Два медведя в одной берлоге

      Медисин-Хат. Канада.       Поздний вечер. Даррен свернул в отделение почты. Уселся за стол. Взяв ручку, быстро написал два коротких письма. Почесал задумчиво морду, и принялся внимательно заполнять адрес получателей на двух языках. Уйдет в два разных города. У него побледнели руки, сжимающие черную ручку. Мысли о его Птице не дали толком сосредоточится. Он опустил голову и раскрыл руку с белым шрамом на ладони. Захотелось разреветься. Но его тут все знали. Было стыдно позорится. Сидел и собирался со словами. В Уральскую столицу письмо уйдет короткое. А вот Казани надо все объяснить что произошло и что будет дальше. Самые важные слова. Именно ему он доверял весь сезон. Тому, кто жил по соседству от ТатНефтьАрены. Надо внимательно выбирать выражения.       Тем временем Кертис, сняв кроссовки, покрытые толстым слоем грязи, быстро побежал в пальто наверх. Саша же остался стоять. Перед ним была просторная гостинная с камином, диваном, очень уютной совмещенной кухонькой. Все в таком деревенском стиле оформлено, что ему показалось что он в пригороде Вышнего Волочка, а не в Канаде. Стоял рассматривая антураж. Взгляд зацепился за резные перила. На начале была словно какая-то резная фигурка. Уперев руки в ноги, он сгорбился, присмотревшись. Старался далеко не делать шагов. Ковер запачкает своими грязными тапками, да и его еще не приглашали в дом. Он вежливый культурный мальчик. Без приглашения не войдет. Взгляду предстала фигурка девушки, что стояла сложив руки на копье. Крылья на ее шлеме аккуратно переходили в перила. Красиво. Явно ручная работа. Он проводил взглядом Волка. — Никого дома нет, так что если хочешь можешь осмотреться! — Воскликнул Кертис, скрывшись наверху.       Саша снял свое пальто. Оставил свои кроссовки, тоже запачканные по самые шнурки рядышком. Прихватив оба портфеля, побоялся один шастать по чужому дому. Поднялся наверх. Одна из дверей была приоткрыта. Ники встал на пороге. Большая комната со скошенным потолком и большой двуспальной кроватью, приставленной к стене. Нежные фиолетово-розовые оттенки. Много текстиля. И тяжелые шторы, и ковер на полу. Очень уютно. Взгляд остановился на большом зеркале, на котором висело что-то вроде оберега. Перевел взгляд вперед себя. Напротив входной двери было большое окно, в котором виднелись соседние дома и густой зимний лес позади. Волк уже успел наполнить большую вазу и поставил тюльпаны в воду. — Это твоя комната?! — Нет. Это новый дом, который я родителям купил. Тут две комнаты. У родителей спальня внизу. А это две гостевых. Обычно сестры вдвоем приезжают сразу. Они у меня любят за кровати драться. Еще с детства так пошло. — Волк пожал плечами, стоя спиной к нему, остановив взгляд на цветах, — Это обычно комната самой старшей. Ну или моя. Вторая по соседству. Твоя будет. Если захочешь, то… — Я хочу с тобой лечь.       Волк растерялся. Обернулся, осторожно убрав руки от цветов. Неужели все-таки проклял. Неужели опять?! Саша осторожно оставил оба портфельчика к стенке. Пошел к нему. Кертис боялся и шага сделать. Встал спиной к окну. Саша встал перед ним. Поднял взгляд. Чужой дом стоял напротив. И с тех окон явно кто-то наблюдал. Никишин обратил внимание на силуэт в знакомых кроссовках, шагающий по позолоченному пейзажу. Идет золотой час — последний час перед тем как солнце скроется за горизонтом. Диц свернул в дом напротив. Значит не показалось. Перевел взгляд на серые глаза. Кертис сделал жалобный вид, явно боясь его. Стоял вжавшись в подоконник, стоя босоногий перед ним. Никишин едва заметно улыбнулся, решив его успокоить: — Я не буду даже трогать тебя. Не бойся. Ничего не изменилось. Ты все так же мой близкий друг. Я видел безумие в глазах Даррена. И видел жуткую ревность. Я боюсь за тебя. А еще он живёт по соседству. И там от нас взгляд не могут отвести. Я только позабочусь. Только защищу. На пол лягу, если тебе не комфортно. Я боюсь за тебя. Никакой любви. Только забота. Ничего не бойся.       У Волка камень с души упал. Он обнял его за шею. Саша прижал его к себе, закрыв глаза. Мягко и очень осторожно поглаживал его по серому пальто. — Я должен тебе отплатить за эту помощь. За эту поддержку. И обязан предупредить тебя, что с Дарреном не так все легко. Он никогда не сдаётся. И он может убить тебя. Просто убить… Из ревности. — Это мы еще посмотрим! — Гордо фыркнул Никишин. Едва ощутимо провел пальцами по лацканам пальто. Нежно снял его и, обняв, пошел вниз, — Если хочешь, иди ополоснись первый.       Волк счастливо улыбнулся. Нет, все в порядке. Не проклял. Все хорошо. Ники был в полном порядке. Повернул голову, смотря на цветы. Красота. Какая же нежная красота. Если это местные цветы, то он их сможет и в Екатеринбург забрать. Они очень долго стоят в воде. Достав вещи из портфельчика, быстро побежал в душ. Родители не скоро с прогулки вечерней вернутся. Только когда солнце окончательно сядет за горизонт. С улыбкой достал с полочки гель для душа. Принюхался к нему. Клубника. В этом вся его Вивьен. Он ополоснулся с гелем. Довольный потрепал волосы. Переоделся в домашнее. Объемная белая футболка была привычно заправлена в темные флисовые штаны в клеточку. Он забрал все свои вещи и прошёл через коридор до спальни. Никишин лежал развалившись на кресле около кровати, уткнувшись в телефон. Кертис встал перед ним. Вытянул руку и сказал: — Телефоны детям не игрушка. Иди купайся. Хоть на три часа. — Это тогда с телефоном идти надо. — усмехнулся Саша. Увидев хитрый взгляд Кертиса, покраснел, — Ну блин блять… Не очень у меня с фантазией. Ну дай. — Волк явно не уступит. Саша все же отдал ему свой телефон, заблокировав его. — Зараза доставучая. — Это я. — Согласился Кертис.       Саша прихватил вещи и полотенце. Зашёл в душевую. Без телефона, конечно, вообще не то было. Ну что же. Мамаша Волк ему не даст забаловать. Пока он мылся, Кертис навел порядок в вещах. Грязное сложил вниз. Последние чистые вещи наверх. Лег на кровать. Обнял подушку, развалившись на животе. Закрыл глаза. Как от него приятно пахло клубникой. Попытался подремать, но получилось только лежать и думать мысли. Раз за разом мозги выворачивали на размышления о Дице. И зачем он только его цветы забрал? Жалко стало? А вот Даррену его никогда не жалко. Он всегда на нем отыгрывался. Всегда был сильнее психологически. Закрыл глаза. Запустил руки в волосы. Чего от него вечно этот проклятый Диц хочет?! Вот какого черта ему надо вечно? О чем он хотел днем поговорить? О том как красиво кишки Никишина будут висеть на сосне, которую они вместе в детстве сажали? Он сильно зря втянул Ники в происходящее.       Поняв, что происходящее его не оставит, сунул руку вниз, где стоял портфельчик. Вытащил дневник. Уселся на кровать, сложив ножки. Достал ручку и принялся молча выливать мысли на бумагу, слушая едва слышимый шум воды за стенкой. Только в полной тишине было слышно происходящее. Быстро заполнял странички, погрузившись в мысли настолько, что не слышал происходящего. Никишин, выйдя в одном полотенце, оперся руками о перила, свесившись вниз. Очень удобно. Отсюда видна входная дверь. Он зашел обратно в комнату. Увидел Волка, что сидел склонившись над дневником. Не отвлекая его от мыслей своими глупыми разговорами, встал так, чтобы его не было видно ни с одного окна, и оделся. Уселся за старенький письменный стол, что явно был каким-то старинным. Вытянув босые ноги, сидел уткнувшись в телефон, переписываясь со своими бандитами. В общем диалоге, где была вся команда, все дружно угорали над капитаном, который решил свалить в отпуск, и попал вместо солнечных пляжей в глухое село. Саша стыдливо прикрыл морду, увидев то, что команда сходила на одну тренировку без капитана, а потом дружно взяла и не вышла больше на тренировки. Какой кошмар. Ротенберг его разорвет на портянки за эти выходки. Поднял взгляд, давясь смехом, остановил взгляд на Кертисе. Ладно. Это того стоило. Лишь бы его тут только не убило. С остальным разберемся.       В Екатеринбурге была уже середина ночи, как проснулся Брукс. Он лежал на кровати, с грустью уставившись в потолок. Прекрасно чувствовал тепло Яшкина, что лежал прижавшись к нему, согревая не меньше, чем одеяло. С какими странными чувствами он проснулся. Давно такого не было. Он проснулся с мыслями, которых не было слишком давно. Захотелось разреветься. От чего так было больно? Он даже не мог ничего вспомнить со вчера. Оттолкнув от себя спящего Диму, взял в руки телефон. Яшкин вопросительно открыл глаза, сонно потерев их, не поняв, что произошло. Замер, сделав вид что спит. Брукс встал к нему спиной. Ах да, они же вчера разругались из-за контракта. Ну конечно. И его мнение как обычно никому не было интересно. Закинув голову, тяжело вздохнул.       У него начало складываться ощущение, что обещали быть вдвоем и решать все проблемы и радоваться чему-то вместе. Он исполняет эти обещания, а Дима нет. От этого больнее всего было. Что Яшкин не изменится. Он понимал прекрасно это. У него было мало надежд на то, что он вместе со штампом в паспорте получит чуткого до чужих проблем человека. Но все же этого бы хотелось. Ладно. Он не гордый. Заткнется. Обесценили, значит так надо было. Не вовремя пришел тут со своими проблемами. Значит пойдем к тому, кто всегда выдержит и поможет. На кого можно запрыгнуть, и свесить ножки, устроившись на шее. — Блять. — Взвыл Мэйсек. — Блять, да сколько можно. — Он быстро набрал Волка, и пошел на выход, приложив телефон к уху, — Давай, Волчара, ты мне нужен, иначе я реветь буду сидеть.       Он закрыл за собой дверь, отправившись на кухню. Дима поднялся, быстро дойдя до выхода. Приоткрыл дверь, решив послушать что происходит, не понимая, что с его любимым случилось. Брукс, слушая гудки, сделал себе кофе. Лениво побрел в гостинную. Уселся под горшок с монстерой. Взгляд остановился на ночном виде на заснеженные горы. Тяжело вздохнул. — Ну давай, блять, это срочно! — Взвыл Брукс, — Сука ахуевшая! Потом ебаться будешь!       Никишин вопросительно смотрел на Волка, что сидел уставившись в дневник, уже пару минут бросив писать, но явно не выйдя из какого-то состояния, похожего на ступор. Саша провел языком по губам и негромко сказал: — Кертис, — Волк тут же вздрогнул, растерянно подняв голову. Саша вытянул руку, указав на прикроватную тумбочку, где на экране был вызов, — тебе звонят.       Волк провел руками по лицу, потерев его. Взяв телефон, прижал его к уху, приняв вызов. — Чего случилось, Брукси? — осторожно спросил Волк, пряча ручку в колпачок, а следом и в петельку. — Чего ты среди ночи трезвонишь? — Кертис, я не знаю что мне сделать. Я сейчас проснулся, а у меня… только и мысли, какое я ничтожество и что я зря существую вообще. — Он лег на пол, спиной ко всей квартире, любуясь видами. Укрылся пледом, что лежал всегда на полочке под цветами, и только и ждал его истерики. Это было его любимое место в квартире, где можно было лежать и закатывать себе истерику. Стабильно раз в пару недель пореветь, спрятавшись в плед от всего мира — это его любимое развлечение. Раньше темы были попроще. То игра не шла. То мысли поганые не уходили по ночам. А последнее время тема только одна. — Мне так херово. Как… Как очень давно не было.       Волк улегся на кровать, кинув дневник в портфель, и остановил взгляд на Саше, что боком уселся к столу, вытянув ноги, одетый в дурацкие шорты и толстовку с уточкой. Едва заметно улыбнулся. Это вещь Бардакова. Он мог поклясться себе в этом. Только у Захара могла возникнуть идея порванный черный рукав пришить желтой ниткой к основной ткани, что тоже была черной. Как он ему сказал, ну и что, что не черный — желтый же есть. Так что все в тему. — Что случилось? Для тех, кто отвлекся от твоей сюжетной линии — дашь мне какое-нибудь пояснение к тому, что происходит? Я слышу, что тебе плохо. Разревись. Полегче будет. Только таблетку выпей сначала, чтобы потом голова не болела.       Яшкин уселся за углом, обняв ноги, слушая разговор Брукса с Кертисом. Явно он с ним разговаривает. Его напугали и очень страшно сказанные слова. — Мы вчера с Димой поругались. И поругались из-за моего косяка. Но… мне было важно услышать поддержку. А я как обычно получил все что угодно, кроме нее. Да еще вчера Яша и ушел от меня. Широков поймал его, мы снова поговорили о происходящем. Мне кажется, что Диме вообще плевать на меня. Я понимаю. Я видел, что ему всегда было так плевать на близких. И когда с ним Радулов рядом был, и когда Ротенберг. Он думает только о себе. И на все мои доводы летит больше обвинений. Я вчера себя предателем почувствовал. — Подробнее можно? — Растерялся Кертис. — Ты все из-за контракта в Петербург мучаешься?       Саша поднял голову, вопросительно смотря на Волка. Тот лишь жестом показал ему молчать. Подозвал его вторым жестом к себе. Саша бросил свой телефон на зарядке. Залез к нему в кровать, спрятавшись под одеяло. Волк приобнял его, вытянув руку, поставил на громкую связь и шепотом на ушко объяснил всю ситуацию. Никишин улыбнулся. Рома им обоим предложил контракт? Значит его послушали. Рома хотел только Волка. И о других и слушать не хотел. Но половина заслуг Волка, это точные броски Брукса. Никишин захотел себе рядышком Мэйсека. А от Мэйсека нет и половины смысла без Волка. Но насколько он помнил — разговор про то, что им нужны в составе оба легионера, а не только один были еще в январе. Еще… еще даже до матча с Димой, а значит и до брака между этими двумя. Либо Ротенберг все это время искал подходные пути. Либо этот парень сильно поздно проснулся, понимая, что ему за предложение сделали. Саша задумчиво рассматривал Волка, что лежал вслушиваясь в разговор. Такого бы центрального как он, и словно у Петербурга уже будет чуть больше шансов не облажаться в следующем году. — Да, именно из-за него. — Взвыл Брукс. — Широков с Трямкиным тоже меня не сильно-то поддержали. Я надеялся от Димы какую-то поддержку получить. А он только кидается на меня. Даже слушать не хочет о том, что мне некуда больше идти. Тебе-то легко говорить, когда у тебя уже есть предложение от Автомобилиста на два года. Даже, блять, у ебучего, сука, Стефана Да Косты есть этот контракт! — Вскрикнул Брукс, — А на меня всем плевать! Как бы я не изгалялся! Все просто поржали, отмахнулись и разошлись!       Никишин растерянно слушал происходящее. Прошептал Волку на ухо: — Дима навсегда будет кидаться на тех, кто захочет уйти в Петербург. Рома нанес ему кучу травм. И Дима боится снова этой боли. — Я думаю, что скорее всего Дима боится лишится Брукса, которого выходки Ромы убьют. — Так же шепотом ответил Кертис. — Вот я который день пытаюсь удержаться на этом лезвии ножа. Не знаю я что делать. Может у тебя есть какие идеи? — Он повернул голову и сказал, — Брукс. А ну перестань кричать. Я тебя слышу прекрасно. Я понимаю, что тебе больно. На тебя всем не плевать. Ты думаешь твой Яшка был бы против, если бы тебе предложили какой-то контракт, но в другой команде? Ты же знаешь прекрасно, что у него было с Петербургом. Он боится за тебя. — Я не знаю, Кертис. Если бы у него заканчивался контракт, мне было бы все равно куда он ушел, лишь бы ему там было хорошо. В Петербург, во Владивосток, хоть куда бы он ушел. — Дима прекрасно знает, что в Петербурге не будет комфортно. — Прошептал Саша, — Поэтому и отдергивает его.       Волк задумался. Судя по голосу Брукса, еще пара таких слов, и он разрыдается. Опять будет сидеть и просто реветь ему в трубку три часа, а потом уснет. Надо быть осторожнее. Повторил фразу Саши. Мэйсек вздохнул, тут же сказав: — Я понимаю это прекрасно. Я слушал Диму, когда он высказывал свою позицию. Но других предложений нет. Я был бы рад даже если бы услышал от него фразу о том, что он попробует поговорить, чтобы меня в Казань забрали. Был бы у меня еще шаг в сторону, я бы не был так категоричен. Но других вариантов просто нет, Кертис. И я не знаю почему. — Рома так сделал. — Никишин мягко провел пальцами по чистым, еще слегка мокрым волосам, смотря в серые глаза Волка, — С тобой не получилось. Екатеринбург тебя любит. Ты им нужен. И с предложением Магнитогорска ничего не получилось у него сделать. Разин просто развернул его с его пожеланиями. Бруксу хотят сделать несколько предложений другие клубы. Поверь мне. Но многие бояться Ромы. Клубы не сильные. Не знаменитые. Не всякий рискнет против Ротенберга выйти войной. За тебя да. За Брукса нет. Этот его провальный сезон явно хорошие клубы отпугнул. — Саша задумался, — Просто насколько я от Артура с Никитой слышу, в Казани власть тоже будет меняться. Этого их дедушку аккуратно отставят на пенсию. И ни Шипачева, ни Радулова продлевать не хотят. Да еще и целую кучу народу следом отправить вон. Ждут кого-то другого. Яшкин, зная его внутреннюю чуйку, поэтому и не лезет скорее всего — просто нет смысла. Если ему сейчас скажут да, а потом власть сменится, и новый главный тренер скажет нет — это будет пиздец. Он же сам потом прослывет брехлом.       Брукс не выдержал и заплакал. Горько и беззвучно. Понимал уже сейчас прекрасно, что этот раунд будет последний. Казань их растопчет. Они проскочили через ЦСКА. Но через Ак Барс уже точно нет. Никому не хватит сил через них перескочить. Да и все их снайпера словно сдали позиции. Остался один Брукс. Все остальные — сильно дальше. А значит и война на льду будет против него яркая. В том, что он не выдержит этого, не будет никаких сомнений. — Брукс. — Осторожно позвал его Кертис, раздумывая над словами Саши, — Скажи мне, ну ты же знаешь прекрасно, на что твоя лошадка способна. Ты же понимаешь, что он может вычудить. И знаешь о том, что он точно бы сделал такое предложение, например про ту же Казань. Может, у него еще какой повод есть этого не делать, да он тебе в этом признаваться не хочет. Ты очень рано начал реветь, Брукс. Давай я знаешь что тебе сейчас скажу по секрету? — Мэйсек растерянно встрепенулся, задержав дыхание, — Если тебе так никто ничего и не предложит, я пойду в Петербург с тобой. Я откажусь от контракта, который мне предложили тут, и просто уйду. Просто чтобы тебе было комфортней. Так ты у меня будешь под моим крылышком, и нас с тобой там никто не обидит. — Правда? — Растерялся Брукс. Резко уселся на пол, вытянув ноги, обреченно смотря в окно, — Обещаешь? — Обещаю, Брукс. Мне не важно. Я уже и в Барысе побегал, и в Автомобилисте побегал. Я привык часто команды менять. Но я понимаю твои страхи… — Я боюсь покидать город, в котором столько лет прожил. Я боюсь просто этого делать. И не хочу заново со всеми знакомится. Не хочу искать где-то какое-то жилье. Даже мысли об этом просто в ужас меня приводят. Если я буду с этим справляться один, я просто умру. Мне не двадцать, чтобы легко это все преодолеть. У меня нет цыганской души как у Яшкина. Меня будет страшно ломать от нового города. Если бы ты правда пошел со мной, это было бы гораздо легче. — Он всхлипнул, — Особенно, что скорее всего Дима перехочет со мной общаться, если я уйду в Петербург. Он просто бросит меня. Найдет себе кого-нибудь получше. Как он всегда это делал. Он легко меняет окружение. Ему близкие друзья-то ни к чему. А тут какой-то парень. — Брукс издал тихий смешок, — С его то легкостью, когда он падает в постель к кому угодно, и правда было бы плевать. — Брукс, ты ему не парень. Ты ему муж. Не смотри на то, что в этой стране всем плевать и это юридической силы не имеет. Ты посмотри на себя. Вы вдвоем в одной квартире без всех живете третий день. Я полагаю первый день ничего не было, потому что вы вдвоем были на успокоительных. А потом их дозировка закончилась, а вы, оба отходящие от наркоты, оба с дырявой крышей, начали друг другу скандалы закатывать. Мэйсек, ты вот тоже нихера не меняешься. Вот веришь мне?! Вот по нулям. Те же самые скандалы и истерики что у тебя были с твоей Д. Вот, нахуй, слово в слово. Вот я уверен в том, что даже если бы вопрос с контрактом на следующий сезон был решен — ты бы нашел повод, чтобы закатить ему истерику. Признайся мне в этом. — Нет. Я просто… — Да не просто видать, Брукси. — Волк закрыл глаза, уткнувшись мордочкой в крепкую грудь Саши, довольный жмурясь от нежных поглаживаний мягких теплых рук, — Ты бы начал мне реветь, что Яшкин против твоей зависимости от травки. Что Яшкин не дал тебе напиться в очередной раз. Что сделал тебе больно в постели, хотя ты сам ему ничего не сказал по этому поводу, а потом с утра, как все болеть начало, проснулся. Ебаный Брукс, блять, Мэйсек, сука.       Брукс расхохотался, снова улегшись на пол. Закрыл стыдливо рукой лицо, приживая другой телефон. — Ну Кертис! Ну блин блять! — Это фраза Никишина, не забирай ее. Сам себе свою фразу придумай. Вот ничего своего нет! — Ну Кертис! Ну Волчо-о-онок! — Неть! — Грозно сказал Волк, — Послушай меня. Просто признайся мне, что ты боишься потерять своего Яшкина. Вот скажи мне это. — Я боюсь потерять своего Яшкина. Я боюсь, что он меня разлюбит, такую истеричку. Я сам вчера скорее раз за разом его выводил из себя. Даже когда он пришел ко мне извиняться, уселся на колени… я все равно ему отказал и этих извинений не принял. — Ахуеть, Яшкин и извиняется?! — Никишин едва слышно усмехнулся, — Ебать мой хуй! Ни разу не видел такого. Он ни перед Ромой, ни перед Радиком не извинялся. Как он мне всегда говорил: «сильно много почестей для такой мрази». — Ты же явно слышал, — Отозвался Волк, — что Яшкин ни перед кем не извиняется. Особенно на коленях. Потому что этого никто перед ним никогда не делал. Твой Яшкин, Брукс, простой как пятирублевая монета. Там ничего в нем сложного нет. А ты даже в нем умудрился найти какие-то загадки. — Я боюсь потерять Яшкина из-за этого контракта со СКА. Но и без работы у него на шее не хочу сидеть. Вот и все. — Брукс снова перевернулся на бок, рассматривая широкий лист монстеры. Не было же раньше? Новенький, еще не полностью темно-зеленый цвет набрал. Взгляд перешел чуть дальше. Обычно листья были сильно больше. Горшок маленький стал. Ему в прошлый раз Трямкин помогал ее пересаживать. Она весит килограмм семьдесят. Тропическая красавица. Может… Диму попросить? Хотя, он скорее всего опять посмеется над ним. Очнувшись от мыслей тихонько сказал, — Я знаю, что ты в такое не веришь, но моя пассифлора перестала так ярко цвести. Мой… цветок страсти. Все закончилось, да? Любви больше не будет? — Если ты продолжишь в эту херню верить, сам бесить свою кобылу, любовь и правда закончится, да вот только у меня большие сомнения, что в этом будет виновата твоя пассифлора, что цветет когда ей вздумается. Ее, я смотрю, вообще не смущает, что во времена, когда все спит, ей захотелось зацвести. А летом чем она будет занята? Спать будет? А ты будешь сидеть рыдать, что любовь закончилась, завяла пассифлора. — Никишин едва успел зажать рот, чтобы не начать неистово ржать с фразы Волка. — Брукс. Вам по тридцать лет. Твоей Д. было двадцать. И ты умудрялся с ней посидеть и поговорить, чтобы она тебя поняла. А тут Яшкин. Ему тридцать один год. Я понимаю, что у него может быть мозгов еще меньше чем у твоей прошлой дамы. Но… сядь и поговори с ним. Возможно ошибка Широкова и Трямкина была в том, что вы разговаривали с ним сильно пьяные. У Димы тогда нулевое сопереживание к происходящему. И к происходящему сейчас тем более. Вам надо поговорить трезвыми и наедине. Дима понял, что ты от него хотел. Но он мог просто постесняться чужих мальчиков и сказать тебе какие-то свои догадки и мысли. Попробуйте поговорить еще раз. Правда, просто сядьте и поговорите за кружечкой кофе. А лучше прогуляйтесь вдвоем. За сладеньким. Расскажи ему что ты любишь. Он с тобой поделится. И ты знаешь даже куда его можно отвести… И какой твой любимый гипермаркет работает двадцать четыре часа. Тот самый, что в центре города… — Там дорого. — Брукс счастливо улыбнулся, — Но там все такое вкусное! Туда еще идти два часа в одну сторону… — У тебя есть машина, Брукс. Сел и поехал. Можешь Диме доверится, если не боишься. Купите вкусненького, уедьте за город. Да просто поговорите как два взрослых человека. — А выпить можно? — Только потом. И выпить, и поебаться хоть прям там же. Все что захочешь. Это твой мальчик. Твоя кобылка. Он простой. Там нет никаких загадок. Ты начинаешь делать загадку из себя, Брукс. И он начинает этого не понимать. И начинает фырчать и выебываться сам. Дима тебя не за это любит. — Дима меня любит, за то что у меня член больше, чем у Радулова.       Никишин покраснел. Волк тут же следом на его руку, положил свою, с улыбкой показав ему не ржать. — Если бы ему была важна длина члена, он бы отбил у Лизы Никиту. — Я видел… Я бы сам от такого мальчика не отказался. — Растерялся Брукс. — Мне завидно. У него еще такие кубики пресса… И он гладенький везде. Так еще бедрами мягко двигает. Я представляю сколько в нем любви. С таким каждый день захочешь спать. — Брукс, блять! — Взвыл Волк, — Заткнись и иди спать!       Они вдвоем расхохотались. Мэйсек тяжело вздохнул, и сказал: — Вот с тобой даже поплакать не получается. Вот… — Вот Яшкин мне тоже самое говорил. Вот идите… оба, куда-нибудь подальше! Я вас умоляю! Идите, ешьте торт, пейте чай, ебите друг друга хоть вися на дереве. Без меня как-нибудь, ладно? — Ага, тебе тоже хочется, а не с кем? — У меня Диц через дорогу живет. Мое «хочу» никого не интересует. Я могу сейчас выйти просто мусор выкинуть и быть изнасилованным. — Волк усмехнулся, — Ебаный Брукс, блять, Мэйсек, сука. Съеби с эфира, заебал. — Обожаю тебя, Волчонок. Спасибо за обещание. Ты сделал мне сильно легче. Мне теперь чуть меньше страшно. — Хорошо, если так. Спокойной ночи, Брукс. Хочешь — нареви опять лужу, твоя монстера будет только рада. Пока с Яшкой со своим не поговоришь — даже не звони.       Пожелав спокойной ночи в ответ, Брукс завершил вызов. Отложил телефон, спрятавшись с головой под одеяло. Задумчиво рассматривал знакомый пейзаж. Дима же поднялся с пола, растерявшись. Вот значит, из-за чего его любимому было так плохо. От неопределенности. Он вчера совсем не обратил на это внимания. Да, его одергивали. Брукс напоминал о теме изначальной рассказа. Но они ведь и правда его вчера больше игнорировали. Ну конечно. Волк-то точно поможет. Тут и сомнений не было никаких. Он вернулся в спальню. Улегся под одеяло. Поворочался. Обнял подушку, тяжело вздохнув. Какой он мудак. Надо было заткнуть свою гордость и поддержать Брукса. Он ведь был прав. У него не было других вариантов. Обдумывание диалога его моментально усыпило. Брукс поднялся с пола. Сложил плед на место. Лениво подтянулся. Поплакал, поддержку получил, и снова, словно птица феникс возвратившийся из пепла, был готов хлебать новые проблемы. Хмыкнув, пошел обратно в спальню. Спина начала болеть от валяний по полу. Улегся в кровать. Дима лежал к нему спиной, укрывшись одеялом. Брукс легонько потянул одеяло на себя. Немного подумав, свалил Диму на спину. Он крепко спал. Мэйсек положил руки ему на грудь, задумчиво рассматривая его. Они оба были страшными дураками. Надо было это хоть как-то исправить. Брукс залез на него. Укрылся одеялом. Всем телом прижался к нему. Дима его приобнял во сне. Брукс счастливо улыбнулся. Ладно. Сам дурак. И с таким же дураком расписался. Надо было еще немного поспать. Дать мозгам разложить все умные мысли на полочки, чтобы они точно не потерялись в хаосе.       Волк откинул свой телефон на тумбочку, прижавшись к Саше. — И всегда он тебе такие истерики закатывает? — Второй год, да. Первые пару месяцев, как я пришел к нему в команду, я боялся вообще всех. Но он своим грустным взглядом меня приманил. Мы с ним разговорились, подружились, и уже в ноябре я получил право стать его личным психотерапевтом. — Волк улыбнулся, — Люблю этого парня. Такой придурок дурноголовый. Прямо как Яшкин. Не удивлен, что они расписались. Удивлен тому, что оба так сильно этого хотели, а получилось это так поздно. Просто Брукс хотел его увидеть еще когда он был твоим капитаном. Ты бы видел с каким упоением он смотрел все ваши матчи. Ни один болельщик так не стоял и не облизывал телевизор.       Никишин расхохотался, обнимая Волка. — Ну блять, надо было хватать, валить и трахать его. Чего смотреть на него? Он что, тарелка красивая, смотреть на него… — Он мягко поглаживал Волка по волосам, — Чего ты растерялся так, когда Брукс сказал про Лямкина. Скучаешь по нему? — Очень сильно. Но он в третий раз скоро станет отцом. Я скорее по этому захотел свалить от него. Нечего Никиту провоцировать. Хотя я поражен тому, что он даже пьяный вполне хорошо за себя отвечает. Хотел бы я снова его тепло, его заботу и любовь почувствовать. Это было очень приятно. Оно сделало меня таким живым. Запомни, Саша, мир разобьет тебе сердце в любом случае. Даже если тебе показалось, что ты нашел своего человека — обязательно что-то случится, что вас разведет. — Я понимаю это прекрасно. Мне кажется поэтому я большую часть времени один. Да, есть какие-то девушки, которых всегда в достатке рядом. Да, есть Рома, с которым я не сильно отличаюсь от тех девушек. Но я не хотел бы испытывать все то, что вы все черпаете. Не, я как-нибудь без этого… У меня вот, хоккей… Как-то на этом ограничимся. Пока не хочу в это лезть. Пускай вон, Жаба младше меня на месяц, а уже с женой… Я не, я не из этих.       Они притихли, услышав как закрылась входная дверь. Волк тут же улыбнулся счастливо и сказал: — А вот и родители пришли. Они ко всяким привыкли, можешь ничего не выдумывать, не играть роль милого мальчика. Они с радостью со всеми знакомятся, кого бы я в дом не притащил.       Саша с улыбкой кивнул ему в ответ. Они слезли с кровати. Кертис прибрал его беспорядок на голове, и, взяв за ручку, потянул вниз. Саша немного волновался. Он как-то раньше не знакомился с чужими родителями. Спустился по ступенькам вниз. Они вышли в гостинную. — Керти! Ну привет, сыночек любимый! — Раздался радостный женский голос, — Как я скучала! — Приехал даже раньше чем обещал! А ты все — не приедет, да не приедет!       Кертис с радостью обнялся с высокими родителями, что разложили продукты, явно на приготовление ужина. Вытянув руку, указал на Сашу и представил их друг другу. Никишин поразился тому, что его тоже обняли в знак приветствия. Родители Волка выглядели довольно взрослыми. Лет под семьдесят, наверное, обоим. И оба седые. Уселись за стол, разговорившись с обоими. Сашу затягивали в беседу. Он смело поделился тем, что его спрашивали. Его и правда хорошо приняли. Как необычно. Оба родителя готовили ужин. Кертис же налил пока всем чаю. За разговорами время прошло быстро. Саша принюхивался к готовке. Стыдливо обнял руками живот, чтобы не было слышно, как он урчит. Пахло вкусно. И он был очень голоден. С большим любопытством слушал про чужой быт. Захотелось и своим позвонить, узнать как дела. Может задержаться в Москве… И его пригласить в гости? За столом распили бутылочку вина. Саша сидел с глупой улыбкой на лице, подперев голову рукой, рядом с Кертисом, смотря на чужих родителей. Тут было уютно. Хорошо и спокойно. Если бы только не серийный убийца через дорогу. Уже стало за час ночи, как разговор пошел за личную жизнь. — Ты так и остался один? — Осторожно спросил отец, пока мама начала собирать грязную посуду, складывая все в раковину, — Ты нам рассказывал про Никиту. Не сложилось опять? — Кертис с грустью кивнул, — А этот мальчик? — А этот мальчик мой очередной повод жизни. — Кертис с улыбкой повернул голову, смотря на Никишина, — Я ему помогаю. Утешаю, забочусь. — В детстве мальчик по имени Кертис птичек подбирал на улице, лисичек, собачек, волчат, оленят, даже медвежонка один раз притащил! Всех тащил в дом, всех вылечивал и всех отпускал. Вот Кертису тридцать один годик, — Мама нежно провела рукой по каштановым волосам. — А теперь мальчик по имени Кертис подбирает избитых и изуродованных судьбой бедолаг, и выхаживает их. А затем снова отпускает. И снова остается один. — Пока не могу. Человек, который и правда моя родственная душа, как вы мне и сказали — с другой семьей. Я не имею права забирать его. Я уважаю чужой выбор. Мы все еще близкие друзья с ним, но к сожалению до отношений так и не дойдет. Как бы мне этого не хотелось. — Волк положил голову на обе руки, смотря на пустую бутылку вина. — Вот, с Сашей пока рядышком держимся. Надеюсь, он не против. — Не против. — Улыбнулся в ответ Никишин. — Ты мне нравишься, Волчара. Такого как ты еще надо было постараться найти. Столько пережившего, а все равно крепко стоящего на ногах, даже трезво рассуждающего головой. Другой бы уже давно в психушке оказался. А ты адекватный. Трезво оценивающий все шансы и варианты. Мечтаю как-нибудь так же научится. — У нас в семье этому не учатся. — Отец перевел взгляд на Сашу, — Это наша особенность. — Не нагружай мальчишку в первый же день. — Усмехнулась мама, — Напугаешь мне его еще, как Брукса напугал. — Ну и напугаю. Ну и ладно. — О чем речь? — Удивился Никишин, — О проклятье-то? Я знаком кратко… меня это не пугает. — О нем самом. — мама уселась рядышком с отцом, и указала на Кертиса, что сидел опустив голову, — Ему-то даровали возможность хотя бы на себе прервать это проклятье. А он… — А он не ищет легких путей. — Улыбнулся Кертис, сложив руки на стол. Опустил голову, решившись признаться, — Всего-то выйти за Даррена Дица. И все. И никаких больше перьев в волосах, никаких криков и истерик. Никаких проклятий. Никаких туч. Просто расписаться, поцеловать и уйти навсегда в его руки. Как ларец легко открывается, да? — Он повернул голову смотря на Сашу, что впал в ступор от услышанного. — Мое проклятие. И мое же решение от всех проблем. — Погоди… — Ники смотрел в серые глаза Кертиса, что слегка покраснел. Возможно от выпитого. А может еще от чего, — Ты можешь выйти за Даррена и вот это все закончится? — Ну скорее всего так должно быть. Никто не знает что будет, когда мы распишемся. Но это не такой брак, который у Брукса с Димой. Они только обычный брак заключили. А мне надо пойти получить разрешения у его семьи, он должен придти сюда и спросить разрешения у моих родителей. А потом в церковь. Скорее всего обе пары родителей будут за этот брак. — Он усмехнулся, показав на родителей, — Эти так точно. — Ну мы же хотим тебе счастья. Сестренки перестали мучаться. Только вы с братом остались. — Мама взяла его за бледную руку, — Мы же хотим, чтобы ты был счастлив. Но и не настаиваем, раз ты не хочешь даже этого пробовать. — Даррен может и любит меня, да вот я его не люблю. Он мне не нравится. Я боюсь его. Он половина всех моих проблем, если не больше. Я не хочу даже думать об этом. Мне немного осталось дожить до его дня рождения. Да и все. Там это все должно стать легче. — Должно, но не обязано. — С грустью ответил отец. — Мы не настаиваем, Кертис. Это твоя жизнь. Мы же все прекрасно понимаем. — А почему… а что за сюжет такой? — Удивился Никишин, — А почему вы так уверены, что если они распишутся, это все… пройдет? — Потому что это получилось у них. — Улыбнулся Кертис, — Моя мама сестра мамы Даррена. Наши семейства дружат несколько веков подряд. Тупиковые ветки идут через шаг. Моя ветка следующая. Мы с Дарреном детей не заведем. И это даст небольшую теоретическую вероятность, что на мне все закончится. — Вы друг другу родственники? — Удивился Саша, — Так ведь… нельзя… — Ну можно, как видишь. — отозвался чужой отец, — Мы с ней не стали рисковать. — он прижал женщину к себе, — Еще с шестнадцати лет расписались. Она мне четверых здоровых деток родила. Мы уже скоро прабабушкой и прадедушкой станем. У его старшей сестры, старшая девочка беременная. — Боже мой, я никогда не смогу разобраться в этих ветках всех этих дядей, тетей, племяшей, внучатых племяшей. Это гиблый мертвый лес. — Саша отмахнулся и поднял взгляд, — А что, другого варианта нет? — Найти свою родную душу и выйти за нее. — Кертис пожал плечами, — Никитка моя родная душа. Но я его не утяну штампы ставить. Мне наглости не хватает. Да и не отбить мне его уже от Лизы второй раз. Пускай живет сам лучше счастливый, щурится теплу солнышка и лисят своих воспитывает. Надо как-то просто протянуть до дня рождения Даррена. Когда нам обоим станет тридцать один, проклятье должно стать легче. Как минимум ему будет сильно легче. — Мы знаем о том, что с тобой случилось в России, Кертис. — Осторожно сказала мама, — Тебе тоже должно стать легче. Ты больше не будешь так поступать. — В себе я не так уверен, как в нем. — Волк закрыл глаза, шумно выдохнув, — Мне жаль, что вы знаете об этом. — Это сколько еще… — Даррену семнадцатого июля станет тридцать один. — Волк отрицательно покачал головой, — Я много с кем знаком, кто владеет картами Таро. Никто мне не сказал о том, что я проживу дальше апреля. А даже если проживу, сомневаюсь, что май и июнь, с серединой июля станет легче. — Нет, ну что вы пристали с этими браками… — Никишин аккуратно положил пальцы на тонкую ножку бокала. — Есть еще вариант? Ну должен же быть. Ну даже законодательство не даст вам выйти друг за друга… вы же родственники. А если бы ты девочкой был, это что бы получилось?! Знаете о том, что браки между родственниками могут род загубить в итоге? Биология? Слышал кто-то?       Кертис сдался, рассмеявшись. Стыдливо закрыл руками лицо, откинувшись на спинку стула, вытянув босые ножки. — Мы пристали с этими браками, потому что проклятье получилось из-за брака. Шесть поколений назад, когда еще ни одной войны мировой не было, наши два рода впервые переплелись. Хотя все были против. Все говорили о том, что это был брак обреченный на неудачу, и что все разведутся через пол года. Но… так не случилось. Была женщина, что была сильно против. Она и наслала проклятие, что…       Никишин взвыл, закрыв сам руками лицо. Кертис же продолжал хохотать. — Ну мама блин! — Взвыл он, — Ну что ты ребенка смутила мне! — Бля, да давайте я за него выйду. Полегчает?!       Все трое в шоке уставились на него. Кертис отвел растерянно руки от лица, не поверив в то, что услышал. — Сам же сказал, что твоя мама не поймет тебя, если ты уехал россиянином, а приехал канадцем. — А я ей паспорт не покажу. — Никишин пожал плечами, — Ну чем не способ? — Ты не моя родственная душа, Саша. К сожалению, это не поможет. Вот… либо так, либо так. — Кертис придвинулся к столу, взяв свой бокал, в котором еще оставалось вино, — Ничего страшного. Я что-нибудь придумаю. — Он посмотрел на время на часах Саши. Задумался. Он до сих пор время не переставил. Значит это время по Петербургу. Подзавис, пытаясь пьяный посчитать сколько времени сейчас было. Сдался. Дотянулся до руки отца. Посмотрел на его часы. Час ночи. Взвыв, тихо сказал, — Уже поздно. Так, давайте допивать и спать. — Какой-то героиновый сон, ей богу. — Захныкал Ники, — Концептуальный, красивый, пустой. И весь с проклятиями. Да, давайте за что-нибудь хорошее выпьем. — В нашей семье пьют за голубое небо днем и за звездное ночью. — С улыбкой сказала мама. — Хочешь за это выпить? — А почему нет. Я и не за такое пил. — Саша поднял со всеми бокал с остатками вина. Повернул голову, улыбнувшись смотря на Кертиса, — За голубое небо днем… — И за звездное небо ночью. — Поддержал его Кертис, кратко одарив добрым взглядом.       Зазвенев бокалами, допили остатки вина. Отец собрал остатки посуды и встал ее мыть. Кертис же, тяжело вздохнув, поднялся из-за стола, пожелал всем спокойной ночи и, прихватив Сашу за руку, побрел наверх. Никишин еле шел. Вино было такое вкусное. Хоть его и смутило, что на бутылке не было ни одной этикетки. Но его что-то сильно убило с трех бокалов. — Какое вкусное вино. Что за вино было? — Это была вишневая настойка, которую мама всегда готовит. В ней двадцать с лишним градусов. По вкусу и правда вино, если не сильно разбираешься. — Волк пошатнулся, едва не убившись на лесенке, осторожно пошел наверх, — Вкуснятина моя любимая.       Саша придерживал его за талию, аккуратно волочась рядышком. Они вернулись в комнату. Кертис закрыл дверь, и вжался в нее спиной. Саша же рухнул на кровать, довольно выдохнув. — Я поражен тому, что ты готов был со мной расписаться, лишь бы облегчить мою участь. — Растерянно сказал он, рассматривая мальчишку. — Да почему нет. Если бы полегчало — ни одного вопроса. — Там же придется поцеловаться. — Он оттолкнулся от двери. Выключил свет, оставив в комнате лишь сумрак, беззвучно шагая до него. — Ну мы с тобой уже два раза за сегодня это делали. Перед маньяком-убийцей получилось, а в каком-то там государственном здании думаешь не получится? — Он повернул голову, и протянул руку, — Ты красивый, целоваться умеешь. Почему нет? Ну перед мамой потом бы как-нибудь отбрехался.       Кертис свалился на него. Аккуратно уселся ему на бедра. Весь покраснел. Саша притих, рассматривая его. — Не смотри на меня так. Я это сейчас неправильно расценю и сделаю большую ошибку. — Попросил его Волк. — Я бы хотел совершить эту ошибку. Пускай мне будет стыдно с утра.       Волк растерялся. Упер руки ему в плечи. Взгляд остановился на губах. — Ты прям точно уверен, что хочешь этого? Даррен использовал меня как хотел. Я не уверен в том, что тебе будет хоть сколько нибудь приятно.       Саша немного подумал. Аккуратно положил руки на его задницу. Провел ими по изящной спинке. Волк наклонился к нему. Саша без раздумий впился губами в его губы, прижав к себе. Кертис жадно его целовал, рассевшись сверху. Прижался к нему. Придержал его руку, не дав залезть себе под одежду. Саша довольный покрывал поцелуями его шею. — Не лезу. Не бойся. — Прошептал Никишин. — Только поцелуй. Ты чертовски хорошо целуешься. — Было много практики. — Усмехнулся Кертис. Навис над ним, кусая губы, — Спасибо. Я должен тебе. Ты можешь попросить меня все, что угодно. — Давай задержимся в Москве? Я познакомлю тебя со своими родителями. Они хоть раз мне скажут, что я познакомился с нормальным человеком. — Хорошо. Задержимся, если тебе этого хочется. — Он провел рукой по его волосам, смотря в глаза, — Ты хороший парень, Саша. Но попал в очень плохую компанию. Спасибо, что принимаешь мою помощь и не боишься ее просить. И рад, если хоть чуть-чуть тебе это помогло. — Он выдохнул, — На самом деле, есть способ снять проклятие. Еще один. Но его стараются игнорировать. Так поступил тот, кто был выше, чем мои родители, и не захотел так же как и я вступать в брак. Там были девочка с мальчиком. И этот способ всю жизнь использует Даррен. Ему-то хочется жить, в отличии от меня. Он пытается довести меня до самоубийства. Только… я совсем не понял, зачем он меня спасал тогда из петли. Что-то сказал про то, что если умру я, умрет и он. Но… да. Мы можем завтра продолжить перед ним театр. Я вижу, что его очень больно ударил тот факт, что мы с тобой приехали сюда расписываться. Если продолжить это все, то возможно мы доведем его… Тогда проклятие тоже будет снято, потому что исчезнет причина. — Я бы не хотел руки кровью чужой пачкать. — Растерялся Саша. — Ты его не убьешь. Ты не так сильно ко мне привязан. Будешь сродни киллеру, которого остановит все что угодно от выполнения его заказа. Если кто и смог бы мне убить Дашу, так это Никитка. Но я ему тоже не дам права запачкать руки кровью. Мы с Дарреном убийцы. Нам легко сделать очередной шаг. Но… убить друг друга мы напрямую не можем. Только довести. — Возможно он не хочет твоей смерти. — Предположил Саша, — Он любит тебя. До безумства. Но любит. А ты его всю жизнь разворачиваешь. Он же сегодня поговорить хотел. А ты с ним так грубо и жестоко… — Как он со мной всю жизнь поступает, так и я с ним в ответ. — Кертис пожал плечами. — Ко мне никогда не добры. Я почему должен? Этот человек гонялся за мной с ножом. Орал и срывался на меня. Насиловал, бил, пинал. Уродовал меня. Мог изнасиловать при мне мальчика, который мне понравился. Он убил пятерых, Саша, которые просто хотели со мной серьезных отношений. А ты мне предлагаешь поговорить? — Я предлагаю просто поговорить. Хоть как сегодня. Из-за моего плеча. Но… ты же принял цветы от него. Ты же понимаешь, что он еще сохраняет остатки разума. Попробуй. Если я увижу, что он неадекватный, я сделаю все, чтобы дать ему знать, что мои намеренья к тебе — серьезные. Даже если мне для этого придется положить свой паспорт и дать в него штамп поставить о браке. Но просто поговорить… — Хорошо. Только пообещай меня не бросать меня с ним наедине. — Обещаю.       Кертис счастливо улыбнулся. Не было охоты даже в пижаму переодеваться. Он закрыл глаза, свалившись рядышком с Сашей и, укрывшись одеялом с головой, попытался уснуть. Саша почти сразу уснул, сжав его холодную ручку в его руке.       Утро настало слишком быстро. Никишина разбудил звук выстрела. Он замер распахнув глаза. В комнате все тот же сумрак. Кажется это было ближе к утру. Послышались знакомые крики снизу. Снова выстрел. Он впал в состояние шока. Услышал быстрый топот по лестнице. — Птица! — Заорал знакомый голос.       Дверь тут же распахнулась. Да еще и с таким грохотом, что ударилась об стенку. В комнату ввалился Диц с дробовиком. Никишин едва успел приподняться с кровати, как раздался очередной выстрел. Разлетевшаяся дробь моментально его увалила обратно. Сильнейшая боль сковала тело. Он потерял сознание.       Снова очнулся, издав резкий вскрик. Уже утро. Полная тишина вокруг. Яркое утреннее солнышко стеснительно выглядывало из окон, освящая комнату приятным светом. Он повернул руку, уставившись на время. Быстро прикинул разницу. Пять утра. Чертовых пять утра на улице. Какого черта это был за кошмар?! Он отодвинул одеяло и уставился на свой живот. Все было в порядке. И правда только сон. Снова укрылся одеялом. Перевернулся на бок. Волк спал рядышком с ним, прикрыв, словно котик, лицо двумя бледными ручками. Саша слегка отодвинул одеяло вниз. Даже ноги поджал. Дотронулся рукой по оголенного участка живота. Какой он холодный. Совсем замерз видимо. Нежно и очень осторожно прижал его к себе за талию. Кертис сонно мяукнул. Обвил руками его шею, прижавшись к нему. Ледяной весь… Саша укрыл его одеялом, прижав его плотно к замерзшему бедолаге. Вытянул руку, схватив свой телефон, чуть поворочался. Пока лежал, бесцельно листая интернет, слушая равномерное сопение, прекрасно почувствовал, что Волк согрелся. Он улыбнулся, увидев фотографию Артура в парке аттракционов. Счастливые какие все были. У каждого дитя по игрушке. Один Никитка выглядел словно не сильно радостным, хоть и улыбался. Уж насколько позволялось ему думать в его мальчишечьи годы, он бы лучше остался с Кертисом, а эта ебанутая стерва пускай сама как-нибудь жила. Пускай она на восемь раз беременна шестью сразу, но нельзя так издеваться над близким человеком. Даже Яшкин себе не позволял такого. — Телефоны детям не игрушка. — Едва слышно прошептал Кертис. — А ну положи и спи. — Не хочу спать. — Улыбнулся Никишин, — Отогрелся, маленький?       Волк перевернулся на бок, сонно потерев руками лицо. Сладко зевнул, потянувшись. Никишин улыбнулся и пощекотал его оголившийся животик. Волк игриво укусил его совсем легонько за руку. — О нет, на меня напал хищник. — Никишин улыбался, как дурак, — Зверское нападение волка в городской среде.       Кертис рассмеялся, выпустив чужую руку из пасти. Даже следов не осталось. Саша отложил телефон обратно на тумбочку, и, запустив руку в чужие волосы, прошептал: — Кто тут волчонок такой красивый? У кого зубки острые, глазки серенькие… — Это я. — Согласился Волк, — Саша, что за флирт с утра пораньше? — Ты такой милый когда спишь. Я думал помру. Еще и спишь, лапками мордочку закрывая. Вроде и не холодно, а все равно замерзший. — Не приставай ко мне. — Кертис уселся на кровати. Солнечный свет красиво осветил его. Он лениво почесался, сидя в его ногах. — Боже, какой кошмар. Еще даже шести нет. — Он повернул голову, прикрыв один глаз от яркого света. Все его волосы на просвет показались Саше седыми, — Тебе кошмары не снились? — Снились. Один только помню. И тот урывками. И то сейчас, уже можно сказать что нет. — Он тяжело выдохнул, — Кертис, не пойми меня не правильно… Но… — Хочешь со мной переспать? — Тут же задал вопрос в лоб Волк, поджав ноги.       Никишин растерялся, рассматривая его. Поджав губы, сделал виноватый вид. — Я не обижусь. Я все прекрасно понимаю. И… я все еще должен тебе что-то за свое спасение. И за то, которое ты возможно сделаешь сегодня. Я твой должник. Просто осмелься мне это сказать. — Я не хочу, чтобы ты считал это все расплатой. Мы не на рынке. Я себя очень странно чувствую все это время, общаясь с тобой. Я поступил с тобой плохо. Я сделал тебе чертовски больно. Хоть и понимаю, что ты явно отряхнулся и пошел дальше. Как всегда это делаешь. — Волк заинтересованно смотрел на него, обняв свои ножки, греясь на солнышке. — Я не хочу тебе сделать больно или неприятно. Даже совсем чуть-чуть. Но я не хочу, чтобы от нашего единственного раза пахло изнасилованием, еще и таким зверским. Я понимаю, что оно было. И ни сколько не уменьшаю своего вреда. — Я бы тоже хотел, чтобы наша с тобой постельная сцена не была такой. Но так получилось, как любит говорить Дима. — Волк пожал плечами, — Если так тебе станет легче, если ты понимаешь, что хочешь сделать и для чего… — Я просто хочу успокоится. — Он протянул ему руку, — Побыть с тобой вежливым и заботливым. — Он улыбнулся, — Никакого подтекста. Никаких обязательств. Никто об этом не узнает, если ты этого не захочешь. — Волк остановил взгляд на протянутой руке, — Я никогда об этом и вспоминать не буду, если ты так скажешь. Если тебе так будет удобно — считай это возвратом долга. Но просто побудь со мной. Если ты скажешь мне «нет», я не полезу больше с этим вопросом никогда. Поэтому я и не полез к тебе дальше вчера, когда был чуть смелее. Ты меня остановил. Если в этот раз тоже остановишь, я все пойму.       Волк задумался. Поджал ноги и уселся уже на колени. Растрепал волосы, позолоченные солнечным светом. Ухватившись за свою футболочку, в один жест стянул ее с себя, оголив тело наполовину. Словно котик уперся руками около постели, и, изящно прогнув спинку, прильнул к нему. Саша тут же впился в него поцелуем. Руки легли на оголенную спину. Кертис довольный целовался с ним, чувствуя нежные поглаживания. Это было все не правильно. Он дал себе обещание не ложится больше ни под кого. Но сам прекрасно знал, что такие чудовищные поступки из памяти смоются только чем-то хорошим. Себе он засчитает это за расплату. Помощь никогда не бывает безвозмездной. И он это прекрасно знал. Снял с него объемную худи. Залез на него сверху, целуя его грудь. Только пальчики заскользили вниз по животу, Саша мягко приподнял его голову за подбородок. — Хочешь этого? — Не хочу. — Едва слышно ответил Кертис. — Мне секс давным давно не приносит удовольствия. Это все еще работа. — Тогда иди ополоснись. — Саша остановил его, взяв за руку, — Я сам справлюсь. — Ты серьезно? — Волк даже растерялся, сидя на его бедрах, — Мне… — Не надо. Я не пойду больше против твоей воли. Не хочешь — я не лезу. Но целуешься ты чертовски приятно.       Волк счастливо улыбнулся. Правда вот так бывает? Правда… его слово что-то значит не только для Никиты? Он поверить в услышанное не мог. Наклонился к Саше, прижавшись своей голой грудью к его мускулистому крепкому телу. Закрыл глаза, мягко потершись гладкой щечкой о грудь. Саша потрепал его по волосам. — Это было очень давно, Саша. Ты можешь забыть об этом, как забыл и я. Ты прав. Я отряхнулся и пошел дальше. Самый большой подарок мне ты уже сделал. Защитил меня. Доверяешь мне. Делишься со мной болью. Я тебя простил давно. И ты это знаешь. Мне не страшно с тобой делить постель. И ты один из поводов, чтобы я сказал Бруксу о том, что я не против жить в Петербурге. С Ромой мы как-нибудь справимся. Нам важна команда. А в команде с тобой совсем не страшно. В конце концов, мне всегда надо о ком-то заботится. — И ты все еще тайно надеешься, что кто-то будет заботится о тебе. — Саша запустил руку в его волосы, мягко распушив их, — Я буду. Ты только приезжай в Петербург. И не бойся. Как минимум следующий сезон я там. А как жизнь сложится, уже не так и важно.       Волк зажмурился. Едва заметно кивнул, согреваясь о его кожу. Они пролежали в обнимку в полной тишине еще десять минут. Саша услышал едва слышимое сопение. Кертис снова уснул. Хрупкая птичка. Он очень осторожно перевернулся на бок, прижав к себе Кертиса, чтобы тот не свалился. Натянул на него обратно футболочку. Укрыл одеялом, кинув свою футболку на пол. Уткнулся носом в изящную шею, и попытался уснуть следом. Получилось, хоть и с большим трудом.