Напечатала туминское

      – Вниз! Я же сказал вниз по Сочхо-гу! – Минхо откидывается обратно на спинку сиденья и бормочет себе под нос: – вот же гном.       – Я эльф! – взывает зеленоносый человечек за рулём и обижено сопит.       – Хоть Чучело из страны Грез, – Ли опасно скалится. – Двигай давай! Если опоздаем, пущу тебя на закуску для фэйри.       Уже на такую угрозу гном-таксист прибавляет газа, чем заставляет Минхо поставить в своей голове плюсик. Фэйри не то чтобы боялись. Эти крохотные существа с яркими перламутровыми крыльями и безобидными широкими глазами могли заколотить своими тоненькими ручками до смерти, а после прогрызть в теле несчастного широкие дыры, что окоченевший труп становился пародией сыра Маасдам. Наверное, да, побаивались. Но этих крох запросто можно было вывести из строя: капля ароматного масла пихты – и существо забывалось в алкогольном опьянении.       Кататься в тонированном элитном авто по одному из дорогих районов Сеула Минхо привык, что смотреть в окно на протяжение поездки становится скучно. Высоченные здания, утопающие своими макушками в пыльных облаках, вставки какой-никакой зелени меж широкими пластами асфальта, красочные вывески магазинчиков и стеклянные витрины, за которыми прячутся трендовые одежды.       Минхо потряхивал ногой, крутя в руках тёмные очки. Причиной нервозности стала встреча. Не абы с кем. В разряд "абы кого" вставали южнокорейские государственные служащие, печальная элита города или барыги с улетной самооценкой. "Не абы кто" был Ким Сынмин. Шеф-повар одной забегаловки, скрытой за шлагбаумами и древними изваяниями времён японской оккупации.       Гном вывернул руль и остановился у скукоженного деревца, украшенного шёлковыми нежно-розовыми лентами "под сакуру".       – Я не гном! – взревел он, разбивая руки об руль.       – Охотно верю, – пискнул Ли и вывалился из салона, где аромат имбирного печенья стал до того невыносим, что приклеился к шероховатостям на плечиках куртки. – Но чаевых не дам.       Эльф бросил озлобленный взгляд на Минхо и почти сразу скрылся из видимости. Ли ядовито улыбнулся и натянул очки.       Его маленькому смертному нельзя устраивать гляделки: придётся Минхо пополнить свою небольшую коллекцию каменных мальчиков. А Ким Сынмина Ли предпочитал видеть живым, а не застывшей статуей.       Раздался переливчатый перезвон над лиловой макушкой.       – Любовь моя, – позвал Минхо и по-теплому улыбнулся парню в испачканном переднике, ввалившемуся в зал.       – Хëн! – воскликнул Сынмин, утирая руки об себя. – Тебе как всегда?       Минхо склонил голову и заговорщически кивнул.       – Любая твоя еда творит чудеса, – начал он, усаживаясь в мягкое кресло цвета вишневого сока. – Но "Безумная пицца" сделает меня самым счастливым горгоном.       Ким кивнул и исчез в недрах кухни. Минхо постукивал ноготками по чистому столику, разглядывая полюбившийся интерьер кафешки. Клетчатый чёрно-белый пол, усыпанные виниловыми пластинками и пожелтевшими плакатами стены. В воздухе гуляет аромат томатного соуса и чеснока. Слюна собирается во рту Минхо и опускается вниз, к ноющему желудку.       Сынмин появляется через пять минут и садится напротив.       – Пицца будет через десять минут, – обещает он. – Как насчёт милкшейка?       – Посиди со мной, – просит Ли и тянется к его рукам, сложенным в замок на столе. – Я так соскучился, а ты рвешься на кухню.       – Хочу тебя угостить вкусным, – возражает Сынмин и расслабляется. – В таком случае можешь сам взять в холодильнике айс-кофе, он открыт.       – Как только сожгу себе рот острым соусом.       – В прошлый раз ты не успел добежать до холодильника, – подмечает Ким. – И опустошил домик моей рыбки Доррит.       – Я уверен, что Доррит давно меня простила, – Минхо скрывает смешок за кашлем, когда Сынмин смеется в открытую, – мы как никак близкие родственники.       – Ты не рыба, а змей.       – Близко!       – Ой, пицца, – Ким срывается с места. Минхо до последнего не отпускает его руку и печально морщится, когда Сынмин вырывается.       Горячая огненная-острая пицца пылает тонкими змейками пара, когда Минхо цепляет кусочек и шипит, обжигаясь. Сыр тянется толстыми кнутами вверх, пока Ли старательно пытается не обжечься.       – Безумие, – Минхо активно жует и восклицает, пока Ким стягивает с себя передник. – Ты – бог, Ким Сынмин.       – Сегодня я свободен.       – В таком случае, – жирные от соуса пальцы Ли встречаются с чистыми ладонями Кима, – мы исчезнем в каком-нибудь отеле до рассвета, а потом пойдём разорять твоих конкурентов.       Сынмин направляет глаза в сторону: задумался. Прошлая их вылазка кончилась не совсем удачно: пришлось прятать каменные изваяния испуганных конкурентов в парке по-соседству и уверять охранников, что они неизвестные скульпторы, которые договорились с высшестоящими про выставку. Куда делись статуи, сейчас стоит лишь догадываться. Как-никак прошёл месяц.       – Отель звучит заманчиво, – шелестит медовой интонацией Сынмин. Минхо резко дышит из-за жжения во рту. – Но как тебе идея караоке-бара и встретить рассвет на крыше высотки?       Ли слизывает соус с тарелки и жалеет, что сделал это. Вся горечь и острота осталась в последних каплях его жадности.       – Уф, – он помогает себе рукой, создавая вентиляцию у рта. – Куда угодно. С тобой, Сынмин-а, хоть на край света. Тащи свой милкшейк, иначе придётся вырезать язык, а отращивать новый слишком долго.       Младший в несколько движений оказывается у холодильника с заготовленными напитками и уже откупоривает крышку у клубничного коктейля. Минхо с благоговейным выражением лица жмурится, осушая бутылочку до дна.       – Как давно я признавался тебе в любви? – поинтересовался он, облизывая пенку с губ.       Сынмин поставил локти на столик и положил подбородок на ладони.       – В прошлую среду.       – Какое упущение с моей стороны, – Минхо потянулся вперед, – закрой глазки.       Сынмин послушно сомкнул веки и услышал характерный стук очков об столешницу.       – Я люблю тебя, Ким Сынмин, – произнес Минхо и с возможной ему мягкостью коснулся губ младшего. Поцелуй заставил внутренности Сынмина совершить кульбит, а сердце замереть. Раздвоенный язык толкнулся вперед. Клубничный вкус рождал самые красочные картинки перед глазами. – Не хочу тебя выпускать, Сынмин-а. Что, если провести эти дни в обнимку?       – А ты хотел иначе? – наигранно удивился Ким, слизывая следы губ старшего. Своими движениями он заставил Ли выпустить весь воздух из легких.       – Что ты делаешь со мной, маленький смертный?

***

      Какое наслаждение забираться по холодной железной лестнице наверх, чтобы с каждым рывком чувствовать на себе тонкие листья закатного солнца. Его пылающие бордовые поцелуи расплываются акварельной краской по крышам домов. А в Сеуле высокие дома, точно карточные постройки – одно выше, другое ниже.       Сынмин залезает первым и растягивает спину с широкой улыбкой. Тонкие нити морщинок собрались в уголках его глаз. Минхо залезает следом и довольно шипит. Ким совсем недавно привык к такому проявлению чувств старшего, а прежде пугался. Ли тащит за собой тяжелую ношу: плетеную корзину, откуда доносятся ароматные запахи выпечки и слышится бултыхание газировки. Он ставит корзинку на невысокую зеленую трубу, ставшую в его глазах, скрытых солнцезащитными очками, неплохим столиком. Кожанка тут же падает вниз.       – Я взял плед, – говорит Сынмин и шагает ближе к железной ограде. Минхо испугано таращится на силуэт младшего, прислонившегося к самой опасной точке, стоит над самой пропастью. – Давай сюда сядем?       – А может, в центр? – мило предлагает Ли, вытаскивая комок мягкой ткани. Клетчатое пушистое одеяло приятно обволокло ладонь, однако и близко не успокоило, как это мог сделать котик. – Солнце лучше видно.       Густые волосы Кима развевались на ветру, а тонкие волоски на висках отливали красным.       – Ты боишься, хён? – он обернулся и Минхо замер: на очаровательном лице красовалась полуулыбка. Не без издевки, но безобидная. – Я рядом и не дам тебе упасть.       – Я и сам не дам себе упасть, – заверяет он и все равно делает по-своему: расстилает плед по середине и ставит сверху корзину. – Я голоден. Садись, Сынмин-а.       Ким пожимает плечами, обтянутыми хлопковой рубашкой, и садится рядом, что плечи парней касаются друг друга. Минхо шелестит крафтовой бумагой, разворачивая сытный сэндвич с копченой курицей, а младшему по его просьбе протягивает сладкий пончик с клубничным кремом. Его плотная текстура скользит по тонким пальцам Сынмина и пачкает розовые губы. Минхо чувствует в горле позорную сухость и спешно тянется к бутылочке Колы.       – Минхо-хён, остор..! – восклицает тот с набитым ртом, но не успевает: приторные липкие брызги напоминают грибной дождь, поливая их ноги и грудь. – Мы же трясли корзину…       Минхо ойкает. И невольно сравнивает себя с персонажами подростковых фильмов, которые позорятся перед возлюбленными. Сынмин тянется к салфеткам, и их пальцы встречаются. Ли Минхо – горгон, обращенный поневоле, стал героем романтической комедии. Замечательно, не считая испанского стыда и отсутствия подушки, за которым Ли прятал раскрасневшееся лицо.       – Позволь мне, – Сынмин качает головой и старший отступает. Он понимает, что сейчас своими дрожащими от волнения и испуга руками может сделать только хуже. – Не переживай, ладно? Я тоже влюблен.       Минхо сглатывает тугой комок, засевший ежом в горле. На автомате тянется к надкусанному сэндвичу и пихает громадный остаток в рот. Из сомкнутых губ выглядывает корявый лист салата.       – Да? В кого? – медленно жует он, пока младший тщательно стирает лужицы возле них. Большая часть впиталась в плед. Обидно. Но Сынмин заверяет, что стирка не стоит дорого, особенно, когда прачечная в шаговой доступности.       Сынмин мнет салфетку и выбрасывает в пустую корзину. Минхо опирается на руку, которую поставил за своей спиной. Судя по количеству еды во рту, жевать придется еще долго. Острый соус, кусочек сочного помидора, хрустящий огурец. Добавить бы еще небольшую ящерицу или грызуна. Благо его маленький смертный заставил бедного паренька на стойке раздачи сунуть в готовое изделие порубленное на кусочки яйцо. Ким почему-то смеется и отворачивается.       – Ф-то? – Минхо закрывает рот рукой, когда кусочки опасно рвутся наружу. – Прости.       – Ничего. – Ли убирает руку, но улыбка теплый взгляд младшего заставляет его смутиться. Он тянется к его щеке и утирает соус. – В тебя. Я влюблен в тебя, хён.       Минхо хочет исчезнуть прямо сейчас. Среди возникших в груди чувств он не может разобрать ни одного. И не будет. Он заканчивает поединок с едой.       – Закрой глаза, Сынмин-и, – просит он и младший слушается. Минхо стягивает очки и жмется лбом к его лбу. – Спасибо, что ты есть. Что ты здесь.       – Я всегда буду… – Сынмину как обычно не дают закончить, прерывая его искренность влажным поцелуем. Ли подсаживается ближе, обвивая ладонями шею и скулу младшего. Теплые губы тихо встречаются меж собой. Неспешно языки выводят причудливые узоры, доводя обоих до исступления.       – Вкусный, – горгон глубоко дышит грудью.       – А я говорил тебе взять этот пончик, – отвечает Сынмин, вновь потянувшись вперед.       – Я про тебя, глупенький.       Последний луч сигнальным всполохом исчезает за горизонтом. На небе возникает россыпь ярких звезд. Сынмин хлопает себя по коленям и позволяет голове Минхо найти убежища на его ногах. Фиолетовые кучерявые пряди рассыпаются ручейками. Ким исследует мягкие волосы пальцами.       – На самом деле это мои змейки, – говорит Ли, натягивая очки. – Сейчас они скрыты, но когда-нибудь я тебе их покажу.       – Тебе, наверное, не удобно в очках, – подозревает Сынмин, лаская лоб старшего.       – Это Диор! – восклицает он. – Они не могут быть неудобными. Если чуть-чуть.       – Тогда сними.       – Нет, – отрезает Минхо.       – Почему?       – Я могу случайно открыть глаза и обратить тебя в камень, Сынмин-а. Уже был разговор, давай не будем повторяться.       Сынмин обижено насупливается.       – Но я тебе верю! Ты не сможешь превратить меня в булыжник.       – Еще как могу, – едко отзывается Минхо и заговорщически раздвигает руки в воздухе: – станешь огромной статуей, а я, чтобы скрыть улики, отдам тебя оборотню Чан-хёну, который случайно пометит твои ноги и поставит возле входа в дом.       Вопреки испуганному лицу, Минхо слышит мелодичный смех, похожий на тягучий мед. Он вопросительно мычит.       – Ты смешной, – Сынмин тычет пальцем в нос Минхо. – Именно таким я тебя и люблю. Хён, я не стану камнем, если буду таким, как ты. Горгоном.       – Глупость! – Минхо подскакивает. Одна лишь мысль о том, чтобы Сынмин-и принял на себя такой тяжёлый рок, вводит его в неописуемую ярость. – Ни за что. Даже не говори мне про это.       Он подбирает куртку, пока в голове бьется мысль: бежать! Однажды Минхо уже совершил ошибку, доверился, что любовь сможет обойти чары. Пока не хоронил окаменевшего возлюбленного в своем сердце. Второй раз он не перенесет.       – Минхо-хён, постой! – Сынмин в мгновение оказывается рядом и, не зная, как задержать старшего, хватается за кожанку в его руках. – Почему ты бежишь от меня?       – Сынмин-и, я не хочу терять тебя из-за какой-то прихоти, – горечь просачивается через вкрадчивый тон. – Отпусти. Если я уйду сейчас, то будет легче.       – Кому будет легче? – возмущается младший. – Позволь мне стать ближе!       Минхо тянет вещь на себя, но стальная хватка Сынмина пугает. А его чертовская упёртость бесит.       – Пожалуйста! – вновь просит тот и делает рывок.       Минхо не держится на ногах и падает вперед, точно в Сынмина. Очки летят в сторону. Ладони встречаются с шероховатой поверхностью крыши и отзываются стреляющей болью. Минхо неожиданно для себя широко раскрывает глаза, встречаясь со взглядом младшего. Безумно красивые карие глаза с шоколадными крапинками и золотыми жилками. Ли готов закричать от безысходности. Сейчас его взгляд начнет стремительно сереть, а тело каменеть.       Однако бегут секунды. Грудь младшего высоко вздымается под грудью Минхо. Так… по-живому?       – Ты живой, – лепечет Минхо. Понемногу доходит осознание. – Ты живой! Почему ты живой?       – Почему я живой? – так же изумленно спрашивает Сынмин. – У тебя очень красивые зрачки. И цвет глаз серебристый.       – Еще никто мне этого не говорил.       – Тогда ты не уйдешь?       – Ни за что. Ты первый, с кем у меня не будет болеть переносица. Эти очки ужасно жмут!       – А говорил Диор, – подкалывает его Ким и морщится: – походу я нормально ударился затылком. Мне нравится наша поза, но не мог бы ты с меня слезть?

***

      Почти никогда Минхо не выбирал "человеческое" такси. Уж лучше компания дурного огра, который путает педали или обидчивого вампира, выбирающего, как и Минхо, темные очки и объездные пути, лишь бы не попасть под солнечные лучи. Жизнь у кровососов настала печальная: в сверхъестественном сообществе их стали тщательно контролировать. Узнают, что какая-нибудь дамочка не досчиталась кровушки в собственном организме, или крысы стали исчезать. Разговор короткий. Штраф или хуже: отправят в Румынию к высшим вампирам. А твоя родина это или нет, никого не волнует.       Но в этот раз у Ли не оставалось выбора. Спереди сидел небритый китаец во фланелевой рубашке. Надоедливо качалась ёлочка-пахучка, отвлекающая внимание Минхо. У него важная миссия и он старательно подбирает слова, исчезнувшие так не вовремя. В горле першило от невыносимого амбре дешевого табака и хвойного оттенка. И не только от цветастой ароматной композиции. Минхо боялся даже в собственной голове себе признаться, чтобы собирается сделать отважный шаг навстречу новой эре своей жизни.       – Приехали, – прокряхтел тот, качаясь в кресле. Видимо, заболел копчик от долгой поездки из одной части города в другую. – Ну и очки у тебя, сынок. Не так уж и темно, мог бы проявить уважение и снять.       Минхо шумно выдохнул и подался вперед, хватаясь за кожаную спинку перед собой.       – Точно, отец, – едко протянул он и наткнулся на глумливый взгляд таксиста в зеркальце, на которое была привязана идиотская пахучка. – Глупые очки.       Минхо стянул очки на переносицу и подмигнул. Испуганный карий взгляд стал сереть, обращаясь в камень. Ли выскочил из машины и, сунув руки в карманы пиджака, двинулся по знакомому маршруту.       Под ногами шелестела листва, пока Минхо замедлял шаг. Все ближе и ближе к забегаловки его маленького смертного. Его очаровательного смертного с волшебными руками и очаровательными глазами. В которых старший бесстрашно утопал, забывая, что он – мифическое существо, а не просто влюбленный дурак. Удивительно, что жизнь подкинула ему удивительный шанс стать счастливым. Может, он достаточно выстрадал, чтобы получить Ким Сынмина и, наконец, снять оковы с глаз? Велика сила любви. Велика.       Еще издалека Минхо заметил неоновый свет вывески и табличку "открыто". Он наивно стянул очки и потянул ручку на себя. Глубокий вздох наполнил его грудь уверенностью. Он не упустит свой шанс. Не сейчас.       Однако солнцезащитная оправа вернулась на его глаза, когда Минхо заметил за барной стойкой знакомого темноволосого паренька, похожего на Дзинко – парня-лиса. Замучено опали вниз кончики губ, унылый "добропожаловать" взгляд и вычищенный до блеска ребристый стакан в руках.       – Дырку протрешь, – вместо приветствия говорит Минхо. Ян Чонин точно просыпается и откидывает тряпку на плечо. Стакан звенит о стеклянную полку за барной стойкой.       Сынмин сидит в самом углу под искусственной зеленью и что-то печально чертит в тетради.       – Привет, Сынмин-а, – старший с кряхтеньем залезает рядом и кладет холодные пальцы на горячую шею младшего. Тот вжимает голову в плечи и отвлекается от задания. На губах Кима возникает измученная улыбка.       Минхо щелкает пальцами, и Чонин молча принимает заказ. Господин Ли из раза в раз берёт одинаковое пойло – "поцелуй Щенка" – отвратный коктейль, состоящий из сушенных ящериц, белка и сладкого сиропа. Пахнет отрыжкой Цербера, если не хуже. Однако горгон заценил невероятный напиток сразу и записал его в любимые.       – Долги закрываю, – вздыхает он и тычет пальцем в страшные математические формулы. Минхо заглядывает через его плечо и понимающе шипит.       – И правильно, – ободряюще говорит он, поглядывая за движениями бармена: достал стакан, сыпанул сухой смеси серо-бурого оттенка, залил прозрачно-бежевые белки, слегка встряхнул и сверху розовый тягучий сироп. – Ты же не лис, чтобы хвосты отращивать.       Чонин дергается, и баночка с сиропом выпадает из его рук.       – Прошу прощения, – лепечет он и скрывается в подсобке, гремя ведром.       – Интересно, – Минхо растягивает слово по слогам и обращается к младшему: – ты же не нанял в напарники настоящего лиса?       – Нет, – отмахивается Сынмин и закрывает надоевшую тетрадь. – Йен-и бывает неуклюжим.       – Йен-и?       – Да, это его псевдоним, – Ким слезает со стула и уходит за бар, чтобы отдать Минхо готовый напиток.       – Что же, – Ли игнорирует пойло и становится рядом с младшим. – Если он наемный убийца, которому приходится менять имя, то я спокоен.       – Хён, – Сынмин цепляет с пиджака старшего невидимые соринки. – Даже в голову не бери.       – И не планировал.       – Да ну? Пахнет ревностью.       – Это "Поцелуй щенка". На вкус лучше, чем на запах.       – Если планируешь меня целовать, то делай это до того, как опустошишь стакан.       Минхо облизнул губы и широко улыбнулся.       – Поцелую только на красивом фоне, – говорит он в надежде, что Сынмин отведет его в кабинет начальства. Идеальное место, чтобы уединиться.       Кафе принадлежало отцу младшего, а потому господин Ким позволил сыну полностью заняться интерьером заведения. И кабинет был островком спокойствия от ярких красок гостевого зала. Спокойные бежево-зеленые тона, разбавленные темным деревом и фикусом Пипи. Но улыбка Ли слетела мгновенно, когда Сынмин-и пожал плечами и произнес:       – Не думал, что тебе понравилась крыша. Ладно, пойдем.       – К-крыша..? – запнулся он, но довольный Ким уже вел его к лестнице.       Солнце уже зашло за горизонт, оставляя на небе багровые росчерки и ночную прохладу. Сынмин предварительно стянул из подсобки куртку, где Чонин смешивал чистящее с неизвестным серым порошком.       Внутренности Минхо задрожали. Ким опустился на деревянную лавочку, притащенную после их недавней посиделки, где они поняли, что плед – не самая лучшая идея. Он похлопал рядом с собой, но Ли снял очки и отрицательно дернул головой.       – Зимой и летом одинаково блестит. Что, Ким Сынмин?       – Вечер загадок? – хихикает он, но серьезный вид старшего его усмирил. Минхо нервно покусывает щеки изнутри. – Звезды?       – Нет, – мягко отвечает старший. Вечернюю тишь разбавлял грохот машин со стороны соседнего района и крики птиц.       – М-м, – промычал тот, задумчиво потирая подбородок. – Драгоценности?       – Мимо.       – Что же? – Сынмин нахмурился.       – Моя любовь, – Минхо по-киношному опускается на право колено и не без усердия вытаскивает бардовую коробочку из узкого нагрудного кармана. – Выходи за меня? Ты первый, с кем я чувствую себя человеком. С тобой мой нос счастлив. И не только.       Ким замирает. Хлопает по-совиному широкими от удивления глазами. Ли чувствует крайнюю степень неловкости и в шаге от того, чтобы повторно сбежать под собственный крик: "я поторопился, да? Тогда это шутка! Увидимся на Рождество!"       – Хён...       Тонкое колечко красиво поблескивает в свете фонариков, развешанных по железной ограде.       – Оно же такое дорогое, – шепчет Сынмин и вскакивает. Путает старшего своей нейтральной интонацией. – Да.       – Да нет, – отрицает Минхо, разглядывая выбранный аксессуар. Изящные лепестки серебра надежно скованны гоблинскими руками, а небольшие кристаллы впитали в себя лунный свет.       – Нет, хён, – Ким садится рядом, накрывая ладони старшего своими. – То есть да. Да, я согласен.       Теперь уже замирает Михно. Он понимает, каково тем, кто попал под его взгляд. Замирает все существование. Останавливается время. Сынмин робко улыбается и, пока старший приходит в себя, стаскивает кольцо с подушечки и примеряет его на безымянный палец.       – Оно идеально, – говорит он и тянется к губам Минхо. Поцелуй выходит смазанный, потому что старший невовремя отмирает и путается в ногах. За миг оба лежат на холодной крыше и смеются.       – Печальная закономерность. Что-то важное и ноги нас не держат.       – Ты сделал меня безумно счастливым, Сынмин-а.       – Это ты, – младший тычет в нос Минхо, – ты виноват. Люблю.       – А я больше.

***

      Подготовка к свадебному торжеству завела Сынмина на чердак родительского дома. Ему хотелось отыскать что-то раритетное. Вещь, которая будет греть душу. Например, детские фотографии или фарфоровая посуда с вкраплениями нежных розочек.       Ким отмахивался от пыли и задевал коленями острые углы ненужной мебели, на которую забыли накинуть белую ткань. Тьма не быстро рассеялась, оседая по углам, когда Сынмин включил крошечную лампочку под самым потолком. Однако вещи было видно.       Сынмин заприметил кожаный сундук и просунулся через ограду в виде перевёрнутых стульев и пышного бардового диванчика.       С протяжным скрипом сундук открылся. На самой поверхности его встретили пожелтевшие игрушки, печально тоскующий в неволе с десяток лет. Ким приятно удивился, увидев любимого щенка, которого таскал с собой повсюду. Его корявые рисунки плотно стянуты резинкой. И детское одеяльце, которое теперь могло послужить неплохим покрывалом для кресла в отцовском кабинете в кафе. Коричнево-бежевое, самое то в цветовую гамму. Сынмин скомкал одеяло и отложил в сторону.       Чуть глубже Ким нащупал жёсткую обложку фотоальбома. Их было два: один с детскими фотографиями Сынмина, другой – родительский. Сынмин раскрыл свою память и стянул самую забавную, по его мнению, фотографию. Он стоял на кафельном полу, заполняли собой фон деревца, а он гордо держал в руках баскетбольный мяч. Родители прицепили сверху фотографию с его лицом. Мило. В их дом с Минхо пойдёт.       Одна лишь мысль о том, что после свадьбы Минхо навсегда будет рядом, под боком. До него в любой момент можно будет коснуться. Поцеловать. Не планировать где-то в мыслях, а осуществлять в реальности. Будоражила кровь. Сынмин поежился и улыбнулся.       А вот родительский альбом открывался в их семье намного реже. Отец часто прятал его за пазуху и отвлекал внимание на птиц за окном, разыгравшуюся непогоду, новую телевизионную программу или смешную игрушку. Сынмин не настаивал.       Только сейчас отца рядом не было. С предвкушением он открыл альбом. Молодые мать и отец держали друг друга за руки и соединились взглядами. На их лицах нежные улыбки, наполненные любовью. Чуть дальше оба родителя под сакурой облокачиваются на ограждение у реки.       Сынмин листал, поражаясь красоте и качеству фотографий. Под самый конец родители чаще появлялись по одиночке, а год выполнения кадра падал. Маме семнадцать, она в странном обряжение, точно на Хэллоуин, держит в руках муляж катаны и ухмыляется. Ниже в подобном наряде отец. В ножнах на бедре торчит сияющая крупными драгоценными камнями рукоятка меча.       Сынмин переворачивает страницу и альбом чуть ли не падает из его рук. Отец держит в руке отрубленную голову. Не за волосы. За змей.       В голове бились птицами мысли. Что это? Реквизит? Тогда почему так правдоподобно. Кто в самом деле его родители?       Позади скрипнули половицы, и раздалось шипение.       – Ой, – Минхо потирал ушибленный бок, споткнувшись об край дивана.       – Хëн! – испугано воскликнул Сынмин. – Как ты?       – Нормально, – отмахнулся он, – ты уже нашёл, что хотел?       – Даже что-то интереснее, – Сынмин протягивает старшему родительский альбом и тычет пальцем в фотографию. Минхо скользит глазами по обличаю будущего родственника и глаза его расширяются.       – Твой отец... – Ли порывисто вздыхает. – Он охотник.       Теперь ему стало ясно, почему его маленький смертный не обратился в камень. И почему его отец так насторожительно относится к избраннику сына.       Сынмин ошарашенно уселся на подлокотник дивана.       – В крови охотников есть нейтрализатор сверхъестественного, – говорит Минхо, сложив руки на груди. – Что же, теперь я могу снимать очки в присутствии твоих родителей.       – Мне страшно за тебя, – поник Сынмин, чувствуя, как в груди разрослась дыра.       Минхо подобрался ближе и уселся у ног младшего. Взяв его тёплые ладони в свои, он вкрадчиво произнёс:       – Я не оставлю тебя. Даже если твой отец захочет меня убить, – Ли ласково поглаживал костяшки рук. – Люблю.       – А я больше, – буркнул Сынмин. – Я нашёл несколько детских фотографий в наш дом.       – Замечательно, – улыбнулся старший и взглянул на выбранные фото. – Ты милашка, Сынмин-а.