Жнецы

      Такемичи смотрел на раздолбанный телефон. Жалко. Крышка с крупной вмятиной отлетела в сторону вместе с аккумулятором, маленький экран сплошь в трещинах, его кусочки лежали неподалеку черными осколками.        Слизнув с пальца крупную каплю крови, Такемичи с сожалением отметил:       — Теперь я без связи.       Но, наверное, ладно. Что-нибудь придумает. По крайне мере он сам на это очень сильно надеялся, вскользь подумав о том, что в случае чего у него есть запасной вариант по имени Шуджи. Правда черт знает, чем тот может помочь.       Разве что новый телефон для него откуда-нибудь спиздить. Зная Ханму, это было бы первым решением, к которому пришли бы его «гениальные» мозги.        Такемичи вздохнул и неторопливо собрал остатки мусора с пола. Их только на выброс. Дешевле будет купить новый, чем собирать по частицам эту рухлядь.       Но в любом случае средств ни на то, ни на другое у Такемичи не было и оставалось только с отблеском печали поглядеть на хлам у себя в руках, прежде чем отправить его в мусорное ведро. Оно стояло под столом в комнате и Такемичи прикинул, как по-тихому вынести это из квартиры.       Ладно. Как-нибудь потом.        Рухнув на кровать, Ханагаки уставился в потолок. Хотелось сказать «не велика потеря», но это было бы ложью. Там был номер Шуджи. И Майки. Причем связаться с последним в нынешних условиях будет немного проблематично, хотя Такемичи припомнил, что Майки оставлял свой номер Ханме.       Значит, дела не настолько поганые, как он подумал изначально. По сути — ничего не поменялось. С другой же стороны неприятно. Потеря средства связи... Пережить сложно, но можно.        Лежать не хотелось. После приема таблеток только до потолка прыгать в попытке унять будоражащую дрожь в ногах. Поднявшись с кровати, Такемичи добрел до двери и прислушался. Коснувшееся слуха шкворчание сковороды успокоило и он открыл дверь, беззвучно ступая за порог.        Войдя в кухню, Такемичи специально ступил на скрипучую доску, привлекая к себе внимание стоящей у плиты Аянэ. Та обернулась на звук и приподняла уголки губ в улыбке. У Такемичи растаяло сердце.       — Голодный? – осведомилась она. Но Ханагаки лишь отрицательно покачал головой, проходя дальше и забираясь на стул с ногами. — Совсем ничего не ешь, – пробормотала Аянэ, накрывая сковороду крышкой и поворачиваясь к нему лицом. От выражения мрачного беспокойства Такемичи стало неуютно.        — Я обычно ем у друга... Просто сейчас не хочу, – отозвался он, коротко глянув в окно. Светло и хорошо. Поспешив отвести взгляд, Такемичи посмотрел на Аянэ и вовсе не удивился, увидев на ее лице ошеломление. — Да, я познакомился не так давно с одним... Ну, в общем, мне есть с кем общаться.        Выражение чистой, искренней радости в глазах Аянэ заставило уши Такемичи загореться пламенем смущения. Не хотел же рассказывать.       Зачем проболтался? Может, потому, что она должна знать? Потому, что имеет на это право? Потому, что ни раз беспокоилась из-за этого?        — Я так рада, Такемичи, – казалось, что на глаза Аянэ вот-вот выступят слезы радости. За всю жизнь он ни с кем не общался. Никогда. Даже в детстве. Такемичи полтора месяца назад стукнуло 16 и у него появился первый настоящий друг.       Аянэ так переживала за него раньше, тряслась и говорила, что все наладится. Но Такемичи знал, на что шел, осознанно держа всех на дистанции последние годы.        И от этого он сходил с ума. До такой степени, что собирался покончить с этим всем. Все, что останавливало — чувства Аянэ. Она бы сильно расстроилась, покинь он этот свет, даже по собственному желанию. Такемичи не настолько эгоистичен.       Пусть ему пришлось бы тащить всю эту тяжесть в одиночку... Только бы не огорчать ее.        — Мам, ну ладно тебе, – поднявшись со стула, Такемичи судорожно сжал пальцами край стола.       Он не заметил, как на не гнущихся ногах приблизился к Аянэ и неожиданно обнял. Она ответила, погладив ладонью по спине и смахнув другой рукой слезы.        — Прости, прости, – улыбнувшись, Аянэ шмыгнула носом и Такемичи осторожно расторг объятия. — Ты точно не голоден?        — Нет, – он снова мотнул головой. Есть насилу — точно не вариант. — Я потом, обещаю.         — Ну хорошо, – кивнув, Аянэ развернулась и открыла крышку, из-под которой повалил дым. — Да что ж такое... – обмахиваясь полотенцем под приглушенный смех Такемичи, она размешала наполнение сковороды деревянной лопаткой.       А Ханагаки молча удалился, решив не мешать. Его дела здесь на сегодня закончены.        Зайдя в комнату и порывшись в шкафу, Такемичи сменил домашнюю одежду на черно-золотую форму Токийской Свастики, одним глазком посмотрел в зеркало на дверце и выскользнул обратно в коридор.        Оказавшись в прихожей, он быстро обулся и вышел в подъезд, перед этим крикнув:       — Вернусь поздно!        По пути вниз по лестнице, Такемичи стянул с рук митенки и сунул их в карман. Прикрытие нужно было только перед родителями, до сих пор не знающих о татуировке на тыльной стороне ладони.       Для остальных незатейливое кандзи имело определенную репутацию, и Такемичи даже не знал, хорошо это или плохо. Потому что их с Ханмой имена прогремели на весь Токио, как молния среди ясного неба. А принадлежность к банде так и вовсе усилила эффект и теперь Такемичи опасливо смотрел по сторонам, просто выходя на улицу.        — «М-да уж... Довыебывались», – подумал он, выходя из подъезда и бегом направляясь прочь со двора. Нужно было срочно привести голову в порядок и заодно разгрузиться. Потому ноги понесли его вперед без задней мысли, и Такемичи смог расслабить напряженный до предела мозг.        Добежал до заброшенного храма он в кратчайшие сроки и, только увидев в толпе Ханму, стремительно направился к нему. Единственное, что они успели — перекинуться приветствиями, состоящими из взаимных насмешек (пусть Такемичи и было трудно улыбаться). А затем началось собрание.        В этот раз организм не подвел и Такемичи легко держался на ногах, чувствуя удивительную легкость в теле. Обычно с началом действия таблеток ему было необходимо находиться в движении, и тело вместе с головой при этом сохраняли состояние заторможенности.       Сейчас же сложилось впечатление, будто он готов свернуть горы. От этого стало слегка не по себе.        Заметив (или почувствовав?) непривычное состояние друга, Ханма пересекся с ним взглядами. Распознав вопросительную интонацию, Такемичи утвердительно моргнул.       Лишь усмехнувшись в ответ, Шуджи едва заметно покачал головой и снова устремил взгляд вперед. Такемичи улыбнулся одними глазами. Что за неожиданно хорошее настроение?        На своей памяти он не смог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя настолько легко. Возможно, сказывалась пролетевшая, как по щелчку, первая половина августа. Ведь чем ближе к осени, тем яснее проглядывается свобода.        На последнем приеме у Ватанабэ, Такемичи решил удостовериться в том, что тот не изменил своих планов, и в итоге оказался прав. Все шло к тому, что сентябрь станет месяцем, в котором он в последний раз выпьет таблетки.        И Такемичи бы соврал, если бы сказал, что его это не будоражит. Потому каждые сутки он отсчитывал дни, вожделея и сгорая от нетерпения.       Спасали только постоянные встречи с Ханмой и Тосвой. Последнее оказалось достаточно любопытным, чтобы Такемичи не нужно было уговаривать приходить.        Вот и сейчас, сидя рядом с Майки по завершению собрания и видя боковым зрением маячившего в стороне Ханму, Такемичи запрокинул голову, подставляя лицо теплым лучам.       Солнце слепило глаза, вскоре скрываясь за завесой облаков. Ощущение сложилось такое, будто этот свет затопил его изнутри и Такемичи сам скоро начнет сиять. Его жизнь начала складываться на удивление хорошо.        — Выглядишь счастливым, – голос Майки, как шорох опавших листьев. Ханагаки не заметил, как начал улыбаться. — И лекарство совсем не мешает?       Такемичи рассказал ему недавно. Около недели назад. Просто потому что пытался научиться доверию, которого у него отродясь не было.       И пусть Майки не знал всего, теперь он лучше понимал настрой Такемичи и внезапные перемены в поведении. От этого как камень с души упал вместе с необходимостью объяснять с ним происходящее. Майки — его глава, как-никак. Беспокоится.        — Мешают, – опустив голову, Такемичи уставился на каменную плитку у себя под ногами. — Просто я сильнее.        Сано в ответ улыбнулся. Довольно так, с теплотой летнего жара. Потеребив рукав куртки, Ханагаки слабо усмехнулся, одним движением распустив волосы и нацепив резинку на запястье. Стало чуть менее душно.        — Рад, что ты постепенно оживаешь, – отозвался Майки, по-прежнему сияя улыбкой. И Такемичи готов был поверить в то, что он говорит искренне. — Начинаешь меньше походить на мертвеца.        Покосившись на блондинистую прядь на челке, он заправил волосы за ухо. Голос вдруг понизился до слабой хрипотцы.       — Думаю, это временно, – поделился Такемичи, на подозрительный прищур черных глаз отвечая: — Но это все равно необычно. Я и вправду... – замолчав, он прислушался к себе. — Счастлив. Впервые за долгое время. Это не наслаждение от драк или эмоций, а просто безмятежная радость.        — Наслаждение от драк, – эхом повторил за ним Майки, не по наслышке зная о том, какая репутация тянется за Такемичи и Ханмой, которых лучше всего знали в опасном и особенно безумном дуэте беспризорников. — Дурная слава, Такемичи.        Ханагаки сухо кивнул. Вот уж точно. Дурная. Лучше слова и не подберешь. И если прозвище Бога Смерти уже было известно Токио, то Бессмертный Демон — это что-то в новинку.       Такемичи когда в первый раз это услышал, не сразу понял, почему именно так. Но увидев свое отражение на зеркальной поверхности мгновенно осознал: такое выражение лица может быть только у демона. Хищное, стынущее холодом в глазах...        А приставка «Бессмертный» и вовсе говорила сама за себя. Хотя наверное дело было в поразительной стойкости Такемичи. Казалось, остановить его может только выстрел из пушки. И то не факт.       Но дело вовсе ни в выносливости – выдохнуться Такемичи мог легко. Дело в этой странной непробиваемости. Бей, сколько хочешь. Он лишь кровь отхаркнет и снова с кулаками понесется.        Посему получалось, что Такемичи — это побитое лицо сплошь в пластырях и бинтах; след некрасивой славы за плечами; стоптанные кроссовки, врезающиеся в челюсть до хруста костей; сбитые в кровь кулаки и забыть, что такое таблетки на время бессонной ночи в поисках развлечения.        Коротко глянув на держащегося в стороне Ханму, Майки фыркнул:       — Жнецы.       — «Узнаешь по татуировкам», – продолжил Такемичи у себя в голове. Вот уж, действительно... Доигрались. Пусть ему это даже льстило.        Встав со ступеньки, он обернулся к поднявшемуся следом Майки и протянул ему ладонь. Разошлись они только после рукопожатия. Сано — по своим делам, Такемичи — к внезапно «ожившему» Ханме.        — Ну наконец-то! – выпалил тот, сверкая нетерпеливым пламенем глаз. Ханагаки легко улыбнулся. — Че ты там лыбишься, Хана? Я чуть со скуки не помер, пока вы общались на очень важные темы, не терпящие отлагательств.        Такемичи уловил четкий сарказм в словах Ханмы и фыркнул в ответ:        — Ну, извини уж, что не отдаю тебе сто процентов своего времени.        — Извинения приняты, – Шуджи ухмыльнулся и негромко рассмеялся в ответ на потяжелевший взгляд Такемичи. — Приятно знать, что ты все еще такой обидчивый. Скучно мне точно не будет.        — Заткнись? – предложил Такемичи на удивление терпеливо и двинулся вперед, зная, что Ханма тут же без промедлений пойдет следом.        — Ты же знаешь, что я не могу, – отозвался он, сохраняя все тот же веселый тон, от которого Такемичи даже не покоробило. Сказывалась привычка вкупе с хорошим настроением.        — Даже ради меня? – в шутку спросил Ханагаки, повернув голову к Ханме. Цвет его глаз в свете заката явственно походил на тягучий мед. Поймав себя на мысли о том, что любуется, Такемичи не смог заставить себя оторваться.        Ответив на его взгляд, Ханма по-лисьи прищурился и сам отвернул голову, потянувшись к карману куртки. Зажав в зубах сигарету, другую он протянул Такемичи. Пару раз щелкнула зажигалка, высекая искры.        Наблюдая за витками дыма, он на недолгие мгновения и думать забыл о своем вопросе, но ответ заставил моментально вспомнить.        — Ради тебя — так и быть, могу попытаться. Уж больно жалко твои хрупкие нервы.        Голос Такемичи остался ровным, несмотря на странное чувство, заворочавшееся где-то в желудке.       — Беспокоишься обо мне?       — Всегда, – ответил Ханма на выдохе и недолго поглядел на кольца серого дыма.       У Такемичи внутри что-то сжалось, но он не совсем понял что именно. То ли сердце, то ли вообще все внутренности разом. Странно. Неприятно.        Сделав затяжку, Ханагаки сдавленно кашлянул и отмахнулся от едкого запаха, ударившего в глаза. Непонятное предчувствие не позволило ему найти ответ, потому Такемичи соскользнул с темы:       — Зайдем ко мне? – Ханма взглянул на него не без интереса. — Ладно, я зайду. Переоденусь, возьму ключи от байка и все.        — Чем тебе так форма не угодила? – спросил Шуджи, одной только интонацией давая понять, что вариант просто промолчать рассматривается. Но Такемичи все равно ответил.       — Не хочу светиться в ней. Пока что.        Выдохнув дым, Ханма наметил на губах ядовитую улыбку.       — О, Хана что-то задумал. Как интригует.        — У меня просто нет желания дестабилизировать ситуацию вокруг нас, – Такемичи, сжимая между указательным и средним пальцами дымящуюся сигарету, указал поочередно на себя и Ханму. — И так хер пойми что намечается. Надо хотя бы попытаться не раскачивать лодку. В которой мы, между прочим, вдвоем. И если она вдруг потонет...       — Потонем, так потонем, – перебил его Ханма, не опуская с губ улыбки. — Зато вместе.         Закатив глаза, Такемичи сделал последнюю затяжку и щелчком отправил окурок в сторону.        — Ты понял, – сказал он, тут же ловя снисходительный взгляд. — Не издевайся.        — Даже не пытался, – примирительно подняв руки, Ханма сверкнул глазами и потрепал его по волосам. Такемичи в ответ лишь фыркнул. Хоть бы сегодня без приключений. 

***

      Рывком открыв подъездную дверь, Такемичи замер и обернулся на голос Ханмы.       — Напишешь, если будет пиздец.       К своему сожалению понимая, что он имеет в виду, Ханагаки тихо ответил:       — Телефона нет, – и увидев недоуменный взгляд, добавил. — Разбил в щепки, когда падал с кровати.        — Тогда просто кричи, – пожал плечами Ханма и отвернулся, снова закурив. Такемичи украдкой вздохнул и зашел в подъезд, слыша позади грохот захлопнувшейся железной двери.        С абсолютно пустой головой он поднялся на второй этаж и перешагнул порог незапертой квартиры, на ходу скидывая обувь и проходя дальше. Судя по тишине, Аянэ дома не было. Насчет отца Такемичи сомневался, но где-то внутри лелеял надежду на то, что тот еще не успел вернуться.       Зайдя комнату, Такемичи скинул с себя форму Тосвы и сунул ее поглубже в шкаф, беря с полки первые попавшиеся вещи, вполне годившиеся для выхода на улицу.       Перед выходом он коротко глянул на стоящий в углу стол. Ключей не было. Значит, в коридоре.       Покачав головой, Такемичи выскользнул за дверь.        Обыскав всевозможные поверхности в прихожей и не найдя ключи, он нахмурился.        — Неужели потерял?.. – спросил Ханагаки пустоту, которая неожиданно ответила ему голосом отца.       — Потерял что?        Обернувшись и впечатавшись взглядом в холодные серые глаза, Такемичи прикусил щеку изнутри. Молчи, молчи, молчи! Что-угодно, только не открывай свой рот!       — Верни мне ключи, – потребовал Такемичи не своим голосом; холодным, налитым свинцовой тяжестью и слышимый рокотом приближающейся бури. Без злости, по-своему расчетливый. Увидев в ответ поскучневшее выражение напротив, Такемичи ощутил жгучий укол под кожей. — Аянэ подарила их мне. Верни, сука.        Он готов был вытерпеть что-угодно, но его вещи принадлежали только ему и точка. Ни одна живая душа не имела права даже прикасаться к ним. И Такемичи готов отвоевывать свое право на собственность, выгрызая зубами кобальтовый сплав.        Он успел сделать один единственный шаг в сторону отца, как жесткий удар сбил его с ног. Задев ногой подставку для обуви и перевернув ее,       Такемичи с грохотом повалился на пол, чувствуя нарастающую боль на скуле. Оперевшись локтем правой и ладонью левой об пол, он перевернулся с живота на бок и попытался встать, сплевывая на пол кровь.        Сделав рывок в сторону двери, Такемичи был сбит со своего пути ударом ноги в ребра. Еще чуть-чуть, и послышался бы хруст костей.       Из легких вышибло весь воздух и он ощутил себя рыбой на суше, бессознательно отползая к стене, за нее же хватаясь слабыми руками.        — Малолетний ублюдок! – тяжелый шаг и еще удар в челюсть, заставивший оторваться от стены и упасть обратно на пол, ударяясь о него носом.       Полилась кровь, Такемичи тяжело задышал. Боль сконцентрировалась сразу в нескольких точках, препятствуя дыханию. При полноценных вдохах становилось слишком больно, и потому Такемичи вдыхал урывками.        Он снова попытался подняться, почти ничего не видя сквозь молочно-красную пелену и размазывая по полу кровь.       Судорожно ухватившись рукой за полку, Такемичи был вынужден отпустить ее, потому что рука отца грубо схватила его за волосы и потянула назад. Он попытался снова зацепиться за что-то, но нащупал руками лишь воздух.        Сильный удар головой о стену дезориентировал на долгие мгновения, но хватка на голове сошла на нет и послышалось тяжелое дыхание, пропитанное злостью. Беспомощно лежа на полу и отхаркивая металлический привкус, Такемичи как в бреду повторил:       — Мои ключи... Отдай мне... Ключи...        Дыхание беспощадно жгло и царапало, резь плыла перед глазами и болезненно обжигало легкие вместе с лицом. Головокружение вкупе с тошнотой не позволило Такемичи предпринять очередную попытку встать, и он остался лежать в алых брызгах собственной крови.        Вместо ответа на несвязную речь послышалось громкое звяканье о пол и последующие удаляющиеся вглубь квартиры шаги. Переборов подкатившую к горлу желчь, Такемичи разлепил веки и, продравшись сквозь вечерний полумрак, увидел отблеск металла в желто-оранжевых лучах.       Потянувшись за ключами, он оставил на полу очередные кровавые разводы, но все же сжал холод железа в своих пальцах. Облегченно выдохнув, Такемичи уронил голову на холод паркета, уже не ощущая звенящей боли где-то в глубине черепной коробки и хватаясь губами за воздух.        Ханагаки пытался собрать себя по частям, пытался пошевелиться, но тело будто онемело. Или он просто потерял над ним контроль — разница не велика. Такемичи просто не мог... Не мог заставить себя сдвинуться с места, оставаясь в силах только дышать сквозь стиснутые зубы и терпеть разрастающуюся боль.       Она пульсировала, окрашивая клеточки тела в красный и будто требовала выхода. А Такемичи лежал обессиленный, чувствуя только оцепенение. С ключами и маленькой победой, стоившей ему всего.            Он не знал, сколько пролежал так. По ощущениям — вечность. Подниматься с заляпанного кровью пола не хотелось, но Такемичи заставил себя это сделать. Глубоко вдохнув, сжав что есть силы челюсть и оперевшись о локти.        Внезапная вспышка боли ударила под дых и он согнулся, падая обратно с протяжным мычанием. Казалось, под ребрами трепыхалась отчаянная птица и Такемичи потребовалось какое-то время, прежде чем он смог снова сделать над собой усилие.       Медленно, аккуратными и выверенными движениями поднимаясь с пола, Ханагаки сжал ключи в кулаке, вдавливая металл себе в кожу. Опираясь о стену, он надавил на ручку и вывалился из квартиры, по инерции влетая животом в перила.       Сдавленно выдохнув, Такемичи схватился за свою невольную опору рукой и крепко зажмурился, пережидая возобновившуюся с новой силой боль.         Хватаясь пальцами за железные прутья, он медленно спускался. Ступенька за ступенькой и так до тяжелой двери, ведущей на улицу. Нажав на кнопку и услышав тихое пиликанье вместе с загоревшимся зеленым огоньком, Такемичи навалился всем весом на конструкцию и вышел на улицу.       Солнце село достаточно для того, чтобы Такемичи понял: лежал он не меньше двадцати минут.        Опустив глаза, Ханагаки увидел, как кровь с его лица беззвучно капает на бетон. Обернувшись к нему, сидящий на ступеньках Ханма хотел было что-то сказать, но тут же забыл о чем именно, стоило только узреть плачевный вид Такемичи.        Подняв глаза на Шуджи, он разжал кулак и, не обращая внимания на вмятины на коже, потряс ключами в воздухе.        — Я их забрал.        — Ты... – пытаясь справиться с шоком, Ханма молча смотрел на то, как Такемичи отходит от двери, позволяя ей захлопнуться, и опирается спиной о стену. — Ты что, совсем больной? – сказал, в конце концов, он, хмурясь и вдавливая третью по счету сигарету в бетон.       Такемичи закрыл глаза. Свежий воздух. Как же, блять, хорошо. Этот свет все еще с ним, никуда не делся. Окрылял и дарил мимолетное чувство свободы даже в таком отвратительном состоянии.       И Такемичи был весел. Он уже доказал свою силу. Что еще нужно для счастья?        — Извини, что заставил ждать, – только и сказал он, в ответ слыша фырканье, полное пренебрежения.        — О, боже. Оставь это для кого-нибудь другого, – поднявшись со своего места, Ханма приблизился, останавливаясь напротив, что Такемичи понял только после того, как открыл глаза. — Понимаю, тебе этот выигрыш дался непросто, но дай сюда.        Уставившись на Ханму с непониманием, Ханагаки все равно молча протянул ключи. А тот пояснил, забрав их и покрутив на пальце:       — Поведу я. Ты нас обоих убьешь, – и, проигнорировав полный иронии взгляд, Шуджи сказал: — Веди, герой.        Чтобы оторваться от стены, потребовалась секунда, за которую Такемичи собрал себя заново. Шагнув вперед и мимолетно скривившись от боли, он довел Ханму до близлежащей парковки и указал на свой байк одними только глазами.        Садился позади Такемичи уже почти без сил, хватаясь за Ханму и мыча что-то невнятное на вопрос о том, не свалиться ли он по пути. 

***

      Перекись жгла открытые раны и если прислушаться, то можно было услышать тихое шипение пенившейся из-за вещества крови. Невольно сжав челюсть, Такемичи прикрыл глаза, держа хотя бы мысленную дистанцию, в то время как Ханма стирал с его лица застывшую корочку осторожными, изредка резкими движениями.       Такемичи периодически подрагивал от точечной боли, но старался терпеть. Это было лучшим, что он мог сейчас сделать помимо того, чтобы просто не мешать.        Вообще, он хотел сделать это сам, но Ханма настоял на своем, с предвзятым видом говоря: «Ты своими трясущимися руками только прольешь все. Сиди ровно и не рыпайся».       Такемичи уступил. А что ему еще делать? Спорить с этим упертым бараном? Нет уж, увольте. Будто у него были лишние силы на это.        — Нужно было их оставить, – сказал Такемичи тихо, вжимаясь спиной в диванный подлокотник.       Глаза все еще были надежно закрыты, пусть он и видел приглушенный свет лампы сквозь подрагивающие ресницы. Просто не хотелось смотреть сейчас, видеть реакцию, вглядываться в глубину глаз и понимать, что не может остановиться.       — Ты сделал то, что должен был. Это уже не важно, – лениво отозвался Ханма, отрываясь от его лица и судя по звукам копаясь в лежащей рядом аптечке.       Что-то зашуршало, а затем он налепил на его скулу пластырь, приглаживая и слегка вдавливая пальцами для надежности. Боль снова дала о себе знать, но Такемичи ее успешно проигнорировал.       — Так что просто прими свое маленькое торжество. Ты молодец, Хана.       Не сумев справиться с собой, он приоткрыл глаза и увидел, как Ханма откладывает использованную, пропитанную кровью ватку и берет новую.       Капнув на нее перекись, он прижал ее к рассеченной брови Такемичи. Неприятное ощущение от этого внешне выдали только дрогнувшие губы.        — Я создал нам проблем.        — «Нам»? – переспросил Ханма невозмутимо, чуть надавливая ваткой на рану и неторопливо стирая успевшую устремиться вниз темно-красную дорожку.       На мгновение боль обожгла, но Такемичи дернулся разве что внутренне.       — Хочешь сказать, для тебя это не проблемы? Не думал, что тебе в кайф тратить лишнее время на подобную ерунду.        Возможно, сказать об этом значило поставить под сомнение все, через что они успели пройти, но Такемичи не привык считать такие пустяки проблемами. Он был в ситуациях и похуже, откуда выбирался самостоятельно.       А здесь такие мелочи, в которых и вовсе не нужна никакая помощь. Но Такемичи позволяет сделать потому, что пытается понять, какого это — доверять кому-то, кроме себя.        — Это не ерунда, – возразил Ханма, клея квадратный кусочек пластыря поверх ранки на брови и придавливая его пальцами через чур сильно. Такемичи понял, что это было выражением недовольства и промолчал на этот счет. — Тебе должно быть плевать на то, что было раньше. Ты здесь и сейчас, а это главное. Думаешь, стал бы я вмешиваться, если бы знал, что тебе это не нужно?        Такемичи открыл и закрыл рот, не находя слов. Он кажется хотел что-то ответить, но тут же забыл об этом. Все в голове странным образом смешалось, и чтобы вернуть себя на нужную орбиталь, пришлось сделать над собой усилие, граничившее с обморочной бездной.        — Мне не нужна помощь, – Такемичи нахмурился. — Не делай из меня калеку.        — Ты есть калека, – фыркнул Ханма, складывая содержимое аптечки обратно и отодвигая ее в сторону, чтоб не мешалась. — Только эмоциональный.        — Будто ты не такой же.       На лице Ханмы нарисовалась улыбка, смешавшая в себе одобрение вместе с иронией.        — Ты ранен людьми, а я раню людей. Это разные вещи, Хана.        Такемичи не удержался от того, чтобы закатить глаза. Какая глупость. Ранен он, конечно...        — Я не... – начал было Ханагаки, но запнулся. Шестерни в его голове зашевелились, пробиваясь сквозь медленно отступающий туман, и пришло окончательное понимание.       У него в груди сквозная рана, а он и не замечал.        — Вот видишь, – Ханма довольно ухмыльнулся и подмигнул ему. — Я никогда не ошибаюсь, а ты мне не верил.              Поднявшись с дивана, он сделал несколько шагов и оказался возле шкафа. Присев, Ханма открыл нижний ящик и принялся что-то искать.        — «Использовать идиотскую маску, чтобы из-под нее бдительно осматриваться. Очень умно, Шуджи, аплодирую стоя», – подумал Такемичи мрачно, наблюдая за тем, как тот вытаскивает из ящика небольшую коробку.       Потребовалось меньше минуты, прежде чем Ханма открыл ее и достал что-то изнутри, убирая картонку обратно и задвигая ящик ногой.        Сев на прежнее место, он позволил увидеть то, что держал в руках. Это был телефон. Такемичи поднял на Ханму вопросительный взгляд. Тот откинул крышку, что-то понажимал... И вскоре протянул мобильник Такемичи.       — Забирай, – сказал Шуджи, на недоуменный взгляд поясняя: — Он новый, не боись. Даже не краденный.        — Невероятно, – не удивился Такемичи, не решаясь брать подарок. В голове с силой столкнулись противоречия, высекая пламенные искры.       — Вообще я собирался оставить его себе взамен на свой старый, но тебе явно нужнее. Так что бери, – он положил небольшой черный коробок рядом, когда Ханагаки так и не протянул руку, чтобы забрать его.       — Я... – у Такемичи внутри все будто замерло. Ханма же тем временем достал свой телефон из кармана, нажал пару кнопок.       Из динамика лежащего рядом мобильника послышалась мелодия. Синтезатор и бас-гитара, где-то между нот можно было услышать барабаны. И если бы Такемичи не учил английский в школе, то не понял бы слов.        «... I'm tired of being what you want me to be. Feeling so faithless lost under the surface. Don't know what you're expecting of me. Put under the pressure of walking in your shoes...»       Он взял в руки телефон, легким движением откинул крышку. Высветившийся номер был подписан именем «Шуджи». Но вскоре звонок прервался, и Такемичи перевел взгляд с потухшего экрана на сидящего напротив Ханму.        Тот выглядел крайне довольным. У Ханагаки сложилось очень странное впечатление. Второй раз в жизни ему что-то дарили. Или даже третий, если взять в расчет форму Тосвы, которую ему с торжественным видом вручал Майки...        — Зачем? – спросил Такемичи, опуская глаза к дисплею и захлопывая крышку. Он ничего не понимал, окончательно запутавшись в паутине предубеждений.        — Просто так, – спокойно ответил Ханма.       — Просто так... – эхом повторил за ним Такемичи, тупо глядя на гаджет в своих руках. — Помогаешь тоже просто так?       — Нет, – его губы изогнулись в усмешке. — Только потому, что тебе это нужно.        — Но не необходимо, – вздохнул Такемичи, в конце концов убрав телефон в сторону. Нужно будет записать все немногочисленные контакты. Дело пары минут — уже радует.        Ханма замолчал на какое-то время и приподнял пальцами его подбородок, вынуждая посмотреть в глаза. Такемичи поддался через чур легко. Наверное просто устал.        — Я же сказал, что протащу тебя через это. Не забыл?        Ханагаки гулко сглотнул.        — Нет.        — Вот и отлично, – Ханма одобрительно качнул головой, убирая пальцы от его лица. — Держи это в голове на случай, если подумаешь сдаться.        Внутри стало как-то светло. И Такемичи был спокоен. Он не один.