Два медведя в одной берлоге

      Хабаровск. Отель. Раннее утро.       Команда получила результаты внезапного осмотра, что было спущено на исполнение каким-то министерством. Каждый игрок сдал много крови, в ответ получив небольшой бланк с результатами уже спустя час. Многие еще даже завтрак не успели доесть. В самой дали от команды, у которой была разнообразная реакция на результаты, сидели трое за небольшим столиком. Яшкин и Лямкин оба были в слезах от увиденного. Да и по лицам не понять было — от счастья или от страшного горя. Артур с боязнью открыл листок, уставившись на него. Быстро проскользил взглядом по документам. Задержал кратко взгляд на параметрах писавшихся в таблице. Он был абсолютно здоров. И ничего в его крови не нашли. Артур не был удивлен. Судя по тому, что он слышал, пока стоял в очереди — то исследовали очень много чего.       Ахтямов перевел взгляд на Лямкина, что сидел бледный, опустив руки, и смотрел в листок перед собой. Никита был в замешательстве. Его словно с размаху облили помоями. У него несколько заболеваний. Но ведь он же ни с кем не спал кроме Кертиса. Неужели это все от него? Он медленно закрыл руками лицо, расплакавшись. Ему было стыдно. Он поджал ножки. То, что его довело до слез, так это то, что в одной из граф про наркотики был положительный результат. Билялетдинов запугивал Яшкина, а напугал рядом стоящего Лямкина. Горькие слезы текли по щекам. Вот и закончились его долгие семь лет в Казани.       Артур медленно перевел взгляд на Диму, что тоже был в слезах, неловко тыкая указательными пальчиками друг в друга. Яшкин внимательно прочитал каждую строчку. Напротив каждого параметра в наркотиках — «отрицательно». Перевел взгляд ниже. По любой из болезней — «отрицательно». Опустил взгляд ниже, не веря увиденному. Но даже в подведении итогов было только одно слово — «здоров». Вытянув руку, тут же сказал прочитать все Артуру и спросил: — Мне же не кажется? — Растерялся Яшкин. — У меня же не галлюцинации. Я же… — Здоров. — Подтвердил его мысли Артур, счастливо улыбнувшись, — Димка… Димка я так рад за тебя! — Ахуеть. — Дима положил перед собой результат, не веря ему, — Но ведь… Месяц. Больше? Почти два, да. И здоров? Ахуеть. А мне Рома говорил, что они гораздо дольше след в крови оставляют…       Они синхронно повернулись, услышав всхлип напротив. Никита сидел и горько плакал, мелко дрожа. Артур уставился в экран своего телефона и, наклонившись к Диме, шепотом сказал: — Димка, так… Всю Лигу разом проверяют. Тут явно не Рома виноват. Дима…       Яшкин жестом показал ему молчать указав на Никиту. Надо было к нему как-то подступиться. Жестом показал Артуру не трогать его результаты. Это было бы грубо. Если захочет, сам всем поделится. Но надо было хоть узнать что же его в такое состояние привело. — Никитка, ты чего? — Растерялся Дима, подперев голову рукой, — Эй…       Лямкин прихватил свою бумажку и быстрым шагом ушел, стыдливо вытирая слезы. Дима повернул голову. Поднявшись, подошел сзади к Миллеру, что сидел растерянный, обняв живот, уставившись в свои результаты. Рядом, подперев голову сидел Райли, перебирая рисинки в ризотто. — Эй, булочка, что случилось? — А ты заступишься за меня? — Растерянно спросил Митчелл, резко прижав бумагу текстом вниз в стол. — Я боюсь что меня выгонят. Вдруг тренера не шутили? — Что случилось? — Дима обнял его за шею сзади. — Я сделаю все, что будет в их силах, булочка. Поделись своим страхом. Ты можешь доверять мне. Я своих буду до последнего защищать, ты же знаешь.       Миллер протянул ему свою бумажку. Яшкин выпрямился, забрав ее и мягко поглаживал парня по плечу, читая чужие результаты. Напротив одной из строчек про наркотики стоял положительный результат. А вот и беда. Он опустил взгляд на вывод. Употреблял совсем недавно, судя по всему. Он удивился, когда Райли сунул ему следом свой документ. У него точно такая же беда и точно такой же вывод. Дима пристроился между ними на корточки, сложив пальчики на край стола. Ребята синхронно наклонились к нему, скрыв его от посторонних глаз. — Ничего не бойтесь. Как бы вам не угрожали расторжением или штрафами, я вас закрою. Сами никому ничего не говорите. — Правда? — Удивился Райли, отпив кофе, — Серьёзно? — Серьёзно. Я же ваш капитан. Обязан вас защищать. — Дима улыбнулся, — Вдвоем развлекаетесь? — Парни кивнули, — Я надеюсь с собой не взяли? — Да мы балуемся. — Прошептал Миллер, — Дима, мы не наркоманы. Просто расслабится после игры. Нет, с собой не брали. — Я верю. Вообще не оправдывайтесь передо мной. Все поняли? Ваше здоровье ваше дело, пока это на игры не влияет. А вы у меня оба хорошики. Пока хорошо играете, к вам вопросов нет. Ничего не бойтесь. Я сделаю все что в моих силах, чтобы вас не тронули. Играйте спокойно. — Спасибо, наш капитан. — Синхронно сказали Миллер с Барбером.       Дима счастливый выпрямился, каждому вернув его результаты. Встав около своего стола, залпом выпил кофе. — Яшкин, не надейся, что ты сегодня к обеду только на тренировку. — Громко сказал Билялетдинов, — Далеко не уходи. — А я к обеду на тренировку! — Гордо заявил в ответ Яшкин.       Громко поставив кружку на стол. Артур довольный сидел и жевал сладенькую булочку с творогом. Потрепав младшего, ушел задрав картинно нос с видом победителя обратно в номер. У них тренировка после обеда. Можно и поваляться немного. Но сейчас явно будет не до валяний. Поднялся обратно на последний этаж. Прижался к двери в свой номер, прислушавшись. Вдруг будет разговоры вести, а сейчас будет лишним. Вроде бы тихо. Быстро раскинул в голове варианты диалога.       Появилась шальная мысль уехать дальше — во Владивосток. Он знает одну вкусную кофейню с круассанами без ничего. Сейчас бы точно не отказался. Да и тут относительно недалеко. Может ебануться отсюда? Всего ничего — чуть больше шести сотен километров. Час на самолете. Облизнул губы. Михайлис же там? Точно. Никитушка же его звали? Ах там же не только Никитушка. Чертов Металлург и его обворожительное нападение верхом на Набокове. Хулиганы малолетние…       Успев вовремя себя остановить, зашел в номер. Уверенно прошел мимо кровати, на которой сидел Никита, сделав вид, что забыл телефон. Прихватил его с кровати и, развернувшись, остановил взгляд на лучшем друге. Медленно обвел языком губы, смотря на Никиту, что сидел с таким видом, словно узнал, что болен неизлечимой болезнью и жить осталось два дня. Опустился перед ним на колени и положил руки на его ноги. Никита остановил взгляд на нем. Дима рискнул нарушить гробовую тишину только спустя почти минуту. — Никита, что случилось? — Яшкин, отъебись. — Ледяным тоном ответил Никита, крепко сжав в руках теплое тяжелое покрывало. Он хотя бы кровать застилал за собой, в отличии от самого Димы. — Я буду сам все решать. — Слушай, Лямкин, ты с родным другом долбоебом общаешься. Ты не смотри на то, что у меня нашивка капитанская — я зазнаваться от должности не умею. Ты почему в слезах? — Результаты поганые. — Отрешенно и едва слышно сказал Никита, подняв взгляд в окно. — Дима, меня вышвырнут из команды. Мне некуда податься. — За что? — Удивился Яшкин, — Ты… поподробнее и сначала можешь?       Никита молча протянул ему результат текстом вперед. Яшкин в ужасе уставился на сразу две болезни и положительный тест на одни из наркотиков. Дима даже не знал таких. Медленно поднял взгляд карих глаз и шепотом спросил: — Ты тоже употребляешь? — Нет. Я никогда этого не делал. Даже травку никогда не курил, хотя предлагали и не раз. — Никита пожал плечами, — То есть мало того, что я заразный, так еще и вот эта поебень. — Никита, а ты спал с кем-то? — С Кертисом. — Он опустил голову и шепотом сказал, — Михайлис чистый. У них анализы взяли чуть раньше нас. Так что это и не от него. Но я не изменял своему маленькому. — Так стоп. — Яшкин чуть поворочался, сидя перед ним на коленях, и уселся поудобнее, прижав зад к полу, смотрел на него, — А тебе не кажется что что-то не так? — Не понял вопроса. — Лямкин вопросительно уставился на него.       Дима взял в руки результат, внимательно все проверив. Напутали что-то? Он сам был поражен тому, что ему написали здоров. Но если верить словам Никиты, что он обычно и делал, тогда такого вывода у него просто не может быть. Яшкин взял телефон, и жестом показав ему молчать, сделал звонок. Снова на другой край страны. Снова к Никишину, но уже в Минск, где было два часа ночи, в отличии от восьми часов утра в Хабаровске.       В номере Александра Никишина раздался страшный грохот. Услышав, как зазвонил телефон, молодой защитник, вскрикнув, увернулся от прилетевшей в него грязной тряпки. — Не надо! — Он дернулся бежать до окна, на бегу схватив телефон. — Да не я это! Да, ну Роман Борисович! Да не я это! — А ну заткнись я сказал! — Раздался громкий вскрик главного тренера. — Не надо мне врать! — Сорвался он на крик, — Ты не в школе двойку получил! Тебя убить мало сейчас!       Никишин, получив грубый толчок в спину завалился, выронив телефон. Ротенберг резко наступил на его плечо, вжав его в пол и, засунув руки в карманы костюма, серьезным тоном спросил: — Ты реально сейчас думаешь, что мне будет интересно кто тебя на это столкнул?! — Он резко замер, остановив злобный взгляд на телефон, валяющийся чуть поотдаль. Никишин взвыл, зажмурившись. Тяжелое тело вжимало его в пол одной ногой. — Ах ты еще с ним и разговоры ведешь?! Я тебе что сказал… — Да он первый раз мне звонит! — Простонал от боли Саша, — Да больно мне! — Курица довольна! Заткнись и не беси меня! Только пиздани ему что-нибудь, я тебя так выебу, никакого Минска не надо будет завтра! Уже не встанешь! Ты меня понял?!       Рома переступил его, и, подняв с пола телефон, принял вызов и поставил его на громкую связь. Резко уселся на его крепкую спину, жестом показав не делать глупостей. Никишин шумно дышал, смотря на то, как начали убегать секунды разговора и спросил: — Да, Димка, чего трезвонишь? — Ники… — Дима растерялся. Саша не поздоровался с ним. Обычно они всегда здороваются. Это было даже с родни дурацкой шутки — поприветствовать друг друга максимально изящно. Что-то не так или просто с просони забыл? — А можно я до тебя доебусь, а то мне не до кого…       Лямкин сидел задержав дыхание, в слезах смотря на Диму, явно не понимая что он хочет сделать. Дима поставил на громкую связь, внимательно слушая что скажут. Получив едва слышимое и различимое согласие, прочитал название сокращений, тут же попросив на каждую расшифровку. Никишин уставился в телефон, проклиная Яшкина что ему именно сейчас приспичило позвонить. Вот придурок! Он еще на прошлые звонки не нашел отмазку, а тут новый звонок. Перевел взгляд на Ротенберга, что сидел на его спине, злобным и ненавистным взглядом смотря на него. Решив не провоцировать чудовище уставился обратно. С неохотой расшифровал каждое сокращение. Сделав вид словно ни о чем не знает, спросил какого черта происходит и зачем ему понадобилась эта информация с утра пораньше. — Да я тут с просони ахерел. Просыпаюсь, а меня сразу тащат кровь сдавать. Даже подрочить не успел. — Дима усмехнулся, — А че за прикол знаешь? — Без понятия. — Спустя недолгую паузу ответил Саша, дернув головой, не дав себя ударить.       Яшкин отрицательно покачал головой. Рядом кто-то, с кем он делает вид, что он ответственный и взрослый мальчик — не матерится и много не говорит. Только строго по заданному вопросу. Рядом с ним Ротенберг. Вот он баран. Дима хлопнул себя по лбу, зажмурившись. Быстрее. Надо вспомнить как они друг с другом говорили при нем. Саша кратко посмотрел в то, что Рома ему набрал на телефоне и, едва дыша от тяжелой нагрузки, спросил: — Димка, ты как себя чувствуешь? А то меня пугает твое состояние.       Никишин явно понял, что Дима в курсе с кем разговаривает, подав ему знак в ответ: зевнул, следом почавкав. Молодец. Еще не все пронаркоманил. Яшкин медленно провел языком по нижней губе. — Отходняки у меня. Пока на игры хватает. Но без дозы тяжеловато. А че, вас Ромка как-то предупреждал о том, что вы что-то будете сдавать? — У нас только игра закончилась недавно, Димка. — Облегченно сказал Никишин, когда Ротенберг, явно подобрел, услышав доброе обращение к себе. — У нас пока все что сказали — какие мы плохие, что не сделали счет сорок-ноль. — Выиграли? — Выиграли. — Прошептал Саша. — Я уже зае… — Тут же поправил сам себя, — устал в этом Минске с этим Динамо, чтоб их зубр к вам на дальний сбежал кошек распугивать! — Тут и так не продохнуть от кошачьей шерсти. — Дима вдруг улыбнулся, — Я лечу во Владивосток. Тебе что-нибудь прихватить?       Никишин улыбнулся в ответ. — Дима, зачем ты туда летишь? — Я влюбился в Робина. Мы перепихнулись с ним в Магнитогорске. — Яшкин жестом показал Никитке молчать. Надо будет обдурить Ротенберга. Его любимое развлечение, — Мне понравилось. Еще хочу. — А как же Брукс Мэйсек? — Удивился Саша, видя как Рома тут же взял свой телефон в руки, быстро что-то набирая, — Твой муж почти. — Он скучный. Хочется что-то повеселее. Все, ладно, давай, на самолет опаздываю. Люблю, целую, Пух!       Дима тут же завершил вызов, и, резко поднявшись на ноги, принялся ходить из угла в угол. Никита за ним беспомощно наблюдал. Капитан Казанского Ак Барса был в ярости. Он просто не понимал какого черта происходит опять вокруг него. — Я считаю что твои результаты это подстава. — Резко ответил Дима. — Билялетдинов угрожал мне. Он считает что я ебучий наркоша. — Он замер на одной ноге, уставив злобный взгляд в окно, где светило яркое солнышко. — Нет, я не спорю! — Он тут же продолжил наматывать шаги, суетливо ходя туда-сюда. — Блять, так бы сели с Артуром подумали. А так самим придется все решать. У меня ноль два от мозга осталось. Маленькая кружечка эспрессо. Пусто в голове. Думать — не думается. Так. Давай начнем с начала. Рома подговорил какое-то там министерство устроить массовую проверку. Но он же и так знает всех, кто на чем сидит. У Ромы такое развлечение — все про всех знать. Он та еще бабка на лавке. — Дима взвыл, схватившись за голову, чувствуя, как она начала раскалываться, — Блять, кофе было лишнее. Я еще не скоро успокоюсь! Ладно. Не важно. — Его речь была подстать шагам — такая же быстра и энергичная. Он скакал с мысли на мысль, явно не успевая сам за собой, — Рома просто так ничего не делает. Он знает о том, что у меня начались отходняки. Когда идут отходняки — вероятность меня поймать на этом ровно половина. Скорее даже нет, чем да, учитывая то, сколько времени прошло. Значит он ловит кого-то еще. Ловит еще. Еще ловит. — Он резко замер, уперев руки в бока, уставившись на Никиту, что все это время продолжал смотреть обреченно на него, — Ответь мне правду, чтобы я мог выйти на нужную дорогу — ты точно ничего не употреблял? Даже с Кертисом? Даже вот совсем чуть-чуть? — Он никогда в жизни их сам не съест больше после того, что пережил. — Никита отрицательно покачав головой, — Нет. Я ничего такого не ел, не пил и никуда не кололся. — А… А Диц когда на тебя напал, он только избил? — Все, что я помню, что я бухал. Он пришел ко мне — мы с ним подрались. Ну как подрались. Он просто избил меня. Наорал что-то на меня. Воткнул мне нож в руку. Обоссал, отпинал и упиздил. Конец истории.       Дима снова замолчал, решив не менять позу, стоя уперев руки в бока против солнечного света. — Надо на воздух. Пошли гулять? На набережную Амура. Тут такая набережная классная. Это которая на пейзаже пятитысячной купюры. — Куда? — Удивился Никита, — Там песий холод. Добрый хозяин собаку на улицу не выгонит, а ты меня погнал. Я не хочу никуда, Яшка. Я и так устал. И ничего не хочу. Успокойся и сядь. Ты чего выебываешься? Бегаешь, носишься? Ты будто ебанулся. — Я давно уже. — Отмахнулся Яшкин, — Так. Ладно. Продолжим танцы. Рома кого-то ловит. Какого-то хулигана. У него есть точно какой-то план. Он чего-то этим хочет добиться. В хоккейных клубах ненавидят наркоманов. Это я по себе знаю. И эта чистка по лиге точно бесследно не пройдет. Если меня не поймать — то кого? Есть вариант словно, что ему кого-то в команду хочется приманить. Просто он так уже делал. Я знаю точно — делал. Ему не страшно с наркоманами работать. Тут не вопрос в переделе рынка по сбыту наркотиков. Тут в чем-то еще вопрос? — Речь снова стала быстрой и слегка невнятной. Дима, явно устав стоять, уселся ровно напротив Никитки на свою кровать, и, взяв телефон в руку, принялся его прокручивать в руке, закинув длинную веревочку на запястье. — Чистка пойдет по всем. Никто не скроется. Интересно. — Он вдруг повернул голову слегка в сторону, — А тех, кто на больничном и кто в состав не зашел, их тоже ловят? — А к чему вопрос? — Осторожно спросил Никита, сгорбив спину, уперся руками в ноги. — Судя по тем реакциям которые я успел заметить — от происходящего и результатов не остались в восторге очень мало народу. Мифтахов, Лукоянов, ты, Миллер с Барбером. Последние двое и правда употребляли. Но они хорошо играют — я смогу их защитить этим. Интересно, что было в результатах Артема и Амира? — Не знаю. Мне не интересно. — Никита опустил голову. — Если меня выгонят с Казани с таким позором — я уже не смогу найти работу. — Заткнись и не беси меня. — Попросил Дима, сбившись с мысли. — Тихо. Твои результаты могут быть подставой. Ты же сам говоришь что Михайлис чистый, а… — Яшкин распахнул глаза, — Стоп, что? Ты спал с Михайлисом? Когда успел этому казаху уже присунуть? — Мы с ним Кертиса делили. — Никита почесал затылок, растеряно дополнив, — Я видел что Кертису хотелось этого. Мне понравился этот «перепихон» как ты выражаешься. Больше всего, конечно, Кертису он понравился. Но мы с Никитой хотя бы поняли, что нам делить нечего. Михайлис же бывший Волка. А я ревнивый. А я не могу. — Нихуя себе. Я целую сюжетную ветку, оказывается, пропустил в этом нашем петушествии… — Яшкин усмехнулся, — Главное что понравилось вам всем. Так. Ладно. Ты член куда попало не суешь, и в тебя тем более не суют. Значит это уже выводит на подозрения, что что-то тут не чисто. Что если Рома выбивает так ненужных людей? Но если он не ловит меня, значит мотив еще какой-то. Кубок? Точно нет. Он борется за него честно. Пытается по-крайней мере… В этом сезоне, да. — Дима потер ледяными трясущимися руками раскрасневшуюся морду. — Что еще? Защита? Как всегда максимально странная. Но тогда выбор людей, которых может выкосить тоже странный. Билялетдинов не будет никого жалеть, если я не попробую заступиться. Рома об этом прекрасно знает. Он толкает меня на этот шаг. Знает как я бьюсь за своих. И знает о том, что я потерял всякий авторитет перед главным тренером своими выебонами. Мне опасно защищать кого попало — я не буду заступаться за того же Мифтахова… — Дима вдруг улыбнулся, — Сука. Жабка по-любому рассказала о том, что было прошлой ночи, кому-то еще, кроме тренеров. Если у Амира что-то не так, эти результаты всплывут, и я не стану его закрывать собой. Нахуй, пускай идет жопой на панель торгует, уебан криволапый. Лукоянов… Лукоянов мне не мешает, но и защищать его у меня как-то желания нет. Он симулянт ебучий. Нырок хуев. — Дима закрыл глаза, обкусывая губы. — При этом ты, так же как и Райли с Митчеллом мне нужны и важны. Барбера я всеми силами держу в составе, не давая его скинуть. И он выдает очень классную статистику. А вы двое — игроки моего звена. И оба мои защитники. Мне с вами лучше и приятнее всего играть. Но… вопрос у меня остался — берут ли пробы у тех, кто не в основном составе. — А какая разница? — Радулов — та еще разница. — Дима улыбнулся. — Наркотики. Жаба сказала в нем были наркотики. Если пробы у него возьмут — даже если он очнется, в состав ему уже не вернутся. Я читал иностранный чат. И Рома там тоже есть. У меня такое ощущение, что он всех решил выкосить разом. Оставшиеся от испуга сами разбегутся. У него плеть длинная. Он если ебнет — там даже в Петропавловске-Камчатском не спрячешься. — Он отвел взгляд, — Полетели во Владивосток? — Робина лапать? — Усмехнулся Лямкин. — Я говорю тебе нет. — Ну и сиди как хочешь. — Дима резко и шумно выдохнул, щелкая пальцами. — Не сходится картинка. Рома не просто так это сделал. Еще что-то есть. Что-то что касается других команд? Что не так?       Никита смотрел на него не моргая. До него начало доходить на десятую минуту прослушивания этого сумасшедшего друга, о чем он говорит. И когда Дима упоминал о том, что Ротенберг мог это все затеять для того, чтобы кого-то заманить к себе. Приоткрыл было рот, но тут же снова закрыл его. Кертис попросил его держать секрет. Но Лямкин прекрасно знал о поступившем предложении им двоим из СКА. Если заполыхает скандал, их двоих можно будет забрать с большой скидкой. И забрать себе поближе. Вот и вся разгадка. Ему надо было позвонить Кертису и предупредить о надвигающихся проблемах. Надо только дождаться пока Дима свалит. — Блять. Отупел я конкретно так. — Взвыл Яшкин. — Кто еще мне может навредить? — Яшкин! — Раздался вскрик Бабенко, — Подъем! Тренировку для тебя никто не отменял! Кому сказали? Или в составе есть какой-то еще Яшкин?       Тренер встал около кровати Никиты. Яшкин был удивлен предложению. Только попытался возмутится, как Бабенко молча показал, что трепыхаться бесполезно. Дима быстро скидал вещи в портфель и ушел следом за ним, кратко показав Никите, что потом поговорит с ним. Капитана уволочили под белы рученьки, как бы он не возмущался, что ему смену поставили на «после обеда». Никита опустил голову, смотря на результаты. Распахнул окно настежь, пуская ледяной воздух, а сам рухнул на кровать и, укрывшись одеялом и покрывалом, позвонил своей птичке.       В Екатеринбурге была середина ночи. Волк, сонно вытянул руку, взяв телефон, сладко зевнул и приняв вызов, почти шепотом сказал: — И тебе доброе утро, Никитка. Что-то случилось? — Прости, что разбудил, минем кош. — Вздохнул Лямкин, закрыв глаза, — Я хочу тебя предупредить о том, что у тебя будет с утра. У нас прошелся какой-то приказ. Пойдете с утра кровь сдавать. Там на все подряд проверять будут… — Что случилось? — Сонно удивился Волк, закрыв рукой лицо, перевернувшись с бока на спину, — Никитка, четыре утра, родной, поподробнее можно? Я и так тяжело соображаю… — У меня положительный тест на наркотики. А еще две болезни… Что связаны с постелью.       Кертис тут же распахнул глаза, замерев. Повисла пауза. Он растерянно поморгал, смотря в потолок, выгнувшись в неудобной позе. — Что… А… — Слов у Кертиса быстро не нашлось. — Никитка…? — Дима предположил, что это все проделки Ромы и что он так хочет кого-то скинуть из Лиги. Но я уже уверен в том, что я в Казани только до конца этого сезона, и то, если позволят остаться. Если Яшке хватит сил закрыть меня собой. Но… Ну… В общем, будь готов к этому. — Никитка стой. Погоди. — Волк медленно сел на кровати, отодвинув тяжелое одеяло, — Яшкин прав. Ты же не мог ничего употреблять. А болезни… Вдруг это тоже просто ошибка? Да… Спасибо, что предупредил. Я тебе скажу о своих результатах. Но… Они у меня тоже явно будут положительные. С тобой — это просто ошибка. Сейчас ничего не бойся. Не плачь. Я буду рядом. Никто тебя никуда не погонит. У тебя еще два года впереди. — Кертис, — Никита закрыл рукой лицо, — я не могу больше с этим справляться. — Я понимаю. Хочешь, я прилечу к тебе… — Меня будто прокляли. — Взвыл Лямкин, перебив его, — Нельзя так. Ну нельзя так, чтобы вообще все в жизни наебнулось, что могло. Ну все наебнулось! — Вдруг вскрикнул он, расплакавшись, — Кертис, я не могу так больше! Я лишился жены, лишился детей, лишился имущества и денег, а сейчас еще могу лишится и места в команде и вообще команды, в которой я столько лет играл. Я… Я больше ничего не умею. Я не знаю что мне делать. Я не могу. Это так больно. — Он расплакался, закрывшись руками, — Болезни. Наркотики. Этот умирающий Яшкин на руках. Никакого дома. Никакого спокойствия. Я больше не могу так. — Тебе придется потерпеть. Тебе станет легче, если я приеду? — Мне станет легче, если меня кто-то сейчас просто убьет. — Всхлипнул он, — просто придет и пронзит меня ножом. Я больше не могу.       Он горько плакал, сжавшись в комок. Волк лежал, раздумывая что делать. Отвел руку в сторону и тут же быстро пошел искать ближайшие билеты. У него у самого игра. На него все рассчитывают. Но он нужен в другом месте. Игры еще будут. Они идут с большим преимуществом. От него на льду не много толка. Он нужен сейчас близкому. И четыре тысячи километров не могут стать препятствием. Серые глаза быстро просматривали данные, пока Никита горько плакал на фоне. Кертис улыбнулся. Вылет через три часа. Он откинул одеяло и сказал: — Я скоро буду. Я скоро буду рядом, мой любимый. Никитка, послушай меня. — Я не хочу тебя видеть. — Едва слышно сказал Никита. — Не хочу. Дай мне побыть одному.       Волк замер, растерявшись. Перевел взгляд на экран. Что он только что услышал? Решил переспросить: — Никитка… Любимый мой, я правильно…? — Я ничего не хочу, Кертис. И тебя видеть пока тоже. Не надо рисковать. Играй. Я сам справлюсь. Куда мне еще деться. И будь осторожнее.       Он завершил вызов, и, откинув телефон подальше, укрылся одеялом с головой. Горько плакал беззвучно под одеялом, и вскоре уснул.       Яшкин вернулся на обед, уставший как скотина. У него уже не было сил на вторую тренировку. А если он сейчас их начнет доставать, может на завтрашнюю игру не хватить. Его напрягло то, что среди команды не было Лямкина. Он быстро запихал в себя еду, и пошел снова в номер. Дверь была открыта. Дима молча поднял с пола телефон. Активировав экран, увидел целую кучу пропущенных от Кертиса. Поразился этому и повернул голову. Никого? И правда? Куда делся? Где его теперь искать? Достав свой телефон, убрал его с беззвучного режима. И у него пропущенные? Уж извините — на тренировке не до телефона. Тут бы себя со льда в льдинку собрать. Прижав телефон к уху, решил перезвонить. Но в ответ лишь усталый голос сказал о том, что линия занята. Переодевшись, приоделся потеплее, и быстрым шагом пошел вниз с отеля. Ноги слишком тяжелые. Он уже их с трудом поднимает. Подняв карие глаза, уставился на небо, откуда на него светило яркое солнышко. Встав около дороги, на выходе из отеля, задумался, уперев руки в бока. Итак, он в незнакомом городе должен был найти лучшего друга который ушел в неизвестном направлении. Решил начать с набережной. Он же про нее ему и говорил. А путь простой — просто вниз по дороге, пока к реке не выйдешь. Продолжил пока дозваниваться до Волка, но в ответ получал все тот же ответ. Кратко посмотрел на время. Нет, до игры еще рано.       В Екатеринбурге, куда и пытался дозвонится Яшкин, все небо заволокло тяжелыми тучами. Кертис стоял на своей маленькой кухоньке в пижаме в голубую полосочку, спиной к окну, растерянно размешивая чай, уставившись на свои результаты. Как он и предполагал — те же самые болезни как и у Никиты, который к его сожалению не брал трубку, так еще и положительный тест на наркотики. Вот гудки прекратились. — Привет, Кертис. Рад тебя услышать. — Раздался приятный голос Ротенберга. — О чем хочешь поговорить? — Зачем вы это сделали? — Тут же сказал Волк, отведя руку с горячей ложкой в сторону. — Для чего? — О чем ты? Подробнее можно? — Вы сами прекрасно знаете о чем я говорю. — Его голос стал с ледяным тоном. — Не надо делать вид, что не понимаете о чем я говорю. Вы не с Яшкиным разговариваете, чтобы прикидываться. Я прекрасно вас распознаю. Зачем вы испортили моему Никите результаты? — А я вроде бы озвучил тебе срок, в который ты должен согласится на контракт с нами. — Усмехнулся Ротенберг, — Ты срок пропустил. Я решил тебе показать то, что будет, если ты решишь мне отказать. — Вот так значит вы со мной поступаете? — Кертис медленно и очень осторожно дышал, остановив взгляд на плавающих в заварке чаинках. — Вы решили довести моего близкого человека до самоубийства, столкнуть с ног моих близких друзей, и еще и получить меня к себе с большой скидкой? — Да, Волк. Я был к тебе достаточно добр. Но своими выходками ты дал мне знать, что с тобой надо по-другому поступать. Теперь ты не стоишь не то, что своих пятидесяти миллионов, ты будешь получать еще меньше, если это все выйдет за рамки твоего клуба. Тебя, как и Яшкина, нельзя кормить сладостями. Тебя надо воспитывать по-другому. — Вы ударили по Лямкину, по Михайлису, которые мои близкие люди, и еще хотите чтобы я над вашими предложениями подумал? И это ваше «воспитание»? — Волк фыркнул, — Роман Борисович, если вы не поняли, не получив моего ответа — я говорю вам нет. Я отказываюсь от вашего предложения. Я не пойду в СКА играть. Ни за какие деньги. Ни за какие бриллианты. Ни за какие бонусы. И своими поступками прямо сейчас вы только показываете мне, что я сделал правильный выбор. Мой путь будет дальше идти. И да, вы, я надеюсь, в курсе, что происходит с нашим близким другом. И захотев взять двух канадцев по скидке — сбили с ног еще много хороших игроков. Всех, включая тех, которые пойдут на принцип и лучше пойдут играть в Индию, чем связываться с вами. — Я сообщу Радулову все то, что ты прячешь, если ты сейчас продолжишь разговаривать со мной в таком тоне. Значит слушай сюда, Кертис Волк, я даю тебе условие, при котором твой Никита получит большое извинение от медицинской компании, которая делала тесты, получит моральную компенсацию от своего клуба, и останется в своей дрянной помоечной Казани еще так долго, как захочет. Ты же хочешь счастья своему близкому? Ты же хочешь, чтобы он выиграл дело против бывшей жены? Я с тобой буду по-другому разговаривать. Я поговорю с кем надо, чтобы Никита получил обратно своих дочек, свое имущество, и остался в своем белоснежном пальто с гордым взглядом.       Волк опустил голову, шумно дыша. Так и знал, что это были фальшивые результаты. А теперь это никак не доказать. Зажмурился, едва сдержав слезы. Прекрасно понимал, что острый капкан на его лапе захлопнулся. Ловушка. Та же самая, в которую попал Дима. Придурок. — Я вас слушаю. — После плей-офф ты ни в какую Канаду не едешь со своим Мэйсеком и Ахтямовым. Ты покупаешь билет до Петербурга, никому не говоришь куда собрался. Улицу и номер дома, я думаю, помнишь. И мы с тобой будем разговаривать по-другому. Долго и на коленях, Волк, будешь выпрашивать извинения. Возможно я прощу тебя. Возможно пойду тебе снова на встречу. — Я не собираюсь под вас ложится. — Моментально ответил Волк. — Ищите шлюху в борделе, а не в соседней конференции, Роман Борисович. — В случае вашей победы вы выходите на ЦСКА. — Рома резко зарычал, — Ты уверен, что хочешь мне сейчас как-то грубить? Живым хочешь остаться со своим любимым? Или твоя волчья мордочка зажила? — Он резко вскрикнул, — Не смей со мной торговаться! Заткнулся и починился мне! — Вы куда дели Никишина? Почему его не было на игре? — Не твоего волчьего уха дело! — Рычал Ротенберг. — Ты меня услышал? — Что сделали с Никишиным? — Не твое дело, я вроде бы понятно говорю! — Мне плевать что вы хотите от меня. Отвечайте на поставленные вопросы, чтобы у нас с вами был диалог, иначе с таким же успехом можете с собственным отражением разговаривать. Вы меня не запугаете. Мои люди крепкие на дух. Их легко не напугаешь. А вы — не больше чем страшилка для всей Континентальной Хоккейной Лиги. Я буду диктовать свои условия, раз вы так со мной начали разговаривать. Где Саша? — Заткнулся и скулит в тряпочку. Он получил по заслугам. Выдумывает тут, бегает. От него не это требуется. С ним все в порядке, уж не беспокойся… — Он должен выйти на следующую игру. — Ледяным тоном ответил Волк. — И выйти капитаном команды, как и должен им быть. Вы приносите извинения Лямкину и Михайлису. И только если я услышу, что с ними все в порядке, что руководство их команд закрыло глаза на ваши выебоны — я возможно подумаю над тем, чтобы вам подчинится. Я знаю, что один, что второй Никита никогда в жизни бы не дотронулись до той дряни, что вы всем в рот суете. И уж не знаю, завел ли Михайлис себе девушку, но мы с Лямкиным спим только друг с другом. Хорошо, я не отрицаю, что остатки от наркотиков могут еще быть видны в организме. Но Лямкина и Михайлиса трогать не смейте. — У нас в разные места с тобой. Ты не имеешь права никакого со мной в таком тоне и такими словами разговаривать. Шлюхе надо заткнуться и молчать.       Волк молча сделал глоток согревающего чая. Опустил взгляд. Решил его перебить, поймав паузу между словами и сказал: — Если натравите на меня Даррена — можете забыть про то, чтобы любого легионера получить. Никого из НХЛ или АХЛ вы уже не возьмете. И даже более того — потеряете всех тех, кто у вас сейчас в составе есть. Со мной тоже не надо торговаться. Я не терплю плохого отношения к себе. Давайте я сделаю вид, что этого всего не было, вы извинитесь перед моими близкими людьми и я возможно подумаю над вашим предложением. Но учтите, что в СКА я не пойду. — Я заберу тебя к себе силой. — Прошептал Ротенберг. — В очередь становитесь, Роман Борисович. Я сказал: нет.       Он завершил вызов и сделал еще глоток. Отложил телефон на столешницу и, закрыв руками лицо, сгорбил спину. Втянув ледяной воздух, медленно выдохнул. Никитушка сказал о том, что у него положительные результаты на наркотики. И Никитка туда же. Все из-за него. Иногда ему казалось, что он в чужих жизнях в качестве проклятия. В остальное время он в этом был уверен. Пожертвовать собой ради близких?       В Минске, в номере Ротенберга стояла гробовая тишина. Президентский люкс на последнем этаже радовал красивыми видами. Рома сидел в кресле, вытянув ноги на небольшой кожаный пуфик, сжав в руке стеклянный стакан, медленно проводя пальцами по губам. Сердце быстро заходилось от злости страшной ненавистью. Серьезный взгляд уперся в яркую большую плазму, что была в кабинете. На паузе стояла прошлая игра Казани и Амура. Яшкин на интервью стоял совсем потерянный, с трудом подбирая слова, весь мокрый, словно его ведром воды из-за угла облили. Даже визор весь в каплях. Рома опустил взгляд чуть ниже. На белой форме так красиво смотрелась зеленая капитанская нашивка рядом с серебряной, которая давалась всем участникам плей-офф. Он дотянулся до пульта, включив запись. Яшкин, слегка зажмурившись, едва дышал, слушая внимательно вопрос. Вот и зубки едва оголил в улыбке. Открыл глаза. Яркий свет красиво подчеркнул цвет карих глаз. Рома перевел взгляд на телефон. Согласится на предложение? Ему плевать сколько жертв попадает от его удара. Да, он утащит себе Волка за шлейку, как бы тот не сопротивлялся. Заодно притащит и этого бестолково крайнего немца. Мэйсек был ему никак не интересен. Но Ротенберг прекрасно знал, что Яшкин за ним далеко побежит. Да, поскулит, поистерит, попросит не лезть в его бывший клуб. Но если правда любит, как он всем заявляет — смирится. А если смирится — отпустит. Отпустит — однажды захочет быть рядом. А оказавшись в Петербурге очень легко увести его милую лошадку на знакомые улочки, приманив на знакомые сладости. Рома просто не верил в то, что Дима бросил наркотики навсегда. Такие как он — бросают уже оказавшись в гробу с передозировкой или в тюрьме за преступления, совершенные под их влиянием. Но Яшкина он пообещал беречь. Он знал, каким его Дима бывает слабым на этих отходняках. И всякие ушлые пидорасы наверняка только и ждут, когда его собственный организм прикует к кровати. Надо было помочь. И он помог. Он выбил из игры Радулова, выбил Мифтахова, выбил Лукоянова, которые мешались его лошадке. Саму лошадку только забрызгало. Как же он неуверенно топчется на конечках, стыдливо вытирая зеленой перчаткой мокрую морду. Услышав вопрос про то, хотел бы он день рождения справлять на матче, Дима смело сказал: — Я себе в том сезоне, будучи капитаном СКА пообещал, что встречу свой новый год жизни стоя на коньках и в защите. — Дима кивнул, поправив шлем, — тогда, к сожалению, травма не дала мне этого сделать. — Он слегка повернул голову, признавшись, — Сделаю все, чтобы моя команда и регион, который я представляю, встретил мой день рождения со мной на льду в битве за Кубок.       Рома молча кивнул, рассматривая стоящего, что кратко поблагодарил всех за внимание и гордо пошлепал вон из кадра немного пошатываясь. Поставил на паузу. Дальше было не интересно смотреть. Он остановил взгляд на цифрах на плече. Какой красивый кадр. Снова провел пальцами по губам. Его мальчик на сезон от него сбежал. Но он все равно хотел его видеть рядом.       Сильно смелые условия Волк загнул. Не боится его. Все еще не считает его старшим. Не уважает его. Чувствует прекрасно слабость Ромы. Ротенберг молча провел языком по губам, словно облизнувшись. Взял в руки телефон. Он определился с мальчиком на следующий сезон. Осталось только поймать хищника. От него травоядное-то убежало. А тут дикий зверь. Поймать его на слабостях не получилось. Сделал ошибку. Дурак. Какой же он дурак. Видит же со стороны прекрасно, что стоящий в одиночестве Волк прекрасно справлялся с врагами, которых уже скопилось половину Континентальной Лиги. Хитрый и злой Волчишка. Рома его не боялся. Но уважать — уважал. Столько держаться под таким страшным давлением общества, и все равно вылезать с большим трудом из всех передряг — очень и очень сложно. Он выбрал последний контакт и, нажав на кнопку вызова, прислонил телефон к уху, закрыв глаза. Понадобилось ровно три гудка. И все притихло. — Я подумал над твоим предложением. — Спокойно сказал Ротенберг, — Хочу со своей стороны еще одно условие поставить. — Какое это? — Холодно спросил Волк, — Я вроде бы тоже понятно говорю. — Приведи мне Яшкина. Хотя бы на вечер. — Я не буду его толкать на измену. Он великолепно без этого справляется. Я не собираюсь этого ему предлагать даже. Мое слово: нет. — Волк. — Рома шумно выдохнул, — Я возвращаю Никишина в состав на следующую игру в капитанской нашивке. Уже к вечеру на Дальнем Востоке станет известно о том, что в анализах были ошибки — всем принесут извинения и возьмут повторные анализы. Они будут чисты, даже если что-то и было. И тебе тоже, если хочешь. — Этого мало. Бруксу тоже пишите, что он здоров. Мне можете не писать — от этого ничего не изменится. И да, Лямкину моему верните все то, что он потерял. Как и обещали — вас за язык никто не тянул. И штраф тоже заплатите со своего кармана. И одному Никите, и другому. — И ты приведешь мне Яшкина? — Значит так. — Волк подпер голову рукой, поджав одну ногу, стоя, словно цапля на кухне около окна, — Я подгадаю момент и предложу Диме заглянуть к вам. Но я за него не ручаюсь. Если он пошлет вас — ваши проблемы. Если он не пойдет даже дальше порога со мной — это будут ваши проблемы. Если он не захочет в Петербург лететь — я его силком не потащу. Я ручаюсь только за себя. И отвечаю только за себя. И я не собираюсь Диме больше вредить. А общение с вами для Димы — один сплошной вред. Если вы потянете Яшкина обратно в наркотики — я вас убью. Я вас предупредил.       Рома вдруг улыбнулся, едва слышно хмыкнув. — Значит ты хочешь себе все еще выгодные условия? — Вы навредили мне и моим близким людям. Хотите от меня снисхождения — будьте добры извиняйтесь. Не передо мной — перед ними. — Моих извинений ты не принимаешь? И никогда не принял их?       Кертис отрицательно покачал головой. Приоткрыв рот, медленно вдохнул и медленно выдохнул. — Роман Борисович, идите в пизду со своими извинениями. Слова ваши ничего не стоят. Я смотрю на поступки. И по поступкам прощаю. Хоть расшибитесь передо мной я не буду принимать извинения на словах. Мозгами обзаведитесь — я подумаю над прощением. Но вы его не очень-то достойны. — Волк. — Прошептал Ротенберг, — Ты смотри, чью руку кусаешь. Я могу и плохо сделать. — Боюсь-боюсь. — Усмехнулся Кертис. — Мы с вами не на тех условиях познакомились, чтобы начали на ходу менять условия игры. Нет. Я подписал с вами контракт который не подлежит изменениям. Мне надо готовится к игре — мне некогда с вами разговаривать. Озвучивайте свое решение. — Я хочу тебя в чулках и накрашенным.       Кертис замер, распахнув глаза. Хоть умоляй собственную команду проиграть еще три игры подряд, чтобы как можно дольше затянуть переход из первого раунда плей-офф во второй. Он и так не хотел встречаться на льду с Дицем. И приезжать на его территорию. Москва ни ему, ни Мэйсеку не будет приятным местом. Это была территория врага, на которой им двоим придется ошиваться, снова поддерживая друг друга и спасая от самоубийства. А тут еще вот такой отдых между раундами. Провести как минимум три дня в Санкт-Петербурге работая шлюхой? Снова? Просто чтобы его близких не трогали? Он провел языком по губам. Яшкину он предлагать даже ничего не станет. Расплатится по своему проклятию вот так? Он отрицательно покачал головой. Когда он уже перестанет быть просто шлюхой? — Чтобы до девяти вечера всем уже выдали новые результаты на руки. Мне плевать что вы выдумаете.       Рома опустил взгляд на дорогие золотые часы на запястье. Прикинул семь часов. Во Владивостоке с Хабаровском сейчас четыре часа дня. У него не сильно-то много времени. Но будет гарантированный улов. — Хорошо. Будет тебе даже до восьми. — Рома шумно выдохнул и перешел на шепот, — Волк. Соглашайся на контракт. Я даю тебе семьдесят миллионов. — Я сказал: нет. Если я только услышу, что хоть какое-то из условий нарушено — закончите свою жизнь с моим ножом в своем желудке. Хорошего дня.       Рома растерялся, услышав что вызов был завершен. Тут же следом сделал несколько звонков, договорившись о всем, что просили. Две просьбы исполнены. Долго и упорно рылся в контактах, почесав лениво солидную щетину. Найдя, наконец, нужный номер, еще больше часа потратил на то, чтобы выправить жизнь Лямкину. Сделал недовольное лицо, услышав цену за такое спасение. Чертовы шлюхи сейчас так дорого начали ему обходится. Ну ничего. Он будет использовать его по полной. Устало согласился расплатиться по ценнику. Побудет Лямкину безымянным ангелом-спасителем. Все таки Никита хорошо и честно потрудился на него. Да еще и угораздило так вляпаться — в отношения со шлюхой. Ну ничего. Поможет. Осталась последняя просьба. Блядский безрукий Никишин. Откинув телефон, закинул голову. Шумно и резко выдохнув, собрался с силами и быстро вышел из номера. Спустился на этаж ниже на лифте, где обитала вся его команда. Из-за закрытых номеров слышался громкий гогот. Где-то слышались разговоры. Кто-то явно смотрел сериалы. Команда наслаждалась отдыхом. Он грозно постучался в один из номеров и тут же услышал страшный грохот. Следом раздавшийся истеричный ржач дал ему знать, что все хорошо. Услышав «входите», зашел в номер. Толчинский, стоя в дурацкой пижаме, что сделала из него пингвина, упер руки в бока, стоя перед двумя кроватями, и вдруг недовольно сказал: — А если там какой-то припиздок? Хули «входите»?! — А это че, наши проблемы? Какой еще припиздок может появится в этих блядских дверях, если главный припиздок уже на месте? — Расхохотался Фальковский, — Слышь! Малышка в коротких штанишках, ты там не заебался лед облизывать? В детском садике не наелся? Или там тебя все обижают? — Слышь, дядя Степа! — Возмутился Сергей. — А тебе пенсию не задерживают?!       Фальковский изумленно уставился ему за спину, растерянно смотря на главного тренера, развалившись на своей кровати в одних трусах. На соседней кровати, что стояла у стенки, лежал Никишин, обняв подушку с поникшим видом, уставившись в экран телефона. Услышав что все заткнулись, поднял взгляд. За спиной Сережи встал Роман Борисович. Толчинский громко сглотнул слюну, почувствовав как руки главного тренера легли ему на плечи. — Съебались и чтобы я вас тут не видел ближайший час.       Толчинский тут же побежал вон, шаркая меховыми тапочками. Фальковский сбежал следом, громко хлопнув дверью на последок. Саша снова опустил взгляд, смотря в телефон. Ротенберг уселся на край, и, выдернув игрушку из рук, заблокировал его и серьезным тоном сказал: — На следующей игре вернешься в состав. В свое звено. Вернешься капитаном. Еще раз будешь мне такие фокусы на льду показывать — отправлю тебя на следующий сезон в Сочи. Тебе ясно?       Никишин молча смотрел на главного тренера, не понимая, чем заслужил такую милость. Сжал руки и поправил одеяло, укрывшись им по плечи. Едва заметно кивнул. Лишних вопросов задавать не стал. Опустил взгляд на его руки. Они были побледневшие. Кто-то явно его разозлил. Руки наверняка ледяные. Контактировать сейчас с ним может быть смертельно опасно. Хорошо. В составе так в составе. А то вот Дедунов только обрадоваться успел, услышав в раздевалке, после страшного разноса, что он теперь будет головой отвечать за команду. За голову можно было не беспокоится — все снова легло на плечи Никишина. — Вопросов задавать не будешь? — Никишин тут же отрицательно покачал головой. — Не интересно кто тебя спас? — Долгих лет жизни тому. — Прошептал Саша, закрыв глаза и едва слышно дополнил, — И победы над Ладой.       Рома лишь усмехнулся. Вытянув руку, мягко провел ей по волосам и сказал: — Я против того, чтобы ты с ним общался.       Никишин лишь пожал плечами, промолчав. Нет. Волк для него хороший и близкий друг. Тут он не обязан подчиняться.       В Хабаровске, пока еще только шли разговоры между Минском и Екатеринбургом, Яшкин дошел до набережной Амура. Быстро спустился по крутым ступенькам, едва не убившись с них. Видимо местные власти ходят всем аппаратом администрации на хоккей и городом никто не занимается. Заметил и силуэт в темно-зеленом пуховике, что стоял на самом берегу. Широким шагом шагая по гальке, что была покрыта тонким слоем снега, подошел к стоящему. Никита его стоял, уставив безразличный и безэмоциональный взгляд вперед себя, спрятав руки в карманы пуховика, а лицо спрятав под длинный черный шарф.       Ледяной промозглый ветер быстро все отмораживал. Стояла гробовая тишина. Ни единой души в ближайшем километре, кроме них двоих. Дима протянул Никитке его телефон. Лямкин тут же отрицательно покачал головой, не став его брать. Дима встал рядом, тоже спрятав отмерзающие ручки в пуховик, любуясь видами впереди себя. Через замерзший Амур впереди них виднелись горы. Совсем немного дальше и будет Китай. Яшкину нравился Дальний Восток. И он был очень рад именно тут оказаться в первом раунде плей-офф. Надо было бы как-то разговорить Никитку, пока его собственные мысли не сожрали. Но решил пока не лезть. Недовольно поежился. Проклятый ветер! Кажется они вдвоем прогуляют тренировку. Только надо бы ее именно прогулять, а не простоять — слишком холодно было у воды. Даже замерзшей. — Я хочу покончить с собой. — Вдруг сказал Лямкин, спустя десять минут ожидания.       Яшкин растерянно уставился вперед себя. От таких слов у него кольнуло в сердце. Он похлопал глазами. Продолжал молчать. Никита шумно выдохнул и дополнил: — Мне не зачем больше жить. Кертис хотел приехать. А я, вместо того, чтобы порадоваться за него, обрадоваться его словам — оттолкнул его. Сказал такую тупость «я не хочу тебя видеть». — Его голос дрожал. Кажется он был на грани того, чтобы расплакаться. — Я наверняка ему сделал этим очень больно. Но я больше не могу терпеть. Не могу притворятся что все хорошо. Эти результаты добили меня. Мне больно. Мне так больно, Дима. Я хочу уйти. Навсегда просто уйти из этой жизни. — Никита, а что если это врачебная ошибка? — Осторожно поинтересовался Яшкин. — Ты знаешь, я вот вообще не верю в то, что я чистый. А ты ничего не употреблял никогда в жизни. Значит это просто глупость. Да и эти заболевания… Ты прям уверен, да, что они у тебя есть? Давай мы подождем вечера. Тренера мне сказали о том, что у тех, у кого подозрения на употребления наркотиков проверят еще раз. Вот покончишь ты с собой. А потом выяснится что ничего такого не было. Да и как ты девочек своих одних оставишь? — У них мать есть. Наверняка более ответственная чем отец. Какой из меня отец? Меня бы кто воспитал и приучил к хорошим манерам. — Ты такой как надо отец. — Дима повернул голову, растерянно смотря на то, как Никита смотрит вперед себя, а по щекам льются слезы, быстро впитываясь в черный шарф. — Восхитительный. Добрый. Заботливый. Ты отдаешь столько любви. О таком отце как ты можно только мечтать. Да и животные ни к кому просто так не тянутся. Плохих людей сразу обходят стороной. Я тебе просто напомню, что ты нас протащил по нескольким тысячам километров совсем недавно. Двух детей, наркомана и двух иностранцев. И никого не потерял. И обеспечил всем такой яркий и незабываемый отпуск, что все до сих пор с улыбками на лицах о нем вспоминают. А Брукс до сих пор фотографии разбирает. У него хоть фотоальбом пополнился. Никита, даже не смей думать об этом. Ты важен и нужен. Твоя маленькая жизнь так же важна, как и жизнь любого, которому ты даришь столько любви и заботы. Я тебе обязан по гроб жизни за то, что ты со мной возишься. Ты буквально ставишь меня на ноги и крепко держишь. — А что если мои поступки просто искупление моих грехов? — Растерянно спросил Никита, медленно моргая. — Что если не ты виноват передо мной, а я перед тобой? — Даже если бы ты на меня покушение сделал, я на тебя зла и обиды не держу. Ты уже давно все грехи искупил. Ты мой близкий и лучший друг. Я не обижен ни на что. Не смей себе этим голову забивать. Пошли пройдемся?       Никита кратко кивнул, закрыв глаза. Но вместо того чтобы пойти куда-нибудь, медленно опустился на колени перед рекой. Крепко зажмурился, захлебываясь слезами. — Никита. Прошу послушай меня… — Дима опустился на колени рядышком. Побоялся даже дотрагиваться до него. — Никитка… Посмотри на меня. — Лямкин перевел взгляд на него. — Почему ты плачешь? От чего тебе больно? — Все что у меня есть, это Кертис. А у Кертиса кроме меня есть еще куча всего. У меня такое ощущение все чаще складывается, что он — мое личное проклятие. — Он закрыл глаза и прошептал, — Ты слышал про Валькирий от него? Про волшебных дев, что приходят с тучами? — Слышал что-то такое. — Осторожно согласился Дима. — Скандинавская мифология, да. — Сейчас солнечно или облачно? — Вдруг спросил Никита.       Яшкин поднял голову, осмотревшись. Чистейшее голубое небо без единой тучки. Еще и солнышко так приятно светило. — Солнечно. — Облачно. — Прошептал Никита. — Я, когда вез вас по стране, все думаю, а какого черта за нами какой-то снегопад увязался… тучи вечные, блядские. А потом слышу, что в Уфе всем стало солнечно. — Он повернул голову. — А мне не стало. — Так. — Дима шумно выдохнул. — Хорошо. У нас с тобой не в порядке с головой. Ничего страшного. Кертис не проклятие. — Пока его не было в моей жизни — у меня все было в порядке. Я прожил двадцать восемь лет и никогда даже не приближался к такому состоянию, которое у меня сейчас. Я попросил его не приезжать. Я не хочу его видеть. А причина только одна: мне кажется все что наебнулось у меня в жизни, наебнулось из-за него. Я только увидел, как жизнь стала налаживаться. Алина с Полиной снова рядом со мной стали бегать. Я через ночь ночевал в своей квартире с ними в обнимку. Я только счастлив стал. А потом, — Он горько заплакал, склонив голову к заснеженному берегу, — А потом плей-офф. А потом рядом со мной ты начинаешь умирать у меня на руках каждую ночь. А потом эти блядские анализы. Только рядом со мной нет Волка, у меня все хорошо. Только он появляется рядом, у меня опять все рушится. Тебе ничего это не напоминает? — Мои отношения с Радуловым. — Честно признался Дима. — У меня так и не получилось за сезон сделать так, чтобы и я был счастлив рядом с ним, и жизнь у меня была в порядке. А когда я встретил Брукса, когда влез с ним в отношения — увидел, что оказывается не нормально, когда у тебя отношения и жизнь вне них по отдельности. — Я дам жизни шанс. Последний шанс ей дам. У меня больше на еще один не хватит сил. Я дам ей время выправится. Сейчас… постараюсь успокоится, да надо Волчонку позвонить, извинится. Иначе у него из рук все будет на игре валится. Но если у меня за следующий период ничего легче не станет, — Никита повернул голову, смотря в карие глаза Яшкина, — я не буду дожидаться окончания твоей войны за кубок Гагарина. Прости, Дима. Я тебя тогда оставлю. — Он опустил голову и дрожащим голосом сказал, — Меня отец и дед всегда учили, что мужик не должен плакать. А матушка с бабулей учили тому, что самоубийство страшный грех. — Он кивнул. — Я готов его взять на себя. Мы вернемся в отель. Переживем одну ночь. Я стану таким как обычно. И буду ждать. Можешь не реагировать на меня. Можешь ничего не делать. Только… Если когда я в очередной раз протяну руки своей любимой птичке и она усядется в них, согревая мои руки своим теплом, и согревая своим пением мою душу, а потом резко все наебнется… Похорони меня, пожалуйста, в Новокузнецке. На родине. Со своей семьей мне не найти крова, потому что самоубийц хоронят за забором. Моя душа будет обречена на вечные страшные муки. Я даже после смерти не найду спокойствия. Но сделай это. Пожалуйста.       Яшкин молчал. Ответить было нечего. Он протянул руку и прошептал: — Я тебе обещаю сделать это. Только давай ты пообещаешь мне до последнего не выбирать этот вариант. Быть может дело не в Кертисе? — Моя родственная душа. Мой самый близкий человек. — Никита склонил голову к реке и, закрывшись руками, всхлипнул. — У меня никого дороже него нет. И я останусь с ним. Пускай это меня и убьет в итоге. Я не отступлюсь от него. Я отдал все ради него. Ради его счастья. А в ответ смотрю и вижу, как рушится собственная жизнь. — Он запустил длинные пальцы отмерзших рук в снег и мягко сдвинул его, оголив край замерзшей реки. — Я так хочу увидеть яркий солнечный свет над головой. Но вижу только чертовы тучи. Это не метафора, Яшка. Я так давно не видел солнца. — А я свое вижу каждую игру. Оно играет под девяносто шестым номером. И дает мне свет, по которому я после каждой ночи возвращаюсь к жизни.       Лямкин всхлипнул. Дима протянул ему руки, и Никита, крепко схватившись за него, горько расплакался. Вцепился в него замерзшими руками, заливаясь слезами. Проплакал долго. Не мог успокоится. Дима просто закоченел. Услышал звонок спустя какое-то время. Бабенко. — Яшкин, если Лямкин рядом с тобой, хватай его за воротник и дуй в отель. Будете повторный тест сдавать. — Так я здоров. — Хорошо, что ты в это веришь. Но мы должны удостоверится.