Цветочная поляна

      Такая умиротворённая сейчас…       Кадзу сидел возле постели Мэй и наблюдал за тем, как пламя ночного очага отбрасывало неровные тени на её бледную кожу. Слишком бледную. Спрятавшись в тени, подобно хищному зверю, он прислушивался к каждому шороху. Выбрал отличную позицию: если и зайдут — не сразу заметят, преимущество будет. Защитить сможет.       Пусть только посмеет кто заявиться сюда с недобрыми намерениями.       Находиться здесь нельзя: это женское крыло рода Хаттори, куда не пускали мужчин. Но когда его волновали правила и приличия? Особенно если речь шла о её безопасности. Доверить Мэй могли лишь единицам из тех, кто находился во дворце. Он же — вовсе только себе и соклановцам.       За неделю, что она не приходила в себя, уже смог изучить всех, кому поручили охранять принцессу, узнал, как и кого можно перехитрить или обойти. Подумал о том, кто сегодня нёс службу. Скривился. Скоро придётся уходить, пока не заметили.       Не хотел.       Протянув руку, бережно коснулся кончиками пальцев её лба. Словно боясь, что она поломается от любого неосторожного прикосновения, невесомо погладил.       — Смелая… Сильная… Я рядом.       Хатакэяма сказала, сегодня лихорадка била сильнее обычного. И лишь ближе к вечеру болезненный морок оставил и без того измученную девушку.       Снова она без сознания, а он сидит подле неё. Делает всё, лишь бы пришла в себя. Только в этот раз всё серьёзнее, чем просто судороги после чрезмерного использования колдовских сил. Из магического забвения вывести возможно, а из того, что сейчас?..       Горечь сковала сердце. Обещал защитить — не смог.       До сих пор перед глазами стоит картинка того, как, словно сумасшедший, он пытался извлечь её из-под завала. Как таяла надежда на то, что она жива. Помнил, как они обнаружили неподвижное тело Мэй. И как ему с трудом удалось сдержать эмоции, когда уловил слабое биение её сердца…       Сам Кадзу почти оправился после битвы. Ещё немного — и снова сможет выполнять даже опасные задания. На память о случившемся останется лишь пара шрамов. И редкие сны о том, как рэйки пытается захватить тело, цепляясь за тьму, что расползлась по его душе. Губы невольно тронула ироничная ухмылка. Неужели не настолько ещё прогнил?       Или всё дело в ней? Вытащила из мрака, подлечила не затягивающиеся душевные раны, нанесённые прошлым. Вытянула из мира вечных кошмаров.       А он не спас…       С ней на всю жизнь, как тяжёлое напоминание о битве с Привратницей, останется хромота. Если вообще выкарабкается…       Раздражённо дёрнул щекой. Словно это могло что-то изменить, словно это могло отогнать недуг, произнёс:       — Сильная. Выберется.       А что хромать будет… Для него это не имело значения. Лишь бы рядом была, улыбалась… Говорила, молчала, его обнимала… С остальным сладят. Неважно, как дальше сложится. Позволит подле неё остаться — всё преодолеют. Станет её опорой. Если понадобится, на руках носить будет. Только бы жила…       Одна за другой медленно гасли звёзды на ночном небе. Пора выдвигаться. Заметят здесь — не поздоровится.       Поправил одеяло. Задержал взгляд на пересохших губах.       — Любимая… — сорвалось шелестящее признание и тут же затерялось в тишине дворцовых покоев.       Как очнётся — будет говорить ей это каждый день. А Кадзу верил: Мэй непременно придёт в себя.

      Ночной ветер легонько качнул распустившийся на их поляне цветок кроваво-красного ириса. Жаль, что первым расцвёл именно он. А впрочем… Вероятно, это всё же хороший знак?