Два медведя в одной берлоге

      Магнитогорск. Время середина дня.       Обедающая большая компания в дорогом ресторане шумно обсуждала разного темы, звеня тарелками и вилками, хохоча друг с другом. Брукс с грустью наблюдал за Яшкиным, что сидел между двумя Никитками, улыбаясь как дурак. Артур, сидящий напротив окна, довольный жевал сочный стейк, смотря на происходящее на улице. Там поднялась сильная метель, что не предвещала ничего хорошего. Он слышал по разговорам, что сейчас они доедят и пойдут собирать вещи и дальше отправляться в путь. Следующая остановка у них была Уфа. Мальчишке было очень грустно от того факта, что очень скоро все это счастье закончится. Надышаться перед смертью, которая будет в плей-офф уже точно не получится. Взгляд остановился на силуэте, что стоял и смотрел в окно за происходящим. Сильный порывистый ветер трепал его пуховик. Человек уже явно замерз, спрятав лицо в шарф, надвинув шапку на глаза. Он отвел взгляд от окна, и улыбнулся, увидев как Кертис положил голову на плечо Бруксу, совсем немного поев. Атмосфера царила очень странная. Все вокруг было хорошо и спокойно. Все конфликты решены. Но в воздухе все еще витал легкий аромат интриги. Глаза уставились на сидящего напротив Яшкина, что явно чувствовал себя прекрасно в форме Металлурга. Она смотрелась на нем странно. Форма Трактора была явно органичнее. Он отрезал очередной кусок, довольный поглощая вкусную еду. Повернул голову, с улыбкой слушая о том, как Володя с Ильей обсуждают какую-то очень интересную игру.       Напившись двумя бутылочками Белуги, наевшись до отвала, банда пошла по метели обратно домой. Яшкин, решив побыть джентльменом, понес на ручках несчастного Набокова, которого напоили водкой, сказав, что ему так будет лучше. Судя по довольной ухмылке чужого вратаря — ему так было и правда лучше. Артура на руках нес Робин, но, уже, скорее просто так. Они шли обсуждая шумно происходящий кошмар с погодой, громко хохоча. Даже отойти на метр друг от друга уже грозило тем, что тебя потеряют из вида. Ледяной ветер с сильнейшим снегопадом засыпал улицы Магнитогорска. Тяжелые тучи загородили весь солнечный свет, из-за чего в городе словно вечер наступил на четыре часа раньше. — Нет, Наби пускай с тобой пускай спит! — Возмутился Робин, махая связкой ключей, идущему впереди Михайлису, что увлеченно переговаривался с Галкиным. — У меня и так дома балаган! Этот дом рассчитан на одного меня! Никак не на табор цыган! Лошадь, медведь, жаба, галка, леший и волк! И все на меня одного!       Громкий истеричный ржач разошелся по улице. — Мы сейчас намоемся, переоденемся и дальше поедем. — Усмехнулся Лямкин, идущий в самом конце за руку с Кертисом, что засыпал на ходу, едва волоча маленькими ножками, — Дай нам час и мы свалим!       И снова привычный счастливый смех, сквозь завывающую снежную пургу. Идущие растянулись длинным строем, идя по парочкам, едва разбирая дорогу. Уже у многих отмерзли руки и ноги в кроссовках. Придется точно отогреваться. Метель громко завывала, периодически всех подгоняя. Кертис, обернувшись, с опаской посмотрел на того, кто беспечно волочился за ними. Одинокий силуэт брел за ними, ничего не страшась. Беспокойно огляделся. Кажется, они почти пришли. Знакомые пятиэтажки встречали их ровными рядами и горящим светом в окнах. Пресс с Джонсоном, оставив бедолагу Набокова под присмотром, отправились в соседний дом, решив заодно еще закупиться выпивкой и продолжить свой вечерний кутеж уже вдвоем. Остальные же пошли внутрь теплого подъезда и, громко топая ножками, отряхиваясь на ходу от снега, тут же по прямой поднимались в ближайшую квартиру. Хозяин вошел первый. Следом зашел Брукс, затянув за собой Яшкина, который очень бережно нес уснувшего Набокова на руках, прижимая его к себе, как маленького ребенка. Артур с Галкиным зашли следом. Никита остановился около двери в подъезд, посмотрев на Кертиса, что снова беспокойно огляделся, словно боясь в дом заходить. — Маленький, ну хватит топтаться! Ты идешь?! — Не хочу! — Взвыл Волк. — Мне страшно! — Да завязывай уже, ты в безопасности с нами. — Никита протянул руку, с трудом держа дверь в подъезд открытой. — Давай бегом!       Кертис тут же замер, увидев, как силуэт вышел из-за угла пятиэтажки, и, вскрикнув, бросился тут же бежать, наперекор ледяному воздуху с метелью. Никита, в ужасе проводив взглядом его, а следом и пробежавшего высокого парня в черном, бросился на помощь. Волк помчался через высокие сугробы, охваченный страшной паникой. Бежал, не разбирая дороги, периодически спотыкаясь об препятствия. Не рассчитал силу, чтобы перемахнуть через тонкий заборчик, и, зацепившись ногами, завалился в снег. Никита, напав сзади, резко сжал горло напавшему, громко зарычав. Человек медленно поднял руки. Кертис захлебывался ужасом, отползая от них. Лямкин стянул шарф с чужой морды и, рыча, сказал: — Здарова, сладкий. Давно, блять, не виделись! — Че, рука зажила, паскуда?! — Оскалился Даррен, изогнувшись, с трудом стоя на ногах, слегка задыхаясь от того, как Никита крепко сжал его за горло, — Че, блять, весело вам?! Ахуенно живете! Катаетесь, блять, по стране. Веселитесь… Радуетесь… — Он сорвался на крик, — Нельзя! Не заслужили еще! — Я тебя предупреждаю, ебучий москвич, лучше убирайся из этого города. — Серьезным тоном ответил Никита, резко сжав со всей силы горло, — Иначе я просто убью тебя. Я устал от тебя и твоей ебучей рожи. — Аналогично. — Усмехнулся Даррен, и, закинув голову, жадно хватал ледяной воздух, — Скажи мне, Лямкин, неужели Михайлис все это время врал мне в лицо?! Он же говорил… — Диц резко дернулся, попытавшись выбраться, но хватка была слишком крепкой, — Он же говорил, что ничего у него с моей птицей не было! Он мой лучший друг! Он не мог со мной так поступить! — Не твоей московской морды дело. — Зарычал Никита, — Кертис, иди в дом!       Волк растерянно поднялся. С боязнью в глазах осмотрел происходящее. Вылез из сугроба, попятившись в сторону дома Михайлиса. Лямкин крепко сжимал шею Даррена, жестом показав, что все под контролем. Волк тут же бросился бежать обратно, быстро перебирая ножками, скрылся в метели. Никита шумно выдохнул и прошептал: — Даррен, просто успокойся. Я понимаю как тяжело жить, осознавая, что Кертис тебе изменяет. Я сам в такой же ситуации. Она очень поганая. Но мы с тобой бессильны что-то изменить. Просто отпусти нас. Дай нам спокойно дожить до конца этого сезона. Я тебя очень прошу. Я не хочу больше чувствовать кровь на своих руках. Ты достаточно меня изуродовал. И достаточно ему навредил. — Я никогда ему этого не прощу. — Диц закрыл глаза, тяжело вдыхая ледяной воздух, уставившись в пасмурное небо, — Отпусти его. Отойди от него. И только тогда я тебе могу дать слово, что я его не трону. Но пока ты рядом — я буду раз за разом охотится за вами. Я никому не дам трогать мою птичку. Моего красивого мальчика с серыми глазками. — У тебя с головой не в порядке. — Взвыл Никита, в очередной раз дернувшись, не дав скинуть себя с него, — Это не твоя птичка. И не моя. Она ничья. Никто из нас не имеет права ее никак ловить. Никакими сетями. Близким надо дать право уйти, когда ты им настопиздишь! — А да хера с два! Вот и дрочи в одиночестве, придурок! Я свою птицу никому не отдам!       Даррен со всей силы дернулся, и, просто перекинув через себя тело Никиты, резко достал из кармана куртки нож. Все тот же. С красивым выкидным лезвием. Тот же, на рукоятке которого сиял золотой олений рог. Он выпустил лезвие оскалившись. Лямкин едва успел его скинуть и бросился бежать от него. Понесся сломя голову до дома, едва разбирая следы маленьких ножек. Увидев как с приоткрытой металлической двери вытянулась ручка в розовой варежке, ускорился, чувствуя, как его догоняют. Раскрыв дверь, пихнул Кертиса внутрь подъезда и резко захлопнул дверь. Раздался громкий недовольный вскрик с другой стороны. Видимо пальцы попали под металл. Никита растерянно отдышался. Волк вжимался в старенькие перекошенные почтовые ящики, едва дыша.       Лямкин зажмурился, опустив голову. Растерянно пошатнулся и упал на колени. Ему никак не навредили, но сковавшая его слабость моментально выбила из него сознание. Он рухнул на грязный пол, раскинув руки. Кертис всхлипнул, стоя зажмурившись, услышав громкие удары ногой по металлической двери подъезда. Дойдя до квартиры, жалобно попросил Брукса отвлечься от перебора вещей. Мэйсек спустился с ним вниз. Подхватив тяжелое тело чужого защитника, затянул его в дом и мягко уложил на диван, где спали в обнимку Яшкин с Набоковым, благоухая ароматами спиртового разложения. Брукс удивился, увидев как у Кертиса на лице навернулись слезы. — Нам нужно уехать отсюда. — Жалобно прошептал Кертис. — Никогда. Никогда не возвращаться в этот чертов город. Ненавижу его всей душой. Не хочу чтобы моему Никитке навредили.       Брукс даже на какое-то время растерялся, услышав последнее предложение. И правда? Не хотел бы чтобы ему навредили, значит не полез бы к другому человеку в постель. А потом не пришлось бы успокаивать Никиту. Ему было отвратительно, но в этом был весь Волк. Спорить не стал. Пока надо было успокоить Кертиса и не дать никому быть грустным в этом путешествии. С каждым часом эта задача становилась все непосильнее. — Тихо, спокойно. Город ни в чем не виноват. Тебя никто не сдавал. Тебя просто нашли. Случайно. Ничего страшного. — Брукс обнял его, — Все будет в порядке. Ничего не бойся. — Да плевать мне на себя. — Взвыл он, недовольно топнув ногой, — Брукс, блять, ты хоть слушаешь меня?! — А ну не ори. — Прошептал Мэйсек. — Ты же знаешь, во всем Диц виноват. И ты доверяешь Никитушке. Города не виноваты. Виноваты люди в них. — Он мягко протянул руки, — Ну иди сюда. — Волк тут же вжался в него, крепко схватившись руками за его одежду, едва слышно завыл, — Ну же, Кертис. Никитка твой сам сможет за себя постоять. Ничего с ним не случится. — Может мне не стоило тогда в сентябре его трогать? — Кертис вдруг задрал голову, смотря в карие глаза лучшего друга, — Я жалею… Жалею о том что сделал это. Это не дает мне покоя. — Поговори об этом с Никиткой. Пообещай мне. Но всегда помни, что то, что случилось, ты над этим уже неподвластен. Это все уже случилось. Тебе его жалко? — Очень сильно. — Прошептал Кертис, зажмурившись, — А вдруг он несчастен со мной? Я ничего не могу с этим сделать. Я никак не могу противостоять Лисице, что найдет меня и в страшную морозную метель, и в жаркий солнечный день. В любом городе. Где бы я не спрятался, я не могу чувствовать себя в безопасности. Только это путешествие дало мне это чувство. — Он всхлипнул, — Но снова пришел Диц. И снова мне все испортил. Я прожил столько дней таким счастливым. Рядом с близким человеком. Почему я не могу быть просто счастлив? Почему я вынужден расплачиваться за свои грехи которым уже больше чем двадцать лет. Я не думал об этом, когда был совсем маленьким. Я не думал, понимаешь?! Почему… Брукс, мне так больно. Я так устал. Я уже больше не могу так. Я люблю Никиту. Больше чем кого-то на свете. Я даже родителей не так сильно люблю, как его. — Тихо. Тихо… — Теплая рука Брукса прошлась по гладкой щеке. — Успокаивайся. Это только твой Никитка. А ну сейчас сверни эти мысли и спрячь подальше. Обещаешь? — Волк отвел взгляд, поджав губы, выглядя максимально жалким и слабым, — Обещай мне сейчас никому не портить настроение. Подумай пока сам над тем, что сделал не так. Давай дотянем до вечера. — Я устал прятаться и прятать эти эмоции, Брукс. Они делают мне так больно. Я все делаю так, как считаю нужным. Я не хочу больше прятаться. Я хочу быть живым. — Я понимаю. Но сейчас не лучшее время. Учись это контролировать. Тихо, Кертис. — Он обнял его, нежно поглаживая по волосам, — Потерпи. Больно ему. Ты знаешь, Никите тоже было больно. И очень сильно. Ты его своими выходками ранишь не меньше, чем Даррен. — Я просто поблагодарил Никитушку. Вот и все. Это не последний мне человек. — Это скотский поступок, Кертис. И я отложу с тобой этот разговор тоже до вечера. Сейчас тебя бесполезно пытать. Но знай, что ты поступаешь с Никитой очень и очень плохо. Вот с этим Никитой. — Он схватил его за руку и другой рукой ему показал палец с аккуратным серебряным колечком. — Не делай ему больно. Я его попытался вытащить в этот раз. И у меня это получилось. Больше я тебя прикрывать не стану. И ты знаешь, как я отношусь к изменам, Кертис. Подумай, пожалуйста, над этим. Твой дневник у меня в портфеле. Подумай, пожалуйста, пока не село солнце. А потом сядь и поговори с Никиткой. Это твой человек. Но ты делаешь ему больно. Он готов на все ради тебя. Не вытирай об него ноги, ладно? Все будет. Обсудите это с Никиткой вечером. И да, я полагаю надо собираться. Пошли… Там мальчишки медальки смотрят у Никитушки твоего. Это поможет тебе отвлечься. Побудь рядом с ним. Не бойся ничего. Ты сейчас в безопасности.       Брукс быстро вытер потекшие слезы рукавом теплой флисовой кофты и, прихватив Кертиса в одну руку, портфель в другую, вышел из гостинной, не став никому мешать. Отправил Волка к мальчишкам, что увлеченно слушали о том, какие награды есть у Михайлиса. Никита уселся рядом с Кертисом на кровать, видя его потерянное и грустное состояние, начал рассказывать веселые истории, чтобы хоть как-то привести Кертиса в чувство. Спустя пару рассказов счастливая улыбка появилась на лице Волка. Он обнял своего Никитушку, внимательно следя за тем, как Артур с Володей бродят по чужой комнате, рассматривая артефакты. Брукс же отправился мыться и приводить себя в порядок. Побрился с большим трудом, едва совладав с густой темной бородой. Причесал волосы, задумчиво осматриваясь. Даже на красивого был бы похож. Осталось только выспаться. Он опустил голову, задумавшись о чем-то своем. Кратко посмотрел на время. Уже почти два. Ему казалось что они тут уже так долго. А пока меньше всего по времени.       Через стенку, с трудом что-то соображая, Дима раскрыл глаза. Увидел перед собой крепко спящего Илью, что пригрелся на его плече, обнимая его. Мягко погладил по волосам, и, прижав мальчишку к себе, сладко зевнул. Сонный взгляд с трудом задержался на Лямкине, что лежал весь побледневший, прижимая к себе Кертиса, что лежал сверху на нем, крепко зажмурившись, аккуратно скользя пальчиком по плечу. — Что случилось? — Сонно спросил Дима, — Ты чего опять зареванный? — Все нормально. Кошмар приснился. — Прошептал Кертис, прижав мордочку к крепкой груди. — Правильно. Прижмись к нему. Не бойся ничего, пока он рядом. — Дима медленно закрыл глаза, снова провалившись в сон.       Кертис вздрогнул, услышав тяжелый кашель. Никита обнял Волка двумя руками и раскрыл глаза, уставившись в потолок. Улыбнулся, увидев на себе свою хрупкую птичку, что с надеждой смотрела на него. — Все в порядке. Я нормально… — Ты сознание потерял. Я боюсь за тебя. — Признался Кертис, — Давай уедем? — Давай уедем. Только я чувствую как от меня воняет. Погляди, если там никакое водоплавающее ванную не заняло, я бы хотел пойти помыться. — А можно с тобой? — Осторожно спросил Кертис.       Никита кратко кивнул. Волк слез с него и осторожно высунулся с гостинной. Улыбнулся, увидев как Артур счастливо обнимается с Михайлисом, усевшись ему на ноги, пока напротив них сидит Галкин, грустно собирая приличную пачку карт в руки. Заглянул в ванную. Никого. Вытащил небольшое полотенчико из своего портфеля и издал звук, похожий на щебетание. Лямкин с неохотой слез с теплого места, укрыл оставшихся одеялом и побрел за своей птицей в ванную. Позволил себя раздеть. Уселся на край ванной, и опустил голову. Кертис запустил руки в его волосы, разлохматив его. На лице Никиты появилась счастливая улыбка. — Ничего не бойся, Кертис. Я рядом буду. Не дам никому тебя обижать. А с такой-то бандой, тем более нечего бояться. Метель прогонит всех хулиганов.       Волк улыбнулся ему в ответ и тут же принялся целовать. Поддался, давая себя раздеть. Затащил его в ванную. Подставившись под шумный тропический душ, наслаждались друг другом, заботясь друг о друге. Брукс же, с полотенцем на голове, уселся рядышком с Галкиным и решил с ними перебросится с пару партий. Галкин раз за разом проигрывал, и явно уже не понимал в чем смысл от этих карт. Брукс сидел подперев голову рукой, с улыбкой смотря на то, как Артур уснул на руках Михайлиса, обвив руками его шею. — Жаба у вас такая классная. — Улыбнулся Никита, — Такой прям мальчишка хороший. Вообще мне не понятно как он с Яшкиным умудряется в одном доме жить. Мне вашего Яшкина хватило за эти пол дня уже выше крыши! — Они усмехнулись, — Мелочь, ну куда ты опять карт нахапал? — Ну а чего вы меня закидываете. — Грустно ответил Галкин, — Ваще, не дружу так с вами… Вы меня обижаете…       Послышались знакомые шаги. Яшкин, пошатываясь, ввалился на кухоньку и, схватив фильтр двумя руками, начал жадно хлебать прохладную воду. Все трое уставились вопросительно на него. Дима давился водой, обливаясь, выхлебал все полтора литра за один раз. Шумно и тяжело выдохнув, набрал фильтр по новой, и, изящно развернувшись, улыбнулся сидящим своей непревзойденной улыбкой, в которой была прореха из зубов. Раздался громкий ржач. Дима издал вздох полный удивления и прильнув к Бруксу, провел руками по его гладким щекам. — Ахуеть, тоже так же хочу-у-у! — А там птички щебечут в ванной. Не до тебя там. — Рассмеялся Володя, — Так что брейся тут.       Дима довольный потерся по идеально гладкой коже, что пахла чем-то сладеньким. Какими-то ягодками? Принюхался, усевшись на ноги своему возлюбленному. Довольный облизнулся и сказал: — Кокос и манго. Какой-то крем? — Брукс кратко кивнул, — Класс. Я тоже хочу!       Яшкин расселся довольный на ногах Мэйсека и, поерзав, взял в руки карты. Брукс взял свои. Они сыграли еще партию. Карие глаза Димы приподнялись, глянув кратко в проход, за спину Михайлису, где проскочил Волк в одном полотенце и следом за ним пошел Никита. Яшкин начал громко ржать, прекрасно поняв, что на нем одежды не было совсем. — А не досталось ему ничего. Все вынесли. Продали. Пропили. Забыли. — Улыбнулся Брукс, — Иди, ты последний остался грязнуля, не считая Жабки. — Ой да, сейчас, если Артур залезет купаться, это будут банные процедуры примерно до следующих шести утра. Давно думаю ему просто пакетик специй в ванной кинуть, пускай медленно томится в собственном соку. Я не знаю, что там так можно долго делать! Даже если ты дрочишь, лежишь, ну час… ну три, если совсем неурожай на страницах с порнографией или с фантазией плоховато в тот вечер… Но шесть часов! Ты понимаешь! — Бубнил недовольно Яшкин, пока Михайлис хохотал с остальными, прижимая к себе мальчишку, что с довольной мордой спал, запустив длинные тощие пальцы в мягкие кудри Никиты. — Ну что! Бриться во всех местах?! Так ему удобно, у него же ноги широко раскидываются… — Блять, Яшкин, заебал. Завали ебало, бога ради. — Взмолился Галкин, — Завидуй молча! — Я вот слушаю, и сижу завидую. — Усмехнулся Брукс, обнимая свою лошадку, стараясь заглянуть ей в карты. — У меня инсульт случится, если я так долго буду вариться в ванной, да еще и на таких температурах.       Дима, гордо смухлевав так, чтобы никто не заметил, вышел из игры первый и, покачивая задом, побрел в ванную следующий. Быстро вымылся, промыл чертовы волосы, что перестали быть жирными только, пожалуй, на третий раз. Встал около зеркала, пытаясь вспомнить, как бриться. Перекинув темные пряди волос, с которых капали холодные капли, с трудом побрился максимально аккуратно, стараясь не порезаться. Побрился почти полностью, вспомнив слова Брукса о том, что ему не нравится его сомнительный дизайн на морде. Усмехнулся, когда остались одни усы, тут же подозвал Брукса, и с хитрой улыбкой спросил, нравится ли он таким. Ответ последовал в ту же секунду: — Ты в каких отношениях с головой находишься? — Спросил его в ответ Брукс, и, зайдя в ванную к нему, прижался сзади, положив голову на плечо и сказал, — Никаких усов, Яшкин!       Дима усмехнулся, но спорить не стал, добрившись до конца. Брукс показал ему тюбик с кремом. Девичий какой-то? Да и плевать. Зато пахнет вкусно. Дима стоял и наслаждался теплыми руками, что увлажнили израненную кожу, подарив ему снова этот приятный сладенький аромат кокоса и манго. Повернув голову, тихо сказал: — Я хочу поговорить с тобой. Только мне кажется это будет долгий разговор. И не очень приятный. — Тогда, я думаю, лучше оставить это все на тот момент, когда мы до очередного поезда доберемся.       Яшкин с пониманием кивнул. Очень осторожно и кратко поцеловал его в шею. Брукс улыбнулся ему в ответ и отправил одеваться. Пока они раскидывались одеждой, складывая грязное подальше, чистое поближе, успел ополоснуться и Володя. Мэйсек, услышав громкий ржач с кухни, забрал Лягушонка из теплых рук Михайлиса и отвел сонного Артура мыться, оставив его одного в ванной. Уселся на край дивана, где крепко спал Набоков, задумчиво смотря на то, как Дима одевается. Внимательно рассматривал его тело. Нет. Никаких следов. Кажется, ему просто показалось, что его лошадку трогали другие. Он опустил взгляд, повернув голову, засмотревшись на чужого вратаря, что тихонько сопел, обняв край одеяла. Он не хотел даже и начинать думать о том, что ему снова изменяют. Сам все понимает. Сам влюбился в дурака. Не выбирают. Сам знал на что шел. Лошадка слишком вольная. Хотя Никита предложил ему покрепче держать Диму в своих объятиях, не пуская никуда. Сидел и кусал губы, погрузившись в раздумья. Яшкин, заметив его взгляд, сложил очередную футболку и, повернув голову, уставился на Илью. — Красавчик. И реснички такие длинные у него. Мелочь такая же как и наши мальки. — Усмехнувшись сказал Дима. — Так давай его… — Дима, нельзя маленьких обижать! — Возмутился Брукс, и, поправив свой портфельчик, чтобы с него ничего не вываливалось, кратко посмотрел на прошедших мимо Кертиса с Никитой, что оба уже оделись, явно готовые к выходу. — Не трогай малыша. — Я предлагаю Волчару вышвырнуть на боковую полку. — Предложил Дима, скручивая футболку. Подняв взгляд, улыбнулся, смотря на Брукса, что сидел в футболке СКА, задумавшись над тем, что смотрел на ярком экране, — Нечего малышам делать у нас. — Слышь, так то малыш со мной. — Лямкин тут же заглянул к нему в комнату, и, занырнув внутрь, резко заскочил на диванчик к Диме, и, сжав его руки в запястьях, прижал к простыне, свесившись сверху, — И если мой мальчик поместится там, я там не помещусь.       Брукс сидел в шоке, смотря на то, как Лямкин, оседлав Яшкина, вжимает его в постель. Волк уселся рядышком на колени и, положив голову на плечо, с улыбкой наблюдал за ними. — Я ревную. — Заскулил Брукс. — Сними своего лешего с моей лошадки.       Дима глупо улыбнулся и прошептал, смотря на него: — Ну выгони мальков.       Артур с Володей, явно уже успевшие не то что помыться, так и собраться, в отличии от старших, синхронно похлопали глазами. Издали тихие смешки, указав на соседа по койко-месту. Они синхронно повернули головы, увидев, как Набоков, раскрыв глаза, растерянно уставился на них. Мальчишка взвыл и сонно протянул: — Пиздец. Каждый раз просыпаюсь, а около меня ебутся. — Он захныкал, заворочавшись, — Пидорасы. — Давай мы тебя выебем? Тебе точно понравится. — Предложил Дима. — Эй! — Возмутился Брукс, — А ну не борзеть! Я все вижу.       Лямкин громко заржал, и, внаглую усевшись на Диме. Яшкин потрепал младшего по волосам, мило улыбнувшись, и спросил: — А ты целовался с мальчиками? — А какая разница? — Удивился он. — Что же, у мальчиков рты другие? Или какие-то еще другие ощущения? Нахер идите отсюда, пидоры. Оба. Четверо… Ну сколько вас там… — Он сладко зевнул и вскрикнул, — Михуил! Они меня обижают!       Михайлис, тут же вывернув из-за угла, вскрикнул, увидев Мэйсека в футболке СКА. С него все тут же начали неистово ржать. На осознание увиденного у бедолаги Никитушки потратилось какое-то немыслимое количество времени. Он растерянно перекрестился, что-то прошептав, чем вызвал еще больше смеха у наблюдающих. Брукс вопросительно смотрел на него, держа на ногах Кертиса. Дима только наклонился к Илье, как моментально получил по хитрой морде. Илья тут же перевернулся на бок и, обняв подушку, сдернул с него одеяло, укрывшись с головой, оставшись при своих интересах. Яшкин же не без любопытства наблюдал за вставшим в ступор Михайлисом. Бедолага на всякий случай следом перекрестил и Мэйсека. Осторожно обошел их, словно прокаженных, и гордо дал Яшкину подзатыльник. Лямкину прилетело полегче и за компанию. Спорить никто не стал. Ребята дружно посмеялись и пошли одеваться, услышав, как младшие отозвались, что готовы. Принялись одеваться. Михайлис стоял и безбожно ржал над Яшкиным, который стоял в наполовину разодранном пуховике, на котором сияли следы от копыт и сапог. Весь немного пожеванный в паре мест, грязный. — Зато у него последний айфон. — Расхохотался Михайлис. — Пиздец, я, нахуй, обожаю тебя. Где тебя вообще трепало?!       Пока Яшкин рассказывал о своих похождениях, бригада путешественников быстро похватала свои рюкзаки, жабка прихватила доски, и все дружным строем отправились дальше. Артур прихватил следом за собой и Диму, словно бесполезный груз. Пока загружали все вещи в машину, Никитушка всем помогал. Кертис стоял рядом, наблюдая за тем, как остальные рассаживаются по местам. Закинув последний портфель, Михайлис повернулся к Волку, что вытащил из портфеля Брукса свой дневник. Осторожно поинтересовался: — Все еще ведешь его? — Волк неуверенно кивнул, — Я уж думал ты давно забросил его. — Такие планы были. Но надо выговорится. Ждет долгий путь дальше. — Волк, я обязан спросить… — Он опустил руку и неуверенно раскрыл ее, — Неужели ты тогда говорил правду? Я все эти два года ждал твоего ответа… — Я тебе его сразу сказал. Я тебя не люблю. И не надо ждать от меня ничего было. Ты должен вести свою жизнь. Оставь все светлое, что было между нами, и просто живи дальше. Я поблагодарил тебя за все то, что было между нами. Но я встретил своего человека. И больше не хочу ничего в своей жизни сейчас другого иметь. — Я очень люблю тебя. Я…       Он опустил голову, смотря потерянным взглядом на то, как его рука осталась протянутой. Поджав губы отвернулся. — Я не люблю тебя. И никогда не делал этого. Ты так от меня признания не дождался. Я побывал в твоем городе. Посмотрел на твой быт. Но… я помню одну просьбу, которую ты задавал мне в начале сезона. — Михайлис с надеждой смотрел на своего Волка, прекрасно поняв о чем речь. — Можешь сказать Андрею Владимировичу, который Разин, о том, что мое слово: нет. Я к вам в Магнитогорск не приду играть. Я буду искать путь дальше.       Он закрыл багажник и обнял Никитушку. Михайлис опустил голову, прижав своего Волчонка к себе. Михайлис с трудом отстранился от него, сильно не хотя этого делать. — Все равно приезжай. Я тут надолго. Я буду ждать тебя. Просто в гости. — А вот в гости с радостью. — Волк улыбнулся. — Меня приучают к социуму. Мне нравится, хоть и не всегда, быть среди людей.       Кертис с улыбкой кивнул, и последний уселся в машину на ноги Яшкину. Михайлис уселся в машину, пристегнулся и довольный собой поехал на вокзал, наперекор метели. Все довольные напевали песенки, что играли по радио. Лямкин же, прижав к себе Галкина, заинтересованно листал расписание поездов. Следующий будет только в двенадцать ночи. У него в голове быстро строился план того, как как можно быстрее добраться до Уфы. Столько времени в такой метели они просто не досидят. Он вдруг усмехнулся и, вытянув руку, потрепал водителя по кудрям и вскрикнул: — Шеф, гони! У нас поезд уходит через пол часа! — Блять, так нам час до вокзала ехать! — Возмутился Михайлис, — Это херовый план, нам надо срочно новый! — Нет, у нас только этот! — Трогай, шеф. — Рассмеялся Яшкин, указав на то, что загорелся зеленый сигнал светофора. Никитушка, вытянул руку и потрогал Диму, — Да не меня же!       Над ними все дружно посмеялись. Галкин, заворочавшись на кресле, пристегнулся. Лямкин сидел, быстро тыкая по кнопкам, покупая на всех билеты. Машина на полной скорости пронеслась по городу, разгоняя снег громким рычанием. Машина сделала невозможное и успела добраться вовремя до вокзала. Поблагодарив Михайлиса, пожелав ему удачи и как можно дальше пройти в плей-офф, похватали свои вещи и ринулись бегом через вокзал. Быстро проскочить уже не получилось. Ругая и ненавидя чертовы пункты досмотра, что затормозили их на добрые десять минут, мальчишки выскочили привычной толпой к поезду.       Никита тут же бросился бежать первый, крепко схватившись за руку Брукса. Тот следом волочил едва бегущего Галкина. За Галкиным Яшкин, что тянул за собой Волка, а за ним последний тянулся Ахтямов, едва перебирая лапками. Никита нашел даже нужный вагон. Проблема появилась глобальнее. Поезд начал свой ход. Проводница, не став даже поднимать ступеньки, подгоняла бригаду петушественников с улыбкой на лице. Никита пихнул Брукса первого. Проводница, стоящая уже в вагоне, поймала несчастного бедолагу, не дав ему свалиться в грязь, и вскрикнула: — Веселее, мальчики! Сейчас быстрее поедет! Куда едете хоть?! — В Укшук! — Лямкин запихнул Галкина и тут же следом сунул ему доски, — К вам? — К нам! — Она постучала каблучком сапога по двери, — Золото! А ну открывай дверь! — Куда нахуй?! — Возмутился Галкин, свесившись с вагона, — Мы же в Уфу ехали! — Какая нахуй разница куда мы ехали! Теперь в Укшук!       Поезд начал набирать ход. Высокий молодой и рыжеволосый проводник свесился вниз и, не поднимая ступенек, затащил Волка в поезд. Яшкин стоял и смеялся, не в силах остановиться, как будто это не его поезд на полном ходу уходил. Ахтямов начал хныкать, воскликнув, что он слишком тяжелый. Лямкин, схватив Яшкина за шиворот, пихнул его побыстрее к поезду, что уже начал довольно ощутимо ехать. Дима быстро побежал вперед и с трудом успел запрыгнуть в поезд. Лямкин, сдернув с Артура портфель, кинул его в вагон. Проводник поймал его, отставив к Волку. Никита, подхватив Артура под руки, резко подкинул его. Жабка, подлетев, взвизгнула, совсем не ожидая того, что умеет летать. Счастье длилось недолго, и проводник моментально поймал его. Брукс с Яшкиным внимательно наблюдали за происходящим вместе с проводницей. Раздался громкий ржач с соседнего вагона. Лямкин, ускорившись, схватился за поручень и повис на вагоне. С трудом дотянулся до ступенек и завалился в вагон. Быстро пересчитал своих петушков. — Пиздец! — Задыхаясь взвыл Галкин, — Вот, нахуй, в чем отличия поезда от самолета! Там приезжай в аэропорт за три часа, и все равно выяснится что поздно… — А тут посадка не закончена, пока ты еще способен бежать за вагоном. — Гордо согласился Ахтямов. — Спасибо, что не оставили нас там. — Я всегда готова помочь! — Усмехнулась проводница. — В нашем направлении не скоро следующий пройдет, а на автобусе через горы в такую метель опасно ехать. Все, идите, если я правильно помню, то ваши все ближайшие шесть боковых.       Никита тут же кивнул, отправил всех в вагон, а сам встал рядышком с проводницей, что стояла и хохотала, сверяя билеты и паспорта, пока он стоял и веселил ее, рассказывая про прошлый опыт в прошлом поезде. Распахнутая дверь в вагон запускала ледяной ветер с метелью, но, кажется, никому не было дела. Девушка, еще, кажется, моложе, чем предыдущая, стояла, подсвечивая фонариком рабочего телефона паспорта, сверялась с местами в полутьме тамбура. За окном вечерело. Если бы не метель, явно было бы еще светло. Он сфотографировал себе пейзаж, который было едва-едва видно через метель. — А вы… ну… не хотите закрыть ее? — Я не вижу смысла закрывать дверь… Все, кому надо, в вагон уже залезли. Если что-то надо — зовите, а то мне лень инструктаж проводить.       Лямкин гордо кивнул и почапал в вагон, стряхнув на пороге грязь и снег с кроссовок, заодно распихав паспорта по карманам. Усмехнулся, услышав, что дверь все-таки закрыли. Задержался около расписания поезда. Какой-то очень странный маршрут у этого железного червя, что несся через метель. Как можно ехать по Башкирии и ехать не в Уфу? Он хмыкнул и счастливо улыбнулся, увидев своих бедолаг и заморышей, что сидели в куртках, стараясь сильно не ржать. Мальчишки расселись вдоль боковых полок, тихонько переговариваясь. Лямкин, бросив свой портфель, с трудом отдышавшись, встал к первой парочке мальков, что сидели все мокрые, явно спугнувшие весь сон: — Слушайте внимательно: рассказываю о следующих ваших пяти часах жизни один раз. Мы выходим через три часа. Вещи хватаете и бежите за мной. Я больше закидывать никого не собираюсь. У меня руки не железные, граждане земноводные. — Раздались тихие смешки, когда Никита грозно пригрозил пальчиком, — Выходим в деревне. На пересадку у нас несколько минут. Тут две чтобы выйти. Там пять чтобы зайти. Скорее всего будем прыгать с платформ. Барахло не раскидывайте. Все понятно?       Артур с Володей синхронно кивнули. Никита пошел до следующей боковой полки и, усевшись между Бруксом и Димой на корточки, дал им точно такой же инструктаж. Дал им синхронно подзатыльники и уселся на нижнюю боковую полку с трудом в нее поместившись. Напротив него сидел Кертис, положив покрасневшие руки на столик, смотря безотрывно в окно. Никита повозился, не став даже куртку снимать. Просто расстегнул ее вместе с флисовой теплой кофтой. Положив руки на свой край стола, раскрыл обе руки. Кертис опустил голову и, разжав свои замерзшие руки. Оставил их на весу. — Что беспокоит? — осторожно спросил Никита. — Прости, что я изменил тебе. Прости меня, умоляю. — Едва слышно сказал Волк. — Все в порядке. — Никита едва заметно улыбнулся. — Я все понимаю. Я не… — Я сделал тебе больно? — Почти шепотом спросил Кертис. Увидев, как Никита кивнул, жалобно заскулил и прошептал, — Прости, умоляю. Я жалею об этом. — Я верю, маленький мой. Я прощаю тебя. Только давай так больше не делать. Либо спроси меня… Быть может я постараюсь тебе уступить. Просто ты не конфета, чтобы делится тобой с остальными. Ты только мой. И мне очень было больно, когда ты сам себе что-то решил и пошел ложится под другого. Я понимаю все твои сложности. Я понимаю всю тяжесть твоей судьбы. И твоя прошлая профессия меня не смущает. Я не брезгливый. Я все еще могу целовать тебя, даже когда тебя до этого целовал другой. Тут дело в другом. — Это собственничество, Никита, в которое по итогу свалился Диц. — Нет, это нормальное чувство. Когда я бы тебя ревновал к той милой девочке на стойке ресепшена в «Долине», пока ты улыбался и чирикал с ней о погоде — это да. Это собственничество. Но ты лег в постель к другому. У меня нет к тебе вопросов, когда тебя хватают за волосы и валят силой. Иногда я просто не успею тебе помочь. Тебе надо учится защищаться самостоятельно. Я полагаю что твое «нет» не работает. И боюсь даже узнать о том, был ли у тебя кто-то против твоей воли. Не хочу этого знать совсем. Но ты взял и лег сам. Осознанно просто взял и разделся перед другим человеком. Да не абы кто. Да близкий. Да, я все прекрасно понимаю почему ты это сделал. Но ты этим самым сделал мне больно. Ты это понимаешь? — Я это понимаю. — Прошептал Кертис. — Спасибо, что сказал мне об этом. Я больше так не буду делать. Это было глупое решение, да. Я виню себя за то, что сделал. — Не надо себя винить. Не надо извиняться. Надо быть лучше. Я тебя прощаю. Но просто знай, что это будет первый и последний раз. Я не буду тебя ни с кем делить.       Кертис едва заметно кивнул и медленно опустил свои замерзшие руки в теплые руки с длинными пальцами. Его сильно беспокоило то, что ему сказал Брукс. И то, что он сейчас услышал от Никиты, лишь подтвердило его мысли. Надо сейчас остановиться об этой всей ситуации думать, иначе последние страницы дневника будут снова исписаны ненавистью к себе и в итоге попадут под огонь. Игнорировать. Игнорировать это. Он поступил мерзко. Просто сделать вывод. Никогда больше не поступать так. Никита не будет с таким шутить. Ему это тяжело дается. Игнорировать. Не портить отдых своим нытьем. Сделать вывод. Остальное — игнорировать. Спрятать в далекие уголки мозга. Игнорировать раздирающую ненависть к себе. Навредил близкому, не подумав. Игнорировать. Снова поднял взгляд серых глаз, рассматривая Никиту. Ему не впервые видеть его в антуражах поезда. И, как Никитке и хотелось, он все-таки поехал с ним в большое путешествие по России. Не жалел об этом ни секунды. Шумно выдохнув, немного посомневавшись, наблюдал за тем, как чужие теплые руки легонько согревают его отмерзшие руки. Какая же глупость была не прятать руки в две пары теплых перчаток и варежек, а обойтись только перчатками. Ага. Наивный. — Никита, скажи мне одну вещь… А если Лиза передумает, ты захочешь к ней вернутся? — Я не знаю. — Спустя небольшую паузу сказал Никита. — Но я точно заберу у нее своих лисят. Моих девочек любимых. — Он отвел взгляд, тихо признавшись, — Мне приятно все еще вечером Алине сказки рассказывать, когда она уснуть не может. Приятно фотографии Полинки видеть, как она уже сама ходит. Но Лиза… Я думаю уже ни при каких обстоятельствах она ко мне уже не вернется. Так что вопрос бессмысленный. — Никитушка был мне как тебе Лиза. И я пойму, если ты уйдешь к ней, если вдруг она станет добрее.       Лямкин растерянно покачал головой, явно в этом сомневаясь, и упер взгляд вперед себя, на пейзаж в окне. Он уже не надеется, что она станет добрее. Но он очень сильно скучал по «прошлой жизни». Громкий стук железных колес по полотну выбивал все мысли. В голове было как обычно пусто. — У тебя никогда девушки не было? — Нет. Они мне не интересны. В девочках мне интересна только грация, с которой они умеют скользить на фигурных конечках. Но в остальном нет. — А тебе маленьких волчат никогда не хотелось? — С улыбкой спросил Никита. — Не понял вопроса. — Растерялся Волк. — Кого? — Он впал в ступор, резко расправив покрасневшие пальцы. — Детей? Мне? Ты сейчас издеваешься? — Мы приедем в Казань по планам где-то в районе шести часов утра. Я пойду к девочкам своим в гости, пока Лизы нет. Ты не пойдешь со мной? — Твоя младшая потом с моей шеи не слезет. А старшая так и будет за волосы дергать, спрашивая, почему я бабушку съел и зачем мне такие острые зубы. — Никита счастливо улыбнулся. — А ты хочешь этого? — Осторожно спросил Кертис, сильно сомневаясь. Лямкин кивнул. — Я… я обещаю тебе подумать над этим. У нас еще небольшая проблема. С Тольятти мы поедем на машине. И явно Яшкин вести будет — нам главное живыми доехать. — Если мы вместе умрем, я не расстроюсь. — Никита кивнул. — У меня была хорошая жизнь. Если вдруг один из нас умрет раньше — давай встретимся в каком-нибудь баре в аду? — Если я и хочу после смерти попасть в бар, так в такой, чтобы он был на берегу реки. — Задумчиво сказал Кертис. — Ты будешь меня там ждать? — Закажу тебе твой любимый космополитен. — Согласился Никита. — Я буду ждать тебя на берегу.       Волк тут же зажмурился, счастливо улыбнувшись. — Закажу тебе твою любимую водку с черничным Редбуллом. Я буду ждать тебя на берегу.       Никита кратко повернул голову и, удостоверившись, что за ними никто толком не смотрит, приподнялся, сделав вид, что хочет что-то сказать на ушко, а сам коснулся губами мягкой щеки. Его теплое дыхание, прошедшееся по шее, заставило Кертиса легонько вздрогнуть от мурашек. Он тут же положил руку на его гладкую щеку, засмотревшись в глаза. — Я люблю тебя, Никита. Спасибо, что устроил нам целый побег с Магнитогорска, когда понял, почему мне страшно. — И я тебя люблю, Кертис. — Лямкин мягко кивнул, — Я вон, от твоего огородника слышал красивую фразу о том, что не зря росток новой зеленой жизни зовется — побег. Рад помочь тебе. — Брукс — не огородник. — Колхозник это я. А огородник это он. Я по животным — он по растениям. Надо припахать старого будет на работу на своей даче.       В соседнем купе Артур заинтересованно открыл коробочку с айфоном. Галкин за ним наблюдал, подперев голову рукой. Руки Жабы немного тряслись. Он осторожно достал дорогую технику из коробки. Снял защитную пленку и улыбнулся. Вытащил из своего разломанного старенького телефона симкарту и с трудом совладал с разъемами, чтобы вставить ее в новый телефон. Пока сидел настраивал, время шло. По вагону запахло лапшой и кофе с чаем. Дима сидел напротив Брукса, который завороженно любовался пейзажами в окне. Повернул голову и едва заметно улыбнулся ему. Дима улыбнулся в ответ и жестом попросил наклониться. В поезде медленно включили желтоватый свет, чтобы всем было удобно. — О чем ты хотел поговорить? — спросил Брукс. — Давай по чаю?       Брукс с радостью принял предложение. Дима взял сразу четыре кружки у проводницы. Две из них он наполнил кипятком и поставил перед Кертисом и Никитой, а ещё две взял с собой в купе. Волк протянул руку за стенку, передав соседям чай. В ответ он получил пару конфет. Пока в их купе все спали, они с Никитой начали шептаться. Артур и Володя были увлечены настройкой техники и им было не до еды. Дима с Бруксом сделав по глоточку сладкого чая, принялись обсуждать свои вопросы, пока в их купе напротив две бабушки сидели и вязали что-то, а дедушки, лежащие на полках сверху, кто книжку читал, кто сканворды разгадывал. — Я почитал о том, что за обсуждение было про мою розовую пижамку с лошадками. — Дима подпер голову рукой, смотря задумчиво в карие глаза сидящего напротив. Брукс так странно смотрелся на этой маленькой узкой полке боковой полке плацкарта. Из-под расстегнутого пуховика выглядывала синяя футболка, которую он старательно прятал. Кажется, теперь это была его футболка. — И видел сколько грязи в этом чате иностранном. — Мэйсек отвел взгляд, ничего не говоря, сделав еще пару глотков, явно согревая руки об металлический подстаканник. — Брукс, почему ты молчишь, когда тебя обливают грязью? Кто, блять, это вообще сделал, если я делал эту фотографию для Ромы. И кто ее слил?       Мэйсек молчал. Не хотел это все даже и близко обсуждать. Дима сложил руки на груди, уперев спину в мягкую подушку, заинтересованно смотря на своего любимого. Он с него живым не слезет. Он так просто больше это не оставит. Даже спустя пять минут сидящий напротив не проронил ни слова. Яшкин снова наклонился вперед и тихо сказал: — Брукс. Я не для того спрашиваю, чтобы тебе скандал закатить. Я не готов видеть как тебя оскорбляют. И тот срач который там разливался — стоит того чтобы всем этим ебливым пидорасам сейчас морду набить. Но знаешь… — Я не хочу чтобы ты это делал. — Вдруг резко и серьезным тоном ответил Брукс. — Я не готов сейчас это обсуждать. Это все льется на меня не первый год, Дима. Я привык уже к этому. Я вечно кому-то не угождаю. То я слишком быстрый, то слишком уступчивый, то морда недовольная, то руки кривые. Нет, Дима. Я просто позволяю себе стоять и принимать на себя эту грязь. Я не буду тебе говорить ни кто это сделал, ни для чего, ни кто в этом чате сидит. Сейчас это абсолютно не важно. Я не хочу, чтобы ты за меня заступался, потому что это бесполезно. Я уже пробовал. Нет смысла. Я и так с большим трудом встал на ноги после всей этой истории с Д., а если ты мне сейчас еще про это говорить будет — я не выдержу. Почему же ты себя защитить не хочешь? — Нахуя? — Дима улыбнулся, — Я просто дурачок деревенский в чужих глазах. Но, в отличие от Домового, я не стыжусь этого и не строю из себя умного. Ну тупой я. Изначально. Проще соответствовать слухам, чем стараться их исправить. И я хочу серьезно поговорить с теми, кто тебя тогда обидел. — Этой ситуации много времени уже, Дима. Я не хочу к этому прикасаться больше. В этом чате все постоянно ругаются. Там больше никто ничего не делает. Все постоянно срутся. То страна у них дурацкая. То кого-то шлюха ограбила. То проигрыш купленный. То отношения надо выяснить после встречи на льду. Я давно не читаю этот чат. — Он порылся в телефоне, в котором уже давным давно не было ни грамма связи и повернул яркий экран своего айфона к нему, — Я его не читаю как раз после того раза. — Дима уставился на то, что в диалоге за десять тысяч сообщений непрочитанных. — Нет смысла. Волк еще ругается с кем-то периодически, и то, когда настроение есть. Он давно зубы оскаливает, когда его тыкают званием шлюхи. Обычно потом никому не здоровится. Я игнорирую этот чат ненависти.       Дима даже не слушал то, что ему говорят, неотрывно смотря в экран. Диалог с ним был первый закрепленный. Следом шел диалог с Волком. Следом с Широковым и только самым последним был чат, в котором была вся их команда, где тренер явно о чем-то предупреждал. Было видно только: «Внимание отдыхающим! График тренировок…» Даже это сообщение не прочитано. Поднял взгляд. — Кто это сделал? — Это очень плохая информация. Хочу чтобы ты ее игнорировал. Хочу чтобы ты не боялся за меня. — Я не даю в обиду людей, которых люблю или любил когда-то. — Я видел как ты обходился с Радуловым. Все это видели. — Брукс кивнул, — Уверен в своих словах?       Яшкин опешил, услышав серьёзный тон любимого человека. Это была… претензия? Он нахмурился, уставившись в карие глаза Мэйсека, что был абсолютно серьезен. — Дима, я прошу тебя игнорировать это. Пускай меня обливают грязью и оттягивают назад в попытках не быть с тобой. Внешние факторы не должны влиять на то, что происходит между нами. Если я прошу это сделать — просто доверься мне. — Ты хочешь сейчас мне что-то сказать про мои прошлые отношения? — Не хочу. — Брукс отрицательно покачал головой, — Просто мне кажется, что ты зря говоришь всем о том, что не даешь в обиду людей, которых любишь. Тебе надо изменить формулировку. Ты не даешь никого в обиду просто потому, что сам с этим прекрасно справляешься. И есть вещь, о которой я хочу с тобой поговорить. Скажи мне, почему ты не смог меня ударить в тот вечер, когда напился? — Я не знаю. — Тут же ответил Дима, растерявшись. — Значит ты помнишь ситуацию. Значит ты помнишь о том, что происходило, какие слова тебе говорили. — Помню. — Согласился Дима. — Но я не… — Он сжался в комок, сгорбив спину и поджав ноги. — Брукс, я не… — Почему ты не ударил меня тогда? — Я не смог. Не мог тебе сделать больно. Я хотел это сделать. Но у меня не поднялась рука. — Так что со мной не так, если ты всему своему окружению навредил? — Мне все вредят. — Тут же ответил Дима, остановив взгляд на своем колечке, что красовалось на чужой руке. — Я защищаюсь. Я нападаю в ответ. Я скалю зубы и кидаюсь. Я истерю. Но я делаю это в ответ. — Нет, это не так. Ты даже Артуру вредил, хотя я могу поклясться, что этот мальчишка не может ничего плохого сделать. Я хочу услышать от тебя ответ, почему ты не вредишь мне, как делаешь это с остальными? — У тебя в этом претензия ко мне? — Удивился Дима, медленно подняв взгляд, — То есть то, что я продолжаю пить, что я изменяю, что я странно поступаю, что я настоящая тварь и потаскуха — тебя не смущает, а смущает вот это? — Да. И ты должен мне дать этот ответ, Дима. — Брукс протянул руку. — Мы должны с тобой это обсудить. Это будет больно и некомфортно. Но я всегда на твоей стороне. Не бойся учится разговаривать о том, что ты чувствуешь… Я всегда буду рядом. Скажи мне ответ на мой вопрос. — Потому что…