Напечатала туминское

      Они встретились на лесной опушке у дышащего загадочным дымком костра. Над их головами нависали хвойные ветви, пока меж острыми иголками то и дело проскальзывали чьи-либо лапки или яркие глаза. Во тьме все казалось иным. А особенно их присутствие.       Один из них был человеком, что нашел убежища в лесу. Второй — изгнанником, чья кровь кличила беду и позор. Третий — скучающим духом, который искал себе увлечения, дабы не потерять вымученную в страшных битвах человечность.       Их истории были такими разными, но все трое собрались у костра, чьи языки ласкали сбитые чернильные тучи. Они называли себя братьями. …отныне не собирались у костра и не поддавали душу рассказам. Отыне их истории различались, и как бывает, третий оказывается лишним.       Сынмин потерялся в лесу около суток назад. Он почти не жмурился, когда заглядывал в зеркало небес, в озеро, что отыскал посреди густого леса. Оттуда ярко сияло солнце. Его окружали разные звуки: копошение жучков меж опавшей хвои, шуршание птичьих крыльев в верхушках сосен. Беличьи огненно-оранжевые шубки проскальзывали по сухим веткам, что могли обрушиться на голову Сынмина, не будь тот осторожен и ловок. Запахи не напоминали ему дома: дома пахло серостью и пылью, дом пах лаконично и до жути скорбно. Здесь ароматные травы цвели, прорываясь из центра земли. Здесь смола стекала по грубым трещинам коры. В лесу пахло сыростью и прощением.       В животе Кима заурчало, когда он нагнулся у дерева, чтобы разглядеть низкий кустик и алеющие на нем вкрапления ягод. Сынмин оторвал одну от стебля и положил в рот. Стало кисло, отчего он поморщился, но затем пошла некая сладость, что сподвигла его собрать целую горсть ягод с собой.       Сынмин уже день не слышал своего голоса. И даже мычание от неопределенности казалось ему громким.       Его отыскали не родные, что потеряли одного из детей. Его отыскало нечто, человеком не назовешь.       Одежды из войлока были украшены золотистыми витиеватыми узорами по подолу и побегами корневищ у воротника. На шее лежали кроличьи серые шубки. Он назвался альвом. Ведал, что когда-то мчал свою дикую лошадь по скалистым горам, проникал в глубокие ущелья и драл свободных оленей. Он был Дикой Охотой, как догадался Сынмин. Зря, что в высшей школе его скудно одарили знаниями о скандинавской мифологии и его существах. Но Айен поведал ему, какого это, когда лихой ветер режет глаза, что не прикрыты плотной собачьей шерстью. Какого лезть в теплую пресную воду горных источников.       Айен вел его к кромке леса, где его смогут отыскать родные. А пока вел, делился местами, где можно отыскать других ягод: сахарная черника да топорная земляника, почти безвкусная из-за многочисленного свода в ней крохотных косточек.       — И давно ты здесь? — поинтересовался как-то альв, очищая в ручье почерневшие руки от земли. Вместе они до самого заката собирали ягоды в его плетеную сумку. Теперь та до самой ручки была забита лакомствами.       — Нет, — ответил Сынмин, утирая влагу с ладоней об флис своей спортивной кофты. — День-полтора. Я и счет времени потерял.       Пахнуло кедром. Путники перешагнули через поваленное древо.       — Орехи любишь? — спросил Айен, усаживаясь возле отломанной ветки, где кучкой собрались шишки. Он вырвал пару штук из соцветия и после нескольких неспешных движений в лунке его ладони, где разрастались линии жизни, появилась небольшая горка луновидных семян. — Угощайся.       Сынмин помялся немного: никогда прежде не пробовал кедровых орехов, но решился и не пожалел. Сливочные нежные оттенки поселились на его языке. Даже почудилось, что сосновый воздух, коим он надышался вовек, впитался в его существо.       В голове промелькнула мысль, что ему даже нравится быть потерянным. Когда появляется столько новых ощущений, вкусов и явившаяся эфемерность: всего двадцать четыре часа заставили Сынмина полюбить лес, словно он был домом. Настоящим.       Конца лесу не было, но Айен веял вокруг себя сферу спокойствия и уверенности. Сынмин и не сомневался, что его ведут к выходу. Однако же путь не кончался. Ночная прохлада змеей лезла под одежду, обвивала хвостом все тело, отчего даже подкладка кофты не спасала. Над головами разливалась синяя дымка тлеющего заката.       Ноги путались, отчего Сынмин чаще стал спотыкаться и не замечать павшие десятки дней назад колючие ветки. На брючинах уже собрались соцветия репейников, что создавали целый ленивый букет.       — И долго еще идти? — спросил Ким, еле шевеля вялым языком.       — Километров десять, не меньше, — отозвался Айен. Он продолжал бодро идти вперед, не снижая своего быстрого темпа. Альв быстро перескакивал через тугие побеги, в которым сам Сынмин не раз успел застрять, перешагивал через раскинувшиеся лабиринтом могучие корни.       — Я не могу больше, — Сынмин остановился подле дерева, упершись в него руками.       Чувствовалась влажная кора и мельчайшие неровности под подушечками пальцев. — Мне нужно отдохнуть.       Айен развернулся и оценочно пробежался взглядом по месту привала. Узкая протоптанная тропинка начиналась где-то у кустарника уснувшей навеки жимолости и оканчивалась в чаще.       — Что же, могу предложить два варианта — лезешь на ту ветвь, — он указал на низкую, по его мнению, широкую ветвь, — и я привязываю тебя. Либо располагаешься на земле.       Приближающееся удовольствие в качестве сна не позволяло думать. Туманило глаза. Размышления давались Киму крайне сложно. На дерево забираться не хотелось. Потому он выбрал землю.       Айен стянул с своих плеч кроличьи шубки и расстелил их поблизости от пустующих лисьих нор. До недавнего времени Сынмину казалось, что его новый знакомый обладает широким и мускулистым телосложением: издержки профессиональной деятельности, но оказалось по-иному — альв был совсем крошечным, как кедровые орешки, коими они недавно перекусили. Узкие мальчишечьи плечи собраны назад, создавая гордую осанку. Тонкая талия, опоясанная травяной веревкой, где проглядывали фиолетовые вытянутые цветочки и острые хвойные иглы, напоминала березовый столб, которые были вбиты у дома Сынмина.       Ким теперь с сомнением воспринимал идею засыпать на земле: ночью могли явиться все те дикие животные, коих они не повстречали за весь их дневной путь, а позже порешать его спящее тело. И Айен заметил его терзания. Не зря говорили ему, что он — открытая книга. Все эмоции читаются через ресничку или крохотную веснушку, оставленную проникшим лучом солнца.       — Мой запах отпугивает дичь, только если я не охочусь, — пояснил альв. — Потому ложись. Я посторожу тебя, спать не собираюсь.       Шубки и впрямь имели амбровый и горький аромат, не присущий самой тушке. Со спокойным сердцем и заторможенным сознанием Сынмин улегся на жесткий мех и, прежде чем смог заснуть, повозился, чтобы прижать колени к груди и закрыть глаза.       Сынмину снился дом. С родителями и сестрой они жили в самой далекой от столицы провинции. У их домов почти не было палисадников, почти отсутствовали любимые Сынмином парки. Их семья жила на шестом этаже, где звукам шумных дорог почти не хватало мощности, чтобы потревожить их покой.       Мать не любила квартиру. Она казалась ей не живой, но и смысла облагораживать её не видела — приходила поздно ночью и рано утром уходила. Отца не было еще дольше, чем матери. Забота о серой трехкомнатной квартире легла на плечи детей.       И теперь Сынмин очутился на своей узкой кровати, лежа на мягком пледе, который выкупил на барахолке за бесценок.       Он наблюдал за причудливой игрой теней на стенах и потолке. Ночью было так хорошо. Сынмин любил открывать окна, впуская стрекот цикад и ночную прохладу.       Ким глядел в потолок, который был лишен каких-либо узоров или красок. Затем крыша начала мигать. Перед его глазами раскинулось темно-синее небесное полотно, где ярко сияли драгоценностями звезды. Исчезновение потолка не озадачило Сынмина, наоборот — позабавило. Он заложил руки за голову и принялся рассматривать каждое созвездие.       Он почувствовал какое-то копошение у своего бока, но не придал тому значения. Затем копошение перешло в неприятное жжение, что вовсе обернулось нестерпимой болью. Сынмин отвлекся от созерцания небес и был шокирован. Рядом с ним разрасталась необъемлемая черная дыра. Она медленно, но верно засасывала все, что было рядом.       Все драгоценные Сынмину вещи. Нотные тетради, где аккуратно были выведены трезвучия и аккорды. Разбитую гитару, заботливо присверленную к стене сестрой. С полок полетели нелюбимые позолоченные награды и красивые глиняные чаши.       Сынмин проснулся резко, словно вынырнул из ледяной толщи воды. Айен стоял рядом. Его спина была напряжена, как и изящная челюсть.       — Что случилось? — хриплым от сна голосом спросил Ким, потирая слипшиеся глаза.       — Чужак, — кратко пояснил альв и принюхался.       Из чащи на них неслось что-то или кто-то. Кто ломал лес, спотыкался и выжигал за собой след. Хрустели сухие ветви, когда перед ногами Сынмина очутилось нечто, похожее на громадного черного кота. Но животным не было.       Когда этот некто выдохнул и приподнялся с земли, то Ким вскрикнул.       — Оторвался, — раздался сиплый мужской голос. — Не думал, что родственнички так быстро устанут.       Альв расслабился, но сложил руки на груди, недовольно созерцая незваного гостя. Его одежда была рваной с широкими проплешинами и цепким репейником: видимо собрал, пока убегал.       — А вы кто?       — Ты кто? — задал встречный вопрос Сынмин и попытался выпутаться из мехов. Но неудачно, нога его зацепилась за край кроличьей шерсти, и он повалился обратно.       — Я Изгнанник, — гордо выпятил он грудь, но это осталось незаметным в тлеющем мраке. Сынмин перевернулся на спину и попытался скинуть с себя теплый мех. Вторая попытка далась ему более удачно, чем предыдущая. Он высвободился из оков шуб и привстал с колен.       — Кто?       — Изгнанник несет позор в своей крови, — пояснил Айен. Все это время он стоял близко, почти закрывая своим телом Сынмина. — Он не имеет права называться расой своей и именем рода.       — Угу, — подтвердил тот, растирая ушибленные колени. На штанах, которые он носил, были ужасные дыры, в которых проглядывали кровоточащие ссадины. — Зато могу сам придумать себе имя. Я Минхо. Не могу сказать, что рад знакомству.       — Это взаимно, — буркнул Айен и сурово заметил: — Тебе не место в этом лесу. Убирайся.       — Чего? — переспросил Минхо, выгнув бровь. Все это время он пытался утереть запекшуюся кровь с своего лица.       Теперь глаза Сынмина привыкли к темноте и почти могли различать еще более темные оттенки. Кровь изгнанника была чернее сока ирги.       Вместо повторения своих слов альв приблизился к существу и схватил его за грудки.       — Пока я не убил тебя на этом месте, убирайся.       — А не пошел бы ты… — Минхо собрал тонкие израненные пальцы в кулак и занес его перед макушкой альва, но Ким впервые решил вмешаться, о чем почти пожалел.       — Минхо может отправиться с нами! К выходу из леса, а там дальше решим.       Айен резко оттолкнул изгнанника от себя, отчего он не удержался на ногах и приложился головой об ствол. Минхо рыкнул, но удержал себя в руках, чтобы не вцепиться противнику в горло.       Альв не без помощи собрал свои меха и вновь обернул их вокруг шеи и груди. Теперь дух вновь создавал впечатление громадного воина, чья мощь могла содрогать землю. Минхо не обращал внимания на его достоинства, пока старательно зализывал ран и прикрывал ранения. Сынмину стало жалко его бедственное положение, и почти сразу он сделал предложение, едва Айен чуть от них оторвался и шагал где-то впереди.       — Держи мою кофту, тебе нужнее, — Сынмин остановился рядом с Минхо и стянул с плеч спортивку.       — Зачем ты это делаешь? — с недоверием изгнанник покосился на мягкий, почти незапятнанные подзолистой почвой.       — Твоя одежда изорвана, а в лесу холодно, — беспечно пожал плечами Ким и буквально сунул кофту Минхо в руки. Он развернулся и ускорился, чтобы не потерять альва из виду.       Минхо удивленно рассматривал вещь в руках. Даже поднес к носу, чтобы ощутить теплый, едва приторный пряный не знакомый ему запах. Так пахла доброта.       Чуть позже, когда становилось теплее, а белки выглядывали из дупел, Минхо решил поинтересоваться о судьбе и личности Сынмина.       Пришлось говорить, чего Ким делать крайне не любил.       — Мы с семьей отправились в путешествие. Нашли этот лес, а когда начали гулять, то разбрелись кто куда. Вот я и потерялся.       Минхо внимательно кивал головой и подначивал продолжать.       — Это все, — жал плечами Ким. — А он — альв Айен и ведет меня к краю леса, где рядом находятся поселения, чтобы я мог попасть обратно.       — Да ну? Хочешь покинуть лес? — удивился изгнанник. Сынмин неуверенно кивнул. — А я так не чувствую. Тебе же не хочется обратно.       — Наверное…       — Хватит болтать, Минхо, — вступил в разговор альв. — Он уберется из леса и будет жить дальше. А с тобой я еще разберусь. Изгнанникам не место здесь.       Минхо резко остановился, заставив путников развернуться к нему лицом.       — А где ж мне место? — с вызовом спросил он.       — Оглох, пока по лесу мчался? — Айен плотно сомкнул зубы и прошипел в его сторону: — Не в этом лесу.       Сынмин чувствовал эту тягучую ненависть, что электрическими разрядами стреляла по открытым участкам кожи.       — Перестаньте! Давайте просто доберемся до края, а там решим.       Минхо продолжал буравить Айена взглядом, как и другой делал тоже самое.       — Пойдемте. Мне кажется, но я слышу журчание ручья. Надо воды набрать, умыться.       Ругаться существа перестали, но не игнорировать друг друга. Иногда Минхо мог позволить себе повредничать: скрыться где-нибудь меж деревьев и показаться спустя три часа с полными карманами сладких ягод. Благодаря чему кофта Сынмина была в темных пятнах. Но Минхо был невероятно горд собой, когда делился находками с Кимом, но не с альвом, что смотрел на выходки изгнанника с легкой полуулыбкой.       Месть настигла Минхо ночью. Он удобно улегся на толстую ветку, а чуть позже, когда он задремал, то не без помощи Айена свалился на острые камни.       — Совсем одичал, дверг?! — рычал тот, потирая ушибленные места.       Сынмин, сны которого отличались болезненностью и периодичностью, пробудился и больше не мог заснуть.       — Как ты меня назвал?       — Гномярой я тебя назвал, что не нравится?       Существа вцепились друг в друга, стараясь повалить на землю. Айен вновь целился Минхо в камни, чтобы разбить тому спину. Но изгнанник набрался за время пути сил и уже не позволял повернуть себя к месту падения.             — Что вы как дети малые?       Но дерущиеся его не слышали. Их кровь кипела, глаза опасно блестели и наливались кровью. Жажда битвы давно теплилась в их груди, а теперь вырвалась наружу.       Сынмину лишь оставалось ждать. Как и утирать кусочками мха свежую кровь.       Шли третьи сутки потерянности Сынмина. Но потерянным он себя не чувствовал. Сынмин усадил Минхо на мягкое покрывало из мха и, вырывая травинки с корнем, стал тереть ему лицо.       — У тебя печальные глаза, — поделился своим наблюдением Ким. Изгнанник смотрел куда-то в сторону, но теперь разглядывал лицо Сынмина.       — А у тебя родинка интересная, — Минхо ткнул окровавленным пальцем чуть выше уголка губ. — Здесь. Красиво.       — Скучаешь по дому?       Тот чуть помыслил, закусив губу.       — Нет. А ты?       — Не знаю. Мне здесь нравится. Свободно и свежо.       — И гномяра рядом, — пропел Минхо, облокачиваясь на собственную руку, которую предварительно поставил себе за спину. — Эти альвы-недоэльфы обладают природным очарованием, не ведись.       — И не думал.       Вскоре поблизости показался и Айен. Чистый и сверкающе-бледный. В лучах солнца, что прорывались сквозь темный шатер, кожа альва казалась вовсе прозрачной. Айен был очарователен. Оттого было неприятно.       Неприятно шагать рядом и знать точно — он выведет из леса.