Два медведя в одной берлоге

      Санкт-Петербург. Квартира Романа Ротенберга.       Едва придя в себя, Яшкин снова очнулся. Подавившись слюнями, раскрыл глаза. Нашёл себя стоящим на коленях с ошейником на шее, выпрашивающим очередную дозу перед хозяином, сложив вместе лапки и жалобно скуля. Как обычно одетый в свою форму СКА. Голова упала вниз, словно в шее были все косточки переломаны. Уставился на капитанскую нашивку. Чужая мягкая и теплая рука подняла голову. Ротенберг медленно облизнул губы, рассматривая его с хищной улыбкой. — Ты! Ты плохая собака! — Яшкин растерянно приоткрыл рот, высунув кончик языка, продолжая тихонько скулить, даже не ожидав, что хозяин начнет ругаться на него. Сделал жалобное лицо. — Ты должен извинится! — Прости, прости, прости… — Словно в бреду покорная собака прижала лоб к полу около хозяйских ног, — Прости, хозяин. Накажи меня. — Ты очень плохая собака! Нельзя обижать хозяина. Ты плохой! — Яшкин начал плакать, виновато закрыв руками голову, — Плохой пес! — Прости, прости, прости. Умоляю. Прости меня. Я был глупый. Глупая собака. Влюбился. Не боялся. Сейчас жалею.       Рома вдруг улыбнулся, рассматривая его. Яшкин мелко дрожал, захлебываясь слезами. Схватив поводок, дернул за него. Яшкин послушно уселся снова на колени. Тут же сложил лапки вместе, завороженно смотря на Ротенберга. — Хозяин красивый когда улыбается. — Вдруг признался он. — Можно выгуляться?! — Если ты помнишь команды, то можно. — Он мягко отошел, отпустив поводок. Встал подальше в гостинной. — Яшкинкс. — Дима тут же встрепенулся, поняв, что обращаются к нему, — К ноге! — Дима тут же сжал поводок зубами и на четвереньках преодолел большое пространство гостинной. Покорно уселся рядом, и вытянулся, ожидая похвалы. Рука хозяина его наградила. Он счастливо улыбнулся и, достав поводок со рта, вернул его хозяину. Он крепко его сжал и сказал, смотря в глаза. — Рядом идешь. — Он пошел вперед, слегка ослабив поводок. Яшкин покорно потащился за ним. Они прошлись по гостинной. — Да ты мой хороший… — Я правда хороший?! — С надеждой спросил Яшкин, идя рядышком на коленях, — Ты любишь меня? — Очень и очень люблю тебя. — Рома дернул за поводок, остановив его, и, наклонившись мягко поцеловал. Дима жадно отвечал на поцелуй, положив очень осторожно руку на плечо. С трудом отстранившись, Рома тихо сказал, — Мой любимый Яшкинкс. Моя хорошая послушная собака. Выпросил. Еще будешь? — Он тут же быстро закивал головой и, встав в привычную позу, начал жадно скулить, — А ну… Голос… — Дима закинул голову и вдруг громко завыл, словно был уже волком, что воет на луну. Рома расхохотался, и снова потрепал его по голове. — Да ты мой сладенький… Ну-ка. Давай. Внимательность проверим. — Он показал ему в руке привычную белую таблетку. — Принеси, но не ешь. — Хо-о-очу, — Жалобно протянул Дима, — Ну я хочу… — Нельзя. Просто принеси.       Рома отпустил поводок. Задумчиво потянул руку, и, просунув пальцы внутрь ошейника, слегка оттянул его. Вся шея была покрыта жуткими ранами и скоро уже будет синяк. Он лишь едва слышно усмехнулся. Показав своей послушной собаке таблетку, кинул ее ему за спину. — Взять!       Яшкин, только дождавшись команды, бросился бежать на поиски с громким топотом. Все внимательно обнюхал, и, спустя пару минут прискакал с добычей. Рома рассмеялся, и достал из лапки таблетку. Наградив хорошего пса поцелуем, следом вложил ему таблетку. Яшкин издал едва слышный стон, зажмурившись, покорно стоя на коленях, давая отраве карт-бланш на издевательства с собственным организмом. Недовольно потоптался руками словно лапами по мягкому ковру, сидя на стертых коленях, и тяжело начал дышать. Хозяин резко дернул за поводок. Безвольное тело рухнуло на пол. Яшкин растерялся. Из-под приоткрытых глаз с трудом рассмотрел где он. Это гостиная. Снова темно. Даже слишком. Звезды на небе среди стен были странными. Наверняка просто слишком поздно. Раздался стук в дверь. Следом недовольное кряканье. Повернул голову, развалившись на полу. Слюни потекли по небритой щеке. Он едва-едва хватал воздух через рот. Взмахнул рукой на которой болтался наручник. Уставился на уток, что спрыгивали с картины, разбредаясь по гостинной с недовольным кряканьем. На их лапках была бело-красная краска. Взгляд переместился чуть выше. Ротенберг, стоящий перед ним жестом показал молчать и приказал: — Яшкинкс, место!       Его тело моментально дернулось. Он подскочил на ноги и побежал наверх, распугав всех уток, что недовольно снова обкрякали его, дав следом по голым щиколоткам перьями. Он спрятался в спальне. Его всего мелко трясло. Страшно тошнило. Откинув поводок на спину, задыхаясь, быстро порылся в тумбочке. Достал пакетик. Высыпал трясущимися руками горсть таблеток. Замер, пытаясь совладать со своим телом. Руки не двигались. Ему страшно хотелось заглотить все разом. Но его парализовало. Он начал скулить. Хочется. Хочется еще. Взгляд остановился на счастье скованном в белые таблетки. Начал уже выть, умоляя организм просто отдать его собственные руки в пользование. Услышав знакомый голос из-за приоткрытой двери, пополз к порогу, сжимая в руках таблетки. Улегся на пол, выставив голый зад, высунул любопытную морду наружу.       Голос привёл его в ужас. Кажется, его зовут Радулов. Вроде бы это от него он бежал. Рука разжалась. Он закинул одну таблетку в рот, довольно ей зачавкав. Внутри что-то заболело. Он ударил рукой себя по впалому животу, заставив его притихнуть, снова высунув нос, воровато оглядывался, громко чавкая от удовольствия. Таблетка со вкусом банана. Его любимый вкус. Как его начал раздражать этот голос. Он наконец-то начал понимать слова. — Давай поговорим. Ты должен вернуть его мне. — Сказал громко голос. — С чего бы вдруг?! — Явно возмутился Ротенберг, — Я тебе ничего не должен. А вот ты мне очень. — Это игрок моей команды. Верни мне моего Яшу, ты и так забрал слишком много! — А давай мы у него спросим. Яшкинкс, к ноге!       Покорно послушавшись команде хозяина он поднялся. Улыбнулся таблеткам в руке. Кинул очередную в рот, словно аскорбинку. Приятная кислинка медленно расплылась на языке. А эта с земляникой. Он спустился пошатываясь вниз. Не совладал с телом на последней ступеньке. Ебнулся с неё. До входной двери уже только дополз, пару раз зацепившись поводком на предметы интерьера, скинув что-то на пол. Усевшись на колени рядышком с Ромой поднял взгляд, уставившись на Радулова. Да. Вроде бы это имя ему подходит. — Блять. — Только и смог сказать гость.       Он стоял весь одетый в чёрное, и смотрел на него с ненавистью и злобой в глазах. Дима закинул голову и начал довольно муркать, когда рука Ромы начала гладить его по волосам. Хозяин сегодня добрый. Ласковый. Карие глаза с большим любопытством рассматривали незнакомого Сашу. Он красивый. И зачем стоило от него бежать? Черные волосы немного растрепаны. Его зеленые глаза такие манящие. Все внутри трепетало. Судя по реакции организма, он с ним не первый раз видится. Прикусил губу, скользя взглядом по черным тканям. Красивый. Соблазнительный. Он начал шумно дышать, сидя с открытым ртом, с которого снова закапали слюни. — Яшкинкс, а ты хочешь в Казань? — Дима растерянно поднял голову, раскрыв рот. Уставился на Рому. Слушал его с большим любопытством, — Может ты хочешь остаться с Сашей?       Дима вытер текущие слюни об голую руку, на которой был след от наручника. Снова уставился на Радулова. От его слов все зависит. Он понимал, что если сейчас скажет нет, этот красивый чужак уйдет. Но этот Саша Радулов хотел его забрать в какую-то Казань. Понимал, что было внутри желание сейчас уйти к нему. К этому незнакомому Саше… Почти трезвая голова и нетрезвое тело, две несовместимые вещи, которые совмещаются только у него. Он сидел и скалился как дурак, наслаждаясь мягкими поглаживаниями по волосам. Сам отдал поводок Роме в другую руку, и прижался к его ноге, обняв ее. — Дрянь. — Разочарованно вздохнул Саша. — Как же ты меня доебал со своей поганой наркотой.       Дима тут же оскалился, громко зарычав. Моментально изменился. Усевшись на колени, дернулся на него. Рома отдёрнул за поводок, отшагнув назад, из-за чего Дима свалился на пол. Потянул сильнее, не давая Яшкину кинуться на него. Ошейник начал его душить. Взвыв, Дима недовольно дёрнул головой, вскрикнув: — Иди нахуй, Радулов. Просто собрался и ушёл нахуй от меня. Отъебись от меня! — Ой, а он не хочет с тобой никуда иди! Жалость какая — Усмехнулся Рома, крепко держа поводок. — Нет, Саша, у нас свободная страна. Он не хочет, значит никуда не едет. — Когда он в таком состоянии, то я принимаю за него решения. Отдай мне его, иначе я тебя разъебу сейчас тут!       Дима растерянно обернулся, услышав шаги. Может и уйти домой? Он хочет домой. Очень сильно хочет. Саша его возможность проехать верхом до дома. Он перевёл взгляд на руку хозяина, что держала поводок. Домой. Его кто-то ждал дома. Он не мог вспомнить имени. И не сильно уверен где дом. Где-то недалеко. Вроде даже в этом районе. Интересно, Сашу можно взять с собой? Он хотел домой. Да. Точно. Домой. Он не должен быть тут. Беспокойно осмотрелся. Не его дом. Вдруг Радулов отведет его домой? Взгляд остановился на длинной тени. — Динго! — Радостно воскликнул он. — Ура!       Он тут же уставился на Сашу, резко повернув голову. Тот даже растерялся, увидев крепкого мальчишку за два метра ростом в классическом костюме. Он встал рядом с Ромой, и склонил голову. — Проблемы с гостями, Роман Борисович? — Гость уже уходит. Проводишь? — Я не говорил, что ухожу. Я уйду только с ним. — Настоял Радулов.       Дима жалобно заскулил, снова недовольно дернувшись от поводка. Едва не задушил себя на нем, пока ворочался. Привлечь внимание хозяина. Сбежать любой ценой. Он хочет домой. Рома присел к нему на корточки. Мягко провел руками по светлым волосам. Радулов растерялся. Он мог поклясться, что увидел несколько седых прядей, явно выбивающихся из общей картины. — Плохая собака. — Яшкин скривился, слегка прижав голову к плечам, сделав виноватый вид. — Когда ходишь на поводке, нельзя дергаться. — Рома легонько дал ему по голове, — Плохая собака! — Прости! — Взмолился он и покорно опустил голову к ногам хозяина, — Прости, умоляю, прости… Я просто хочу… Дай мне с ним пообниматься раньше, чем он уйдет. Я скучал по нему. — Жалобно попросил Дима, стоя перед ним на коленях и осторожно выпрямил голову, — Можно, Ромка? Пусти меня пообниматься! Я люблю обниматься. Он выглядит мягким. Медвежонок.       Рома кивнул, и ослабил поводок, сняв его. Дима с его помощью поднялся на ноги. Задумчиво потоптался. Он едва стоит на ногах. Слабое глупое тело. Медленно провел языком по искусанным губам. Остановил взгляд на зеленых глазах. Не просто чужак. Кто-то близкий. Это был близкий ему Радулов. За ненавистью чувствуется любовь. Его тело хотело в него влюбится. Красивый. Будет любимым. Он точно знает где дом. Пора бежать. Его не забыть. Скорее! Яшкин резко оттолкнул Рому на Динго, схватил Радулова за руку и бросился бежать, громко расхохотавшись. Домой! — Куда?! — Возмутился Саша, едва не упав. Понесся за ним, едва успевая перебирать ногами. — Домой! Хочу домой! Быстрей!       Яшкин понёсся охваченный страшным любопытством по парадной, громко шлепая босыми ногами по грязным ступеням. Динго погнался за ними. Радулов быстро бежал за Димой, крепко держась за его руку. Вот такого он вообще никак не ожидал. Яшкин с силой ударился об дверь парадной, просто выбив ее плечом, применив на нее любимый силовой. Деревяшка треснула в месте, где держался замок, и просто сдалась под натиском такой силы, распахнувшись на улицу. Они едва успели выскочить, прежде чем их догнали. Почувствовав внутри опасность, Дима оттолкнув Радулова на снег, а сам принялся драться с преследователем, что явно не ожидал такой силы и того, что на него нападёт это безвольное чудо в перьях. — Эй, Радулов!       Радулов закинул голову. Кратко удостоверившись, что Яшкин занят своим любимым делом, встал под окна дома, поймал вещи от высунувшейся с окна домработницы. С улыбкой кивнул ей. Она тут же закрыла окно, помахав им на прощание. Саша растерянно повернул голову услышав хруст костей. Яшкин впал в ярость, избивая безвольное сдавшееся тело с громким рычанием. Надо было его как-то остановить, но чтобы самому не вернутся в московскую душегубку которую какой-то недалекий назвал больницей. Он не хотел остановится главным героем, но ему придётся это сделать.

Хорошо. Он теперь главный. Он теперь старший.

      Радулов, собравшись с силами, схватил Диму за воротник джерси и дёрнул за неё, оттянув его от тела. Улыбнувшись ему сказал, попытавшись сделать вид, что ему не страшно: — Пошли, я тебе сладостей дам. Вкусные. Много. — А домой?! — Растерянно спросил Дима. Его организм словно треснул где-то внутри. Он издал жалобный вскрик, упав на колени. Как больно. — А как же я… Ну домой? Ты знаешь где я живу? Я иностранец. — Пойдём домой. — Саша уселся перед ним, — Я дам тебе теплые вещи. Ты замерзнешь. Этого нам не надо. — Тепло. — С улыбкой сказал Дима. — Не надо. Давай тепло.       Он стоял на коленях босиком на снегу в одной уляпаной кровью джерси СКА. Ему было холодно даже на него смотреть. Градусов десять минусом точно было. Еще и поздняя ночь. А Яшкин одетый в одну рубаху был весь покрасневший, словно ему и правда было очень жарко. Саша порылся в вещах, что прилетели к нему. Вручил ему штаны. Дима с неохотой надел их на себя, и сунул ноги в предложенные кроссовки. Хмыкнул. Вылез из них. Сунул левую ногу в правый кроссовок, а правую в левый. Потоптался. Так гораздо удобнее. Накинул пуховик молнией к спине. Саша попытался ему сказать, что он не прав, но услышав недовольное рычание, не стал спорить. Дима надел капюшон, скрыв лицо, и, резко развернувшись, начал орать. Видимо испугался что свет погас. Не реагируя на пляски на сугробе с криком «темно» Радулов хмыкнул. Этого мало. Вещи, его айфон, и все. А как же он без паспорта полетит? И без ключей. Он поднял голову смотря на Диму, что подскочил со снега и побежал вперёд. Его остановила стена подъезда, в которую он влетел на бегу. Он упал на снег в очередной раз. Капюшон свалился с морды. Яшкин издал счастливое «хы» и снова поднялся. Глупо хлопал глазами, явно не понимая где находится. Растерянно потоптался раскинув руки. Приплясывая под несуществующую музыку, словно девочка в пышном сарафане и на коньках, сделал несколько оборотов на одной ноге, скользя кроссовком по наледи. Изящно вскидывая ножку, издавал звуки, похожие на подпевание к песне. Руки изящно изгибались. Яшкин явно наслаждался песней, играющей в голове, и, закрыв глаза, потратил пару минут на танцы. Радулов скептично за ним наблюдал. Ему точно стоило попробовать себя в фигурном катании. Ему бы пошла программа какой-нибудь Загитовой, при его-то изящности. Яшкин раскрыл глаза. Его взгляд ни на чем не мог остановится, а на лице застыла жуткая искривленная улыбка. Задрал резко ногу в очередном изящном жесте. Кроссовок скользнул по наледи и он рухнул на снег. Почесав кроссовком приличную щетину, словно собака, Яшкин потерянно положил раскрытые руки на снег, явно не понимая зачем они ему нужны. Попытался одну из них видимо выдрать. Радулов наблюдал за происходящим, стараясь не начать ржать. Это было страшно и смешно одновременно. Пора бы уже начать что-то делать, чтобы отвести его домой. Задавать ему вопросы опасно. И он может ничего не помнить. Сильно много времени прошло. А в таком состоянии с такими дозами, даже странно будет, если он помнит хоть что-то. — Домой нам надо паспорт. — Осторожно сказал Радулов. Приходилось изрядно напрягать мозги, чтобы вопрос перефразировать в предложение. — Высокий мальчишка хранитель ключей и бумаг в квадратах! — Гордо рапортовал Яшкин, отвлекшись от ненависти к рукам.       Снова подскочил. Начал орать, увидев изуродованное тело Динго. Побежал до ближайшего дерева. Влетел уже в него, рухнул под ним. Радулов упер руки в бока, тяжело вздохнув. Ну и что это сейчас была за шарада? Он решил позвонить Жабе. — Саша что там?! — Искренне удивился Артур, с явным беспокойством в голосе, — Как там Димка?! — Пиздец тут, Жаба. Он в говнище и нулевой. Ты же дружишь с Петербургом. Ну-ка, мелочь, помогай. А то он мне шараду загадал. Дима сказал, что высокий мальчишка хранитель ключей и бумаг в квадратах. И это на предложение, что нам нужен паспорт. — Ну если ты его спросил про паспорт… — Артур усмехнулся, — Он же российский паспорт у Билялетдинова оставил. По чешскому улетел. А там на нем квадратики, прям на обложке. А высокий мальчишка, это Степа Фальковский. Я тебе сейчас адрес его скину. И поговорю с ним, а то я слышал о том, какие у вас отношения, чтобы вы друг друга не ебнули. — Спасибо. С Ники что? Живой там? — Ну вроде да. Признаки адекватности даже подаёт. Мы с моей девушкой на пару экспериментируем на нем. Он хорошо соображает. Но все еще пытается есть ногами. Я думаю ему день-два, и он нормальный. — Он тяжело вздохнул, — Сань, я боюсь за Диму. Он с каждым разом все тяжелее отходит. И я боюсь с ним жить в таком состоянии. Еще ничего, что Никишин такой живет. Яшкин его удержал в самой буйной стадии, и теперь Ники только спит. Но я не могу Яшку бросить. Боюсь его. Я никогда его не видел на таких страшных отходняках. Только со слов Дамира все знаю. Я боюсь. — Если дозы в доме нет, то мы его в доме запрем, да пускай беснуется. Похуй. Это же Яшкин. А ты поедешь домой к себе. — Ты угораешь сейчас надо мной, блин?! — Возмутился Артур, — Мне жить с ним. Я не поеду к родителям! Вот поселишься у нас и сам будешь его по всей хате ловить. Иди давай. Фальковский хороший мальчик. — Как вы меня бесите с этими мальчиками за два метра ростом. — Почувствуй, какого Волку всю жизнь жить, когда все вокруг выше него. Иди быстрей, Саня!       Радулов тяжело вздохнул. Взвалил тело Димы на себя, с ним на руках пройдя несколько кварталов. Усадив на лавочку свой бесценный груз, тяжело отдышался. Уставился на адрес. Судя по картам, идти ещё очень долго. Яшкин начал громко скулить. Радулов растерялся. Он не знает, что с ним делать в таком состоянии. Решил позвонить уже Дамиру. Уж он-то точно владеет инструкцией к игре с этой игрушкой, чтобы она не отхуярила тебе руки за твое любопытство. — Здарова, акула. — Усмехнулся Дамир, — Ну че, познаешь всю прелесть Петербурга? Гуляешь с объебанным Яшкиным по узким улочкам старинного города на Неве? — А ты уже обо всем в курсе?! — Конечно, мне Ирина Леонидовна все рассказала. Вот ты смех на палке. Че такое? Че случилось? Кто сдох? — А дай мне инструкцию чего мне с ним делать, когда он скулит. Я не знаю как я с ним таким сейчас в Казань поеду. Я вообще презираю людей употребляющих эту дрянь. Алкоголь с курением ещё куда не шло, но вот эту хуйню, я прям не могу… Мне мезко, блять. Ненавижу его за эту хуйню. — Ничего ты не сделаешь. Видимо он недавно закинулся, сейчас поскулит и перестанет. Потом хуже будет. Так. — Он задумался взяв паузу. Саша уставился на Диму, что лёг на лавочку, и, сдвинув на себя снег, явно решил поспать. Он дотянулся и аккуратно застегнул пуховик, чтобы снег не попал внутрь. — Так, ну у нас сейчас почти ночь, ну так он только на следующее утро начнёт бесноваться без дозы. Не на этот день, а ну, дальше который идет. Извини, я хреново среди ночи соображаю. Тебе надо побыстрее шевелится. Я его всегда объятиями успокаивал, но вот сам Дима говорит, что Ники можно было поцелуем успокоить. Ему кажется, что он остался один. Ему просто надо тактильного что-то дать, чтобы он понял что он не один, и успокоится сразу. Будь осторожнее, ничего у него не спрашивай. Раза два или три первых ещё можно попробовать, когда прям совсем никак не изъебнешься, а потом он драться начнёт, потому что посчитает это как оскорбление. Только через доброту, Сань. — Не Яшкин, а маленький ребенок. — Ну да, он сейчас таким и будет. Будет плакать, потом блевать будет. Ты же видишь, как сильно он тощает. Потом истерить… Все, смирись. Ты бы с ним остался, пока он отходить будет. Ему нужна поддержка сейчас. Он один не вылезет. А… остальные по гробам и по кабакам. — Хочешь меня по новой в Склиф отправить?! Я не хочу с ним таким оставаться. Какого хуя вот он опять свалился? Вот был же, сука, нормальный. Жаба мне сказала, что он счастливый был, крепкий на ногах. А я нашёл его у Ромы на поводке. У него ещё следы от наручников на руках. — Ну он любит такое, да. Это же Ротенберг. Это же его собственность. А на счёт Димы… А ты не думаешь, что он не по своей воле туда залез? Хотя хер знает, если говоришь он нормальный был, то тогда мог и сам влезть. Долгая история. Потом как нибудь за стаканчик тебе расскажу. Давай, спать уже пора. — Блять, я боюсь до Фальковского с ним ехать. У нас со Степой личная вендетта. — У тебя со всеми она есть. У тебя ни к одному хоккеисту в Лиге не будет такого, чтобы не было претензии. Ебало кирпичом и пошёл. Ты же с Волком «на нормальном» начал общаться, насколько я слышал. Вот и с ним давай также… — Нет, мы с Волком ненавидим друг друга. Просто сделали вид, что дружим, чтобы Яшке легче жилось. Хотя я ему пару раз вломил для профилактики. Блять, ладно. — Он тяжело вздохнул, — Как же заебал этот Яшкин. — Любовь зла, Радулов. — Ага. Лучше и не скажешь. Все, ладно, спи, пока у меня еще вопросы не появятся.       Радулов вызвал такси, и, усевшись на корточки около лавки, принялся оттирать заляпанные кровью изуродованные руки и забрызганное лицо. Дима лежал с довольной ухмылкой. Саша тяжело вздохнул. Он много хороших знакомых и друзей потерял от наркотиков. И у него уже выработалась стойкая неприязнь к этому всему. Он не мог себя пересилить. Надо было что-то сделать. Но ему было отвратительно. Он просто отвезёт его домой и бросит его снова на произвол судьбы. Яшкин как обычно выкарабкается сам. Что ему будет, кобыле такой. Услышав, что такси приехало, он взвалил его тяжелое тело и поехал до дома Фальковского. Артур должен был с ним поговорить, чтобы они вдвоём не подрались. Но быть Волком он устал. Постучавшись в нужную дверь, прижал Диму к стенке. — Ой, детка, — протянул он, — ну что ты стесняется?! — Рука Яшкина схватила его за куртку. — Ну давай. Мы с тобой достаточно уединились.       Саша замер. Прекрасно видел, что дёргаться, если Дима нападает, это сделать только хуже. Опыт Волка ему дал много выводов. Как бы ты не дёргался — если ему хочется, то трепыхаться бесполезно. А как по-другому выбираться? Вот уж чего он не хочет, это быть изнасилованным под дверьми чужого дома ещё и в Петербурге.       Дверь раскрылась. Яшкин получил в лоб своим паспортом и следом прилетело вещами. Радулов даже растерялся, когда Дима успел поймать паспорт в одну руку, и портфель в другую. — Спасибо, шкет! — Усмехнулся Дима, и, вытянув свою руку в ответ на высунувшуюся из-за двери руку Фальки, громко отбил её.       Дверь тут же захлопнулась. Радулов облегчённо выдохнул. Отобрал у него его паспорт. Встал к другой стенке, покупая билеты и себе и ему. Время в запасе еще есть. Но долго лучше не тянуть. Дима же рухнул на пол и начал копаться в портфеле. Нашёл горсть конфет и начал чавкать ими. Саша улыбнулся, смотря на него. Понял, что он ест конфеты сразу с фантиками и его лицо моментально изменилось. Дима недовольно хмыкнул. Залез рукой в рот, достав странное месиво покрытое большим слоем слюней. Саша задумчиво попытался достать фантик. Но Дима зарычал, и вскрикнул: — Не трогай! Моё! — Твоё. Оно не вкусное. Я тебе другую дам. Она вкусная. Это же персики. — Волк любит персики. Весенние птички дочки блюза. Я видел его раньше. Откуда этот парень. Твоя звезда на форме в зеленом не мешается в небе. — Констатировал Яшкин, внимательно наблюдая с открытым ртом, с которого капали слюни за тем, как Саша аккуратно разворачивает конфетки, фантики оставляя себе. Когда Саша одобрительно кивнул, он разом закинул горсть конфет и довольно начал чавкать, — Я люблю волка. — Я знаю. — С грустью констатировал Радулов. — Поэтому я не люблю тебя. — Я люблю собаку больше чем волка! — Яшкин поднял глаза, смотря в его зелёные глаза, словно завороженный. — Ты красивый. Как тебя зовут? — Увидев, как Саша растерялся, у него покраснели глаза. Он шмыгнул носом, и вытерев потекшие слезы расплакался ещё пуще прежнего. — я не то! Это больно. Ты кто? Это больно?!       Радулов не знал как его успокаивать. Неужели он начал забывать имена? Он достал свой айфон и повернув его к нему экраном, показал их фотографию со льда. Ахтямов обнимался с Лямкиным, пока Яшкин обнимался с Радуловым. Их любимая фотография. Это был октябрь. Хорошее было время. — Это я. — Растерянно указал Дима в экран. Он со своим любопытством начал напоминать ему своего младшего сына. Саша присел рядом, смотря куда он показал, — это ты. Мы с тобой знакомы? — Карие глаза Яшкина с трудом остановились на нем. Он глупо похлопал глазками, снова издав довольное «хы», когда Саша кивнул. Дима растерянно уставился на фотографию. Почесал опять щетину ногой в кроссовке. — Знакомы. Звезда. Нота. Птица. — Начал раскачиваться из стороны в сторону, сложив ноги стопами вместе. Ему понадобилось довольно долгое время. Вдруг Яшкин взмахнул руками и указал на Артура. — Он мне близок! От него тепло. — Яшкин снова начал качаться, — Он кто? — Это Артур Ахтямов. У него прозвище Жаба. Сыночек твой. Мальчишка твой. Ты ему прозвище дал. — Саша говорил медленно и с большой осторожностью. Он перевёл его пальчик на соседа по объятиям. — Это Домовой. Его зовут Никита Лямкин. Обжора наша. А я…       Он растерялся когда Дима потянулся к нему. Его ледяные трясущиеся руки легли ему на плечи. Саша растерянно смотрел на него. Дима начал тяжело дышать. У него снова покраснели глаза. Язык облизнул окровавленные губы, искусанные все до ужаса. Заставил крепкой хваткой Радулова склониться еще ниже к нему. Прикрыв глаза, мягко поцеловал его. Еще помнит как целоваться. Дима вцепился в него, жадно продолжая поцелуй. Отстранившись, прошептал: — Собака. Я знаю твоё имя. Я не могу. Не могу вспомнить. Пёс. — Я не пёс. Я друг. — Саша улыбнулся. Он привык, что его считают псиной. Даже уже не обидно. Он уже и не помнит, почему к нему пристало это прозвище. — Ничего страшного. Ещё вспомнишь. — Он показал ему его паспорт. — Домой. — Домой не надо бумагу в квадратах. — Яшкин насторожился, сидя весь в слезах, крепко сжав его телефон в руках. — Ты меня хочешь обмануть?! Зачем? — Он дернулся, вскрикнув, — Предатель!       Радулов отскочил, подняв руки. Яшкин попытался встать, но тело его не послушалось и он рухнул на пол. Начал заливаться слезами. На полуслове уснул. Саша растерялся. Как же страшно ему сейчас за свою жизнь. В декабре было гораздо проще. Его просто усыпили и повезли в Казань спецрейсом. Он даже близко не представлял, как с ним сейчас будет тяжело через половину страны ехать. Но беда была в том, что если они промедлят, то Яшкин начнёт быть злым. И тогда будет ещё хуже. Он сполз по стене, уставившись на него. Что делать-то теперь? Он закрыл руками лицо. Просидел много времени, перебирая в голове варианты. Тут было тепло и тихо. Отличное место чтобы подумать. Но будто можно придумать какой-то план к такой поганейшей ситуации. К этому утырку, который опять, сука, создал себе проблемы на ровном месте.       Он жалел. Жалел о том, что не мог свои собственные слова сдержать.       Сказал же, что не поедет. Сказал же, что не будет его спасать.        Зеленые глаза уставились на спящее тело, что периодически вздрагивало во сне. Но все равно поехал за ним. Будь он просто пьяный в говнище, это один разговор. А тут наркотики. Проклятые наркотики. Он вытянул руку и мягко провел ей по светлым волосам. Присмотрелся. Не показалось. Седые пряди. Саша растерялся. Несколько волос осталось в руке. Какой же он был жалкий. Совсем отощавший. С убитой до нуля психикой. Снова бесполезный жалкий и слабый. Ему надо было помочь. Но у него не было никакого желания перебарывать себя в тысячный раз, проглатывая отвращение. Может отвезти эту чудилу в Екатеринбург к его няньке? Саше было плевать, что Волк сам был на грани смерти. Зато эта Мать Тереза точно ему поможет. Снова поставит его на ноги. И Саша сможет снова притрагиваться к Яшкину без желания набить ему морду за всю эту херню.       Они с Волком ненавидели друг друга. У них слишком сильно расходились мнения по поводу Яшкина. Но стоило хотя бы признать, что они даже обладая животной ненавистью друг к другу помогали друг другу. Хотя. Скорее Волк ему помогал. Всегда успевал вытянуть руки и не дать тяжелому телу Яшкина упасть сразу в гроб. Но у коротышки тоже силы начали заканчиваться. Все происходящее явно подпортило ему нервы. Он не подавал вида, что ему плохо. Когда Радулов оказался на пороге его дома, Кертис выглядел мягко говоря сомнительно. Сказал, что не скажет где носит его Яшку, потому что сам Саша явно не достоин Яшкина. Получив кулаком пару раз по морде, стал сговорчивее. Пару раз следом пришлось попинать его ногами. Он знает, что этот парень явно не такой стальной как всем кажется. Радулов знает, что они равны по силе.       И точно знает, что у Кертиса тоже не просто мотивация помочь ради помощи. Он был точно уверен в том, что Волк явно хотел забрать Яшкина себе. А уж этому мелкому гаденышу он своего Яшкина не отдаст. Пускай хоть сдохнет со своей любовью к нему эта вшивая волчья шкура. Нет. Этого точно не будет. Он точно не отдаст ему Яшкина.       До него вдруг дошло осознание не меньше, чем вселенской важности. Все то, что говорил Яшкин, было похоже на мысли того, кто страдал бредовым расстройством, а то и шизофренией. Но если внимательно прислушаться, то можно прекрасно заметить, что между словами была связь. Да, ее еще надо очень постараться обнаружить. И точно знать что искать. После вопроса про знакомство Яшкин сказал: «Звезда. Нота. Птица». Казалось бы, как обычно бред, который Дима нес без остановок. Но ведь был вопрос про то, знакомы ли они. Знакомы. «Даллас Старс». «Сент-Луис Блюз». «Спрингфилд Тандербердс». Саша вдруг улыбнулся, обняв ноги. Конечно. Сам Саша тоже надеялся бы забыть все то, что проходило семь лет назад. Сезон семнадцатого/восемнадцатого годов, за который Радулов не мог простить Кертиса. Шутка, которую он придумал про то, что «Даллас никого не прощает», его каждый раз веселила. Его Даллас это просто какой-то пранк на льду. И уж точно никак не что-то, что звучит как угроза. Петербург и то опаснее. Тогда все трое были сильно моложе, резвее и красивее.       За то время, пока Радулов носился по льду в зеленой форме со звездой, успел много с кем столкнуться. И отца Яшкина, так же как и самого Яшкина он знал гораздо дольше, чем просто один случайный полусезон в Казани. Они часто с ним сталкивались на льду за океаном. Часто мешались друг другу. Успели пару десятков влезть в драку друг с другом. Яшкину не впервой бегать в синей рубахе. Саша видел много потенциала в этом мальчишке, и с радостью мешался ему на льду, чтобы Дима учился вылезать из любых сложных ситуаций. А ситуации, когда Радулов был на льду иначе, чем сложными, уже язык не повернется назвать.       Весенние птички дочки блюза. Великолепнее не скажешь. Причина, по которой они с Волком ненавидели друг друга была именно в птичках. Спрингфилд Тандербердс фарм-клуб для Сент-Луиса. И именно в Спрингфилде в семнадцатом году, сбежав со своей «Ютики Кометс» оказался Кертис. Игравший в таком же фарм-клубе уровнем ниже бывший близкий друг Волка — Даррен Диц много уморительного рассказывал Саше за общими попойками, которые в Техасе были частым делом. Диц играл в «Техас Старс», что в свою очередь была дочкой «Даллас Старс». Они с Волком мало того, что с одного города, так у них еще и разница в половину года была. Они учились в одной школе, ходили вместе учится хоккею. А потом их пути разошлись на долгое время. Пока Даррен искал себе приют, прыгая по клубам, Волк сидел в своей «Ютике», и только мечтал чтобы выскочить в большой хоккей на своих коротких лапках. Но в драфт НХЛ его не взяли, всей лигой над ним посмеявшись.       Саша знал его историю только с полупьяного рассказа Даррена. Они один раз разговорились про него. Раньше Кертис был другой. В детстве, лет до четырнадцати, вполне великолепный пацаненок, пускай и с немного странной внешностью, но, как сказал Даррен, из тех краев Медисин-Хат редко кто бывает не странный. Потом с ним много чего веселого случилось, из-за чего он стал себя вести крайне сомнительно. Примерно так, как ведет себя сейчас Яшкин. Спал с кем попало, да еще и за немаленькие деньги, был самой настоящей крысой, что на любую оплошность бежала жаловаться тренеру, что все слухи в раздевалке доносила тренерам, что выносила сор из избы. Он был редкостной паскудой. Но про себя никогда ничего не рассказывал. Спрингфилд чуть-чуть разъезжался графиком с ребятами из «старшей» группы — с Блюзом. И Волк постоянно ошивался на тренировках и на играх Блюза. Где и познакомился со всей командой, в том числе и с Яшкиным. Дима с большой радостью общался тогда с таким же придурком как и он.       Сам Яшкин этого наверняка не помнит. Но Даррен рассказал Радулову, что у Волка никогда не было «хоккейных» планов на Яшкина. Он ходил на чужие тренировки и просился в их команду ради Яшкина. Когда пошли слухи о том, что Дима явно свалит из Блюза, да и скорее всего на другой континент, Кертис решил сработать на опережение. Уебенив себе один из лучших сезонов в жизни, заскочил с двух ног в казахстанский Барыс, по дороге успев принять гражданство и прихватить путевку на Олимпиаду в национальной сборной к своему любимому Дицу. Когда у Вашингтона с Яшкиным ничего не сложилось, Дима попал в Динамо, громыхнув своей славой и беззубой улыбкой на всю лигу. Радулов же, вместе с Да Костой, с которым они не один сезон вместе откатали под знаменем Московских армейцев, помог Дицу залезть в ЦСКА, заодно дав совет отказаться от этой поебени рядом. Диц с радостью его послушал, и насколько Саша знал, они до сих пор не общаются, хотя по слухам они были не просто «близкими» друзьями. Насколько одержимым человеком надо быть, чтобы переломать себе всю жизнь, поменять гражданство, поскакать по множеству клубом вслед за любимым, который вообще даже не знает и не думает о твоем существовании?       Кертис мог ему сколько угодно заливать о том, что Яшкин ему просто друг. За просто друзьями не бегут не завязывая коньки в другую страну, по дороге придумывая оправдания про Олимпиаду и прочий бред. Не летают в другой город ради просто друзей, поставив под угрозу свою жизнь. Не соглашаются улететь в Петербург на верную смерть. Когда Ротенберг предложил ему убрать старого врага, Саша ни секунды не думал. Ему буквально развязали руки и отстегнули поводок. Он долго гонялся за этой мразью.       Ведь именно с ним оказавшись в постели первый раз, Яшкин попробовал наркотики. Сам Радулов не знал этого достоверно: все на уровне слухов. Но отец Яшкина был уверен в том, что это дело рук Кертиса, да и Диц, что был с ними в тот вечер, сказал об этом всем. Все прекрасно знали, что добрая улыбка Кертиса располагала к себе. Он мог легко влюбить в себя, подстроившись под человека. Молодой и безголовый Яшкин не первый раз наебывается на его идеальной красоте. Зависимость замораживает в том возрасте, в котором начал. Зависимость от наркотиков появляется с первой же дозы. А потом хочется еще и еще. А потом организм перестраивается и уже варианта бросить нет. Счастье Димы, что они всего пару раз пересекались на общих сборищах и он не успел тогда схлопотать сильную зависимость, и он успел обойти все медицинские тесты на допинг, наркотики и прочую дрянь. А может и изъебнулся, чтобы не попасться. Яшкин мог. Легко.       Проблема только была в том, что вляпавшись в наркотики, уже легко не отделаешься. И когда Дима попал в руки своего любимого миллиардера, история повторилась. Добрая улыбка, приятное отношение к себе. Восхваление. Добрые слова. Ротенберг бросил к его ногам весь город, чтобы приманить к себе гордую и непокорную лошадку. Стоило ей съесть с чужой руки знакомые сладости, как организм все вспомнил. И голова покорно кивнула своему новому хозяину. История длится долго. Не первый год. Не первые пять лет. Радулов долго охотится за этим хищником. Уже и хищник сто раз поплатился за свои грехи. И сам поменялся. И страны вокруг них поменялись. И города. И форма на них. Но Саша уважал отца Яшкина, который всем имеющим паспорт в руке с двуглавым орлом, предлагал отомстить за своего любимого сына, который явно мог прожить лучшую жизнь, если бы не это все. Дима явно подзабыл про свои корни, про свое чешское гражданство и про всю свою семью. Вечно пиздострадающий с ничего. Вечно скулящий и умирающий в одиночестве, окруженный заботой и любовью. Он стал таким, потому что организм вырос до взрослого мужика, сто килограмм весом, и метр девяносто ростом, а мозги остались на уровне старших классов школы. Не один Радулов охотился за Кертисом. На этого хищника было много претендентов. На него ставили ловушки почти все, кто поиграл в хоккей на двух разных континентах.       И единственный клуб, который согласился приютить Кертиса и его груз проблем, это был Автомобилист. В котором Волк явно чувствует себя очень хорошо. Широков, правда, не отставал от Волка дольше чем на пару игр. Топил его морально. Оскорблял, что из него хоккеист такой же как из Трямкина балерина. Дрался с ним. Унижал его. Оскорблял его. В том сезоне Волку было не до Яшкина и своей поганой влюбленности. А в этом году Широкова аккуратно отодвинули с поста капитана, пустив на трон Трямкина. А тот в обиду иностранцев не дает. И Волк, почувствовав, что капканы в лесу стали неопасны, снова обратил свой взгляд на Яшкина.       Мотивации Волка он не знал. Не хотел даже слушать ее. Ему было плевать что с этой тварью в жизни происходило. Но когда сам Радулов влюбился в Яшкина, когда понял за что его столько лет любил Кертис, эта бойня стала принципиальной. Изначально это было просто весело слышать, как молодые хоккеисты дорвавшись до больших денег американско-канадского хоккея и лучшей лиги планеты, катятся по наклонной. Потом стало странно слушать про то, как фарм-клуб сблизился с основным, использовав социальную смазку — алкоголь и наркотики. Потом, услышав, сколько душ загубили эти маленькие ручки, стало не до смеха. Когда дело коснулось Яшкина, да так, что Овечкин, Ковальчук и Радулов, да и остальной звездный десант с бордовым паспортом похватались за оружие, пошла война. Когда Яшкин стал не просто смешным мальчишкой в сине-белой форме «Динамо», а близким любимым человеком для Радулова, эта война поставила самый высокий ценник в жизни Радулова.       Саша не даст своего Яшкина в обиду этому коротышке. С него хватит. Это принципиальная бойня. Он признал, что Ротенбергу он не в силах противостоять. И придется однажды отпустить Диму из рук на вольный выгул, прекрасно зная, куда сорвется эта кобыла в очередной раз. Но Волку он его не уступит. Как бы Кертис не говорил о том, что ему Дима никак не интересен — Сашу было не обмануть. Просто так не могут хорошо относится к такой дряни, как Яшкин. Это либо была самая страстная и желанная любовь, либо желание искупить собственные грехи своей помощью и своей кровью. В первое, конечно, верилось охотнее всего. К этому чудовищу с двадцать третьим номером на спине у Волка были личные счеты.       К этому невнятному чудовищу, что меняется так же резко, как погода в этом поганейшем Петербурге, нельзя хорошо относиться. Даже быть нейтральным тяжело. Он может ржать, как лошадь в стойле, только какая-то не такая ситуация, и он может впасть в истерику и слезы. У него просто отсутствовали эмоции, которые были бы не крайними. К этому чудовищу, что абсолютно бесконтрольное, невнятное, агрессивное, не слушающее чужих просьб. Он тоже видел эти видео с тем, что Яшкин и его бывшие соплеменники сделали с Волком. Поэтому он искренне считал Кертиса таким же долбоебом, как и он сам, который любил Яшкина. Иной причины, что была бы таким же серьёзным аргументом, чтобы прощать ему все эти выходки, он просто не мог найти. Причина такого всепрощения всегда есть. Ее не может не быть.       Но в этой теории была небольшая проблема. Над Кертисом издевался не только Яшкин. Даже тот же Никишин, тоже ебанутый на голову, явно не меньше, чем сам Яшкин, уже много раз ему больно делал. И тридцатого числа, и тогда, на их всеобщей попойке. Сам Саша ему сказал, что не имеет никакого интереса к Волку. Просто так откупился от Ротенберга. Никишин решил не давать себя в обиду, сам став агрессором. Поэтому и делал Волку больно. Платит по своему контракту чужой кровью. Саше всегда было смешно понимать, что, возможно, у них с Ромой сходится как минимум пара целей в жизни, одна из которых — убрать Кертиса из списка живых. Никишин сказал, что Рома хочет довести его до самоубийства. Радулов сам был бы рад это увидеть. Он устал уже от этой пидорасни, которая обязательно прибежит на любой крик о помощи и протянет свои короткие лапки, не боясь к любому: и к наркоману, и к алкоголику, и к долбоебу, и к своему, и к чужому…       Внезапно входная дверь раскрылась, сбив Сашу с приятной мысли о похоронах ебучего Волка. Фальковский уставился на Радулова, и, вдруг улыбнувшись, перевёл взгляд на Яшкина. — Что, псина, не справился со шлюхой? Все силы достала? — Очень смешно. — Грустно сказал Саша, подпирая голову. — Я не дотащу его. Но и надолго оставлять его нельзя. Дамир сказал у меня не больше суток есть. Я не могу. У меня уже все болит.       Степа расхохотался над ним. Радулов молча уставился на него с осуждением. Он накинул на себя куртку, и застегнув её, закрыл дверь на ключ. С лёгкостью подняв Яшкина с пола, закинул его на плечо. На другое повесил портфель и сказал, достав ключи от машины: — Пошли, псина. Помогу тебе. А то ты ещё рядом подохнешь. — Ой, а куда мы? — Заинтересованно спросил Яшкин, видимо очнувшись. — Я тяжёлый. О а чего потолок наверху?!       Радулов тут же поднялся с пола и пошёл за ними. Дима начал громко хохотать, когда Степа схватил его за задницу, чтобы не уронить. Они спустились по лестнице и вышли во двор. Яшкин снова начал ворочаться. — Так, хороший мальчик, залезай.       Он поставил его на ноги перед машиной и открыл дверь ему. Яшкин тут же залез внутрь, усевшись с довольной рожей, словно они сейчас в аквапарк поедут. Степа закрыл дверь, и пошёл на водительское. Радулов задумчиво уставился на дорогущую иномарку. Была б у него ламборджини, он бы её оставил на первом же повороте около казанского стадиона. На такой только в столицах и ездить. Он уселся на переднее пассажирское. Степа уселся за руль, и, открыв бардачок, кинул Яшкину назад плюшевую лягушку. Дима порадовался, радостно похлопав и, подогнул ноги, уселся с ней играть. Саша молча отвернулся, подперев голову рукой. — Ты мне Буше напоминаешь. — Чем? — Удивился Радулов, — Количеством зубов? — И этим тоже. Нет. Тем, что вы с ним в таком состоянии вроде бы и хотите общаться, но физически не можете. Я вижу как тебе мерзко. — Слишком много людей в моем окружении эта херня сгубила, Степа. Я пытался себя пересилить. Но не получается. Ненавижу его за эту херню. Дрянь. Слабак, блять.       Радулов с ненавистью посмотрел кратко на задние сидения, где Дима сидел обнявшись с плюшевой лягушкой, счастливо улыбаясь. Машина с громким рычанием выехала со двора и помчалась по ночному Петербургу. Можно было даже музыку не включать. Яшкин начал петь лягушке, играясь с ней как маленький ребёнок. Услышав, как он назвал её Артуром, у обоих появились улыбки на лицах. Не успели они с центра выехать, как Яшкин заорав, что он голодный, рухнул на кресла, прижав к себе лягушку, уснул, мягко прикрыв бедную игрушку краем своего пуховика, чтобы она не замерзла. — Он нормальный приехал? — Осторожно спросил Радулов, рассматривая пейзаж.       Чем дальше они ехали от центра, тем хуже пейзаж становился. Аккуратные малоэтажные здания сменились высотками. И с каждым кварталом они становились все страшнее и хуже. И расписанная в полосочку ламборджини явно не вписывалась у эти пейзажи. — Даже очень. — Кивнул Фальковский, мягко перестраиваясь из ряда в ряд, явно стараясь как можно быстрее добраться до Пулково. — Счастливый, адекватный, нормальный. Только он отощавший сильно. Он же был у Ромы. А от Ромы он с ноября такой возвращается. У него было желание на двое суток с ним остаться. Он когда вещи у меня бросил, до меня дошло, что сам он не вылезет. Ты долго ехал. В прошлый раз быстрее было. — Я тебе что, блять, «Пони Экспресс»? Конечно быстрее! Потому что в прошлый раз я не делал два круга по стране в его поисках. Я вернулся из Москвы, а мне заявляют, что он поехал за Бруксом. Я в Екатеринбург. Вломил Волку. Тот сдал мне Артура. Я в Казань, а Артур мне заявляет, что он, сука, опять тут. Да уж, оставался бы тут, да и сидел бы со своим Ромочкой! Ебал я носится за ним. — До меня дошло, почему Никишин сказал мне, что ты его не любишь. — А я и не отрицаю. Для него отрицаю, а то он пойдёт с крыши прыгать, а то и продолжит на наркоте сидеть. Мне его жалко, но у меня терпения вообще нет, мало ли ты не в курсе. Он достаточно на мне покатался, чтобы меня это заебало. Я пытался с ним покончить. Но все, поздняк метаться, как Ляма говорит. Привязался к нему. Был момент, когда я считал, что люблю его. Пока он был нормальный, крепкий на голову, и не пьющий и не курящий. Мне Волк заявил, что это я его испоганил. Но там поганить уже нечего, давай будем честны. — Че ты доебался до Кертиса. Этот коротышка-то тебя чем не устроил? Ладно наш Толчи тебе каждый матч пытается ебало набить, а с этим то что не так?! — Я презираю этих ебаных смазливых аккуратных и вежливых мальчиков. А он как раз такой. Ещё и казах. — О, ну здорово, а ты в Астану на игры когда приезжаешь, тоже со всеми дерешься? — Нет, только с самыми ебанутыми и бесящими. Таких не сильно много. А тех, кто ещё и смеет мне что-то говорить, так ещё меньше. — Он сидел опустив взгляд, копаясь в телефоне, пытаясь уверить родную жену что скоро будет дома. Аня пообещала вломить ему пиздюлей. Радулов тяжело вздохнул, пытаясь переспорить жену. — Ты своего Никишина из моей Казани заберёшь? — Так он же у Яшкинкса живёт. Вот пускай живёт. Нахуй, он нам половину Питера обблюет. Тут только все прибрали. — Идите нахуй с моей Казани, выблядки. Ещё вас тут не хватало. Своих складывать некуда, а тут еще и чужие.       Они доехали в аэропорт. Степа остановил машину на парковке. Выйдя, помог поставить Яшку на ноги и задумавшись посмотрел на Радулова, стоящего рядом. Саша с отвращением смотрел на Яшкина, что стоял с виноватым лицом, крепко обнимая лягушку, готовясь закатить ему истерику на ровном месте. Степа толкнул Радулова в плечо. Указал ему на Диму, решив немного помочь ему с этим чудом. С улыбкой сказал указав ему на Яшкина: — Рома долго дрессировал его. Он в таком состоянии понимает только команды. Как собака. Просто говори ему «рядом» или «к ноге», чтобы он далеко не уходил. Пока он будет считать тебя своим хозяином, он никого больше слушаться не будет. Надумаешь кинуть его на других — дай Яшке знать кто теперь его хозяин. Иначе, когда он ввалится в агрессию, его никто не сможет остановить. Это только скакать от него, ожидая, когда у него закончатся силы. А когда ему хочется новой дозы — сил у него будет хватать очень надолго. Дамир столько раз огребал от него, ты даже поверить не сможешь. Не обрекай никого на страшные муки. Либо будь с ним рядом, и он будет рядом относительно послушный, либо кидая, выбери «хозяина» покрепче мозгами.       Радулов кивнул. Задумавшись уставился на Яшу, что вернул лягушку Фальке и обнялся с ним. Фальковский его развернул и указав на Сашу сказал: — Хозяин. Он твой хозяин.       Дима кивнул. Его взгляд карих глаз остановился на зеленых глазах Радулова. Он помолчал с минуту, словно что-то решая для себя в голове. Снова кивнул и, указав Степе на Радулова, сказал: — Хозяин.       Степа пожал кратко руку Радулову и уселся обратно в машину. Сразу же уехал с парковки оставив их одних. Радулов тяжело вздохнул, смотря на Яшкина, что глупо скалился ему. Повернув голову уставился на аэропорт. Надо будет очень постараться с ним сейчас все контроли пройти и просто сесть в самолет. Дальше будет не до этого. Он застегнул на нем куртку, скрыв джерси СКА и, вытянув руку мягко погладил Диму по волосам. Яшкин тут же счастливо улыбнулся, и, дернувшись, крепко обнял Сашу. Почувствовав, как мягкая рука хозяина почесала ему за ушком, он высунул язык от удовольствия и облизнул щеку Саши. Тот непроизвольно улыбнулся в ответ. Чуть-чуть потерпеть. Он взял его за руку и тихо приказал: — К ноге. И рядом идешь.       Яша кивнул. Они вдвоём отправились в аэропорт. Пару раз Дима порычал на чужаков, что изумленно показывали на них пальцами. Прошли все контроли. Радулову пришлось побегать по Пулково за Яшкиным, что на четвереньках понесся по залу ожидания. Яшкин доскакал до панорамного стекла, и, усевшись на колени перед ним, прижался к стеклу руками, изумленно смотря на величественный транспорт. Радулов, тяжело дыша, добежав до него, схватил за воротник куртки. Его взгляд остановился на огромном самолете. Дима что-то сказал на чешском, ткнув пальцем в стекло. Натянув капюшон на голову, Саша мысленно умолял время убегать быстрее. С трудом дождавшись посадки, они, крепко держась за руку, уселись в самолёт. Диме дали детскую раскраску что увлекла его на весь полет. Радулов решил немного поспать, усыпленный монотонным чирканьем карандаша об бумагу и равномерным гулом двигателя.       Самолёт мягко приземлился в Казани. Саша облегчённо выдохнул. Летать с детьми в самолете самое поганое приключение. Повернув голову он посмотрел на Яшкина, что выглядел уже по-другому. Он не смог его упросить отдать красный карандаш бортпроводнице. С грустью пожал плечами. Дима крепко держал свой карандашик, держась рядом с Сашей, пока они шли по казанскому аэропорту до очередного такси. Радулов внимательно прислушивался. Он только рычит и что-то недовольно говорит на чешском. У него были немного дерганные движения. Быстрее. Надо быстрее добираться до проклятого дома. Он просто швырнет его и сбежит к любимой жене и детям. Пускай это чудовище само вылезает как хочет из того, куда само пришло.       Они отправились домой. Такси собрало все утренние пробки, и они больше часа ехали до дома. Яшкин только спал, о чем-то разговаривая на чешском во сне, так и не выпустив карандаш из рук. Открыв дверь, Саша затянул Диму в дом. Сам вжался во входную дверь, тяжело дыша. Яшкин дернулся, и вручил Саше карандаш. Тут же воровато огляделся. Торопливые быстрые шлепанья ног раздались среди полной тишины. Артур добежал в пижамке до Димы и бросился с ним обниматься. Яшкин обнял его, счастливо расхохотавшись. Артур зажмурился, вцепившись в Диму. Вцепился в его волосы, уткнувшись носом в шею. — Димка… — Да я, это я, да. Какой мальчик добрый. — С улыбкой сказал Яшкин, — Как тебя зовут?       Артур встал в ступор. Растерянно опустил руки, отойдя от Яшкина. Осмотрел его. Дима с глупой улыбкой смотрел на него, стоя опустив руки. Радулов молча снял с него пуховик. Артур внимательно осмотрел его. У Димы мелко тряслись руки. Он был одет в джерси СКА. Только, судя по номеру и капитанской нашивке, это была рубаха Никишина. Он осторожно наклонил голову в сторону. И правда. Двадцать первый номер. А штаны вроде бы его. Взгляд скользнул ниже. У него кроссовки были неправильно одеты. Левый кроссовок был на правой ноге, а вот правый на левой. Артур перевел вопросительный взгляд на Радулова. Тот пожал плечами, устало потерев лицо. Он устал. Очень сильно устал от него. Пора домой. — Он ничего не помнит. — Сказал Радулов, рухнув на пол. — Никого, Артур. Только себя. И то сомневаюсь, что правильно.       Ахтямов отошёл от него опустив руки. Дима смотрел на него не моргая, замерев словно статуя. Саша похлопал его по ноге, и Яшкин встал на одну ногу, словно лошадка подавшая ногу чтобы ей поменяли подковку. Саша снял с него грязные кроссовки. Артур не знал что делать. — Яшка… — Растерянно прошептал он, — Димка мой… — Это я. — Согласился Яшкин. — Только я — Яшкинкс.       Артур закрыл руками лицо, всхлипнул. Видимо Радулов был прав. Ахтямов растерянно перевел взгляд на Радулова, что предупредил его, что Диме нельзя задавать никаких вопросов. Тут же убежал обратно. Дима повернул голову на Радулову, словно ожидая какой-то команды. — Место, Яшкинкс.       Дима пошлепал босыми ногами, оставляя за собой грязные следы, по дому заинтересованно осматриваясь. Артур спрятался в свою комнату, выглянув из-за неё с большой боязнью. Яшкин погулял по кухне, не найдя своего места побрел уже до гостинной. Принюхался к дивану. Недовольно фыркнув, потоптался и лёг в угол под окно. Поджал босые ноги, обняв их, и наблюдал за всем из-за тени, укрыв голову неподшитой темно-зеленой шторой. Радулов повесил свои вещи и встал рядом с Артуром, прижавшись спиной к стене и сложил руки на груди, уставившись на свое новое домашнее животное метр девяносто ростом. — И что мы будем с ним делать? — Шепотом спросил Артур. — Я не знаю. — Тяжело вздохнул Радулов. — Мне на тренировку завтра. Я и так все проебал. И тебе тоже. Мы не можем с ним тут веселится. Нам нужен кто-то кто уследить за ними. И кому никуда не надо. У Дамира игры, так что он не подойдёт. А никитина девка где?! — Дома. Я не дам тебе сунуть этим двоим Кертиса. Не смей даже думать об этом. — Ну он же мать Тереза, так что пускай следит за ними. А ты лучше проваливай нахуй домой, чтобы не пострадать. — Усмехнулся Радулов, пожав плечами, — Я пошёл. Я не собираюсь с ним больше возится. У меня жена дома. — Ты бросишь его?! — Удивился Артур, уставившись на капитана. — Как ты смеешь его бросать в таком состоянии?! — Я похоронил шестерых, Артур, таких как он. Которые начинали ради веселья, а потом, кто с крыши скинулся, кто передозировки получил. Я не могу. Ненавижу его за эту херню. Знает, сука, что я ненавижу тех, кто связан с наркотиками, и все равно в них влезает каждый свой блядский раз оказавшись в своем ебучем Санкт-Петербурге! Не могу я больше с ним возится! Нахуй пускай идет! — Вскрикнул он, — Не могу. Делай с ним что хочешь. А лучше брось его тоже. Он все равно ничего не стоит.       Радулов повернул голову уставившись на Диму, что сидел забившись в угол и начал плакать. — Не кричи… — Взмолился он, — Я могу быть хорошим. Не кричи на меня. Я не буду больше так…       Радулов недовольно покачал головой и, зарычав, вдруг резко вскрикнул: — Ты хоть сам веришь в свои слова?! Блядская ты сука! Дрянь! Не настопиздело самому себе врать?!       Артур растерялся, увидев, как Яшкин уставился на него из темноты угла с ненавистью в глазах, весь в слезах. Он оскалил зубы. Медленно поднялся. Громко начал рычать. Радулов уставился на Диму. Кажется он совершил сейчас самую глупую ошибку в своей жизни. — Блять. Ты зачем его разозлил?! — Прошептал Артур. — Блять, нахуя, Саня?! Он же сейчас в драку полезет… Мы же его теперь не успокоим…       Яшкин грозно пошёл на них. Радулов растерянно вжался в стену, когда крепкая схватка Яшкина схватила его за горло. Артур спрятался у себя в комнате. Вторая рука прошлась по крепкому плечу, и опустилась на шею. Хватка моментально сжалась на горле. Саша начал задыхаться. — Иди ко мне, хорошая собака. — Едва заметно улыбнулся Саша, стараясь не выдавать свой страх.       Дима тут же переменился в лице и начал жадно его целовать, разжав руки. Быстро и торопливо схватил его за одежду, желая раздеть. Схватив за черную ткань, потянул на диван. Саша растерялся. Нет, он не готов пережить тоже самое, что пережил Волк. Яшкин уселся на него сверху, оставляя засос на шее, проскользив ледяной рукой по его штанам. Радулов зажмурился. Тяжело отдышавшись, продумал план отхода. Поймав момент, с силой скинул его с себя, и, схватив на бегу куртку, сбежал с квартиры громко хлопнув дверью. Яшкин растерянно уставился в потолок, раскинув ноги на диване, а сам растянувшись на полу. Недовольно поворочался и начал скулить.       Главный герой сбежал в страхе, решив не бороться с очередным ворохом проблем, оставив бремя геройствования на самом младшем в доме. Артур сидел зажмурившись на полу у двери, и тихо беззвучно плакал. Он его боится. Он может навредить. Он только по слухам знает на что способен Яшкин. Но и этих слухов было уже достаточно, чтобы довести его до инсульта.