Два медведя в одной берлоге

      Казань. ТатНефть Арена. Яшкин сидел на коленях, уставившись на своего защитника в виде Никиты Лямкина, что на все его слова и просьбы лишь развернулся и пошел следом на лед за Артуром Ахтямовым. Яшкин растерялся, опустив голову. Снова звонить Луне, пытаясь выяснить, что случилось? Он не верил в то, что смог навредить Артуру. Его любимому маленькому мальчишке. А еще выяснилось, что он навредил даже Волку. А ему-то как опять умудрился навредить? Он опустил голову, уперев руки в пол. Растерянно сжал их. Какие они слабые. Резко поднявшись на ноги, даже растерялся, когда вселенная не успела прогрузиться, и он с силой приложился об стену, не устояв на ногах. Пару секунд понадобилось для того, чтобы понять свое местоположение в пространстве. Оттолкнувшись от стены, накинул куртку на себя. Задумавшись, сунул руку в карман. Вытащил телефон и решился позвонить Кертису. Но трубку никто не взял. Пошел уже на выход, спрятавшись в шарф, накинув на голову капюшон, пытаясь уже до Брукса дозвониться. Но и с ним неудача. Он нахмурился. Перепроверил всё. Нет, они не на игре и не на тренировке. Что не так?       Вышел с базы и улыбнулся Радулову, что сидел на капоте машины, сам увлеченно с кем-то переписываясь. Остановился перед ним и задумался, смотря в его зеленые глаза. Спрашивать его про чужую команду опасно. Но вдруг он что-то знает? А если и знает, то вряд ли ли скажет. Поджал губы. Его настороженный вид смутил Радулова. Он сложил руки на груди и спросил: — Что случилось? О чем думаешь? — Мне некомфортно. Я не могу с ними играть. Они все с таким отвращением смотрят на меня. Странные разговоры со мной ведут. Я снова во всем виноват. — Яшкин растерянно пожал плечами, — Ты уверен, что лучше будет, если я останусь? — Я уверен в этом. — Саша тяжело вздохнул, — Тут никто не любит наркоманов. Как и везде. Я тоже их терпеть не могу. И я очень сильно сдерживаю себя, идя тебе на уступки. Вижу, что ты стал нормальным. Поэтому стараюсь тебя не сталкивать обратно на колени. Кто тебя обижает, красивый мой? Какая паскуда тебе жизнь портит? Давай я ему пизды дам?       Дима молчал, смотря ему в глаза. Надеялся найти в них хоть какую-то странность. Но нет. Саша смотрел на него добрым взглядом. Чистым. Искренним. Разочаровавшись в собственных мыслях, хмыкнув, лишь уселся в машину, и пристегнулся. Радулов тяжело вздохнул, недовольно цокнув. Уселся на водительское, отправившись до дома. Когда машина остановилась на очередном перекрестке, Яшкин все же решился открыть рот, поинтересовавшись: — Каким я был? Сильно страшным? — Когда я только забрал тебя с Питера, с тобой было весело. Я ввалился домой к Ротенбергу, прекрасно к тому времени уже зная о том, что ты опять у него. Нашёл тебя на коленях и на поводке. Ты был… — Он вдруг замолчал, явно не найдя нужных слов. — Я провёл консультацию с Дамиром, что кратко мне рассказал о всех твоих стадиях. Ты, видать, только-только нажрался своей дозы и первое время ты был очень смешным! — Дима рассмеялся, увидев его улыбку, — Ты странно надел куртку молнией назад, носил кроссовки неправильно. Пугался и на бегу пытался пробежать через стены. Сидел и чесался ногой, словно собака. — Саша едва заметно улыбнулся, — Ты считал себя настоящей собакой. Ты отзывался на команды. За тобой было весело побегать по ебучему Пулково, пока ты на четвереньках побежал смотреть на больших птичек. — Дима растерянно кивнул. Поджал губы. Большие птички. Да. Самолеты именно такие. Он перевел взгляд на Сашу, внимательно смотря на него, пока он сосредточенно вёл машину, не отвлекаясь от разговора, — Потом ты сидел и рисовал весь полет в детской раскраске. Когда я привел тебя домой, Жаба сразу же сбежала. — Яшкин нахмурился. А вот и первая нестыковка. — Я тебя еле успокоил. Ты начал орать, бесится, начал бить посуду. И так каждый чертов день и проходил. Ты в истерике, в криках. Пару раз с ножом за мной гонялся.       Дима опустил взгляд, уставившись в телефон. Артур был прав. Ему врут. Слишком подробный рассказ в начале, и минимум слов в конце. Очередной наркотический запой довёл его до того, что он начал распознавать ложь Саши. Но у кого найти правды, если ее никто не хочет ему говорить? Опять с ним никто не хочет говорить. Все только осуждают. Он решил не закатывать истерику Саше. Просто отстраненно кивнул, листая новости, развалившись в мягком кресле. Взгляд как обычно не цеплялся даже за заголовки. Просто повод занять руки. А то и глаза. А может и мозги, в очередной раз заболевшие от происходящего вокруг. — Я не хочу домой. Отвези меня куда-нибудь на природу. — Тихо сказал Дима. — Я хочу в лесу побродить. Свежим воздухом подышать. Не хочу домой.       Радулов молча согласился, и перестроился по дороге в другой ряд. Дима положил ногу на ногу, уткнувшись в телефон. Быстро листал новости, уже читая одни заголовки. Увидев фотографию с сегодняшего матча СКА, где на обложке стоял и счастливо улыбался Никишин, гордо подняв руку с клюшкой, сам непроизвольно улыбнулся. Вдруг подняв голову, спросил: — Так кто у нас в команде был крысой? — Я не знаю. Никто не знает, Дима. Да и есть ли смысл ее сейчас ловить? Мы в полном порядке. У нас матч за матчем впереди. Все хорошо. Мы все просто сидим и играем у себя тихонько в хоккей на заднем дворе среди панелек. Больше никаких смертей. Больше никаких выносов вперед коньками. Чего еще от жизни желать? — Я думаю, все еще, что смысл есть. — Дима провел кратко пальцами по своим искусанных губам, уставившись в экран, внимательно читая интервью Ротенберга, — На чем наши догадки остановились? — На том, что один из нашей команды предатель. А второй либо вне команды, либо кто-то такой, кого не заподозришь. — Радулов пожал плечами, и недовольно вздохнул, увидев, что светофор придется ждать больше чем сто секунд. Закинув руки за голову, он медленно провел языком по губам, смотря вперед себя, и задумчиво сказал, — У меня есть пара идей, но доказательств как обычно нет. Знаешь, Дима, если честно, то мне плевать. Я считаю, что в этом сейчас нет смысла. — Вот как? — Удивился Яшкин, — Давай я тебе скажу почему в этом есть смысл?! Я считаю, что крысой был Лямкин. — Тут же выдал Дима. — А второй крысой скорее всего, сука, был Шипачев. А может и Дамир. Ну что, блять, есть теперь смысл?! Это не чужая команда нам вредит, а свои собственные люди!       Радулов замер, распахнув глаза. Повернув голову уставился в шоке на него. Слов у Саши не нашлось. Он впал в ступор, не веря тому, что услышал. Дима смотрел на него максимально серьёзно. Ему не до шуток. Он очнулся после очередного наркотического запоя, пришедшего от алкоголя, и все вокруг него, кажется, были предателями. Словно мир стал другим. Возможно ему так просто казалось. Но самое печальное, что Яшкин за все эти почти пять месяцев регулярного чемпионата не мог удержать в руке и Радулова в качестве любимого, и своих друзей в качестве, как не странно, друзей. Либо одно у него было, либо другое. Они конфликтовали друг с другом, никак не хотя складываться в единый пазл.       То, что он услышал от Никиты можно было трактовать только как предательство. Эти слова про то, что он ни о чем не жалеет только так и трактуются. Он попытался пустить ему песок в глаза, сказав о том, что он на стороне крыс и Яшкин получает по делу. Но Лямкин не очень убедительно врет. Запутался в собственных словах, сказав сразу и то, что он не знает крыс, и через предложение сказал, что знает их, но Диме имён все равно не скажет. Мотивация Никиты сейчас ему понятна. Ему явно сделали больно все рассказы о том, что Дима и его окружение вытворяли с его любимым человеком все это время. Кажется, острое желание мстить за своих к Никите прицепилось как раз от него.       Он много пережил с Волком. И их пара была образцовой. Они не ругались, ничего не делили. Придумали друг другу дурацкие прозвища. Были рядом друг с другом даже находясь на расстоянии ровно тысячи километров между их городами. Они были на разных местах в командах. В разных командах. Говорили на разных языках. Но все равно любили друг друга и понимали почти без слов. Эти двое смогли договорится о том, кому что не нравится в отношениях, научились простраивать свои границы, и были максимально внимательны друг к другу. Берегли друг друга. Любили друг друга. Таких отношений всем хотелось пожелать.       Но у их мечты просто быть рядом друг с другом и просто любить друг друга было слишком много врагов. Яшкин сам мешался им явно не меньше, чем тот же Радулов, который никак не мог простить Волку его поступки, что датировались многими годами назад, или Ротенберг, для которого их привязанность друг к другу стала лишь ещё одной возможностью навредить Диме. Он видел во взгляде Никиты много боли. Он любил Кертиса явно не меньше, чем Лизу и дочек. Он заступался за него, никого не страшась. Вступал в бой и с Широковым и с Радуловым, в попытке не дать никому помешать им быть вместе. Кертис в свою очередь очень сильно заботился о том, чтобы никто не знал о том, что между ними происходит и насколько связывает их эта любовь. Он приучил Никиту молчать. Приучил прятаться. Научил его врать. Но Кертис не мог отступить от своей позиции, кратко значащейся как «Мать Тереза». Он все равно всем помогал. И своей команде, и чужой. И всегда вовред себе. Утаивал от Никиты очень многое. Сейчас, когда для Никиты стал виден полностью этот айсберг, желание мстить за любовь, которую у него в очередной раз отобрали во имя Яшкина, было понятно.       И Яшкин ничуть не считал Никиту предателем или крысой. По факту так и было. Но он просто защищал свое. Он не даст Радулову навредить Лямкину. Он понимает мотивацию Никиты. Волчонок стал его спасением. И сам Кертис, кажется, первый раз за долгое время доверился чужому человеку, что его не предал. Кажется, первый раз в жизни Кертиса не предал близкий человек знающий столько его тайн. Осталось только донести это до Радулова так, чтобы Саша не схватился за оружие. — Я тебе даже скажу причину, почему я так считаю, только ты мне кое-что скажешь в ответ. — О нихуя, шантаж. Ну давай. Что тебе сказать? Сколько будет сто напополам? — Нет. — Дима пожал плечами, — Я не подвергаю сомнению то, что ты был рядом со мной. Я думаю, ты и правда не бросил меня. Но ты был не один. Кто тебе помогал? — Никишин. Пока ты прохлаждался в Питере, Артур привел Ники в чувства. Они там с его девушкой целую научную работу провели. Девчонка целую курсовую написала! Саша поэтому такой, ну, нормальный. Я горжусь этим пацаном. Он довольно быстро отошёл. Адекватный, даже навыки свои не растерял. Я вот тебя приволок, и Ники с тобой еще немного подебоширил, а потом, ну, совсем нормальным стал. — У тебя слово «ну» стало словом-паразитом. Не общайся с Широковым слишком долго. — Яшкин лишь усмехнулся, — Ты прям как Артур мой. Он как-то тоже… — Он вдруг замолчал. Опять разговор уходит с трассы Санкт-Петербург — Казань дальше до Уральских гор. — Блять. Ладно! Я спрошу напрямую. Какого, блять, хуя, Лямкин сказал мне, что я отобрал у него человека, которого он любил и оберегал?! Судя по тому, что у него обручальное кольцо было на месте, я у него не жену увел. Сань, скажи мне правду. Волк что, был, блять, опять здесь? Серьезно?!       Радулов сделал недовольную гримасу. Опустив руки, положил их на руль и поехал дальше. Дима тоже решил помолчать. Они ехали пару минут по Казани, и, наконец свернули на объездную, быстро промчавшись загород. Яшкин задумчиво смотрел на великолепный заснеженный пейзаж. Медленно провел языком по искусанным губам. Надо было просто прогуляться и подышать свежим воздухом. Просто надо было это сделать. Ему казалось, это сделает лучше. Можно было бы просто нахуярится в очередной раз — это точно сделает лучше. Но сейчас, к сожалению, это может кончится плохо. Переучиваемся жить нормально. Без бутылки выбираться из тяжёлых жизненных ситуаций. — Артур мне сказал что ты во время одного из своих приходов, вспомнил про птичку. Ты должен понять, почему я поступаю так, как поступаю. И ты должен понимать, что я не врежу людям просто так. Ты сам это всем говоришь. Сам это понимаешь, хоть… И не до конца. Я защищаю тебя, Дима. И я все ещё не поменял свое мнение в крысе. Я сказал Никите о том, что я не прав. Но я продолжаю стоять на своём. Мне кажется у этой парочки другая крыса. Которую все ещё по привычке зовут птичкой. — Саша усмехнулся, — Лямкин не способен на предательство. Он тупой. Просто тупой для такой работы. Он не просто так в защитниках. Обороняться проще, чем нападать. И даже с этим он не справляется. А вот Кертису мозгов хватает даже, я думаю, с избытком, чтобы думать и за него и за себя, не оступаться так, чтобы не поймали ни его, ни его мальчика… Ну ты все, я думаю, понимаешь. Лямкин не крыса. Ротенберг прекрасно понимает его умственные способности. Кертис крыса. Тут да. — Про какую еще птичку ты мне заливаешь? — Удивился Дима. — Сюжет, блять, кто-то будет объяснять или у нас тут детективное агентство Дирка Джентли?! Это что, блять, за шарады?! Я че, блять, нанимался…       Саша одной рукой достал телефон, и, остановив машину на обочине, нашел фотографию. Молча протянул ему свой айфон, а сам поехал дальше. Яшкин растерянно уставился на фотографию. Тут же улыбнулся. Какой он молодой и красивый в форме Сент-Луиз Блюз. Счастливый. Еще и все зубы пока на месте. Он медленно провел языком по зубам, почувствовав прореху. Да, их не хватает. Уже забыл какого с ними. Перевёл взгляд и замер. Ему в ответ счастливо улыбался Кертис, опираясь руками о бортик. На нем была джерси Спрингфилд Тандербердз одетая просто на черную худи с капюшоном. Он растерялся, засомневавшись сам в себе. Саша лишь кратко посмотрел на него и едва слышно усмехнулся. Яшкин не верил в то, что видел. Поерзав в кресле, сгорбился, не сводя взгляд с экрана. Пауза заняла довольно много времени. — Это откуда?! — Удивился Дима спустя пару минут созерцания в тишине, — Э-э-это что за поебень?! — Это та часть жизни, которую у тебя отобрали Дима. И отобрал не кто-нибудь, а наркотики, что протянули тебе маленькие бледные ручки. — Саша тяжело вздохнул, — Ты помнишь себя в Сент-Луисе? — Нет. Это слишком давно было. Я почти ничего, что было перед Питером не помню. Обрывки какие-то от Динамо. Даже осколки? Пару дней быть может. — Яшкин задумался. Голова моментально начала болеть. Ворошить воспоминания было физически больно. — То что было за океаном даже вспомнить не могу. Ни одной команды где играл. Вот, ну, хорошо, Сент-Луис. Ну… Вашингтон? Я помню Ови, да. Он же из Вашингтон Кэпиталс?! Великий Овечкин был мне нянькой. Тоже пару осколков могу найти… Но и сам Питер уже смылся, вместе с большей частью воспоминаний о Казани. Поэтому я нихера не понял шутку про то, что «Даллас ничего не прощает» даже когда мне с Артуром её Ляма пояснил. Ага. Драка между Пантерами и Звездой. Единственный матч Волка в НХЛ. Я, ты знаешь, помнил, что мы пару раз с тобой дрались, когда на тебе была форма Далласа. Зелёная, она, такая, вроде… Но тебе самому не стыдно такое говорить? Даллас твой не сильно страшная угроза. Даже Волка ты им не напугал. — Вдруг переменившись в лице, Яшкин указал на телефон, — А-а-а чё, погоди, ты хочешь сказать это реальная фотка? Ну, не прикол?! — Саша кивнул, внимательно ведя машину по проселочной дороге, свернув в сторону леса. Яшкин растерялся, — Ебать. А откуда она у тебя? — У Волка на телефоне пароль, это дата рождения Лямы. Любовнички, твою мать! — Усмехнулся Саша. — У меня была возможность подержать его телефон в руках. И я много чего интересного увидел. Я думаю, нам давно надо было об этой херне поговорить. — Радулов недовольно покачал головой, — Я надеялся все это время, что ты сам все вспомнишь, но я вижу, что ты нихуя не пиздишь о том, что ничего не помнишь. Ладно. Я тебе напомню о той части жизни, которую ты забыл. Но которая была очень важна, Дима. И которая на многих отразилась и тут и там, за океаном.       Он заглушил машину и, вытащив ключи, вылез с неё. Дима растерянно перевёл взгляд на экран. Непроизвольно улыбнулся. Какие они тут счастливые. Ещё и отец на фоне заливается смехом. Он задумался и все же вылез следом. Вернув телефон владельцу, сунул руки в пуховик, спрятавшись в него, и накинул капюшон. Уткнул нос в воротник. Затянулся знакомым ароматом. Сосна и земляника почти не чувствовались, но все равно успокаивали его больную душу. Саша застегнул свою куртку, и, с ним под руку, отправился просто вперёд, в лес.       Самая середина дня. Яркое солнце с трудом пробивалось через широкие кроны деревьев. В воздухе пахло зимой. Свежий снег под ногами негромко похрустывал с ломающимися веточками. Дима внимательно рассматривал пейзаж, едва заметно улыбнувшись. Тут было тихо. Спокойно. Заливались озорным пением птицы. Они ушлепали довольно далеко от машины в полной тишине просто наслаждаясь немного мистической атмосферой леса. — Это будет очень долгая история, Яш. — Саша выглядел максимально серьёзно, — Ты, Дима, знаком с Кертисом гораздо больше, чем два сезона в Екатеринбурге и четыре в Барысе. — Тихо начал разговор Радулов, неспешно шагая рядом, сунув его руку, с которой переплел пальцы себе в карман куртки, чтобы он её не отморозил, — Волк оказался в Спрингфилд Тандербердз как раз в этом ебучем семнадцатом году. Ты уже давно был Сент-Луисе. С тринадцатого года. Тебя буквально вырастил и поставил на ноги этот клуб. Твой отец там был тренером. Если хочешь, это все легко проверяется по трём статьям в Википедии. — Яшкин растерянно кивнул, слегка повернув голову, смотрел на Сашу, что был максимально серьёзен. — В семнадцатом пришёл Волк в фарму Блюза. В Спрингфилд Тандербердз. Их принято называть просто «птичка» иногда «весенняя птичка». Я знаю, что он пришёл туда, просто потому что его толком с его статистикой никуда не брали, и это оказался вообще один из трех клубов в АХЛ, куда он мог податься. Вот твои ходили на тренировки к ним. Учили их играть. Они ходили к вам. Два клуба близко стоят по вертикали. Общение всегда было у них довольно тесное. Примерно как у нас с Нефтяником или Барсом. Кого-то в качестве наказания пускали вниз по вертикали, а кого-то, нахваливая, поднимали в основной состав. Вечеринки твой любимый способ отдыха. Ты очень контактный. Тебе надо движ вокруг, чтобы были какие-то люди. Ты постоянно ошивался на общих тусовках. Загородные дома, куча незнакомых людей, странная музыка… Не мне тебе рассказывать как это бывает. Я за океаном вообще всегда этот движ игнорировал. Напиться и завалиться можно и дома с женой, и то лучше будет. В какой-то вечер вы решили отпраздновать две победы подряд. Условно у тех была победа вчера, а у вас сегодня. Сняли загородный дом, притащили выпивку. Всё притащили с собой девочек и мальчиков. Народу было дохерища. — Радулов пожал плечами. Вдруг взял паузу, задумавшись. Они свернули с тропинки и вышли к незамерзшему ручью. Яшкин прислушался к шуму воды. Замер, смотря на то, как прозрачная вода скачет по камешкам, убегая вниз. Саша не стал его торопить, лишь продолжив свой разговор. — Тогда Волк припёрся со своим парнем. Даррен Диц, с погонялом Даша. Он сейчас играет в ЦСКА. Мы с Да Костой его туда затащили. Ему там вроде бы классно играется. Знаешь такого? — Не знаком лично. — Пожал плечами Дима, не моргая смотря на воду, — Погоди, а откуда ты вообще про этот рассказ знаешь? Со слов этой Даши? — Не только. И со слов твоего отца тоже. Я сначала тебе расскажу эту историю, а потом объясню причину своих поступков. Немного терпения, детка.       Яшкин едва заметно улыбнулся. Отведя взгляд, осторожно перешагнул ручеек, и снова под ручку пошагал неспешно рядом, словно послушая лошадка на выгуле с хозяином. Его теплая рука приятно согревала отмерзающие пальцы. Нахождение среди тёмного непролазного леса в холмистой местности словно наполняло его душу. У него даже мышцы позабыли о боли. Было просто хорошо. — Так вот, ага, вечеринка, да. Ты как обычно спивался. Твоим любимым видом выпивки тогда была текила. Я заметил, что у тебя в жизни, словно, какой-то этап это отдельная выпивка. В Питере у тебя было белое португальское полусладкое вино. В Блюзе ты упивался текилой. В Казани это великое произведение искусства от «ТатСпиртПрома» — водка Тундра. — Яшкин лишь усмехнулся и кивнул, — В Динамо, как мне Шипа сказал, ты глушил вискарь. Только ты такой странный, Яш. — Радулов отмахнулся, — Отвлёкся я опять. Кто-то из твоего окружения обратил твоё внимание на Кертиса, что не сводил с тебя взгляда, а в какой-то момент остался в одиночестве, когда его кинула Даша, отвлекшись на флирт с чужими девочками. Вы с ним недолго пообщались, а потом пошли наверх. — Саша поджал губы, взяв паузу. Яшкин повернул голову, остановившись. Саша вдруг улыбнулся, и дополнил. — Ну да. Ты все правильно понял. Уединится. Ты этого захотел. А может и он. Этого никто не смог сказать. — Радулов тяжело вздохнул, — Не понимаю, блять, чем ты думал, но я не буду тебя осуждать. Ладно. Захотелось, так захотелось. Надо было срочно кому-нибудь присунуть, а почему бы и не ему, вот и правда? Так вот, вы с ним спали. И он тебе сказал о том, что хочет немного разнообразить вечер. И дал тебе наркотики. Ты был уже прилично поддат. И с радостью сожрал одну таблетку, а вскоре и вторую. Конечно, тебе стало гораздо интереснее. Но ты моментально превращается в насильника. Ты стал ему делать больно. И он долгое время держался. Потом в какой-то момент сорвался на крик, чем привлёк Дашу, которая пришла с кем-то из твоего состава. — Радулов остановился, и поднял взгляд, смотря Диме в глаза. — Сам Волк врал в свою защиту о том, что ты просто нашёл эту наркоту, что осталась от другой парочки, что вышла до этого. Но там на этаже больше никого не было. Вообще. Спален и укромных уголков и без того на первом этаже хватало. Да и к тому же ты у Кертиса был не первый, да и он у тебя. — Радулов вытащил руки из карманов, и накинул на голову капюшон тяжело вдыхал морозный зимний воздух, смотря Яшкину в глаза, что внимательно слушал его. Судя по взгляду, он был в шоке от того, что слышал, и принимал его слова за правду. — Днем приехал отец. И нашёл тебя в слюнях, угашенным, да ещё и с ним в обнимку, что тоже был не лучше. Твой отец был не в восторге от происходящего. Закатил грандиозный скандал на всю лигу о том, что Кертис из себя представляет. Это ссыкло поджало хвост и, помыкавшись, в попытках остаться в штатах или хотя бы в Канаде, но нигде не найдя приюта, побежало за своим ебырем в Казахстан. Даше уже дали капитанскую должность, так что он мог на тренерский штаб повлиять, затащив этого уебка в Континенталку. Через год из Блюза ушёл и ты. Сначала в Вашингтон, под опеку Ови. Тот последил за твоим поведением. Когда отец увидел, что ты у него в полном порядке, и что тебя не тянет на выпивку и наркоту, смело отправил тебя в Динамо. Но вы с Волком оказались снова в одной лиге. Теперь уже на одном уровне, а не как раньше АХЛ и НХЛ. — Радулов усмехнулся. — Твоё счастье, что Волк работал проституткой за десять штук за ночь, и ему было не до тебя. Но он ещё пару человек подсадил на эту дрянь, пока его и с Барыса взашей не погнали. Ебучий Екатеринбург приютил его. Что за чудеса, явно подумали они, центральный нападающий, по факту легионер, но с казахстанским паспортом, позволяющим обойти ограничения в трех легионеров, да ещё и по цене контракта меньше, чем у молодняка с молодёжки… Да… Это очень большая удача. Сначала взяли его, а потом взяли и Серёгу. Они пришли в один год в Автомобилист и моментально друг друга невзлюбили. Широков крепко держал его. Знал, что это за паскуда появилась в составе. Ненавидел. Пинал. Все в курсе о том, что он сделал с тобой. Что нескольких молодых мальчишек отправил на тот свет играть в хоккей с передозировкой. Твой отец дал приказ его убить на льду. В Америке он был ниже уровнем, чем наши все. Но мы нашли способ отпиздить его. И ключицу ему ломали, и ноги. Всеми способами мешались ему в его АХЛ. Заруинили ему всю статистику. За тебя вступались в защиту все, кто хоть какую-то связь с Россией имел, и знал твоего отца. В этом году Широкова аккуратно отодвинули с поста капитана. Связали ему руки, усадили на лавку и заставили заткнуться. Он много игр пропустил. А Трямкин же у нас тоже Мать Тереза. Любит он видите ли, всех иностранцев. Уважает их. Все они у него хорошие. Вот Кертис первый раз смог поднять голову. И снова его взор упал на тебя. Но тебя за весь прошлый год и без того Рома отравлял. Волку ничего не досталось от тебя. Твоя убитая напрочь психика давно рушится от наркоты. Рома не был первым, кто сунул тебе эту дозу. Он пошёл на это, как признался мне на одном из личных разговоров в кабинете, что прекрасно знал про эту историю с наркотой. А наркота замораживает тебя в том состоянии, в котором ты первый раз за неё схватился. Да, Волк был тут. Последний раз, да, он появлялся в твоём доме. Получилось так, что я был на тренировке, а Жаба пустила его внутрь. Он сунул тебе в рот ещё дозу. Видимо надеялся убить. Ты в одном из своих трипов вспомнил о том, кем вы друг другу приходились. И явно остался не в восторге о том, что ты все помнишь. — Он пожал плечами и сказал, — Такая история, Яшкин. Даллас не прощает. Вашингтон не прощает. Никто не простит уже эту мразь, которая едва не отправила тебя на тот свет. А пока это чудовище тянуло тебя в ад, я пытался манить тебя раем. Показать, что ты сам сильный. Сам справишься. Но ты упорно тянул к нему руку, словно заколдованный. — Радулов шумно выдохнул, кратко посмотрев на небо и, вдруг улыбнувшись, посмотрел ему в глаза. — Я помню, что ты сказал, что не помнишь, почему тридцатого числа навредил Кертису. Сказал, что ты никому просто так не вредишь. А вот с ним так поступил. Ты не просто так ему навредил. Ты был под такой адовой дозой наркоты, что твоё тело вспомнило, из-за кого таким стало. А вокруг Волка не было никого, кто смог бы дать тебе отпор и защищать его. Ты сделал то, что должен был. Ты отомстил ему сам за себя. И я считаю, что ему мало досталось. Что ты мог его там ебнуть и все были бы рады. Просто взять и придушить эту суку на собственных шнурках от коньков, выебанного до крови, с жутким страхом в глазах. Ты все сделал правильно, Дима. Ты не кинулся на него просто так из желания «пожестить». Ты у меня умный мальчик. Вредишь только в ответ.       Дима задумался. Уселся на упавшее дерево и, попросив телефон снова, уставился на фотографию. Он был в замешательстве. Эта история словно была не про него. У него не было никакой связи внутри с тем, что он слышал от Саши и с собой. — Это же огромный пласт моей жизни. Шесть лет я был в форме Блюза. Я не помню ничего. — Он поднял голову, смотря в сомнениях на Сашу. — Так все это время ты просто заступался за меня? — Радулов с улыбкой кивнул. — То есть ты считаешь, что Волк просто предатель? А тогда Ляме просто признался, чтобы он себя не убил? Не отступил от своих идей? — Радулов снова кивнул. Уселся на корточки перед ним, и, вытянув руки, взял его за руки. Дима едва заметно улыбнулся. У него такие руки тёплые. Мягкие такие. Вдруг признался, — Я понял, почему ты кидаешься на него. И с одной стороны, это очень благородно. — Он опустил взгляд снова уставившись на фотографию. — Никита знает об этом? — Да, уже давно. Ещё до того, как ты в Питере оказался. Я решил ему об этом рассказать, так же как и Никишину эту историю. Я лишил эту лживую шкуру всего, что было у него хорошего. И последнее время от него ничего не слышно. Я думаю, про него можно забыть. Этот крысеныш получил по заслугам. — Дима растерянно покачал отрицательно головой. Он был не согласен с тем, что стоило так с ним поступать. Что-то внутри все равно говорило ему о том, что эта история не совсем такая. — Я просто хочу сказать, Дима, что я ради тебя готов на все. И если тебе ещё кто-то помешается, меня не остановит тот факт, что я никогда не убивал людей. И я хочу решить проблему с Петербургом радикально. Я не готов больше видеть тебя под наркотой. Я больше не хочу отпускать тебя туда, зная, что ты сто процентов не вернёшься оттуда нормальный. Достаточно уже видел тебя, возвращающимся с Петербурга. Даже Фальковский мне сказал о том, что ты другим от Ромы не возвращался никогда. У нас через три недели последний матч со СКА. И я уверен, что Рома готов к нему. Я уступаю тебе капитанскую нашивку. Я вернул тебе Артура в команду. Если захочешь, я не приду на матч вообще. Если захочешь, встану там, где тебе захочется. Но я хочу принести на матч оружие и пристрелить этого богатенького ебанутого мальчика. Я не готов больше идти на уступки. Я очень много уступок ему сделал. И я заплатил слишком высокую цену за то, чтобы сейчас сидеть и смотреть на тебя.              Дима молча смотрел ему в глаза. Ему понадобилось время чтобы все обдумать и понять. Саша все это время его защищал. Как обычно своими странными методами, которые вызывают больше вопросов, чем уважения. Но Тасманский Дьявол решает проблемы только радикальными способами. Не знает нормальных путей. Его этому никто не научил. Он всегда так делал. Так, как считал нужным. Его методы сомнительные, но очень действенные. Дима сам на себе это почувствовал. Его жестокость в первых месяцах ломала душу Яшкину. Всеми этими воплями и драками Радулов словно заставлял его признаться в своих самых тёмных желаниях, и Яшкин при всех признался, что оказался в Казани не столько от того, что бежал с Петербурга, сколько увидел хорошую команду с которой реально завоевать кубок с капитанской нашивкой на форме. Яшкин тяжело вздохнул. Видимо с Волком была такая же самая история. Просто слишком радикальный метод. Диме казалось, что с Кертисом можно было просто поговорить и решить все проблемы. Он-то умеет разговаривать и слушать. Но Радулов все ещё нет. Он не контактный. — Я против этого. Ты пойдёшь со мной на лёд. Но не у тебя, ни у Шипы не должно быть альтернативки. Рома будет махать шашкой, пытаясь поубивать максимально много народу за один матч. Ты будешь рядом, но ты не будешь рядом со мной в должности. Сунем альтернативку кому-нибудь другому. Да и вообще, может ты и прав, что пора вспомнить про этот поганый последний матч в регулярке. Я подумаю над тем, чтобы предложить ЗХБ состав какой хочу, хоть и не думаю, что он пойдёт мне на уступки. — Я уговорю его пойти на это. Тренерский штаб не станет тебе препятствием, так же как и команда. Сделай то что должен, Дима. Раз считаешь, что выдержишь бой с Ромой в одиночку, то я не стану с тобой спорить. Лучше тебя Рому никто не знает. Тут я тебе доверяю. Ты надумал чем будешь занят завтра? — Я не хочу завтра быть на игре. Я не готов. И я хочу пока пожить в одиночестве. Я хочу посидеть и подумать. Не готов пока. Я слишком слабый для серьёзных игр. Я посмотрю на игру. Но не пойду пока. — Хорошо. — Радулов мягко качнулся на него, и упав перед ним на колени, растерянно опустил голову. — Яш, я ещё хочу кое-что сказать…       Яшкин растерялся. Саша поворочался, наконец удобно усевшись. Положил руки на свои ноги. Закрыл глаза, медленно и тяжело вдыхая морозный воздух, и бесшумно его вдыхая. Ему понадобилось пару минут собраться с силами. — Я прошу у тебя прощения за все те выходки, которые сделали тебя таким слабым. Я понимаю, что это моя вина. Я был чудовищем. И остаюсь им. Но я так сильно люблю тебя, что готов на крайние меры. Я не готов тебя отпускать. Я не могу тебя выпустить из рук. — Он зажмурился, взяв паузу, снова отдышавшись. Он словно был на грани, чтобы расплакаться. — Не готов отпустить поводок, что держит тебя со мной рядом. Прости, что я такой. Такой неуступчивый агрессивный мудак. Я не могу изменится. Я слишком старый пёс. Меня уже ничему не научить. Но у меня кое-что есть для тебя. — Он сунул руку в куртку. С улыбкой протянул ему руку, и, медленно разжав пальцы, показал ему красивое колечко. — Дима, я люблю тебя. Будь со мной?       Дима закрыл руками лицо, в шоке уставившись на него. Опустив взгляд не верил своим глазам. Это ли его Радулов? Это ли его блядский агрессивный долбоеб Александр Радулов сейчас сидя перед ним на коленях взял и искренне извинился за свои выходки?! Его ли неуемный блядский агрессивный одичавший долбоеб Александр, блять, Радулов, сидит перед ним на коленях и протягивает ему кольцо, предлагая остаться ему… женой? Настолько сюрреалистичного дня у него ещё не было в жизни. Никаких наркотиков не надо. — Серьёзно?! — Удивился Дима, в шоке уставившись на него, — Вот до этого мы дошли? — Да. — Радулов тяжело вздохнул, опустив взгляд, растерянно дополнил, — Я готов к этому. Долго обдумывал это. Да, я готов к тому, чтобы признать все свои ошибки, извиниться за них и сейчас сидеть и протягивать тебе кольцо. Но сразу скажу, что если примешь кольцо, то больше никакого алкоголя ни тебе, ни мне, и ты больше ни с кем не спишь, кроме меня. У нас с тобой вообще-то по жене, но что-нибудь придумаем. Как-то весь сезон делили друг с другом и жёнами постель. А так… Если ты согласен, то оно твоё. Если нет, я не обижусь. Всё будет как обычно. Подумать я тебе долго не дам. Пару минут. А то нельзя колени мне застужать. — Дима едва заметно улыбнулся, смотря на него. — Какой твой ответ?       Дима задумался. Хороший вариант. Он обяжет себя этим поступком быть нормальным. И у него будет повод закатывать ему истерики на официальной основе. Он обкусывал губы, рассматривая трясущуюся руку. Красивое такое колечко у него было в руках. Да и извинения, которые он принёс, были искренними. Его это подкупило, хоть он и принял решение его не прощать. Все эти выходки были ничуть не лучше, чем у его прошлого парня. Он поднял взгляд, уставившись в его зеленые глаза. Он сейчас явно это сделал не ради чего-то. Но прощать его желания не было. Как слепой не верил свету, Яшкину сейчас мало верилось в эти слова, что были чудом. В чудеса Яшкин перестал верить давно. Слова искренние, но не дающие никаких гарантий. Снова опустил взгляд на колечко.       Однажды все крысы ему станут известны. Это все его близкие люди, скорее всего. Немного осталось до решения этой интриги. Но все равно вопросов еще много. Радулов как всегда будет радикален. Перед тем, как сам Дима поехал в Петербург, Саша предложил убить крысу. Но лишаться близкого друга в виде Лямкина ему не хотелось. Скорее всего это он, скорее всего еще кто-то близкий. Мнение остановилось на Шипачеве. Но… он не хотел вредить тем, кто вредил ему. На это все есть повод. Он не мог не обижаться и ругать за то, что других прощал. Никого убивать он не собирался. Это падение на уровень врага. А такого ему точно не надо. Но Радулов всегда стоял особняком. Его выходки всегда были на грани смысла и на грани человеческих поступков и дикого животного. Он не станет его прощать. Просто сделает вид. Но надо быть с Сашей осторожнее. Он не перестанет его меньше любить. Он не перестанет его меньше уважать. Ценить. Да, любить. Но прощать он его не намерен. Любой проступок Саши просто заставит Диму сдернуть это кольцо в пальца и кинуть под поезд. Любой шаг не в его сторону станет Димой восприниматься как смертельный укол. С момента согласия и покорного склонения головой перед очередным хозяином и полноценной войной — один проступок. Хватит это чудовище прощать. Хватит закрывать глаза на его выходки. Ну уж нет. — Серебро? — Белое золото. Дорогое, просто пиздец. Примерно как ты. — Улыбнулся Саша, протягивая ему руку с кольцом. — Ну что, кобыла, оденешь мой недоуздок на себя? Склонишь покорно голову? Могу я рассчитывать на то, что мне не придётся отпускать повод из своих рук, отпуская тебя на выгул?       Дима едва заметно улыбнулся и все же кивнул: — Будь моим хозяином, если готов к моим заебам и истерикам. — Я тебя за это полюбил. — Последний вопрос, Саша, прежде чем я озвучу тебе свой выбор. — Дима не сводил взгляда с колечка, — У тебя заканчивается контракт. Я люблю тебя. И я не хочу остаться без тебя в следующем году. Пока никто из нас не знает исхода этого сезона, пока никто из нас не знает, с чем нам придётся столкнуться… Да и, может, наша с тобой команда отвалится на первом же этапе плей-офф от каких-нибудь оголтелых долбоебов, а то и вовсе не попадёт в плей-офф. Скажи мне, если я приму это кольцо сейчас, склоню перед тобой голову и дам себя захомутать, и больше не буду скидывать, что бы ни случилось, кто бы ни стал нашим главным тренером в следующем году, да и заберём ли мы кубок в этом году… Смогу ли я рассчитывать на тебя в составе в следующем году, а лучше ещё на парочку? — Если этот вопрос будет зависеть от моего решения, то да, я останусь. Не думаю, что Билялетдинов останется ещё на сезон. Он заебался и очень страшно. Уйдёт он. А под нового тренера я могу не подойти. Если мне предложат остаться, я на другие клубы даже не посмотрю. Я останусь с тобой.       Дима счастливо улыбнулся, закрыв руками лицо. Всхлипнув от счастья, сидя перед ним, сам не веря в то, что происходит. Не верил просто в происходящее. Опустив трясущиеся руки, протянул ему их и сказал, спустя небольшую паузу: — Я согласен, Саша.       Саша осторожно взял колечко и одел его на трясущуюся руку Димы. Яшкин искренне улыбнулся. Растерянно поднял взгляд. Саша счастливо улыбнулся ему в ответ. Яшкин принялся мягко его целовать. Наслаждался нежным ответом, проведя пальцами по привычной, слегка колючей бороде. С неохотой отстранился и облизнул губы. Клубничный привкус остался на губах. — Пойдём домой? Выгулялся? — Ещё хочу. — Дима улыбнулся, рассматривая красивое колечко на пальце. — А у тебя такое будет? — Хочешь, чтобы мне Аня вломила? Она и так считает, что я изменщик, просто от того, что добрым взглядом смотрю на тебя. — Он рассмеялся, — Она мне на днях истерику закатила. Вы заебали меня обе, женушки, я сейчас любовницу найду! — Так у тебя же есть она. Под восемьдесят седьмым номером. Или это у вас проявление самой крепкой мужской дружбы?       Саша медленно поднялся со снега и грозно сделал вид, что закатывает рукава. Яшкин вскрикнул и бросился бежать. Они помчались по зимнему лесу, сквозь тонкие солнечные лучи, смеясь как два дурака, пытаясь друг друга догнать. Подурачились, покидались снежками. Радулов, на излете двадцатиминутной беготни все-таки догнал свою непокорную дикую лошадку, и, завалив на землю, начал жадно целовать. Дима закинул на него ноги, с большим удовольствием отвечая ему.       С трудом скинув его с себя, Дима бросился бежать обратно. По протоптанным следам нет никакой проблемы в том, чтобы быстро вернутся домой. Услышав, что Саша начал его нагонять, подпрыгнул и повис на ветке дерева. С трудом подтянувшись, полез наверх. Радулов даже растерялся. — Ты нахера, ирод, залез туда?! — возмутился Саша, задрав голову, — А ну слезай! Уебешься, мне опять отвечать!       Дима сел на ветке и беспечно начал качать ногами. Один из кроссовков свалился, прилетел точно по Саше. Надо было завязывать кроссовки. Дима громко заржал, и, благополучно навернулся с ветки, уебавшись плашмя об землю. Радулов впал в истерику, громко заржав. — Обожаю тебя! — Едва сквозь смех сказал Саша и швырнул в него его кроссовком, — Ну где я себе ещё такого уебана найду?! — Там же где и меня нашёл. На помойке… — Дима перевернулся на спину и следом получил по морде снежком, — Ах ты еб твою мать! Я же сейчас встану! — Лишь бы у тебя не встал.       Они вдвоём громко рассмеялись. Дима слепил снежок, точно попав по хитрой морде, и, заливаясь смехом, не забыв прихватить кроссовок, побежал второпях до машины. Саша погнался за ним. Успев схватить за воротник, толкнул его на задние сидения. Залез сверху, и, начав целовать, торопливо полез его раздевать. Дима издал довольный стон, наслаждаясь мягкими действиями.       Вернулись только под вечер домой. Заказали в качестве доставки на сегодня еду из ресторана. Сидели и хохотали вдвоём, поедая то острый паназиатский супчик с морепродуктами, то рис с овощами. Дима с большой радостью слушал о том, как проходили игры у его команды. Сидел, подперев голову рукой, улыбаясь. Медленно поглаживал подвеску под тремя слоями одежды. Ему так было хорошо и уютно с Сашей. Он просто хотел, чтобы так всё и осталось. Поужинав, отправились спать. С утра Саша пошёл на игру, не став будить Диму.       Яшкин раскрыл глаза, уставившись в потолок. Он выспался. Ему было так хорошо и спокойно на душе. Он вытянул руку с улыбкой смотря на колечко. Пару минут пролежал и полюбовался им. Выбравшись с кровати, побрел мыться и завтракать. Он будет один в квартире ещё долгое время. Усевшись с тарелкой, подпер голову рукой, уставившись в окно.       У него из головы не выходили слова Саши о том, что у них с Волком было много лет назад. Ему кажется, что такого не могло произойти, просто потому что Кертис не выглядел как барыга. Но с другой стороны Саша был прав в том, что Дима просто так ни на кого не кидается. Он кидается всегда только в ответ. И желание пожестить в Петербурге было именно ударом в ответ. Кусая губы, он взял телефон в руки. Никита сказал, что Дима забрал у него любимого человека. Да и Артур тоже. Слова Артура о том, что человек, что ему помог, в тяжёлом состоянии и никто не может помочь были странными. Яшкин облизнул губы, и, проверив, чтобы у собеседника не было ни игры, ни тренировки, решился ещё раз позвонить. В этот раз даже взяли трубку. — Привет, детка. — Усмехнулся Дима, — Ты чего, совсем общаться не хочешь со мной? — Ну вдруг ты опять под наркотой и будешь мне предложение делать. — У Брукса был очень усталый голос. — Что случилось, сладкий? Вышел из хуевого состояния и опять ничего не понял? — Когда Яшкин согласился, Мэйсек усмехнулся и что-то с шумом отпил. — Меня можешь не доебывать. Я пообещал, что ничего не буду говорить, что произошло. — А почему маленький трубку не берет? Переобщался и ему тошно? — Нет, ему очень плохо. Он вообще ни с кем не разговаривает уже много дней. Я даже не знаю как он. К нему и Шира ходил и Тряма в гости, но он просто сказал, причём не открывая дверь, что он в порядке и ничего ему не надо. Ну ладно. Я надеюсь он отойдёт. — А что случилось? — Дима, не устраивай мне допрос… Я не хочу других подводить. Я обещал… — А я никому ничего не скажу. Просто мне Саня одну вещь рассказал, я хочу доебаться до него. — Не надо его трогать. Тем более с допросом. И нет, ехать к нему тоже не надо. — Брукс, а что, маленький в Казани был? — Был, блять! Как это Мать Тереза пропустит возможность помогать?! — Брукс вдруг рассмеялся. Яшкин победно взмахнул рукой, — Сука, ну все равно проговорился. Яшка, бога ради, не заставляй грех на душу брать, не надо меня разводить на диалог. — Просто скажи что было. — А Артур тебе ничего не говорил? — Нет. Он со мной не общается. Сказал вообще мне его не трогать. Я его, блять, изнасиловал. Ему больно и противно. Все, я все понял и больше не полезу к нему.       Брукс лишь тихо хмыкнул. С шумом что-то снова отпил и начал чавкать. Дима кратко посмотрел на дату и вдруг его осенило: — Бля, погоди, у маленького же скоро день рождения?! — Ага. Через пару дней. Нет, он не празднует, даже не вспоминай про эту дату. Не трогай его вообще в эту дату. Не знаю почему, но его никто никогда не поздравлял кроме сестёр и младшего брата. Он ничего не принимает, никаких подарков. И вообще избегает всяких контактов в этот день. Забей. Хотя… До него и так никто докричаться не может последние пару дней. — Брукс, хватит ходить вокруг да около. Просто скажи что было. Ему же ни с чего плохо не станет. — Они с вашим Никитой последний раз очень сильно разругались. Насколько я понял, Лямкин обвинил его в чем-то, что связано с наркотиками. Я сильно не слушал. Просто рядом с ним был, когда Никита ему позвонил. Ну вот Домовой бросил его, обозвав предателем и барыгой. Это все случилось ещё до тебя и Питера. И я видел как он только лишь кивнул и положил телефон. Я был уверен что он расплачется. Но он просто молчал. И за вечер мне больше не сказал ничего. — Брукс тяжело вздохнул, — Дима, я не знаю, видел ты или нет, но там из Казани в Екатеринбург самолёт летел, который экстренно посадили. Посадили из-за него. Ему плохо стало. Меня с игры не отпустили, Трям поехал за ним в другой город, забирать его. Дима, его накормили наркотиками в вашей Казани и посадили в самолёт. Последний раз я его дня четыре назад видел, но он тогда ещё не отошёл. Он не дебоширит. Он не орёт и не скачет. Он просто лежал на полу и плакал уставившись в стену. О чем-то говорил, как в бреду… Я даже такого языка не знаю. Даже примерно не слышал такого. Он пару раз пытался себя задушить, но… На этом все. Трям ходил со мной к нему в гости пару дней. И все. Ну вот да, мы были у него дня четыре назад. Ещё перед игрой с этими упырями, забыл как их там… Короче, не знаю. — Пиздец. А кто это сделал? — А какая разница? Скажи спасибо Артуру, что он успел меня предупредить, прежде чем сбежать из дома, потому что в нем Радулов поселился. Дима, пообещай, что Артур об этом не узнает. Ну, что я тебе это все рассказал. — Обещаю. Спасибо, что рассказал. А ты уверен, что ничего плохого не случится с ним? — А я откуда знаю? Он пообещал, что ничего не будет. Всё. Мы верим ему. Если он говорит не трогать его, значит так и правда будет лучше. Он однажды отойдёт и станет привычным своим Волчонком. Все, давай, я хочу погулять пойти.       Дима пожелал ему удачи и, задумавшись, уставился на экран телефона. Снова приложил его к уху. Удивился тому, что гудки прекратились. Настала тишина. — Волчонок? — Да, Дима. Что ты хочешь? — Кертис был очень уставший судя по голосу. Хриплый. Было прекрасно слышно, как он едва дышит. — Я хочу узнать про историю о наркотиках… — Я ничего не буду говорить. Вот что имеешь на руках, с тем и живи. Я не хочу ни с кем общаться. Пожалуйста, не доставай меня. — Волчонок, я хочу тебе сказать, что не верю в то, что услышал. Я не помню, что было. Но я не думаю, что ты виноват настолько. — Он прислушался. Была тишина. — Кертис? Волчонок, эй… — Да, Дима? Говори быстрее, я плохо себя чувствую. — Кто тебя накормил этой дрянью? — Это не важно. Следующий вопрос. — Он отвечал очень быстро, даже не думая чтобы что-то сказать. Просто уверенно защищался. Едва-едва успевал сделать едва слышный глоток воздуха, — Быстрее. — Хочешь, я приеду? — Нет. Легче мне не станет, и я не хочу, чтобы ты видел меня в таком виде. Следующий вопрос. — Его было не поймать ни на чем. Сколько боли в его голосе. Он снова мучается. И снова из-за него? — Кертис, поговори со мной. Как ты себя чувствуешь? Какого рода плохо?       Снова тишина. Дима сидел зажмурившись. Услышав всхлип, растерялся. Раскрыв глаза, прислушавшись. Он словно… задыхался? Давился слезами и словно сдерживал истерику. Он знает, от чего так надламывается голос. Знает от чего такие интонации в голосе попадаются. Ему очень больно. Обидно скорее? Он первый раз слышал, как спокойная интонация Волка первый раз выдавала столько эмоций. Видимо последние стены защиты рухнули, рассыпавшись, и их было не собрать. Он перед ним сейчас словно оголенный нерв. Максимально уязвимый. Стоило внимательнее подбирать слова чтобы не убить его сейчас. Одного дуновения ветра, казалось, было бы достаточно, чтобы добить его. — Кертис, тебе же больно. Расскажи. Тебе станет легче. — Не станет. Стало только хуже. Дима, не забивай себе этим голову. Всё будет хорошо. — Его голос задрожал. — Саша рядом с тобой? — Да, он мне предложение сделал. Мы с ним больше не пьём, я пообещал не закидываться наркотиками, а ещё мы друг другу не изменяем. У нас все хорошо. — Я рад это услышать. — Раздался едва слышный шёпот. — Это прекрасная новость. — Кертис, хочешь я поговорю с Никитой? — Не надо. Я останусь один. Так будет лучше. Я скажу тебе, как смогу дальше контактировать с кем-нибудь. Пока не трогай меня. Пока не надо. Считай что со мной все нормально. Не вспоминай про меня.       Дима растерялся, услышав, что звонок был завершён. Хмыкнув, уставился в экран. Немного порывшись в новостях, и правда нашёл пост о том, что самолёт экстренно посадили из-за того, что одному из пассажиров стало плохо в полете. Закрыв руками лицо, тяжело вздохнул. Ладно. Не хочет общаться — не будем трогать. Не будем ещё больше увечий наносить. Брукс прав — лучше его лишний раз не дергать. Он сам знает как ему будет лучше. Яшкин уселся на диван и, включив трансляцию с игры, заинтересованно её смотрел, громко хрустя чипсами. Мысли моментально переключались. Захватывающая игра увлекла его мысли. Он развалился, попивая газировку, и громко и долго радовался, когда увидел, что Казань в лёгкую победила очередного соперника. Наевшись до того, как еда перестала помещаться и стало тяжело дышать, увалился смотреть сериалы. Досмотрел их до утра. И только когда солнце начало перекрашивать горизонт, торопливо побежал спать. Опять начал путать день с ночью. Плохо.       Проснулся от стука в дверь. Пошел сонный открывать. Быстро посмотрел в окно. Сейчас, наверное, около десяти утра. Если ему удалось поспать пару часов, это хорошо. Потерев опухшую от сна морду, открыл дверь и с удивлением увидел Артура, который стоял на пороге в одежде, словно вернулся с похорон, весь в черном. Мальчишка неловко мялся на пороге общего коридора, сложив руки перед собой и теребя рукав черной худи. — Привет, Жаба. — Едва заметно улыбнулся Дима. — Поговорить хочу. Можно?