Напечатала туминское

      — Грош цена писаке, который пишет всякую чушь, подобно этой, — взрывается хохотом прохожий, бросая под ноги смятую газету. — Смертельная инфекция? Скажите моему деду, который испанку пережил.       Напротив стоит подобный человек, но шляпа-котелок его оборвана по краям и шестерёнки вырваны, что обугленные нити торчат. Вены на его кистях вздуты и покраснели от частой чесотки.       — Правду твердишь, — потакает собеседник и чешет пальцы. Кольца медные мешаются, но не снять их: фаланги-то словно мясо крупнорогатого скота, мясистые и пышные. — Власти пугают, чтоб из дома глазу не казали.       Из рупоров, коими утыкана вся серая улица Лондона, раздаётся чёткое пиканье. У людей начинается паника; все небо заволокло болезненно-желтыми тучами. На пыльную дорогу обрушивается дождь и раздаётся звонкий женский вопль. Темза волнуется: еë тёмные воды сходятся и расходятся, верно, хочется ей выплеснуться на несчастный мост, где стоит один-единственный человек, кутаясь в уже сырое насквозь пальто.       Увешан человек закупоренными склянками с бурлящими жидкостями, сверкающими цепями, привычными глазу шестеренками и механизмами.       Позади его мнётся бестелесный дух, безмолвно наблюдающий за вакханалией, творящейся на здешней улице.       — И долго? — внезапно интересуется бледнолицый. Видать его мог лишь избранный, да и исключительно по его желанию. — Пора б уже смыть эту часть Лондона.       — Все будет, Сынмин-и, — обещает другой, опираясь на парапет. На его губах рисуется жестокая, лишённая милости улыбка.       Нечто, названное Сынмином, не может испытать чувства, никакого. Но может создать качественную иллюзию, насмотревшись на людей. Тяжко вздыхает и складывает руки на груди.       — Пора б уже. У тебя много часов. Хоть на кулоне или в сапоге, — напоминает дух. — Глянь да убедись, что задерживаешься, Минхо.       Минхо надоедают речи бестелесого собеседника. Он оборачивается, что тяжёлое пальто окончательно повторяет изгиб его острых плеч.       — Надоел! Сгинь.       — Знаешь, что сгину, когда ты умрешь, — безэмоционально вторит его тону Сынмин и так же жестоко улыбается. — Верная баночка под правым бочком, Ли Минхо.       Минхо было страшно, если б не хрустящая на зубах ненависть ко всему. Страшно было засиживаться под пристальным взглядом Сынмина в лаборатории, разделывая заражённых им же лягушек. Страшно, когда даже в постели Сынмин не покидал его. Было интересно, когда нечто, принявшее образ погибшего друга явилось на его зов. До беззвучного рыдания хотелось вернуть беспощадно убитого к жизни. Безумием казалось признание в одержимых им чувствах.       — Ты вернешь мне моего Сынмина? — тихо спрашивает Минхо, дотягиваясь до пронзительно холодного и мокрого стекла.       Дух лижет нижнюю губу и касается языком щеки изнутри.       — Бросай, — требует он.       Человек совершает нечеловеческий поступок. Преступление. Отравляет природу, уничтожает созданное человеком. То-ли было местью? Кровь за кровь, как сказали бы в каком-нибудь захудалом кабаке на окраине.       Минхо лишь хотел быть счастливым. Любить и быть любимым, возделывая техногенные образцы и получая признание. Жаль, что теперь его мечта — умереть.       Впрочем. Никто не отменял бессмертия, верно?       –… Сынмин-а?       Рушатся дома, огонь алыми языками пожирает крыши и тонкие навесы. Обезумевший ураган опрокидывает глиняные горшки с цветами и толстые пивные кружки. Разлетаются на части телеги.       — Минхо? Почему… Ты здесь?       Минхо стал таким же. Не имеющим тела. Но чуть хуже, чуть темнее. Его смерть свежа: он чувствует к тому месту, где раньше была щека, прикосновение чьих-то тонких пальцев.       — Ради тебя.       — Глупый.       Сынмин целует. Как мог целовать при жизни: мягко и трепетно. Даже смерть не смогла омрачить его жажду дарить тепло. Краткие поцелуи разносятся по всему существованию Минхо. Хочется смеяться, разрывая грудь. Но груди нет. Нет тела. Ничего нет.       — Глупый, самый глупый на белом свете.       — Свет, которого нет.?       Сынмин мог бы грустно улыбнуться, но его улыбка давно стёрта.       — И нас нет.