Два медведя в одной берлоге

      Квартира Дмитрия Яшкина. Поздний вечер. Дима едва смог дотащиться до дома, скуля от боли во всем теле. Кратко махнув рукой Артуру, что лежал на диване и смотрел очередной сериал, пошел на кухню, шаркая ногами. Вытер текущие по щекам слезы. Порывшись в аптечке, накапал себе валидола. С два десятка капель с едким ароматом в ледяной воде. Шумно выдохнув выпил мерзкую жидкость. Оперевшись о каменную столешницу, тяжело дышал.       Не помогает. Отставив коробочку на нужное место, скрылся в спальне, закрыв за собой дверь. Не надо себя провоцировать. Он должен справится без алкоголя. Уселся на край кровати. Достав флакончик с духами, жадно затянулся привычным ароматом, зажмурившись. Спустя пару минут слезы закончились. Боль в душе начала утихать. Задумавшись, взял в руки телефон, и, нажав на контакт эмодзи луны, решил поговорить с другой стороной. — Да, Дима? — Раздался удивленный голос Ротенберга. Такой знакомый шум. Он на тренировке. Услышал громкий истеричный хохот Никишина и тут же появилась улыбка на лице. — Рома, привет. Можем поговорить? — Дима растерялся, смотря на свою раскрытую руку. Она даже не тряслась. Мышцы такие больные. Он завтра и ложки не поднимет. Он прислушался. Ротенберг отдал приказ отрабатывать сказанное. Вскоре все притихло. Судя по звукам, он шел в коньках по коридору. Дима улыбнулся, сделав еще один жадный вдох духов, закрыв глаза. Услышал как захлопнулась дверь. Он так неловко ходит на коньках. На лице Димы сияла улыбка. Он пришел в тренерскую. Услышав тихое согласие, шумно выдохнул и сказал спокойным голосом, — Я хочу сказать тебе спасибо за то, что ты сделал. Я… слышал от ребят о том, что со мной происходило. — Пожалуйста, Димка. Я обязан тебя оберегать. — Раздался едва слышный смешок. Яшкин улыбнулся. Его голос был такой приятный. Ему явно понравилось это «спасибо». — Как ты себя сейчас чувствуешь? — Болит все после тренировки. — Он растерянно потер рукой лицо, и начал обкусывать губы, сидя закрыв глаза. Он буквально ощущал себя сейчас с ним в тренерской, привычно рассевшись на его столе болтая ногами, пока он сам сидел откинувшись в своем удобном кресле, рассматривая голодным взглядом, — Саша правда тебе сам позвонил? В каком состоянии он был?! — Когда дело касается тебя, мы с ним делаем вид, что разногласий между нами нет. Да, он просто позвонил, сказал что в больнице хотят закатить скандал. Я был, мягко говоря, в шоке от того, с чем тебя привезли. Я знал, что ты оказался в Петербурге. Было не очень-то умно вместе с ребятами на нашем самолете лететь, и думать, что я об этом не узнаю. Ты хоть бы как-нибудь сделал вид, что ты не с ними. Взял бы билет на обычный пассажирский рейс… — Ротенберг взял паузу, и с шумом что-то налил. — Ты снова подсел на наркотики? Откуда они у тебя? — От Ники. Пожалуйста, не обрекай его на такую же судьбу как у меня. Умоляю тебя, Рома, не надо… — Нет, за него можешь не волноваться. Я его не буду трогать. Он мне не поддается толком. Это просто чтобы он был податливее на играх. — Рома задумчиво хмыкнул, и что-то отпил, — Я слышу твою интонацию в голосе. — Он взял паузу. Дима открыл глаза, уставившись на свое отражение. Какой он жалкий. Заплаканный, опухший, весь в красных пятнах. Отощавший. Заросший, неухоженный. — Радулов тебя не простил, да? — Да, не простил. Я снова остался один. — Дима зажмурился, почувствовав, как голос предательски задрожал. Тут же схватил стекляшку, и, скинув крышку, жадно вдохнул приятный аромат. Сосна. Еще один вдох. Земляника. Еще один. Держись. Не плачь при нем. Не показывай своих слабостей. Ладан. — Рома, что он говорил про меня? — Ты знаешь, любимый, я бы хотел оставить все это между нами. Я понимаю, что с тобой происходит. Хочешь, приезжай. Возвращайся. И будет все тихо и спокойно. Я буду с тобой обращаться так, как ты захочешь. Не будешь больше плакать. Тебе это не идет. Улыбка тебя больше украшает. Это последнее предложение, прежде чем ты пройдешь со мной точку невозврата.       Дима растерянно покачал головой, побрызгав духами на свою худи и уткнулся носом в воротник. Не соглашайся. Не надо делать еще больше глупостей. — Нет, я останусь в Казани. Я даже не буду думать над этим предложением. Уже накатался по стране. Нет, спасибо за предложение, но я откажусь. Спасибо, что не отказал ему. Удачной тренировки.       Он завершил вызов. Уткнулся носом в ткань. Слезы предательски снова покатились по щекам. Что ему делать? Он решил позвонить Саше. Но в трубке только гудки.       Упав на кровать, он расплакался. Плакал долго и тяжело, громко воя. Обессиленный уснул. Проснулся среди ночи. Больше сна не было. Он лежал обняв подушку, уставившись на ночной пейзаж. Попробовал еще раз позвонить. Нет. Тишина. Хмыкнув, ткнул на эмодзи волка. Вытерев слезы, шумно шмыгнул носом. Долго слушал гудки. Посмотрел на время. Опять не смог вспомнить сколько разница между городами. Ему было плевать. Ему больно. И очень сильно. Никакой критики он сейчас не вынесет. Надо вцепиться в того, кто ему в любом случае поможет. Всхлипнув, набрызгался чужими духами. Уткнулся носом в ткань. Услышал что гудки прекратились. Услышал и привычное шуршание одеяла и тяжелый усталый вздох. — Кертис, помоги мне! — Яшкин расплакался, — Бога ради. Маленький мой. Ты мне нужен.       Он замер, чувствуя, как бегут слезы по щекам. Снова впал в истерику. Неужели он даже не хочет с ним говорить? — Дима? — Осторожно спросил Волк, с явной неохотой в голосе. — Блять, и правда. Кто же еще мне позвонит в четыре часа утра. — Растерянно сказал он. Снова шуршание одеяла. Дима перевернулся на живот, прижав телефон рукой, и уставился на вид с панорамных окон. — Надо было тебе часы подарить. — Я не могу уснуть. — Он всхлипнул, — Прости. — Предлагаешь мне сказку тебе на ночь рассказать? — Он вдруг растерялся, — Дима, ты что… Плачешь? — Да. Поэтому и не могу уснуть. Мне так больно. — Он завыл, зажмурившись. Снова слабость. Его всего затрясло. Дрожащим голосом едва слышно спросил, — Кертис, что мне делать? — Перестать задавать этот вопрос. Ты же сам виноват, ты это понимаешь? — Ты опять все знаешь? — Я уже тридцатого декабря понял, что этим все кончится. — Вдруг серьезным тоном сказал Волк. — Не ожидал, правда, что ты опять в слезах останешься. — Мы и с тобой пересеклись? — Удивился Дима, чуть отодвинувшись на подушке, что была уже неприятно мокрая. — Ты опять ничего не помнишь? — Нет… — растерянно сказал Дима, укрывшись с головой одеялом, заливая подушку слезами. Взвыл, сжавшись в комок. Новый приступ истерики, что ничем не сдержать. Какое он чудовище. — Волчонок, прости. Умоляю. Я не знаю что было, просто прости… — Я не в обиде. Сам виноват. Забудь. — Кертис шумно вздохнул, — Дима, Радулов совсем не виноват в том, что ты его любишь. И не надо ему делать так плохо. Ты перед ним извинился? — Да, но он и слушать меня не стал. Рома вот с радостью принял извинения и позвал обратно. Но мне нужен мой Саша. А он взял и отказал мне. Я хочу к нему. Хочу, Кертис. Можно я пойду к нему?.. — Нет! Ты с ума сошёл? У него трое детей еще и жена. А ты придешь к нему домой среди ночи и закатишь истерику, что любишь его? Нет, Дима даже не думай об этом. — Судя по звукам, Кертис поднялся с кровати, устало вздохнув и пошлепал на кухню. — Ты мне скажи лучше, у тебя же вроде сегодня первая тренировка была — как команда? — Все замечательно. Хорошие и добрые ребята. Мы хорошо с новичком сработались, который с Европы приехал, я забыл откуда. Наше звено снова первое. Мы-то и с ним и с Шипой прекрасно работаем на льду, только снег отлетает от коньков. И то, он сказал, что игра с Адмиралом будет первой и последней, когда я буду с ним рядом. Скорее всего заставит тренеров разделить нас по разным звеньям. Но я не хочу так. Мне так не нравится. Я хочу ебаться с ним, хочу целоваться с ним, хочу…его. — Саше надо время. Дай его ему. Не наседай на него. Ты делаешь только хуже. Не топи себя в его глазах. — Я устал плакать. — Признался Дима, говоря очень медленно своим хриплым голосом, — Но слезы не заканчиваются. Когда вы приезжаете? — Прямо утром перед игрой. Седьмого числа. — Приедь раньше. — Тут же попросил Дима, мелко дрожа. — Дима, я не могу. Широков разорвет меня, если я к вам сунусь. Ты должен сам справится. Плачь, пока не полегчает. — Он взял паузу. Дима уткнулся носом в ткань и шумно затянулся привычным ароматом, что успокаивал его. — Да, молодец. Если тебе даже на новогодние праздники не хватит того объема, что мне хватает на три месяца, я, конечно, удивлюсь… Давай, еще один вздох сделай. — Дима зажмурился, покорно подчинившись. Кажется, его начало отпускать. Он услышал его спокойный приятный голос, и душа начала успокаиваться. — Молодец. Дышать мы с тобой научились. Плакать ты и так умеешь. Только осторожнее со слезами: пить не забывай, а то засохнешь как мумия.       Дима вдруг громко рассмеялся. Откинув широким взмахом одеяло, уставился в потолок, заливаясь хохотом. — Сука! Ты же слышишь, что я плачу. Какого хуя ты шутки шутишь?! — А что ты смеешься, когда я шучу, если плачешь? Открою тебе страшную тайну: потому что у меня четыре утра, Яшкин, и я хочу спать! Очень сильно, веришь мне? — Верю. — Он шмыгнул носом, смотря в потолок, и вдруг тихо позвал его, — Кертис… — Что? — Спустя небольшую паузу задал вопрос Волк. — Что тебе Никита подарил? — Это секрет. Так же как и мой подарок ему. — А я Широкову навру, что ты приезжал к нам ебаться. Хочешь? — Нет, шантажом меня не возьмешь, Яшкин. — Он налил себе чай. Яшкин улыбнулся, — Старайся лучше. И будь осторожнее на завтрашней игре, потому что мы потом ее смотреть будем. Не выкладывай все фокусы разом. — Мой фокус будет в том, что я не смогу играть от тяжелых болей в мышцах. — Дима провел языком по искусанным в кровь губам, — Я не умею играть в хоккей, Волк. Что делать? — О, не знаю… У Артура возьми книжку, почитай… А, — Кертис вдруг растерялся, — прости, забываю, что ты читать не умеешь… Ну сходи посмотри, как старшие играют.       Они вдвоем начали хохотать. Дима закрыл рукой лицо, развалившись на спине, и улыбался, слушая как он громко смеется. Вот за этим стоило звонить Кертису. — Волчонок, как ты относишься к тому, что я с Мэйсеком буду? — Мне все равно с кем ты будешь, лишь бы ты был в порядке. Лишь бы ты был счастлив в отношениях. А с Бруксом ты будешь, с Сашей или с Ромой это только твое дело. Дай Саше время, пожалуйста. Не дергай ты его. Ты вот его, наверняка, сегодня еще разозлил и получил в ответ что-то вроде, «убирайся» или «уходи из моей жизни»? — Да, так и было. Слово в слово. — Дима усмехнулся. — Я помню, что Дамир сказал мне забыть про то, что ты мне говоришь. Почему? — Потому что я не критикую тебя. Потому что жалею тебя. А он легко тебе и пизды вломит и погладит, когда тебе надо. Я никого не ругаю. И уроки никому не даю. Говорю все прямо и словами через рот. Я чувствую тебя лучше, чем кто-то еще. И знаю, что тебе поможет. Дамир считает, что я твое такое поведение только усугубляю. Радулов считает, что тебя надо воспитывать агрессивно, и ничего хорошего в твой адрес не говорить. А мне кажется, что твое поведение такое, именно когда ты получаешь грубость в ответ. Ты как дети, которые на зло маме уши отмораживают. Тебя надо только любить и нельзя тебе ничего отрицательного давать. В тебе его и так слишком много. Кидая тебе плохое — топишь сразу и себя, и тебя, и… — Дамир считает, что это просто потому, что ты не сталкивался со мной, когда я был пьян или под наркотиками. Что если мы с тобой так столкнемся, ты поменяешь свое мнение и слова в отношении меня. — Нет, не поменяю. — На закономерный вопрос почему, Кертис тяжело вздохнул. Вдруг начал говорить с явной неохотой в голосе, — Потому что мы уже с тобой так сталкивались, Дима, и не раз. Наше знакомство близкое началось с твоего очередного срыва в алкоголь, когда ты напивался, чтобы проверить какая нянька из Радулова. Взял и упился так, что на ногах стоять не смог в ресторане. Думал, он тебя остановит. А он просто остался нейтральным. Не задержал, не дав наворотить глупостей, хоть и не спаивал тебя напрямую. Он проверял тебя на способность отвечать за себя. А ты проверял его на способность защищать тебя. Потом, насколько я услышал от Никиты, вы в очередной раз разругались. Просто не поняли друг друга. Главное мы, чужая команда, прекрасно все поняли, а вы друг с другом договорится не смогли. — Яшкин даже растерялся, вдруг улыбнувшись. Молча кивнул. Так и было, — Ребята же поэтому и не стали к тебе приставать. Поэтому просто обняли в качестве поддержки и понимания, успокоив твою больную душу и положили тебя спать. Даже до Мэйсека сразу дошло, как Радулов с тобой обращается и что хочет до тебя донести. А он у нас примерно такой же как и ты. Непонятливый и немного непутевый. У меня иногда ощущение, что мне никогда не грозит стать лучшим снайпером команды. У меня изначально не тот склад характера и мышления, как у вас с Бруксом. А под наркотиками… — Он вдруг замолчал. Дима нахмурился. Что за интонация в голосе и пауза? Неужели он ему умудрился навредить так, что бедолаге пришлось брать паузы, чтобы собраться. — тем более пересекались. Я под тебя уже попадал, когда ты был под наркотиками. Еще когда ты был в Петербурге и был капитаном. Когда я посмел встать на пятачке около вашего вратаря, и подстроить рикошет. У меня тогда божьим чудом получилось забить. Я даже не ожидал этого. Больше, наверное, не ожидал, что ты впадешь в состояние страшной ненависти ко мне, и решишь разорвать меня прямо на льду. Да и тридцатого числа я с тобой столкнулся. Я понимаю какой ты можешь быть. Почувствовал. Знаю, о чем Дамир говорит. Но мои слова не поменяются. Я тебя понимаю и принимаю таким. Я буду беречь тебя, буду защищать тебя, не смотря на то, каким ты будешь и каких бед наворотишь. Даже если ты будешь вредить мне. Я же сказал, я крепко стою на ногах. Я сам дал тебе разрешение издеваться надо мной. Мои слова будут всегда к тебе только добры. Я никого не ругаю. Никого ничему не учу. Это моя принципиальная позиция. — Почему? — Растерялся Дима, — Твой голос поменялся. Я сильно тебе навредил, да? — Не обращай на это внимание, сказал же. — Кертис тяжело вздохнул, — Потому что я понимаю, почему ты такой, Дима. Я когда-то сам таким же был, как и ты. Ты близок мне душевно. Я понимаю твою боль. — Почему я ее не понимаю? — Дима растерялся. Кажется, очередной приступ истерики рядом. Снова уткнул нос в ткань, — Скажи мне, почему я сорвался на наркотики? Почему я так поступаю? Я с трудом помню, почему захотел в Омск. И совсем не понимаю, как умудрился оказаться в Санкт-Петербурге. И ничего не помню оттуда. Только, ну, может вечер, после игры, когда Артур играл. И все. Дальше одна таблетка, запитая джином, щелчок, и я нахожу себя на кровати в Казани третьего января. Раз ты так чувствуешь меня, скажи мне, в чем смысл моих поступков? Как любит спрашивать Вадим: нахуя, а главное зачем? — Ты сорвался на это все, потому что получил самый грубый отказ, который только можно представить. Оно тебя и погубило. Мы с тобой разговаривали же, когда ты вернулся от Ромы, но еще не уехал к Дамиру. Тебе больно. У тебя просто сработал рефлекс защиты. Ты сбежал от боли. Ты же в Петербурге так же делал с Ромой, я правильно понимаю? Я не знаю на этот вопрос ответа. Только догадываюсь. — Да. После наступления нового года я мог спокойно ужраться наркотиков с алкоголем, и меня могло переклинить прямо по дороге на игру. Мне Дамир как-то рассказывал, что я мог выйти из автобуса, который привез нас на стадион, в каком-нибудь выезде. Я просто мог остановиться, осмотреться по окрестностям, сказать что-то вроде «я сейчас приду», а самому заказать такси до аэропорта и улететь куда-нибудь. Рома очень часто ловил меня, когда я скидывал его с себя и просто сбегал. Я даже знаю, что у него есть доступ к базам всех авиакомпаний, потому что он ловил меня только так по стране. Мы могли прилететь на выезд в один город, а я просто такой: «не, мы не туда прилетели», и улететь в другой. Рома летал за мной… ну, далеко. Я пару раз даже прятался в Казани у Шипачева дома. Я мог ввалиться к нему домой будучи обдолбанным, одетым, знаешь, вот в эту всю свою форму СКА, просто рухнуть там на пороге и плакать. Никогда не знал, чем это все заканчивалось. Это всегда щелчок, открывание глаз, и я снова дома в Петербурге. И во Владивосток я летал. Мы с кем-то из ребят в Питере квасили в баре, и я один раз сказал, что сейчас схожу за хлебом. — Яшкин растерялся, — Я просто сел на самолет и улетел во Владивосток, да. Я не знаю, зачем и для чего. Видимо во Владивостоке был самый вкусный хлеб в стране. Один раз в Норильске среди зимы оказался… Потом СКА играло несколько игр без меня, потому что пришла «черная пурга», где вообще ничего не было видно, шквалистый ветер… Ну, Крайний Север, что ты ждешь от него? Минус три в феврале? А так, ну, да. Роме не привыкать меня по всей стране искать. Да. Я думаю в этот раз получился таким же. Ты думаешь это из-за Сашиного «нет»? — У тебя других причин сейчас нет. На льду ты смирился, что твои слова для тренеров ничего не значат. Что ты теперь никто. А вот с Радуловым не смирился. Не можешь принять что вы друг другу никто. Чувствуешь, что он тебя оттолкнул, хотя все еще любит. У тебя картинка не сложилась. Ты как переклинивший организм просто взял и сломался. — Кертис едва слышно усмехнулся, — Да, в этом твоя «собачья» натура дает сбой. Радулов обычно тыкал тебя носом в то, что ты сделал не так, и у тебя одно с другим сложилось. Потом он начал задачки посложнее ставить. И не заметил, что ты перестал справляться с пониманием ситуации. Саша сам это понимает, а как поступить с тобой по-другому он не знает. Он знает только язык грубости, и он очень нетерпелив. Ему надо здесь и сейчас. А ты иногда должен собраться с силами, посидеть потупить в пол, обдумать все, и только потом что-то сделать, и то не так, как думал. Вы с ним разные, поэтому вам и тяжело. Пока вы найдете те грани, которые у вас сходятся, еще не раз так разругаетесь друг с другом. Это точно не первая и не последняя ваша ссора. Он все равно рискнет еще раз сунуть к тебе руку. Не бойся того, что ты останешься один. Этого не будет, пока у вас двоих один город и одна команда в которой вы работаете вместе. Он со временем снова начнет к тебе присматриваться, будет пытаться понять, отошел ли ты… Потом снова начнет с тобой целоваться, снова завалит тебя где-нибудь, снова выебет… Вы снова встанете рядом. А потом что-то опять оттолкнет вас друг от друга. Вам надо много конфликтов пережить. Только вот, если он не станет с Казанью контракт продлять, это… — Он вдруг замолчал. Продолжил спустя довольно продолжительную паузу, — Не важно, Дима. Не думай пока об этом. До этого еще далеко. Год только начался. — Ты знаешь, почему он мне отказал? — Я догадываюсь, да. Буше сказал — это из-за того что ты ведешь себя как шлюха. Мое мнение другое. Радулов прекрасно знает о том, к кому в постель лег. Нет, тут в другом дело. Он же знает о твоей славе в СКА и о том, как тебя продавали, чтобы вытащить себе победу. От ЦСКА об этом все в курсе. Даррен мне рассказал, об этом по секрету, а потом через пару месяцев это все всплыло на общее обозрение. — Яшкин улыбнулся. Какая неловкость. Да, в том сезоне под конец, со своей травмой, он работал в постели больше, чем на льду. — Радулов прекрасно знает, что ты будешь спать не только с ним. Я думаю он был готов к этому. Свои догадки тебе не скажу… пока. Будет момент лучше. Пока сейчас не такой. Плачь, родной, если легчает, но не надо больше пить. Не смей больше пить, Дима. То что я слышал, что с тобой происходило в первые дни года, это очень страшно. То, каким я видел тебя тридцатого числа в Петербурге… — Он растерялся, шумно выдохнув, — Яшкин, ты умрешь в страшных и тяжелых муках, если продолжишь так издеваться над своим организмом. Пообещай мне больше не пить. Не надо, Дима. Пей, я не знаю, успокоительные… чай с ромашкой и мятой. Никакого алкоголя, Дима, иначе ты не доживешь до плей-офф. — Обещаю больше не пить. Волчонок, пожалуйста, приедь. Ты че, какого-то там Широкова боишься?! — Нет, не боюсь. Я никого не боюсь, Дима, если ты вдруг не понял. Но нет. Вот как будем утром, так будем. — Он издал тихий смешок, и снова куда-то пошел. Снова зашуршало одеяло. Он прижал к себе свое, зажмурившись. — Тебе понравился наш новогодний подарок? — Да, — Дима усмехнулся, — очень сильно. Только мне есть ничего нельзя. Можно только нихуя, я так понял… — Я знаю. На то и было рассчитано. Что мы, что ребята из Авангарда, договорились побольше местных вкусностей положить, чтобы тебе осталось только скулить и капать слюнями на еду. Это забавно. — Я попрошу Лямкина в следующий раз связать тебя так, чтобы убить. Я видел те фотографии, Кертис. — Я буду этому только рад. — Он рассмеялся, — Лямкин сам у меня получит за это все. Но это уже наше с ним дело. Знаешь, Дима, пока просто живи, как живется. Хочешь, побудь с Бруксом, если тебе прям сильно надо кого-то лапать. Но в целом… когда Радулов придет к тебе с фразой, что хочет все попробовать еще раз, я думаю стоит рискнуть, даже не смотря на страх снова спиться или сторчаться. Кто не рискует, тот не пьет, а мы оба знаем, что это не твой вариант. Спокойной ночи, Яшкин. — Спасибо, Волк. Спокойной ночи.       Дима усмехнулся и откинул телефон. Закрыл глаза, и, уткнувшись носом в худи, попытался поспать. Два часа ночи. Четыре. Шесть. Сна ни в одном глазу. Только мысли. Проклятые мысли. Ему стало больно двигаться. Мышцы ныли, болели при каждой минимальной нагрузке. Стало больно дышать. Почему он, дурак такой, даже не потрудился сохранить остатки физической формы… Он все же задремал, когда солнце поднялось над горизонтом, но, кажется, тут же зазвонил будильник. Пора собираться на игру. Затолкав вещи, не став даже завтракать, побрел до стадиона. Решил поесть на базе, и то, совсем немного. От еды его воротило. Он сидел в столовой, подперев голову рукой, и водил ложкой по манной каше, разводя в ней варенье. Напротив него сел Шипачев, и, поставив рядышком стакан с чаем и тарелку с едой. Дима тут же начал дышать через рот. Аромат еды вызвал очередной приступ тошноты. Вадим тихо спросил: — Дима, ты как себя чувствуешь? — Тебе как сказать? Морально? Физически?       Он медленно разогнулся, прошипев от боли в мышцах и растерянно огляделся. Он сидел один, словно призрак. Все как-то по группкам, шумели, галдели, звеня ложками и вилками от посуду что-то обсуждали. Слышался ржач Лукоянова, что начал о чем-то спорить с Кателевским. Никому до него не было дела. Он растерянно снова подпер голову, виновато опустив взгляд в кашу. Проглотил с трудом еще несколько ложек каши. Едва не выплюнул все обратно. Почувствовал как его обдало жаром. Бросив ложку, только и смог, что тяжело вздохнуть. Шипачев же сидел напротив, поедая свой завтрак в виде вареников. Вдруг, отхлебнув чай, он тихо сказал: — Физически я вижу что с тобой. Ты так сильно отощал, ослаб. Задыхаешься, много и долго тебе не пробегать. Никаких силовых тебе. Морально? — Ты сам все знаешь, Вадим. Саша тебе уже явно все рассказал. Если хочешь, можешь тоже со мной перестать общаться. Я как-нибудь справлюсь. — Он тут же зажмурился, почувствовав, как голос задрожал, — Блять…       Он закрыл лицо руками, почувствовав, как потекли слезы по лицу. Шипачев осторожно коснулся рукой его руки. Его спокойный голос эхом раздался в голове: — Дима, чем я могу тебе помочь? — Мне никто уже не поможет. Я просто…       Он резко поднялся и быстрым шагом ушел, натянув на голову капюшон. Заливаясь слезами, оттолкнул от себя чьи-то руки, что едва его не остановили. Торопливо добежал до туалета, и, заперевшись в нем, съехал по стенке, беззвучно заливаясь слезами. Его всего трясло от ноющей боли и горькой обиды. Он сжал руками волосы, задыхаясь. Уставился в потолок. Провел много времени. Его снова стошнило. Руки тряслись. Какой он жалкий. Явно потерял ход времени. Услышав, что его криком позвали на игру, растерянно повернул руку с часами. Несколько часов до игры осталось. А он еще даже не переоделся. С трудом поднявшись с пола, он умылся. Уставился на зеркало, с презрением смотря на свою распухшую морду. Пошел до раздевалки. Торопливо переоделся и побежал к остальным.       Игра с Адмиралом. Казалось бы, не ахти какой соперник, для звездного состава казанского Ак Барса. Первая игра в году, начавшаяся только с пятого числа, а не как у всех с третьего числа. Но все звенья с трудом пробивались через оборону бело-черных. Яшкин с трудом раскатывался со всеми. Через боль пихался со всеми, и легко падал на лед, стоило его только толкнуть. Скулил, едва перебирая ногами в коньках. Но делал все, чтобы не быть обузой своему звену.       Несколько раз они с Радуловым не поделили лед, оставив целый борт свободным, и добавив работы Тимуру, который от таких выходок был не в восторге. Первый период с несколькими удалениями ни к чему не привел. Они все расселись в раздевалке, шумно обсуждая игру. Саша вместе с тренерами активно объяснял что кому надо делать. Яшкин растерянно наблюдал за его руками. Он слышал что он говорит, но смысл до него не доходил, словно Радулов говорил на неизвестном ему языке. Он ничего не понял. Сидел, глупо хлопая глазами, слушал его. Только по жестам, указывающим на карту до него дошло что от него хотят. До него пару раз доебывались, спрашивая, как он себя чувствовал. Дима только отмахивался, говоря, что очень сильно устал. На втором периоде стало только хуже. Звено Семенова проморгало резко развернувшуюся атаку и Билялов не справился с броском. Яшкин с Шипачевым едва успели пригнуться от разлетевшейся на несколько частей клюшки Радулова, что ударил ей по борту. — Еще раз, — сорвался на крик Радулов, толкнув Яшкина в плечо, и встал спиной к льду, уставившись на тренеров, — вы сунете этого ко мне в звено, я буду в свои ворота забивать! — Радулов не смей с нами в таком тоне разговаривать. — Предупредил его Бабенко. — Дима месяц с травмой лежал. Это его первая игра. Ты за Мифтахова заступался, а за него уже не станешь? — А да хера с два этот уебок лежал! — Он зарычал, — Убирайся, Яшкин, нахуй, пока мы из-за тебя не проиграли.       Дима растерянно смотрел на лед, где во всю шла игра. Слезы предательски потекли по щекам. Его сковала слабость. Он ничего не смог ему сказать в ответ. Зажмурился. Вадим тут же пихнул его в бок, что-то прошептав. Дима опустил голову, склонившись к полу, сделав вид, что поправляет шнурок. — Успокойся. — Серьезным тоном сказал Билялетдинов и усадил Радулова рядом с Димой, — Эту игру доиграешь с ним, хочешь этого или нет. Дальше смотреть будем. — Убейся сам. — Предупредил его Радулов, отвернувшись в сторону, — Иначе я с тебя живым не слезу сегодня.       Пошел второй перерыв. Они все ввалились в раздевалку. Дима же ушел с лавки самый последний. Замер, словно раздумывая, стоило ли идти в раздевалку. Развернувшись, просто пошел дальше. Разувшись, пошел до туалета, едва держа коньки за шнурки. Откинув мокрые перчатки умылся. Уставился на себя в зеркало, шумно и тяжело дыша. Нельзя себя так вести на игре. Но он ничего не мог с собой сделать. Минут пять стоял и просто плакал, подставив руки под прохладную воду. Снова умылся. Успокоится получилось только под самый конец перерыва. Даже не став переодевать мокрую джерси уселся на пол около хранилища клюшек и принялся завязывать шнурки. Вся команда стояла вдоль стенки, заинтересованно за ним наблюдая. — Нельзя так завязывать. — Сказал Лямкин. — Дима, тебе помочь?       Яшкин растерянно кивнул и опустил руки, протянув ноги, отдав все на волю Никиты. Лямкин уселся рядом с ним, и, уперев ногу в свою защиту, быстро затянул ему конек на правой ноге. Шипачев уселся с другой стороны, помогая защитнику. Они ловко и быстро затянули коньки, лишь с улыбками переглянувшись друг с другом. Радулов своей клюшкой заставил обоих отойти. Крюк его клюшки мягко приподнял голову Диме. Он уставился на него не моргая. — Если мы сегодня проиграем, я буду винить тебя в этом. — Серьезным тоном сказал капитан, пока вся команда стояла вдоль стенки, наблюдая за ними. — Не ваше звено пропустило шайбу. — Растерянно сказал Галиев, — Это наша вина. Мы с Кирей не успели помочь Тимуру… — Я что, — Радулов повернул голову, уставившись на Стаса, — сейчас с тобой разговариваю? Разрешал тебе спорить со мной? Завалил ебло. — Он снова уставился на Диму, — Соберись, выблядок, либо пиздуй в другое звено. Можешь сделать самое полезное для команды на сегодняшний вечер — собирай манатки и уебывай до хатки.       Он ткнул крюк клюшки ему в щеку, заставив отвернутся. Дима поджал губы. Он молчал. Ничего не мог сказать. Не мог ему перечить. Уйти? Шумно начал дышать. Почувствовал, как слезы снова попросились наружу. Все поскользили на лед. Радулов же стоял рядом с ним, уперев клюшку в пол, ожидая, когда он поднимется. Запретил ему помогать. Яшкин с трудом встал на колени, уперев руки в пол. Они остались вдвоем. Судя по звукам там уже пошла игра. Чертово тело не собиралось двигаться. — Бежать! — Вскрикнул Радулов.       Дима вздрогнул. Сил подняться не было. Он зажмурился, получив клюшкой по спине. Не мог. Организм не слушался его. Замер, заливаясь слезами. Вскрикнул, когда Саша с размаху пнул его коньком под ребра. Уткнулся лицом в пол, заскулив, словно пес. — Вставай, дрянь! — Заорал Саша, — Вставай, блять! Хули ты разлегся, блядина тупорылая?!       На его крики отвлекся Шипачев. Он шумно вздохнул, ввалившись обратно в коридорчик, и встав с другой стороны от Димы и протянул ему руку. Получив клюшкой по руке Вадим тут же сказал: — Хватит над ним издеваться, Саша, ты перебарщиваешь. — Хватит ему помогать. Он должен встать сам. — Он уже не встанет сам. Ты, блять, видишь, в каком он состоянии? Если он вообще встанет, это будет чудо. — Шипачев аккуратно обошел Диму и грубо оттолкнул Радулова. — Успокойся! Ты своими психами нам всю игру заруинишь! — Шипа, иди нахуй отсюда. Я сам с ним разберусь. — Да сука, ты, блять, отъебешься от него?! — Яшкин растерялся, шумно вдохнув. Он услышал звук удара. Радулов рухнул на пол, выронив клюшку. Вадим протянул ему руку. Дима с трудом поднялся на ноги, схватившись с большим трудом за протянутую руку, — Тихо, Дима. Иди, хлебни водички холодной, и пойдем. Там ребята второй круг наебнули уже без нас. Нам надо выйти на лед и не подвести их.       Дима растерянно посмотрел на Сашу, что перевернулся на бок, вытерев перчаткой кровь с разбитой губы. Шипачев за него заступился и полез в настолько крайние меры? Неужели он выглядел настолько жалко? — Спасибо, Вадим. — Едва смог сказать Яшкин хриплым голосом, — Да, идем.       Они вдвоем вышли на лавку. Он сделал несколько глотков воды. Уставился на табло. Нет, все еще проигрывают. Надо собраться и помочь команде. Он взвыл, обняв живот. Хорошо ему по ребрам прилетело. Прямо между щитков защиты. Радулов уселся рядом, недовольно плюясь кровью. Бабенко кратко им рассказал план и отправил с богом на лед. Но ни их звену, ни тем, кто шел дальше, ничего не получалось сдвинуть с мертвой точки. Дима едва держался на ногах. Ему хотелось снова под кого-нибудь подставиться, обеспечив себе очередную травму. Но он все равно бросался вперед, когда видел жест зеленой перчатки, указавшей, что пора действовать. Только на середине третьего периода, они с Радуловым смогли пробиться с шайбой до чужих ворот. Дима, поймав шайбу от Вадима, тут же осмотрелся по полю. Увидев, что Саша откатился до дальнего бортика, через щелчок отправил ему шайбу. Радулов тут же с размаху ударил по воротам Иванова, отправив шайбу в сетку.       Стадион заликовал. Они кратко переглянулись. Саша с благодарностью отбил кулачок Шипачеву, сразу же поехав до лавки, словно Димы не существовало на льду. Они уселись на лавку, отправив воевать команду дальше. Шипачев с улыбкой сказал что-то Диме, потрепав его по плечу и отбил ему кулачок. Тот отстраненно кивнул, уперев взгляд вперед себя. Он даже не слышал, что ему сказали. Не понял на каком языке это было. Повернул голову, и уставился на Сашу, что наблюдал за игрой, нахмурившись. Тот, вдруг вытянув руку, мягко отвернул его голову от себя, заставив взгляд снова остановится на бортике. Смена за сменой, но счет не удавалось переломить. Они ушли на овертайм со счетом один-один. Пока чистили лед, тренера раздумывали кого же отправить на эти пять минут. — Радулов, пойдешь с Яшкиным и Юдиным. — Не пойду, блять! — Возмутился Саша. — Нахуй мне этот мертвый выпиздок рядом?! Я и так с этим уебаном всю игру таскался на привязи. Нахуй вот так делать?! — Радулов, ты пойдешь с Яшкиным и Юдиным. — Настоял Билялетдинов. — Шипачев, ты с Кагарлицким и Лямкиным пойдешь следом за ними. — Не пойду я с этим… — Вскрикнул Радулов, оттолкнув от себя Диму, — Хуй! Я сейчас встану и уйду! — Просто доверься мне. — Подал голос Дима. — Я не подведу тебя. — Завали ебало! — Сорвался он снова на крик, и ударил Диму по лицу. На лавке послышались удивленные вздохи. Дима растерянно уставился на него. — Не лезь, выблядок! Я сказал, я с ним не пойду! — Радулов, если ты сейчас не выйдешь на лед с Димой, на следующей игре можешь не появляться! — Тут же сказал Бабенко, — Хватит с нами спорить!       Раздался свисток от главного судьи. Пора идти на лед. Дима поднялся на ноги и уставился на Сашу, что встал напротив него, крепко сжав свою клюшку. Юдин осторожно выглянул из-за плеча Димы, и жестом спросил можно ли идти. Саша тут же кивнул и молча указал Диме на лед. Тот без раздумий подчинился. Едва успел сделать пару глотков воды напоследок. Встал на вбрасывании и с легкостью его выиграл. Они помчались до чужих ворот, не давая чужакам остановить их. Опасно потрепали чужие ворота. Заработали вбрасывание в чужой зоне. Уселись отдыхать. Шипачев с Кагарлицким безуспешно постучались следом в ворота, но те ответили звоном штанги. Бабенко пихнул Радулова и Яшкина, указав им на лед. Пришлось меняться по ходу игры, и отбиваться, помогая Билялову. Яшкин помчался до ворот из последних сил. С размаху увалил чужого защитника на лед, опасно приблизившись к воротам. Шумно постучал клюшкой по льду, привлекая внимание Лямкина, что тут же отдал пас на него, и рухнул от грубого силового на лед. Не раздумывая отдал пас на Радулова, что тут же бросил шайбу в ворота. На удивление всех — попал по воротам. Раздалась победная сирена. Саша же хмыкнул, опустив руки с клюшкой, молча посмотрев на Диму. Ничего не сказав, развернулся и поехал на свою половину поля, принимая от всех поздравления. Стандартное пожимание рук чужой команде, и вот поздравления первой выигранной игры в этом году.       Дима растерянно наблюдал за всеми. Команда была радостная. Он услышал, что они, оказывается, под занавес года выиграли Зеленое Дерби. А значит идет уже вторая победа подряд. Все шумно галдели, хохотали и радовались. Саша ушел самый первый домой, привычно хлопнув дверью напоследок. Лямкин уселся перед Яшкиным на колени и мягко провел руками по его покрасневшим щекам. Дима смотрел молча ему в глаза, явно не сильно понимая где он находится и что с ним происходит. — Пиздец. — Растерялся Никита, осторожно проскользив пальчиками по щекам, — Дима, ты в порядке? — Он едва нашел в себе силы покачать отрицательно головой, сидя в форме. — Давай, я тебя до дома провожу? — Тут уже согласился. — Давай, переодевайся.       Яшкин с трудом стянул с себя джерси. Никита шумно вздохнул, торопливо переодевшись сам, и помог ему. Шипачев и Кагарлицкий ему подсобили: держали его на ногах, пока Никита его переодевал. Дима только и мог с благодарностью кивнуть ребятам, что стянули с него коньки, и переодели, словно маленького ребенка. — Че, сам справишься? — Усмехнулся Кагарлицкий, — Или с тобой пойти? — Та вроде он сейчас не сильно тяжелый. — Никита потянул Диму за руки, подняв его с лавки. — Давай, Барби, перебирай своими пластиковыми ногами. — Он вскрикнул, когда безвольное тело Димы рухнуло на него, — А нет, поторопился я…       Вадим с Димой посмеялись над ним. Они втроем дошли до дома Димы. Артур даже растерялся, раскрыв дверь, когда Яшкина просто перетащили через порог словно труп. — Что случилось?! — Удивленно спросил Ахтямов. — Ничего необычного. — Парировал Кагарлицкий, — Яшкин умирает. Не обращай внимания. — Так, ну нахуй, несите его умирать к себе в спальню. — Парень закрыл входную дверь, указав рукой в коридор, — Будет еще лежать вонять тут мне… Я только порядки навел.       Диму уложили в койку, и оставили его одного, закрыв дверь. Он закрыл глаза, моментально провалившись в сон. Проспал судя по всему очень долго. Разбудил его звонок телефона. Он растерянно взял трубку, даже не став глаза открывать. — Да? — Удивленно спросил Дима, мягко перевернувшись на бок и обняв подушку. — Яшкин, время сколько? — Тут же серьезным тоном спросил Бабенко, — Нам ждать тебя? — Я… — Он тут же распахнул глаза уставился на часы. — Блять, да, я сейчас буду. — Не надо сейчас… Во вторую смену уже приходи. — Спасибо большое.       Он недовольно покачал головой. Поганые игры через день. Вылез из кровати, и, пошатываясь, на ватных ногах добрел до кухни. Заинтересованно заглянул в кастрюлю. Явно ему Артур поесть оставил. Манты. Вкуснятина. Еще горячие. Положив себе побольше еды, уселся завтракать. Подперев руку головой, уставился в телефон. Время одиннадцать утра. У него была тренировка с девяти, а он ее грандиозно проебал. Опустив взгляд уставился на список тех, кто был в первую смену. Кажется его все-таки вышвырнули подальше от Радулова. Фыркнув, задумчиво пережевывал еду, поразившись тому, что его не начало в очередной раз тошнить. Наелся очень хорошо. Отправив тарелку с кастрюлей в посудомойку отправился обратно в постель. Очень сильно постарался не проспать вторую тренировку.       Даже пришел на нее вовремя. Видимо такая слабость была от того, что он толком не спал и не ел ничего. Сейчас уже чувствовал гораздо лучше себя. Хотя бы его перестало тошнить и силы совладать собственным организмом появились. Заинтересованно встал на весы в тренажерном зале, и все над ним начали хохотать. — Че, Яшкин, в модели собираешься? — С улыбкой спросил Кошелев, — Думаешь, там лучше получится, чем в хоккее? — А вдруг…? — Кивнул Дима, и уставился растерянно на весы. Он стал легче почти на пятнадцать килограмм. Не удивительно все происходящее с ним. Поднял голову и улыбнулся Билялетдинову, вставшему перед ним. — Как думаете, это хорошо или плохо? — Тебе с твоим ростом это очень плохо. — Констатировал Зинэтула, сложив руки в карманы, — Дима, как себя чувствуешь? — Сейчас уже получше. Почти ничего не болит. Вроде попривык к нагрузке. Простите за то, что творилось в первой игре. Я… Очень себя плохо чувствую последнее время. С кем я буду в паре? — С Шипачевым и Кошелевым. — Он задумчиво посмотрел на него, — Дима, тебе нужно собраться. Завтра будет тяжелый соперник. И игра точно не будет легкой. — А кто…? — Автомобилист! — Вскрикнул радостно Лямкин, быстро скача со скакалкой рядышком с Миллером, что даже растерялся от того, как Никита начал быстрее скакать, и, запнувшись о свою скакалку, едва не рухнул под громкое улюлюканье остальных, — Ух! Я готов разъебать этих чертей! — Сколько прыти в этом парне. — Растерялся Кошелев, отведя взгляд от Димы, — Никита, ты меня пугаешь! — У него личные счеты с этими ребятами в красном. — Отмахнулся Юдин, — Не ссы в трусы, ничего страшного. Там слабенькие чмони. — Ага, это которых Ак Барс не может четвертый год победить? — Усмехнулся Марченко, оперевшись о плечо Кошелева, — Сомневаюсь я…       Дима растерянно уставился на главного тренера, и тот лишь кивнул, согласившись. После тренажерного зала они отправились на лед. Сработаться им с Семеном и Вадимом не составило никакого труда. Тренировка прошла очень хорошо. Яшкин чувствовал себя гораздо лучше, даже сильно устав под вечер. После двенадцати вернулся домой. Уселся на пол на кухне чистить картошку. Быстро ее запек с сыром и мясом. С большим удовольствием стоял и жадно ел прямо с противня, довольно чавкая, склонившись над столешницей. Вошедший на кухню Артур даже растерялся от увиденной картины. Задумчиво потрепав волосы, он склонил слегка голову, уставившись на странную картину. — Дима, ты бы хоть не ножом ел… И в тарелку бы положил… А еще едят за столом… — Не хочу. Очень сильно голоден. — В тебе, я смотрю, силы начали появляться? — Артур осторожно встал напротив него, и, подперев голову рукой, тихо сказал, облокотившись о каменную столешницу, — Можно я поговорю с тобой? — Дима задумчиво кивнул, пережевывая жирную и очень горячую еду, придающую ему сил. — Я хочу завтра на матч сходить. Можно с тобой? — Дима снова кивнул, — Как ты себя чувствуешь? — Слово «погано» не отражает всего спектра моих чувств, но это ближайшее что есть в голове. — Дима отрицательно покачал головой, недовольно чавкая, — Не знаю. Больно. Обидно. Хорошо хоть… слезы перестали течь. Только слабость и обида остались. — Я видел трансляцию. — Тихо сказал Артур, и, достав из ящика вилку, осторожно взял себе небольшой кусочек странного месива, решив его распробовать. Довольно хмыкнув, принялся ужинать тоже стоя, из солидарности к голодающим, подпирая кухонный фасад, — Комментаторы предположили, что у тебя что-то в жизни случилось, но ты не захотел команду подводить. Я боюсь за тебя, Дима. — Не надо. Я однажды выкарабкаюсь. Просто пока побуду таким. — Он хмыкнул, и закинул очередной кусок в рот, — Я пообещал Кертису что не буду пить. Очень сильно хочется. Но я пока держусь. Поэтому я вот такой… Это пройдет. Я пока…       Он замолчал, и снова принялся есть. Ему очень сильно хотелось поговорить с Сашей. Но его не надо было трогать. Он очень сильно хотел. Но нельзя было. Надо было просто дать ему время, в этом он с Кертисом полностью согласен. Он повернул голову и увидел звонок от кленового листочка. Тут же посмотрел на Артура, и удостоверившись, что он не против, приложил телефон к уху и принял вызов. Задумчиво закинул очередной кусочек картошки. — Привет, красавица. — Усмехнулся Брукс, — ты как там? Не сдох? — К сожалению, нет. Брукс, сразу, пока ты меня не столкнул с мысли и я ее еще помню: скажи мне, а чего в Петербурге тридцатого числа случилось?! — Ну мы с Питером играли… — растерялся Брукс, сам что-то задумчиво жуя, — Проиграли, насколько я понял. — А че, тебя не было на игре?! — Нет, мы со Стефаном напиздели что заболели и полетели по домам. Он новый год с родными во Франции встречал, я домой в Канаду слетал к родным. Волк один за нас отдувался. Даже, ну, без понятия. Он ничего не сказал. Хочешь, пока лететь будем, доебусь? — Не, не надо. Просто… — он хмыкнул, уставившись на противень, с которого Артур заинтересованно утащил еще небольшой кусочек. — Ладно, не важно, ладно. Чего хотел-то? — Ну мы с утра прилетаем к вам, завтра, да. — Он рассмеялся, — Эй, детка, что ты мне скажешь по матчу? — Ну нас с Радиком разделили. Тимур опять на воротах будет. Вторым Амира поставили. Не знаю, мне кажется мы опять вам проиграем. Ваще ноль шансов. Брукс, побудешь со мной? — Ого, это уже предложение в котором кольцо протягивают? — Мэйсек, судя по голосу, даже растерялся от такого предложения в лоб еще и по телефону, — Ага, потом получи пизды от Радулова? Ну вас нахуй… — Я с Радуловым разошелся. Мне нужен кто-то рядом. Я голодный. — У вас с Волком одно проклятие на двоих? То с ним надо лежать и обниматься, успокаивая его тактильный голод, теперь ты у меня… — Мэйсек взял паузу. Раздался звук шагов. Дима задумчиво уставился на Артура. Интересно, Брукс больше верен порядку или беспорядку? Ближе к Волку или ближе к Радулову? Не успел он развить эту мысль, как его настиг в очередной раз вопрос, — Чё, правда разошлись? А я думал, ты просто от того что напился, мне тридцатого утром предлагал за тебя выйти. — Он рассмеялся. — Пиздец, Дима, ты даешь. Ну… ладно. Если хочешь, пересечемся с тобой при свечах. Мы вообще сегодня с тренерами вашу игру с Адмиралом разбирали. Ты там чуть живой был. У тебя все нормально? — Вроде да. Сейчас уже точно полегче. Спасибо, Брукс. Буду ждать вас у нас.       Он завершил вызов и снова посмотрел на Артура, что стоял напротив него, задумчиво жуя свой кусочек еды. Он указал вилкой на еду и сказал: — Молодец, что запек, но сыр все еще нельзя. Смотри, может желудок разболеться. Если надо, у нас там таблетки есть. — Артур взял паузу, водя вилкой по краю черной тарелки и шепотом спросил, — Значит вы с Сашей разошлись? — Ага. — Дима растерялся, — Я хочу быть с ним. Волк сказал — пока не лезть. Я очень стараюсь. Я думаю следующая игра кончится плохо. — У нас с Галкиным такое же предположение. — Он пожал плечами, — К этому все идет. В лучшем случае это будет очередная драка… — Ты с ним хорошо общаешься?       Дима отвлекся, вытянув руку и щелкнул чайник. Артур же дотянулся до кофеварки. Каждый налил себе следом в стакан что хотел. Яшкин отхлебнул теплую кипяченую воду, а вот Артур с большим удовольствием сделал несколько глотков кофе. — Я с ним уже общаюсь чаще, чем ты с социумом. — Он кивнул, сделав еще несколько глотков, — Да. Я считаю его своим лучшим другом. — Спишь с ним? — Нет… — Артур растерялся, нахмурившись. — А что, надо? Ну мы… в игры вместе играем, я думал этого достаточно. Я у него в гостях остаюсь когда мы в Екатеринбурге на выезде. Ну…не знаю. У нас так-то по девушке есть. Нам не до этого. — Он улыбнулся, — Не все такие как ты, Яшкин, кто спит с друзьями.       Дима состроил недовольное выражение лица, и, отмахнувшись от него, задумчиво сделал несколько глотков теплой воды, прислушиваясь к ощущениям. У него в душе тоже не все спокойно было. Да, кажется завтрашняя игра, как обычно, только рассорит команду между собой. Проблема была в том, что если они с Сашей опять начнут бодаться как два барана на мосту, это увидят и те, кто в команде недавно. И новичкам тоже придется выбирать на чьей стороне остаться. Неизвестно и то, как они к этому вообще отнесутся. Он дотянулся до телефона и решил позвонить Лямкину. Никита, шумно выдохнув, дрожащим голосом сказал: — Давай, Яшкин, у тебя две минуты со мной поговорить.       Дима тут же громко рассмеялся и сказал: — Ты, сука, с кем-то спишь и еще и по телефону пиздишь? — Не у меня же рот занят. Давай, че хотел? — Никита, я спросить хочу. — Он прислушался. Интересно, с Лизой он или с кем-то еще, — тебе ничего по-поводу завтрашней игры не сказали? — Нет. — Простонал он, — Сука… Блять, иди нахуй, а? Радик поймал меня, — он снова простонал, — дал мне по морде и сказал, что если я завтра с кем-то из чужаков хоть подумаю пообщаться, он мне клюшку в задницу запихает. Пошел он нахуй со своими советами. — Никита, мне кажется, что завтра у нас с тобой будут огромные проблемы. — Да тут и дебилу-мне понятно, что мы завтра получим пиздов. У них же Широков в штат вернулся. А у того с головой так же не лады как и у нашего Радика. Я с Шипой разговаривал как-то по поводу него, они же вместе и в СКА были, и на олимпийских участвовали, — Он шумно выдохнул, — Блять. Сука, последние мысли рассыпятся сейчас, — Еще один довольный вздох, — Шипа меня заранее предупредил, что к нему лучше не лезть. — Ты с кем там? — Усмехнулся Дима. — Пошел нахуй, я ща тебе еще отчитываться буду. — Усмехнулся Лямкин, — Я капитану-то не отчитываюсь, ты мне ваще кто?! — Лучший друг. — Ладно, блять… Сам знаешь. Давай, блять, мне некогда тут с тобой пиздеть. Не лезь завтра на Широкова. Не трогай Радулова. И старайся с ними поменьше пиздеть, пока все видят. — Он издал громкий довольный стон, — Ебать, извиняюсь, не могу сдержаться. Я надеюсь, что мы завтра уйдем без проблем. Но ты сам понимаешь, что такого просто не может случится. — Понимаю. — С грустью признался Дима. — Спасибо за предупреждение. Я понял.       Он завершил вызов и, подперев голову, уставился на Артура, не зная что делать. Ахтямов растерянно посмотрел на него, сложив руки на груди. Пауза провисела какое-то время, пока Яшкин все же задумчиво сказал: — Завтра точно спокойно не будет. Радулов раз за разом предупреждал Никиту, чтобы он отъебался от Кертиса. Лишь бы завтра из-за этого им не досталось. — Я хочу однажды встретить такого человека. — Вдруг тихо сказал Артур, опустив голову, — С которым у меня будет такая же взаимная любовь, как у Никиты с Кертисом. Чтобы, ну, понимать друг друга даже когда общаешься на разных языках, живешь в разных городах с человеком, у вас разные паспорта, разные условия в жизни, они, сука, даже на льду разные роли занимают. Но, я просто слышу с какой любовью Никита про Кертиса говорит… Да, он, типа, шутит, что вот он, блять, проститутка, изменщица, и все такое, но я думаю, он будет готов за него убивать так же, как и за жену. Вам с Радуловым есть чему у них поучиться. Они точно знают кто что любит, кто где хочет быть, придумали друг другу дурацкие прозвища. — Он растерянно покачал головой, — Никита умудрился канадского казаха говорящего по-английски, научить татарскому, хотя сам с трудом на нем говорит. — Есть такое. — Усмехнулся Дима, — Так у тебя же девушка есть. У вас с ней не так? У нас с Нади тоже так же… — При этом твоя Нади за весь твой сезон в регулярке даже ни разу в Казани не появилась. Она прекрасно чувствует, что она тебе не сильно-то нужна. Нет, у меня с моей девушкой не так. Мы все равно какими-то ссорами периодически страдаем. А у этих двоих нет такого, понимаешь? Я не умею мысли читать, чтобы угадать почему ей хочется вот именно такого оттенка айфон, а не другого. У меня вообще айфона нет! Я откуда знаю, какие они. Я только в чужих руках их видел. Какая разница, фиолетовый корпус будет или зеленый, как морская тина, если она все равно все в чехлах носит?! Главная загадка для меня — почему ей не нравятся макарошки в виде ракушек. — Он поднял глаза, разведя руками, — Вот почему, блять, они могут не нравится? — Я тоже их не люблю. — Дима рассмеялся, — Мне кажутся они подозрительными. — Ну заебись! — Констатировал Артур, — У нас уже и макароны подозрительные! Ты что, следил за ними, когда они у прохожих кошельки вытягивали? Яшкин, иди нахуй! — Я только оттуда. — Я знаю. Иди снова туда, пока дорогу не забыл. — Он сложил руки пальчиками вместе, тихо спросив, — У меня к тебе вообще-то был разговор серьезный, если ты помнишь. — Дима тут же кивнул, отхлебнув воды. — Мне любопытно… но я боюсь отхватить от Лямкина. — Нет! — Вдруг воскликнул Дима, — Не смей Волка трогать! — Никакой он не волк. — Артур улыбнулся, — Он волчонок. Маленький такой, не страшный совсем. — Он пожал плечами, — Мне любопытно. Я ничего с собой сделать не могу. — Я против. — Я знаю. — Артур тяжело вздохнул и сделал еще несколько глотков кофе, — И Никита тоже. А может ты мне Брукса уступишь? — Нет, Брукс мой парень теперь. — Он рассмеялся, — Блять, пиздец, буду учится с ним жить как Никита с Кертисом. Охуенная история. — Дима тяжело вздохнул, — Нет, Артур, я даже не знаю что должно завтра произойти, чтобы я разрешил тебе потрепать его за гриву. Не надо… — Моя девушка увлекается картами таро. — Артур сложил руки на груди, — Она сказала о том, что я завтра вам буду критически нужен, потому что там… карта какая-то выпала. Ну, я пролистываю обычно эти все полотнища текста у нас в диалоге, потому что мне стыдно сказать о том, что мне эта хуйня ваще не интересна, но в этот раз что-то цепануло. И она сказала, что завтра у нас будет победа. — Я в это не верю. — Она сказала, что завтра прольется кровь, потому что там уже… ну, еще карта выпала. — А поражения в покере выпадают, потому что карта выпала, да не та! — Яшкин отмахнулся от него, — Не нервируй меня, я только успокоился хоть чуть-чуть. Не хочу даже слушать об этом. Все, что будет завтра, то пускай будет завтра. Лишь бы никто не умер, блять… С остальным разберемся.       Он сунул руки в карманы пижамных штанов и ушел к себе в спальню. Быстро перестелив новенькое постельное, унес его в постирочную, и, бросив на пол, улегся спать. После сытного и плотного ужина, сон пришел быстро.