Два медведя в одной берлоге

      Омск. Компания из трех «Авангардовцев» и одного «Акбарсовца» отправилась в бар. Вокруг уже давно стемнело. Стоял хороший морозец. Градусов двадцать пять. Дима шел под ручку с Буше, стараясь не падать через каждые два метра. Дамир с Володей шли впереди, увлеченно что-то обсуждая. — А че тебе Либора не простили? — Тихо спросил Яшкин, подняв голову и улыбнувшись Риду, — Че, не я один проститутка? — Нет. — Рид кивнул, — Тут в каждой команде по придурку. Мы с Шулаком решили поразвлекаться. Кое-кто об этом узнал. Выяснилось, что все против. А потом его в Адмирал отправили. Сделали вид, что никто с ним не сработался. — Тоже ебались после игры? — Усмехнулся Дима, став говорить на пару тонов тише.       Если Дамир еще с трудом на английском говорит, то Ткачев явно получше. Еще не хватало, чтобы их секретики кто-то узнал. Рид молча кивнул, и мягко придержал Диму, когда он в очередной раз чуть не убился на скользком тротуаре. А вот Ткачева ноги подвели, и он рухнул прямо перед ними. Дамир тут же начал громко хохотать. Яшкин с Буше уставились на него, сами стараясь не ржать. Володя попытался встать, но кроссовки снова проскользнули по ледяному тротуару, и он рухнул обратно. Дамир, оступившись, завалился рядом. Тут уже Дима с Ридом не в силах сдержаться, начали неистово ржать на всю улицу, обнявшись, чтобы не упасть следом. Аккуратно подали им руки, встав на устойчивое основание, и подняли бедолаг со льда. — И не только после игры. И до игры… Однажды, даже, вовремя. — Рид посмотрел в его карие глаза, — Как тебе Брукс? — Мэйсек-то? — Усмехнулся Яшкин, — Хочу ему предложить стать моим парнем. — Ты же вроде с Радуловым в отношениях был? — Удивился стоящий, — Или у вас такие, деловые отношения? Я слышал, что он твой сутенер. — Дима растерянно кивнул. — Да, мы с ним с сентября вроде как парочкой были. — Он хмыкнул, отправившись с Буше под ручку дальше, когда Дамир с Володей пошли впереди, громко хохоча и обсуждая плохо почищенные дороги, — Потом разругались один раз, второй раз… Он не стал меня защищать и оберегать, когда мне это надо было в войне с Ротенбергом. Я с ним разругался, уехал… А когда приехал обратно, уже решив эту часть проблем в относительном одиночестве, выяснилось, что я ему уже не нужен. Ну и… пожалуйста. Ну и не надо мне. — А, ты поэтому… такой? — Рид усмехнулся, — Я думаю, ваши врачи не в восторге от того, какими способами ты решаешь свои проблемы. И если кто-то узнает, что ты снова на наркотиках, тебя взашей погонят с команды. — Мне плевать. Поебать мне на эту Казань, которая убила меня еще быстрее, чем ебаный Петербург. — Честно признался Яшкин, — Я оказался морально не готов к тому, что от Саши мне придется отказаться. А это все внутри болит, как воспаленная рана. Я таким способом всегда вылезал. Алкоголь и наркотики делают мне легче. — Он пожал плечами, — Я думаю, за отношения между командами меня тоже по голове не похвалят. Решил, что теперь Мэйсек будет моим парнем. Он не против. Знаю, потому что мы с ним однажды это уже обсуждали. Думаю… Если Никишин утянет меня в Питер за собой, а я очень хочу с ним поехать, то тридцатого числа мы с ним после игры пересечемся при свечах. — Да Коста сказал, что ты к ним в Екатеринбург приезжал. И, — Рид остановился с Димой на перекрестке, пока идущие впереди успели перебежать на завершающие моргания зеленого сигнала, — и все были уверены, что ты с Волком в пару встанешь. Ты же у него дома был, а не у Брукса. — Нет. У Волка уже без меня парень есть. — Он взял паузу, — Буше, только это секрет, ладно? Если все знают о том, какая я легкодоступная блядь, то другим не хочу портить реноме. — Буше тут же кивнул, сказав, что он умеет хранить секреты, — Волк достался Лямкину. Кертис мне друг. Очень близкий. Он помог мне, когда Радулов от меня отказался. Спас меня. Удержал от этого всего. Правда… — Дима облизнул растерянно губы, — не смог уговорить меня, чтобы я к Ротенбергу не летел. Я думаю, там никто бы не уговорил. Да… Я сказал Роме что не пью больше и не употребляю. И я долгое время держался. Да, хорошо прям… Ну… Пару дней? Не знаю сколько прошло. Не помню что было и сколько времени прошло. — Он указал пальцем на голову, — Не соображаю о ближайших днях, когда закинусь, не обращай внимания. Она через раз работает.       Они пошли дальше. Рид попросил его запомнить где он остановился в своем рассказе. Все вчетвером вошли в бар. Знакомая танцевальная музыка. Дима, пошел покачиваясь за всеми. Тело моментально поддалось ритму. Все уселись за столик. Долго выпивки ждать не пришлось. Первый же тост за хороший вечер без последствий. Алкоголь потек по горлу, раскрепощая измотанное тело. Дима пьет жадно, без раздумий. По градусам — не меньше двадцати в каждом бокале. Ребята тут же сказали, что тот, кто напьется больше всех, обычно платит по счету. Дима тут же вручил Дамиру карточку, и продолжил жадно напиваться. Разговоры продолжились под звон бокалов и музыки. Буше сидел рядышком с ним, откинувшись на спинке дивана, и неторопливо пил свой легкий коктейль. Яшкин полулежал рядышком, перебирая в пальцах прозрачный кусочек льда, уставившись на него пустым взглядом. — И что же тебя скосило? — Словно ни в чем не бывало спросил Буше.       Дима растерялся, попытавшись вспомнить о чем они говорили. Поднял взгляд выше, сжав в руке льдинку. Ткачев с улыбкой на лице о чем-то увлеченно говорил Дамиру. Взгляд остановился на его красивой улыбке. Володя вытянул руку, что-то объясняя. Какое изящество. Не хоккеист, а модель. — Когда я пришел к Саше, я надеялся, что он не будет мне отказывать. Я не знаю причины, почему он отказался от меня. Я знаю, что он меня любит. И уверен в том, что я его люблю. Не вижу этой стенки между нами. Не могу ее пробить. Я в тупике. — Дима без раздумий схватил у Дамира стопку с ледяным Егермейстером и залпом ее выпил. Тут же поставил ее обратно. Ткачев расхохотался, и едва успел отодвинуть свою стопку в которой было несколько слов выпивки, отрицательно покачал головой. Дима растерялся, получив по морде от Жафярова, — Ах ты сучка! — Рассмеялся Дима, и вытянул руку, поманив Володю пальцем, — А ну иди сюда, секрет скажу. — Не ведись! — Возмутился Дамир, придержав его за плечо, — Ткач, не смей, блять слушать его секреты. Не уснешь потом!       Рид оперся рукой о плечо Димы, подперев ей свою голову, с хитрой улыбкой смотря на Володю, что остался в сомнениях. Дима повторил жест, подмигнув ему. Опустил обе руки под стол. Володя отрицательно покачал головой, улыбаясь ему в ответ. — Мне стесняться нечего. И утаивать тем более. Говори так, я тебя боюсь. — Если с тобой что-то случится, за тебя же завтра Шарипзянов мне вломит. Чего боишься? — Усмехнулся Яшкин. — Вот именно, что завтра. А сегодняшний день еще долго идти будет, не факт, что я потом выберусь. Я не хочу потом как ты закончить свою жизнь… — Ты уверен, прям, ну, что хочешь, чтобы все это услышали?       Ткачев кратко посмотрел на как на Буше, так и на Жафярова, и неуверенно кивнул. Дима откинулся на спинке дивана. Медленно провел языком по искусанным губам, тяжело дыша. Как ему было сейчас хорошо. Алкоголь плескался внутри вперемешку с остатками веществ. Ему так было плевать, что он говорит. Никакого стеснения. Никаких секретов. — Ты очень красивый, Владимир. У тебя очень улыбка добрая. Ты мне нравишься. — Блять, тебе пизда. — Констатировал Дамир, положив руку на плечо Ткачеву, что растерялся, не ожидав такого комплимента, — Он Бруксу так же сказал.       Увидев ужас в глазах парня, все начали над ним громко хохотать. Опрокинули еще по стаканчику. Дима отшутился, успокоив Ткачева, и снова обратил внимание на Буше. Обкусывая губы, уставился ему в глаза. — Мне кажется, что Радулов не простил тебе твоего шлюшечьего поведения. — Тихо сказал Рид, положив ногу на ногу, сел к нему полубоком, — Он явно не понимает, почему ты спишь с другими, когда вы вроде как вместе. — Сам виноват. Его выходки пробудили старые Питерские привычки. — Усмехнулся Дима, сделав несколько глотков. Он нахмурился и тихо спросил, — Подожди… Шулак же, ну, под тридцать игр, может, сыграл в этом сезоне с вами, и обратно в Адмирал вернулся. Че… Реально из-за тебя? — Да. — Буше пожал плечами, сделав несколько глотков своей выпивки и, достав дольку апельсина с края стакана, протянул ее Диме, аккуратно придерживая, давая ему съесть всю сладкую мякоть, — Я же говорю, в каждой команде по придурку. У Казани — ты, у Екатеринбурга — Волк, у Омска — я, у Владивостока — Шулак, у ЦСКА — Диц… Ты как-то обычно сам по себе был. Поэтому и не в курсе, что вокруг происходит. Скачешь, то тут, то за океан, то обратно. И получается, что ты не там, и не тут. — Да я да… — Дима довольный облизнулся, — Мне кубок нужен. Хоть какой-нибудь. Поэтому и бегаю. Пускай другие ради денег играют. Я играю ради кубка. Даже, блять, бесплатно готов впахивать, лишь бы получить его. Домой, в Америку не хочется? — Пока нет. Мне хорошо в Авангарде. Чувствую, что это мои люди. Моя команда. Все близки мне. Даже разницы в том, что я американец, а вокруг в основном русские — нет. Редкое свойство для КХЛ. Обычно на тебя вешают клеймо «легионер» и все стесняются тебя, начинаются какие-то секретики. Короче, блять, сам все знаешь. — Так, погоди… Что значит сам по себе? — Удивился Яшкин, придвинувшись чуть ближе. Краем глаза увидел, что у ребят тоже шел какой-то очень интересный разговор. Аккуратно положил руку на чужую ногу, облизнув искусанные губы, на которых проступила кровь. На лице Рида появилась улыбка, — У вас что, есть какой-то иностранный кружок по интересам, а я опять не в курсе? — Ага, и ты там главная новость для обсуждения. Всей континенталкой страшно угараем над тобой. — Буше вдруг громко рассмеялся, — Какой ты непутевый… Все твои собратья из Чехии говорят, что им даже стыдно, что ты такой… — он вдруг перешел на русский, с улыбкой сказав, — чуть-чуть с ебанцой.       Они вдвоем резко и громко рассмеялись. Дима гордо кивнул. — Да там не чуть-чуть… — Вдруг отозвался Жафяров. — Там конкретно. — По нему видно, что он такой. — Согласился Владимир, — Не знаю, на что вы все рассчитываете…       Яшкин начал громко хохотать. Снова выпили. Дима, едва успев поставить стакан, сжал одной рукой чужую ногу, а сам потянулся до звонящего телефона. Уставился на яркий экран с эмодзи свиньи. — Блять… — Разочарованно вздохнул Яшкин.       Взгляд с трудом сфокусировался на экране. Он перекинул одну ногу, забравшись на Рида, и, наклонившись к нему кратко его поцеловал. Жафяров тут же отдернул его за капюшон и толкнул в сторону. Буше растерянно похлопал глазами, облизнув сам губы, и уставился на Ткачева, что такого поворота в вечере тоже явно не ожидал. Яшкин же рухнул на пол лицом, выронив айфон. Володя пнул его обратно. Дима с трудом оперся на колени, выставив зад, соблазнительно им покачал, пока упирался руками в пол. Все перед глазами плыло. Он с трудом дышал через рот, капая слюнями на пол. Схватив звонщий телефон взвыл от его громкого звонка. Попытался разбить его об пол, но Владимир успел придержать его за руку. Схватив его за запястье, повернул руку так, чтобы Дамир увидел кто звонил. Жафяров недовольно покачал головой и пояснил ребятам: — Это Радулов звонит. — Он перевалился через ноги Володи, сам будучи уже сильно пьяным, и сказал, — Тихо, пусти его руку, а то он сейчас дернется. — Ткачев мягко отпустил руку Димы, и он тут же рухнул лицом в пол, издав слабый стон. Жафяров нахмурился, и сказал, — Блять, я забыл команду… Сука, как же Рома ему говорил… Яшкинкс, на выход!       Яшкин тут же резко дернулся, и потерянно огляделся. Дамир едва успел сунуть айфон обратно ему в руку. Дима, едва совладав с тяжелым неподатливым телом, вытерев слюни грязной рукой, побрел покачиваясь на выход, даже не обратив внимание на истерический смех позади себя. Спустился вниз, и, усевшись на заснеженные ступеньки бара, уставился на яркий экран. Снова свинья. Взвыл от громкого звонка. — Да заткнись ты! Как ты меня доебал, блять! Пидорас! — Он уставился на экран скривив лицо, надеясь, что чертов телефон заткнется. Когда на третий раз он начал звонить, все же принял вызов. Заговариваясь спросил, — Да, Саша, что случилось? — В ответ послышался разочарованный вздох. Дима искренне улыбнулся, тут же дополнил, — Да, я пьян. Да, я в Омске пью с Дамиром, Володей и Ридом. Нет, мне не стыдно. Что еще хочешь? — Дима, ты же сказал что не будешь пить. — Серьезным тоном сказал Саша. — Зачем ты снова схватился за бутылку? — Я оказался в тупике из которого не знаю как выбираться. — С разочарованием в голосе сказал Дима, и, слегка изогнувшись, уперся спиной в ступеньку, смотря пустым взглядом вперед себя, — Что ты хотел? — После Омска возвращайся домой. Я хочу с тобой поговорить. — Нет, я полечу с Никишиным в Петербург. — Тут же сказал Дима, — Хочу у них на игре побывать, с ребятами повидаться. — Ты, вроде бы, ради этого в Омск приехал. Вот послезавтра, когда все придут на игру, и увидишься. — Радулов был злой. Перестроился на приказной тон. — Я сказал, едь в Казань. — Если бы ты только знал, как сильно я не хочу домой. — Разочарованно вздохнул Дима, и, сунув руку в карман, достал таблетки. С улыбкой смотрел на них, — Саша, ты же не передумаешь. А значит мы друг другу никто. Ты зачем мне названиваешь? Зачем это все? Ты же уже отказался от меня, как я и думал. Нервы зачем треплешь себе? — Я все еще твой капитан. Ты все еще в моей команде. Ты все еще, Дима, хоккеист. — Саша вдруг тихо дополнил, — И мне все еще не все равно что с тобой будет. Я не буду ни с кем нянчиться. Просто в Казани ты не наворотишь много бед. Какого рода у тебя тупик? В чем ты сомневаешься? Ты же сказал, что все решил. — Да. — Усмехнулся Дима, — Когда я приходил к тебе домой, я уже почувствовал, что ты мне откажешь. Я не хочу с этим морально мирится. Я люблю тебя. А ты любишь меня. Не ври мне, что не любишь. Я знаю это. Чувствую. Вижу это в твоем взгляде. Но ты взял и оттолкнул меня. А причины я не знаю. Пока я буду кататься по стране и всячески тебя избегать. Пока могу. Я буду сбегать от тебя так, как умею. — Я знаю, как ты умеешь. — Серьезным тоном перебил его Саша, — Ты хочешь, чтобы я сейчас прилетел в Омск и забрал тебя насильно, Яшкин? Мне плевать, что я пропущу игры, подведу команду. Я могу сейчас взять билеты и приехать. Я возьму тебя за руку, пристегну тебя к изголовью кровати, и ты уже никуда не денешься от меня. Ты останешься в Казани. Под моим присмотром. И я точно буду знать, что ты не встретишь новый год в очередном алкогольном запое. Хватит убивать себя этим. Хватит херить остатки здоровья. — Эй, Радулов. — Усмехнулся Дима. Приоткрыв рот, закинул таблетку под язык, закрыв глаза. — Да, Дима?       Он издал стон полный удовольствия, почувствовав, как приятная кислинка растворяется во рту. Жадно и резко сделал глубокий вдох. На лице появилась улыбка. — Иди нахуй, Радулов. Я не пойду домой. Я не встречу новый год в алкогольном запое. Я буду лежать обдолбанный и пьяный под елкой в Питере, лишь бы не встречаться с тобой. И мне плевать. Мне больно. И я знаю только один вариант, как заткнуть эту боль. — Он задержал дыхание, чувствуя, как начинает задыхаться. Его речь стала путанной. Потерянной. Стала на порядок тише. — Отъебись от меня. Я больше не твой мальчик. Я буду себя вести так, как захочу. Зато мне не будет больше больно. Мне рядом с тобой не место. И я понимаю это. Но не это причина твоего отказа. Я ее уже не угадаю. Ебучая Энигма, а не человек. — Он растерянно раскрыл рот, прекрасно понимая, что не может сделать еще один вздох, — Блять…       В глазах потемнело. Он закрыл глаза и обессиленно рухнул на ступеньках, выронив айфон из руки.       Резко дернулся, пытаясь понять, жив ли он. Распахнул глаза. Нашел себя за столом, подпирая голову рукой. Уставился на сидящих. Володя, Дамир и Рид начали громко над ним хохотать. Он снова тут? Почему? Растерянно осмотрелся. Провел руками по карманам. Голова слишком тяжелая. Он уткнулся мордой в стол, снова отключившись.       Снова пробуждение. Все тот же бар. Бесконечная петля? Безумие? Нашел себя на диване, вытянувшим ноги. На его лице сияла улыбка. Он сжал стакан в руке, и непроизвольно сделал несколько глотков. Что-то с размаху дало по голове. Что-то слишком крепкое. Слишком много градусов. Закашлялся. Уставился вперед себя. Ни Дамира, и Володи не было рядом. — Где? — Растерянно спросил Дима, уставившись на Буше, что сидел закинув голову, все с тем же стаканом выпивки. Она у него бесконечная? Как можно сидеть и цедить весь вечер один стакан с выпивкой? — Где ребята? — Покурить пошли. — Он повернул голову, и вдруг с улыбкой спросил, — Ты опять закинулся, что ли? — Дима тут же кивнул, — Это у тебя на Радулова такая реакция? — Дима снова кивнул, походя на собачку с шеей в виде пружинки, стоящей на приборной панели машины. Буше хмыкнул, осмотрев его. Сунул руку в карман штанов, достав кошелек. Задумчиво отсчитав деньги, протянул ему несколько цветастых купюр. Яшкин задумчиво уставился на них. Тут же поднял взгляд. — Три двести в долларах. Извини, евро не уважаю. Пойдем домой? — на лице Яшкина появилась улыбка. Он забрал деньги, и протянул руку с белой таблеткой. Буше отказался, — Я такими вещами не занимаюсь. У меня достаточно знакомых от этого умерло, чтобы знать, чем это окончится. Ты же видишь, — Он показал руку с полупустым стаканом, — Что я и пить не любитель. Просто чтобы ребятам было комфортнее… — Шарипзянов мне потом вломит за тебя. — Усмехнулся Яшкин и задумчиво смотрел на таблетку в руке, — И я города не знаю. Если я снова отключусь, пожалуйста, кинь меня в контейнер с пластиком. Утилизируй меня правильно.       Буше рассмеялся, и кивнул. Воровато осмотрелся, словно удостоверившись, что никто не смотрит, жестом приманил его к себе. Дима с неохотой отставил стакан и, наклонившись к нему, начал жадно с ним целоваться. Схватил его за волосы, забираясь тут же сверху. Почувствовал чужую руку, скользнувшую теплом по бедру. Засмотрелся в его глаза, искренне улыбнувшись. — Лишь бы мне Радулов не вломил за тебя. — Растерянно сказал Рид, — А то я его боюсь. — А я уже не боюсь. Подумаешь, кулаком по морде ударит. Тоже мне, страшная кара. Вот умру, и даже не пожалуюсь.       Он отвлекся на выпивку. Сделал несколько глотков. Организм сдался и он снова отключился, рухнув на Буше.       Снова очнулся, словно не ожидав, какой громкий стон из него вырвется. Чужая ледяная рука тут же зажала ему рот. Он… лежал? Простыня под ним была мокрая. Он боялся раскрыть глаза. — Не ори. — Прошептал искаженный голос, — Заткнись.       Почувствовав, как кто-то шлепнул его по заднице. Осторожно вытянул руку. Почувствовав теплую кожу, раскрыл глаза. Буше жестом показал ему молчать и начал его жадно целовать. Но это… не его голос был. Почувствовав как кто-то сзади вошел в него, он дернулся, издав сдавленный стон. Его мелко трясло. Все руки мокрые и ледяные. Липкие. Он выгнулся. Голова снова упала на подушку. Теплая рука Рида зажала ему рот. Он растерянно повернул голову. Никишин искренне улыбнулся ему, и, сделав глоток прямо с бутылки, дал ему сделать несколько глотков. Он снова отключился.       Тело такое легкое. В голове эхом гуляли какие-то голоса. Ему было так хорошо и приятно. Тела словно не существовало. Он просто существовал нечтом, что не имеет ничего, кроме просто комочка души. Кажется, смерть именно такая. Он едва различил знакомый отголосок Сашиного голоса. Моментально пришла резкая боль. Ему стало слишком сильно больно.       А вот и тело. Больное. Жалкое. Бесполезное. Его трясло. Боль была нестерпимая. Адовая. Захотелось заорать. Челюсти слишком крепко сжаты. Он сам словно зажатый нерв. Лихорадка. Ему и слишком жарко изнутри и холодно снаружи. С глаз текли слезы. Он заставил глаза раскрыться. Со рта раздался крик полный животного ужаса. Он дома. В Казани. Что он тут забыл?! Тут же дернулся, попытавшись совладать с телом, что его не слушалось. Раздался металлический звон. Он поднял голову. Уставился на руки, прикованные наручниками к изголовью кровати. На запястьях чудовищные жуткие окровавленные раны. Кровь тонкими ручейками стекала по бледной коже с синяками. Он дернул рукой. Снова звон. И снова боль.       Уткнувшись лицом в подушку, расплакался, поджав ноги. Они тоже связаны за щиколотки. Попытался скинуть путы. Не получилось. Замер, дернув ногами, и, резко перевернувшись на спину, вскинул ноги к потолку. Пижамные штаны слегка съехали, оголив посиневшие щиколотки. — Блять! — Сорвался на крик Яшкин, — Больно! — Он заворочался, и, вскрикнув, свалился с кровати. Руки остались на изголовье. — Блять! Помогите! Умоляю! — Упав на колени, он расплакался, мелко дрожа, — Умоляю! Больно!       Но стояла тишина. Видимо он был один. Плакал он долго. Когда слезы закончились, организм потихоньку отошел от шока и боли, перестав быть сжатым. Он растерянно поднял голову, шумно дыша. Уставился на изуродованные руки. От одного их вида его моментально начало тошнить. Повис на руках раскрыв рот, весь в ледяном поту. Его всего выворачивало. Адская боль сводила пальцы. Едва поймав паузу между приступами, в ужасе уставился на руки, задыхаясь. Может сломать себе руку? Как снять эти проклятые наручники? Сжав челюсти, резко дернул рукой на себя. Не выдержал адской боли, снова отключился.       Пришел в сознание все на той же кровати. Растерянно открыл глаза. Сжал руки. Все еще в ловушке. Опустил голову и осмотрелся. Взгляд тут же замер на Саше, что стоял напротив него, сложив руки на груди, рассматривая его. Ну конечно. Чья же это еще выходка. На его лице была усталость и разочарование. Он стоял во всем черном, поджав губы. Из-за открытой двери раздался голос. Саша лишь лениво повернул голову и сказал: — Нет, не надо. — Только и сказал он.       Раздались шаги. Рядом с Сашей встал Вадим. Он лишь усмехнулся, оперевшись спиной о стену, тоже рассматривая Диму. Яшкин нахмурился, сжав руки. Дернул одной, и, сорвался на крик полный боли. А вот и старые раны снова раскрылись. Он завыл, сгорбившись. Резко сел, и растерянно посмотрел на руки. Они все посиневшие. Раны уже загноились. Он расплакался, склонив голову. — Зачем вы так со мной поступаете? — Он завозился, пытаясь сесть так, чтобы кости не ломило. Но связанные ноги словно совершенно не гнулись, — Мне больно. Я живой. И мне очень больно. — Это вынужденная мера. — Тихо сказал Вадим, — Тебя по-другому было не спасти. — Дима, как ты думаешь, какой сейчас день? — Усмехнувшись спросил Саша, жестом показав Шипачеву молчать. — Да поебать мне. — Он взвыл, смотря на свои руки, — Блять, как же мне больно. — Он повернул голову, уставившись на них, — Помогите мне. Сколько можно стоять и смотреть за этим? Животные, блять! — Сейчас тридцатое января. — Тихо сказал Радулов.       Яшкин замер, растерявшись. Вся боль взяла паузу. Он в ужасе уставился на них. — Какой последний день был? — Тут же спросил Саша, жестом показав не вмешиваться Вадиму, — Какой ты помнишь? — День, в который Жаба играла… Они… — Он растеряно сжал руки. Медленно разжал их. Склонившись, принюхался. Фу, как же они отвратительно пахнут. Он тут же склонился вниз, и раскрыл рот. Вадим с Сашей лишь отвернулись, чтобы не смотреть на то, как его выворачивает. — Блять. — Дима зажмурился. — Сука… — Дрянь. — Послышалось в ответ.       Снова приступ. Из него выливается одна вода. Голова начала раскалываться. Он почувствовал слабость. Снова глаза предательски закрываются. Сознание снова ушло из тела.       Снова глаза раскрываются. Снова спальня. Снова Казань. Казань же? Точно? Дима изогнулся, уставившись на изголовье, ожидая увидеть свои руки. Нет. Опустил голову. Он лежит на спине в кровати. На запястьях крепкие бинты. Руки лежат на теплом покрывале. Снова голос. Слишком… знакомый. А вот и озорной смех Артура. Дима непроизвольно улыбнулся. Уже хотел было отозваться, но из рта только шепот, просящий о помощи. Он попытался встать, но его сковала слабость. Он с большим трудом, почти пять минут тянул руку по нескольким сантиметрам, и попытался взять в руку телефон. Вздрогнул, сжав пальцы. Хотел взять, получилось только уронить. Но звук явно привлек разговаривающих. Раздался снова хохот. Быстрые шаги. Дима повернулся, снова оперевшись спиной о мягкую подушку. Увидев на пороге Артура, улыбнулся. Попытался что-то сказать. Но снова только хриплый звук. — Ой, не кричи так громко. — Артур быстрым шагом пошел до него, — Тихо ты, разорался, оглохну сейчас. — Он взял в руку его телефон. Дима едва смог вытянуть палец на него. Ахтямов тут же повернул его экраном, и активировал его. Дима уставился на него. Третье января. Три часа дня. Растерянно поднял взгляд, — Тихо ты. Я вижу, что ты потерянный. — Он кивнул, — Знаю, что Радик с Шипой тебе сказали, что ты сорвал голос в истерике… Но это пройдет. Врач сказал к играм голос восстановится. — Артур аккуратно уселся рядышком с ним, — Сейчас тебе лекарство вкололи, которое тебя так… мумифицировало. Через пару часов, сказали, отойдешь. Можешь еще поспать. — Он протянул руку, мягко погладив его по волосам. Прохладная рука задержалась на щеке. Он тяжело вздохнул. — Саша сказал мне, что последний день, который ты помнишь, это день, когда я играл. — Он взял паузу, услышав громкий хохот. Дима повернул голову в проход. — Блять! Ахуеть! Как я и хотел! Я тебя обожаю! — Крик такой знакомый. Дима растерялся, пытаясь распознать голос, — Жаба! Иди посмотри чё они мне подарили!       Артур жестом показал Диме подождать и быстро убежал из спальни. Дима уставился в проход. Лямкин. Вот кто надрывался. Никита радостно скакал, радуясь, как маленький ребенок. На лице Яшкина появилась улыбка. — Да, мне тоже их подарок понравился. — Артур встал к нему спиной и указал куда-то в сторону. Никита тут же охнул, — Видал, да! — Пиздец, ахуенно! Обожаю, блять, его! — Никита начал снова радостно скакать около новогодней елки, — Блять! Моя! Минем кош! — Иди, ставь чайник, пойдем тортик есть. Я сейчас приду.       Никита тут же поскакал на кухню, заливаясь озорным хохотом. Артур же закрыл дверь, снова сев рядом с Яшкиным. Мягко провел длинными пальцами по перебинтованным рукам, и сказал: — Прости, там Никита открыл свой новогодний подарок от ребят… — Он улыбнулся, — Тебя тоже ждет. И от Дамиров с Володей и Ридом. И от… Брукса со Стефаном, Никитой и Кертисом. Под елкой. Мы не подглядывали. Но очень хотелось. — Артур очень осторожно сжал его перебинтованную руку, — Тот день, который ты помнишь последний, это было двадцать шестое декабря. — Ахтямов растерялся, подбирая слова, — Я дальше скажу то, что мне сказал Дамир Жафяров. Вообще, весь мой рассказ, знаешь ли, пересказ с чьих-то слов. Но я вот вообще не уверен в том, что говорю. Сомневаюсь, что некоторые вещи и правда могли происходить. Но ты, если хочешь, потом у кого-нибудь переспроси. Ты там с Никишиным начал употреблять наркотики и переспал с ним. Потом на следующий день пошли в бар. Ты там напился. Тебе позвонил Радулов. Ты расплакался на ступеньках и снова употребил. Переспал с Ридом Буше и с Александром Никишиным сразу… Весь день, пока они готовились к играм, ты провалялся дома взаперти. Потом, как ребята пришли, ты с ними напился. Омск проиграл ведь, ну, повод есть. Снова попал под Буше. На… следующее утро, Никишин взял тебя с собой в Петербург… — Артур вдруг усмехнулся, — Что же… Мы теперь с ним тоже знакомы. Дальше с его слов. Вы прилетели туда двадцать девятого числа. Там ты продолжил пить и употреблять. Вы были у Саши дома, обсуждали, не знаю, что-то… — Он вдруг рассмеялся, — Не знаю, Саша просмеялся в этот момент, я ничего не услышал. Видимо, обсуждали что-то очень веселое. Ты был там с Толчинским, с Бардаковым, и с Никишиным. Впав в истерику, подрался с Бардаковым, когда он назвал тебя капитаном хуйни, а не Казани. О том, что ты приехал в Петербург, узнал Ротенберг. Пока Ники прятал тебя в шкафу, ты умудрился двинуть по морде Толчинскому, который прятался с тобой. Дальше уже с его слов. Да, мы теперь даже с ним знакомы. Ротенберг с Никишиным ушли. Вы продолжили пить дальше. Ты переспал с Бардаковым в попытке доказать ему, что ты свое звание капитана получил через постель. Да. Именно в такой формулировке. Никишин вернулся только под утро тоже не в лучшем состоянии. Вы пропили вчетвером весь день перед игрой. Тебя взяли с собой на игру против Автомобилиста, зная, что ты с ними переебался во всех позах и знаешь много секретов. — Артур пожал плечами, — Подработал главным тренером СКА… В перерывах подсказывал как проще и где легче проскочить. Тебя все послушались. Петербург их разъебал, наебенив четыре шайбы в первом же периоде, следом наебенив еще три сверху во втором, и они не смогли отыграться. Даже одной шайбы не смогли забросить в ответ. Ты сидел в раздевалке СКА вместе с командой, и гордо хвастался, как это ты насоветовал Ротенбергу о том, как проломить оборону Екатеринбурга. Все узнали о том, что ты с Ромой сделал. Потом, с его слов, ты куда-то исчез с Бардаковым и Никишиным, что даже переодеться не успели. Еще и клюшку с собой взял. Вернулись вы счастливые и мокрые. Да, именно в такой формулировке. Вы дружно всей командой пошли пить. Только ты успел в очередной раз закинуться наркотиками, прямо на выходе из бара, как тебя тут же начало выворачивать… Тебе вызвали скорую, потому что ты отключился в сугробе и не дышал. Дальше уже со слов Саши… — Артур сделал паузу, почесав затылок, явно растерявшись, — Радулов который Саша… Он узнал о том, что ты в реанимации, потому что ты в скорой сказал его номер, когда врачи спросили тебя о том, кому можно позвонить… Саша прилетел в Петербург. Это уже тридцать первое декабря. Пытался отвоевать тебя у врачей и не дать им закатить скандал. Они не поддались на его разговоры. Позвонил Ротенбергу. Рома все решил за два телефонных звонка. Приехал к тебе в больницу. Саша попросил его отправить тебя в Казань. Рома любезно предоставил тебе спецборт, и вечером тридцать первого декабря, ты, со слов Саши, выглядящий, как кальян на большую компанию, весь в трубках и проводах, уже лег умирать в Казанской больнице. Ты провалялся в больнице все эти три дня. Тебя долго приводили в чувство. Промыли тебе кишки, прокапали. Уже в Казани. Вчера ночью ты пришел в себя, как раз, когда Вадим с Сашей тебя забрали оттуда. Саша решил проверить твою память, и сказал, что ты очнулся уже тридцатого января. — Артур рассмеялся, — Ты впал в истерику, орал и пытался подраться. Охрип. Едва не убил его. Мы вчетвером тебя еле успокоили. Связали. Ты уснул. Все. Конец истории. — Ахтямов искренне улыбнулся, — Вот и сказочки конец, а кто слушал — отупел. С новым годом, Дима. Ты явно не встречал новый год в реанимации. Казань тоже знает чем удивить твой искушенный организм. — Он указал на руки, — Ты просил в Омске побыть с тобой пожестче. Там ничего страшного. Просто перемотали, потому что ты едва не разбил себе руки, пока спал. Тебе казалось, что тебя пристегнули. — Он начал сам смеяться, увидев на лице Яшкина полную растерянность. Дима не знал как на все это реагировать. — Ладно, ты прогружайся пока… Это займет какое-то время, я пока с Лямой пойду чай попью.       Ахтямов мягко потрепал его по волосам, и, вложив телефон в его ослабшую руку, ушел со спальни, прикрыв дверь. Яшкину много времени понадобилось, чтобы осознать происходящее. Он не мог поверить в услышанное. Когда спустя час руки начали его слушаться, он едва нашел в себе силы активировать экран и разблокировать телефон. Тут же полез в галерею. А, нет, про то, с кем он спал ему не наврали. Усмехнулся.       Какая красивая фотография, где он стоит в центре раздевалки СКА, в мокрой джерси Никишина с капитанской нашивкой, и о чем-то рассказывает, вытянув руку до монитора, где на паузе остановилась игра. И все, кто попал на фотографию, явно слушали его с любопытством. Он раскрыл рот от удивления, увидев последнюю фотографию.       Даже сначала не поверил. Но нет. И правда. Вертолет МЧС на одной из крыш Петербурга. И Радулов стоит с улыбкой рядом с Ротенбергом, позируя для фотографии на фоне Яшкина, что лежал весь в трубках и проводах, явно находящийся под надзором врачей. Повернув голову, уставился в зеркало напротив кровати, похлопав растерянно глазами. Свернув фотографию, заблокировал телефон. Еще долго пролежал в тишине, приходя в себя после увиденного. Наверное стоило как и Роме, так и Саше сказать спасибо за свое героическое спасение. Делать это не было никакого желания. Потом с этим разберемся.       Почувствовав, что его организм все же поддался на сигнал подняться, он с трудом выбрался из кровати. Пижама на нем уже висела. Он растерянно уставился на отражение в зеркале. Какой-то он не такой. Задумчиво покачал плечами. Словно тело не его. Задумчиво оттянул резинку штанов, посмотрев внутрь. Нет, все его. Хмыкнув, сделал несколько неуверенных шагов. Какая-то жуткая слабость. Дима растерянно пошел на выход. Остановился напротив новогодней елки. Какая же все-таки она красивая. Освещенная солнечным светом, пахнущая на всю квартиру… Он опустил взгляд под пышные ветки. И правда. Две коробочки с ленточкой и записками. Так, это ему на десерт. Надо бы что-то сначала перекусить.       Яшкин переступил порог кухни, и улыбнулся, приветственно помахав Никите, что растерялся, раскрыв рот, выронив ложку. — Пиздец! Я думал ты сдох! — Дима только и смог, что развести руками. Заинтересованно подошел к нему и заглянул в глубокую тарелку. Оливье. Голодный желудок громко заурчал. Никита тут же схватился за тарелку, — Пошел вон отсюда! Моя хавка. Тебе нельзя!       Дима сделал грустное лицо, и, приоткрыв рот, попытался высказать ему все что он о нем думает. Снова только едва слышный хрип. Никита начал над ним неистово хохотать. Артур же, не отвлекаясь от своего салатика, тут же сказал: — Да, Дима, тебе нельзя ничего жирного, жаренного, мучного… Там огромный список. Минимум две недели будешь питаться, я так понял, солнечным светом и водой. И то, только кипяченой — сырую воду тебе тоже нельзя.       Яшкин растерянно уставился уже на него, и тихо заскулил. — О, блять, волковская порода. Тебе же сказано: вот так волк выл, выл и сдох! — Лямкин шлепнул его по заднице. Дима выгнулся от боли, раскрыв рот, и рухнул перед Артуром на колени. Сжавшись в комок, склонил голову к полу, — Так, Ахтям, если он ща тебе кольцо протянет — беги. Беги не оборачиваясь. — Лишь бы он ноги не протянул передо мной, Радик мне за него шею свернет, как тому гусю… — Артур усмехнулся, мягко погладив Диму по волосам, пока тот тихонько скулил, — Ляма, ну блять, у него и так все больное, ты ему еще добавил. Димка, ну-ка соберись, ты че, как тряпка, стелешься по полу… Давай, поедим с тобой. Только то, что можно… — Кашу? — Удивленно спросил Никита, довольно чавкая. — Фу, мерзость, третьего января сидеть и давится кашей. Ебать, еще бы сырную тарелку ему предложил.       Дима рассмеялся, закрыв голову рукой. Артур же, недовольно пнув Лямкина ногой по ноге, сам начал заливаться смехом. Яшкин все же поднялся с пола, и заглянул в холодильник. Увидел там красный бархат. Тут же с надеждой выглянул из-за дверцы, но Ахтямов был категоричен. — Кашу нельзя. Сыр тоже нельзя. Нет, Дима, его тебе тоже нельзя! Там вот, картошка вареная есть. Вот ее можно. — Пиздец. — Лямкин усмехнулся, — Он сам как клубень стоит, такой же разваренный. Ебать, просто, блять, картофелина-переросток, которая упала под прилавок в сетевом магазине, и там решила, что ну нахуй, зачем расти в земле, это для слабаков, и проломила корнями кафельную плитку, начав прорастать сквозь бетон.       Ахтямов впал в истерику, начав громко ржать. Бросив ложку в тарелку, заливался громким хохотом, закрывшись руками. Лямкин сидел хохотал рядом. Дима же уставился на них с улыбкой на лице. Он бы с такой радостью высказал им все, что о них думает. Разочарованно вздохнув, достал тарелку с вареной картошкой, и, усевшись рядом с Артуром, начал с грустью жевать картошку, пока ребята с большим удовольствием наворачивали салат. Уставился на них жалобным взглядом. Никита вытянул руку, потрепав его по голове, и сказал: — Ничего, понос пройдет, и жизнь наладится. Не расстраивайся, Яшка…       И снова громкий хохот. Дима с грустью опустил голову и продолжил есть картошку. Ребята доели свои порции салата и принялись пить кофе. Рядом с Яшкиным же поставили воду. Он растерянно посмотрел на них, и снова молча принял свою участь. Возмутится — не было возможности. Давясь слюнями, уставился на них, пока ребята с радостью ели его любимый тортик, всячески нахваливая его ему. Расстроившись, он отставил свою кружку с водой, и, поднявшись из-за стола, пошел до елки. Хоть что-то же хорошее должно быть. Они с радостью поскакали за ним. Дима медленно опустился на колени перед елкой, и вопросительно посмотрел на Артура с Никитой, указав на коробки. — Че уставился? — Удивился Никита, — Там все подписано. Открывай, нам тоже любопытно. — Да, ты сразу поймешь от кого какой. Ебать, я думал меня в аэропорту не пустят с ними. — Он рассмеялся, — Они такие, что в коробках, и я просто, ну, без понятия. Они прокатили их через эту рамку, и я такой, а посмотреть можно, а то сам не знаю, может, говорю, там что-то противозаконное… Так, короче, и не в курсе я. Даже на сканер не дали посмотреть.