удачи, детка!

1.

Оглядываясь по сторонам, Сону как-то не совсем помнит, что произошло с его мозгом, если сейчас он преподносит ему образ совсем не такой встречи в океанариуме, на которую он надеялся. Ах, да! Он, блять, всё помнит и тихонечко себя ненавидит. Вечером, перед долгожданным четвергом, то есть в среду, ему написал Сонхун. Как всегда, в своей обыденной манере, как он улыбается или лохматит его волосы. Обычно, без подводных камней. Он просто спросил: мой друг очень хочет посмотреть на пингвинов, он может пойти с нами? И Сону, благороднейший из кровей, конечно же, дал зелёный свет. Ну а почему он вообще должен был отказывать? Это же не свидание… Затем пришлось звать Чонвона и Джейка, а потом просить Сонхуна, чтобы тот взял с собой Рики. И это превратилось в хаос, в разрушение его личности. В ебаный пиздец. Точно также были уничтожены Помпеи, погребённые под слоем вулканического пепла. Никто не спасся, застывая искажёнными статуями, через рты которых больше не слышен истошный крик. Они все шестеро растянулись в полосу перед большим стеклянным аквариумом от низа до высокого потолка, создающий голубой водный подсвеченный проход. Они наблюдают за тем, как кружат в нём скаты, показывающие им свои животики и милые мультяшные улыбки, пересекаются с другими рыбами и живут свою лучшую жизнь без страха оказаться в сетях. Сону мог бы порадоваться, но он только молчит и хмурится, недовольно бубня себе под нос матерные словечки. Он определённо проклят. Он определённо разучился искать плюсы, которые стоят и разлагаются временем на кладбищенских полях. Друг Сонхуна — Хисын, с которым он ходит в курилку, ездит на своём мотоцикле, хихикает на парах и живёт вместе. Сону знал его издалека, но теперь он знает его имя. И помимо себя ненавидит и его, потому что он стал причиной всему, что сейчас происходит. Ненавидит, наверное, громкое слово, но он, мягко говоря, не в восторге. Так лучше? Могло бы быть, но увы. Они медленно сдвигаются по скатовому коридору, проходят мимо флуоресцентных медуз разных размеров и форм, Чонвон что-то доказывает Нишимуре, Сонхун ведёт светские беседы с Джейком, а Хисын выдаёт дурацкие, никому ненужные факты, шагая впереди, как экскурсовод, которому не платят. И только Сону гниёт в своём хуёвом настроении. Только он прозяб в своих разрушенных фантазиях. — А вы в курсе, что медузы древнее динозавров и деревьев? — с видом ходячей энциклопедии спрашивает Хисын и не дожидаясь ответа, продолжает, — они существуют на Земле не менее пятисот миллионов лет. — Как интересно, — бурчит себе под нос Сону. — На данный момент, они угрожают мировому океану своей популяцией, поскольку могут размножаться в мусоре, которым наполняют воды, — говорит он и сёрбает своим милкшейком по трубочке. — Они снижают численность рыб и их массовое скопление может вызвать гипоксию. — Отвратительно, — бормочет Сону снова, едва переставляя ноги дальше. Какой дебил вообще решил, что из этого может что-то выйти и приблизит его к своему заветному исполнению плана? Мол, здорово будет! Рыбки, акулы, романтика! Покажите его ебало и ему не жить. Ах, да. Вот же он, волочит своё бренное существование по кафельному полу и крепко сжимает кулаки в карманах своей розовой толстовки. Просто оставьте его здесь умирать, прям на полу и ногами запинайте для пущей достоверности. — Согласен! — улыбается Хисын, важно осматриваясь вокруг, чтобы о чём-то ещё спиздануть. Сону закатывает глаза и отворачивается, наблюдая за тем, как обзор, наконец, сменяется следующим видом. Акулами. Он припадает к аквариуму чуть ли не лицом, наблюдая за существами, чьи клыки не скрыты кровожадной пастью. Они здесь не такие большие, какими он мог их представить, но тоже не плохо. Возможно, здесь держат относительно безопасные виды, вроде зебровых и бычьих. Мимо него, близко к стеклу проплывает одна, провожающая его взглядом с оскалом. Выглядит так, словно задумала пакость. Виляет медленно своим хвостом и двигает жабрами. Её серо-белая кожа блестит и выглядит лучше, чем кожа самого Сону. Зубы уже не молодые и некоторые из них отсутствуют, наверняка на воле она ими прокусила не мало крупных рыб, а может, даже лодыжку человека. Идеальная, страшная и удивительная. — Бычьи акулы могут распознавать цвета, видимо, ты ей понравился, — хмыкает Хисын, снова оказываясь рядом и Сону вздрагивает, наблюдая как эта рыбина кружит рядом, проплывая туда-сюда мимо Кима. — Или она заметила тебя и хочет сожрать, — вздыхает Сону, представляя, как скидывает тощее долговязое тело Хисына в аквариум и наслаждается видом розовеющей воды. За это он ей ещё и медальку даст: хорошая малышка, так держать. Потом он станет призраком этого океанариума и Сону больше не вернётся сюда, потому что этот сучёныш будет пугать своим занудством и внезапными появлениями до усрачки. — Они питаются другими мелкими акулами, рыбой и скатами. — Держи в курсе, — фыркает Ким, думая о бедных скатах. Эти улыбчивые существа не заслуживают смерти. Возможно, это немного несправедливо по отношению к Хисыну, но, кажется, ему вообще плевать. Он просто жмёт плечами и идёт дальше со своими всратыми фактами о рыбах. Блять, если ты всё о них знаешь, нахера припёрся?! Но Сону остаётся только пыхтеть себе под нос и раздражённо закатывать глаза, скрещивая на груди руки. Они подходят к черепахам, медленно плавающими в воде, пока некоторые из них лениво щурят глаза, загорая под искусственным солнцем на камнях. Хисын припадает к ним, словно зачарованный и наступает долгожданный момент тишины, если исключить бубнёж Чонвона и рассказ Сонхуна о том, что когда-то в детстве у него была черепаха с жёлтыми линиями у глаз. Джейк почти заинтересованно его слушает и улыбается уголком губ, но отчаянно делает вид, что ему это не интересно. Сону прислушивается к рассказу и мозг рисует картинки, где маленький и миленький Сонхун плачет, пока мама убирает тело черепахи в коробку из-под обуви, чтобы вырыть ей могилу на заднем дворе под абрикосовым деревом. — Признайся, это ты её убил? — хмыкает Джейк на его рассказ. — Что? Нет! — Ты был слишком мал, чтобы что-то понимать о смерти и задушил её подушкой, а когда обнаружил, что она мертва и не двигается, тебе стало стыдно. Боже, откуда у Джейка такие ебаные мысли в голове? — Всё было не так! — оправдывается Сонхун максимально стойко и спокойно и Джейк открыто над ним ржёт. Пик комедии. Сону тоже эта черепаха, только погребённая заживо и царапающаяся о стенки картона в надежде, что её услышат с тридцатисантиметровой глубины и спасут. Ничего не получается и он жалобно скулит, настолько громко, насколько вообще могут черепахи. Жалкое зрелище, но его всё равно никто не видит. Он устало вздыхает и отходит дальше от остальных, рассматривая морские цветные звёзды, пушистые, словно силиконовые, огурчики и рыбок клоунов, которых должны были назвать его именем. Привет! Я Сону, и я клоун. Он завороженно наблюдает за плавным движением морских существ и совсем не замечает, как к нему кто-то подходит, но чужое дыхание не так далеко и пускает ток мурашек по спине. — Красиво здесь, — говорит Сонхун тихо. Сону вздрагивает и поднимает на него голову, цепляясь взглядом за лёгкую улыбку и умиротворяющий вид, который успокаивает покруче всяких аквариумов с рыбками. Цветная подсветка мягко оглаживает лицо и создаёт космический, волшебный образ. Прикоснуться хочется настолько сильно, что кончики пальцев покалывает и жжёт. — Ага, — вторит ему Ким, переводя взгляд на то, как одна из клоунов мельтешит в мягких водорослях. — Представь, что на самом деле эти рыбы — киборги и просто вынашивают план по уничтожению человечества, — продолжает он и Сону снова отрывается от голубого экрана. Зачем ему это надо, когда рядом тот, кто пленит его гораздо больше, чем жители океана. Даже своими умозаключениями мирового масштаба. И натыкается на томный, тёмный и патоковый взгляд чужих глаз. Он смотрит прямо на него и земля извергается вулканами, трещинами, разваливается прямо у него под ногами. И Сону падает, падает, падает. Так долго падает, что он больше не чувствует дна, даже илистого и жидкого. Там на него нападут морские охотники, которые его убьют, но оставят тело, чтобы сделать из него такого же киборга, и он будет морочить людям головы, подбираясь к ним ближе. Он узнает их тайны, а потом забросает взрывоопасной икрой трески. Никакой гуманности и холодный расчёт, потому что у машин нет чувств. И нет никакой химии, только односторонние импульсы и интерпретация. — Значит, мы обречены, — жмёт Сону плечами и коротко хихикает. — Эти киборги модернизируют черепах и они станут танками. — Неплохо, — смеётся он. — А из глаз у них будут выстреливать лазеры. — Ты убил свою черепаху? — спрашивает Сону резко и щурится, мол, меня не проведёшь, колись. Но Сонхун только звучно вздыхает, как от большой душевной боли и качает головой. Кажется, Джейк нанёс ему травму. А Сону добил. Или просто дебил, неважно. — Идём, скоро будут пингвины. Сонхун несильно подталкивает его своим плечом и они бредут за остальными в тишине. Сону хочется её разрушить, надломить как стену, сквозь которую проходят титаны. Никакой защиты, падающие камни и кирпичи. Поэтому Сону титан, он ядерный гриб, он то, что заставляет купол над ними сломаться. — Тебе понравились акулы? Лицо Сонхуна чуть светлеет и внутри Сону начинается ранняя весна. После осени нет зимы, есть цветущие деревья, оживающие парки и сады. Лицо Сонхуна свет, на который оборачивается все подсолнухи и слетаются мотыльки. Он улыбается легко, а внутри уже что-то щёлкает и ему можно без раздумий отдать своё глупое сердце, жизнь и безымянный палец. — Они реально классные, — отвечает Сонхун. — Честно говоря, я думал, что они будут больше. Ну, знаешь, как в фильмах. Сонхун выдаёт смешок и улыбается тысячью миллиардами ватт. Настолько вот ярко, что Сону слепнет. — Тогда нам нужно отправиться в океан и прыгнуть в воду к белым акулам, чтобы впечатлений осталось до конца жизни. Ну, знаешь, мы впечатлимся и нас тут же сожрут. Как в «Челюстях». — Ага, великие, блять, путешественники! — Умереть от зубов существа, которого мечтал увидеть… Не самая ужасная перспектива. Но Сону не добавляет, что, умирать рядом с ним, тоже заебись, если честно. Желательно, конечно, состарившись и ворча друг на друга. Но кто его спрашивал? Вот именно. Они наконец-то доходят до пингвинов, ради которых Хисын припёрся сюда. Он припадает к стеклу и лапает его ладонью, пока там, работница океанариума кормит их рыбой, а другие плещутся в воде. Они забавно ходят на своих перепончатых лапах, но удивительно грациозно двигаются под толстым давлением жидкости. — Пингвины социальные существа и часто образуют пары на всю жизнь, — говорит Хисын с воодушевлением. С восхищением. Потому что посмотрите, они гораздо умнее людей. Забавно, что это единственные птицы, не умеющие летать, но способные чувствовать и проявлять нежность. Если бы они знали о том, как строятся отношения у человечества, то добровольно утопились или прыгнули в пасть касатки. Жизнь одна, а вы даже любить друг друга не умеете и всё усложняете, тупые кожаные мешки с костями. От этого делается как-то по-особенному печально. Сону поджимает губы и молча смотрит за стекло, смотрит сквозь, между и совершенно ничего не видит. Даже размытое отражение Сонхуна. Они проходят океанариум от начала до конца, где-то задерживаются дольше, а где-то меньше и на выходе решают зайти в ближайший «Макдональдс», чтобы вкусить дозу дерьмовых котлет. И кто Сону такой, чтобы отказаться? Да никто он. Лишь бы снова не подавиться, боже. Время тает, как макфлури у Сону в стаканчике и он зачерпывает его вялой картошкой-фри под взглядом Чонвона, выражающим отвращение. — Как ты это ешь? — морщится он. Так происходит каждый раз, стоит им оказаться в маке. — Это законно? — усмехается Нишимура. — Как пицца с ананасами, вкусовая двойственность, — умничает Хисын. — Дай попробую, — просит Сонхун и Сону миролюбиво подвигает к нему своё мороженое. У него вид ухмыляющегося победителя, смотрите, не одна я такая роза среди навоза. Все остальные наблюдают за развернувшейся картиной и только Джейку глубоко поебать, он уплетает второй бигмак за обе щёки, пока майонез и салат прилипают к его щекам. Он нашёл своего идеального партнёра помимо Сатору Годжо, порадуемся за него. Сону отворачивается, чтобы посмотреть на то, как чужая картошка падает в стаканчик. Пак осторожно вычерпывает её ложкой Сону и отправляет в рот. Вот чёрт. Внутри восьмиклассницы дико пищат, орут и делают сальто. Краш ест его облизанным пластиковым прибором, обмен слюной и вот он, косвенный поцелуй. Покруче, чем когда вы делите одну бутылку на двоих и предусмотрительно протираете горлышко, нет, тут гораздо интимнее. Ближе. Слюнявее. И Сону, блин, краснеет светофором, который кричит «Стоп! Оно тебя убьёт!». Он кидается под колёса бешено несущейся машины, она успевает увернуться и врезается в столб, затем вторая и третья маневрируют вокруг его мелкого тела. Но что не убивает, делает нас сильнее. Сону будет чертовски сильным, он выдержит этот напор восьмиклассниц в своей груди, желающих выбраться наружу. Он так просто не сдастся. — А это вкусно, — мычит Сонхун одобрительно. Чонвон имитирует рвотный позыв в капюшон Рики и он проделывает то же самое в его салат. Идеальная парочка. Два по цене одного. Биба и Боба два долбаёба. — Что? Вы просто не шарите. — Да куда уж нам, простым смертным, — вздыхает Ян, вытирая воображаемые остатки блевоты с уголков губ рукавом рубашки. Этот день Сону отметит в календаре. Ради этого купит даже календарь, которых у него никогда не было помимо астрологических. Он будет с любимым персонажем из геншина, с крупными цифрами, чтобы глаза разбегались, а не собирались в кучу. Сону его повесит на пустой стене, найдёт сегодняшнее число и разрисует красными кривыми сердечками. К чёрту астрологию! К чёрту таро! Вперёд, непредвиденные повороты судьбы, разорвите тело на части, позвольте себе жить без тревоги и стресса! Позвольте себе, блять, жить. И любите так же, как пингвины.

2.

Следующее утро Сону ничем не примечательное. Он не наступил в лужу, встав с кровати, не забыл покормить Сяо и сделать себе матча-латте. Ничего не забыл. Умылся, оделся, пустился в пляс на пары с мрачным Чонвоном. Он едет в метро, физическое тело на месте, а нематериальное осталось во вчера. Безнадёжно и по постоянной прописке. Но вид Чонвона, это ничего себе такой звоночек. Эмоциональные качели друга иногда разгоняются покруче своих собственных и делают солнышко, с которого летишь вниз головой и тебя ещё подкидывает мощным ударом в спину. Ян сукоженный весь, как изюм, который выковыриваешь из булочки. Он куксится и раздражённо цыкает на каждого, кто случайно задевает его плечом в вагоне. Когда толпа высыпается и продолжает его нести, он бубнит себе маты под нос, которых Сону прежде вряд ли слышал. Живое олицетворение матюкливого гномика, которого в детстве они пытались вызвать у зеркала в темноте. Никто не показался и разочарование въелось в ожидание чуда, но, кажется, душа того самого гнома поселилась внутри Чонвона. — Всё нормально? — спрашивает Сону, тыча его локтём в бок. — Лучше не бывает, — отфыркивается Ян, утыкаясь взглядом в сухой асфальт, что двигается с такой же скоростью как беговая дорожка в спортзале. — А если серьёзно? — не унимается Ким, напирая осторожно, боясь спугнуть и увидеть сверкающие пятки или же нож у горла. Любопытство делает с людьми убийственные вещи. — Нишимура придурок, — усмехается он с горечью в горле, словно только что доказал самую очевидную в мире вещь. Всё на поверхности, он просто подставил формулу, где есть дано, решение и доказательство. Великий математик. — И? — И ничего, Сону, — нервно обрывает Чонвон и ускоряется, чтобы быстрее войти в двери универа и закопаться в рукавах рубашки на последнем ряду. — Давай потом. Атмосфера не накаляется, не становится острой и оттого предельно опасной. Просто Ян молчит больше и меньше выкидывает колкостей, шуток и пиздостраданий. Так иногда бывает и это страшно. Затишья перед бурей для того и созданы, чтобы нагнать волнения и тяжелого ожидания неизбежного. Ждёшь, вот сейчас точно ёбнет. Но ничего не происходит. Ты готов, ты собрался, воля в кулаке, штаны подтянул и ждёшь. И по-прежнему ничего. Закон подлости ударит внезапно, громом среди ясного неба. На обеде Джейк тоже, как и Сону утром, пытается прощупать почву, влезть в неё пальцами, расковырять, содрать траву, найти грёбаный клад. Но Чонвон пресекает все попытки грубо и сухо. Джейк тактично сдаёт позиции, меняет тему, меняет погоду вокруг них и иногда раздаются смешки, голоса, короткие разговоры. Это всё, на что сегодня способен Ян. С ним не становится тяжелее, скорее интригующе, потому что самое интересное он всегда оставляет напоследок, на вечер перед телевизором, в шёпот и дрожащие пальцы рук. — Там Сонхун, — кивает Чонвон куда-то вперёд и Сону молниеносно поворачивает голову. Шея издаёт подозрительный хруст, но он подумает об этом позже, благо, голова не открутилась. Сону выискивает его взглядом, знает, что найдёт среди сотен, тысяч и миллионов. И находит достаточно быстро бледное лицо, которое перекрывает наполовину отросшая тёмная чёлка. Их взгляды встречаются даже на расстоянии, даже будь они в километре друг от друга, всё равно бы встретились, всё равно послали бы десятки негласных сообщений, отдающихся мурашками по телу. Хотелось бы. Очень. Чтобы именно так. Сонхун машет ему рукой или Джейку, не разобрать на самом деле, сорян, зрение слегка подводит. Но Сону не из робкого десятка, он резво машет ему в ответ и широко улыбается. Джейк фыркает, перебивая монстров в своём телефоне, а Чонвон подавляет скучающий зевок. — Не пойдёшь к нему? — спрашивает он и Сону поворачивается обратно, завидев как Хисын закидывает Сонхуну руку на плечи и тянет к торговым автоматам. — Не, — отмахивается Ким. — Всё равно увидимся в баре. — Я не иду, — ровным тоном оповещает друг, расковыривая на большом пальце заусенец. — Что? — Джейк отрывается от телефона и мажет встревоженным взглядом сначала по Сону, а затем переводит его на Чонвона. — Почему? — Нет настроения. — Тогда можем зависнуть у меня, — жмёт Сону плечами и закидывает в рот рисовый шарик. — Не хочу потом переться домой. Опасность! Код красный! Чонвон никогда не отказывался от возможности поваляться на дичайше мягком диване у Сону дома. — Тогда к тебе? — Пофиг. Вообще не пофиг. Пристегните ремни, возьмите кислородные маски, мы сейчас все, блять, разобьёмся! Но положение статично. Они также статично сидят в библиотеке, разбираясь с новыми заданиями, копаются на страницах браузера и книгах. Перекидываются фразочками, смеются по поводу всякой херни и стараются дотянуть до вечера. К слову, у Джейка это получается гораздо лучше, а сам Сону то и дело чешется и встаёт каждые полчаса, чтобы потеряться в стеллажах. Он не терпила, поэтому не может проработать принятие, то и дело погружаясь в собственные размышления. А там уже время медленно подваливает к нужной точке, не искажая пространство, но меняя его. Сосед Чонвона греет чайник и любезно предлагает всем чай и когда Ян отходит в свою комнату, он с ужасом шепчет: — Он реально поджог пару моих носков. — Не буди лихо, пока спит тихо, — с умным видом и спокойствием Будды изрекает Джейк. Ему бы правда податься в монахи и успокаивать обездоленных, страждущих и потерянных, лить на них свет своего умиротворения, познав бесконечное вечное. Чонсон понимающе кивает, словно в этом есть смысл. Это минута прозрения, прикосновение к открывшейся тайне, непреложной истине. А затем, услышав шорох, он быстро наливает кипяток в кружку и исчезает из поля зрения. Они забирают свой чай и идут устраиваться в гостиную перед телевизором, где Чонвон уже листает каналы в надежде найти что-то менее романтичное, не бесячее и желательно с кровью. У него специфические вкусы. Никто его не осуждает. Как только их задницы приземляются на диван, а Чонвон наконец-то перестаёт тыкать по кнопкам пульта и садится на тумбочку возле подлокотника, метафорически и буквально возвышаясь над ними, он складывает руки на груди. Вид у него серьёзный, черты лица становятся острее, а взгляд лишается привычного дружелюбия. Вот сейчас должно рвануть. — Если бы я сказал, что намереваюсь совершить убийство, вы бы помогли мне без лишних слов? Они и раньше с серьёзными мордами обсуждали гипотетические ситуации, вроде, что бы они сделали, если бы настал зомби-апокалипсис, землю поработили инопланетяне или если бы у одного из них были суперспособности, то как решили ими воспользоваться. А самое любимое, это ставить перед фактом: кого бы спас Чонвон, Скарамуччу или Сону с Джейком, если бы всем грозила смертельная опасность? Кого бы спас Джейк: щенка или Годжо Сатору? Ответы всегда были очевидны. Никто никого не спасёт, они слишком погрязли в фанючестве. Но здесь что-то другое, не шуточное, будто Чонвон вынашивал свою идею очень долгое время, а затем думал о том, как сообщить об этом. Да и не то чтобы каждый из них не мечтал стать наёмником после просмотра фильмов про киллеров, прячущихся на высотках с винтовкой, а потом ловко разбирающихся с плохими парнями с пушками в двух руках, разъёбывая какой-нибудь картель. Нихуя не смешно. Но Сону подаёт голос первым, отказываясь слишком много думать, дайте ему за это премию: — Конечно! Без вопросов! Джейк странно косится на него, но решает не возникать со своим буддизмом или христианством лишний раз. Или чему он там покланяется… — Помогу стереть улики, — кивает он и кружка с чаем в его руках опасно кренится, грозясь разлить жидкость на пол. — Создам для нас алиби, раз плюнуть! Сону уже представляет, как они втроём тащат тело несчастного в ванную и решают, кто из них будет его расчленять или заливать кислотой. Их руки по локоть в крови и им не отмыться до конца жизни, а паранойя о том, что их найдут, будет съедать их сознание, потому что в конечном итоге кто-то обязательно сдастся правоохранительным органам и всё пойдёт коту под хвост. Они хреновые партнёры для убийства. — Но ты ведь не собираешься никого убивать? Правда? — подскакивает Джейк на своём месте, перечёркивая всё, что было сказано ранее и немного чая всё же выливается. Он быстро стирает всё носком. Никто ничего не видел, так и запишем в протоколе. — Слишком много чести, — отмахивается Чонвон и отпивает из своей кружки. — Этот придурок Нишимура не заслуживает такого быстрого избавления от страданий. — Может, расскажешь, что произошло? — просит Сону, выжидающе глядя на друга. — Без выпивки здесь не обойтись, — вздыхает он, встаёт, хрустнув шеей и уверенно двигается на кухню, как на то самое задание с убийством. — Если что, я реально готов подчищать за ним улики, — заговорщицки шепчет Джейк, наконец-то оставляя свой чай в покое, располагая его на твёрдой поверхности тумбочки. — Знаю, — кивает Ким и ставит свою кружку рядом. — А я готов хранить эту страшную тайну даже если сойду с ума. — Очень смело с твоей стороны, — драматично всхлипывает он, вытирая невидимые слёзы и опускает свою ладонь на плечо Сону, несильно сжимая. — Мы очень крутые. Из кухни доносятся звуки хлопающейся двери холодильника, тумбочек и шуршания пакетов. Сону прислушивается к шорохам, в надежде не услышать, как Чонвон точит нож. Но он возвращается спустя пару минут с тремя бутылками соджу подмышками и тарелкой чипсов. — А где пиво? — В магазине, — фыркает Ян и ставит всё на маленький кофейный столик. А затем уходит снова, чтобы принести рюмки. Никто не обсуждал, что они нажрутся, но это как обязательный предмет в универе по которому нужно будет получить зачёт. Если тебе хреново и ты не можешь справиться со всем, что происходит вокруг тебя и самим собой — ты пьёшь. Не очень здравое решение, но к зачёту готовиться тоже очень трудно. Необходимо просто молча принять неизбежное и забыть про остывающий чай. Джейк уже запихивает чипсы себе в рот и крошки летят на его штаны и пол. Чонвон спокойно разливает соджу по рюмкам и передаёт каждому в руки. Он стоит, гордо задрав подбородок, глядя куда-то в стену. Он вбирает воздух в лёгкие и выдыхает: — Чёртов Нишимура! И выпивает свою первую стопку, а Джейк и Сону послушно повторяют за ним. Когда они были детьми, Чонвон был первым, кто шёл на рожон без страха оступиться и получить пиздюлей. Все ребята слепо следовали за ним, как за их предводителем, беспрекословным лидером. Поэтому если он выпил, пьют остальные. Да и повод важный, ведь чёртов Нишимура! И он продолжает быть тем, кем он был, стоически выдерживая груз лидерства на своих худых плечах. Старостой группы он, правда, не стал и жутко из-за этого бесился. Но опустим этот травмирующий момент. — Этот придурок совершенно не понимает намёков, — продолжает он, заедая вкус алкоголя чипсами. — Я ему говорю, открылся новый кибер-клуб, давай сходим? А он мне, о круто, позову Сонхуна! И всё в таком духе, блять. Чонвон усаживается на подлокотник и пополняет рюмки. — А ты прямо не пытался позвать его на свидание? — интересуется Джейк, вытирая свои руки о ткань штанов. Да, им уже ничего не страшно. Они чокаются, пьют и продолжают баталию. — А что в фразе «давай сходим» непонятного? — щерится Чонвон. — А то, что это не будет считаться свиданием, если ты кого-то куда-то зовёшь! — восклицает Шим. — Это практически то же самое, если я скажу тебе «хэй, Вон, летс го на коньках кататься» и ты такой «да, конечно» и это не будет свиданием. — Это не будет свиданием, потому что мы оба в курсе, что мы друзья и никакой подоплеки тут нет! — хлопает Ян ладонями по своим коленям, чуть ли не подпрыгивая после. Вот настолько он негодует. — А когда я зову куда-то того тупицу, он своим серым веществом должен осознавать, что это не дружеская встреча! — Да каким образом? Может, он даже не в курсе, что ты к нему что-то испытываешь! — морщится Джейк, словно говорит что-то пятилетнему ребёнку, а тот его даже с десятого раза не понимает. Сону молча наблюдает и слушает, перебивая их голоса хрустом чипсов во рту. — Используй свой рот по назначению, Ян Чонвон! Сону, скажи ему! Сону чуть не давится (снова), когда взгляды, мечущие какие-то полудохлые молнии сцепляются на нём. Камень преткновения, честное слово. Пните его, пусть катится в кусты. — Вы можете помолчать? — спрашивает он с мягкой улыбкой, словно пытается успокоить двух умалишённых. В конечном итоге, он камень и берёт дело в свои руки. Так камни и поступают, когда становятся футбольным мячом, который отбивают по пути домой. Сомнительно, но только потому, что у камней нет рук. Но это срабатывает, как дать этим детям леденец и заставить заткнуться. Джейк и Чонвон захлопываются и ждут манны небесной, что свалится на них решающим аккордом их прений. Но он запихивает новую порцию чипсов себе в рот, торжествуя от того, как у них лопается терпение от ожидания. Садист грёбаный. — Твоё желание пожрать куда важнее, я смотрю, — лопается Ян первым и надувается рыбой фугу. Сону поднимает вверх указательный палец, мол, подождите плебеи, царь дожуёт и вставит свои пять копеек. Сону справляется быстро и наливает всем соджу. — Ну, может, если ты приставишь к этой фразе слово «свидание», оно будет звучать иначе? — предлагает он, деловито закидывая ногу на ногу, после чего они чокаются и пьют снова. — Джейк прав, обозначь это, чтобы не возникло подобных ситуаций и до него наконец дошло. Джейк расплывается в улыбке «я же тебе говорил», а Чонвон замирает, как если бы на него было наставлено дуло пистолета, загоняя в угол. Он медлит, глаза останавливаются снова в одной точке на стене и его мысленный поток можно почувствовать собственной кожей. — Ладно, — шепчет он одними губами. Затем резко поворачивается, глядя на Сону с Шимом и добавляет уже громче: — Но он всё равно придурок! Мог бы понять, а? Титул «гуру подкатов» отдан Сону и Джейку, Чонвон теряет хватку. За второй стопкой следует третья, четвёртая и пятая, а там уже до головокружительной бесконечности рукой подать. Вместе с этим они закусывают Соджу своими разглагольствованиями о Будде, Иисусе, Нишимуре, Сонхуне, котах, геншине и дурацком шаманстве. Три бутылки превращаются в четвёртую и пятую совершенно волшебным образом. В глазах мутно, как за стеклом, по которому ударяет дождь. Протираешь, а ничего не меняется, всё снаружи заливает туманом воды. Хочется выбежать под этот дождь, ощутить свежесть на своих горячих щеках, перестать смеяться, перестать видеть. Закрыть глаза и чувствовать всё с невероятной силой. Ему интересно, можно ли от ощущений разорваться? Но Сону лишь притупляет всё, что корёжится внутри. Он смеётся и падает на пол, глядя на то, как Джейк пытается станцевать новый тренд из тиктока. Чонвон ему помогает подняться со слезами на глазах от количества улыбок и тоже падает. Они валяются и не спешат подниматься, пока потолок кружится, пока Джейк падает рядом, пока Чонсон заходит и начинает что-то бубнить, а Чонвон ему даже не угрожает. Всё остальное в одно мгновение теряет свой первозданный смысл. Вокруг ничего нет, есть только эта минута, которая кажется слишком долгой для одного человека. Сону кажется себе застрявшим. Тяжёлым грузом, который лежит где-то на дне высушенного озера, того самого, где можно увидеть скелеты рыб и прикоснуться к смерти. В голове вертятся разные смутные мысли, перебегающие от одной точке к другой, не желая фокусироваться на чём-то одном, статичном и ровном. Какая-то бесполезная спираль из прошлого, настоящего и будущего, она имеет запах пыли от которой только чихаешь и раздражаешь носовые пазухи. — Что ты будешь делать, если ваша история с Сонхуном не сдвинется? — лепечет Чонвон ему в ухо. Для опьяневшего дурачка он звучит слишком серьёзно, настолько, что от его вопроса хочется закопаться. Рест ин пис, Ким Сону. — Я просто продолжу общаться с ним дальше, — вздыхает он, стараясь принять сидячее положение и успокоить кружащуюся вокруг его орбиты комнату, хватаясь за голову обеими руками. Это звучит слишком просто, когда на самом деле Сону знает, что удаваться это ему будет с трудом. — Как ты переступишь через собственные чувства, чтобы сохранить дружбу? — подаёт голос Джейк и выглядит задумчиво, помогая ему, наконец, сесть. — Мне кажется, тяжело дружить с тем, в кого ты влюблён. — Я не знаю, — признаётся Сону и Чонвон многозначительно хмыкает. — Что-то мне это напоминает, — тянет он тихо, но Сону всё слышит и это одна из тех тем, которую они не поднимают. Просто потому что под запретом, потому что пустота всё ещё гонится за ним, потому что прошлое должно остаться в прошлом. Но сейчас никому нет дела до скрытности и всё вылезает наружу под развязанными языками. — Здесь всё иначе, — рявкает он и с губ срывается смешок, граничащий с истерическим. Иначе, поскольку Сонхун не придурок, который решил им воспользоваться. Сону ещё не выставил себя посмешищем и не собирает себя по кусочкам. Но Чонвон ворошит шкафы и достает пыльный багаж. Полюбуйтесь, на нём есть бирка с именем Ким Сону, он тяжёлый, неподъёмный и почти трещит по швам. Тяжело не заметить такого слоняру в комнате. Чонвон стирает с него пыль и дёргает замком. Ща бабахнет. — Он прав, — кивает Джейк слишком активно и жмурится. — Люди, оставшиеся там, там и останутся. Они не предопре…— он останавливается, пытаясь распробовать слово на языке, — не предопределяют тебя, других людей и то, как ты будешь идти дальше. — Просто не хочется, чтобы он страдал, — говорит Чонвон осторожно, стараясь выпроводить слона из квартиры обратно, но уже слишком поздно идти на попятную. — Я не страдаю и не буду, — резко прерывает Сону своих друзей. Наверное, один из показателей дружбы, когда они злятся из-за какой-то ситуации гораздо больше, чем ты сам. Но Сону тоже злится и в большей степени на самого себя, чем на кого-либо другого. — Если постоянно возвращаться назад и бояться, то ничего не получится. Это глупо, ты всё равно не можешь знать наверняка, что произойдёт, — философствует Джейк с видом опьяневшего завсегдатая уличной забегаловки в деловом районе города. — А решать что-то за кого-то и лишать выбора, тоже тупо. Поскольку багаж стоит прямо перед его носом, воспоминания не могут не накрыть его волной. В ушах шумит и тело совершенно не слушается. Он поддаётся порыву, который подбрасывает его и топит. Раз уж такая песня, стоит немного вернуться назад, верно? Это был первый год старшей школы, когда Сону по-настоящему втюрился в парня из класса постарше. Он был на голову выше, шире в плечах, с ленивой улыбкой на губах и волнистыми волосами в которые хотелось всегда запустить пятерню своих пальцев. Этакий Аполлон во плоти, который двигался статно, движения плавные, уверенные и взгляд пронизывающий до костей. До этого они виделись иногда на спортивной площадке, пока Сону с друзьями сидел на трибунах, прогуливая химию, а он тренировался с футбольной командой. Их пути от школы домой были почти одинаковыми, но в какой-то степени противоположными и очень редко пересекались, шагая вместе до разделяющего пункта. Сону и не подозревал, что на него тоже могут обратить своё внимание, когда на дурацкий Валентинов день, он крался к его парте, чтобы оставить подарок. Он был пойман с поличным и также с поличным его пригласили погулять. Шикарно же, ну? Всё было прекрасно, пока Сону жил в своей фантазии и носился за парнем своей мечты, как угорелый. Подождать после тренировки? Херня вопрос. Купить тебе обед? Да, без проблем. Разобраться с английским? Мне всё по плечу. И только великая судьбоносная случайность позволила открыться его глазам, когда он, Джейк и Чонвон сидели в маке и туда пришёл он, обнимающий какую-то девчонку. Когда их взгляды встретились, картошка-фри шлёпнулась на стол изо рта, а он просто прошёл мимо за свободный столик где-то позади, словно Сону глюк или сбой матрицы. Желая разобраться в ситуации, на следующий день Сону попросил задержаться его после уроков. Они встретились в пустом коридоре. Он сидел на подоконнике, покачивая ногами и безучастно глядел на Кима свысока, пока тот пытался найти объяснение тому, что произошло. Он не хотел расставаться с ним, но, оказалось, что они даже не встречались, Сону сам себе это придумал, сам поверил в собственные сказки. Это было до болезненного смешно. А они даже за руки никогда не держались, когда гуляли иногда вечерами после уроков. Он сам позволил себе выполнять его просьбы, зачем-то целоваться в его комнате, когда никого вокруг нет и думать, что у них там какие-то чувства. — Ты бесхребетный и просто удобный, — сказал он тогда. — Таких никто не любит. Да и беды у тебя какие-то с башкой, а я такое терпеть не могу. Не знаю даже, кто полюбит такое жалкое создание, наверное, только из сострадания. Но жопа классная, тут сказать нечего. А затем пустота, разбитое сердце и море выплаканных слёз. Сону жалок и в этом он оказался прав. Таких никто не любит. За его спиной шептались и смеялись вслед на протяжении пары лет и всё стихло, когда он выпустился. Только тогда Сону смог собрать себя заново, перестав видеть чужое лицо и слышать моросящий шёпот. Но если верить каждому слову, что тебе говорят, значит перестать пытаться стать тем, кем хочешь себя видеть. И сжечь бы уже этот дурацкий багаж, он ему ни к чему, незачем постоянно таскать его за собой и вглядываться в пустоту по углам.

3.

psunghoon хэй вас не было сегодня в баре всё окей? ничего не случилось? сону? наверное, я зря сейчас кипишую ну короче просто непривычно, что вас здесь нет

sunoosun

мы живы

я жив

вроде

но не могу двигаться

вообще

словно на меня напало стадо мартышек и забили до полусмерти

psunghoon ты жив! рад слышать но не ту часть про мартышек что случилось?

sunoosun

соджу

много соджу

депрессия

и танцы из тиктока

psunghoon звучит как набор успешного вечера пятницы жить будешь?

sunoosun

не уверен

psunghoon ты где? тебя забрать?

sunoosun

я справлюсь

спасибо

Сону блокирует телефон и с шумом выдыхает алкогольные испарения из своих лёгких. Будь сейчас другой день, другая ситуация, он бы с радостью согласился на то, чтобы Сонхун забрал его. Ждал бы его, лапая стекло, как принцесса в высокой башне. Он бы выпрыгнул в окно, как только услышал звук приближающегося мотора. А сейчас… Сейчас он похож на гомункула, Лизу Тревор и целый зомби-апокалипсис в одном лице. Плюс ко всему вчерашние разговоры и всплывший слон в комнате значительно так растоптали его уверенность в том, что вообще он делает. Есть возможность уберечь себя от падения, пока всё зашло не слишком далеко и эта бездонная чёртова бездна не проглотила его вместе с косточками. И он отстраняется. Неспешно, аккуратно, как поступают ниндзя, прячась в тени, шпионя за своим оппонентом. Только без шпионажа, просто тихо и незаметно. У него не совсем это получается, потому что Сонхуна не надо звать, он приходит сам. Да и Сону далеко не ниндзя и даже скрыться в толпе студентов не удаётся, его макушку всё равно каким-то образом вычисляют. Кто ещё тут синоби, м? Не важно в каком Сону состоянии, тот каким-то образом оказывается рядом, хочется того или нет. Просто он купил это чудовище, позвонил по номеру и всё, готовь уже свою глотку, заебал. По крайней мере, Сону не пытается его оттолкнуть, кинуть под автобус или сбежать, но старается угомонить свою мечтательность, которая и так мешает ему жить. Сонхун не мешает, только зачем-то как будто придаёт больше значения существованию, факт которого зачастую становится поперёк глотки. Со временем он понимает, что дружбы с ним будет недостаточно, Сону всегда будет хотеть большего. Следующая пятница, как и положено, проходит в баре. Сонхун иногда поглядывает в их сторону и как только замечает взгляд Сону, снова улыбается этой своей убийственной улыбкой тысячи вольт. Изучение Пак Сонхуна продвигается, но он хочет только лишь всё выскрести из своей головы, абсолютно будучи убеждённым в том, что так он делает хуже только себе. — Почему я не родился слепым, — шепчет Сону обречённо и роняет голову в сложенные на столе руки. — Отменяем вечер самобичевания иначе я тебя тресну, — грозится Чонвон и ерошит его волосы на затылке. — Давай, — вскидывается Ким, с чувством придвигаясь ближе и Чонвон слегка отшатывается. — Пиздани меня так, чтобы мозги на место встали! — Я могу, — поднимает Джейк руку помощи. Сону косится на неё и отрицательно качает головой. Если он получит его удар, то там и мозгов не останется. Аж передёргивает от воспоминаний, когда Джейк спасал его от кашля. — Не думаю, что всё так плохо, — идёт он на попятную. — Ты заноза в заднице, — подмечает Чонвон и с довольной лыбой потягивает своё пиво. — Помню об этом каждый день, — жмёт Сону плечами и втайне ото всех ждёт момента, когда можно дать по съёбам и прижать к себе малышку Сяо. — А ты продаёшься за пиво, тут каждый из нас сделал свой выбор. Чонвон ахает и возмущённо глотает ртом воздух, пока Джейк хихикает в свой кулак. — Это вынужденная мера! За этот стакан я всего лишь напишу Джейку его курсовую! Сону машет ладонью, соглашаясь, конечно, другого выбора не было. — Ладно, я продался за пиво, — тяжело вздыхает Ян, окончательно принимая свою участь. Когда они собираются уходить и Сону кутается в свой красный шарф, потому что на улице без него не обойтись, пытается застегнуть пуговицы, пока Чонвон с Джейком выходят из бара первыми. Через окно Сону видит, как они делят одну курилку на двоих, выдыхаемый дым теряется в парах теплоты их ртов на холоде, а тёплый свет уличных фонарей делает спины карикатурными. Через минуту он станет такой же нарисованной частью города, безликой массовкой, скучающе трясущимся в поезде метро. Но как только он собирается вынырнуть в другое пространство, его аккуратно останавливают, схватив под локоть. Это происходит быстро и тело реагирует остро, он резко оборачивается, сжимая кулак на весу. Не то чтобы он вообще когда-то дрался и давал отпор, исключая моменты с битвой подушками или мучительной щекоткой. Он не боец, но ведёт борьбу каждый день. — Это всего лишь я, — усмехается Пак, отпуская его руку и выставляя раскрытые ладони перед собой. — Здесь не нападают друг на друга, если что. — Мало ли, — тихо говорит Сону и неловко переминается с ноги на ногу, потирая сквозь ткань пальто место прикосновения. Он медленно поднимает на него свой взгляд, но тут же отводит. Сону делает всё, что угодно, лишь бы не смотреть на него, зацепиться взглядом хоть за что-то другое, как крючком за рыбу. За пустую бутылку пива? За профессора... латинского?! Одногруппника? Стул? Стол? Тщетно, попытка номер пять не удалась. Он всё равно ловит себя на том, что пялится на милое лицо напротив и тает, как мороженое на сорокоградусной жаре или то самое макфлури. Крючок путается между ними и сцепляет. — Какие планы на завтра? — интересуется Сонхун и склоняет голову набок. — Лягушек смотреть пойду и у нас вечер фильмов, — честно и без запинки отвечает он, высматривая в чужих глазах мягкость. Так мягко, что тепло до жути и становится душно, дышать нечем. Сделайте срочно искусственное дыхание, тут человеку плохо! — Звучит интересно, — Сонхун прячет руки в карманы своих джоггеров и если бы Сону плохо его знал, то подумал, что он смущён. Или на худой конец у него замёрзли блядские руки, которые Ким хочет ощутить на себе снова и готов предложить ему своё тело, чтобы те согрелись. Срочно прячьте ладони под пальто этого милашки, ему всё ещё плохо! Он смотрит в ответ с искрящимся любопытством. — Можно с тобой? — К лягушкам или на фильм? — хмыкает Сону с улыбкой и ему кажется, точно кажется, что взгляд Сонхуна темнеет на один тон. Он вроде пытался осторожно отстраняться, но в итоге раскладывает перед ним все свои карты. Ага, тут у нас сраная тройка мечей, проклятая карта, сжигаем её. — К лягушкам и на фильм. — Приезжай ко мне в пять вечера, — пафосно уведомляет его Ким, вздёргивая подбородок. Чувствует себя пятилеткой от которого что-то надо старшему ребёнку со двора. Так зарабатывают авторитет, когда только у тебя есть татушки из дешёвой жвачки. — Без опозданий. — Есть, сэр, — салютует ему Сонхун, рассмеявшись. И вместе с ним хохочет ходуном бедное, заштопанное сердце Сону. Смеются люди в баре, люди за дверью уборной и люди на улице, весь тупой мир смеётся вместе с ним, но он слышит только его одного. Они расходятся, как в море корабли. Но если Сону продолжает верить, то до конца они не разойдутся и неведомая сила тех самых красных ниточек притянет друг к другу обратно, поймает крючком и обмотает леской. Пусть, корабли могут быть обречены на катастрофу, как Титаник, затонуть в тёмных водах и остаться в них навечно. Пусть будет так, если их конец окажется единым. Прохлада приветливо его встречает, обнимает со спины, целует в щёки и заставляет ёжиться, стараясь уместить всё тепло внутри себя. Дверь позади него открывается буквально через секунду, создавая широкий спектр света, который закрывает его тень, утопающую в асфальте. — Сону! — окликает его голос, заставляя взволнованно обернуться вместе с Джейком и Чонвоном. Одновременно, как в каком-то кадре из ситкома. Сейчас должен быть какой-нибудь плот твист вроде падения метеорита, может, концу света суждено случиться? — Что значат твои лягушки? Это какая-то метафора? Сону удивлённо смотрит на Сонхуна, который продолжает держать дверь распахнутой, словно приглашая вернуться обратно. Вокруг тишина, все звуки были прикручены до самого минимума и даже шепот его друзей за спиной стал безмолвным движением губ. — Это лягушки, — отвечает он с лёгкой улыбкой. — Жду тебя завтра и сам всё увидишь. И чёртова Нишимуру захвати.