amitié amoureuse

— Я знаю, что тебе тяжело, но если ты вновь забросишь учёбу и музыку, то я откажусь от тебя. «Откажусь от тебя» . Пожалуй, это одна из самых оригинальных угроз из всех тех, что Минджи успела сказать. Шиён слабо улыбается, мешая мороженное в тарелке. Отдельная благодарность Боре — после неё стало настолько плохо, что не было сил встать с постели даже в туалет. Шиён пропустила три недели учёбы, потеряла все те килограммы, что успела набрать за время восстановления после прошлой хандры, и серьёзно задумалась о том, чтобы просто закончить эту жизнь. Минджи приехала как раз вовремя. Всё равно на день рождения, без разницы на пропущенное начало триместра, мимо внимания прошёл даже прилёт матери к отцу. Шиён вновь превратилась в сырую тряпку, пропустив два месяца своей жизни в слезах и скитаниях. Кто знал, что простая влюблённость может так ранить? И могла ли Шиён подумать, что пустые угрозы каких-то подростков смогут довести её до того, где она сейчас? Но, не смотря на всё, почему-то легче. Шиён понимает, что больше не лежит так долго в постели, как это было ещё неделю назад, в её холодильнике становится больше еды, а посещаемость медленно восстанавливается. Она в таком же паршивом состоянии, в каком была два года назад, но сейчас оно проходит гораздо быстрее. И на душе больше не так тяжело, как было каждый раз от мыслей о Боре. Её наконец-то отпустило. — Твоя мама сказала, что ты не появилась дома даже на день рождения, — внезапно продолжает ругаться Минджи, отставляя пустую тарелку. Шиён поднимает на неё взгляд, смущаясь от замечания. Пропустить свой же двадцатый год рождения было не самым лучшим решением. — Если это из-за Боры, то я… — Всё хорошо, Джи, — привычное обращение впервые за долгие годы слетает с губ без смущения или стыда. Шиён вновь чувствует себя дома. — Я пережила это. Мне становится лучше. — Мне не нравится то, что тебе вообще было плохо, — вздыхает Минджи, откидываясь на спинку дивана. Её поза расслаблена, но пальцы нервно теребят края кофты, которую она не успела переодеть. Шиён встретила её из аэропорта всего три часа назад. — Не хочется, чтобы всё вновь повторилось. Шиён кривится, отодвигая тарелку с уже растаявшим мороженным, и садится на другой от Минджи край дивана, чтобы было легче смотреть друг на друга. Они всё ещё боятся касаться, словно стоит какой-то запрет. Это начинает надоедать. Но пока что мысли Шиён сосредоточены на другом. — То, что было, больше не повторится. Тогда всего было слишком много, а сейчас… Просто ситуация с Борой не давала покоя годами. Лицо Минджи, нежное и аккуратное, выражает только волнение. Её щеки покраснели от усталости, губы сжаты в тонкую полоску, а глаза не перестают осматривать с ног до головы, выискивая всё, что покажется неправильным. Ей нет смысла что-то говорить — Шиён видит переживания в каждом её жесте. Минджи всегда была открытой книгой. Ну, или так казалось. — Мне жаль, что так получилось, — голос настолько тихий, что срывается на шёпот. — Вы… были бы отличной парой. Шиён слабо усмехается, качая головой: — Нам действительно лучше быть друзьями. Из таких отношений ничего бы не вышло. — Но на вас действительно было приятно смотреть. Слова Минджи напоминают то, о чем хотелось бы забыть. Когда-то, когда Нана появлялась дома почти каждый день, мама сказала, что они хорошо смотрятся вместе. В её словах не было ничего про отношения — она просто считала, что Шиён нашла себе подругу, что подходит её интересам. Странно было слышать это после всех тех раз, когда семья была против Боры. Наверное дело и вправду было только в отце. Может, мама даже одобрила бы «нестандартные» отношения Шиён. Сказала ли бы она о том, как хорошо та смотрится с Борой? Приглашала бы в дом с улыбкой на лице и вкусной едой? Любила бы так же, как своих дочерей? Шиён не знает, но хотела бы узнать. Пока что ей достаточно одобрения второго по близости человека — Минджи. — Забавно, — нечаянно вырывается грустный вздох. — Мама говорила так же про другую девушку… — Ты нашла кого-то в Японии? То, насколько быстро Минджи понимает о том, что пытается сказать Шиён, напоминает, что их связь никуда не исчезла. Они всё ещё те самые подруги, что видят друг друга насквозь. Или Шиён просто надеется на это. — Была одна девушка, — щеки внезапно краснеют, но не от смущения, а от стыда. — Мы познакомились в школе. — И?.. Минджи наклоняет голову набок, поднимая брови. В её глазах интерес и что-то ещё, чего Шиён неосознанно боится. Страшно сказать что-то, что может обидеть, но нет представления о том, почему Минджи вообще может обидеться. Мозг давно перестал осознавать вещи. — И начали встречаться. Года два назад или около того. Она была моей единственной подругой в Атами. После неё я так никого и не нашла. Или не искала вовсе. — А как давно вы расстались? — Шиён опускает взгляд, краснея ещё сильнее. — Это пиздец, Джи… — речь превращается в едва разборчивый бубнеж. Минджи улыбается, будто всё понимает. Шиён уже знает, что услышит после того, как признается. Страшнее всего то, что Минджи будет абсолютно права. — За месяц до того, как я приехала в Корею. Видеть реакцию нет сил. Шиён прячет лицо в ладонях, забираясь на диван с ногами. Они обе понимают, что те отношения были не из-за любви, и говорить это вслух необязательно. Но что-то глубоко внутри Шиён тянет и постоянно напоминает о Нане, не давая покоя. От этого же она дёргается, когда холодная ладонь Минджи касается её руки, потянув на себя. Касания пробивают током и доводят до слез. Шиён смущается, как маленькая девочка, боясь своей самой близкой подруги. Она чувствует себя крошечной и хрупкой, словно сделана из фарфора и брошена всем под ноги. Руки Минджи, худые и холодные, оказываются удивительно нежными, способными не сломать окончательно. — Ты идиотка, Шиён, — звучит мягким голосом куда-то на ухо. Шиён ежится, пряча лицо в шее Минджи, среди её длинных чёрных волос, что пахнут персиками. — Когда ты перестанешь так обращаться с собой? Шиён не знает, Минджи больше злится или волнуется. Её привычка держать в нежных объятиях, пока срываются самые строгие и холоднее слова, всегда убивала. Шиён не может ей врать и не хочет молчать, когда чувствует такую заботу. Ладони хватаются за талию и плечи, пока Минджи медленно перетягивает к себе на колени, обнимая за спину. Вот-вот и сорвутся серьёзные слезы. Они сидят в тишине, медленно качаясь в объятиях, пока Шиён позволяет себе найти ответы на все вопросы, что обязательно задаст Минджи. Мысли невольно возвращаются в детство, крутятся вокруг старых отношений и случайных связей. Шиён прекрасно помнит даже то, что так отчаянно пыталась забыть. Ей не выкинуть из головы все те моменты, когда она пыталась забить одиночество чем угодно, лишь бы не вянуть в пустой комнате. Поддаться отношениям без чувств ради того, чтобы отвлечься от симпатии к подруге? С удовольствием. Заняться первым в своей жизни сексом с незнакомой девушкой, потому что другая подруга слишком занята своей жизнью? Ожидаемо. Разбить сердце своей однокласснице, потому что потеряла друзей и побоялась попытаться их вернуть? Шиён больше так не может. — Я… — она пытается говорить ровно, но слезы мешают даже дышать. — Я думала, что смогу убедить себя в том, что мы сможем быть настоящей парой. Знаешь, как все те истории, когда школьные любовники женятся и заводят настоящие семьи?.. — Ты хотела такую семью? Шиён знает, что для Минджи это очень важно. Они не раз обсуждали в детстве то, какими будут их жизни в будущем, приходя всегда к одному и тому же разговору про большую семью и детей, даже когда пришлось смириться с тем, что их любовные предпочтения выходят за рамки нормального. И, пускай этого не слышно, Шиён знает, что Минджи в ней разочарована. Не из-за глупых связей и попыток сделать себе больно, а из-за пренебрежения тем, что когда-то было для них обеих приоритетом номер один. — Я хотела убедиться, что смогу быть нормальной, — Шиён кривится от боли в груди, впервые признаваясь себе в том, что было у неё внутри. — Юхён, неразбериха с Борой, постоянная драма вокруг, одиночество дома… Не знаю, это впервые было чем-то, что похоже на что-то нормальное и… — Шиён глотает слезы, игнорируя то, что пытаться завести семью с девушкой не может быть нормальным. Ей пришлось смириться с этим ещё несколько лет назад, — …и правильным? Оно всё получилось само, я даже не пыталась что-то делать и не должна была разбираться с проблемами. Мы просто плыли по течению. — Если бы не Минхо, ты бы так и продолжила плыть? Вопрос Минджи повисает в воздухе, лишая остатков воздуха. Шиён ощущает обиду, пускай и не слышит её в словах и не ощущает через движения. Ей сложно понять, почему обсуждать бывшие отношения с Минджи кажется непосильной задачей, но это ощущение точно взаимно. Они играют с опасной темой, и неизвестно, к чему это приведёт. — Ладно, — Минджи вздыхает раньше, чем мысли успевают собраться в кучу. — Вы расстались, потому что ты поняла, что не сможешь так? Или она была недостаточно хороша? — О, Нана была хорошей, — Шиён краснеет. — Просто… Минхо дал мне понять, что надо что-то менять. Я перевелась в другой город, планировала начать общаться хотя бы с тобой, попыталась заняться музыкой. Больше не было возможности находиться рядом так часто. И это помогло обдумать и понять, что ничего не выйдет. — То есть, она нравилась тебе? Ты просто выросла из отношений? Щеки продолжают гореть, но теперь точно от стыда. Шиён поднимается на один уровень с Минджи, чтобы заглянуть ей в глаза. Она знает, что ещё долго будет слушать причитания и ругань, когда встречается с едва заметным холодом и строгостью. Удивительно, как легко Минджи закрывает глаза на свою привязанность к Шиён, уступая место тем чувствам, что кажутся более правильными. — Не думаю, что она мне когда-то нравилась… — Шиён жмурится от поднятых в осуждении бровей, едва заставляя себя продолжить. Она хочет быть честной хотя бы сейчас. — Нана красиво рисовала, была со мной доброй и открыла для меня много… кхм… приятных вещей. Но она никогда не вызывала во мне чувства. Шиён хмурится, едва слышно произнося следующие слова: — Вряд ли я способна полюбить кого-то нового, когда не могу разобраться со старым. — «Приятных вещей»? — всё, на что обращает внимание Минджи, и это явно специально. Она была серьёзной минуты назад, но сейчас точно спрашивает это, лишь бы подразнить. — Только не говори, что ты… — Минджи! — Шиён отворачивается, не выдерживая стыда. Голос становится ещё тише. — Для неё это был просто способ попробовать новое. — А для тебя это был способ отвлечься, — продолжает Минджи. Если раньше Шиён могла с этим поспорить, то сейчас даже не видит смысла. Прошло достаточно много времени, чтобы можно было обдумать всё внутри и сделать выводы. Проблема только в том, что этот опыт мало чем поможет — Шиён точно наступит на те же грабли спустя годы или месяцы. — Наверное… Я просто соглашалась с её желаниями. Что-то в том, как выходит сказать эти слова, кажется неправильным. На челюсти сразу же чувствуются холодные пальцы, которые поворачивают голову к себе. Минджи с волнением заглядывает в глаза. — Только не говори, что ты этого не хотела. Шиён борется с тем, чтобы не отвернуться. Её ладонь невольно накрывает ладонь Минджи, надеясь хотя бы так найти покой. Старая привычка даёт о себе знать впервые за годы — пальцы неосознанно щипают мягкую кожу, отвлекая всё тело от желания сбежать. Впервые с отъезда Шиён понимает, что не замечала одной маленькой детали, что всё время была рядом — на безымянном пальце Минджи всё ещё детское цветочное кольцо. Раньше оно было на указательном пальце и казалось подходящим под общий стиль. Сейчас невозможно представить девушку в строгом костюме, на серьёзной должности и с игрушечным кольцом там, где носят только обручальное. Шиён не знает, ходит ли так Минджи в действительности, но даже того, что она надела его в Японию, становится достаточно. Собственное кольцо и круглый медальон позорно лежат в ящике у кровати Шиён, ожидая своего часа. — Я… — Шиён кривится, пожимая плечами. — Я соглашалась на это, Минджи. Минджи тяжело вздыхает, но обнимает ближе. — Шиён, это секс с Борой по новой, — её слова вызывают возмущения, которые остановлены одним только строгим взглядом. — Даже не начинай. Ты хотя бы… — Минджи откидывается на спинку дивана, смотря в потолок. Она настолько зла, что не может найти слов. Шиён не мешает ей, продолжая слушать. В конце концов, она заслужила все оскорбления и возмущения. — Господи, я не знаю. Шиён, хватит! Идиотка. Ты сведешь себя в могилу, а всё из-за того, что твои пальцы работают быстрее, чем твой мозг. — Джи! В комнате повисает тишина. Строгий и смущенный взгляды не прекращают сверлить друг друга, пытаясь найти что-то, что поможет успокоиться. Шиён держит ладонь Минджи у себя на коленях, боясь отпустить даже на секунду. Минджи не перестаёт обнимать за спину, держа близко к себе. Такое количество касаний после долгого расставания кружит голову. — Скажи, пожалуйста, что вы не делали ничего… — Минджи нервно вздыхает, опуская взгляд, — сверх нормы. — Что ты хочешь услышать? — Минджи больше не строга. Шиён больше не смущается. Они обе расстроены и пытаются найти слова, которые не обидят друг друга. — Мы точно делали «сверх нормы». И… И… Блять, меня иногда тошнило, но… Это из-за того, что это была Нана, а не Бора или т… — к горлу подступают слезы и становится трудно сохранять внимание на своих словах. Шиён трясёт головой и пожимает плечами, не в силах найти объяснение себе. — Не знаю, может, я не хотела пробовать всё это с ней, но я не думала тогда. Это казалось удобным и… Минджи прижимает к себе раньше, чем сдаётся тело. Шиён сдерживает рыдания. Мысли внутри мешаются между друг другом, путаются и грузят голову. Уже давно перестало быть ясно, что было по своей воле, а к чему принудили. Шиён потерялась в своём же прошлом и больше никогда не хочет о нём думать. — Тихо. Всё хорошо. Постарайся не думать об этом, хорошо? Я больше не буду спрашивать. — Но я хочу, чтобы ты знала, — признается Шиён, прижимаясь ближе. В объятиях Минджи как всегда горячо и спокойно. — Все подробности твоей сексуальной жизни? Ай, — Минджи дёргается, когда получает ладонью по плечу. В её голосе слышна улыбка, — хорошо, хорошо. Всё хорошо. Я обещаю, что ты сможешь испытать это с тем, кого действительно любишь. Надеюсь, что не с Борой, — маленькое замечание бьёт по сердцу, но Шиён даже не спорит. Она сама поставила точку в этих отношениях. — Просто… пожалуйста, хватит соглашаться на всё, что тебе предлагает эта жизнь, хорошо? Иначе даже Минхо не сможет тебе помочь. Шиён ничего не отвечает, закрывая глаза. Когда-нибудь она найдёт в себе силы зажить нормальной жизнью. Ей не придётся бросаться из рук в руки, появятся силы вставать с постели и не будет страшно выходить из дома. Не придётся оглядываться в страхе, когда Минджи приедет к ней в очередной раз, потому что люди могут быть безумными, а рассказать близким об угрозах нет сил. — Поехали со мной в Австралию весной? — тихо перебивает мысли Минджи, прижимая к себе. — Отдохнём от… всего. Когда-нибудь всё станет лучше. Нужно просто переждать. // Седьмое января. День, который до конца жизни будет отмечен выходным в её календаре. Не существует экзаменов, встреч с друзьями и семейных посиделок. Юбин неизменно запирается в своей комнате, считая минуты до следующего дня, надеясь, что боль уйдёт. Ещё ни разу не становилось легче. Кто знал, что двух лет достаточно, чтобы найти самого близкого человека в жизни? Может, повлияло то, что они жили вместе. Может, Юхён просто была такой — вся школа сходила от неё с ума, абсолютно каждый любил её и считал своей младшей сестрой, учителя не переставали хвалить. У Юбин не было шансов не привязаться, даже если бы они не подружились. Но то, насколько сильно она скучает? Кажется, что вот-вот сгорит сердце в груди. Хочется вновь просыпать школу, потому что не спали всю ночь из-за разговоров о жизни, сбегать через забор из интерната, терпеть громкие споры Гахён и Юхён и краснеть от замечаний учителя, когда всё внимание не в уроках, а на подруге. Юхён была жизнью Юбин. Короткой, но яркой. Юбин понимала, когда Юхён было плохо, запомнила наизусть график приёма её бесполезных таблеток, выучила каждый продукт, от которого ей было плохо, и стала для Пай второй хозяйкой. Они с Юхён были не просто подругами, а настоящими сёстрами. И что теперь? Даже Пай находится за десятки километров и только месяц назад переехала в Сеул, к Минджи. Совсем ничего, что хотя бы как-то связывало с Юхён. И практически нет возможности вспоминать о ней с кем-то. Разговаривать с Борой на личные темы кажется странным, Дон знала её не так хорошо, Гахён понимает всё без слов, Минджи больно и без того. Есть только Шиён, что пропала на годы и забрала с собой самые важные воспоминания. Иногда Юбин злится на неё. Как она может иначе, когда Шиён не была рядом после смерти Юхён, пропустила все экзамены Юбин и даже не поздравила с поступлением в хороший университет? Какая из неё «старшая сестра», если она просто испарилась? Но это Шиён, чей голос сейчас звучит на другом конце телефонной линии и успокаивает от тихих слез. Только она понимает эту боль. Только она помнит Юхён такой, какая она была на самом деле. Только она знает всё, что происходило в стенах интерната. Юбин хочет злиться и обижаться, как это делает Минджи, но может только с нежностью прижимать трубку к уху и говорить часы на пролёт, когда у них получается найти время. — Она бы гордилась тобой сейчас, — тихо говорит Шиён, когда Юбин вздыхает громче, чем хотелось бы. — Ты так выросла. Учишься на математике, живёшь в её родном городе, следишь за Гахён-и. Ты очень сильная ради неё. Каждое слово Шиён вызывает только больше слез. Юбин настолько привыкла быть серьёзной и собранной, что ей противно от самой себя. Но в момент, когда она вспоминает, что каждая из слез посвящена Юхён, — становится легче. Ради неё Юбин готова на всё. — И она точно бы не поверила, если бы узнала, что ты плачешь из-за неё как настоящая плакса, — смеётся Шиён. — Иногда он-на слышала и похуже, — Юбин шмыгает носом, пытаясь собрать себя в руки. — Но до тебя мне точно далеко. — Хей, мама всегда учила меня, что нужно не держать эмоции в себе. Юбин улыбается, качая головой. Родители вырастили её иначе. — Мама всегда говорила мне быть серьёзной и следить за собой, — говорить Шиён о своём прошлом не страшно. — Мама Гахён или… — Моя, — Юбин усмехается. — Ты сама знаешь, какой выросла Гахён. Там и речи нет о том, чтобы держать что-то в себе. Шиён смеётся, шурша трубкой. Юбин интересно, чем она занимается сейчас, что будет делать завтра, как провела прошлые выходные и что запланировала на праздники. Она не задаёт таких вопросов, надеясь, что узнает всё случайно и по доброй воле. Вместо лёгких разговоров о том, как прошёл день, они всегда обсуждают важные учебные проекты, домашние проблемы и Юхён. Может, это не совсем правильно, но привычно. Не так часто получается дозвониться из Кореи в Японию, чтобы тратить драгоценное время на глупые обсуждения. — Иногда странно думать о том, что именно вам было суждено стать сёстрами. — Я всё ещё не верю… Мысли Юбин возвращаются к Гахён, что готовится к экзаменам в соседней комнате. Поверить в то, что они родные сестры, было бы легко. Но поверить в то, что двенадцать лет назад угрюмая тихоня и капризный смерч смогут сдружиться настолько, что все будут считать их родными? Невозможно. Их семьи давно срослись и стали частью друг друга, жизнь никогда не менялась слишком сильно, потому что они были слишком малы, чтобы заметить, а внешность не настолько отличается, чтобы придать этому значения. Юбин давно стала воспринимать Гахён как свою родную сестру и только редкие подарки от родной матери напоминают о том, что когда-то всё было иначе. — Но в этом есть смысл, — возвращает в реальность Шиён. — Это как дружба тебя и Юхён. Вы были слишком разные, но идеально смотрелись вместе. — Или дружба Боры-онни и Дон. — Я всё ещё думаю, что Минджи платит Дон за то, чтобы та жила с Борой. Юбин не может сдержать улыбки на комментарий, полностью соглашаясь с Шиён. Вокруг них так много странных союзов, в которые никогда не поверишь, пока не проведёшь рядом достаточно много времени. Именно как они с Юхён. И внезапно Юбин вновь становится грустно, как было до этого звонка. — Знаешь, хотелось бы провести этот день с тобой… — внезапно вырывается у Юбин, когда смех утихает. — Думаю, что Юхён была бы рада увидеть и тебя в Инчхоне. В конце концов, ты была для неё… важна. Насколько этичным будет делиться главным секретом своей подруги с человеком, чью жизнь может изменить этот секрет? И есть ли вероятность того, что Шиён уже знает? Кто вообще из их компании знал про чувства Юхён? Юбин не знает ответа ни на один из этих вопросов, поэтому решает сохранить молчание. Ей кажется, что правда сделает только хуже. Но молчать о всех днях, когда она успокаивала Юхён и обещала ей, что всё станет лучше, становится всё тяжелее. Может, если бы Шиён знала, всё обернулось бы иначе… Или их судьбы были написаны ещё до того, как они все встретились? — Когда-нибудь я смогу приезжать в Корею без проблем, — Юбин слышит в голосе Шиён печаль. Может, она действительно не могла вернуться раньше? — Сейчас слишком много всего… Я не стала говорить Минджи и Дон, но за нашей семьёй слишком много следят. Я и шага не могу пройти в Корее без лишнего внимания от публики. Не удивлюсь, если кто-то из них вообще был заслан от моего отца. Шиён никогда не скрывала от Юбин правду. Так вышло, что они обе решили открыться друг другу в случайный вечер субботы, когда Юхён уже ушла домой, Гахён играла далеко на площадке, а никого другого рядом не было. Шиён знает про Юбин всё, Юбин знает о Шиён многое. Это немного нечестно по отношению к их остальным друзьям, но никто всё равно не узнает. Они не виноваты в том, что отец Юбин когда-то давно близко общался с отцом Шиён. Простое совпадение. — Думаешь, что он может? — Почему нет? Я не разговариваю с ним месяцами, только на мне, в теории, держится будущее семьи. Может, я вообще выйду за Минхо и получу часть его средств? Отцу важно это знать. — Думаешь, что он когда-нибудь избежит пожизненного? Почему-то все вокруг договорились молчать о том факте, что отец Шиён, как и ещё десяток других политиков, попал в тюрьму до конца своей жизни и вряд ли выйдет оттуда, пока не изменится правящая партия. Кажется, будто сама Шиён забывает об этом, не понимая до конца ситуации, в которой она оказалась. — Я знаю наших людей. Знаю своего отца. Всё может быть. Поэтому не хочется играть с огнём, пока я не буду уверена в том, что я и мама будем в безопасности. — Всё должно быть хорошо, — спокойно отвечает Юбин, обдумывая ситуацию. — Сейчас всё спокойно. — В любом случае, — Шиён тяжело вздыхает, — сегодня речь не об этом. Я правда надеюсь попасть к тебе и… Не знаю, мне кажется, что мы можем узнать больше. Просто… Просто чтобы было место, где можно вспоминать о ней без сожалений. — Ты о чем-то жалеешь? Юбин не знает, почему это спрашивает. Они все жалеют о чем-то, особенно если речь о Юхён. Кто-то не успел попрощаться, кто-то уделял мало времени, кто-то не слушал. Сама Юбин думает, что была недостаточно мягкой. Смысл об этом говорить сейчас? — О многом. Но больше всего о том, что не была рядом чаще. Шиён была у них не реже Дон или Минджи, даже если казалось, что это не так. — Тут точно всё в порядке, поверь, — Юбин слабо улыбается, вспоминая то, какой счастливой делало Юхён присутствие Шиён. — Она была рада, когда ты приходила. — А я была рада приходить. Трудно не заметить печаль в голосе Шиён. Юбин не знает точно, о чем она думает и что не может решиться сказать. Быть ближе сейчас было бы гораздо легче, но всему своё время. Когда-нибудь они смогут поговорить по-нормальному, без лишних людей, препятствий и в приятной обстановке. — Я знаю, что Ютон-и хотела поговорить со мной незадолго до… всего. Мы так и не успели. Я до сих пор думаю о том, что она хотела мне сказать. От маленького признания леденеют ладони. Юхён месяцами хранила в себе этот секрет, ещё месяцы готовилась сказать, а в день, когда решила, её оборвали? Юбин прекрасно понимает, что это об её чувствах к Шиён. Она слышала всё, что их касается, знает, как сложно было с ними жить и каких усилий стоило то, чтобы просто собраться рассказать. Но имеет ли право Юбин нарушать этот секрет, если Юхён так и не удалось его сообщить? Не сломает ли это Шиён окончательно? Хотела бы этого Юхён? Слишком много вопросов и нет возможности получить ответы. Есть только дыхание Шиён в трубку и чувство, что она заслуживает хотя бы долю правды. — Я… — Юбин заикается, боясь продолжать. Вдруг она сломает всё? — Я… Мы можем обсудить это, когда увидимся. Я знаю, что она хотела сказать. — Вы… — Шиён наверняка хмурится, — обсуждали? — Да, она спрашивала совета. Юбин молчит, ожидая ответа, боясь, что уже обидела Шиён. Слишком страшно сделать что-то не так. — Тогда можем обсудить. Кажется, будто не будет сил сказать всё, что нужно. Но Юбин оставляет это на потом и надеется, что будущий разговор поможет им обеим успокоиться. Даже если не поможет, она знает, что Шиён найдёт способ справиться. Они обе найдут. — Обязательно. Или они обе откопают себе яму сожалений, из которой уже точно не выберутся. // Всё, что успело произойти в этой жизни, было не по её воле. Минджи осознает это случайным вечером февраля в свои неполные двадцать два года, когда Минхо вспоминает об их детстве. Две маленькие чашки кофе, налитые ради приличия, не успевают закончиться даже на половину, когда они приходят к разговору, от которого тошно. — И ты довольна новым местом? Нет ни одной вселенной, в которой Минджи была бы довольна тем, что сейчас делает. Она готова быть учительницей в младшей школе, готова уйти в полицию, готова вернуться в танцы или стать музыканткой. Что угодно, что приносит хотя бы чуть больше удовольствия. Она знает, что нет смысла просить об исполнении своих желаний, но она и не просит. Будет достаточно просто увольнения. — Оппа, тут ещё хуже. Минхо знает Минджи слишком долго, чтобы действительно думать, что ей будет легче от простого перевода с одной должности на другую. Отец по доброй воле предоставил Минджи свой кабинет на последнем этаже их офисного здания и поставил на должность, где не нужно слишком много думать. Четыре года страданий на факультете экономики закончились, потом закончилась работа на должности бухгалтера. Теперь Минджи просто заведует отделом финансовых решений той части фирмы, которой управляет Минхо. — Глупо было надеяться, что тебе понравится, — слабо усмехается Минхо, наклоняя голову. — Успокоить могу только тем, что недалеко то время, когда от тебя перестанут требовать быть частью бизнеса. — Разве это случится? — Дедушка и его брат уже перестали нас трогать, тётя будет только рада, если будет меньше наследников, а отец вот-вот отдаст всё в мои руки и отойдёт от дел. Мама уже отошла. Странно думать о том, как они выросли. Их родители уже постарели, жизнь захватили взрослые проблемы, а детство осталось далеким воспоминанием. Минджи смотрит на Минхо и больше не видит в нём вечно недовольного щуплого мальчика — вместо него перед ней сидит хорошо слаженный мужчина с пушистыми волосами, острыми чертами лица, тяжёлым взглядом и осанкой солдата. У него больше нет хитрой ухмылки на губах, глаза стали уже и серьёзнее, а мечта заниматься танцами была брошена ради желаний семьи и мечты Минджи избежать участи остальных родственников. Старшая сестра их отца — прямая наследница бизнеса, что тянется уже пять поколений. Она уже владеет одной третьей компании и начала устанавливать свои правила. Ещё треть досталась отцу Минджи, который собрался отдать половину Минхо в следующем году. В будущем Минджи должна достаться вторая половина, а оставшаяся треть всего бизнеса — их тёте. Никто даже не думал о том, что кто-то из членов семьи не захочет участвовать в семейном бизнесе. Каждый принимает какую-то роль и владеет хотя бы малой частью акций. Только Минджи это совсем не нужно. Она мечтает потратить свою жизнь на друзей и свой личный маленький бизнес, в котором не будет крупных рыб, огромной ответственности и проблем с акциями. Хочется забыть про электронику, политику, экономику и семейные разборки, отдав всю себя маленькой пекарне где-то на краю Кванджу. Если их мама устала и смогла уйти из бизнеса без сильных последствий, а отец хочет отдать всё и остаться только ради работы, чем она хуже? Почему она должна продолжать дело семьи, в котором для неё всё скучное и глупое? Почему Минхо должен бросить карьеру профессионального танцора и убить всю жизнь на то, в чем он удивительно хорош, но не находит удовольствия? Подобные вопросы звучат в голове только громче в вечера, как сегодня. Минджи опускает взгляд на Пай, что трётся в ногах, и не может сдержать грустной улыбки. Бедная собака давно забыла то, как выглядит настоящее внимание любящего хозяина. Ей было гораздо лучше с Юхён, у которой едва хватало денег на корм и не было сил на прогулки, от чего становится невероятно стыдно. — Не знаю, — вздыхает Минджи, опуская взгляд в чашку кофе. — Разве я смогу нормально жить, зная, что ты будешь тащить на себе дело семьи? Ты же этого не хочешь. — Минджи, я этого просто не хочу, а ты от всего этого бреда завянешь через пару-тройку лет. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. — Минхо… На своё имя, брошенное неформально и сломлено, Минхо кривит губы. Он не зол на Минджи, не хочет ссоры, просто раздражен из-за того, что она пытается спорить. Этот разговор может продлиться часами. — Слушай, Джи, я помогал Юхён и ездил к нашим конкурентам за Шиён не для того, чтобы ты прожила противную тебе жизнь. У тебя будет шанс заняться тем, что тебе хочется. Воспользуйся им, — Минджи готова расплакаться прямо на месте, а Минхо не может сдержаться и закатывает на это глаза. — Открой, к примеру, пекарню. Ты давно хотела. Или поезжай к Шиён, язык ты знаешь. Или танц… — Всё, всё. Минджи устало поднимает руки, останавливая слова брата. Она может пойти на что угодно с её деньгами, но проблема заключается в её характере. — Может, когда-нибудь и получится. Но сейчас я не готова. — А потом не будет возможности. Минхо прав. У Минджи есть шанс только в ближайшие два года, пока вокруг суматоха из-за решения их отца, а Минхо набирает силы. Потом все будут слишком внимательны и зациклены на компании. Осталось не так много времени, самый удобный момент — заключение отца Шиён — прошёл, а Минджи продолжает беспомощно работать на семью, не пытаясь справиться с ситуацией. Её никогда не учили идти против родителей. А пойти против родителей ради их заклятого — теперь — врага? Минджи будет вынуждена исчезнуть из Сеула, Инчхона, Кванджу и Чонджу навсегда. Готова ли она? Если ради старой мечты, то возможно. — Я подумаю, оппа. — Подумай о Шиён. А если ради Шиён? — Хорошо, — тяжело вздыхает Минджи, закрывая глаза. Она только о Шиён и думает. — Хорошо, мы разберёмся. // Бора без сил падает на пол, выбивая с ударом остаток воздуха в лёгких. Иногда она старается слишком сильно. Сентябрь остался без работы, учёбы и тренировок. В октябре ломало от «лёгкого» лечения, которое попросила пройти Минджи. В декабре была новая серия капельниц и отдыха. С января Бора пытается прийти в форму, забивая своё время тренировками. Даже сегодня, когда до дня рождения Дон осталось меньше двух часов. Она извинится завтра, когда проснётся, а сейчас ей нужно прогнать ещё кусочек. — Я так понимаю, что мне можно тебя не ждать? — тихо спрашивает коллега, выходя из служебного помещения. Она закончила работать ещё час назад и всё это время заполняла документы. Бора закончила работу два с половиной часа назад и не переставала танцевать с тех пор. — Да, я ещё позанимаюсь. Бора с трудом поднимает себя на ноги. Взгляд даже не падает на часы. В планах выйти не по времени, не когда начнут искать, а когда дурацкие движения лягут на музыку и не будут смазываться. Бора потратила много лет впустую и теперь не собирается тратить даже день. У неё в планах выпуститься и работать в лучшем танцевальном коллективе, а не убивать свою жизнь на работу учителя или в сомнительном тату-салоне, о котором не перестаёт говорить Сан. — Не боишься идти домой одна? — Меня заберёт подруга через… — Бора смотрит за окно, понимая, что уже стемнело. — Не знаю, скоро. Коллега слабо улыбается, качая головой. До работы и с работы её возит муж на машине, живёт она по строгому расписанию, а преподаёт в их маленькой студии только из-за того, что любит детей. Совсем не как непутёвая Бора, что едва справляется с подростками ради того, чтобы вытянуть аренду квартиры и кусок хлеба. — Купи уже себе пейджер, не в самом лучшем районе работаем. — Повысят зарплату — куплю. Не купит. Ей не к чему новые технологии общения, потому что не с кем общаться. Бора знает, что Минджи постоянно шлёт Шиён маленькие сообщения, сёстры Ли стараются везде держать связь и вся компания Минхо непрерывно посылает друг другу новости. С кем общаться Боре? С Дон, у которой нет телефона ни в квартире, ни на подработке, ни в колледже? Полный бред. — Ладно, Бора, не перерабатывай. Встретимся послезавтра. Пожелание остаётся без ответа. Дверь хлопает громче обычного, с улицы залетает холодный ветер, а мышцы болят чуть больше обычного. Сегодня всё кажется не таким и слишком плохим, чтобы продолжать день. Но Бора не останавливает себя. Она обязана закончить предпоследний семестр лучше всех, потому что полностью пропустила предыдущий. Её результаты настолько плохи, что проще начать заново, но за такое Минджи сотрет её с лица Земли. Поэтому остаётся нарабатывать. Бора включает музыку, медленно подходя к зеркалу. Один глубокий вдох и начало. Движение за движением, мимо музыки. Движение за движением, слишком быстро. Движение за движением, путая шаги. Движение за движением, смазывая всё. Движение за движением, пока они не сливаются в кашу.Движениезадвижением, покане… Музыка останавливается только когда всё получается больше пяти раз подряд. Завтра, как только Дон отпустит с праздника, Бора будет чистить этот кусок вновь, добивая до идеала. Пока не закончится воздух в лёгких и не откажут мышцы. Она вновь падает на пол, борясь с желанием уснуть. Раньше, когда заканчивалась тяжёлая тренировка, руки тянулись к пачке сигарет. Сейчас в кармане куртки только никотиновая жевательная резинка и визитная карточка Сана. Бора не принимала наркотики семь месяцев, не пила полгода, не курила четыре месяца и больше не ищет случайных связей на ночь. Из способов снять стресс у неё остались лишь танцы и рисование. Организму от этого заметно лучше. Боре легче дышать, проще думать, танцы больше не отнимают так много энергии, настроение стало стабильнее. Но внутри настолько странная и неправильная пустота, которую нечем забить, что хочется выть. Бора мечется между людьми и занятиями, путается в чувствах и забыла то, кто она вообще такая. Хочет ли она остаться в танцах? Действительно ли ей не хочется попробовать себя в серьезном рисовании? Понравилась бы ей какая-нибудь биология, если бы она попробовала? Ее ли это желание — заканчивать день за чаем и разговорами, а начинать с мертвой тишины в квартире? Кто она и зачем? Подобные глупости забивают голову слишком часто. Бора раздраженно отмахивается от всего лишнего, устало поднимаясь с пола. На часах одиннадцать вечера. Дон всё еще нигде нет, но они наверняка встретятся по пути. В марте уже достаточно светло, чтобы можно было не бояться нежелательных компаний. Бора быстро собирает вещи и выключает все приборы в студии, несколько раз убеждаясь, что ничего не забыла. Через минуту она уже на улице. Воздух непривычно теплый для начала весны, фонари светят ярче обычного, только улицы пустые. Бора оглядывается по сторонам, пытаясь разглядеть Дон, но замечает только две мужские фигуры. Остается только идти домой по привычному пути, надеясь пересечься где-нибудь в дороге — ждать у студии совсем нет желания. Раньше, примерно всю жизнь, Бора наслаждалась одиночеством и не боялась оставаться одна. Ей было несложно ходить одной, слушать тишину и жить ночью. Потом появились друзья Шиён и Юхён и всё испортили. Больше она не ходит одна, слушает постоянную болтовню вокруг и искренне не желает оставаться без кого-либо рядом даже на пару дней. И дурацкие прогулки с работы интересны только вместе с Дон под руку, как это происходит после каждой смены. Их маленькая рутина, без которой день не будет считаться полноценным. Бора даже не желает противиться или спорить — ей это искренне нравится. Дон, может, единственная, в чей адрес Бора не стесняется и не противится проявлять нежность. Поэтому шаги рядом, неспешные и аккуратные, не вызывают волнения. До тех пор, пока Бора не чувствует себя с силой впечатанной в стену. — Что за… Ощущение холодного металла на горле обрывает любые возмущения. Мозгов хватает расслабиться и замолчать до того, как всё вокруг зальет кровью. — Будь хорошей девочкой и закрой рот. Хорошо, Бор-ра? Сиплый голос и выраженная «р» сразу дают понять, кто именно стоит перед Борой. Она заставляет себя рассмотреть человека, который до боли вжимает её в кирпичный забор, узнавая в нем одного из друзей Гониля. Сам Гониль стоит немного позади, мерзко улыбаясь. Он никогда не любил пачкать руки, если дело доходило до драки. Сейчас дело в долгах, нет смысла даже спрашивать. — Некрасиво получилось, ты так не думаешь? — улыбается Гониль, подходя ближе. Было бы легче думать, если бы не вжимали в стену с такой силой, что не хватает воздуха. — Ты о чем? — злобно спрашивает Бора, зная ответ. Ей нужно выиграть время, чтобы понять, как спастись. Пока что, когда лезвие больно давит на кожу, а тело огромного парня наваливается всем весом сверху, невозможно сделать ничего. — Не строй из себя дуру, — Бора слышит щелчок пальцев, за которым следует удар коленом по животу. Одного его достаточно, чтобы понять, что живой отсюда Бора не выберется. — Ты прекрасно понимаешь то, зачем я сюда пришел. Гониль оказывается совсем близко, заглядывая из плеча своего друга. Он стал бледнее и морщинистее, но набрал вес и явно выбрался из той гиблой компании – слишком опрятен. То, как он держится, излучает власть и устрашение. Гониль никогда не боялся людей, но сейчас в нем что-то такое, что искренне пугает. Кажется, что он не побоится убить голыми руками, если это потребуется. Бора уверена, что это происходило не раз. — Пять миллионов вон, Бора. Без процентов, по старой дружбе. — Что?! — Бора чувствует, как темнеет в глазах. Такая сумма не светит ей даже за три года работы. — Ты ебнулся? Отку… Удар по лицу проходит раньше, чем Бора успевает задать вопрос. Затылок по инерции бьется об кирпич. Перед глазами на секунды темнеет. Боль настолько сильная, будто ее нет вовсе. Всё, что держит над землей, — крепкая хватка человека, что ударил. Бора пытается поднять взгляд или вслушаться в разговор между парнями, но чувствует только резкую боль в голове и теплую кровь на щеке. — Ты торчишь мне с восемьдесят девятого года, красотка, так что не наглей, — тело, которое прижимало к стене, исчезло. Вместо него за подбородок хватает крепкая рука, насильно поднимая голову выше. Сквозь пелену видно лицо Гониля на расстоянии нескольких сантиметров. — Я и без того сделал скидку за твои «услуги». Вот-вот вырвет. Бора насильно держит глаза открытыми, пытаясь найти что-то взглядом, заметить всё, что успело измениться. Правда ли она попробовала наркотики шесть лет назад? Память не может найти ничего. И услуги… Их отношения были услугами? Гониль считал, что так Бора пытается ему отплатить? Или Бора действительно ему платила? — Ты отдашь мне всё за пять раз, в течение месяца. Это акция, — Гониль оказывается настолько близко, что слышно его мерзкое дыхание. — Если пропустишь хоть раз, то я больше не буду таким снисходительным. Это ясно? Бора пытается ответить, но голову ведет. Ей ничего не ясно. Гониль хочет от неё зарплату Минджи за какие-то тридцать дней? Это шутка? Тело простреливает новой болью. Бора закашливается, пытаясь поймать воздух. Новый удар. Трудно понять, где и чем. Просто больно. Хочется домой. — Я… Там н-не было… ст-только. — Повтори? Дыхание совсем близко. Худощавые пальцы с силой сжимают щеки. Бора чувствует себя марионеткой. — Я купила п-первую дозу в Сеуле, — Бора кривится, пытаясь удержать воспоминания в голове. — Три года назад. Эт-то… это не пять… На этот раз никто не держит. От удара в живот, резкого и сильного, Бора падает на асфальт, теряя остатки воздуха. Еще чуть и закончатся силы жить. Она пытается остаться в сознании из последних сил. Подошва на запястье, давящая с ужасной силой, делает хуже. Бора кривится, стонет, плачет и глотает воздух, надеясь на то, что умрет раньше, чем станет еще хуже. Гониль вряд ли попытается её убить, просто причинит боль. Это хуже всего. — Ты думаешь, что я давал дозы за красивые глазки? — голос становится ближе. Ладонь немеет. — За то, что ты давала себя ебать? — Ты н-ничего не проси… — Просить будешь ты. Давление с запястья исчезает. В следующую секунду та же подошва бьёт по лицу. — Ты отдашь мне за всё, сука. Я не дам тебе сдохнуть, пока… — Эй, болван! Кажется, что это бред. Бора настолько пропала в себе и перестала чувствовать всё вокруг, что начала выдумывать вещи. Голос Дон появился из ниоткуда и заставил чувствовать лучше. Из-за него Бора не отключилась сразу же, как почувствовала удар по лицу. В ней есть еще немного сил, чтобы насладиться приятной фантазией перед смертью. Одной не так страшно, даже если это выдумка. — Отъебитесь от неё или вам придется иметь дело с нами. Или это?.. — Ты кто такая? — Она ваша смерть. Голос Сана помогает понять, что это реальность. Бора точно не хотела бы умирать под его самонадеянные подкаты на Кёнсанском диалекте. Глаза с трудом открываются, замечая третью фигуру. Это телосложение, даже в свободной куртке, можно узнать за десятки метров. Сан бросается вперед, к другу Гониля, пытаясь повалить его на землю. В голове проносятся два ножа, которые видела Бора, но нет сил ничего сказать. Бора слышит шорох и касание мягких ладоней к своему лицу. Глаза вновь закрываются под тяжестью боли. — Бора, ты меня слышишь? — впервые в жизни Дон звучит настолько взволнованной. Бора с трудом кивает в ответ. — Нам нужно уходить, хорошо? Мне необходимо, чтобы ты встала. Пожалуйста. Внутри Боры нет ни одной клетки тела, которая была бы на это способна. Она слышит звуки ударов и мужские голоса, волнуясь только о том, чтобы Дон ушла как можно дальше. Она обязана остаться невредимой и Боре плевать, умрет она сама или нет. — Бора, пожалуйста… На щеки падают теплые слезы. Бора вновь открывает глаза, оглядываясь вокруг. Взволнованное лицо Дон. Друг Гониля на асфальте. Сан, который избивает Гониля. Дон, которая отчаянно что-то говорит. Слезы. Синее небо с яркой Луной. Нож в чьей-то руке. Драка. Сан. Сан? — Сан! Слова срываются хрипом и привкусом крови. Бора рвется вперед, садясь на асфальт. Брызги крови, темные и густые, разлетаются в свете фонарей. Крики затихают. Все замерли на месте, наблюдая за тем, как на асфальте появляются бордовые капли. Нож падает где-то рядом с ними, звоном нарушая покой. На секунды Бора приходит в себя. Гониль едва держится на ногах, но выглядит так, будто готов тут же убить. Он похож на дикого зверя, весь в крови и подранной одежде, с яростью на лице. Никто вокруг не смеет двигаться, будто ожидает его броска. Но то, как Сан смотрит холодным взглядом, держа руку на животе, пугает еще больше. Он не падает на колени, не морщится от боли, не перестает держать спину прямой. Просто смотрит прямо, зажимая рану ладонью сверху, позволяя крови течь по ногам. Боре кажется, что она уже давно потеряла сознание и видит какой-то странный сон. Сан подносит вторую руку к животу, хватаясь за край разорванной ткани. Будто после шока, ему всё равно на всё, что происходит вокруг. Он смотрит четко в глаза, медленно поднимая край кофты, делая себя только слабее для соперника. И это почему-то работает. Гониль делает кривой шаг назад, больше не скалясь. Впервые в жизни Бора видит такой ужас на его лице. Ей вообще нигде не доводилось видеть настолько напуганного человека, тем более преступника. Друг Гониля срывается с места, даже не дожидаясь приказа. В темноте и с мутным от побоев зрением Бора только сейчас замечает что-то черное на ребрах Сана. Детали слишком сложно разобрать. — Жди привет от клана Чхве, дружище, — впервые Сан звучит настолько серьёзно и устрашающе. Гониль исчезает в темноте так же быстро, как появился. Бору тошнит от вида крови, кружится голова от травм и нет сил после всего, что произошло. Она чувствует, как её тянут за собой, помогая удержаться на ногах, слышит ругань Дон, но ничего не понимает. Сан где-то рядом. Бора понимает это по мужскому голосу рядом и редким каплям на асфальте. Она не понимает, как он остается на ногах и куда они вообще идут, но в ее состоянии трудно вообще что-то понимать. Хочется просто уснуть и больше не просыпаться, но Бора насильно перебирает ногами, пытаясь помочь не волочить себя по асфальту. Мышцы отказывают раньше, чем удается понять, где они. Последнее, что она слышит, — тихая просьба оставаться в сознании. Уже в «скорой», на пути в больницу, в голове проносятся десятки вопросов. Откуда Сан умеет так хорошо драться и что с ним сейчас? Почему Гониль так испугался имени клана? Вернётся ли он вновь? Как вообще Сан связан с тем кланом? И, самое главное: Наступит ли когда-нибудь покой? // Звук морских волн успокаивает. Солнце приятно греет кожу, согревая после холодной зимы. Лёгкий ветер напоминает, что сейчас только апрель. Не лучшее время для отдыха, но однозначно приятное. — Ты так сгоришь! Тёплый свет закрывает тенью. Шиён лениво открывает глаза, всматриваясь в Минджи над собой. На её малиновых губах широкая улыбка, которая греет не хуже солнца. Она уже в купальнике и с двумя стаканами лимонада в руках, о котором мечтала всё утро. Шиён не может сдержать улыбки. — Ты же знаешь, откуда я родом. — В вашем маленьком городке солнце видно только зимой, — Минджи шутливо закатывает глаза, отходя от Шиён. — И температура не выше, чем в Чонджу. — Эй, у океана всё ощущается иначе! — Шиён встаёт за Минджи, кривясь от ощущения песка на спине. Сегодня только первый день из двух недель, но уже произошло больше, чем за всю зиму: Шиён забыла паспорт на пути в аэропорт, Минджи потерялась в Сиднее, их такси сломалось на пути в отель, Шиён порвала купальник. Всё в течение десяти часов, из которых не было ни одной спокойной минуты. Совсем как в детстве. Шиён тянется за своим стаканом лимонада, но Минджи тянет его ближе к себе, хитро улыбаясь. Действительно как в детстве. — Я хочу пить. — А я хотела отдыхать вместе с тобой, а не бегать по всему отелю, — отвечает Минджи, показательно отпивая из стакана Шиён. Она пытается быть недовольной или обиженной, но блеск в глазах и лёгкая улыбка плохо в этом помогают. Минджи отворачивается, щурясь на солнце, впервые за долгое время выглядя такой довольной. — Это ты виновата, что бегала! Да, ещё одно происшествие за утро: Минджи потеряла ключ от их номера, когда они уже пришли на пляж. — Ты могла бы помочь. — У меня стресс. Минджи медленно поворачивается к Шиён, поднимая брови. Шиён пользуется этим моментом чтобы оказаться ближе и взять стакан. Её пальцы ложатся поверх пальцев Минджи, ощущая знакомый пластик. То самое цветочное кольцо. Впервые за долгое время Шиён надела его на левую руку — туда же, где и браслет Боры. Непривычный вес на руке больше не мешает и не кажется лишним, как и от амулета Юхён на ремне брюк. На губах появляется улыбка. Шиён отнимает стакан лимонада, касаясь ладони Минджи как можно дольше. Её привычный холод охлаждает от душной погоды и греет уютом. Сердцу не хватало такой близости — тихой, почти интимной. Они были вместе в Корее, дважды жили в Японии, но это не ощущалось… так. Шиён смотрит на Минджи, что светится счастьем, и не может не чувствовать себя так же. — У тебя вредность, — Минджи щурит глаза и щёлкает пальцем по носу Шиён. Нет смысла спорить. Шиён отворачивается, наконец-то отпивая лимонад, который ждала больше часа. Взгляд падает на тихие волны на берегу, яркое солнце над горизонтом и редких птиц. Вокруг почти нет людей — скоро зима, пляж далёк от цивилизации, солнце близится к зениту. Шиён чувствует свободу и наконец-то способна отдохнуть. Теперь ей интересно наблюдать за природой, прислушиваться к окружению и чувствам внутри, всматриваться в детали и интересоваться миром вокруг. Только всё это бывает сложно, когда рядом Минджи, которая удивительно хорошо перетягивает на себя всё внимание. Раньше Шиён даже не думала о том, что так часто смотрит на неё, пока это не стало мешать в повседневной жизни. Их детство было не таким или всё давно пропало из памяти. Шиён приятно думать, что она была независима, а не как сейчас, когда её настроение поднимается до небес от одних только воспоминаний о Минджи. — Не собираешься плавать? Шиён дёргается от голоса над ухом, сжимая стакан крепче. Когда она в последний раз плавала, если не с Минджи? И плавала ли она когда-нибудь после случая в реке? В памяти давно нет чёткой картины. — Мне кажется, что я больше не умею… — тихо признается Шиён, поворачиваясь к Минджи. — Ты забыла то, откуда ты родом? — с довольной улыбкой спрашивает Минджи, уворачиваясь от слабого удара в свою сторону. — Я уже учила тебя. Могу и сейчас. — Лучше потрать это время на плаванье. Эти слова искренни — Шиён знает то, насколько Минджи любит плавать. Ей хочется, чтобы они обе насладились отдыхом. Для них море всегда было чем-то разным — Шиён наслаждается с берега течением воды и свежестью, пока Минджи уходит на глубину, гоняясь за рыбами. Только с Минхо они меняли свои планы и просто играли втроём в воде до тех пор, пока не загонят на берег. — С тобой плавать будет интереснее, — Минджи подмигивает и забирает у Шиён стакан, пока та растерянна. Подмигивает? Минджи? Ей? Шиён сбита с толку. Зачем ей… В следующую секунду она уже сбита с толку из-за своей реакции, потому что они с Минджи всю жизнь и делали вещи серьёзнее, чем детское подмигивание. Минджи всегда была игривой. Шиён всегда скрывала смущение. Но сейчас она позорно краснеет и теряет слова, готовая на всё, что захочет с ней сделать Минджи. — Ты чего? Та самая Минджи, серьёзная и с очками для плавания в руках, оказывается перед ней, ничего не понимая. Шиён тоже ничего не понимает. — Только не говори, что смуща… — Я не смущаюсь! — резко отвечает Шиён, путая пальцы в своих волосах, потому что появляется резкая нужда куда-то их деть. — Учи, если хотела. Каждое слово путает Минджи ещё больше, но она не спорит. Кажется, она привыкла к тому, что Шиён успела стать ещё страннее, чем уже была. Поэтому она без слов идёт в воду, зовя за собой ладонью. И здесь начинается хаос. В море сложно утонуть. Шиён всегда найдёт способ, но сейчас у неё действительно получается держаться на воде без проблем. Больше всего её пытается потопить не собственное тело, а волны, которые становятся всё больше и больше. Шиён отчаянно с ними борется, уставая, паникуя и уставая ещё больше. Минджи постоянно ловит её, тянет на себя и показывает движения раз за разом, никогда не ругая. Иногда она кричит и возмущается, но это давно стало чем-то нормальным в их компании. По крайней мере, у неё всё ещё нет желания отпустить Шиён в открытый океан на съедение акулам. Или есть, но не настолько сильное, чтобы можно было его заметить. Шиён пытается следовать её указаниям, но каждый раз, когда вода попадает в рот или нос, равновесие само теряет себя. В памяти есть все эти движения, только тело давно отвыкло от чего-то активного. Шиён сильнее Минджи на суше и на многое способна, но в воде может только отчаянно пытаться не утонуть. Минджи на это реагирует только строгим взглядом и сильными руками, что постоянно тянут на себя и помогают согнуться в нужную позу. Впервые за всю жизнь становится стыдно. От чего? Внезапно в память приходит то, как прошли все годы разлуки и ещё несколько месяцев после. Шиён забыла про касания Минджи. Она забыла то, как выглядит её тело, забыла про их общие хобби и привычки. И даже если Минджи сейчас в закрытом купальнике, чтобы не сгореть в первый же день, Шиён всё равно смущается. Ей неловко от внезапных касаний за талию, сложно опираться на чужие плечи, не хочется скользить взглядом по частям тела, которые не для чужих людей. Шиён чувствует себя незнакомкой, что внезапно ворвалась в личное пространство Минджи, из-за чего сложно думать о чем-то ещё. И это наверняка заметно по её движениям и поведению. — Шин-и, — выдыхает Минджи, крепче сжимая пальцы на запястье Шиён. — Хватит стоять столбом. Расслабься. — П-просто… Минджи смотрит в глаза, лишая речи. Её взгляд серьёзный, без намёка на смех, от чего ещё страшнее. Шиён поджимает губы, качая головой. Ничего не просто. — Расслабься, — на этот раз менее серьёзно и тише. — Если это тяжело, то можем остаться на берегу. — Я хочу вернуться в море, — Шиён глупо усмехается, кривясь на себя же. — Но я уже столько наглоталась, что точно слягу сегодня. — Так закрой рот. Минджи говорит это из добрых побуждений, но с её серьёзной интонацией слова звучат иначе. Шиён смеётся, опуская голову к воде. Может, ей не хватало этой лёгкости. Или просто нужно забыть о том, что они когда-то были в разлуке. Она вернулась больше года назад, но почему-то это всё ещё ощущается как дни. Может, стоит просто попробовать вести себя так, как раньше? — Если ты всё ещё умеешь, то можешь прокатить меня на спине. Шиён чувствует себя маленькой, когда просит это. Той самой девочкой, что едва говорит на корейском, боится людей и не умеет плавать, пока её яркая подруга бесстрашно говорит с незнакомцами и рассекает морские волны. На губах Минджи появляется солнечная улыбка. — Я уже думала, что ты не попросишь, — довольно говорит она, поворачиваясь спиной к Шиён. — Только не знаю, умею ли я. Если не умеет, то будет повод научиться плавать. Странно, как Минджи, что такого же роста и веса, как и Шиён, была способна держать её на своей спине, пока плывёт. Но Шиён никогда не задавала вопросов и наслаждалась поездкой до тех пор, пока не слышала под собой возмущения. Сейчас она не настолько смелая, гораздо боязливее хватается за плечи и жмурится от того, как Минджи толкается ото дна. В первые секунды ей всё равно на чужой голос и резкие покачивания волн. В голове крутится мысль о том, что они не смогут утонуть, пока находятся по грудь в воде. Только когда она открывает глаза, дно точно глубже. Минджи действительно плывёт. Она уверенно держится на воде, не тонет в волнах и умудряется что-то говорить. Шиён хватается за неё сильнее, стараясь не прижиматься телом слишком близко, чтобы не делать тяжелее. Берег становится дальше, их путь меняется плавными поворотами, чтобы не уходить на страшную глубину, а ветер больше не кажется врагом. Шиён смотрит на волны, медленно осознавая то, как именно Минджи не врезается в них головой, а умело держится сверху. Думать сейчас совсем не хочется, но оставлять Минджи наедине с водой до конца их отпуска тоже кажется несправедливым. Не для этого Шиён пропускает неделю учёбы и поездку в Корею. — Теперь не так страшно? — спрашивает Минджи, звуча уставшей. Для неё это наверняка тяжело. — Не-а, — тихо отвечает Шиён, вглядываясь в воду. В конце концов, она же научилась просто держаться на воде, да? Вряд ли она утонет, если просто ляжет. — Ты можешь отдохнуть. — Как именно? Волны глубже в море кажутся тише, чем у берега. Шиён следит за их ходом, пытаясь оценить. Выглядит действительно не так страшно. Может, у неё получится. — Можешь отпустить меня на время. Я могу держаться над водой, — слова выходят предательски тихими и неуверенными. — Если ты будешь тонуть, то вряд ли я спасу, — серьёзно отвечает Минджи, медленно останавливаясь. — Я правда смогу. Несколько секунд слышно только воду и чаек. Шиён смотрит на небо, замечая в нём пару птиц. Наверное их стаканы давно опрокинуты, а вещи были полностью досмотрены пернатыми охранниками пляжа. — Тогда отпускай. Шиён кивает, будто её могут увидеть, но держится ещё несколько секунд. Ей нужна пара глубоких вдохов, чтобы собраться с силами. Ещё парочка нужна для того, чтобы кислорода наверняка хватило, если она пойдёт на дно. Кто знает, чем встретит глубина. Эти мысли остаются в воздухе. Шиён отпускает плечи Минджи, ощущая, как она сразу же отплывает. Эти несколько секунд, пока руки пытаются найти баланс, кажутся самыми страшными. Шиён жмурит глаза и пытается понять, что происходит вокруг неё, но получается с трудом. Она может только уговорить себя не паниковать. Вид Минджи перед собой, серьёзной и внимательной, делает легче. Шиён щурится от соли в глазах, улавливая всё частями. Дна нет даже близко и это пугает. Но находиться неизвестно где без возможности видеть пугает еще больше. Рука со страхом тянется к лицу. Получается нырнуть всего трижды до тех пор, пока не выйдет протереть глаза от воды. На этот момент Минджи уже улыбается. — У тебя хорошо получается, — говорит она, щуря глаза. — Не хочешь попробовать сплавать? — И утонуть? — с трудом спрашивает Шиён. Если не задумываться, то вода держит её без проблем — она просто слишком сильно нервничает. — Разочек я смогу тебя спасти. Минджи такая же игривая, какой была на берегу. Шиён уже сейчас понимает то, как ей нужна была это поездка. Им обеим было это нужно. Шиён сомневается в этом только в те секунды, когда понимает, что Минджи отплыла дальше метра на три и не планирует оказываться ближе. — Давай попробуем? И как можно сказать нет, когда улыбка светит ярче солнца и дано слабое обещание спасти? Шиён не собирается с силами, потому что их нет, а просто падает по подбородок в воду, бросаясь вперёд. Неряшливо, забыв про любые техники, просто пытаясь оказаться ближе. Руки путаются, но исправно бьют по воде, держа на верху, брызгая капли в глаза и закрывая Минджи, что будто совсем не становится ближе. Шиён помогает себе ногами, чувствуя, как действительно плывёт. Долго думать об этом не получается. Минджи действительно не становится ближе. На её губах довольная улыбка, руки подозрительно широко водят по воде, пока волны каждый раз обнимают иначе. Шиён точно уверена, что от неё уплывают, только не в состоянии это сказать, потому что голова забита мыслями о том, как не утонуть. От этих мыслей только хуже. Шиён путается, глотает воды и моментально устаёт, переставая так пристально наблюдать за расстоянием до Минджи. Она уже совершила подвиг и сейчас главное не потопить их обеих из-за того, как волны раз за разом попадают в нос. Шиён жмурится, пытаясь успокоиться и забыть про всё. Она напоминает себе по кругу о том, чтобы успокоиться, и это наконец-то работает. Больше вокруг неё нет беспорядочных брызг, которые мешали бы смотреть. Рука инстинктивно тянется к Минджи, пока тело держится на воде, на удивление не поддаваясь волнам. И Минджи уверенно хватает за запястье, притянув к себе ближе. С какой-то странной болью на коже, непривычной для мягкой воды и осторожного касания, но у Шиён нет времени думать. Она хватается за плечи, отворачивая лицо от опасной близости между ними, и окончательно расслабляется. Минджи держит их над водой, оставаясь на месте. — Ты молодец, — тихо говорит она на ухо. — Наверное даже не отравишься. — В этом уже не увер… — Шиён поворачивает голову, чтобы заглянуть в глаза, но замечает что-то гораздо хуже. Та странная боль. Шиён точно уверена, что браслет с кулоном был на её левой руке в момент, когда они зашли в воду. Минджи жаловалась на остроту застежки, а Шиён боялась, что бумажка внутри окончательно размокнет, но всё равно не стала снимать. И сейчас на месте острой застежки только красный след. Больше ничего, что подтверждало бы о то, что Шиён не сошла с ума. — Что такое? — взволнованно спрашивает Минджи, заглядывая в глаза. — Джи… — голос проседает. Шиён чувствует… боль? — Скажи, пожалуйста, что браслет у тебя в руках. — Шин-и… — Ты… ты его не почувствовала? Минджи оглядывается вокруг и щупает запястья Шиён. На её лице искреннее волнение. Этого достаточно понять, что уже поздно. Они настолько далеко от дна, что нет смысла даже пытаться. — Я попробую его найти… — Джи, не с такими волнами. — Ты же знаешь, что… Шиён хмурит брови, останавливая слова Минджи. У неё нет сил даже держаться за плечи. Внезапно хочется просто лечь на берег и закрыть глаза. Минджи, кажется, понимает это без слов. Она помогает поменяться им местами и повторяет тихие слова комфорта — что-то, чего Шиён никогда не ожидала. Они лучшие подруги, но Бора всегда была барьером между ними. Чтобы сейчас Минджи волновалась за символ их дружбы так, словно это что-то важное? За эти годы действительно что-то изменилось. Шиён всё ещё помнит тихие обиды, когда она забывала надевать кольцо, но никогда не снимала браслет. — Ты хочешь?.. — спрашивает Минджи, когда они уже могут идти в воде. — Хочу просто полежать, — тихо отвечает Шиён. Она не замечает, как Минджи берет её за руку и переплетает их пальцы. — Не только из-за этого, просто устала от наших… уроков. Минджи не требует объяснений. Она давно поняла то, насколько слабой стала Шиён. Её не нужно просить о тишине или паузах — всё происходит само собой. — Тогда я?.. Шиён улыбается от того, насколько неловкой становится Минджи. — Ты всё ещё не поплавала, а скоро пора есть. Или как хочешь. — Тогда я всё-таки попробую его найти. Шиён закатывает глаза и толкает Минджи в плечо, только сейчас отпуская её руку. Они уже у своих вещей, где даже стаканы остались на месте. Будто чайки знали, что на них не будет сил. Шиён садится на полотенце рядом, потянувшись за лимонадом. Рядом она замечает открытый карман, который они забыли накрыть. — Ты не утонешь, если я не буду слышать? Смотря на Минджи в плавательных очках и с серьёзным настроем, Шиён считает свой вопрос глупым. На губах невольно появляется улыбка. — Слушай свою музыку, я справлюсь, — даже сейчас понимает Минджи. Взгляд задерживается на ней всего на секунды, провожая в воду. Шиён с тяжёлым вздохом тянется в карман, доставая оттуда давно забытый плеер и наушники. Кажется, что она не пользовалась им несколько лет. Или пользуется настолько редко, что это сразу исчезает из памяти. Даже кассеты внутри настолько старые, что перестали подходить её вкусам. Но это Минджи предложила взять его с собой и подарила пять новых кассет, которые «запылились у Минхо в квартире». Шиён не стала говорить про то, что на них стоит дата за март и кто-то явно купил их за неделю до поездки. И музыка на них совершенно случайно совсем такая, какую они обсуждали с Минджи последние полгода. Сплошные совпадения. Мозг не помнит, но пальцы спокойно повторяют действие за действием, вставляя кассету и нажимая разные кнопки. Шиён медленно надевает наушники, замирая на несколько мгновений. Волнительно так, будто это её день рождения и послезавтра нужно идти в школу. Но музыка, с непривычки громкая, ассоциируется только с настоящим. Глаза сами по себе закрываются, изолируя от мира вокруг. Шиён скучала по этому. Ужасно скучала по игре на фортепиано, по своему плееру, по пению, по музыке в целом. Только сейчас, маленькими шагами, она медленно возвращается к тому, что потеряла годы назад, задолго до смерти Юхён. И начинает казаться, будто она действительно сможет вернуться. Пальцы взволнованно бегают по запястью, больше не чувствуя маленького следа, внушая совсем другие чувства. Первый день, когда Шиён решила вернуть браслет. Её признание своих чувств и ситуации в целом. Смирение с тем, что всё прошло. Окончательное подтверждение тому, что ничто не помешает их с Борой дружбе. И всё для того, чтобы так глупо потерять бумажку десятилетней давности на дне? Шиён вспоминает, как проснулось в то утро, с Борой в руках, больше не чувствуя боли. Будто всё изменилось за одну ночь. Бора была обижена, даже спустя несколько телефонных разговоров, но внутри стало легче. Шиён до сих пор помнит разочарованный взгляд Минджи и Сана, что мельтешил рядом. Она до сих пор не знает, кто в курсе, но Минджи узнала в то же утро. Может, Шиён вновь получила по лицу, но она сказала правду. Всё равно никто, кроме Минджи, не задавал вопросов и не бросал косые взгляды. Думал ли вообще кто-нибудь, что Шиён и Бора могут остаться вместе? Наверное только Юхён. Что она сказала бы сейчас? Было бы ей грустно от того, что Шиён потеряла такую важную вещь? Будет ли Боре грустно? Шиён не знает ответов, но чувствует сильную боль в груди. Будто вырвали часть неё и бросили в море. Или отняли от неё часть Боры, когда и так почти ничего не осталось. Появилось желание позвонить прямо сейчас, но вряд ли они смогут поговорить, пока находятся в Австралии. Шиён чувствует что-то неладное внутри, но не может найти этому объяснения. Ей не нравится полное отсутствие связи, хотя раньше это мало беспокоило. И кажется, что дело не в браслете. Будто случилось что-то ещё. Песня в наушниках сменяется на спокойную, пытаясь избавить от нервов. Шиён открывает глаза, смотря на своё запястье. Похоже, ещё долго придётся привыкать к тому, что там будет пусто. Но Шиён не впервой. Она переводит взгляд на море, всматриваясь в воду. Упавшее за последние годы зрение сильно мешает, но Минджи совсем недалеко от берега и явно без конца ныряет под воду. Им ещё придётся это обговорить, но где-то внутри Шиён тронута таким вниманием. И раздражена настырством. Похоже, это будут весёлые две недели. Если не считать все неясные чувства, что засели в груди.