История одной весны

Минуты и часы начинают лететь совершенно незаметно ровно с того момента, как Субин освобождается из объятий Бомгю после признаний и едва не заработанного сердечного приступа. Они практически не говорят ни слова — только поглядывают друг на друга, отвлекаясь лишь на перекус. Субин чуть не забывает принять свои препараты, резко вспоминая о них и запинаясь об ногу Бомгю, когда соскакивает с кровати и несётся к столику, а потом случайно проливает воду, попадая на свою футболку и громко вздыхая с собственной неуклюжести. — Не суетись так, — улыбается Бомгю, подходя к нему и утирая стекающую по шее каплю воды. Субин не давится разве что чудом. Он сбегает в другой конец палаты, чтобы переодеться, пока Бомгю смеётся и помогает убрать разлитую воду, но когда открывает дверцу тумбочки с вещами, первое, что попадается ему на глаза — толстовка. Серо-коричневая, с капюшоном, пахнущая, как дом — чистотой, свежестью и чем-то тёплым и сладковатым… Как Бомгю. Субин смотрит на неё несколько секунд, не моргая, достаёт её и первую попавшуюся футболку, меняя на неё пострадавшую от воды, и возвращается к Бомгю, с крайне неловким видом протягивая ему вещь, которую совсем забыл вернуть. — Я тут… Ну… Толстовку твою забыл отдать, ты тогда мне одолжил… Извини, — бормочет Субин, но Бомгю только качает головой. — Всё в порядке, ты можешь её и не возвращать, если хочешь, — отвечает он с улыбкой. — Тем более, что тебе она идёт намного больше, чем мне. Субин в тысячный раз смущается, но всё же тихо благодарит и прижимает к себе толстовку, как нечто драгоценное. Бомгю умиляется до сведённых скул. А остаток дня они проводят снова у него и всё за тем же старым добрым ноутбуком, на который скачивается очередное аниме. За ним — ещё одно, и парням кажется, что они даже моргнуть не успели, как солнце скатилось в закат и наступил поздний вечер, погрузив палату в полумрак с единственным источником света в виде маленького настенного светильника. — Устал? — спрашивает Бомгю, уже раз пятый или шестой замечая, как зевает Субин. — Есть немного, — отвечает тот, обвивая чужую руку и укладываясь головой на плечо. — Можем тогда на сегодня закончить, — предлагает Бомгю, и Субин согласно мычит, заставляя его рассмеяться. — Если хочешь, я могу сыграть что-нибудь для тебя. — Правда? — улыбается Субин, подняв голову. — Да, но только если ты отпустишь меня, чтобы я мог взять гитару, — говорит Бомгю. Субин, тихо смеясь, отстраняется, и тот выуживает гитару из-под кровати, устраивается поудобнее, но едва только успевает взять инструмент в руки, как Субин, пролезая под грифом гитары, бесцеремонно плюхается рядом, обнимает за талию руками и снова укладывает голову на плечо. — Удобно? — смеясь, спрашивает Бомгю. — Очень, — довольно отзывается Субин, утыкаясь носом в его тёплую шею и вдыхая запах чистоты, свежести и чего-то тёпло-сладкого. Бомгю снова ловит приступ умиления, но затем берёт себя в руки и начинает играть незамысловатую, но очень приятную размеренную мелодию, тихо напевая что-то на английском. Субин мало понимает, но очень много чувствует: один лишь тихий, мягкий, как патока, голос Бомгю с лёгкой, едва заметной хрипотцой действует на него лучше любых слов из песен. Он очаровывает и успокаивает, и даже самые шумные и надоедливые мысли умолкают и разлетаются куда-то по своим углам, не смея нарушать хрупкий покой. И даже когда песни сменяются, состояние умиротворения остаётся всё то же, и хочется только растянуть этот момент настолько, насколько это возможно. — Не уснул ещё? — шепчет Бомгю. Субин лениво поднимает голову, глядя ему в глаза, и теряется в безмерно любящем взгляде и нежнейшей улыбке, от которой и Антарктида, будь такое возможно, растаяла бы за минуты. — Нет, — выдыхает в ответ Субин, легонько тряся головой. Бомгю чуть наклоняется вбок, не отводя взгляда, выпускает из одной руки гитару и, пройдя ладонью по вздрогнувшей спине Субина, зарывается в его пушистые волосы. У того губы тут же трогает улыбка, и он только выгибает шею чуть больше, пока Бомгю перебирает и взлохмачивает пальцами его пряди, а в кровь выбрасываются невообразимые запасы серотонина. — Ты такой милый… Словно плюшевый, — шепчет Бомгю, убирая чёлку со лба Субина и пальцами соскальзывая по щеке. — Самый прекрасный плюшик. — Прекрати, — снова смущается тот, жмурясь с лёгким смешком. — Ты даже смущаешься мило, — качает головой Бомгю. — Боже, я действительно безнадёжно влюблён в тебя. — Я… — неожиданно запинается Субин, замирая под взглядом тёмно-карамельных глаз, и слова застревают на полпути в горле тяжёлым комом, потому что так на него в жизни никто не смотрел — с таким накалом чувств и с такой бурей эмоций. Но он отдал бы, наверное, всё, чтобы на него так смотрели всегда. А если точнее — чтобы на него всегда так смотрел Бомгю. И хотя Субину кажется, что его сердце вот-вот попросту сдаст от бешеного ритма, он всё же не в силах перестать медленно умирать от смотрящего на него Бомгю, даже не подозревая, что тот и сам еле держится и дышит через раз. Потому что Субин, пусть и не понимая этого, слегка дует губы, и у Бомгю в голове красной мигающей табличкой одно лишь слово: «поцеловать». И чем дольше он смотрит на Субина, продолжая с нежностью путать локоны на макушке, тем сильнее это желание становится, и хочется или поддаться, или закричать от безысходности, срывая голос. Но, поймав мимолётный взгляд Субина на свои губы, он шагает в пропасть и выбирает первый вариант. Бомгю невыносимо осторожно приближается, снова чуть наклонив голову, тяжело выдыхает и, не чувствуя ни малейшего сопротивления, мягко касается губ Субина своими. И в тот же миг всё, что существует вокруг, для обоих взрывается и исчезает в небытие. У Субина закладывает уши и сердце стучит где-то в горле со сверхзвуковой скоростью, а Бомгю жмурится судорожно, заставляя трепетать длинные ресницы. Губы ощущают чужое тепло, словно солнца палящего касаясь, но даже если обжечься — этого тепла всё равно будет слишком мало. И друг друга мало, и времени на двоих… Тоже мало. У Субина внутри горит что-то яркое и совершенно незнакомое. Что-то, что он никогда ещё не испытывал и что только-только разжёг в нём Бомгю. Субин даже представить не мог, что простой поцелуй заставит его почувствовать нечто подобное — он всегда относился к этому намного проще, потому что никогда никого не любил. Бомгю снова становится исключением среди его правил и переворачивает очередной угол сознания на все сто восемьдесят. А ещё с грохотом обрушивает на Субина свои чувства, когда предпринимает попытку углубить поцелуй. Тот в панике издаёт жалобный стон и отстраняется, пряча пунцовое лицо в чужой шее и тщетно пытаясь успокоиться, а Бомгю мысленно отвешивает себе подзатыльник за резкий несдержанный напор. — Субин… — тихо шепчет, вновь мягко поглаживая волосы. — Ты в порядке, плюшевый? Субину хочется закричать во всё горло, что нет, он далеко и сильно не в порядке. — Нет… То есть, я… — дрожащим и запинающимся голосом отвечает он. — Для меня это впервые. Первый… Поцелуй. Бомгю только безмолвно распахивает глаза и шумно выдыхает. — Прости, — досадно говорит он, но Субин тут же вскидывает голову с помутнённым взглядом и смотрит на него, поджав губы. — Не извиняйся, глупый, — хнычет он и сам целует Бомгю, повергая его, мягко говоря, в шок. Субин целоваться не умеет совсем, он чертовски неопытный и невинный, но рядом с Бомгю ему кажется, что у него крылья вырастают и он способен абсолютно на всё. Особенно, когда Бомгю терпеливо ведёт его сам — Субин подчиняется и просто отвечает, понимая, что пожар в груди от ощущений теперь, кажется, сделает его невыносимо зависимым от этих поцелуев. Но ни он, ни Бомгю совершенно не против такого расклада.

***

Субин снова так и засыпает прямо на Бомгю. Тэхён, который опять находит его поздно вечером в соседней палате, лишь улыбается, глядя на крепко спящую в обнимку парочку. Он, конечно, должен бы по идее сделать Субину выговор, потому что у того есть своя палата, где ему и положено быть, но понимает, что от этого всё равно ничего не изменится. Да и счастливый он в последнее время просто до безобразия — не это ли главное? Просыпается утром первым Бомгю. Плечо онемело окончательно под весом Субина, но он даже не дёргается — только приобнимает его затёкшей и еле двигающейся рукой. Солнце сияет как никогда ярко, а в палату заносит ветром запахи и звуки разгорающейся вовсю весны. У Бомгю своя весна, и она невыносимо мило морщит нос во сне и цепляется пальцами за ткань его футболки. — Знать бы ещё, что тебе снится, — смеётся Бомгю, глядя на Субина. Он разглядывает его улыбку, прорывающуюся сквозь сон, ямочки от неё на щеках, дрожащие веки… Каждую черту расслабленно-счастливого лица, каждое малейшее движение мимики, не отрывая взгляда ни на секунду, пока Субин не открывает глаза и не смотрит на него сонно и растерянно. — Доброе утро, — улыбается Бомгю. — Доброе, — отвечает Субин и приподнимает голову, разминая шею. Бомгю убирает в сторону освободившуюся из плена руку и тоже пытается расшевелить её, но только морщится от покалывания в мышцах. — Прости, это из-за меня, — досадно и слегка смущённо тянет Субин. — Брось, — отмахивается Бомгю. — Ерунда. Он смотрит на лежащего на боку Субина, сонного и растрёпанного, а тот смотрит на бодрого и радостного Бомгю, готового снова сиять и делиться энергией со всем миром. А особенно — с некоторыми стеснительными интровертами, чья батарейка хронически на нуле. И друг для друга они словно два идеально совпадающих кусочка пазла, как бы банально это ни звучало. Примерно о том же самом думает и Бомгю, проводя ладонью по щеке и шее Субина, а затем придвигается к нему ближе и целует его долго и глубоко, но нежно и не настойчиво, даже скорее немного лениво. Сам же Субин отчаянно думает, кому нужно продать душу за то, чтобы каждое утро было таким же добрым. Однако оно резко меняет своё значение с плюса на минус, когда Бомгю берёт с прикроватной тумбочки свой смартфон, издавший гавкающий по-собачьи звук уведомления. — Ко мне придёт брат, — неловко улыбается он, прочитав сообщение, и поднимает виноватый взгляд на Субина. — Кажется, мне пора, — побледнев, произносит тот. Субин пытается кое-как перелезть через Бомгю, чтобы сползти с кровати, ещё толком не проснувшись, но тот издаёт нервный смешок. — Уже поздно, — вздыхает он. — Он уже здесь. Просто спросил, не сплю ли я случ… Но Бомгю не успевает даже договорить, как дверь палаты открывается резко и без стука, и в неё врывается высокий задорный парень со слегка растрёпанными волосами цвета розовой сахарной ваты, чертовски широкой и радостной улыбкой и небольшим бумажным пакетом в руках. — Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало, — щебечет он, кидая пакет на стул, но когда оборачивается, то с удивлением замечает позади брата незнакомого парня, выглядывающего из-за его спины с перепуганными глазами. — Едрить твою через коромысло, — в шоке выдаёт парень, присвистнув. — Ёнджун! — одёргивает его Бомгю, чувствуя, как за футболку на спине нервно цепляется пальцами Субин. — Ёнджун-хён, — гордо поправляет его тот. — Слушай, ты бы хоть это, предупредил, я б тогда погулял ещё немного… Вы там одеты вообще? На всю палату раздаётся громкий писк Субина, тут же уткнувшегося в чужую спину лицом, не зная, куда себя деть от дичайшего смущения и неловкости — особенно от мыслей о том, что брат Бомгю подумал о них совсем не в том смысле. — Хён… — давится смешком Бомгю — даже он такого не ожидал. — Ты серьёзно подумал, что мы переспали? Мы просто спали, хён, ничего не было, — качает он головой, глядя на Ёнджуна. — А я откуда знал, — отвечает тот, пожимая плечами, и неловко чешет голову. — Прошу пардонить, ошибочка вышла. — Субин, он не специально, просто дурак, вылезай, — обращается Бомгю уже к Субину, пытаясь достать до него рукой через плечо, но тот упорно не хочет отлипать от его спины. — Нет, — бурчит он еле слышно. — Мне… Мне неловко… — Брось, хён хоть и дурень, но очень хороший, — тормошит Субина Бомгю. — Познакомьтесь нормально… Ну пожалуйста, плюшик, вылезай, — просит он. Субин сдаётся от сладкого прозвища и показывается из-за спины Бомгю, всё ещё ужасно смущаясь смотреть в глаза Ёнджуну, но тот, кажется, настроен действительно дружелюбно — просто слишком удивился и сморозил ерунду совершенно случайно. — Прости, парень, не хотел, так получилось, — извиняется Ёнджун, протягивая руку. — Чхве Ёнджун. — Чхве Субин, — пожимают руку в ответ, всё ещё пылая щеками. — Ну и чудненько, — улыбается Ёнджун. — У меня, кстати, есть, чем извиниться. И с этими словами он достаёт из пакета высокую коробку, доверху набитую домашними макарунами. — Бомгю просил приготовить ещё, говорил, тебе они очень понравились, — подмигивает он. — Взял и спалил всю контору, — бурчит уже Бомгю, подскакивая и забирая из рук брата коробку со сладостями. Он идёт ставить чайник, на ходу открывая коробку и съедая один солнечно-жёлтый макарун, а Субин всё ещё неловко сидит в чужой кровати и обнимает подушку, заменяющую спину Бомгю. — Ну давай, поведай хоть, как ты тут? — интересуется Ёнджун, пока чайник стремительно закипает. — Вижу, не скучаешь… — С Субином не заскучаешь, — улыбается Бомгю. — Неправда, — тихо бормочет тот. — Правда, — продолжает Бомгю. — Без тебя я бы повесился тут от скуки. — Он не врёт, кстати, — подаёт голос Ёнджун. — Этот засранец умудрился устроить такой шумный карточный шабаш с пенсионерами из двух соседних палат, когда лежал здесь в прошлый раз, что за ним сразу двух врачей присматривать поставили, чтобы ещё чего не натворил. Так и пролежал в итоге в скуке смертной, и при этом дважды сбегал через балкон, но оставался непойманным. Субин не выдерживает и от души смеётся, пока Бомгю колдует над чаем, а Ёнджун с теплом во взгляде смотрит на этих двоих, что вместе выглядят как попугаи-неразлучники, и улыбается. На Бомгю и правда больше не было жалоб, отчего родные даже думали пару раз, не случилось ли чего, но когда узнали, что тот просто нашёл себе друга в соседней палате — тут же успокоились. Правда вот о том, что он его другом никогда не считал, знает лишь Ёнджун, который то и дело бегал ему за белыми цветами, чтобы Бомгю мог подарить их Субину и рассказать о том, что чувствует. И Ёнджун действительно искренне за него рад, потому что с такими диагнозами, как у Бомгю, единственное, на что остаётся надежда — светлые эмоции и чувства. А их у него, как старший уже успел убедиться, хватает с запасом. Чай разливается по кружкам, и даже Субин наконец перестаёт отсиживаться в стороне. Ёнджун снова рассказывает больничные байки о Бомгю, которых за последние несколько месяцев накопилось особенно много, и все трое смеются с этих историй, полных безумия и забавных глупостей. Бомгю не соврал: Ёнджун оказывается действительно очень хорошим, хотя поначалу и может показаться, что он малость не от мира сего. Что ж, в этом они с Бомгю и правда по-семейному похожи. Уходит старший уже во второй половине дня, просидев в палате несколько часов, но те пролетают чересчур быстро. На прощание он подмигивает Бомгю и желает удачи, но тот только бьёт его ладонью по плечу и выпроваживает за дверь под громкий хохот всех троих. — Неожиданно как-то вышло, да? — усмехается Бомгю, падая на кровать и глядя на Субина. Тот всё ещё довольно жуёт макаруны Ёнджуна. — Угу… Скажи потом ему, что получилось снова очень вкусно, — бормочет Субин с набитым ртом, допивая свой чай. — Обязательно, — хихикает Бомгю. — Я так понимаю, ты не расстроен? — А с чего? — хлопает глазами Субин. — С внезапного прихода Ёнджуна, — отвечает Бомгю. — Мне показалось, тебя это прилично шокировало… — Поначалу — да, — кивает Субин, вставая со своего места и подходя к Бомгю. — Но знаешь, во внезапности вы действительно невыносимо одинаковые, и благодаря тебе у меня понемногу даже тренируется иммунитет, я думаю, — смеётся он и падает на Бомгю сверху, заставляя его звонко крякнуть на всю палату от резко навалившегося веса. — Да и он, вроде как, и правда неплохой. Просто… Мне очень трудно сходиться с людьми. Не даётся совсем, хотя и пытаюсь. С тобой только вот как-то… Само. Исключение, — улыбается Субин, обнимая и довольно щурясь. Бомгю улыбается в ответ и целует его в нос, заставляя рассмеяться. По лицам скользят солнечные зайчики, запрыгивающие сквозь окно. Оба до дрожи влюблены и счастливы.

***

После Ёнджуна днём в палате Бомгю появляется Тэхён. Он снова с улыбкой качает головой, застукав на этот раз их уже за поцелуем, но не говорит ни слова — лишь напоминает смущённому Субину жестом о необходимом лечении и уходит, сдерживая смешок. И к себе в палату тот заходит только за тем, чтобы принять препараты, а потом снова возвращается к Бомгю. Солнце за окном к вечеру резко прячется, и на город обрушивается проливной дождь. Он стучит по дорогам и крышам, по больничному балкону, но Субин только улыбается отчего-то так меланхолично и задумчиво, что Бомгю невольно задумывается следом, не припоминая у него раньше подобного. — Ты в порядке? — интересуется он у Субина. — В полном, — спокойно отвечает тот, глядя на пузырящиеся от тяжёлых капель лужи и прозрачную дымку дождя в воздухе. — Просто дождь мне каждый раз напоминает о детстве. Я с малых лет люблю его и никогда даже зонт с собой не ношу, мечтая однажды попасть вот так вот под ливень, промокнуть с ног до головы и просто стоять где-нибудь прямо посреди дороги, смотреть в небо… Или пуститься с кем-нибудь в какой-нибудь вальс или танго вдоль безлюдной улицы и не думать ни о чём, кроме свободы, — мечтательно вздыхает Субин, глубоко и с наслаждением вдыхая свежий влажный воздух из окна. — Смешно, но за двадцать один год это моё маленькое желание так до сих пор и не исполнилось. — Исполнится, — тут же шепчет ему в ответ Бомгю, проводя носом за ухом, обнимает со спины и кладёт подбородок на плечо. — Непременно исполнится, плюшевый, — твёрдо говорит он и сцепляет свою и Субина ладони, переплетая пальцы. — Я обещаю. Тот разворачивается в объятиях Бомгю и смотрит на него в упор, не понимая, откуда же он такой прекрасный ему на голову свалился. Субин смаргивает накатившие от трогательности момента слёзы, слегка жмурясь, крепче сжимает замок из рук и целует Бомгю с крайне непривычным рвением — ему впервые так хочется показать, насколько сильно и отчаянно он влюблён. Бомгю отвечает, и его сердце трепещет не меньше, чем у Субина, который с каждым днём привязывается к нему всё сильнее. Дождь не перестаёт, и Бомгю, подумав, выдаёт гениальную идею, предлагая посмотреть аниме «Дитя погоды». Субин, как оказалось, его ещё не видел, и едва только включаются первые кадры — оба с головой погружаются в атмосферу, стократно усиливающуюся дождём за окном, который вторит дождю на экране. А ещё Субин снова не сдерживается и пускает слезу посреди фильма, когда героиня разгоняет бесконечные тучи и выходит солнце: она напоминает ему Бомгю, который точно так же разогнал вокруг него серость и холод одним лишь своим присутствием. И когда аниме заканчивается, Субин уже не сдерживается совсем и откровенно плачет в плечо Бомгю, до глубины души тронутый сюжетом, героями и их взаимоотношениями. — Ты, наверное, тоже управляешь погодой, — всхлипывает он с улыбкой, глядя на Бомгю. — Разве что только не той, что на улице. — Твоей? — улыбается тот, принимаясь мягко ворошить волосы Субина. Он кивает, жмётся ближе, прекращая плакать, и успокаивается в крепких объятиях, пока за окном всё так же льёт дождь: и остаток вечера, и всю ночь, которую они вновь делят на двоих, видя только самые тёплые сны — такие же тёплые, как и их объятия с поцелуями.

***

Утро встречает рассветное солнце всё тем хмурым дождём. В небольших просветах виднеется радуга, тут же исчезающая, стоит только облакам затянуться, и Субин, проснувшийся первым, грустно смотрит на серое полотно за окном. Он тихо вздыхает, переводит взгляд на Бомгю, и на губах сразу расцветает улыбка: тот выглядит во сне всё таким же уязвимым, как и тогда, когда Субин рассматривал его через окно с балкона, но при этом ничто не в силах затмить его красоты. Безмолвную утреннюю идиллию нарушает звонок на мобильный Бомгю, отчего по всей палате разносится какая-то незатейливая, но надоедливая мелодия, и Субин подозревает, что это снова старания Ёнджуна. Он оказывается прав: проснувшийся от звонка Бомгю, взяв в руки телефон, отчаянно вздыхает с недовольным «придурошный хён» и набирает его номер, перезванивая, пока Субин тихо хихикает. Но лицо его тут же становится серьёзным и слегка непонимающим, когда Бомгю хмурится и резко садится в кровати. — Не понял… То есть как? — бормочет он в трубку. — В смысле ещё вчера, но ты забыл мне сказать?! — переходит на возмущение. — Нет, так дела не делаются! Что мне теперь?.. — вздыхает Бомгю, с обречённым видом слушая брата. — Ладно, я понял. Во сколько? — печальным тоном спрашивает он, глядя затем на часы. — Хорошо, буду ждать. С этими словами Бомгю вешает трубку, но даже не поднимает взгляда — лишь сидит с всё тем же хмурым видом. — Что-то случилось? — спрашивает Субин взволнованным тоном. Бомгю кивает. — Ёнджун должен был сказать мне ещё вчера, но забыл, и… — вздыхает он, грустно глядя на Субина. — В общем, сегодня меня отсюда выписывают. Хён заедет за мной в половине второго, а в два меня здесь уже не будет. После сказанного утро окончательно перестаёт быть добрым.