Два медведя в одной берлоге

      Магнитогорск. Квартира Никиты Михайлиса. Время — в районе шести утра.       За окном старой пятиэтажки было еще совсем темно. В основной гостинной на большом диване спали трое: Лямкин, прижав к себе Брукса Мэйсека, тихонько посапывал, видя явно какие-то очень хорошие сны. С другой стороны от Брукса, прижавшись к нему сзади, запустив руку под футболку, крепко спал Яшкин, вжавшись небритой щекой в чужую спину. В коридоре, на небольшом пятачке между спальней и гостинной стояли Володя с Артуром, чувствуя себя максимально странно. Артур отвел взгляд, стоя весь покрасневший. Володя же явно раздумывал что делать, после такого-то хорошего поцелуя. — Пиздец. — Шумно выдохнул Володя, — А мне понравилось…       Ахтямов отвел взгляд, шумно пытаясь отдышаться. Это первый раз в жизни, когда ему такое сказала не девочка. Жаба с трудом приняла мысль в голове о том, что он с кем повелся, от того и нахватался плохих привычек. Это не было какой-то влюбленностью или чем-то таким. Просто очень странные чувства, когда хочется того, что он не может себе позволить. У него есть девушка, которая ему почти жена. Однажды станет, когда он рискнет упасть перед ней на колено. Глаза с темными зрачками растерянно прошлись взглядом по стоящему рядом. Галкин медленно провел языком по губам, растерянно сжав руки. Ему тем более было неловко. Ахтямов едва заметно улыбнулся, увидев через отражение в зеркале, что все трое продолжили крепко спать, снова прильнул к лучшему другу с поцелуем, обвивая руками шею, провел руками по мягким волосам. Володя задрал футболку, пройдясь теплой рукой по впалому животу, на котором чувствовались мышцы. Шумно дыша, попятился назад. Из Артура предательски вырвался едва слышный стон. Галкин тут же улыбнулся и, зажав его рот рукой, прошептал: — Тихо. Тут все спят. А там и так не до нас. — Он тяжело дышал, положив руку на теплую кожу, с неохотой признался, — Надо отвлечься…       Они издали едва слышимые смешки и пошли на кухню. Артур порылся в портфеле и задумался, осмотревшись. Володя заглянул в чужой холодильник. — Бля, прям как у меня дома — одна банка маринованных огурцов и пакет майонеза. Все. Конец истории. А хлеб есть? Глянь у нас по портфелям — вдруг у кого остался запас.       Артур присел в небольшом промежутке между ванной и кухней, в котором горой стояли портфели. Он прекрасно знал, что никто не против поэтому смело запускал руки в чужие вещи. Порылся у себя. У него только мешок со сладостями. Нет, это попозже. Отставил свой портфель и сунул руку в портфель к Бруксу. Тот тут же в ответ звякнул стеклом. Все поняв, принялся осторожнее рыться, просто чтобы никого не разбудить и не спугнуть. Найдя немного не то, что искал, вытащил один презерватив, спрятал его к себе. Застегнул чужой портфельчик и порылся уже в портфеле Кертиса. Достал хлеб и стянул пару помидорок. Вернулся обратно. Галкин довольный потер руки, увидев найденную добычу. — О, жаба-добытчица! — Я нашель! — гордо рапортовал Артур. Кинул им по пачке лапши и обильно полив майонезом хлебушек, сверху порезал помидорку аккуратными кружочками. — Там. Ну… Выпить еще есть. Не хочешь? — Старшаки нам голову оторвут если мы без них будем пить. — Володя уселся рядышком и забрал свой бутерброд.       Они синхронно открыли упаковки с лапшой. Синхронно откинули сушеные овощи, и, достав пакет со специями, немного насыпали сверху на бутербродик. Хрустя с большим удовольствием лапшой, заели его бутербродом с майонезом и помидорами. Услышав, как раскрылась дверь, синхронно проводили взглядом Волка, в отражении зеркала, издав тихие смешки. Кертис, облизнувшись, подошел к своему Никите, которого зажали с двух сторон и, мягко провел рукой по его щеке. Никита улыбнулся во сне, и, прижав к себе Брукса, довольный сонно что-то промычал. Волк заправил футболку в штаны и встав на пороге кухни, вопросительно уставился на мальчишек, что сидели на табуретках, и завтракали, с большим удовольствием хрустя лапшой. Позади них с окна виднелась одиноко стоящая пятиэтажка в которой не горел свет ни в одном из окон, занесенная снегом по самые окна первого этажа. Волк, встав между ними, схватил их за уши, едва заметно улыбнулся и спросил: — Так, мальки, а какого черта вы едите опять?! Я думал Брукс решил посмеяться надо мной! Ее нельзя в таком виде есть! Желудки лишние?!       Мальчишки рассмеялись, услышав как их назвали «мальками». Что же, кто же спорить будет — пока всем взрослым обитателям зоопарка уже больше двадцати восьми, им еще в районе двадцати. Галкин тут же сделал изумленный вид и отломив себе кусочек, спросил: — Вот в таком? — показав ему кусок сухой лапши, тут же закинул ее в рот, и, обильно посыпав специями, с большим удовольствием начал ей хрустеть. — А по-моему вкусно. — С набитым ртом промычал он.       Артур тут же быстро запихал лапшу себе, побоявшись, что Кертис ее отберет, с довольной рожей тоже начав ей хрустеть. Получив подзатыльники, они рассмеялись. Кертис сложил руки на груди, с осуждением смотря на них, смотря на то, как детишки завтракают. Стоял слегка покрасневший, в своей привычной одежде и с идеально гладкой прической. Видимо осуждать их не было смысла, но не будет же он у детей еду отбирать. Есть все равно нечего. — А чем ты занимался там с Никитой? — Заинтересованно спросил прямо в лоб Галкин, облизнув губы от специй.       Серый взгляд Волка тут же перешел с него на Артура, что не знал как сесть поудобнее, неловко ворочаясь на табуретке. Привык же к стульям, на спинку которых можно откинуться и тут же подогнуть ноги, обняв их, а тут было очень неудобно. Он пару раз чуть не падал. — А ты чего такой растрепанный? — вдруг с улыбкой спросил Кертис, напав в ответ, — А у Артура одежда задрана. — Он отвел взгляд и сказал, — Кровать свободна.       Мальчишки синхронно громко рассмеялись, моментально покраснев вдвоем. — Сука! Один-один! — расхохотался Галкин. — Блять, ты все не так понял… Кертис, я все объясню…       Волк едва заметно улыбнулся, стоя между ними, сложив руки на груди. — Я достаточно долго живу на свете, мальчики, чтобы уже просто посмотрев на все со стороны — все понять. Я против, но мое мнение ни на что не должно влиять. Просто дружеская рекомендация — не стоит. Из более желательного, и исходя из того, что я вижу — только никому об этом не говорите. О том… Что каждый из вас хочет и не может признаться в этом… Я когда-то таким же был. — Он тут же улыбнулся и протянул руки. Рядом с ним встал Михайлис, обняв его, прижался головой к груди, — Ну что ты опять… — Не боишься, что Лямкин тебя в таком виде застанет? — Осторожно поинтересовался Артур. — А мне разрешили. — Спокойно признался Кертис.       Михайлис тут же растерялся и сказал: — Серьёзно? Ты наконец нашел себе понимающего человека? А нам даже не слышно… — Артур кратко посмотрел на стоящего мальчишку и, прикрыв рукой лицо, едва сдержался чтобы не засмеяться. — Хотя я вот с ребятами с Челябинска переговаривался… Я думал ты с Бруксом до сих пор в обнимку спишь, чтобы утешать свой голод. — Нет, — Кертис показал ему руку с колечком на пальце, — Теперь вот так. — Прости, я не знал, что ты больше не вольный хищник. — Я спросил разрешения. — Улыбнулся Волк, мягко проведя рукой по его волнистым волосам, — Со мной понимающий человек рядом. Он понимает, что ты мне не просто знакомый. Да и я не сплю со всеми подряд. Я чужим доверием не пользуюсь. Но ты совершенно другой случай. — Я первый раз слышу такую интонацию в твоем голосе. — Крепкая рука прошлась по черным волосам. Михайлис склонился к нему и спросил, — Мне же не кажется? Ты дождался своего человека? — Да, Никита. И ты даже не поверишь, насколько же окупилось это ожидание и эта боль. Но с тобой я все еще твой бөлтірік. Пока не думай об этом. Мы с тобой слишком давно не виделись не в форме.       Он опустил голову и снова принялся целоваться с Михайлисом. Володя с Артуром завороженно смотрели за ними, позабыв даже про еду. Кертис нежно обвил руками шею, закинув на него худую ногу. Михайлис же схватился за задницу, прижав его к подоконнику, жадно целовал. Володя с трудом отвел взгляд. От увиденного у него сердце заходилось очень быстрым ритмом. Глаза остановились на тонких руках Артура. Быть может и правда попробовать? Ахтямов же спокойно доел, и демонстративно облизнул пальцы от майонеза, чувствуя, как сильно краснеет, не подавая никакого вида. — А ну заканчивай. — Прошептал Кертис. — Никитушка…       Михайлис прижался к нему, обхватив его руками. Галкин с трудом все доел. Они с большим удовольствием сделали по паре глотков сладкого вкусного чая. Кертис мягко положил голову на плечо Никите, задумчиво смотря на мальчишек. Артур задержал дыхание, смотря на Кертиса открыв рот, готовясь откусить очередной кусочек. Волк отвернулся, закрыв глаза. Михайлис о чем-то спросил его на ушко и тут же кивнул. Они вдвоем снова ушли, взявшись за руки. Галкин задумчиво жевал, смотря на Артура и сказал: — Я боюсь представить что пришло на ум Волку, что он моментально поменялся. О чем речь? — Я немного знаком с жизнью Кертиса. Он поделился со мной секретиками. — Ахтямов едва улыбнулся и сказал, — Там такая история, Володя, которую можно в сериал складывать. Триллер целый. И реальные человеческие жертвы. Но я тебе ничего не скажу. Много чего знаю — никому ничего не говорю. Помри теперь от любопытства.       Никита с Кертисом уселись на край кровати, решив поговорить наедине. Волк потратил довольно большое количество времени на то, чтобы рассказать что с ним случилось за все то время, пока они не виделись. Да, виделись на играх. Но так — чтобы сесть и поговорить, такого не было очень давно. Почти два года он не видел его в таком состоянии. Сонного, доброго, в антуражах так привычных ему панелек. Со старой советской мебелью и коврами на полах. В этом был весь его Михайлис. Он замер приоткрыв рот, и тут же притих. Губки тут же поджались. Серые глаза остановились на длинной тени, прошедшей мимо. Это явно был Домовой. Его слегка шаркающие шаги. Он дождался пока Никитка пройдет мимо и с неохотой прошептал: — Я боюсь, что я не выберусь в этом сезоне от Лисицы. — Бледная рука указала на ярко-красный шрам рассекающий лицо. — Видел что у Лямкина рука перебинтована? Это Лисица навредила. — Серые глаза остановились на добром взгляде близкого друга. — Он же явно тебя о чем-то спрашивал. — Он знает о том, что вы приедете ко мне. Я тут не причем — я ничего не говорил никому. Да, я все еще хорошо с ним общаюсь. Он со мной ночевал, когда они приезжали сюда на игры. Мы с ним виделись гораздо чаще чем с тобой. Часто просто так и без повода приезжал. Я к нему в гости летал, когда захотелось надышаться Москвой… Да и он очень добр ко мне. Он мне в какой-то момент стал ближе, чем многие из команды. Слишком много общего прошлого было. Но разговор раз за разом сваливается к тебе. Погоди, то есть Диц не прекратил погоню за тобой? — Кертис отрицательно покачал головой. — А мне казалось, что он успокоился. Вроде бы Москва и Екатеринбург стоят на достаточном удалении друг от друга. Ты поэтому не хочешь соглашаться на предложение нашего Разина? Я бы с радостью притянул тебя к себе. Ты все еще очень толковый центровой. И иногда именно тебя мне не хватает, чтобы феерить. — Волк издал тихий смешок. Пришлось пояснить слова в ответ: — Они стоят достаточно далеко. И Дицу не было никакого резона кидаться на меня, пока я не оступился осенью. Я устал от него бегать. И прибегнул к самой влиятельной помощи, которая только есть в этой стране. Я сделал шаг тем, что попросил чтобы Даррена выгнали из ЦСКА и обрушили на него такую же травлю, которой подвергался я всю жизнь. Я надеялся, что это сломает и заткнет его, поэтому сделал еще один шаг следом без раздумий — я побежал до своего Никиты. Его все зовут Домовым. Наверняка ты слышал что у него дочки, жена… Но сейчас ничего этого нет. Он всего лишился, просто пока держался со мной. И теперь кроме меня у него ничего не осталось. Диц сделал шаг в ответ, вступив в сговор с его бывшей женой. Мне пришлось бить в ответ. И я сделал еще одну глупость. Я решил взяться за оружие. — Блять, Кертис, умоляю, скажи мне, что ты не убил еще одного человека. — Взмолился Михайлис, сидя перед ним сложив ноги вместе ступнями, прижав их к себе. — Блять… — Я не знаю, что я сделал. Но я выпустил чудовище. И оно сожрало самую сильную душу. Возможно я убил Александра Радулова.       Михайлис впал в ступор, не зная как на такие выпады реагировать. Шумно выдохнул, опустив руки. На фоне снова раздались шаги. Дверь позади Никиты полностью открылась. Кертис поднял взгляд и остановил его на вошедшем Домовом. Тот медленно зашел и закрыв за собой дверь, уселся рядышком с Михайлисом. Посмотрев на него перевел взгляд на Кертиса и спросил: — У тебя все хорошо? — Волк кивнул. — Сам справишься или побыть с тобой? — Мы просто общаемся. Я рассказал ему про Сашу. — Ты настолько в нем уверен? — Удивился Лямкин, посмотрев на парня, — А про прошлых… — Он про все знает. — Волк едва заметно улыбнулся, — Он мой близкий человек. Да, мы перестали общаться, но он умеет хранить тайны и я доверяю ему.       Михайлис уставился на Лямкина, шумно шмыгнув носом. Подняв взгляд, вытащил из волос перо и, усмехнувшись, тихо сказал: — Я думал только у меня такая беда. — Он поворочал перо в пальцах, — Вечно с любых подушек такие перья. Поэтому у меня везде синтетические подушки. Чтобы вот такого не было. — Он указал пером на Кертиса, — Ты… — Я. — Тут же ответил Никита, выглядя максимально серьезно, — Это теперь мой человек.       Кертис задумчиво смотрел на Домового и, недовольно покачав головой, сказал: — Он не сдал меня Лисице, хотя мог. Ты мне обещал. Взгляд проще сделай.       Лямкин не стал ничего говорить, и, кратко посмотрев на Михайлиса, молча ушел, беззвучно закрыв за собой дверь. Никита наклонился к нему и, положив руку на его мягкую щеку, прошептал, смотря в глаза: — Ты им всем наврал, что отпросился? Я вижу его ревнивый взгляд и недовольный вид. — Он только учится этому. Ему долго и тяжело надо себя перебарывать. Я с ним говорю, стараюсь выправить его отношение к себе. Ревность это же не только про собственничество. Это про неуверенность в себе и нежелание ценить себя. Ты же меня не ревновал. — Ты вольный хищник. Я не имею права одевать на тебя ошейник. Ты должен быть свободен, чтобы быть счастливым.       Михайлис снова прильнул к нему, крепко прижав к себе, завалил на кровать. Кертис отвечал на поцелуй, но на вторую попытку его раздеть придержал его руки и прошептал: — Больше нет. — Почему нет? — Он навис над ним, любуясь красивыми видами. — Потому что первый раз был в качестве благодарности тебе за все то время, пока ты меня защищал. И я чувствую что у тебя все еще есть ко мне чувства. Больше нет — потому что я давно перестал быть тем, кто ложится под других. Больше нет — потому что я теперь только с Домовым. Я ценю тебя и ты важен мне. Один раз да. Поблагодарить тебя. Отдать тебе должное. Но ты должен понимать, что больше нет. — Поцеловать-то можно? — Но не больше. — Волк едва заметно улыбнулся, — И ты знаешь почему. — Для тебя поцелуи больше важны, чем постель. — Прошептал Михайлис, — Я помню…       Михайлис не стал спорить, усевшись сверху, просто лежал и целовался с ним.       За стенкой же сидел Никита, раскинув ноги, с грустью уткнувшись в телефон, переписываясь с кем-то. Яшкин с Мэйсеком лежали и целовались довольные друг с другом, на грани того, чтобы взять друг друга прямо при нем. Брукс, с трудом отстранившись от Димы, повернул голову и спросил: — У тебя все хорошо? Ты выглядишь расстроенным.       Яшкин, кратко посмотрев на Никиту, впился поцелуем в шею Брукса, оставив очередной засос. Никита, почесав затылок, уставился на израненную руку. Растерянно сказал: — Чувствую себя очень погано. Не умею я перебарывать это чувство. Это отвратительное чувство, словно ты…       Дима отвлекся от очень увлекательных поцелуев, и, сев верхом на Брукса, уставился на Никиту. Лямкин с трудом сжал перебинтованную руку, шумно дыша. — Какое? — Осторожно поинтересовался Брукс. — Мне больно. — Прошептал Никита, и, зажмурившись, рухнул рядом с ними, — Больно! — Почему? Опять из-за Волка?       Никита кивнул, закрыв руками лицо. Шумно дышал и, отвернувшись, сжался в комочек. Брукс шепотом попросил у Димы принести сладкого чаю. Яшкин подчинился, отправившись к ребятам, что сидели на кухоньке, довольные играя в карты, доедая остатки лапши. Яшкин, решив влезть к ним в новую партию, поставил чайник нагреваться, стащил кусочек лапши, и, облизнув палец, макнул его в специи, принявшись хрустеть лапшой вместе с ребятами. В комнатке же Мэйсек принял решение поговорить с Лямкиным, попытавшись выправить его моральное состояние. Усевшись на кровать, очень осторожно положил руку на плечо и тихо сказал: — Если ты будешь сейчас плакать, у тебя потом сильно голова разболится. Лучше не стоит этого делать. Скажи мне, почему тебе больно. Что за чувство тебя так выбивает? — Я ревнивый. Я не могу… Я уже говорил с Кертисом по поводу этого города. Я знаю что Михайлис его бывший. И знаю про то, что он ему много хорошего сделал. Но я не могу… Мне так больно внутри. Я не могу измен простить, а сам спутался с чертовой проституткой и жду от нее верности.       Мэйсек недовольно покачал головой. Если бы его сейчас Кертис слышал, это был бы скандал. Волк ненавидел, когда ему напоминали бы про его «старую работу». Он замер, когда Лямкин перевернулся к нему лицом, и отведя руки, в слезах уставился на него. Тут же осмелился сказать: — Кертис тебе не изменяет по своей воле. Он все еще маленький и слабый, когда его могут свалить силой и изнасиловать. Кертис обречен вечно так отхватывать от людей. Но… да. Михайлис ему не просто друг. — Как ты все равно остался с Яшкиным, хотя видел сколько он с другими спал по своей воле? Почему тебе не противно потом его было касаться, зная, что его до тебя лапал и Радулов, и Ротенберг, и кто блять его только уже не лапал и не валял. Ты ведь сам не такой. Ты ведь даже не спал ни с кем, терпеливо ждал пока Яшкин наскачется в своем вольере. — А ты с Кертисом не говорил по этому поводу? — Говорил. — Никита обнял подушку, поджав ноги. Прислушался и, услышав громкий ржач с кухни и недовольные крики Галкина, едва заметно улыбнулся. — Опять челябинского бедолагу наебали хитрожопые татары. Когда он уже привыкнет, что Артура в карты не выиграть… — Галкин необучаемый. Он каждый раз с Эбертом и Блэкером в покер садится играть, хотя каждый раз они его до трусов раздевают. Не отвлекайся на них. Пока ты не решишь для себя почему ревность ненормальное чувство — легче тебе не станет. — А изменять всем подряд — нормальное чувство? — Удивился Лямкин, — Нет, нет, погоди… — А ты уверен в том, что твой Кертис изменяет тебе со всеми подряд? Ты знаешь о том, сколько у него народу было до тебя. Да, очень и очень много. Мой Яшкин вообще девственница по сравнению с ним. Но сейчас же такого не было. Да и ты тоже не идеальный. Вот даже если он изменит тебе с Михайлисом, ты что, его меньше любить от этого будешь? Это же твой Волк. — Меня все еще беспокоит даже тот факт, что никто кроме близкого круга людей не знает о том, что это мой Волк. И… ну… — Ну что? — Брукс вытянул руку, смотря на Никиту. Забрал из рук Яшкина две кружки со сладким чаем и жестом показал ему свалить. Дима тут же кивнул, и, прикрыв дверь, отправился обратно на кухню, тут же попросив на него раздавать. — Хочешь чтобы вообще все в лиге знали о том, что ты бросил жену и двух детей ради иностранца? Ты забыл в какой стране живешь? С нас с Яшкиным спроса мало — мы оба все еще иностранцы, как бы Яшкин умело не прикидывался русским, угашиваясь этой чертовой вонючей водкой. Но ты же чистокровный россиянин. И гомофобия из страны никуда не делась. Волк ненавидит свои отношения кому-то показывать. Про то, что Михайлис был его парнем, знали тогда в Барысе от силы пару человек. И все. На весь мир всего чуть-чуть людей. Волк твой. И только твой. Вот скажи мне, что ты почувствуешь, если он изменил тебе? — Ненависть. — Прошептал Никита. Медленно сел и забрал из чужих рук кружку с чаем. На сложенные ноги положил подушку и сел напротив Брукса, укрыв плечи одеялом. Ему стало так комфортно. Он задумчиво рассматривал Мэйсека, сделав несколько глотков чая. Очень вкусный. Даже слишком. Его любимый. — Я жуткий собственник. Изменять не нормально. И я надеюсь что Кертис отошел от этого. — А если бы Лиза тебя позвала обратно к себе, ты бы отказался? — Нет. Я бы с большой радостью за нее схвати…       Он впал в ступор. Брукс едва заметно улыбнулся и сделал несколько глотков чая. Почти несладкий. Жаль. Однажды Яшкин привыкнет к тому, что ложки сахара ему мало. Вот бы поскорее они добрались до Уфы. Он специально оставил полупустым портфель — обязательно увезет с собой много-много литров вкуснейшего меда. А то дома совсем ничего не осталось. — Ты же в глазах Кертиса, когда спишь с женой, для него, чисто технически тоже изменщик. Но Волк прекрасно все понимает, и я думаю, ничего тебе не скажет, даже если ты на меня завалишься. Так же как он ничего не говорит о том, что ты пьешь как Яшкин, а то и хуже. Хотя он не любит таких и всячески старается отучить от алкоголя. — Измены это плохо. И ты меня не переспоришь. Но… Ну… — Ну вот именно. А лучше, вместо того, чтобы себя накручивать и плакать сидеть, сядь и поговори с Кертисом. И он тебе всю правду расскажет. И даже если что-то и было, он скажет почему так поступил.       Они сделали по глотку великолепного и очень вкусного чая. Снова послышался громкий хохот на фоне. Никита опустил голову и сказал: — Я жалею о том, что мы с Лизой расстались. У меня больше словно нет смысла от жизни. Так была жена, были дети. Любимая работа с большой зарплатой. А теперь только… Волк. Да и тот не мой, а общий. — Ты сам знаешь что это не так. — Мэйсек шумно вздохнул. — Почему он со мной поступает вот так? — Он вытянул руку, показав ему следы от зубов на руках, — Почему я с ним так мучаюсь. Почему он кусает меня и не дает к себе притронутся лишний раз… А потом, стоит нам приехать в этот чертов город, так он сразу подобрел, сразу упорхнул из моих рук и у меня ощущение, словно я и не нужен совсем ему. Что меня словно в качестве временного владельца терпят. Что я взял птичку на передержку. Выходил его, вычесал его, вымыл его и привел в божеский вид, а он сразу ебысь, и улетел от меня. Я вот этого понять не могу — почему он сорвался и побежал к своему Михайлису. Ему меня недостаточно? — Это собственничество, Никита. Волк только твой. Но Михайлис его близкий друг. Они очень давно не виделись. Очень долго не разговаривали по душам. Кертис наговорится с ним, наобнимается, а потом сам вернется к тебе. Если ты запрешь его сейчас в клетку, отдернешь его, он с тобой спорить не станет. Но… — Но тогда я начну ему напоминать Дица. — С грустью признал Никита. — Быть может ты прав. Я не выпущу Волка. У меня кроме него ничего нет. Если я и его еще лишусь, это будет беда, Брукс. — Так же как и у него кроме тебя ничего больше нет. Он стал таким настоящим и живым, каким я его никогда не видел. Ты посмотри, какой он счастливый, вредный, и ничего не боящийся. Боится только за тебя. Чтобы ты не дай бог под березу не упал, а то он тебя не вытащит. И я думаю, у вас есть еще много вещей, в которых он тебе доверится, о которых никто в мире не знает.       Никита замер, сжав крепко в руках теплую кружку с чаем, смотря в карие глаза. Михайлис явно знает про их нападение на Радулова. И насколько он знает — это первый раз когда они об этом кому-то в слух сказали. Потому что Никита никому в Казани не доверял настолько, чтобы даже заикнутся про это. Старательно делал вид, что ничего не было. Брукс прав. Как обычно прав. — Если с тобой что-то случится, Никита, ты должен понимать, что он этого не переживет. Кертис очень много для тебя делает. Он буквально согласился на то, чтобы поехать в это путешествие без цели только ради тебя. Чтобы с тобой побыть. И с твоих рук он не слезает. И бережет тебя. И заботится о тебе. Измены это очень плохо, да. Ты можешь сейчас закатить ему скандал. И он будет готов к нему. Но у него всегда есть какая-то причина так поступать. — А если бы твой Яшкин тебе изменил… — Он весь сезон это делает. Значит тогда так надо было. — Брукс тяжело вздохнул, — У меня тоже плохие отношения к изменам. Странно вообще, что я еще что-то могу хорошее, связанное с любовью чувствовать, учитывая весь мой прошлый опыт. Это больно. Обидно. Я тебя понимаю в этом плане. Но я просто закрываю на это глаза. Уж в Яшкине полно других проблем, и измена еще не самое плохое.       Никита грустно усмехнулся и кивнул. Опустив взгляд уставился на свои искусанные руки. Понадеявшись, что ему просто показалось, он решил позже решить эту проблему, уже когда они покинут этот город. Понаблюдает еще за тем, как его птица, выпорхнув из рук, наслаждается свободой. Да и вернется ли она — большой вопрос. — Эй! — Раздался крик Артура, — Мы все сожрем сейчас! И пойдем гулять! А вы ебитесь там дальше!       Брукс с Никитой залпом допили чай и тут же быстро побежали наперегонки до кухни. Михайлис сидел на руках с Артуром, обнимая его. Рядышком стояли Дима с Кертисом, разбирая пакет с доставки еды. Чуть поотдаль сидел Галкин, уставившись в телефон. Брукс без раздумий уселся сверху на него, и, отобрав телефон, отложил его в самый угол стола. Володя захныкал, обняв Мэйсека и, выглянув из-за его плеча, сказал: — А твой медвежонок меня обижает! — Твои проблемы. — Усмехнулся Дима, доставая коробки. — Так, птичка, ты на жердочку сядешь. Посадочных мест нет. — Нахер пошел. — Усмехнулся Кертис. — Мечтай, пока при памяти.       Лямкин осторожно примостился на последнюю табуретку, и с любопытством наблюдал за тем, как Дима с Волком готовят всем привычный завтрак. — Блять, как я хочу выспаться как падла. — Взвыл Брукс, потерев лицо, — Как я уже устал от ваших походных условий… Как я хочу просто лечь, просто в свою кровать с ортопедическим матрасом, укрыться теплым тяжелым одеялом, положить голову на мягкую подушку. Такую… чтобы холодненькая была.       Кертис сунул ему в рот кусочек сладкого болгарского перца, чтобы тот наконец заткнулся. Раздался громкий ржач. Волчонок делал бутерброды на всех, периодически голодным отбивая лапкой потянувшиеся руки и недовольно рыча, не давая никому позариться на вкусности. Лямкин посмотрел кратко на Михайлиса, что с улыбкой перешептывался с Артуром на руках, пока тот обнимал его за шею, растрепывая его светлые волосы. Перевел взгляд на Волка, что тут же ему мило улыбнулся, нарезая овощи. Шумно шмыгнув носом, поднялся и побрел до ванной. Встав напротив зеркала, набрал в руку воды, с трудом умываясь одной рукой. Почувствовал, как слезы начали сушить кожу. Неприятные ощущения. Замер, уставившись на свое отражение в зеркале. Все нормально. Он в порядке. Заставил себя улыбнуться отражению. Ничего не случилось. Потом с этим разберемся. Принюхался. Вкусно пахнет. Яшкин по-любому что-то горячее готовит. Желудок начал громко возмущаться, что он голоден. Да, столько не есть — это для него очень непривычно. Задумчиво посмотрел на свою щетину. Ему не нравилось ходить небритым. Надо будет привести себя в порядок. Как Кертис это успевал делать — у него до сих пор большой вопрос.       Он вывернул из-за угла. Все занимались своими делами, притихнув и погрузившись в раздумья. Яшкин же стоял и готовил яичницу. Ребята, посмотрев на него, тут же переглянулись и притихли. Лямкин, дождавшись, когда Дима привычно начнет понтоваться своим навыком готовки, подкинет яичницу, громко вскрикнул, напугав его. Яичница подлетела сильно высоко. Яшкин растерянно задрал голову, смотря на прекрасное вращение в воздухе. — Блять, Никита! — Возмутились все, громко начав ржать.       Яичница шмякнулась прямо Диме на лицо, и он начал недовольно скулить со сковородкой в руке. — Хули ебало задрал? — Поинтересовался Лямкин. — Все нормально. — Спокойно ответил Яшкин, и, вытянув язык, слизнул жидкий желток потекший по морде, — Все под контролем. — Фу! — Возмутился Артур, — Я не буду это есть!       Все громко ржали, наблюдая за тем, как Дима, резко дернувшись, стряхнул с себя еду, да так, что она упала ровно недопеченным краем на сковородку. Пока она дожарилась, Дима умылся в кухонной раковине. Брукс недовольно хлопнул его по заднице, и Яшкин едва не ввалился в нее, дернувшись. Снова громкий ржач. — Пиздец, кого я приютил на свою голову! — Возмутился Михайлис, — Кошмар, Яшкин, я как вообще тебя остальным покажу? — Нормально, глянь какой красавчик. — Галкин вытянул руку, указав на Диму, что стоял с глупой ухмылкой на лице, развернувшись к ним, — Маска это была омолаживающая. — Мне другая больше нравится. — Без доли смущения сказал Яшкин, — Такая, чтобы тепленькая была, желательно сладенькая… Ну, белая такая. — Фу! — Синхронно воскликнули парни. — Яшкин, да ты заебал!       Брукс стыдливо закрылся руками и отвернулся к стеночке, моментально покраснев. Дима с улыбкой поделил яичницу напополам. Им с Домовым без разницы что есть и где еда была до этого. Остальным приготовил уже нормальную, в следующие разы уже даже справившись с непосильной задачей. Дождавшись основного блюда в виде яичницы с кусочками вареной колбасы, с радостью все принялись завтракать в десять часов, заодно решили попить уже сладкий чай. Дима, довольный, чавкая, сидя единственный на кухонном гарнитуре, уставился в экран телефона. Лямкин задумчиво сидел ел свой бутерброд и даже поразился, когда Кертис устроился на его ногах, довольный, хлебая свое кофе. С радостью надкусил бутерброд с его руки, пока Никита отвлекся на Брукса и Володю, что подрались за еду. Проморгал свою. И снова громкий хохот. — Бля, не тебе готовлено. — Недовольно сказал Домовой, — Нечего тут кормится. Самому мало.       Он положил голову на его плечо, пока Волчонок, взяв его за руку, довольный ел с его руки его бутерброд. Спорить с ним уже не стал. Принюхался к нему незаметно. От него пахло чем-то сладким. Наверняка какой-нибудь гель для душа. Вдруг Яшкин громко заржал, заболтав ногами. — Бля, чего случилось?! — Растерянно спросил Михайлис, едва не выронив Галкина от испуга, — Ты хоть предупреждай. — Ебать, пацаны, помните мне на награждении сертификат на «Ниву» дали? — Это какой-то санаторий? — заинтересованно спросил Володя, — Как «сорок сороков»? А запретили их… — Нет, это которая машина. — Артур рассмеялся, — Ебать, а че, они хотят вручить тебе ее? Типа… Спустя сезон?! — Ну да! — Дима расхохотался, — Они написали мне, — Он притих, читая большое официальное письмо с треснутого экрана телефона, — Написали… что я могу ее получить либо в Уфе, либо в Тольятти, либо в Москве или Питере… — Бля, не упоминайте при мне этот чертов город. — Захныкал Брукс, — Бля, я ненавижу Тольятти. А тот факт, что мы еще и туда поедем в первом же раунде плей-офф, еще больше делает меня грустным. — До Москвы нам долго ехать. — Растерянно сказал Никита, — У нас уже два дня осталось. Учитывая то, что мы на тренировки с обеда, ровно два дня, да… — Так больше же. — Тут же ответил Брукс. — Конечно, если мы опять на лошадях поедем, нам долго будет до Москвы ехать. — Ты давно в Москве не был? — Удивился Кертис, — С ума сошел? Ты еще в Петербург предложи съездить. — Нет! — Вскрикнул тут же Яшкин, дернувшись, и выронил телефон из рук, — Никакого Питера!       Раздался громкий ржач. Володя с трудом столкнул с себя Брукса и пошел в коридор, к портфелям, что стояли в рядочек, и, присев около одного из них, достал бумажную карту. Все синхронно отодвинули свои кружки и тарелки, чтобы было где ее раскатать. Взгляд Михайлиса остановился на черном рукаве с белыми полосами, что вывалился из одного из портфелей. Тут же указал на него Артуру и спросил, чье это, если вокруг не было игроков Челябинского Трактора. — Это же подарок для Яш. — Артур пощелкал пальцами, привлекая внимание Диму, что выловил бедный айфон из раковины и вытер его об свою футболку, — Похвастайся, лошадка!       Дима с радостью вытащил джерси и натянул ее на себя. Тут же покрасовался, раскинув руки. Как же ему шла черно-белая форма с мишкой. Михайлис жестом подозвал Кертиса и что-то у него на ухо спросил. Тот задумался, слушая что предложат, и, недолго подумав, кивнул. Снова прижавшись спиной к Никитке, сидел и жевал довольный тонкий кусочек огурца, пока Михайлис задумчиво провел рукой по чужой джерси и, развернул его спиной, сказал: — А чего, а почему… — У меня коллекция. — Усмехнулся Дима. Бережно стянул с себя джерси и аккуратно ее сложил обратно в портфель, — Так, чо там у нас, граждане картографы? — У меня есть предложение. — Володя аккуратно подвернул карту, которая кроме Челябинской области показывала еще парочку интересных. Его рука ткнула в Магнитогорск, — Вот отсюда мы поедем сюда. — Он потянул руку до Уфы. — Ехать девять часов на поезде. Опять, блять, эти ебаные матрасы кидать… А сколько мы будем в Уфе? — Он огляделся, — Чья команда? — А чего, вы уже команды поделили? — Удивился Михайлис. — Моя! — Радостно воскликнул Лямкин, — Я покажу вам красоту Башкирии. У меня много хороших знакомых оттуда. — А нападающих красивых покажешь? — С надеждой спросил Волк, повернув голову, — Этих… на которых я тебе показывал. — А мы к ним и едем. Познакомлю тебя с ними. — Никита кивнул, — Так, ну смотря насколько мы тут задержимся. Если до четырех уедем, то тогда в Уфе уже сегодня. Там у нас только половину дня. Нажраться меда, да можем дальше ехать. Но дальше пути нет. — В смысле не проложили? — Удивился Яшкин. — В смысле ну… там с Уфы через дорогу Казань. — Так смотри, — Володя ткнул снова в карту, — У нас времени не так много, как у вас. Но мы можем доехать до Тольятти. А потом с вами доехать до Казани. Но нам явно надо будет ускорится, иначе мы на свои тренировки опоздаем. — Я туда все равно не пойду. — Отмахнулся Брукс, — Я буду лежать дома и подыхать от больной спины. — Ничего страшного, я на тебя Широкова натравлю. — Улыбнулся Кертис, повернув голову. — Я бы тоже с радостью прогулял тренировку… Можно же и нам после обеда придти… — Растерянно сказал Галкин, и, дернув Кертиса за штанину, захныкал, — Ну Волчо-о-оно-о-ок! — Я сказал: неть! — Гордо ответил Кертис. — Зараза доставучая. — Синхронно воскликнули все сидящие.       Всем явно хотелось побольше остаться рядом с друг другом и подольше. Михайлис же давился смехом, видя, как Кертис гордо сидит задрав голову, не поддаваясь на уговоры. — Никаких прогулов! Хватит с вас того, что вы пьете как сволочи, так еще и тренировки надумали прогулять. И так всю форму надо за два дня как-то вернуть перед играми, а вы еще один день прогулять хотите! Неть! — Вот зараза!       Дима пихнул Никиту в плечо и сказал: — Вот что хочешь с ним сделай, но чтобы он сказал нам да! — Чего, прям тут можно? — Удивился Лямкин, — Я же сделаю… — Не надо, бога ради! — Взмолился Галкин, — Блять, Домовой, только не при нас! — У меня есть условие. — Кертис повернул голову и остановил взгляд на Никите. — Но ты на него точно не согласишься.       Лямкин был удивлен. Наклонил голову, и задумчиво послушал почти беззвучный шепоток на ушко. Его аккуратная рука с десятками колечек на длинных пальцах лежала на бедре Кертиса, слегка поглаживая ее. Михайлис тут же улыбнулся, отведя взгляд. Он понял что попросит Кертис. Домовой растерянно выпрямился. Яшкин растерянно за всем наблюдал, явно не готовый к тому, чтобы пришлось разнимать очередную драку. Кертис хитро улыбался, слегка оскалив белоснежные зубки, и, достав свой телефон, задумчиво спросил, вытянув изящно ручку, указав на Михайлиса, спросил: — Так что, мы звоним Илье? — Набокову?! — Тут же радостно воскликнули мальчишки вратари, — Звони! Скорее! Быстрее! — Это тот уебок красивый который мне глазки строил? — Тут же возмутился Яшкин, — Ах ты сука, а ну звони. Ща я ему все выскажу за тот буллит, который я проебал, потому что на него засмотрелся! Красавчик там какой-то!       Михайлис глупо похлопал глазами и спрятался за спину Ахтямову, не выдержав, громко рассмеялся. Лямкин задумался и, посмотрев на тонкие губы Кертиса, прошептал: — А ты очень хочешь этого? — Кертис кивнул, — Ну звоните. Поесть только дайте.       Кертис кивнул, протянув ему очередной бутерброд. Все радостно продолжили обедать, а Михайлис, поправив в очередной раз сползающего Артура, набрал своему лучшему другу и сказал: — Привет, Центробанк! Че делаешь?! Че значит бухаешь? Ты еще маленький. Дело есть. Нет, подожди, не бросай бутылку. Медленно отставь. Хватай свою алкашню и погнали в центр? Да, с ними. Да, будут… Зайдешь? — Он кивнул, и, усмехнувшись, сказал, — Сам три дня не умывался. Все, ждем.       Ребята удивленно переглянулись. Когда Михайлис отложил свой телефон, в него тут же прилетел вопрос что за «Центробанк». — Ну у нас вратарь — Илья Набоков. Его какое-то время звали просто Наби. А потом мы смотрели какие-то новости на выездном матче, и там интервью давала глава Центробанка — Эльвира Набиуллина. Ну вот теперь он у нас Набиуллина. И поэтому и Центробанк. — Раздался громкий ржач. — Бля, ну у нас примерно по такому же принципу давались погоняла. — Согласился Артур. — Но с тем, что я Жабка — до сих пор не могу мирится. — Ты вот выйдешь за свою Лягушечку, и станешь Лягушонком. Пока ты свободный — ты Жабка. — Сказал усмехнувшись Яшкин, — Так, а че, долго ждать? — Нет, он через два дома живет. — Михайлис слегка наклонил голову и спросил, — Вы не против погулять? — Только за! — Радостно ответили все. — А то мы ни разу даже в городе толком не были, кроме как в окно в автобусе посмотреть.       Они доели остатки. Ребята быстро оделись. Через буквально десять минут раздался громкий стук в дверь. Артур побежал открывать наперегонки с Володей. Они тут же распахнули дверь. Перед ними едва стоял высокий бородатый парень с глупой ухмылкой. Мальчишки тут же растерялись. — Кто тама?! — Спросил Галкин. — Сто грамм! — Из-за высокого парня высунулась рука с бутылкой и тут же следом высунулся молодой и красивый Илья Набоков, — Не трогайте шведа, он невыспался. — Ура! — Тут же раздался громкий топот Яшкина, — Иди сюда, падла!       Набоков вскрикнул и бросился бежать вон по лестнице. Яшкин, распихав мальков, по дороге натягивая куртку, столкнулся лоб в лоб с Робином Прессом. Тот глупо ему улыбнулся и, схватив Яшкина за воротник куртки, сказал на приятном английском: — Допрыгался, чех… — Ох какой парень молодой красивый высокого роста. — Дима медленно облизнул губы, стоя на пороге дома, — А ты откуда? — Уппсала. Это в Швеции. — Гордо сказал он. — Ну что, похвастаешься мне своей розовой пижамкой, лошадка?       Яшкин шумно выдохнул, когда Робин ему соблазнительно улыбнулся. Тут же склонил голову, выглянув из-за широкой спины защитника, услышав ехидные смешки Набокова. — Любимый, две минутки…       Он отпихнул его и помчался вниз. Илья громко вскрикнул и бросился вон на улицу. Мальчишки вратари быстро похватали свои куртки и бросились за Димой. Робин протянул руку Мэйсеку, и, прихватив его, пошел с ним вниз, закрыв дверь. Выскочивший на улицу Яшкин погнался за Набоковым и, легко его нагнав, завалил в ближайший сугроб. Мальчишка захныкал, когда Дима залез сверху и склонился над ним, облизнув губы. — Не трожь нашего! — Возмутились Артур с Володей. — А ну фу! Яшкин! Плохая лошадь!       Они его едва успели удержать, чтобы он не покусал чужого вратаря. Дима приподнялся, усевшись на бедра Ильи, и уперев в него руки. Его взгляд наткнулся на Люка Джонсона, что стоял и прямо с горла пил джин, пока Пресс переговаривался рядом с ним с Мэйсеком, что выглядел очень заинтригованным разговором. Все явно позабыли о тех, кто числился с ними.       В квартире Михайлиса стояла тишина. Кертис, облизнув губы, тихонько сказал: — Никитка, ты точно этого хочешь? — А мне интересно, что ты в нем нашел. — Лямкин кивнул. — Ну что, поговорим? Веди до спальни…