Машина смерти

She didn't even take any drugs

Она даже не принимала никаких наркотиков.

She would rain all day couldn't wait for her sun to shine

Она плакала целыми днями, ожидая, когда засияет её солнце.

And you made it shine

И ты заставил его сиять.

Right there when she cried

Ты был рядом, когда она плакала

You saved her life

Ты спас её жизнь

«Daddy issues» Neighborhood ft. Syd

Хогсмид поражал своей... Сказочностью. Усыпанная снегом деревушка будто сошла со страниц фэнтезийной книги: небольшие домики с белыми от снега крышами были разукрашены гирляндами, флажками и венками из еловых веток и остролиста. Магазины блестели от яркости разноцветных огней; товары, представленные на витринах, манили своей красочностью. Джон представил себе эту деревушку вечером, когда огни и гирлянды вместе с фонарями и светом из окон создавали поистине потрясающую картину. Руки чесались взять карандаш и запечатлеть этот момент. Проведя Джону краткую экскурсию, ребята разошлись кто куда, договорившись встретиться через час в пабе "Три метлы". Сам Эванс пошёл на почту. Та встретила его звоночком колокольчика при открытии двери. Служащий поднял на него усталый взгляд от газеты и продекламировал: — Одно письмо - десять сиклей, скоростное письмо - двадцать сиклей, посылка - тридцать пять. Джон отсчитал тридцать пять сиклей. Посылку служащий даже не додумался проверять. «Да..» - невпечатленно подумал Джон. - «Вот это меры безопасности..» «Это маги» - фыркнул Том. О двух письмах, лежащих внутри посылки, Эванс говорить не стал. Это все равно не самое большое правонарушение за его короткую жизнь. Выйдя из почты, Джон вздохнул свежий, холодный воздух. Пахло праздником. Мальчик неспеша направился к визжащей хижине. Придя на место, он свалился в громадный сугроб, задумчиво наблюдая за снежинками. Осторожно протянув руку, он поймал одну из них на ладонь. Полежав какое-то время на перчатке, снежинка растаяла, оставив лишь влажные капли на шерсти. Похолодало. Сначала Джон даже не обратил на это внимание, но в конце концов сел, напрягшись и внимательно выискивая угрозу. Угроза нашлась быстро: из-за деревьев выплыли фигуры в плащах - дементоры. «Таких настырных поклонников у меня никогда ещё не было» подумал Джон, наблюдая за существами. — И что же вам нужно? — спросил он наконец, наигравшись в гляделки. — Поговорить. Сначала Эванс решил, что ослышался. Да и не так уж и похож этот скрип несмазанной двери на речь. Но дементор смотрел прямо на него, замораживая внутренности одним только взглядом. «Ты тоже это слышал?» - поинтересовался он у Реддла. «Ты про скрип? Не слишком разборчиво, но можно уловить суть». «Ясно». - что ничего не ясно. — И о чём же? — вернул Джон свое внимание к дементорам. — Ты можешь нас освободить, — проскрежетал тот же самый дементор, но Эванс прервал его, поняв, что никто его трогать не собирается и не собирался. — Стоп, стоп! Боюсь, я не совсем вас понимаю, господа. О какого рода освобождении вы говорите? — Я чувствую от тебя Её присутствие, — Джон не очень понял: проигнорировали ли его вопрос или нет. Зато он смог выцепить полезную информацию! «Её присутствие» должно быть подразумевало Смерть. Но все таки, что за освобождение? — Мы не всегда были тем, кого ты видишь перед собой, — продолжил дементор. — Когда то я и мои сородичи были другими существами, — «не людьми» отметил Джон. — Но маги могут быть жестоки. Особенно те, которые идут против Её воли и нарушают установленный Ими порядок! «Когда всё, что с мной происходит, внезапно стало связанным с богами и высшими сущностями?» - задумался Эванс. - « И как я все таки должен их освободить? Почему они думают, что я знаю, как это сделать?» — Ладно, — вопреки самому себе сказал он. — Я могу попробовать. Но я не знаю как. «Ты сдурел?!» «Давно.» Джон вздохнул, размяв зачем-то руки. Он осторожно подошёл к дементору, по пути заметив, что холода больше не было. Дементор протянул ему бесформенную, клубящуюся туманом руку из под длинного серого плаща. Джон вцепился в неё, как в спасательный круг. Реальность размывалась, ведь он невольно позволил себе почувствовать магию. За осень он научился контролировать этот навык, чтобы тот ему не мешал, но что-то Эвансу подсказывал, что сейчас он будет кстати. Джон ощутил, как по телу ползёт приятная прохлада, как бурлит кровь, мерно стучит сердце... Как течёт магия в воздухе. Самые крепкие яркие нити уходили в сторону деревни. Чуть меньше шли в Хогвартс. А рядом с Джоном клубились чёрные нити, спутавшиеся в бесформенное нечто. Эванс осторожно потянул за торчащую ниточку. Комок распутывался медленно, нити вцепились друг в друга, связавшись узлом похлеще морских. Но время шло, и мальчик осознавал, что дело двигается Последняя ниточка, в которую он вложил свою магию, и... Вспышка света. Джон отшатнулся, прикрывая глаза рукой, борясь с ярким светом. А открыв глаза, онемел от шока. Перед ним был не дементор. Перед ним было что-то и кто-то другой. Непонятное существо, размером с белочку, кружилось в воздухе. У него была смуглая кожица, с чёрными волосами, загнутыми ушками и рожками на голове. — Уи! — визжало девчачьим голоском нечто.— Как же приятно быть собой! — девочка(?) взмахнула ладошками, взмывя чуть повыше. «Как она летает без крыльев?» - устало подумал Джон. — Кхем, кхем, — вспомнив про Эванса, заговорило вдруг существо. — Благодарю вас, маленький господин. Вы всегда можете надеяться на нашу помощь. — Что ты вообще такое? — спросил Джон без колебаний. — Демоненок, очевидно же. Эванс уставился на неё, как бы говоря «действительно очевидно, я же каждый день с демонами болтаю, как же я не узнал?». — Не смотри на меня, как на дуру! — вспыхнула крошка-демон. — А ещё меня зовут Кьюки, а не «что»! — Окей, Кьюки. Ты уж извини, но мне кажется, что сегодня я больше ничем не помогу, — Джон имел ввиду именно то, что говорил. Ощущение было такое, будто он пробежал двадцать километров, а потом его задавил танк. К счастью, не настолько плохо, чтобы он свалился в обморок. — Я прекрасно понимаю это и без тебя, — фыркнула Кьюки. — Зови если будет нужна помощь! — демон и её свита дементоров улетела в лес. Джон проводил их взглядом и сел в сугроб. Набрав кучу снега в руку, он с силой втер его в лицо, избавляясь от неприятной жары, ползущей по венам. Потом он встал и направился в деревню, в «Три метлы». Даже не догадываюсь, что услышанное в баре добьёт его окончательно.

***

Злость захлестывала. Она клубилась внутри, распаляя лёгкие бешеным огнем бессильной ярости. И притом сам Джон даже не знал, что его так разозлило. Он не услышал от профессоров в баре ничего нового, чего не знал сам. Да, Сириус Блэк дружил с его отцом, да, он - крестный Гарри, да, он - четртов убийца и уголовник. Всё это он уже слышал. Скорее, эта ярость была направлена на профессоров. Почему они верят в эти бредни. Почему они не сомневаются. Почему они такие идиоты. И почему он чувствует себя так грязно, так странно, так больно?! — Гарри... Почему? Ему же было плевать. Ему всегда было плевать. Сириус - не человек, к которому он испытывает глубокие родственные чувства. Там нет ничего кроме легкого интереса. Его не должно волновать, что говорят про человека, которого он толком даже не знает. Так почему..? — Гарри! Чужая рука обхватила его локоть. Джон подавил желание вырваться, повернув голову и посмотрев на Гермиону. Гермиона и Рон... Он не может сорваться на них. Он не должен сорваться на них. Нельзя. Не тогда, когда они смотрят на него, как на фарфоровую куклу - неправильное движение и она разбилась. Джон не кукла, он не из фарфора, стекла, чего бы то ни было. Он крепче, сильнее. В глазах Рона - волнение. В глазах Гермионы - молчаливая поддержка. Джон даже знать не хочет, что в его собственных глазах. В конце концов, в них не может быть ничего, кроме темноты, тупого отчаяния, звериной ярости и злости-злости-злости..... Почему они вообще поддерживают его? Пытаются помочь, хотят поговорить? Он не понимает - никогда не понимал на самом деле. Может в этом всем есть его вина. Джон обжегся, оступился, получил удар и закрылся в себе, надев непроницаемую маску, отключив любые чувства, любой интерес. Закрыв путь к его доверию на толстую железную дверь с большим металлическим замком, ключ от которого был выброшен в самые холодные воды северного ледовитого океана, в гущу белого льда. Он разучился понимать, осознавать эмоции. Джон видел чувства, мог сказать, что чувствует тот или иной человек, но это была лишь наблюдательность. Не эмпатия. Он вот уж вообще не эмпат. Плевать ему на людей, их мысли, их чувства. Всё что ему нужно от эмоций, это правильно их использовать, обернуть их против владельца, сыграть ему на нервах. Эванс мастерски играет на нервах, проходится тонким лезвием по сочащимся кровью ранкам. Он не только «Серебряная бабочка». Грей мог сколько угодно удалять с его поля зрения неугодных, но Джон все равно знал, как его называют. Фрик. Ненормальный. Демон. А теперь, когда он несколько лет прожил, как Гарри Поттер, он не понимал. Он нашёл друзей, ощутил поддержку, тепло, доверие... И он всё ещё не мог поверить в это. Гарри Поттер и Джон Эванс - совсем разные. Сложно выбросить те несколько лет в виде Гарри. Сложно откинуть те годы, как Джон. Сложно соединить их вместе, не канцелярской скрепкой, а хорошим клеем. Не клеится. — Гарри... — отчаянно просит Гермиона. Джон смотрит на неё, сдерживая порыв отшатнуться. Потому что каштановые локоны внезапно становятся светло-русыми. Потому что голос становится тоньше. Почему, ну почему она вдруг стала похожа на Неё? Только взгляд на глаза помогает прийти в чувства, ну или попытаться это сделать. Глаза у Гермионы серые, а не янтарно-золотые. Всегда были серыми. Всегда будут серыми. И Гермиона всегда будет Гермионой Грейнджер, а не Эмбер Честер. И Рон тоже всегда будет Роном Уизли, а не Люком Клеменнсом. Никто из его друзей никогда не будет этими предателями, которые сначала подобрали Гарри на улице, выходили, помогли, а потом выкинули, оставив с хулиганами, которые пырнули его ножом и избили до смерти. К черту таких друзей. (А ведь сначала он верил, что Рейчел тоже его выкинет. Наиграется в хорошего родителя, и выставит за дверь, как котёнка, каким он тогда был.) Друзья молчат, и Джон тоже молчит. Потому что знает: одно неверное слово, неважно чьё, и он сорвётся, начнётся шторм. — Что происходит? Знакомый голос врывается в неловкую тишину. Джон подсознательно расслабляется, слыша его. Тео оглядывает цепким взглядом темно-зеленых глаз. Взгляд замирает на нем, и Нотт приподнимает бровь в молчаливом вопросе. Джон не знает, что тот увидел на лицах Рона и Гермионы, но мальчик вдруг хмурится, подходит к нему и берет за руку. — Пошли. Эванс ненавидит, какое действие может оказывать на него Тео. Джон ведь даже не противится, а тупо следует за слизеринцем. Ярость стихает, оставляя после себя пустоту где-то там, где сердце. Они заходят в пустой класс и садятся на пол. Тео молча садится прямо на пыльные доски, игнорируя грязь, и насильно усаживает Джона рядом. А потом обнимает, шокируя неожиданным действием друга. — Говори, — шепчет он. Джон говорит. Он рассказывает о Сириусе, о том, что не верит в обвинения. О том, как он устал. О том, что он не понимает эмоции. О том, что он боится, что его снова выкинут. И почему-то рассказав всё это, на душе становится спокойнее. — Знаешь.. — тихо говорит Джон. — Ты - первый человек, которому я высказался. За всю жизнь. Представляешь? — Даже не знаю, гордиться мне этим или огорчаться, что ты никому не доверял настолько, чтобы открыться. — Можешь делать и то и то.