Жнецы

      Такемичи холодно. Прям до костей. Еще немного и начнется трясучка. Он руки в карманы прячет и едва заметно подрагивают плечи от навязчивого ощущения мерзлоты. На улице температура чуть ниже среднего, +22°C или около того. А холодно до невыносимого, словно сейчас промозглая осень, а не летнее тепло.        Такемичи сейчас мозгами где-то очень далеко, слушает больше певчих птиц на ближайшем дереве, нежели слова стоящего напротив парня. Он даже имя его вспомнил с трудом.       Мацуно, что-ли? Белобрысый такой, на гопника не сильно похожий, пусть черная куртка с золотыми иероглифами на рукавах об обратном говорила. Да Такемичи плевать, в общем-то, кто он и где он. Потому обрывает на полуслове.       — Нет.       — Нет? – переспрашивает Мацуно в недоумении. Ханагаки пояснять не хочет, а приходится. Правый висок неожиданно просверлило болью, отчего пришлось ненадолго прикрыть глаза, лишь бы это ощущение перебороть.       «Не сейчас» – скользит на подкорке подсознания раздраженный внутренний голос, вбивая в висок еще один болезненный укол.       — Нет, – повторяет сквозь стиснутые зубы, заставляя себя открыть глаза. И когда Мацуно снова хочет что-то сказать, Такемичи закатывает глаза, в очередной раз перебивая. — Что бы ты или твой лидер не хотели предложить... Мне все равно, ладно? Если этому твоему Непобедимому так уж сильно хочется пустой болтовни, то пусть приходит сам, ага?        — Ты даже до конца не дослушал, – с тенью обиды произнес Мацуно, щуря зеленые глаза и оглядывая лицо Такемичи с каким-то потаенным недовольством.       — Мой ответ «нет». Вне зависимости от твоих слов, – Ханагаки фыркнул, развернулся, и ушел. Нахуй это все.        Передернув плечами, Такемичи заправил за ухо волосы и потер пальцами все еще неприятно пульсирующий висок. От этих Свастоновских игр ему становилось не по себе.       Будто Такемичи — единственный в этом городе человек, которому можно на мозги капать. Полно же других хмурых брюнетов, не любящих людей. Так почему именно он то под эту раздачу попал?        Было ясно как день, зачем этот Мацуно явился и что Тосве от него надо. Но вот нет у Такемичи желания под чьим-то попечительством кулаками махать.       Он Ханму то с трудом выносит, еще не хватало кого-то подобного на свою голову найти. Все силы у Такемичи уходят на то, чтобы крыша не поехала. О каких драках речь вообще? Он после таблеток на зомби походит, куда уж там.       Еще и банды эти... По всему Токио, куда ни глянь. Охереть можно. У Такемичи, в общем, странное отношение к гопникам. Никем выше быдловатых детишек он их не считает и считать не собирается, потому со скепсисом отнесся к тому, что Ханма где-то в этих сомнительных кругах вертится.       Хотя чего уж греха таить... Хуже Шуджи человека найти сложно. Наверное на всем свете не сыщется хоть кого-то приблизительно на него похожего. Такемичи просто отказывался верить в то, что эта планета способна нести на себе двух таких долбоебов.        Вздохнув, Такемичи остановился на светофоре и вытащил из кармана телефон, откидывая крышку. Зайдя в чат с Ханмой, Такемичи ощутил фантомную боль где-то в затылке от обилия различных каомодзи в сообщениях Шуджи.       Этот способ передачи эмоций через экран был самым дебильным, какой только можно было придумать. Но это ведь Ханма. Что еще от него можно ожидать?       Пальцы Такемичи забегали по кнопкам:       «Можно к тебе?»       Вообще он зря задал этот вопрос. Из всех немногих разов, когда Такемичи сам спрашивал об этом, ответ Ханмы всегда без исключений оставался положительным. Пусть Такемичи и слабо верилось в то, что он настолько рад его компании.       Но это вовсе не означало, что Ханагаки считал Ханму хоть сколько-нибудь нормальным, вписывающимся в общественные нормы. Если бы он хотел отказать, то непременно сделал бы это, еще и попутно подколов особенно гадко.       Так что понятие вежливости явно было чуждым для такого человека, как Ханма.       Ответ пришел почти тут же, когда Такемичи перешел дорогу.        «сам написал, невероятно. что для этого должно было случиться? ಠಿ_ಠ»       Такемичи тяжело вздохнул. Ну вот опять.       «Так можно или нет?» – тактика игнорирования издевательств Ханмы была, пожалуй, самой действенной из всех.       В таком случае он либо обижался как маленький ребенок, либо давал ответ, который от него требовался.       «я тебя жду ⊃ο<*»       И Такемичи захлопнул крышку. Больше из этого диалога выжать бы все равно не получилось. Да и продолжать смотреть на эти лица в переписке ему было тошно.       В реальной жизни хоть отвернуться можно и не смотреть на то, как Ханма все продолжает лыбиться, словно только и добиваясь того, чтобы вывести Такемичи из себя. Провокатор херов.        Ханагаки все больше казалось, что у Ханмы любимое развлечение — доставлять окружающим (и самому Такемичи в частности) огромное количество неудобств. Ощущение это складывалось крепкое и надежное, такое, что просто так от него не отвертеться, сколько бы Такемичи не пытался.        Но кажется, что они заключили сделку. Ханма дает ему тепло, а Такемичи взамен свое внимание. Равноценный обмен, получается.       Пусть Ханагаки все еще ставил свое решение под определенное сомнение, ибо сделка с Ханмой походила на подписание контракта с дьяволом. Даже если Такемичи так и не смог понять, в чем именно крылся подвох. Наверняка узнает позже.       Так называемый сюрприз, после которого у Такемичи станет на несколько седых волос больше. Но это все, само собой, если его опасения подтвердятся.       А подтвердятся они только в одном случае: если окажется, что Ханма на самом деле тот еще уебок, в чем Такемичи не сомневался ни на секунду, начиная с первых минут их знакомства на той самой лавке.       Если бы не она, то Такемичи наверняка бы умер. На следующий день, утопился бы в этом чертовом море. И чтобы соль жгла глаза, а легкие до отказа заполнялись водой.       Умереть действительно хотелось, лишь бы раз и навсегда избавиться от ощущения затягивающейся на шее удавки. С каждым разом все больше и больше. Так что он там говорил о своей жизни?        «... Если бы не привычка держаться по последнего...»        Это самое «последнее» и должно было наступить 25 июня, но что-то пошло не так. Вернее кто-то. Ханма Шуджи пошел не так. Пошел, блять, не туда, и в итоге пришел к Такемичи-мать-его-Ханагаки.       И сам Такемичи понятия не имел, проклятие это или благословение. Будто он встрял в то, масштабы чего еще просто не мог осознать. И чувствовал, что это встанет ему ребром.        Скривившись, Такемичи накинул на голову капюшон и ускорил шаг. Ханма дело говорил. Он действительно слишком много думает. И мысли эти приводят его явно не туда, куда нужно и куда хотелось бы.       Будь трижды проклята эта гиперактивность, настигающая его после приема препаратов. Если бы не она, этих мыслей не было бы. И Такемичи не шел бы бодрым шагом до чужой квартиры, лишь бы унять зудящее чувство, подступающее к глотке.

***

      На крыше прохладно. Такемичи застегивает замок кофты до горла и боязливо смотрит в сторону края, куда упрямо и целенаправленно вышагивал Ханма. Уже жалея, что согласился, Такемичи шагнул на не гнущихся ногах.       Затем еще. И еще.       Натянув капюшон на голову сильнее, Ханагаки остановился рядом с Ханмой, опустившимся возле самого края, спиной к ужасающей пропасти. Высота в пятнадцать этажей заставила Такемичи отшатнуться, что вызывало у Ханмы смешок.        — Страшно? – спросил он с насмешкой, на что получил в награду тяжелый взгляд опасно сузившихся темно-синих глаз. — Да ладно, молчу я, молчу.        — Правильно, тебе не помешает, – Такемичи фыркнул, безуспешно пытаясь подавить стучащее оглушительно-громко сердце. Одного взгляда за край крыши хватило, чтобы внутри у Такемичи все оборвалось, словно порвались тросы огромного моста, сложившегося карточным домиком.        Он все стоял, не в силах шагнуть ни назад, ни вперед, под наблюдением странно блестящих янтарных глаз. И Такемичи даже не знал, для кого храбрился — для себя или для Ханмы, и не позволил себе разобраться в этом. Сделав шаг вперед, он сел рядом с Шуджи. Тот коротко поаплодировал.        — Браво-браво, – посмеялся он, дотрагиваясь до плеча Такемичи, поспешившего скинуть с себя его руку. — Как грубо.       — Не лезь, если тебя не просили, – язвит в ответ Ханагаки, сам себя не узнавая. Он понятия не имел и прибывал в недоумении, откуда в его словах столько тяжести. Дело в таблетках? Такемичи не знал.        — Поглядите-ка, Хана не в настроении, – Ханме явно было чуждо понятие личного пространства, потому что он в наглую приобнимает его за плечи в странной грубоватой манере. Еще и ногтями плечо сквозь ткань царапает. Такемичи кривится. — Или сегодня без когтей, м?       — Я тебе нахуй глаза выцарапаю, если понадобится, – слова Ханагаки буквально выплевывает и не может остановиться.       Что за херня с ним сегодня — вопрос остается открытым.        Отчетливый, но в то же время призрачный порыв заставляет Такемичи сидеть на месте, пусть он и мог бы легко оттолкнуть Ханму, если бы только захотел.        — Недотрога, – вздыхает Шуджи, самостоятельно убирая руку. У Такемичи словно второе дыхание открылось. — Кто успел испортить тебе настроение? Это, вообще-то, моя работа.        Такемичи задумался. А стоило ли говорить? Ханму это, в принципе, не касалось. С другой же стороны Такемичи был слишком раздражен для того, чтобы молчать. Потому произнес стремительно немеющими губами:       — Свастоны. Мацуно Чифую в частности. Хотя он и пришел передать что-то от своего главного, – со свистом втянув носом воздух, Такемичи твердо произнес. — Но это не отменяет того факта, что Мацуно – та еще головная боль. Вместе со всей своей шайкой.       Глядя на сосредоточенное лицо Такемичи, Ханма откровенно заинтересовался.        — А вот с этого момента поподробнее, – попросил он, прислонившись к Ханагаки плечом. Будто это помогло бы ему лучше услышать произнесенную вслух информацию.        — Если кратко, то они меня заебали. Если же вдаться в подробности, то Свастонам... Точнее Непобедимому что-то от меня нужно. Поговорить или вроде того. Даже слушать не хочу. Мне то это нахуя надо?       Последнее предложение Такемичи пробормотал себе под нос, говоря это скорее для себя самого, нежели для Ханмы, все еще смотрящего на него в упор. — Прицепились как репейник. Не отодрать.        — Ты бы хоть удачу попытал, что-ли, – лениво протянул Ханма, закидывая локоть на плечо Такемичи. — Может он тебя не пришить за углом хочет, а поболтать просто? Не думал?       — Да мне все равно! – вспыхивает Такемичи, от своего же внезапного порыва ощущая головокружение. Сверкнувший перед глазами фейерверк потух также быстро, как и зажегся.       Скривившись, Такемичи до красноты растирает лицо ладонями, возвращая себя в нормальное состояние. Вообще этого «нормального» состояния у него не было (точно ни будучи под действием таблеток), но им вполне можно было называть уравновешенность и безмятежность, о которой сейчас можно было только мечтать.        Почему-то с каждым разом он становился все более не стабильным и Такемичи становилось все более боязно перед каждым новым приемом лекарств. Будь его воля — не пил бы их вовсе.       Но кажется, что деваться некуда, потому что он обещал матери. Было бы очень некрасиво вот так просто предавать ее доверие, потому Такемичи клал таблетки на язык и, перебарывая себя, проглатывал.       Да и на новую встречу со своим психотерапевтом – который и прописал ему эти ебучие таблетки – уж точно не торопился.        Такемичи не хотел менять свои таблетки на другие, ведь это бы означало новые проблемы и новую головную боль, ощущать которую страшно не хотелось. Уже в сентябре он сможет стать свободнее.       Это ему обещал врач: снять его с таблеток как раз в сентябре, ведь «все идет нормально» и если будет также продолжаться, то это будет значить для Такемичи выигранную партию.        Вздохнув, он слегка качнулся. Мысли снова зароились, обозначая конец резко возникшей заторможенности.       — Воу, воу, полегче, – придерживая его, Ханма убрал ладонь с руки Такемичи, придерживая его за плечи.       Понимание того, что он делал это во избежание падения с пятнадцатого этажа вогнало Такемичи в недолгий ступор. Когда в последний раз кто-то переживал о нем? Кроме матери — никто и никогда.        Тряхнув головой, Такемичи проглотил вставший поперек горла ком.        — Слишком много прикосновений, не находишь? – осведомился он, украдкой впившись ногтями в ладонь, когда пальцы Ханмы слегка сжали его плечо.        — Нет, – в легкомысленном жесте Шуджи пожимает плечами, делая вид, будто не понял намека и даже не собираясь отпускать. — А что? Не нравится? – он вдруг встрепенулся и взглянул на Такемичи с хищным интересом, отчего голова снова пошла кругом.        Слова упрямо застревали в глотке, сколько бы Ханагаки не пытался протолкнуть их наружу. Он беззвучно открыл и закрыл рот, чувствуя себя рыбой выброшенной на сушу.       Если он скажет, что не нравится, то Ханма уберет руку и вроде бы именно этого хотел Такемичи. С другой же стороны подсознание било тревогу и всеми силами отрицало этот ответ.       Потому что тепло.       А если скажет, что нравится, то Ханма наверняка станет прилипать к нему еще сильнее и чаще. И тогда у Такемичи точно случится нервный срыв.        Оба варианта откровенно плохи.        «Думай, думай!» — трубит внутренний голос. А у Такемичи все мысли во мгновение ока затормозили и прекратили лихорадочное действо.       — Хана, серьезно... Я тебе пугаю? – насмешливо поинтересовался Ханма, и это стало глотком свежего воздуха. Вынырнув из-под тяжелого пласта мыслей, Такемичи сглотнул.        — Нет.        — Тогда что это было? – он явно имел в виду слишком долго длившийся ступор и Такемичи не придумал ничего лучше, кроме как пробормотать едва шевелящимися губами:       — Побочный эффект моих таблеток.        На самом деле это было не ложью, а скорее полуправдой. Если бы Такемичи был полностью в своем уме, то наверняка нашел бы ответ в привычной язвительности, но сделать это не позволили именно бурлящие в крови препараты.       Вот, что было правдой. Другая же половина, состоящая из лжи, на самом деле твердила о том, что это молчание в поисках ответа было вызвано ничем иным, как вопросом Ханмы. Такемичи просто не знал, что ему ответить.       Дилемма в его мыслях была настолько огромной, что он вообще забыл о том, что нужно что-то ответить. Но знать об этом Ханме было вовсе не обязательно, так что Такемичи оставил эти мысли при себе.        — У тебя вообще бывают проблемы, возникающие не из-за них? – лукавая улыбка на лице Ханмы почти заставила закатить глаза. Тем не менее Такемичи ответил ему в тон:       — Конечно бывают. Например, ты.        — Ой, погоди, изображу скорбь, – состроив печальное выражение лица, Ханма рывком поднялся с места. — А теперь пошли.        Такемичи не хотел ни о чем спрашивать, но интерес был выше этого.       — Куда?       — На прогулку.       Вздохнув, Такемичи поднялся и слишком уж быстро проследовал за Ханмой, все больше и больше отдаляясь от края крыши. Под ребрами растеклась стремительная волна облегчения. 

***

      Такемичи задумчиво поскреб пальцем засохшую кровь возле уголка своих губ. Удивительно, но в сон его не клонило даже при учете того, что тело должно восстановиться после недавней чехарды событий, закончившейся буквально десять минут назад.       Прислонившись вплотную к спинке деревянной скамейки, Такемичи проигнорировал прострелившую запястье боль, шевельнув им на пробу. Само собой, это был не перелом, но все равно лучше проверить и убедиться в своих мыслях. Так живется спокойнее и проще.       Переведя взгляд на сидящего рядом Ханму, Такемичи вздохнул: ни царапинки, помимо разбитых костяшек пальцев.        — Мне бы твое везение, – пробормотал Ханагаки, обращая на себя внимание ярких глаз.         Ханме потребовалось некоторое время, чтобы понять смысл сказанного. Но не прошло и минуты, как с его губ слетел ответ:       — Везение? Это называется профессионализм.       — С каких пор бить людям лица – профессионализм? – фыркнул Такемичи, потерев здоровой рукой ушибленное плечо. Должен остаться синяк, не меньше. Хотя ему не привыкать.        — Все тебе объяснять надо, – тон у Ханмы был таким, словно он делал ему огромное одолжение, что вызывало у Такемичи лишь взгляд полный иронии. — Профи можно стать в чем-угодно. В драках так тем более. Ты что, первый раз вышел на улицу?       Возникшая на лице Ханмы жесткая улыбка должна была быть встречена не менее жестким взглядом, но Такемичи предпочел закатить глаза.       — Предупреждать надо о таком.       — Тогда бы было не так интересно, – хмыкнул Ханма. — И вообще-то в этом есть свои плюсы... – он загадочно улыбнулся и потряс полупустой бутылкой виски, до того лежавшей неизвестно где. Такемичи искренне удивился.       — Когда ты успел?       На его памяти Ханма просто не мог этого сделать. Ведь пока он махал кулаками, эта треклятая бутылка стояла слишком далеко, будучи оставленной теми, с кем Ханма решил затеять драку.       — Я ведь говорил меньше считать ворон, – ухмыльнувшись, Шуджи окрутил крышку и поднес горлышко к носу.       Сделав полный удовольствия вдох, Ханма протянул бутылку Такемичи. Тот, колеблясь пару мгновений, все же взялся пальцами за прохладное стекло.        — Мне выпить? – вскользь усмехнулся Такемичи, на что получил полный одобрения взгляд. — А, то есть травиться в первую очередь мне? Я тебя понял.       Не дожидаясь ответа, Такемичи, уж больно осмелев, приложился к горлышку губами, наклоняя бутылку и делая глоток. Плеснувшаяся во рту жидкость обожгла горло и осела насыщенным вкусом на языке.        — Тебя никто не заставляет, – Ханма с блестящими смехом глазами наблюдал за тем, как Такемичи отставляет бутылку подальше и резко вдыхает закашливаясь.        Это вовсе не было отвратительным, но Ханагаки от слова совсем не привык к вкусу алкоголя. Приятно обиженная слизистая активно протестовала, заставляя сглотнуть слюну и утереть рот рукой, задевая сочный кровоподтек.        — Поверить не могу, что ты пропустил этот удар, – деликатно ворвался в его недолгое уединение с тишиной голос Ханмы, успевшего забрать бутылку и отхлебнуть из нее.       Такемичи на это замечание непременно должен был разозлиться, но все еще бушующий в крови препарат не позволил этого сделать.        — Я был объебанный. Мне простительно, – скрестив руки на груди, Такемичи затащил свои ноги на скамейку и придвинул их поближе себе.       Вернув свой взгляд на Ханму, он без капли удивления наблюдал за тем, как тот, отставив виски, вытащил из кармана пачку сигарет, доставая одну и вставляя в зубы.        Щелкнула зажигалка. Белая бумага задымилась. Затянувшись, Ханма протянул Такемичи пачку. Тот поднял на него недоуменный взгляд.       — Бери, – предложил Ханма с лукавой улыбкой, вызвавшей кратковременный пожар где-то под ребрами. Он потух слишком быстро, чтобы Такемичи успел сообразить, что это было за чувство.       Помедлив, он все же взял сигарету из пачки, мимолетом заметив потертую надпись «Marlboro».        Нерешительно покрутив сигарету в руках, Такемичи все же сжал фильтр губами. Одобрительно кивнул, Ханма крутанул колесико бензиновой зажигалки, поднося виток пламени и держа его до тех пор, пока сигарета во рту Такемичи не задымилась.       Какое-то время он просто наблюдал за тем, как бумага медленно тлеет, прежде чем сделал пробную затяжку. Сигареты с прошлого раза остались теми же, но боль в глотке при вдохе осталась прежней, отчего Такемичи едва не выронил сигарету, вовремя зажав ее между пальцев и убрав ото рта, согнувшись в приступе кашля.        Горечь задержалась на языке, медленно растаяв и прокатившись ниже — к горлу и легким. Прерывисто вдохнув, Такемичи смахнул с глаз влагу и сжал пальцы, сильнее сминая скрученную в трубочку бумагу.        — Как ты этим дышишь, – произносит Такемичи, выпрямляясь и встречаясь взглядом с Ханмой. Казалось, тот едва удерживался от рвущегося наружу смеха.        — К тебе тот же вопрос, — парировал его слова Ханма, делая новую затяжку. От наглости его тона захотелось вырвать себе сердце. Такемичи удержался одним только чудом.        — Я не об этом, – Ханагаки хмурит брови. Находи́тся рядом с курящим и курить самому – совершенно разные вещи.       Одно дело вдыхать это все носом, находясь на каком никаком расстоянии, а заполнять дымом легкие — уже абсолютно другое.       — Тогда правильно формулируй вопросы. Не я же виноват, что ты так говоришь.        — Но ты понимаешь, о чем я, – их взгляды снова сталкиваются и у Такемичи эмаль по швам трещит от того, насколько сильно он челюсть сжимает.       В глазах же Ханмы океан безалаберности, готовый вот-вот выплеснуться наружу.        — С чего бы вдруг? – может, Шуджи и пытался придать своему голосу наивности и непонимания, но Такемичи вдоль и поперек изучил эти его игры, что уже начало постепенно приедаться.        — С того, что ты не такой идиот, каким себя выставляешь.         — Вот именно. Я гораздо хуже, – пожал плечами Ханма с довольной улыбкой на лице, потушив сигарету и бросив окурок себе под ноги.       Снова потянувшись к бутылке виски, он открыл крышку и сделал глоток. Такемичи между тем взглянул на медленно тлеющую в руке сигарету, с силой моргнул и сделал затяжку. Горьковатый привкус вызвал отвращение почти до тошноты.       От ощущения того, как дым наполняет легкие у Такемичи закружилась голова. Выдохнув, он бросил сигарету на землю и, спустив ногу со скамейки, вдавил ее в асфальт.        Забравшись обратно на деревянно-дощатую поверхность, Такемичи потер пальцами переносицу. Еще даже не вечер, а ему уже паршиво. Все как обычно.        Возведя глаза к небу, перекрытому множеством зеленых ветвей, Такемичи почувствовал тычок в плечо. Опустив голову, он вопросительно взглянул на Ханму.       Тот не спешил отвечать, вглядываясь в глубину его глаз. Смутившись, Такемичи дернул уголком губ, но все равно продолжил смотреть прямо в янтарные глаза.        Гляделки продлились около минуты, прежде чем Ханма кивнул в подтверждение своим мыслям и отвернулся. Такемичи, прибывая в замешательстве, окликнул его:       — И что это было?       — Научный интерес, – отрезал Ханма, даже не взглянув на него. Ханагаки открыл было рот, чтобы что-то ответить, но тут же закрыл. Он снова не знал, что сказать.       Потому скрестил руки на груди и тоже отвернулся. К черту эти недомолвки. Не хочет говорить – не надо. Тратить на это свои нервные клетки Такемичи уж точно не собирался.        Не глядя потянувшись к лежащей между ними бутылке, он столкнулся пальцами с Ханмой и тут же одернул руку, уступая.       Тем не менее никаких больше звуков ни послышалось. Такемичи, одержимый интересом, глянул на лежащую на прежнем месте бутылку и сидящего со сложенными руками Ханму. Молчание продлилось недолго.       — Чего остановился? – спросил Такемичи, смотря на Шуджи в упор. Тот, сжав губы, послал ему короткий сосредоточенный взгляд.        — Бери ты.        — Не хочу. Сам бери.        Они снова замолчали. Такемичи сверлил Ханму взглядом, а тот на него даже не смотрел, пялясь куда-то вдаль — в зеленые заросли городского парка.       Подавив тяжелый вдох, Такемичи напоследок наградил Ханму непонятливым взглядом, прежде чем взять бутылку.        Открутив крышку, Такемичи сделал небольшой глоток, а затем еще один, желая лучше распробовать терпкий вкус. Убрав горлышко от губ, он даже не заметил, как внимание Ханмы снова вернулось к нему.       — Понравилось? – спросил он с едва заметной усмешкой.        — Ну... – Такемичи замялся. — Лучше, чем я ожидал.       — Врешь?       Взгляд Ханагаки отчетливо накалился.        — Я никогда не вру.          — Буду иметь в виду, – быстрая улыбка Ханмы вызвала у Такемичи волну облегчения. Протянув ему бутылку и недолго наблюдая за тем, как Шуджи делает глоток, Такемичи предложил:       — Домой?        Закрыв крышку, Ханма снова улыбнулся. На этот раз как-то теплее. Или Ханагаки так только показалось.       — Очень мило, что ты называешь мою квартиру домом.        Такемичи хотел сказать многое. «С чего ты взял, что я про нее?», «Не неси чушь», «Иди на хер, провокатор хуев» – твердило подсознание, но Такемичи в противовес ему ответил:       — Это место больше всего похоже на дом из всех, что я когда-либо видел, – и, ненадолго задумавшись, он все же добавил. — Не из всех, ладно. Но человека местом не назвать. Зато домом – вполне.        Усмешка сползла с лица Ханмы, оставляя на своем месте голое удивление. Янтарь его глаз, до того предвещавший особенно колкий ответ, вдруг окрасился в чистый оттенок тепла.       У Такемичи на мгновение замерло сердце.        — Иди к черту, – фыркнул Ханма привычно-насмешливо, поднявшись с места. «Предпочел не поверить?» – предположил внутренний голос, догадка которого разбилась вдребезги об лишенный издевки ответ Ханмы. — То есть ко мне, Хана, который никогда не лжет.        Держа в одной руке бутылку виски, вторую Шуджи протянул ему. У Такемичи земля ушла из-под ног, но ухватился за ладонь он безропотно, с помощью Ханмы поднимаясь на ноги и слабо улыбаясь со вложенной в эту улыбку благодарностью.        Уже по приходу домой Такемичи, как заботливый (но скрывающий это всеми силами) друг обработает разбитые костяшки Ханмы под его огненным взглядом и в ответ получит соответствующую благодарность — абсолютно неумелую попытку ваткой стереть застывшую кровь с губ Такемичи.         — Ты хоть что-то аккуратно делать умеешь?       — Я в первый раз о ком-то забочусь. Будь любезен, заткнись.