Вестница перемен

Можешь не смотреть и называть меня как хочешь

Всё вокруг тупое, поэтому я с тобою

Ssshhhiiittt! — Танцы

Амала и Рэйтан потратили целый день, уговаривая Деви остаться дома, не сбегать больше. Дивия, прижав колени к груди и крепко обняв их, отказывалась и есть, и разговаривать, не отвечая на вопросы и не спрашивая в ответ. Она всё прокручивала в голове то, что увидела, металась между мыслями о том, что сошла с ума, и о том, что подобное могло существовать. Вся её короткая жизнь убеждала: богов, демонов, мистики не существует, — есть только люди, отчаянно желающие в это верить. Деви видела таких сумасшедших, — они выходили на улицы и вопили о конце света, писали конспирологические и религиозные тексты в сети, состояли в культах, сбривали себе волосы, и все они в конечном счёте были признаны сумасшедшими. Деви всегда говорили, что у неё слишком яркое воображение, и это отражалось в её снах, в её идеях, в её учёбе. Но яркое воображение не равно сумасшествию. Ведь так? Если она не сошла с ума, если бхуты ей не привиделись, то правда оставалась одна, — боги, демоны и Сансара реальны, реальны Кали и Шива. И это было в тысячу раз страшнее, чем оказаться больной. Потому что если это правда, то её отец — Аватар Порядка, воплощение Шивы на земле; если это правда, то Деви виновна в смерти своей семьи; если это правда — её жизнь оборвалась, а дальше будет что-то другое, но точно не жизнь Дивии Вайш. — Где Рам? — тихо спросила Деви после долгих часов молчания. Амала и Рэйтан дежурили возле неё почти по часам, каждый на свой лад пытаясь то разговорить, то успокоить. Но чем больше они старались, тем меньше Деви хотела отвечать на их вопросы, слушать их утешения. Амала верила в то же, о чём говорил Рэйтан, но, в отличие от него, выглядела виноватой. Сейчас на диване, погрузившись в книгу, сидела Амала. Деви давно заметила круги под её глазами и растрёпанные волосы, которые раньше всегда были аккуратно уложены. Услышав голос дочери, она вздрогнула, отложила книгу и подсела ближе к Деви, боясь её спугнуть. — Рам отдыхает в гостевой спальне. У него мигрень, — также тихо ответила Амала. — Ты не ела весь день. Поужинаешь? Я приготовлю твои любимые… — Почему он хочет меня убить? — Деви не дала матери договорить. Она редко позволяла себе наглость перебивать Амалу, зная её тяжёлый вспыльчивый характер, но теперь было всё равно. — Никто не хочет тебя убить, родная. — Амала положила ладонь поверх сцепленных пальцев Деви, ласково погладила. — Нам всего лишь нужно поехать в Бенгалию. — Он сказал, что знает, как кончится моя жизнь. — Деви положила голову на колени, посмотрела на дверь в гостиную. Если выйти за неё, пересечь коридор, то увидишь ещё одну дверь. Гостевая спальня. Рам занимал её второй день подряд. — Рам ведающий. Он брахман, который может говорить с Кали. Иногда он знает больше, чем мы. Угукнув, Деви закрыла глаза. Почему-то было важно знать, что Рам не желал ей смерти. Теперь, после объяснений Амалы, она и сама не могла понять, почему вдруг решила, что её хотят убить. Это казалось само собой разумеющимся. — Папа… Рэйтан правда Шива? — Деви не могла теперь думать о нём как о своём отце. Она хотела, чтобы было иначе, чтобы глядя на Рэйтана, она видела только человека, который её воспитал, — учил кататься на велосипеде, хотя сам не умел, помогал с домашним заданием, утешал, когда они вместе смотрели грустные фильмы. Но тот, кого Деви увидела утром, не был её отцом. Это чужой человек, выглядящий почти так же, как её отец. — Это не совсем так, — Амала старалась говорить мягко, и Деви была благодарна, что она не пыталась задушить её своими эмоциями и заботой. — Рэйтан — Аватар Шивы. Не полное его воплощение, а лишь часть божественной силы. Он был Аватаром Порядка, когда мы познакомились. Потом Рэйтан обратился к богам, и те подарили ему обычную человеческую жизнь. Сейчас твой отец, как я и ты, просто человек. Он любит тебя, Деви. Просто у него… Есть обязательства, которые он должен выполнить. Мы думали, что всё осталось в прошлом, но… — Ты правда во всё это веришь? — Я… Когда я только столкнулась с этим, то тоже не поверила. Боги, демоны, культ, — звучит слишком фантастично, да? — Амала дождалась слабого кивка Деви. — Бхуты, Шива, Кали, — всё это я видела своими глазами. Когда мы уехали из Индии, я хотела верить, что всё закончилось. Когда начались твои кошмары, Рэйтан пытался меня убедить, что это связано с культом и Дюжиной, а я до последнего хотела верить, что это всего лишь стресс. Я надеялась, что тебя всё это не коснётся. Ты не заслуживаешь такой судьбы. — Ладно, — вздохнула Деви. — Я хочу спать. — Она спустила ноги с кресла, посмотрела на Амалу. — Завтра приедет Тиан. Ты хотела познакомиться с ним. Мы встречаемся. Я не знаю, как ему объяснить всё это. Сил на удивление и страх не осталось, — всё забрали бхуты и отчаянные попытки найти увиденному хоть одно рациональное объяснение. Для глупой шутки всё слишком затянулось, да и Рэйтан и Амала не были из тех «современных» родителей, которые позволили бы себе так издеваться над дочерью. Амрит и Рам реальны, а значит реально и то, во что они верили, в чём пытались убедить. Их культ (Деви всё ещё хотела хотя бы мысленно называть это сектой, но теперь не могла), их боги, их силы, — всё обретало реальность с каждой минутой. Ей хотелось снова стать той, кто ничего не знал о Кали и Шиве, не верил в демонов, не видел их своими глазами. Миллионы людей жили спокойно, их не пытались насильно увезти в Индию, не лишали отца одним разговором, их жизни рушились из-за простых и понятных причин, — болезней, разрыва отношений, увольнения, смерти. Такие причины легко понять, они реальны. Деви затягивало в водоворот событий, которые не имели к реальности никакого отношения, а она не была ни Гарри Поттером, ни Сьюзен Певенси, у неё не было волшебной палочки или мантии невидимки, только книги и рассказы Рэйтана, которые едва ли помогут. Деви подняла взгляд с пола: она уже две минуты стояла перед дверью в гостевую спальню, положив ладонь на ручку, не решаясь войти. Что ей мог рассказать Рам? Очередную сказку? Или он опять снимет с глаза повязку, вытянет руку и призовёт ужасных существ, чтобы те убедили Деви? Или убили? Она хотела знать лишь две вещи: чем всё закончится и почему именно он? Почему к Раму так тянуло? Деви считала его красивым, ей нравились его улыбка и блеск в глазах, но не больше, чем нравится симпатичный парень в автобусе, когда едешь домой после занятий и на несколько минут погружаешься в фантазии о том, какой будет свадьба с ним. Чувства к Раму не были романтическими в полной мере; Деви не хотела знать, как он целуется, какой кофе пьёт по утрам, какая у него любимая песня. Рам ощущался как дом, как спокойствие, как безграничный и бескрайний океан, как её вторая половина, без которой никогда не стать собой. Даже после того, как он стал причиной её кошмара, Деви хотела верить ему, ведь верить ему ощущалось как верить себе. Она отдёрнула руку, так и не придумав, как начать разговор. Утром Рам выглядел болезненно, Амала сказала, что у него началась мигрень. Эта боль тоже была связана с Кали? Или хоть у чего-то в мире Деви осталось нормальное объяснение? Поднявшись к себе в комнату, Деви завернулась в одеяло. В комнате по-летнему тепло, но её била дрожь. Только оказавшись в иллюзорной одеяльной безопасности, Деви закрыла лицо руками и разрешила всем чувствам разом навалиться на неё. Ужас происходящего, голод, боль в мышцах от долгого сидения в одной позе, удушающее ощущение, что она теряла саму себя, — так много всего внутри, что скручивалось узлом, скапливалось напряжением. Деви хотела заплакать, но слёзы не шли. Она лишь шумно хватало ртом воздух, слыша, как заходится её сердце, как шумит кровь. Когда удалось выдавить тихий надрывный всхлип, стало легче, как если бы этим звуком она заставила мир принять её, сделать снова частью реальности. Всё сказанное ей несколько часов назад не укладывалось в голове, и Деви сильнее ненавидела Амрита за то, что он ушёл, оставил вместо себя разбираться Рама и Рэйтана. Принеси он такие мерзкие новости, Деви злилась бы меньше. Он заварил эту кашу. Она не знала, почему, но была уверена, что вся вина лежала только на нём. Нужно было кого-то ненавидеть, обвинить во всех бедах. Кого-то, кто не был частью её семьи, кого-то, к кому не тянуло так сумасшедше сильно. Деви шёпотом проклинала Амрита, желала ему всех ужасов христианского Ада и индуистской Сансары, и становилось легче. Сон утянул в свои липкие скользкие объятия. Её комната — привычная, любимая, родная, — сменилась просторной тёмной залой. Обнажённая женщина с тёмной кожей сидела на возвышении, по-кошачьи поставив руку между согнутых в коленях ног, её язык — пугающе красный, слишком длинный для человеческого, — высовывался изо рта, и белые острые клыки внушали ужас. Деви не боялась эту женщину, она была ею и словно бы видела себя со стороны. Деви знала, что женщина — богиня, и знала, что она чувствовала. Вместе с ней она с раздражением наблюдала за группой людей, столпившихся у жертвенного алтаря; они вызывали ярость, недовольство, но она не могла отвернуться от них, — они обещали ей кровь, обещали дары, положенные ей по праву рождения. Деви чувствовала, — им обеим мало, они обе тоскуют по кому-то, кто ушёл. Они обе искали этого кого-то в другом времени, но словно бы в том же, в других мирах, но будто бы в этом мире, во всём разнообразии Вселенной, схлопнувшейся до размеров одной лишь залы. Тот, кто ушёл, должен принадлежать им по праву, но Деви, та Деви, что смотрела со стороны, тосковала иначе, — так тоскует молодая возлюбленная по умершему на войне, так убивается жена по мужу, которого раньше срока забрала болезнь. У темнокожей богини тоска перерастала в ярость, требовала немедленного выхода. Они обе ждали, когда он явится, когда среди коротких жизней появится он — вечный, прекрасный, самый любимый. Для богини он пах дурманом, пеплом и смертью, но Деви различала среди тяжёлых ароматов тонкий запах лаванды, и тоска её становилась не такой сильной. Слова монотонной мантры, убаюкивающей ярость в груди богини, оборвались. Деви вздрогнула от заполнившей её изнутри энергии, — так много, оглушающе громко, так откровенно и дико. С такой яростью тигрица вгрызается в шею лани, с такой яростью лошадь проламывает череп неудачливого наездника копытами, — в этой ярости не было злости, в ней торжествовал животный закон. Прав тот, кто сильнее. Жизнь лишь предвестник смерти. Смерть — начало новой жизни. На миг всё затихло внутри: миг предвкушения, миг перед торжеством. И тёплые капли на лице Деви, на тёмной коже богини. Горячая свежая кровь. Богиня потянулась языком, слизала их, растянула губы в хищной улыбке, и Деви улыбалась вместе с ней. Солёная кровь на её языке, ощущение правильной благодати внутри и трепетно замершее в ожидании сердце, задающее лишь один вопрос, — услышал ли, явится ли? Деви не знала, что они с богиней хотели сделать с тем, кого так ждала душа, — то ли броситься на него, растерзать, услышать крики и мольбы, то ли обнять и утешить, то ли залиться счастливым смехом, когда его пальцы наконец коснутся их кожи. Они обе устали от его равнодушия, но привыкли к нему, знали, что однажды всё сменится, и он посмотрит на них влюблённо, возжелает их всем нутром. Они ждали его, а он исчез. Кто-то отобрал его, и не будет больше запаха пепла и любимых тёплых рук, больше ярость не сменится преданной любовью. Кто-то такой важный и любимый больше не был рядом. Но были они — его верные слуги, размытыми когтями царапающие стены в тёмных углах, тянущиеся из каждой тени. Богиня взревела, и Деви невольно вторила ей. Она не хотела снова их видеть, не хотела чувствовать во рту вкус крови, не хотела ощущать разрывающую сердце тоску. Но они уже тянулись по полу, хватали за полы длинных одеяний собравшихся людей, шептали на забытом языке проклятия. Они тоже хотели вернуть его, вновь стать его преданной свитой. Деви призвала их, — они пришли в ответ на её полный боли и ярости рёв, на отчаяние и голод, откликнулись на желание разорвать. Задыхаясь от ужаса, Деви распахнула глаза. Руки — тёмные смутные силуэты, — тянулись по её одеялу, стремились к её горлу. Бхуты были в её комнате, от их присутствия холодел воздух, и изо рта Деви вырывались маленькие облачка пара. — Хватит. Властный голос. Его голос. По нему тосковала богиня из сна Деви. Не осталось в нём ни притягательного мурлыканья, ни лёгкой ленивой томности, ни бархатистости. Ледяной холод, властность и отстранённость. Бхуты не боялись голоса, они, как и богиня, тянулись к нему, стремились занять своё место возле господина. Он хотел, чтобы бхуты ушли, и они не смели ослушаться. Тенистые руки светлели, смешивались с темнотой ночи, растворялись в ней, успокоенные. Деви осторожно поднялась на локтях. Она точно знала, кого увидит, но что-то внутри требовало убедиться. Деви встретилась с Рамом взглядом. На его лице не было привычной повязки, и Деви могла видеть, как глаза горели ярким белым светом. Она не помнила и не знала, просто чувствовала, что свет этот — свет чистоты и просветления, свет внутреннего огня. Деви слышала мифы о мудрецах, чей тапас мог потревожить покой аскетичного Шивы, но внутренне понимала, что даже тем мудрецам из мифов не сравниться с Рамом. Свет его глаз потух, он медленно подошёл к постели Деви. — Что это… — Деви осеклась. Даже в темноте ночи она видела, каким уставшим был Рам, как если бы он не отдыхал целый день в своей комнате. Под его глазами залегли тяжёлые тёмные тени, впали щёки, и цвет лица стал бледнее, болезненнее. Деви потянулась к нему неосознанно, ладонями коснулась лица, и вновь затопило ощущением уюта, тепла и спокойствия. От его носа к губам тянулась тонкая нить алой крови. Деви аккуратно смазала её подушечкой большого пальца, оставив бледный след. — От тебя одни проблемы, — слабо улыбнулся Рам. — Что ты сделала? — Ничего. — Деви убрала ладони от лица Рама, опустилась обратно на кровать, ногами путаясь в одеяле. Мысль о том, что на её пальце кровь — солёная, ещё теплая, — не давала покоя. Деви всегда тошнило от её вкуса, но сейчас он казался самым желанным. — Мне приснился кошмар. Рам сел рядом, но почти сразу откинулся назад, ложась на спину. Деви видела, как тяжело ему давалось каждое движение, и не находила в себе сил прогнать его из своей комнаты. — Рэйтан говорил, тебе часто снится один и тот же кошмар. — Да, но… Этот был другим. Твой отец. — Деви поднялась с кровати, чтобы найти бумажные салфетки и вытереть Раму кровь. На самом деле, она выгадывала себе несколько минут, чтобы правильно подобрать слова. То, что она видел в своём кошмаре, отличалось от того, что чувствовала. Деви будто знала всех людей, которые приносили ей жертву, и словно забыла их имена, но смутное ощущение, что ей известно обо всём, что когда-либо случалось в той зале, не отпускало. — Я видела твоего отца. Я не видела лица, но уверена, что это был он. Он был моложе и… Он убил кого-то. Это была жертва, и богиня… Она существовала. Она не была мной, но я была ей. Пугающая догадка крутилась в голове. Амрит Дубей убил её родителей. Именно это приснилось Деви: смерть её настоящий матери и отца, смерть её брата. Их кровь она чувствовала на своём лице, у себя во рту. К горлу подкатил ком тошноты. Схватив пачку салфеток, Деви спешно вернулась к Раму. Коснуться его теперь казалось необходимостью. — У тебя и правда очень бурная фантазия, — усмехнулся Рам. Деви аккуратно стирала кровь у него под носом и на губах. Всего одно движение, — наклониться, — и она сможет его поцеловать. Не потому что Рама хотелось прямо сейчас, не потому что он спас её, Деви просто хотела ярче ощутить покой, полностью раствориться в его объятиях, стать единым целым. — Почему пришёл ты, а не Рэйтан? — Она так и не смогла себя заставить произнести короткое «отец». Её отец исчез прошлым вечером, остался лишь Рэйтан — Махадева Рита-Шива. — Он больше не чувствует бхутов, только видит их, как ты и Амала. — Расскажи, что случилось в Бенгалии. — Деви скомкала испачканный в крови бумажный платок, отложила его и всю упаковку на тумбочку, что стояла у кровати, и осторожно легла рядом с Рамом. Их плечи касались, и этого хватало, чтобы не чувствовать себя одинокой, не бояться, что руки бхутов снова потянутся к ней. — Когда Рэйтан сумел уговорить богов отпустить его, Кали пришла в ярость. — Рам положил на глаза ладонь. Деви едва различала его тихий голос. — Она вопила, требовала жертв, и разрушения пришли в Бенгалию. Люди умирали, брахманы не могли ничего сделать. Спустя год брахманы принесли последнюю жертву, пытаясь напоить Кали кровью, успокоить её нрав. Она всегда благоволила Дюжине, но только тогда все поняли, — она благоволила воплощению Шивы. — Когда Рэйтан перестал быть его Аватаром Порядка, Кали утратила своего возлюбленного, — тихо произнесла Деви. Слова Рама подтверждали её сон: Рэйтан был тем, по кому тосковала богиня, — он покинул её, — его она искала, его хотела видеть. — Да. Мы ждали, когда явится новый Аватар Порядка. В ночь, когда Рэйтан отрёкся от своей сути, он умер. Перестал существовать как Махадева Рита-Шива и родился как Рэйтан Вайш. Тогда милостивое воплощение Гаури закрыло Шиве глаза, но… — Мир не существует, если бог не видит его. — Деви нравилось заканчивать фразы за Рамом, давая ему несколько секунд передышки. — И тогда Шива открыл третий глаз, чтобы мир не исчез. Он видел суть вещей, и его сила должна была явить нового Аватара Порядка. Но его не было. Дюжина год искала новое воплощение Шивы, брахманы обращались к Кали за советом, но Аватара просто не существовало. Когда была принесена последняя жертва, Кали замолчала. Долгие годы брахманы совершали ритуалы, возносили хвалы ей и каждому из трёх её воплощений. Они утратили связь с богиней. Милость богов покинула Индию, и улицы Бенгалии заполнили бхуты. Женщины теряли детей, и души предков не могли переродиться. Сыновья умирали раньше отцов. — Но ты… — Деви повернула голову, стараясь рассмотреть лицо Рама. — Да. Почему-то только я. Но и я не слышу богиню. Лишь отдалённо. Иногда мне удаётся вступить с ней связь, но всё, что я слышу, — это стенания Гаури, отчаянный плач Дурги и ярость Кали. Богиня оставила культ. Единственное, в чём я уверен, — скоро всему настанет конец. Я видел это так ярко, что не могу в этом сомневаться. Шива разрушит мир и даст начало новому. — Вы приехали за Рэйтаном. — Деви не спрашивала. Она понимала, что если Шива не переродился в нового Аватара, то либо он не явился в мир совсем, либо Рэйтан остался Махадева Рита-Шивой. Дубеи верили, что боги не оставили их. Рэйтан был для них последней надеждой. — Тогда Аватар Порядка не умер в ту ночь, но… — Никто не знает, Деви. Если возвращение Рэйтана не поможет, Дюжина перестанет существовать. Мир перестанет существовать. Но перед своим концом мы увидим Шиву в его истинном обличии. И я не уверен, пугает ли меня эта мысль. — Голос Рама потух. Он потратил на объяснения последние силы. Деви не знала, начиналась ли у него снова мигрень, но всё равно хотела помочь. Аккуратно уложив его голову себе на грудь, она ласково обняла Рама за плечи. Ощущение тепла рядом с ним уже не было таким ярким, заглушающим всё вокруг, оно тлело между телами слабым угольком. Деви хотела отдать ему все свои силы, дать Раму почувствовать то же тепло и покой, что она ощущала рядом с ним. И казалось, что уголёк несмело занимался всполохами огня. С его тяжёлой головой на груди, вслушиваясь в его дыхание, Деви уснула без снов. Проснулась Деви от звонка будильника. Телефон трезвонил на комоде, где она его и оставила вчера. Тело к постели придавливало что-то тяжёлое, тёплое, живое. Открыв глаза, она увидела волнистые волосы Рама. От взгляда на его лицо, умиротворённое, спокойное, без болезненной бледности, губы дрогнули в ласковой улыбке. Деви знала, если подождать несколько секунд, телефон замолчит. Нужно лишь переждать. Она аккуратно накрыла ладонью ухо Рама, чтобы звон будильника не разбудил его. Прошедшая ночь — от приснившегося кошмара до разговора — казалась ей сном. Слишком много невероятных событий за одни сутки, Деви устала им удивляться. Ей всё ещё не нравилась её новая реальность, она не хотела с ней мириться, но больше не могла отрицать, что её мир, маленький до встречи с Рамом Дубеем, стал огромным и пугающим. Когда будильник замолчал, Деви вновь провалилась в сон, и в следующий раз проснулась от уже привычных ласковых прикосновений к плечу. — Вишви, просыпайся, — звал Рэйтан. Несколько мгновений на грани между спокойным сном и новой реальностью Деви верила, что ей всё приснилось, и голос Рэйтана, снова заботливый, мягкий, убеждал в этом. Она открыла глаза, и его одежда — чёрный шервани, — вернула её в реальность. Она вспомнила, почему спала поперёк кровати, почему замёрзли кончики пальцев ног, почему на пальцах разводами осталась кровь. Не могла найти объяснение лишь одному, — кто укрыл её одеялом, ведь засыпала она, лёжа на нём. — Я приму душ и спущусь, — пообещала Деви и перевернулась на живот, пряча лицо от Рэйтана. Ощущение безопасности рядом с ним исчезло. Внутри ворочались омерзительные ярость и тоска богини, которая приснилась Деви, и направлены они были на Рэйтана. Потому казалось неправильным, что он вот так явился в её спальню, видел в одной пижаме. Уже стоя под струями горячей воды в душе, Деви понимала, почему не могла больше видеть в Рэйтане отца. Раньше он был мужчиной только на словах: иначе одевался, имел другие привычки, мог дать совет по отношению с парнями, хотя чаще Деви всё-таки спрашивала у Амалы. Но он оставался бесполым. Отца не стесняются, говорят ему обо всех бедах, — от самых простых, которые не привязаны к полу, до сугубо личных. Деви хвасталась новыми юбками и платьями, спокойно ходила по дому в одном топе, потому что в доме была её семья, в которой нет различия по полу и возрасту, — все стремились понять всех, поддержать. Рэйтан перестал быть отцом — понятным, безопасным, любимым, — когда стал Рита-Шивой. Его пол, способность любить и хотеть, вдруг вышли на первый план и стали решающими. Рита-Шива полюбил женщину, отказался от своей силы, от своей сути, чтобы провести с ней простую человеческую жизнь, и в тот день обрёл не просто человечность, он стал полноценным мужчиной, — мужчиной, который дополнен своей женщиной. Так учил индуизм, так чувствовала Деви. Амала и Рэйтан никогда не целовались при ней по-настоящему, а все их прикосновения друг к другу были невинными, какие можно показать в фильмах без возрастного ограничения. Но теперь Деви не могла отделаться от мысли, что это не вся их жизнь, что они оба — люди, со своими желаниями, фантазиями, со своей жизнью. Богиня показала ей, что Рэйтана можно любить, хотеть, тосковать по нему, и теперь образ любящего отца рассыпался окончательно. Деви вышла из душа, завернулась в полотенце и посмотрела на себя в зеркало. Она думала, что через это должен пройти каждый подросток, но точно не так, как она. Было ли так же мерзко и неприятно тем, чьи родители развелись и привели в дом чужого человека? Тем, кто видел, как из бесполых надёжных созданий, стоящих выше мира, знающих всё, их родители превращались в обычных мужчин и женщин? Возвращаясь в комнату, Деви почему-то ждала увидеть на постели сари. Это было логично, раз уж весь мир помешался на Индии. Но в комнате ничего не изменилось, — только смятый бумажный платок на постели напоминал об ужасах вчерашней ночи. Деви мысленно переместилась в гостевую спальню. Её будильник зазвонил в семь утра, и тогда Рам был ещё рядом. Когда он успел уйти и где был сейчас? Стало ли ему лучше? Часы на экране телефона показывали половину девятого утра. Деви почти сутки не брала телефон в руки, и батарейка держалась лишь чудом на последних девяти процентах заряда. Подключив телефон к проводу и прочёсывая мокрые волосы пальцами одной руки, Деви открыла диалог с Тианом. Пятнадцать сообщений, большая часть из которых повторяющийся вопрос, — всё ли в порядке. Удивительно, что он не приехал ещё вчера вечером. Деви обещала писать ему каждую минуту, но за весь день вспомнила о нём лишь раз, когда предупредила Амалу о скором знакомстве. Сердце сжалось, заныло: будет ли с Тианом так же спокойно, как с Рамом? Считалось ли изменой, что Деви всю прочь провела с другим парнем? Она спешно набрала короткое сообщение, уверяя, что всё хорошо, и приглашая в гости на ужин. Палец замер над экраном. От того, расскажет ли она Тиану правду или солжёт, зависело, останется ли он в её жизни. Нам нужно поговорить. Всё вокруг такое странное. Пожалуйста, приходи сегодня на ужин. Деви отложила телефон. Что рассказать Тиану, если она сама до конца не верила во всё происходящее? Удастся ли уговорить Рама показать бхутов ещё раз? Деви нервно дёрнула плечами от одной мысли, что она снова увидит их руки, ужасные нечеловеческие лица, почувствует их ярость. Это было единственное доказательство, которое она могла предъявить, всё остальное — слова, которые легко списать на выдумку. У неё ведь слишком яркое воображение. Высушив волосы и переодевшись, она спустилась на первый этаж. Погода в Лондоне сменилась, солнце скрылось за тучами, и в окна задувал прохладный ветер. Деви надела короткие шорты и объёмную лёгкую толстовку, доходившую ей до середины бедра. Не перед кем было красоваться, наоборот, за скрывающей её тело тканью хотелось спрятаться. Первым, кого увидела Деви, был Рам. Он сидел в кресле, на его коленях была раскрыта книга (Деви узнала её сразу же, — первая и единственная опубликованная книга Рэйтана, над которой он работал три года), в одной руке он держал кружку с кофе, второй переворачивал страницы. Его взгляд перескакивал со строчки на строчку, как если бы Рам уже читал этот текст и теперь лишь искал забытый, но очень важный фрагмент. Тёмных кругов под его глазами не было, а в расслабленной позе больше не читалось болезненное напряжение. Он выглядел даже лучше, чем в день их встречи. Деви лишь немного жалела, что один его глаз снова был скрыт за повязкой. — Зачем ты её носишь? Рам поднял голову, окинул Деви взглядом и тихо хмыкнул. В этом звуке не было ни интереса, ни осуждения, он смотрел на Вайш как на обычного человека. В груди Деви неприятно кольнуло: прошлой ночью он был не против уснуть у неё на груди, а теперь смотрел так, будто она вообще ничего не значила. Но Рам почти на всё смотрел именно так: мир не был ему интересен, и перестань он существовать, едва ли Дубей расстроился бы. Его улыбки, колкие слова, готовность ответить на любые вопросы, — всё шло от этой незаинтересованности миром. Деви вдруг ярко ощутила разницу между ним и Амритом: старший Дубей цеплялся за мир, и это читалось в его жестокости, его закрытости, его взглядах; младший отстранился от мира и участвовал в нём лишь по необходимости, и если и проявлял эмоции, то скорее из желания вновь вернуться к спокойному отстранённому созерцанию, чем и правда пытаясь что-то в нём изменить. Деви никогда не общалась с брахманами, но интуитивно чувствовала, что такими они и должны быть, — вовлечёнными в мир не по своей воле, но чутко его понимающими, желающими отстраниться от людских страстей и условностей. — Один мой глаз видит мир таким, каким его видят все. Другой видит суть вещей. Это утомительно. — Им ты видишь бхутов и богов? — Деви села на подлокотник дивана, неосознанно стараясь держаться к Раму ближе. — Что случится, если ты не будешь носить повязку? — Скорее всего, я сойду с ума, — предположил Рам. — Не только бхутов и богов. Истинную суть людей, их кармический долг и кармическую прибыль. Всё то, что могут видеть боги. Человек не способен вынести всё это, поэтому… — Что ты увидел ночью? Рам поднял голову, оторвавшись от книги, которая была ему интереснее Деви, и встретился с ней взглядом. — Ничего. Деви обиженно фыркнула. Прошлым утром её назвали ребёнком-катастрофой, почти что обвинили в смерти её семьи, а Рам — единственный, кто был с ней честным, кто мог увидеть её суть, — не видел ничего! Мир за одни сутки из понятного и привычного превратился в огромный религиозный хаос, и только Деви в нём осталась самой обычной. Разум подсказывал, что лучше уж так, чем быть избранной, пройти через десятки испытаний и потерять самых дорогих людей. Но задетая гордость не позволяла прислушаться к рациональным доводам. — Ничего, и поэтому бхуты полезли ко мне? — Деви не хотела звучать обиженно, не хотела показаться ребёнком, но вышло точно наоборот. — У меня нет всех ответов, Деви, — примирительно произнёс Рам, и звук его мурлыкающего голоса успокаивал. — Для меня самого многое остаётся загадкой. — Что, например? — Деви вдруг ощутила, что не одинока. Не только она не находила ответов на свои вопросы, не только ей хотелось знать больше. Рам тоже не знал и не боялся в этом признаться, и даже так он не выглядел напуганным. — Например, что ты вчера сделала. — Дубей закрыл книгу. Теперь Деви читала в его взгляде неподдельный интерес. — Амрит думает, что слышать богиню — дар. Для него это было такой же частью обычного, как для тебя телефон. Когда все брахманы утратили связь с Кали, он решил, что я едва ли не избранный. Но это тяжело: пытаться услышать её голос, чувствовать бхутов, видеть, как быстро мир идёт к своему концу. После каждого ритуала мне нужно несколько дней, чтобы прийти в себя и восстановить силы. Это постоянное напряжение, и ты видела, чем оно заканчивается. — Рам коснулся кончиками пальцев кожи над губами, как если бы там снова была кровь. — Мигрени — часть моей жизни, этакая плата за дар быть единственным брахманом. После прошлой ночи я не должен был встать с постели ещё несколько дней. Что-то случилось, ты что-то сделала. — Деви отдала тебе часть своей энергии. Она вздрогнула, обернулась на голос. Рэйтан — спокойный, отстранённый, почти величественный, — стоял в дверном проёме между кухней и гостиной. Сейчас он был больше всего похож на воплощение Шивы, каким его видела Деви в книгах на иллюстрациях. Длинные чёрные волосы спадали на плечи и грудь, карие глаза смотрели строго, в прямой осанке читалась сила. Деви показалось, что Рэйтан помолодел: на его лице будто бы стало меньше морщин, исчезла лёгкая усталость, какая появляется с возрастом. Глядя на него, она не дала бы ему больше тридцати пяти лет. — Мужчина не полноценен без женщины. Она — его мир, который он познаёт, его сила, которую он взращивает, его знания, которые он постигает. Так Шива не полноценен без Шакти, так природа не обуздана без человека. Люди ощущают это единение в меньшей степени, ведающие, связанные с божественным миром, в большей. — С любой женщиной? — Деви испытующе смотрела на Рэйтана. Она знала всё, о чём он говорил, но теперь это звучало иначе. Пока Деви читала об этом в книгах, всё казалось ей красивой легендой. — Почти, — мягко улыбнулся Рэйтан. — Человек получает и отдаёт энергию всегда, но ярче всего это проявляется, когда человек находит свою вторую часть. У Кришны было шестнадцать тысяч сто восемь жён, и каждая отдавала ему часть своей энергии. Но только Радха была его женским воплощением, его истиной супругой. — Пракрити и пуруша, — кивнул Рам, возвращая внимание Деви к себе. — Дополняющие друг друга и не способные существовать друг без друга. — То есть я пракрити, а Рам — пуруша? — Деви переводила взгляд с Рэйтана на Рама и обратно. Дубей не увидел в ней ничего особенного, но она была особенной для него. Она отдала ему часть своей энергии, и поэтому он мог пить кофе, читать книгу, вести этот разговор, не мучаясь от мигрени, не страдая от упадка сил. Быть для него пракрити — вечно меняющимся миром, который он будет осознавать, который будет его питать, через который он станет постигать реальность, — ощущалось двояко. Это были одновременно ответ на вопрос, почему рядом с Рамом так спокойно, и чувство предательства, ведь Деви не любила его. — Кали была пракрити для Шивы? — Кали — часть мира, а не весь он, — поправил Рэйтан. — Три её ипостаси, соединённые в Парвати, — мир Шивы, который он осознаёт, которым дорожит и который однажды разрушит, дав начало новому миру. Рам, ты уверен, что именно Деви… — Хватит! Деви вздрогнула. Её так увлекла мысль, что и ей нашлось место в новой реальности, что она забыла об Амале. Та появилась рядом с Рэйтаном, уставшая, недовольная, и даже лёгкое прикосновение к её плечу не могло умерить её гнев. — Ты уже отнял у меня мужа, Дубей. Не смей отнимать у моей дочери её жизнь. Деви несколько секунд пыталась понять, что так разозлило Амалу. Разговор о богах и мироустройстве в индуизме казался ей приличным, безопасным, в нём не было ничего, что могло бы привести Амалу в ярость. И лишь спустя время она поняла: если она — мир, осознаваемый Рамом, если именно её он чувствовал больше других, то Деви обязана быть с ним, стать его женой, как Радха и Парвати стали жёнами Кришны и Шивы. Амала всего лишь хотела её уберечь, оставить выбор за Деви, и от этого внутри становилось тепло, почти жарко. Что бы ни происходило вокруг, мама оставалась собой, готовой защищать свою семью до конца. Наверняка она боялась не меньше Деви, но всё равно находила в себе силы беречь свою дочь. — Рам ошибся, — Деви улыбнулась, глядя Амале в глаза. — Он сам сказал, что не может знать всего. И вчера он ничего не увидел во мне. Всё в порядке, мам. — Как скажешь, Лакшми, — промурлыкал Рам едва слышно, и у Деви по спине и рукам побежали мурашки. Иногда ей казалось, что Рама, на самом деле, два: один отстранённый, ведающий брахман, который тяготился своей мирской жизнью; другой ревновал её к Тиану, пытался защитить, искал её прикосновений. Это было похоже на то, что Деви чувствовала во сне, когда и её стало две, — она и богиня, раздвоились чувства и ощущения, она жила будто бы сразу в двух телах, в двух воплощениях, которые жаждали разного. Во сне богиня была сильней, и Деви тонула в её эмоциях, с трудом различала свои. Видел ли Рам подобные сны? Могло ли и такое быть частью её новой реальности? Она зацепилась за его обращение. Лакшми. Воплощение грации и красоты, благодати и удачи. Рам считал её своей Лакшми, или просто хотел поддеть, чтобы не задирала нос? В конце концов, они квиты: он спас её ночью от бхутов, она отдала ему часть своей энергии. Не желая злить Амалу ещё больше, Деви покорно села завтракать. Рам сидел рядом с ней, пил вторую кружку кофе за утро и продолжал листать книгу. Совсем немного хотелось, чтобы он убрал её, вернулся в разговор, и Деви оправдывала это тем, что других экземпляров книги Рэйтана в доме не было, и к книге следовало относится с большим почтением. — Я пригласила Тиана на ужин, — предупредила Деви, когда Амала перестала пытаться убить Рама взглядом. — В институте благородных девиц объявили выходной? — уточнил Рам, не отрывая взгляда от книги, и вновь Деви показалось, что говорил не он, не та его часть, к которой привык Амрит. — Ты уже шутил об этом, — хмыкнула она. — И от этого мои слова не перестали быть правдой, — заметил Рам, переворачивая страницу. — Отлично. Что он любит? — вмешалась в разговор Амала. Деви казалось, что теперь она всеми силами цеплялась за Тиана. Тот, кто ещё совсем недавно был для неё врагом и развратителем её дочери, неожиданно стал союзником. Потому что Деви сама выбрала Тиана, потому что Тиан был частью привычного понятного мира, он был англичанином, которого дела Дюжины не касались. Деви даже казалось, что скажи она сейчас, что они хотят пожениться, Амала поддержала бы и это. — Тиану нравятся стейки с кровью. — Она бросила взгляд на Рама, заметила, как дрогнули его плечи. Краем глаза Деви заметила, как на несколько секунд пренебрежительно поморщился Рэйтан. — Но он ест всё. — Во сколько он придёт? — Амала старалась не замечать повисшего напряжения. — К семи, — соврала Деви. Она так и не написала Тиану о времени, а телефон остался в комнате. Она даже не вспоминала о нём, увлечённая своим новым миром и Рамом Дубеем. — Я хочу сегодня погулять с ним. Рам захлопнул книгу, поднялся из-за стола. — Ты куда? — Деви хотелось, чтобы её слова задели Рама, чтобы он снова посмотрел на неё ревниво, и она не могла объяснить себе, почему. Просто та, другая его сторона нравилась ей больше. Она верила, что тепло и ощущение уюта дарила именно та часть Рама. — Нужно подготовиться к прогулке. — Ты не идёшь с нами, — возмутилась Деви. Одно дело — получить короткий ревнивый взгляд, ответить на очередную остроту, и совсем другое — знакомить Тиана с Дубеем. — Это встреча в кругу семьи, тебя даже на ужин никто не звал. — На ужин я и не останусь. — Это хорошая идея. — Рэйтан стойко выдержал два тяжёлых недовольный взгляда — от Деви и Амалы. — В Бенгалию мы полетим через несколько дней. Покажи Раму Лондон, Деви. Хотелось прошипеть в ответ что-то в духе «не сводничай», но Деви понимала, что это не больше, чем приличия. Вне истории о Кали и Дюжине, Дубеи были гостями Рэйтана. Наверняка это первый их визит в Англию, и вряд ли они ещё вернутся. Пройтись вместе по центру города, угостить в кафе, купить пару безделушек, — обычное поведение в подобных ситуациях. Не найдя, что ответить, Деви уткнулась носом в тарелку с завтраком. По крайней мере Рам не собирался оставаться на ужин. Она потратила на сборы больше часа, почти всё время отвлекаясь на телефон. Отвечать Тиану сразу же, как приходило уведомление, подгоняло чувство вины. Он легко согласился на встречу и компанию ещё одного человека, не стал спорить с тем, во сколько состоится ужин. Деви казалось, что и Тиан чувствовал себя виноватым. А ещё он пообещал рассказать хорошие новости и попросил подождать, пока они увидятся лично. Деви сменила шорты на облегающие джинсы, вместо толстовки надела укороченную футболку и накинула сверху кардиган крупной вязки. Рядом с Рамом, одетым в застёгнутый на все пуговицы тёмно-синий шервани, она выглядела слишком нормально, слишком цивилизованно. Повязка на глазу, странная одежда и низкий пучок, из которого выбилось несколько прядей, — Рам выглядел диковинно, притягательно, как кусочек чужой завораживающей культуры. Тянуло спросить, есть ли у него другая, нормальная, одежда, но Деви не решилась. Она собиралась совсем с ним не разговаривать и постоянно держать Тиана за руку, боясь снова забыть обо всём, если начнёт переругиваться с Дубеем по мелочам. До Британского музея они доехали на такси. Деви тыкала пальцем в окно, рассказывала о местах, которые они проезжали, и Рам внимательно слушал, но скорее из вежливости. Она не видела в его взгляде того огонька интереса, с которым он смотрел на неё, спрашивая, как ей удалось ему помочь. Совсем немного, но это задевало: Деви любила Лондон, любила вечно спешащих людей, старые постройки и Сити, любила новые дома, переливающиеся своими стёклами в солнечные дни. Она пыталась себя убедить, что ей должно быть всё равно, интересно Раму или нет, что он появился в её жизни всего на несколько недель, и что ей совсем не интересно, будет ли с кем-то другим так же, как с ним. Всё скоро закончится, — повторяла про себя Деви, — мы вернёмся из Бенгалии, и жизнь снова станет прежней. Выйдя из такси, она сразу угодила в объятия Тиана. Он был одет в чёрные штаны и такого же цвета рубашку, а поверх накинул лёгкую куртку, и Деви догадывалась, что при первом порыве холодного ветра эта куртка окажется у неё на плечах. — Рад видеть тебя живой и не вступившей в секту. — Тиан улыбался, смотрел влюблённо, и в груди Деви разрасталось чувство правильности происходящего. Амала права: Деви не выбирала Рама, он ей даже не нравился, она выбрала Кристиана де Клера и собиралась провести с ним всю жизнь. — Тиан, это Рам. — Не отстраняясь, Деви обернулась на Дубея. — Рэйт… Отец попросил показать ему город. Я тебя предупреждала. — Я помню. — Тиан лишь скользнул коротким взглядом по Раму и снова вернул его к Деви. — Пойдём, у меня правда хорошие новости. — А у меня плохие, — выдохнула Деви. Она так и не смогла найти правильные слова, чтобы объяснить Тиану всё, что случилось в её жизни всего за сутки, и потому решила пока не рассказывать. Деви, как и обещала себе, всё время держала де Клера за руку, но не разговаривать с Рамом не получалось. Британский музей — храм истории и культуры; ходить по его огромным залам, замирать возле экспонатов, вчитываться в таблички и позволять фантазиям на несколько мгновений унести тебя далеко в прошлое, — Деви привыкла к этому. Безразличный взгляд Рама, скользивший по музейным предметам, будто бы те были обычными безделушками, раздражал. Она старалась не обращать внимания, что он задерживался лишь там, где останавливалась сама Деви, и взгляд его скользил по табличкам, не вчитываясь в текст. Рам не давал ни одной причины для ссоры: шёл вместе с Тианом и Деви в ногу, не задавал вопросов и не вмешивался в чужой разговор, тактично делал шаг в сторону, когда де Клер обнимал её за талию и аккуратно притягивал к себе. И всё равно едкое чувство раздражения не покидало Деви. Все попытки переключиться на Тиана, обсудить с ним прочитанное или увиденное, попытаться вытянуть из него те самые хорошие новости, разбивались в дребезги, стоило взгляду лишь коснуться лица Дубея. — Можно больше уважения к истории? — прошипела она, специально отстав от Тиана. — Я недостаточно уважительно смотрю на экспонаты? Мне, что, начать их трогать? — Рам даже руку протянул, и хоть Деви знала, что он не посмеет коснуться защитного стекла, всё равно схватила его ладонь, останавливая. — Я тебя не звала, ты сам решил пойти с нами. Так что… — Что? Наслаждаться? — Рам выгнул бровь. — Это всего лишь вещи, Деви. В них смысла не больше, чем придают им люди. Тысячи лет назад люди решили, что какая-то вещь должна выглядеть так и никак иначе, а теперь мы решаем, что это достойно внимания и интереса. — Эти вещи сделали мир таким, каким ты его видишь. Благодаря им ты тот, кто ты есть, и пользуешься тем, что у тебя есть, — Деви больше не смотрела на экспонат, всё её внимание было приковано к Дубею. — Были эти вещи или их никогда бы не существовало, это всего лишь вещи. То, кем я родился, — поворот колеса Сансары. Как бы ни менялись названия, всегда будут ведающие и властвующие, будет мир и будут те, кто этот мир осмысляют. Форма и название — это майя, — Рам говорил негромко, не сводил взгляда с Деви. Ей казалось, что ему и правда важно знать, что она думает, почему так относится ко всему и почему хочет, чтобы он относился также. — Как человек влияет на свою следующую жизнь, так и майя важна для сат, — Деви не заметила, как переняла тон Рэйтана, заговорила его фразами, только добавляя им больше эмоций. — Ты не можешь отречься от всего мира только потому, что значения вещей созданы людьми. Это часть истины, Рам. Ведающий должен понимать такие вещи. — Попробуешь меня переубедить? Рам повернул ладонь, переплёл пальцы с пальцами Деви и, держа её за руку, потянул к следующему экспонату. Они переходили от витрины к витрине: возле некоторых Деви задерживалась, читала таблички вслух и спорила с Рамом о том, что вот это настоящее искусство, настоящая история, пыталась убедить его в своей правоте, на что он улыбался в ответ и сыпал аргументами, лишь сильнее распалявшими Деви. Она отдёрнула ладонь, лишь когда они прошли вместе два зла, и в отражении одного из защитных стёкол мелькнула спина Тиана. Не извиняясь перед Рамом, но чувствуя на себе его взгляд, она отошла, коснулась ладони де Клера своей, виновато улыбаясь. — Прости, мы заспорили. Разный взгляд на вещи, и… — Вы вели себя как пара. Я здесь лишний. — Тиан продолжал смотреть на экспонат, но Деви не была уверена, видел ли он его, может, просто не хотел встречаться с ней взглядом. — Что произошло вчера? — Я… Не знаю, как тебе обо всём рассказать. — Деви крепко сжала ладонь Тиана в своей. — Ничего между мной и Рамом нет. Просто. Давай я покажу тебе после ужина свою комнату, и там расскажу обо всём? — Ладно, — и в этом холодном «ладно» громко звучало «я не стану терпеть, если подобное повторится».