокую прогулку.       — Мы как-то… боимся тебя оставлять одного. — сказала Яойорозу.       — Всё норм… Я просто… погуляю… Хочу пораз… мыслить…       — Но если что, мы всегда на связи. — сказал Киришима.       — Угу.       Бакуго остался один. Он сразу вынул из кармана джинс беспроводные маленькие наушники, которые находятся в нём почти двадцать четыре на семь. До знакомства с ребятами только они были его спутниками. Всегда, когда гулял, надевал их и погружался в музыку, чтобы скрыться от всей суеты. И сейчас также. Изуку может не стать. Бакуго сам чуть не оборвал свою жизнь. Ему нужно попытаться принять, что его первая любовь может уйти. И он хочет сделать это в одиночестве, подумать обо всём, что произошло. В его плейлисте много английских и русских песен. И он включил одну русскую, ту, которая в данные момент до дрожи трогала его душу. Парень шёл, она играла:             Много разных дорог             Но зачем они сходятся?             Приведут ли они             Нас туда, где от бед сберегут…       И продолжала:             Я знаю, как любить             Я знаю, как любить             Знаю, как любить             Но не знаю, любил ли меня кто-нибудь…             Его чувства, она их понимала:             Рядом быть с тобой необходимо             Солнце остынет, если ты уйдёшь             Ты — моя главная в жизни причина             Почему ещё верю в любовь!       Хотелось разрыдаться, поэтому Бакуго побежал в домик. Там улёгся и ревел, слушая эту песню на повторе. Хотелось всё выплеснуть слезами и криком. Хватит сдерживать их, да и он больше не умел.       — Мама!.. Я влюбился! Так сильно!       Наплевал на горло и голос. Дал себе волю. Конечно позже пожалел об этом моменте, так как из-за этого и слова почти сказать не мог. Но выпустив эмоции и чувства, ему стало легче. А раньше он не понимал, что гораздо лучше становится, когда горечь выходит наружу, а не лежит камнем на дне души. Потом вернулся домой к Киришиме.       — Как ты? — спросил тот с порога.       Бакуго написал ответ в телефоне и показал другу:       «Нормально. Правда нормально. Думаю, смогу пережить если вдруг… Я приготовился в такому раскладу».       На лице его была неподдельная улыбка.       — Горло хуже стало?       «Я покричал немного».       — Оу… Ну ты не говори пока.       Блондин кивнул.       — Я рад, что тебе лучше.       Бакуго нашёл в интернете, куда можно записаться на приём к психиатру. И через день побрёл в больницу. А после, как возвратился домой, зашёл на кухню с такими словами:       — Я б-болен… Так я… п-просто болен… Значит… м-могу… вылечиться. — у него заслезились глаза.       Киришима подбежал и обнял без лишних вопросов.       — Значит… могу п-перестать… чувст… вовать себя… так х-хреново…       — Да, можешь.       Бакуго продолжал почти каждый день навещать Изуку, но теперь не тонул в омуте. Он стал больше кушать и появляться в университете. На следующей неделе у него первая сессия с психотерапевтом. Конечно, к Изуку приходили все и желали, чтобы он очнулся и поднялся на ноги, ведь такого этот омега совсем не заслужил. В который раз к нему пришёл Монома.       — Эх, и снова та же картина… Так хотелось бы увидеть, как ты глаза откроешь. Думаю, Бакуго об этом просто мечтает.       Но глаза Изуку открываться не намеревались. Благо издавались пикания, подтверждающие его стучащее сердце.       — Знаешь… Я решил всё закончить. Так просто не может продолжаться. Я хочу поставить точку в наших с Хитоши отношениях. Казалось бы она уже поставлена. Хитоши её поставил. Но нет. Там троеточие. Потому что я до сих пор не понимаю, что не так. Почему он стал таким. Почему избегает меня, почему пытается вычеркнуть из своей жизни. Я хочу разобраться в этом и, наконец, отпустить его. Забыть. И жить себе. Без боли. Он пытается уйти от разговора, но я заставлю его поговорить со мной. Мне нужно выяснить, иначе так и будет тяжко на душе.       Монома вновь кинул взгляд на личико Изуку.       — Вот и высказался. Жаль не слышишь. Но я надеюсь, что ты услышишь, как прошёл разговор с Хитоши.             Тут омега обратил внимание на грудь. С перерывами где-то в десять секунд она поднималась на вдохе и опускалась на выдохе. Нейто удивлённо расширил глаза. Он позвал медбрата.       — Кажется раньше Изуку реже дышал, так ведь?       — Да. Аппарат показывает, что он стал делать больше самостоятельных дыхательных попыток. Я могу сказать, что он ближе к тому, чтобы очнуться. Его осматривали вчера и сегодня. Его состояние стабилизировалось. Пульс хороший.       — Так шансы, что он очнётся сильно выросли?       — Да.       — Как хорошо.       Монома засветился улыбкой. Ему не терпелось рассказать остальным. Как только он вышел из палаты, собирался набрать Бакуго.       «Хотя… А если вдруг случится что непредвиденное? А он уже обрадовался и расслабился? Думаю, пока не стоит… Он и так в плохом моральном состоянии, особенно после… попытки уйти из…»       Он рассказал всем, кроме Бакуго, и попросил других не говорить. Ребята сами понимали, что пока рано, Бакуго только приходил в норму. Уже почти как два месяца Мидория в коме. За день до сессии с психотерапевтом альфа в очередной раз зашёл к Изуку.       — Хм…       Во рту омеги раньше была эндотрахеальная трубка, а теперь на лице была маска, а от неё шла труба к аппарату. Бакуго встал ближе. Грудь омеги поднималась и опускалась.       — Дышит? Он дышал так раньше?.. — альфа медленно присел на стул, он похрипывал, но уже мог говорить полные предложения.       Бакуго не знал вышел ли тот из комы, а теперь спит, но хотел верить.       — Изуку? — блондин положил свою ладонь на его руку, — Изуку? — потом легонечко потряс за плечо.       Никакого пробуждения.       — Ну да, слишком надеюсь… Но, кажется, тебе лучше, я рад. Знай, я жду тебя… — он на короткое время замолчал, — А ведь я был у психиатра. И… — Бакуго сжал его руку, — У меня постравматическое стрессовое расстройство, а ещё на его фоне появилось депрессивное. От депрессии мне подберут препарат, а с расстройством нужно будет разбираться с психотерапевтом. Завтра первая консультация. Как-то волнительно немного… Знаешь… я даже рад, что в итоге болен. Ведь, если это болезнь… то её можно вылечить… Значит… у меня есть шанс, на то… чтобы смотреть на мир, как все. — на лице альфы рисовалась улыбка. Посмотреть на Изуку не решался. Снова будут эти закрытые глаза и понимание, что его уши не слышат ни единого его слова. Он просто сидел, молча, и глядел на на руку, который сжимал в своих ладонях. В один момент мелькнул чей-то шёпот.       — Больно…       — Да, тебе наверняка было так больно… Гораздо больше, чем мне сейчас видеть тебя таким. — ответил он, ещё не осознав, что с ним говорят.       — Руку… — опять шепнули.       — Ага… М?       «Кто это… говорит?»       Бакуго медленно переместил взор на Изуку. И встретился с блёклыми зелёными глазами, устремившимися в его красные. Альфа поморгал, желая удостовериться, что это не сон.       — И-изуку?       — Руку… больно. — сказал он тихим хворым голоском.       — Ой! Сильно сжал? — блондин освободил его руку, — П-прости… — слёзы начали приливать, одна за другой, — Изуку… — слёзы облегчения, — Прости… — он придвинулся ближе к его лицу, а потом упал головой на грудь, — Прости…       — Почему… ты плачешь?       Бакуго, шмыгая, всхлипывая, взглянул на него, из глаз неутомимо лились слёз, из носа — сопли, и остановить их он не мог.       — Я б-боялся… что ты умрёшь…       — Умру?       — Д-да-а-ха-а…       Бакуго протяжно завыл, закрыв глаза, прерываясь, когда глотал слёзы, и потом снова. Это был не тот его плач, который раньше видел Изуку. Он плачет, как ребёнок. Совершенно не сдерживаясь. Свободно и искренне выражая глубокую боль.       — Бакуго… — прочувствовав его печаль, Изуку сам не мог не начать плакать, — он хотел утешить его, погладить по щеке и волосам, но рука отказывалась подниматься.       «Тела почти не ощущаю, еле как пальцами шевелю… Сколько я лежал?»       — Бакуго… подними мою руку.       — А?..       — Возьми мою… руку…       Бакуго взял её и приложил к своей щеке, чего как раз и хотел омега, сам альфа тоже желал почувствовать её тепло, согреться. Слёзы отступали, но он продолжал часто шмыгать. Изуку потирал большим пальцем его нос.       — Я… не очень помню, что произошло… — начал Мидория, — Хорошо помню до того момента, как… появился омега, которого я принял за… парня твоего.       — Что?.. Ты не помнишь, что было?       — Плохо помню. Всё будто в тумане. Почему я… тут?       — Орочи чуть не у-убил тебя…       — Орочи… знакомое имя… но почему-то неприятное.       — Я же сказал… он пытался убить тебя. Из-за меня… Из-за ревности.       — Сколько я… здесь?       — Почти два м-месяца…       — Что… Я в… коме был?       Бакуго кивнул.       — А… Как ребята?       — Нормально… Мы в-все тебя ждали.       — А вы… мне снились. Вернее… ваши голоса. Последнее было… Монома… говорил что-то о Хитоши… Кажется снова о том, что хочет… забыть его. И ты… что-то о расстройстве… А потом я проснулся и увидел тебя.       — Т-ты… слышал меня? Я-я говорил, что был у психиатра и у меня постравматическое стрессовое расстройство.       — Похоже… Я будто стоял в белой пустоте, а издалека эхом исходили чьи-то голоса, ваши и чужие… Многие были неотчётливыми… Помню от чужих было… что-то про внутреннее кровотечение.       — Да, у тебя пострадали внутренние органы.       — А, вот как…       — Может и к лучшему, что ты забыл этот кошмар… Ты с-совсем не заслужил такого. Ты з-заслужил быть счастливым.       — Ты тоже.       — Я-я скучал по тебе… Очень.       — Я тоже скучал… В той пустоте… было невыносимо.       Они улыбались. Не было предела радости и счастью. Снова видят друг друга, снова рядом, снова вместе, два тягостных изнурённых месяца позади. Радужки глаз Мидории заблестели, вновь становясь изумрудом, загораясь жизнью. Кацуки так жаждал их увидеть.       Бакуго сидел с ним, не отходя от кровати.       — Ты так похудел… Неужели не кушал совсем?       — Чуть-чуть… больше не получалось.       — Иди поешь.       — Не хочу.       — Ну Бакуго, ты так заболеешь… Покушай.       — Тц…       — Опять цокаешь… Кстати… у тебя голос какой-то слишком сиплый. Всё нормально?       Сейчас Бакуго доставлять лишние переживания Изуку не хотел.       — Поговорим об этом потом. Тебе сейчас нужно отдыхать.       — Бакуго…       — Не переживай так, сейчас мне лучше, всё нор…       — Бакуго, что у тебя за… полоса на шее?       Та стала бледнее, но её всё ещё была заметна.       — Блин… забыл о ней. — альфа потёр шею.       Изуку догадался откуда она, поэтому на его глаза накатили слёзы.       — Ну чего ты… — Бакуго аккуратно стёр их, — Я же говорю, всё нормально уже, к тому же завтра я на сессию к психотерапевту пойду.       — Правда?       — Да.       Омега заулыбался. Немного погодя зашла медсестра.       — М? Очнулся?       После ушла и вернулась с врачом. Его осматривали, а Бакуго ждал вне палаты. Когда закончили, альфа уточнил, оправится ли Изуку. Его жизни больше ничего не угрожало, но восстановление займёт немало времени, его мышцы ослабели, а на спине появились пролежни. Также он спросил о его памяти, на что ему ответили, что постепенно все воспоминания вернутся. Бакуго не был этому сильно рад, ведь Изуку пережил ад, который хотелось бы забыть. Хотя он пока не знал, каким конкретным образом Орочи поизмывался над ним и довёл его до комы, но было очевидно, что это было не то, что хочется помнить. Зайти к Изуку больше было нельзя, поэтому Бакуго пошёл домой, но в приподнятом настроении. И улыбался всю дорогу. Киришима и Денки заметили, как он весь светится, и были крайне удивлены.       — Бакуго, ничего себе. Ты сейчас прямо как солнышко, почти как Денки.       — Эй, никто не будет солнцем лучше, чем я.       — Я… Я чуть не забыл, какие же красивые у него глаза. Наверное, будет грехом не подарить ему настоящий изумруд.       — Неужели Изуку… — Киришима моментально уловил намёк.       Бакуго улыбался шире, подтверждая догадки.       — Это правда?! — Денки вскочил со стула.       — Да.       — И-изуку… — Денки расплакался и запрыгал от счастья, — Очнулся! Как же здорово! Как же замечательно! — он накинулся на Киришиму с объятьями, — Ты слышал это?!       — Да, не зря мы в него верили.       На следующий день все об этом знали, и, можно сказать, в больнице около его палаты образовалась пробка.       — В-вы что, все к нему? — медсестра растерялась.       — Да! Два месяца томительного ожидания! — восклицала Урарака.             — Ну подождите же, пришли бы в разные дни.       — Она права, мы слишком встрепенулись. С ним всё хорошо, успеем увидеться. — сказала Кьёка.       — А я желаю сейчас! — упрямилась Урарака.       — Кто-то забыл леденец дома. — Серо не забывал про колкости.       — А кто-то захотел в нос.       — Да успокойтесь вы. Мы ставим работников в неудобное положение. — сказал Тодороки.       — Но ты получается тоже, ведь пришёл сюда вместе со всеми. — проговорил Шинсо.       — И ты.       — Я и не отрицаю.       — Ян кен пон! Останутся двое. — сказал Денки.       — Так! — медсестра привлекла к себе их внимание, — Идите все, даю вам три минуты.       — Нет. — прозвучало позади ребят.       Бакуго пришёл и не один.       — Сначала мама.       Рядом с ним стояла Инко. Остальные впервые её увидели.       — Лицо копия. — прошептал Серо на ухо Денки.       — Ваще.       Рассматривая всех их, Инко не могла сдержать слёз.       — Инко-сама, что такое? — спросил Бакуго.       — Вас так много… Неужели у Изуку теперь столько друзей? Я о-очень рада.       — Вы должны удивляться тому, что раньше у него не было столько. — сказал Денки.       — Да, он очень добрый и милый. — согласился Тодороки.       Инко засверкала улыбкой и, вытерев слёзы, зашла в палату.       — Мама… — вполголоса произнёс Изуку, увидев её.       — Малыш… — она устремилась к кровати, — Как ты себя чувствуешь?       — Сойдёт. Совсем немного голова болит, а так ничего. Ещё многие воспоминания связанные с Орочи стёрлись, но уже постепенно возвращаются.       — Хорошо, что ты, наконец, очнулся, и тебе лучше. Я заявляла в полицию. Дело завели, но есть только косвенные улики. Слова твоих друзей, хоть ты и сам сказал троим из них о том, что делал с тобой Орочи, им нужно было твоё подтверждение. А какие-нибудь отпечатки, записи с камер, оставленные вещи и орудие, которым он мог избивать тебя — этого всего нет, чтобы точно доказать его вину. Скорее всего, что-то было, но всё подчистили. И ещё, когда я недавно была в участке, узнала, что начальство настаивало на том, чтобы дело закрыли из-за недостаточного количества улик. Бакуго говорил, что у его отца есть связи, возможно, он постарался.       — Кто бы сомневался…       — Изуку, я очень постараюсь… Добьюсь справедливости, ведь ты лежал здесь два месяца при смерти. Чёрт возьми… неужели это не доказательство?!       — Мама, не волнуйся так, пожалуйста.       — Как я могу не волноваться?! Ты же мой сын, Изуку! Как родитель может не переживать, когда его ребёнку плохо? Я не могу так. Особенно… когда ты молчишь. Мне ещё больнее, когда я не знаю, п-почему тебе плохо, что с тобой происходит. — говорила она, плача, — Я понимаю, т-ты не хочешь заставлять переживать, но в-ведь получается не так…       В памяти мелькнули слова: «Я думаю, тебе важно, чтобы у твоих друзей всё было хорошо, как и твоим друзьям важно, чтобы с тобой всё было в порядке. По-настоящему в порядке, а не видимость благополучия, которую ты пытаешься создать».       «Урарака…» — до этого он едва помнил кто она и кто Цую, но теперь вспомнил их.       Во второй раз он понял, как заблуждался, как был не прав, как ошибся. Ему было очень стыдно перед мамой, перед всеми.       — М-мама… П-прости меня… — извинялся он со слезами на глаза, — Прости… Мамочка… Я так б-больше не буду… Обещаю…       Инко наклонилась к сыну и поцеловала его в лобик.       — За что мне тебя прощать… Счастье моё.       Оба разревелись, да так, что было слышно снаружи.       — Вот так растрогались. — Серо заглянул в щель двери, — Да они даже плачут одинаково. На полу лужа воды.       — Чё реально? — спросил Денки.       — Нет, дурашка.       — Да иди ты.       — Яблоко от яблони недалеко падает. — сказал Монома.       После того, как его мама покинула палату, остальные ввалились в неё скопом.       — Как они скучали по нему. — сказала Инко.       — Угу. Вас проводить? — спросил Бакуго.       — Не нужно, иди к нему.       — Точно?       — Да.       Ребята заваливали Изуку вопросами, всячески подбадривали. Также они принесли ему фруктов. Людей за раз было много, поэтому глаза Изуку разбегались. Через пять минут медсестра их выгоняла.       — А можно мне ещё минутку, я толком не успел поговорить с ним? — попросил Бакуго.       — Я жду.       — Как тело? Можешь шевелиться?       — Уже лучше да… Но я чувствую себя униженным.       — Почему?       — Один из пролежней образовался у… попы… И мне пришлось светить ей перед врачом.       — Хе-хе-хе.       — Обхохочешься.       — А что насчёт памяти?       — Вспоминаю понемногу.       — Понятно…       — Прости за то, что молчал. Из-за этого вся эта заварушка и произошла. Заставил всех переживать.       — Да… но теперь всё хорошо. Главное для меня сейчас, чтобы ты поднялся на ноги.       — Минута прошла. — сказала медсестра.       — Всё, мне пора.       — Угу, пока. Учись и кушай.       — Всё такая же мамочка.       Парни улыбнулись. А потом Бакуго опустился к его лицу и прильнул губами ко лбу. От ошеломления Изуку выпучил глаза и покраснел от щёк до ушей. Сам альфа после этого поторопился удалиться, краснея не меньше.       — Пока!       Быстро шагая из больницы, он думал:       «Нафиг я это сделал? А если поймёт, что нравится мне? Вдруг он не испытывает того же? Блин…»       А Мидория подумал:       «С чего это он вдруг? Это что-то значит?.. Или не значит? Не понимаю! Но я слишком смущён!»       Через пару дней Изуку перестал быть необходим ИВЛ, а также медбрат и сестра помогли ему встать, однако он еле стоял и передвигался, поэтому омеге нужна была лечебная физкультура, чтобы тело вновь стало подвижным. И спустя неделю Изуку неплохо восстановился. Он мог ходить без чьей-либо помощи. Когда Бакуго пришёл его навестить, парень встретил альфу в холле с капельницей.       — О, ты уже ходишь, я рад.       — Да, мне лучше и лучше. Врач сказал, что я хорошо восстанавливаюсь.       — Здорово…       Нависло неловкое молчание, а затем Бакуго смущённо спросил:       — Можно обнять тебя?       — Ох, конечно, тоже хочу это сделать.       Они обнялись, крепко прижимаясь.       — Как замечательно, что всё закончилось хорошо.       — Да. И я не хочу, чтобы это повторилось, поэтому, пожалуйста, если тебя кто-то обижает, скажи мне. Я буду тебя защищать.       — Обязательно. Я больше не буду так.       Бакуго отстранился.       — Как дела с памятью?       — Я всё вспомнил.       — Всё?       — Да. Ну, кроме того, что случилось, когда я был пьян. Перед тем днём, я с Ураракой выпил.       — И что же случилось в тот день? Как именно Орочи довёл тебя до этого состояния? Ты должен будешь дать показания в полиции, ты жертва.       — Но поверят ли, что это сделал именно он? Прямых улик нет.       — Ты прямая улика! Мы все знаем, что он издевался над тобой! Поэтому никто другой подобное сотворить не мог!       — Но биты, которой он меня бил, нет. Записей, как меня увезли, тоже явно уже нет.       — Он тебя битой бил?       — Да, в тот день он подвесил меня, как пиньяту, и бил битой. Ну вообще подвесил не он, а другой, альфа... Кента, кажется. Он обманул меня, вызвавшись подвезти до общежития, я ничего и не подумал такого, он в такси подрабатывал.       — Так он был не один?       — Нет, изначально он издевался надо мной со своими друзьями омегой и бетой.       — Тогда этого Кенту надо отрыть.       — Даже не знаю…       — В смысле?       — Ну… хоть он и был заодно в тот день… но лишь поначалу. Если бы не он, Орочи добил бы меня до смерти. Однако Кента одумался и спас меня.       — Он всё равно соучастник! Так что это не играет никакой роли!       — Как знаешь.       — Не видно, что тебе так важно, чтобы все, кто повинен в том, что с тобой произошло, получили по заслугам и сели в тюрьму.       — Просто ты ведь сам говорил, что его отец будет пытаться не допустить этого. Я не думаю, что смогу тягаться с ним. Да и я всего лишь хочу просто жить как раньше и радоваться, плевать, что с ними там будет, я хочу быть со своими друзьями, со своей мамой. Остальное не важно.       — Ладно, я тебя понял. Однако лично я хочу, чтобы хотя бы Орочи сел, поэтому буду добиваться этого.       — Хорошо. Ты ведь пока живёшь у Киришимы?       — Я переметнулся обратно в общагу.       — Ааа, тебе не одиноко?       — Нет, я же знаю, что ты скоро вернёшься.       — Бакуго, ты порой такой милый. — Изуку накрыл ладонями его щёки.       — П-правда? — альфа забегал глазами по полу, стесняясь.       — Да, и мне так нравится, когда ты улыбаешься.       — И м-мне… нравится, когда ты улыбаешься.       — Кошмары больше не беспокоят тебя?       — Нет. Видимо, их нет, когда мне… хорошо.       — Вот видишь. Поэтому надо гнать прочь все эти ужасные мысли. Всемогущий говорил, что сильнее всех тот, кто всегда улыбается!       — Хи-хи, вот как.       — Поэтому… улыбочку пошиииире. — протяжно проговорил Изуку, растягивая уголки его рта.       — Да понял я. Отпусти.       — Подожди меня ещё немножко, ладно? Меня скоро выпишут.       — Подожду.       Бакуго нужно было на занятие, поэтому они попрощались. Изуку ушёл в палату и присел на кровать.       — Поскорее бы выписаться… Я ведь столько пар пропустил. Наверняка много заданий накопилось.       В дверь постучали.       — М?       Из-за неё выглянула голова в чёрном капюшоне. Эти жёлтые и хищные глаза Мидория признал сразу.       — Ты…       Орочи медленно прошёл внутрь, закрыв спиной дверь.       — Чего тебе?       Но Изуку ошибся, они не были не хищными, не змеиными и даже не блестели тем гелиодорным блеском. Они были потухшими и однотонными.       «Что с ним?»       — Я понимаю, что точно не тот, кого бы ты хотел видеть… Но я… пришёл извиниться. Это, конечно, ничего не изменит, я никак не смогу загладить свою вину, но хотя бы это я обязан сделать. Прости меня.       — Я ожидал, что будешь злорадствовать, что я оказался в таком состоянии и чуть не умер.       — Нет… Я сделал тебе очень больно, почти убил тебя… Я сделал ужасную вещь.       — Дошло только когда уже сделал. Мы похожи. Сначала делаем, потом думаем. Но прощать тебя я не собираюсь.       — Конечно, кто может такое простить, мне нет оправдания… А я ведь хотел просто, чтобы кто-нибудь меня любил, чтобы заботился обо мне… просто хотел тепла… И-и в итоге из-за этого сделал б-больно всем… Тебе, твоим друзьям, близким, момим бывшим друзьям и-и даже себе… — Орочи сжал руками плечи, затрясся и заплакал, — Я-я не знал, что мне сделать, чтобы Бакуго обратил на меня своё внимание, ч-чтобы полюбил. Я д-думал, что он тот самый, потому что видел, что он страдает точно т-так же как и я… Думал, что смогу узнать его, д-думал, что мы сможем залечить раны друг друга… В-возможно… моя ошибка в том… что я ждал от него искренности, когда сам не был… искренен.       «Да блин, мне теперь жалко его… Это раздражает». — подумал Изуку.       — Ну, ты потерял его, теперь не попишешь ничего.       — Да, это так… Я пойду в полицию с чистосердечным. — Орочи вытер слёзы.       — А? Ты сдашься сам?       — Да. Не вижу больше ни в чём смысла. Наверное… я даже рад. Лучше в камере, чем дома. Хотя я хотел бы упросить не сажать меня, а в психушку отправить.       — Ты хочешь в психбольницу?       — Да. Мне стоит держаться среди своих.       — Думаю, тебя отправят при условии, что есть какое-либо расстройство.       — А ты думаешь нет? Знаешь, у меня в голове часто какая-то карусель. А моя злость может вылиться в то, что я сделал с тобой, моя грусть обычно выливается в желание вредить себе. Я ненормальный, даже мне самому это ясно.       — А что насчёт твоих друзей… бывших? Ты их тоже сдашь?       — Нет. Я скажу, что сделал всё один. Вся вина на мне, они лишь следовали моей указке.       — Они же сами решили ей следовать.       — Неважно… Мне не всё равно на них, поэтому я не хочу тянуть их за собой, даже если они теперь ненавидят меня.       — Понятно…       — Я как-то много на тебя вылил, извини.       — Ничего. Порой хочется высказаться хоть кому-нибудь.       — Угу… В общем, прости за всё. Теперь я пойду, больше тебя никогда не потревожу.       Когда Орочи вышел, Изуку вздохнул.       — Неужели друзья о нём не заботились? А Кента? Он же альфа. Он не выглядел равнодушным, наверняка что-то делал для Орочи… Видимо, тот не заметил рядом того, кому мог быть дорог.       Прошло ещё несколько дней. Изуку вполне мог жить жизнью как раньше, поэтому его собирались выписать, но он должен будет продолжать делать упражнения какое-то время, чтобы точно полностью восстановиться. Когда выписали, Бакуго, Денки и Серо встретили его у больницы. Омега прыгнул на него с объятьями.       — Как же я сильно скучал! Пипец как! Так соскучился! Больше не покидай нас!       — Не буду. Каминари, задушишь.       — Да, знаю, но позволь ещё немножко.       Когда Денки наобнимался, Серо потрепал кудрявые волосы Изуку.       — Рады, что ты снова с нами.       — Я тоже. — парень посмотрел на Бакуго и улыбнулся. Тот ответил тем же.       Изуку резко обвил его руками. Бакуго слегка растерянно также обнял омегу.       — А с ним он охотнее обнимается. — пробурчал Денки.       — Не ревнуй. — сказал Серо.       — Да не ревную я! Ещё чего!       — Вот и наша прелесть. — вдруг послышалось.       — Привет, Шинсо. — сказал Изуку.       — Приветик. — у него в руках был небольшой букет голубой гортензии, — Это тебе. — он протянул его Изуку.       — О, спасибо.       — Я пока не мог достать немофил, но голубые гортензии тоже очень красивы.       — Да, мне нравится.       Бакуго насупился.       — Хорошо, что ты поправился. Я хотел бы поговорить с тобой. О чувствах. Мы так и не разобрались.       — А, верно.       — Кажется меня опередили. — появился ещё один голос.       Он принадлежал Тодороки, тот тоже пришёл с букетом, но уже с достаточно большим, это были розовые розы.       — Они твоего любимого цвета.       — Спасибо, Тодороки, он большой. Так неожиданно это всё.       — Да, он большой. Но те, что подарил я, больше похожи на немофилы, которые он любит. — заносчиво проговорил Шинсо.       — Тебе нравятся немофилы?       — Угу. Но спасибо, какие бы вы мне не подарили, мне будет очень приятно.       Бакуго с досадой и раздражением наблюдал за этим, он совсем не подумал подарить Мидории какой-нибудь букетик.       — Смотрю, ты прям окружён влюблёнными альфами. — подтрунивал Серо.       — Даже немного завидую. — сказал Денки.       — Тебе Эйджи мало?       — Нет же! Просто было бы прикольно иметь такое внимание, когда у меня не было никого! Какого хрена я должен уточнять?       — В-влюблёнными?.. — Изуку засмущался от мысли, что в него влюбились сразу два альфы.       — Влюблённый. — подтвердил Шинсо.       — Влюблённый. — повторил Тодороки.       Изуку мельком глянул на Бакуго.       «А он?.. Тоже?.. Хотя… он без цветов… А может хотел подарить наедине?.. Что же… он чувствует ко мне?»       Тодороки заметил мелькнувшую незаинтересованность Изуку ни в нём, ни в Шинсо. Он посмотрел на Бакуго.       «Дело в нём?»       Блондин в ответ смотрел грозно.       «Чё он уставился?»       — Мидория, а нравится ли тебе кто-то? — спросил Шото, — Я не хочу на тебя давить, если тебе нравится кто-то другой, и ты хочешь быть с ним.       — Н-ну…       — Да, есть такой. — сказал Серо, погладив омегу по голове.       — Э-эм…       Ханта говорил ему взглядом:       «Ну давай, неплохой шанс признаться. Всё будет хорошо».       — И кто же? — спрашивал Шинсо, — Я всё жду, ответишь ты мои чувства или нет?       — На твои чувства…       Бакуго злился и был в ожидании, что Изуку ответит.       — Я… не отвечу. Мне нравится другой.       — Оу… Жаль. Ну, ничего не поделаешь. — сказал Шинсо. Но чувствовал сильную досаду:       «Чёрт, его расположение получить мне не удалось… Неужели его интересует этот ненормальный Бакуго? Хотя нет… вероятнее, что это Тодороки, этот красавчик, сын самого Энджи Тодороки».       — Кто же тогда счастливчик? — спросил Тодороки.       — Эм… — Изуку покраснел, закрылся цветами, — Н-не скажу! Стесняюсь! Бакуго пошли домой! — омега дёрнулся с места, потянув блондина за рукав за собой.       — Х-хорошо.       — Бля… — ругнулся Шинсо, когда те ушли, — Бакуго может я бы и победил, но тут ты… Определённо ты ему нравишься.       — Я в этом не уверен. Я думаю, это не я.       — И ты абсолютно прав. — сказал Серо, — Да очевидно кто это.       — Как бы ни было прискорбно. — добавил Денки.       — Да что он в нём нашёл? — не понимал Шинсо.       — У меня меня тот же вопрос!       — То, что другие не нашли. — сказали одновременно Серо и Тодороки.       — Ха-ха, шаришь. — снова одновременно.       — Что-то не особо тебя это расстроило, Шото Тодороки. — сказал Шинсо, негодуя от того, что гетерохром был спокоен, узнав, что его любовь оказалась безответной. Он сам был раздражён, а тому хоть бы хны.       — Да, мне немного обидно. Если бы я узнал раньше, то был бы сильно расстроен. Просто сейчас я слегка запутан в своих чувствах, поэтому не испытываю после этого ощущения какой-то пустоты и разбитости.       — Ясно.       Бакуго так долго ждал, когда сможет вернуться в общежитие вместе с Изуку, и вот этот момент настал. В мыслях он уже порхал от счастья. Однако также и думал о том, кто же нравится Изуку. Альфа жаждал знать: он это или нет. Конечно, хотел, чтобы он был тем самым, но правда может быть не такой сладкой. Это точно не Шинсо. Самый вероятный вариант для него был Тодороки, пока он не знал, что его можно было отмести. Киришима и Яойорозу на вряд ли, они заняты. Очень даже возможным вариантом мог быть ещё Серо, у того никого не было, но тот сам говорил, что у Изуку кто-то есть, но кто конкретно не указал, да и Мидория боялся говорить, это не похоже на то, что он является предметом его симпатии. А если…       «ОХ! А если Изуку гомосексуал?! Если ему нравятся омеги?! Бля! Бля! Бля! Тогда вариантов становится больше!» — занервничал Бакуго, — «Спросить напрямую? Или не стоит? Но как мне узнать? Можно было бы спросить друзей… но я не хочу тянуть, и я хочу услышать от него, кто ему нравится».       — И-изуку, а как ты… относишься к гомосексуалам?       — С чего вдруг такой вопрос?       — Да просто интересно.       Причина у Бакуго была одна, но омега начал думать иное:       «Чего он интересуется? Неужели он… Тогда я ему не смогу понравится?! Моя любовь опять будет безответной?!» — теперь нервничал Изуку.       — Ну я нормально отношусь. Пол не имеет значения, главное любовь.       — Да, согласен. А… ты? Тебя кто привлекает?       — Ты спрашиваешь не гомосексуал ли я?       — Ну да…       — Мне альфы нравятся. Так что я не из них.       — Понятно.       «Вот так облегчение. Круг опять сузился!» — думал Бакуго.       «Хотя может я не так понял? И он хотел узнать МОЮ ориентацию? А зачем?.. Стоп, а если… чтобы понять сможет ли он нравиться мне?! Может я всё-таки тоже нравлюсь ему?! Я надеюсь этот так!» — Изуку распирало от радости, и он не мог сдержать улыбки.       — Ты чего? Подумал о чём-то хорошем?       — А? Д-да… Наконец-то мы вместе вернёмся в нашу комнату!       — Ага, я тоже этому рад.       Они продолжали молча идти, а в их головах пробежала одинаковая мысль:       «Я очень хочу нравиться тебе».       Когда возвратились в общежитие, Изуку сказал, ностальгически разглядывая комнату:       — Будто не два месяца, а год меня тут не было. Такое ощущение.       — Эти два месяца было долгими и мучительными, но теперь они позади.       — Ага… Блин, следующие недели легче не будут, по крайней мере, для меня, потому что мне столько пропусков нужно отработать…       — Я могу помочь.       — Как-то неудобно тебя нагружать моими делами, у тебя и свои есть.       — Да я не парюсь, ты же знаешь.       — А стоило бы, но я помню, что тебе трудно себя заставить. Ты уверен, что найдёшь силы делать моё?       — Найду. Для тебя найду. Я могу взять на себя непрофильные предметы, потому что с творчеством я тебе не помощник.       — Хорошо. Я в любом случае делал бы профильные сам, мне нужны навыки.       — Но для начала тебе нужно немного отдохнуть, потом узнаем у Серо задания.       Парни поиграли в «Your heroic world», лежа на кровати.       — Слушай, ты так и не рассказал про Деку.       — А, Деку. Короче, нужно пройти секретный квест, который разблокирует прокачку этого героя, но дело не только в квесте. Этот герой прокачивается очень медленно по сравнению с остальными, тут нужны терпение и целеустремлённость, думаю, он сделан таким, чтобы проверять игроков, насколько они готовы идти к цели. Сам посуди, в реальности крутым героем стать было бы не просто, многим нужно было бы очень упорно и долго трудиться, ты можешь длительное время оставаться на дне, и только твоё упорство и непоколебимость помогут разбить мешающий тебе барьер. Это особенный персонаж. По сюжетной линии он же терпит кучу неудач, но всё время встаёт и никогда не сдаётся. Деку значит: «Ты всё сможешь».       — Я обо всём этом не думал…       — Ты ярый фанат и олд этой игры и не знаешь всего этого?       — Да его в комьюнити не любят и поносят, я и не смотрел в его сторону. Получается этого многие игроки не знают.       — Интересно, конечно, ведь эта игра популярна. Люди нетерпеливы и нецелеустремлённы сейчас получается? Даже ты?       — Даже я… Надо исправлять!       — Да, давай вознесём Деку на пьедестал, где ему место.       — Давай!       Они оба потом и кровью прокачивали своих персонажей Деку. В итоге вместо того, чтобы отдохнуть, ребята выдохлись.       — Реально сложно…       — Ага… В прошлый раз я думал, что разобью телефон.       — А как ты… узнал об особенности Деку?       — Та просто было интересно. Не верил, что он такой бесполезный. Решил челлендж себе устроить. И прокачал его до нового скина, с которым он стал в разы сильнее. С каждым этапом его скин будет меняться. У других героев два этапа, а у него аж четыре.       — Ух ты. А мне он стал нравится. Я обязательно нагоню тебя.       — Ну попробуй.       — Но нам нужен перерыв.       — С этим соглашусь.       — Давай закажем суши.       Пока ждали доставку, Серо прислал задания по профильным предметам, по другим       Изуку должен будет подойти к преподавателям за темой для реферата.       — Вот если бы я не был таким идиотом… — Изуку угрюмо взирал на огромный список заданий.       — Главное, чтобы ты дальше им не был. Я помогу тебе со всем.       — Ты сказал, что с творчеством не помощник.       — Я просто буду делать, что ты скажешь. Четыре руки лучше двух. Я сделаю, что смогу.       — Спасибо. Как съедим, нам придётся идти в магазин. Нам нужна бумага и картон. Много. И клей.       — Хорошо.       Купив всё необходимое, они принялись за первое задание, нужно было сделать десять интересных фактур. Изуку придумывал идеи и вместе с Бакуго их воплощал. Альфа делал всё очень аккуратно, боясь не так шевельнуться, потому что для Изуку это было важно, и он не мог напортачить. Через полчаса они сделали перерыв на попить и продолжили. За два часа управились.       — Ура! Сделали! И неплохо ведь вышло! Видишь, ты тоже хорошо рукодельничаешь.       — Я не хотел тебя подводить.       — Ты ведь не обязан даже всё это делать.       — Но я хочу помочь тебе.       — Я очень признателен. — Изуку покрылся румянцем.       — Что там дальше?       — Изгибы. Прямолинейные, криволинейные, комбинированные.       — Это что…       — Серо прислал примеры. — Мидория показал ему фото.       — А как так ровно делать?       — Канцелярским ножом подрезать. Блин, мы ведь его не купили.       — У меня есть.       — О, здорово.       Бакуго достал его из шкафчика. На нём было какое-то красное пятнышко.       — А что за красное?       — Э-эм…       Увидев взгляд Изуку, который спрашивал не то ли это о чём он подумал, Бакуго не стал отнекиваться.       — Пойду отмою.       Когда вернулся, омега печально смотрел на него.       — Можешь ничего не говорить, всё уже нормально. Он больше не будет использован в таких целях. — сказал Бакуго, усевшись на стул.       — Как… дела с психотерапевтом?       — Хорошо.       — Правда?       — Да. В первую сессию, когда я только пришёл, то очень волновался, не знал вообще, что делать и говорить. Но он направлял меня. Он был очень располагающий. Постепенно волнение уходило и приходило такое тёплое чувство, будто я дома, закутан в пледу, а в руках чашка горячего кофе. Казалось, что меня совсем ни за что не осудят.       — Здорово, что он тебе подошёл.       — Это знакомый психотерапевт-омега Яойорозу. Она его посоветовала. Мне было спокойнее идти к кому-то такому, потому что Яойорозу я доверяю.       — Доверяешь?       — Ну да.       — Бакуго, ты начал кому-то доверять, это прекрасно!       — Я… и тебе доверяю… Вы такие… Что аж выбора не остаётся. — к щекам Бакуго прилила кровь.       — И я тебе. — Изуку улыбался.       — Н-надо бы задание делать.       — Ой, да!       Они приступили. Изуку хотел завести ещё какую-нибудь тему.       — Бакуго… А в чём ты ещё хорош помимо готовки?       — Почему спрашиваешь?       — Хочется о чём-нибудь поговорить.       — Не знаю даже… в чём хорош…       — Ну что ты ещё умеешь, знаешь?       — Знаю английский, русский.       — Русский?! Ух ты! А где ты учил его и почему?       — Да просто… маме их культура нравилась, она сама изучала этот язык, и мне интересно было, поэтому она стала учить и меня. А потом я уже сам…       — Блин, о маме тебе напомнил.       — Ничего. Я всё равно сам её каждый день вспоминаю.       — А скажи что-нибудь на русском?       — Что именно?       — Что угодно.       — Брокколи. — проговорил Бакуго на русском языке.       — И что это за слово?       — Брокколи. — повторил он, но на родном японском.       — А, крут… Издеваешься?       Бакуго засмеялся.       — Скажи что-нибудь без приколов.       — Ладно-ладно…       — Что-нибудь интересное. — Изуку сел смирно в ожидании.       Бакуго помолчал и не отрывая взгляда от омеги сказал на русском:       — Я тебя люблю.       — Что же ты сказал?       — Я сказал: «Ты меня бесишь».       — Бакуго! Да хватит издеваться!       — Хе-хе-хе-хе.       С этой работой провозились дольше, но всё-таки закончили.       — Я проголодался. — сказал Изуку.       — Я тоже.       — Отлично! Тебе нужно набирать обратно вес! Сготовим что-нибудь?       — Да ну, это ещё минус энергия. Пошли до кафешки какой-нибудь.       — Я думал заказать захочешь.       — Хочу выйти на воздух.       — Это правильно.       Набрали они достаточно много, как бы Изуку не отказывался, Бакуго платил за них двоих. После плотного ужина они вернулись делать ещё задания. К полуночи они упали на кровать без сил.       — Я давно так много не напрягался… — сказал Бакуго.       — Понимаю.       — Как темы для рефератов и докладов узнаешь, скажи мне. Я возьму их на себя.       — Я не могу на тебя одного столько взвалить.       — Тебе сейчас лучше физическими упражнениями заниматься.       — Я знаю, но ведь это даже не твоя домашка, мне неловко.       — Попроси тогда своих друзей взять часть.       — Тогда я и их нагружу…       — Но себя ты не можешь так нагружать, тебе нужно подумать о своём здоровье. Настоящие друзья всегда помогут в трудную минуту.       Изуку удивлялся словам Бакуго.       — А ты всё честнее. — сказал он, перевернувшись на бок.       — А?       — Вёл бы ты себя также, как при нашем знакомстве, ты бы не говорил таких вещей. Так ты веришь в дружбу и хочешь дружить. Ты становишься честнее, правда доверяешь мне. — Мидория светился довольной улыбкой.       — Да я п-просто… — альфа краснел.       Видя это, омега подумал, убрав улыбку:       «Прав ли я? Если я не так понял? Если надумал? Если его поведение значит не это? Если тебе поцелуи в щёку и лоб не значили это? Мне так страшно… Если я попытаюсь, а в итоге…»       — А ты веришь… в любовь?       — Л-любовь? Ну… Думаю да. Я же люблю маму, и она меня любила.       — Я не про эту любовь…       — Эм… — сердце Бакуго пропустило удар, — Если есть эта любовь… то значит есть и другая. Я так думаю.       — Хм, ты прав.       После непродолжительного смущённого молчания Изуку придвинулся и устроил свою голову на его плече. Их сердца ускорялись.       — Твои кудряшки меня щекочут…       — Ой, правда? Извини. Потерпишь? Мне хочется так полежать.       — Нет, они… приятно щекочут. Можешь оставаться так.       — Хорошо.       Они лежали в тишине, Бакуго чувствовал на своей коже дыхание омеги. Изуку не прервал её:       — А почему ты позволял Орочи звать тебя Кацуки-тяном?       — А что оставалось? Он бы всё равно это делал, что бы я ни говорил. Вообще он начал меня так звать почти сразу после нашего знакомства и открыто намекать на то, что я ему нравлюсь. Я говорил, что он настырным был, поэтому запрещать было бесполезно. Он, наверное, называя меня так, хотел уверить себя, что мы близки.       — Понятно… А можно мне называть тебя по имени?       — Д-да, можно. Я не запрещал. Я был бы даже рад, я ведь тебя зову.       — А тяном можно?       — М-можно.       — Нет, хочу немного изменить. Хочу называть так, как никто не называл.       «Если сократить? То получится…»       — Каччан. Можно называть тебя так?       — Можешь, если хочешь. А-а чего это ты вдруг?       — Я хочу звать тебя по-особенному, потому что… ты для меня особенный.       «Особенный» — эхом несколько раз повторилось в мыслях Бакуго. Он почувствовал мурашки от резко подступившего жара, сердце затарабанило.       — Ба… К-каччан?! Всё нормально?! Ты так покраснел, тебе не плохо?       — Нет, нормально… Правда.       — Да? — Изуку потрогал его лоб, — Горячий какой-то.       — Просто ты так внезапно выдаёшь… что я особенный для тебя… Это смущает.       Сердечко омеги ответило на барабанный зов сердца этого альфы. Сделав глубокий вдох и заправив за ухо кудрявую прядь волос, он начал медленно приближаться к лицу Бакуго. А точнее к его губам. Кацуки учащённо дышал, а жар всё усиливался.       «Он собирается…»       Когда меж их губами оставался буквально миллиметр, Изуку замер.       — Почему так сильно запахло… вишней?       В глазах Бакуго мутнело. Изуку слегка отдалился.       — Каччан, это твои фер…       Не успел он договорить, как его перевернули на спину и прижали к кровати, стиснув его запястья.       — К-каччан? Т-ты чего? — Изуку оторопел.       Альфа скользнул по нему таким взглядом, словно перед ним его добыча. Изуку заёрзал.       — О-отпусти, пожалуйста, т-ты меня пугаешь.       Бакуго будто его не слышал, он был ближе и ближе к лицу парня.       — Д-да что с тобой?       Блондин неожиданно облизал языком его щёку.       — Т-ты чего?! Каччан?! П-перестань!       Потом он прошёлся языком по шее и остановился у надплечья, сдёрнул рукав футболки, а затем резко впился в него зубами.       — АЙ! — ощутив резкую боль, Изуку издал крик, — Каччан, что ты делаешь?!       Альфа сжимал зубы сильнее.       — А-а-ай! Б-больно, Каччан! Хватит, пожалуйста! А! — было всё больнее и больнее, будто тот хотел оторвать от него кусок плоти, — ААА! ПОЖАЛУЙСТА! — крикнул Изуку со слезами.       Боль отступила. Бакуго отстранился и дал себе пощёчину.       «Чёрт возьми…» — он будто очнулся ото сна.       Посмотрев на Изуку, который хныкал, вытирая слёзы, он ужаснулся и запаниковал. Бакуго вскочил с кровати, захватив телефон со стола, и убежал из комнаты.       — Каччан? Каччан! — положив ладонь на место укуса, омега слез с кровати, — Ты куда?! — он хотел было побежать за ним, но у самого начали подкашиваться ноги, его бросило в жар, он упал обратно, — Блин, что такое… — тело немело, голова заболела, — Это из-за… его феромонов?       За это короткое время те успели окутать всю комнату.       — Я должен… идти за ним и понять… что произошло…       Однако тело не поддавалось. Внизу между ног зазудело.       — Чёрт… течка… совсем не вовремя.