amitié amoureuse

Только сейчас стало ясно то, насколько тяжело было Юхён. Больницы, поликлиники, врачи, белый свет, запах лекарств, бледные стены — тошнит от всего. Бора считала в голове дни, притворялась, что у неё ничего не болит, и молилась, чтобы можно было как можно раньше сбежать из холодной больничной койки в тёплую кровать. Всё для того, чтобы продолжить лежать в холодной постели, но уже дома. Мысли без конца возвращаются к Сану. Бора не видела его с момента, как их забрали в разные больницы. Дон ходит к нему раз в несколько дней и делится новостями, Минхо рассказал обо всём, что успело произойти у Сана за время лечения, но этого недостаточно. Будто всего будет мало, чтобы избавить от постоянного чувства вины и желания как угодно исправить свои ошибки. Что, если из-за её глупости Сан больше никогда не сможет вернуться к танцам или к другим своим хобби? Что делать тогда? Бора хмурится, вслушиваясь в звуки дождя за окном, надеясь так себя отвлечь. Физическая боль кажется ничем по сравнению с моральной болью, которую причиняют ей все размышления о том, что уже произошло и ещё успеет произойти. Как она сможет нагнать всё упущенное по учёбе, если исчезла в середине семестра? Как долго на работе будут терпеть её больничные? Как долго друзья будут её терпеть? Раздражения становится ещё больше, когда слышно звук открытия дверного замка. Бора одна дома и это убивает. Её раздражает тишина квартиры, бесят редкие гости и становится сложнее выносить Дон, что возится с ней, как с ребёнком. Хочется спокойной тишины, а не угнетающего одиночества. Хочется тёплых разговоров, а не постоянного балагана. Бора не успевает открыть глаза, как чувствует возле себя тяжёлый вес. Ледяные ладони аккуратно берутся за всё, что могут достать. Так отчаянно и осторожно, что становится тяжело дышать. Хватает одного всхлипа, чтобы узнать в этих деталях Минджи. Нет сил спросить откуда у неё ключи и как давно она в городе — Бора слишком растерянна от резкой смены обстановки. Когда она в последний раз видела слезы Минджи? Глупый вопрос, потому что Минджи — плакса. Но когда то были грустные слезы, а не плач от злобы или обиды? Бора не может вспомнить ни одного раза, кроме дня, когда умерла Юхён. Никогда больше она не видела Минджи грустной и сломленной до горячих слез. Только почему?.. — Ты меня так напугала, — тихо шепчет Минджи дрожащим голосом. К горлу подступает тошнота. Бора способна вызвать у Минджи подобные эмоции? Не её лучшая подружка, не семья или работа, а простая, никому не нужная Бора? С каких пор это стало их реальностью? В какой момент они стали действительно близки и забыли притворяться, что раздражают друг друга? — Минджи, ты с ума сошла? — слабо спрашивает Бора, надеясь вернуться в настоящее. Может, ей всё-таки показалось? Минджи поднимает голову, показывая настоящие слезы, что ручьем льются из покрасневших глаз. Её ладони медленно касаются предплечий Боры и лица — везде, где нет синяков. Тело уже пришло в себя и все раны практически зажили, но слабые следы дают о себе знать. Бора слишком хрупкая для травм. — Как ты… — Минджи говорит слишком спешно и запинается, глотая воздух. — Как ты себя чувствуешь? Всё болит? Что-нибудь нужно? — Минджи, успокойся. Мне выходить на учёбу в понедельник. Выходить на учёбу, но сил на работу не будет хватать ещё несколько недель. Бора не знает, как справится с этим, но сейчас это не проблема. Сейчас она всячески отказывается признавать, что не способна выйти даже в магазин. Как она вообще должна жить, если стала такой тряпкой? — Какая к черту учёба, когда ты в таком состоянии? Ты видела себя? — Нет необходимости напоминать, — раздражается Бора, пытаясь удобнее сесть. Острую боль не получается скрыть за спокойным выражением лица — тело всё ещё бьёт так, будто синяки появились только вчера. Организм всегда плохо боролся с травмами. — Всё нормально, правда. — Бора… — Минджи хмурится, выпрямляя спину. Её ладонь спускается к локтю, не переставая держать. От её касания почему-то… тепло? — Учёба может подождать. Это не проблема. Тем более, что тебе нельзя просто так разгуливать по городу. Вдруг они появятся опять… — И что тогда? Пропустить ещё год? Бояться всех подряд? Думаешь, что он просто так забудет долг? Или что через год я встану на ноги и смогу отплатить тебе за всё? — Бора хмурится, сжимая кулаки. — Чем дольше я жду, тем меньше у меня возможностей. Я старая для танцев, знаешь? Говорить это вслух становится тяжело. Бора никогда никому не признавалась в том, насколько боится оказаться бесполезной. В её двадцать один с половиной она слишком отстала от всего. Если кто-то хочет связать свою жизнь с танцами, то к этому моменту он уже тренер, хореограф или выступает в больших коллективах. Бора же добилась работы в студии танцев для детей и учится на неизвестно кого. Она даже не знает своей конечной цели. Да, уроки с Саном были. Это всё ещё вариант, пускай и шаткий — в Корее никому не нужны тату, пока дело не касается криминальных или неблагополучных слоёв общества. Они будут платить, пускай и немного, их будет немало, но разве это можно назвать настоящей работой? Бора не дочь богатого спортсмена, чтобы у неё была возможность позволить себе работу как хобби. Ей нужен способ жить в достатке, чтобы наконец-то слезть с чужой шеи. Получится ли это, если она будет страдать в скрипучей двуспальной кровати, в которой Дон боится сейчас спать из-за риска зацепить свежие раны? Однозначно нет. — Ты ничего мне не должна, — слишком уверенно говорит Минджи. — Учёба, карьера… Всё будет. А с Гонилем теперь разбирается Сан. Он тебя больше не тронет. И вновь кто-то решает Борины проблемы, обещая ничего не взять взамен. Как Гониль когда-то давал таблетки просто так. — Что значит «разбирается Сан»? Он в больнице, Минджи… — Его семья не даст Гонилю жить, будь в этом уверена, — перед тем, как Бора успеет возмутиться, Минджи её останавливает: — Это его проблемы. Ты тут ни при чем. — Минджи, это из-за меня Сана пырнули! Минджи тяжело вздыхает, вытирая слезы. Все эти игры с кланами и долгами выводят из себя. Бора даже не знала, что Минджи приехала домой, как та уже всё знает и распланировала. Сообщили ли ей ещё в Австралии или она молча наблюдала в Корее, не говоря о том, что вернулась? Боре не нравится любой из вариантов, потому что в них нет возможности того, что Шиён в Сеуле. Выглядит так, будто пройдёт ещё год без её компании, что выводит из себя. Сейчас, как никогда раньше, Бора хочет оказаться в её объятиях и позволить себе разрыдаться. — Это случайность. Всё хорошо, — слова Минджи искренни, что только раздражает. — Главное, что вы живы. — Ничего не хорошо, — Бора садится прямее, жмурясь от резкой боли. Чувство вины внутри растёт только больше. Она недостойна доброты Минджи и прощения. Почему все вокруг так добры? Как они не замечают того, что Бора заслужила всё, что с ней происходит? — Из-за меня вы опять попали в проблемы. Ты опять тратишься, Сан вынужден лезть в бандитские разборки, Дон работает больше обычного. Из-за меня. Лицо Минджи добрее прежнего. Она нежна и аккуратна, будто Бора хрупкий хрусталь. Её слова осторожные и правильные, словно она боится сделать больно. После всех лет рядом, после каждой плохой вещи, что сделала Бора, Минджи не бросает, а только становится ближе. И сейчас эта близость напрягает сильнее всего, потому что впервые в жизни Бора слышит не ругань, а чистую заботу. — Бора, в этом смысл семьи. Мы заботимся о тебе. Семья. Кто именно её семья? Дон, с которой Бора живёт уже два года бок о бок и спит на одной кровати больше года? Минджи, которая никогда не позволяла себе быть мягкой с Борой, пускай она полна нежности с другими? Шиён, которая исчезла на несколько лет и вернулась, чтобы разбить сердце? Есть ли у Боры вообще семья и нужна ли она ей? Бора чувствует, как по щекам стекают слезы. У неё была семья. Настоящий отец, трезвая мать, бабушка, Юхён. Все они остались в прошлом и бросили Бору. Всё это бред. — Нахуя? Я просила? — Голос срывается на слабый крик. Позже покажется, что гнев был зря. Но сейчас Бора злится, потому что она никогда не просила быть её семьёй. Ей надоело привязываться к людям и терять их. — Минджи, зачем вам такая семья? От меня одни проблемы. Я вечно всё рушу, я… Минджи прижимает к себе так сильно, что становится больно. Её ладони пытаются быть нежными, но всё равно цепляют бледные синяки и ссадины. Бора хмурится от боли, всхлипывает громче, забывает дышать от плача. Ей хочется продолжить, выпустить всё наружу и открыть Минджи глаза, но не выходит даже слова. — Хэй, хэй. Тише, — Минджи почти шепчет, поглаживая ладонью по волосам. Всегда ли она была настолько нежной? — Бора, всё хорошо. Мы справимся, хорошо? Ты справишься. От уверенного «мы» тошнит. Минджи со всем справится, она сильная. Ей не к чему таскаться с бесполезной Борой, что делает всё хуже. Если бы не глупость Боры, то Юхён была бы жива. Шиён не уехала бы в Японию. Юбин не лишилась бы подруги и не сбежала бы из Чонджу. Минджи не лишилась бы улыбки на месяцы, не начала бы курить, не страдала бы годы до этого. Большая часть её проблем была из-за того, что Бора появилась в жизни Шиён. Почему она всё ещё пытается быть подругой, если только страдает от этого? Зачем ей это? — Я… я не хочу напрягать тебя ещё больше, — Бора задыхается от тяжести в груди. — Я никогда н-не смогу расплатиться за все долги перед тобой. Это нечестно… Переезд в Сеул, музыкальный колледж, работа, постоянные врачи и борьба с зависимостью. Чем на всё это ответила Бора? У них был глупый договор, что Бора бросит наркотики за то, что Минджи оплачивает её колледж. Они шутили о том, что Бора будет работать у Минджи позже, чтобы расплатиться за всю помощь. Но это никогда не было чем-то серьёзным. Минджи просто делала для Боры всё, отговариваясь и закрывая глаза на все возмущения. Да, стоимость не самого лучшего колледжа на окраине Сеула и услуги врачей могут быть незаметными для бюджета дочери крупного корейского бизнесмена, но Бора всё ещё не заслужила ничего из этого. Она даже не пыталась быть доброй в ответ, но всё равно получает всё, что ей нужно. Даже сейчас она лежала в одиночной палате, когда Минджи была через океан от Кореи и не знала ни о чём. Чем Бора это заслужила? Как она в действительности сможет отплатить в ответ? Минджи точно не Гониль, который запомнил каждый «подаренный» грамм и пришёл забрать своё. Зачем ей тогда помогать? — Мне ничего не надо, окей? Представь, что это не ради тебя. Я… — Минджи замолкает на несколько секунд, тяжело вздыхая. — Это ради Шиён, хорошо? Ты просто оказалась рядом. Даже зная то, как сильно Минджи влюблена в Шиён, Бора ей не верит. Можно было просто помочь с переездом в Сеул и устройством на работу, особенно зная то, как сильно Минджи была зла на Шиён. Всё остальное точно было сделано ради собственных целей или из-за излишней доброты. Но разве Минджи способна действительно использовать кого-то? Сейчас, когда Бора узнала её лучше, это кажется бредом. Минджи действительно не способна обидеть даже муху. — Миллионы вон на мой колледж тоже ради Шиён? — Мы начали дружить ради неё. Так что да? — Минджи даже не пытается звучать серьёзно. — Всё ради друзей. — Знаешь, находиться в пожизненном долгу звучит лучше, чем быть средством сближения с Шиён, — Бора пытается пошутить, отодвигаясь от Минджи. Она не поднимает взгляд и не садится обратно, внезапно смущаясь своих слабых всхлипов и мокрого пятна от слез на рубашке Минджи. — Как хочешь. Но я не попрошу с тебя ничего, — Минджи касается подбородка, заставляя посмотреть на неё. — Ты уже бросила, я плачу за колледж. Такой была сделка. — А как же обещание работать на тебя до тех пор, пока не окуплю все траты? Все знают, что это бред. Боре придётся работать десятилетия, чтобы покрыть долги. — Если тебе так спокойнее. Открою ради тебя гребанную пекарню и заставлю работать с одним выходным в неделю. Минджи говорит это с таким пренебрежением, будто это всё мелочи. Может, это правда мелочи. В конце концов, знает ли её Бора настолько, чтобы могла понять её действительные мотивы и желания? Вдруг та отчаянная мечта сбежать с работы и открыть свою пекарню была просто шуткой. О чем вообще думает Минджи? Кто для неё Бора? В какой-то момент они начали разговаривать, выгуливать Пай, просто гулять вместе, говорить по телефону. Минджи была рядом, когда бабушка Боры умерла, убедила поступить и помогла им с Дон обустроиться в Сеуле. И после… Они просто проводили время вместе, ходили друг к другу в гости, гуляли по городу. Бора добровольно покупала печенье и заходила на чай, Минджи спонтанно приходила к ней в студию, они обе забирали Дон после колледжа, чтобы сходить выпить кофе. Бора добровольно пробегала кварталы под дождём, чтобы оказаться рядом с Минджи, и слушала её плач часами. Минджи сжигала сигареты и следила за каждым движением, пытаясь спасти от наркотиков. Они постоянно были рядом, будто так и должно быть. Можно ли делать это неискренне? — Разве тебе не должно быть всё равно на меня? — настырно спрашивает Бора, шмыгая носом. Идея о безразличной и холодной Минджи осталась где-то в их подростковом возрасте, когда между ними были чувства к Шиён. — Я бы… — Минджи тяжело вздыхает, отодвигаясь дальше. Её взгляд обращен вниз, внезапно избегая Бору, — не выдержала, если бы с тобой что-то случилось. Можешь думать, что это из-за Юхён или Шиён, но ты действительно мне дорога, — маленькая пауза, которая требуется, чтобы собраться с чувствами, кажется слишком тяжёлой. Бора смотрит Минджи в глаза, замечая её такой… искренней на каком-то совершенно новом уровне. — Бора, ты часть моей семьи. Если тебе это не нравится, то хорошо. Но я не изменю своё мнение. Знаешь, из-за тебя я даже… вернулась в студию. — Чего?.. В памяти до сих пор ясен тот день, когда Минджи пришла к Боре на работу, потому что не хотела оставаться дома одна. Она молча наблюдала за коротким занятием современных танцев с младшей группой и невольно смущала детей своей улыбкой. Тогда её присутствие напрягало и мешало сосредоточиться. Но в свободные два часа между занятиями у Боры была хореография, которую надо было отработать, а Минджи не переставала смотреть так, будто увидела первый звездопад в жизни. Одного замечания было достаточно, чтобы понять то, как сильно Минджи скучала по танцам. Спора на двадцать минут хватило, чтобы заставить её встать и попробовать что-то новое. Для девушки, что в последний раз танцевала в семнадцать лет и растеряла всю форму, Минджи оказалась способной ученицей. Они провели весь остаток времени за тем, что пытались выучить простой танец, который Бора ставила в годы, когда была с Джинсоком. Это было простым дурачеством и попыткой убить время. — В студию Сана. Не так часто, но… хоть как-то. Бора не раз была там. Сан посещает уютную студию на окраине, где занимаются невероятно талантливые люди, но проводит там слишком мало времени, чтобы можно было участвовать в каких-либо соревнованиях или считать себя серьёзным танцором. Для него это больше хобби из прошлого и способ расслабиться, как и для Минхо, что бывает там по ночам, когда никого нет. Кажется, что весь их круг общения ходит туда раз в пару недель, чтобы вспомнить молодость. Не удивительно, что Минджи оказалась там, пускай и спустя годы. Только вот… — А я тут при чем? — После той тренировки с тобой я загорелась танцами. Странно звучит, знаю. Но спасибо. — Бред, — вырывается раньше всего. Минджи только усмехается в ответ. Некоторые родители благодарили Бору за то, что их детям есть куда девать энергию. Кто-то нашёл интересное хобби, для кого-то это замена скучной физкультуры, кому-то нужны были друзья. Бора видела разных учеников, но никогда не замечала, что способна вдохновить кого-то — вряд ли маленький ребёнок загорится мечтой после унылых сорока минут разбора одних и тех же основных движений. Минджи не лучше ребёнка, да, но для неё это должно быть мелочью. Никто не загорается желанием вернуться к давно забытому делу из-за маленького эксперимента. Но думать о том, что Бора действительно могла помочь? Это даже приятно. Она видела не так много и слышала только обрывки историй, но этого достаточно, чтобы заметить, что Минджи стала бы отличной танцовщицей. Или, если быть честной с собой, Минджи стала бы успешной в любом деле, если бы не её семья. Она невероятно вкусно готовит, волшебно поёт, действительно умеет играть на гитаре, чувственно танцует и достаточно умна. Бора не верит в то, что думает обо всём этом, но хотя бы самой себе можно не врать — Минджи талантлива. И Бора знает каждый из её талантов, потому что видела всё своими глазами. Она была с Минджи так часто, что становится тошно. Не чаще, чем с Дон, но явно заметнее. Бора знает Минджи лучше, чем кого-либо ещё, и это пугает. Минджи знает Бору так же хорошо, от чего становится только хуже. — Ты… — Бора хмурится, обдумывая свои следующие слова. Да, она признаётся себе в этих чувствах, но стоит ли говорить о них самой Минджи? Только если в благодарность за всё, что та сделала. — Ты для меня ближе всех в Корее, не считая Дон. Не знаю как, но это правда ты. Спасибо. Короткое «спасибо» даётся тяжелее, чем всё признание. Иногда сложно быть… лёгкой для других людей. — Спасибо тебе, — отмахивается Минджи, безуспешно пытаясь скрыть смущение. — Пообещаешь, что больше не будешь лезть в проблемы? — Это невозможно, ты знаешь, — Бора кривится, позволяя себе наконец-то расслабиться. Больше нет нужды выпустить слезы или сбежать. Теперь она может задать вопросы, которые не давали покоя две недели. — А теперь, что именно с Саном и какой нахуй клан? Вы что, не просто золотые дети, но ещё и члены мафии? — Ты просто магнит для детей наследников самых опасных семей Кореи, — Минджи отшучивается, звуча при этом излишне серьёзно. — Только с Саном не выйдет играть в кошки-мышки. То, как Бора находит полезных опасных людей на протяжении всей жизни, становится настоящей проблемой. И то, что она продолжает влюбляться в этих людей, мешает ещё больше. — Он мне неинтересен, — вырывается бесполезная отговорка. — Как скажешь, — Минджи пропускает замечание, пожимая плечами. — Вернёмся к клану Чхве… // — Не смотри так, будто я часть Якудза. Шиён-а тоже родом из древнего почитаемого клана. Это не значит, что мы все из «злобной» мафии. Сан хмурит брови, складывая руки на груди. Сейчас, пока он ослаблен и в простой больничной одежде, Бора находит его милым. Только это не отвлекает от всех вопросов, что успели возникнуть. Минджи не так много рассказала. — И много участников «не мафии» обладают черным поясом по тхэквондо? — поднимает брови Бора. — И как часто «не мафия» способна напугать человека, который держал в страхе полицию целого города? — У Минхо тоже чёрный пояс. Да половина танцоров занимались когда-то тхэквондо, это обычная практика. — Ну? Сан не злится от постоянных вопросов, от чего уже легче. Бора позволяет себе быть наглой, потому что ей жизненно необходимо знать всё. Гониль ушёл невредимым и явно вернётся, а из планов по его устранению только простое Минджино «Сан разберётся». Как именно он может разобраться, если до апреля он был обычным избалованным сыном успешного тренера? — Чонджу Чхве. Мы не относимся к дворянским семьям, не являемся частью мафии, не были наёмниками. Моя семья и семья моего троюродного брата происходят от мастеров боевых искусств. В какой-то момент истории у них было много врагов. Поколение за поколением случались столкновения, слухи ползли, репутация закрепилась. То, что наши семьи продолжают традицию, а часть Чхве действительно были наёмниками, сделало только хуже. Или лучше — смотря как посмотреть. — Но с чего Гонилю тогда боятся вас? Сан пожимает плечами, поджимая губы. — Я не знаю. Просто повезло? Вероятно, что Бора выглядит слишком глупо, потому что Сан не может сдержать улыбки. Требуется не меньше минуты, чтобы осознать услышанное. В голову даже на секунду не приходила мысль, что они выжили по чистой случайности. Это слишком глупо. — Что значит «повезло»?.. — Это значит, что я не знаю, почему Гониль боится Чхве, — спокойно отвечает Сан. — Я подумал, что он твой знакомый, а, значит, он мог быть из Чонджу. Он мог напасть на тебя по многим причинам, но, вероятнее всего, из-за наркотиков или клановых разборок. С наркотиками мы никак не связаны, но почти весь Чонджу находится под присмотром Чхве. Любой уличный преступник знает, что ему лучше не соваться на нашу территорию. — Иди к черту. Слова вырываются сами собой. Сан улыбается, забавляясь реакцией Боры. Только Боре совсем не смешно, потому что, зная влиятельность Гониля, он запросто мог даже не отреагировать на угрозу и тогда не было бы Сана, Дон и её самой. Это настолько нелепое совпадение, что даже нет сил радоваться своей удаче. Бора не может перестать думать о том, что это всё из-за неё. — Всё хорошо, — внезапно говорит Сан. — Тебе ничего не угрожает. Он вряд ли сунется в Сеул, а в Чонджу с ним разберутся. — Разберутся? — Я говорил с Минхо и Чонхо, мы… — Даже не думайте в это лезть, — обрывает Бора. — Это не ваши проблемы. — Моя зашитая селезенка считает иначе, — голос Сана становится серьёзнее, чем был. У него вновь это противное выражение лица — поднятые брови и тяжёлый, самоуверенный взгляд. — Теперь это проблема моей семьи, Бора. И то, что Гониль напал на тебя, тоже моя проблема. — Как вы меня раздражаете. Бора поднимается со стула, тяжело вздыхая. Она кусает сухие губы, пытаясь сохранять спокойствие. С самого первого дня, как Шиён появилась в её жизни, её не могут оставить в покое. Всегда найдётся какую-нибудь богатый ребёнок, который решил, что имеет право лезть в её личную жизнь и пытаться что-то исправить. Почему-то все считают, что Бора маленькая и беззащитная девочка, которая не умеет за себя постоять. — Почему вы все считаете, что можете лезть в мою жизнь? — Бора раздражённо разводит руками, смотря на Сана. — Это какая-то фишка богатых — решать чужие проблемы? С чего вы вообще взяли, что мне нужна помощь? Я просила? Бора замирает, ожидая ответа, но слышит только тишину. Сан неотрывно смотрит ей в глаза, тяжело вздыхая. Он хмурится, медленно выпрямляя спину. Его руки тянутся, чтобы сбросить с себя одеяло и сесть. С трудом, но без видимой боли на лице, что выводит из себя ещё больше. Боре хочется кинуться вперёд, заставить его лечь обратно, но Сан её останавливает. Он встаёт, слегка пошатываясь, оказываясь слишком близко. Бора никогда не считала себя низкой. Ей просто не повезло попасть в компанию высоких людей, которые не переставали шутить про её рост. Но Сан выше даже Минхо, ниже только Джинсока, поэтому его присутствие настолько близко напрягает. Бора не боится, скорее… стесняется. Только это не мешает продолжать злиться. — Бора, — Сан тяжело вздыхает, смотря в глаза. Его взгляд прожигает насквозь. — Мы заботимся о тебе. — Я… Ладонь Сана ложится Боре на плечо, останавливая. — Говори что хочешь, но если из-за твоих проблем страдают твои близкие, то это проблемы всех, — тихо говорит Сан, нависая сверху. — Даже если ты против, то я не хочу, чтобы в какой-то вечер пришли и зарезали тебя или Минджи. — Что именно вы хотите сделать? — У Чонхо есть методы. Запугать или… В любом случае, Гониль больше тебя не тронет. — Сан, — Бора хмурит брови, забывая про приличия. — Ты ранен, какие к черту методы? Это точно не твоё дело. А если ты не сможешь танцевать больше? Или вообще станешь инвалидом. — Бора, — Сан делает акцент на имени, наклоняясь ниже. — Не надо меня жалеть. Я справлюсь. От того, как Сан становится всё ближе, кружит голову. Бора смущается и злится, слишком уставшая от постоянных споров. Кажется, будто никто не умеет слышать, разве что Юбин и Шиён, которые и без того едва говорят. Тоска по старым временам, когда всё было легче и понятнее, становится всё сильнее. Хотя, может, сама Бора стала такой же упрямой и противной? — Зачем тебе это вообще? — глупо спрашивает она, заранее зная ответы. — Ради чего? Просто потешить своё эго? — Потому что ты мне нравишься, Бора. Вот так просто. Без заминки, спокойно и честно. Слова, которые Бора и без того знала, но всё равно не ожидала услышать. Чтобы такой парень, как Сан, нашёл в себе смелость признаться? Будто что-то в нём кардинально изменилось после драки или в её момент, потому что весь сегодняшний разговор кажется слишком откровенным. И Бора не может остановить румянец, который ползёт к щекам от смущения. Она даже не может понять, почему так реагирует, но не пытается с этим бороться. Голова забита другими вещами и какие-то признания не могут отвлечь её от нарастающего раздражения. Может, она раздражается от этого только больше, потому что какой дурак рискнет своей жизнью ради неё, даже если дело в чувствах? И Шиён, которая бросилась тогда в драку в поле, не считается. — И что это меняет? — Это… — Сан хмурит брови, опуская руки. Бора сама пугается своей наглости. В памяти нет ни одного момента, когда Сан поступал с ней плохо. Почему она тогда продолжает делать ему больно? — Это мой мотив. Всё, — Сан разводит руками, возвращаясь к койке. — Если тебе нужны ещё причины, то их нет. Ты просто мне нравишься, поэтому я не хочу, чтобы тебе делали больно. На этот раз смущение полностью побеждает любое недовольство. Бора стоит посреди палаты, наблюдая за тем, как Сан медленно и с трудом ложится на койку, на этот раз не скрывая боль. В голове проносится сотня напоминаний о том, что это только Борина вина. Она виновата в том, что ей пришлось уйти с работы, виновата в том, что Шиён от переживаний была готова сорваться в Корею, виновата в том, что Сану закрыта дорога в спорт на ближайшие полгода. А всё из-за каких-то минут удовольствия. Сейчас, когда прошёл практически год, она понимает, что всё это было тупостью. Бесполезная привычка, которая появилась из-за отъезда Джинсока, на самом деле не помогала избавить от боли, а только отвлекала. Под конец дня, без наркотиков и сигарет, Бора оставалась такой же разбитой и потерянной. Она стала ничуть не лучше, но её близким так спокойнее. Будто стоило найти семью, чтобы понять, что нужно остановиться. Бора не замечает того, как ей плохо, пока не увидит в глазах напротив боль и разочарование. Ей легче от того, что Шиён не может найти способ приехать в Корею, потому что было бы слишком страшно посмотреть ей в глаза. Воспоминания о том, что с ней сделала Бора, слишком яркие и тяжёлые. Даже если Шиён продолжает говорить, что Бора ни при чем, Бора не перестаёт чувствовать вину. Минджи слишком часто ругала и посылала к черту, чтобы чувствовать себя нормально. Бора не перестаёт надеяться на то, что всё вернётся на свои места. Даже если Шиён потеряла их символ дружбы в мерзком океане и сама исчезла на годы. Хочется всё исправить и вернуть на свои места. Нужно просто перестать влипать в проблемы и делать людям больно. Но чем дольше она тут, тем больше это кажется чем-то нереальным. Взгляд падает на Сана, что лежит на больничной койке. Сердце сжимается от боли. Бора хочет думать, что не чувствует к нему абсолютно ничего, но не может отрицать, что успела к нему привязаться. Как тогда она может не переживать? — Я не хочу, чтобы ты пострадал ещё больше… Признание выходит тихим голосом, почти шёпотом. Бора боязливо смотрит в глаза, находя там нежность. Даже если Сан злится, то пытается этого не показывать. — Я знаю способности своего тела, не переживай. — Сан-и… — Бора, — Сан наклоняет голову набок, — не надо меня жалеть. Всё будет нормально. — Как я могу не жалеть, когда ты всё ещё в больнице? Бора поджимает губы, не переставая смотреть на Сана. В памяти проскакивают брызги крови, бледное лицо, холодный голос. Сирены «скорой» до сих пор звенят в ушах по ночам вместе с криками Дон о помощи. Боре кажется, что она никогда не забудет ужас того вечера, как и не смогла забыть случай на реке и ночь, когда её нашла Шиён. Ничего не исчезает из памяти, только становится немного незаметнее. — Я обещаю, что ничего не закончится кровью. Утверждение звучит сомнительно, когда речь идёт о разборках с местным криминальным авторитетом. Это наверняка написано у Боры на лице, потому что Сан тяжело вздыхает, пожимая плечами. — Хорошо, давай заключим пари, — тихо говорит он, опуская взгляд. — Я разбираюсь с Гонилем без драки и ранений, а ты идёшь со мной на свидание. Бора глупо моргает, не переставая смотреть на Сана, у которого на щеках яркий румянец. Это «пари» кажется глупой шуткой. — А где тут моя выгода? — спрашивает Бора, поднимая брови. — Я разбираюсь с Гонилем! — возмущается Сан, приподнимаясь в кровати. — То, что ты и так решил сделать? — Но я останусь невредим, как ты и хотела. Щеки Сана краснеют ещё сильнее, делая его вновь похожим на того неловкого парня, что надоедливо приставал на протяжении трех лет. Бора тяжело вздыхает, не зная, злиться ей или смеяться. Она понимает, что это условие сходить на свидание — вовсе не условие, а приглашение. Даже если она согласится на пари и Сан спугнет Гониля просто так, он всё равно не заставит её идти против своей воли. Но вопрос в том, так ли этого не хочет сама Бора? И приглашал её Сан хотя бы раз, чтобы у неё был повод действительно задуматься? Ответ у себя в голове напрягает, вызывая смешанные эмоции. — Если хочешь позвать меня на свидание, то можно просто спросить, — Бора звучит излишне серьёзно, складывая руки на груди. Сердце внутри бьётся с бешеной скоростью, а мозг продолжает кричать, что это ошибка. — А ты согласишься?.. — Сан краснеет только сильнее. — Узнаешь, когда выздоровеешь. Бора краснеет не меньше, скрывая смущение за серьёзным лицом. Впервые за всё время знакомства она понимает, что Сан не так уж ей противен. Если задуматься серьёзнее, то она не уверена, был ли он вообще ей противен когда-либо. Может, дело просто в надоедливых Минджи и Дон, что не умеют молчать? — Тогда наше пари в силе, — тихо отвечает Сан, поджимая губы. Бору всё ещё раздражает идея о том, что Сан и Минхо будут рисковать своей жизнью из-за её ошибок, но этот вопрос можно будет решить в будущем. Сейчас её главная проблема — внезапное отсутствие отвращения при мысли о том, что она может оказаться с Саном на свидании. Может, это действительно не такая плохая идея? // — Она укусила Бору! Шиён не может сдержать улыбки, наблюдая за Минджи. Она настолько увлечена рассказом, что забыла, что они на улице, и что кофе скоро совсем остынет. Не часто удаётся быть вместе на улице, но сегодня именно такой день. Шиён решила наконец-то показать те уголки Иокогамы, которые открыла для себя совсем недавно. — Почему-то я не удивлена. Они продолжают говорить на японском, будто так и надо. Почему-то с Минджи Шиён действительно может забыться и почувствовать себя дома. В одиночестве давно знакомый город и родной язык казались какими-то чужими. С Минджи даже самая популярная кофейня в центре города и ломаный японский приносят ощущение, что ты дома. Иногда такие чувства заводят в тупик и пугают. — Бора была ей как вторая мать, — спокойно замечает Минджи, дуя губы. Будто её лично обижает тот факт, что Пай посмела укусить и без того потрепанную Бору. Шиён помнит несколько подобных ситуаций из их детства. — Но Пай всегда любила тебя больше всех. Совсем как хозяйка, — Шиён говорит это с печальной улыбкой, боясь возвращаться в тяжёлые воспоминания. Была бы Юхён счастлива, что Пай досталась её любимой Минджи, а не давно знакомой Боре? Уже нет смысла думать об этом. — Как там Бора? Шиён всё знает. Они говорят с Борой не реже двух раз в месяц и научились рассказывать друг другу всё. Это было тяжело, особенно после двух лет молчания, но Шиён быстро привыкла к звонкам, а Бора научилась делиться своей жизнью. Только этого всё равно недостаточно, чтобы знать все чувства друг друга. Шиён часто боится задавать слишком личные вопросы, Бора не говорит о том, что можно было бы угадать по её выражению лица. Любому понятно, что Шиён знает не обо всём, что произошло после нападения. Это раздражает, но больше волнует. Шиён чувствует себя бесполезной. — Не перестаёт ворчать, — бросает Минджи, не придавая значения своим словам. Шиён и без того знает, что она волнуется. — Если раньше только мы с Дон выслушивали, то теперь и Сан. — Они общаются с Саном? Упоминание Сана совсем немного бьёт по груди. Шиён знает, к чему всё идёт, даже если Бора притворяется колючей. Хочется по-настоящему радоваться тому, что они становятся ближе, но ревность оставляет горечь внутри. Шиён пытается с ней бороться, пускай и через силу. — Думаю, что да. Она занимается в нашей танцевальной студии в свободные часы. Думаю, что не просто так. — А рабочая студия? — Она не говорила? Голос Минджи напряжённый, будто она сказала какой-то секрет. Шиён не думала, что когда-либо окажется в ситуации, когда Минджи ближе к Боре, чем она. Но разве это не их реальность в последние годы? Иногда только от Минджи и можно узнать самые важные события в жизни Боры. Будто Шиён стала какой-то дальней родственницей, что появляется только на праздники. — Нет… — выходит с тихим выдохом. — Как обычно… — Минджи раздражённо отводит взгляд в сторону, тяжело вздыхая. — Бора устроилась в кофейню около колледжа. Сама решила, потому что было слишком тяжело из-за нагрузки. Только толку, если она всё равно танцует днями напролёт. — Это наш последний год, я могу понять. Минджи пожимает плечами, не возвращая взгляд. Даже если она стала близка с Борой и не перестаёт ей помогать, меньше злиться на неё она не стала. Шиён скорее удивится, если в какой-то день увидит спокойных Минджи и Бору вместе. Есть в их отношениях что-то… домашнее. Больше они не говорят. Кофе заканчивается вместе со словами. Шиён предлагает остаться в городе до заката и затеряться в толпе, лишь бы не возвращаться домой. Страх быть увиденными исчезает, когда вокруг так много людей, что вышли погреться под майским солнцем. Минджи с радостью соглашается, совсем немного жалуясь на усталость после перелёта. Шиён даже не задумывается, когда берет её за руку, чтобы провести за собой между переулков. Постепенно их старая жизнь возвращается — они обнимаются при встрече и просто так, не боятся спать рядом, иногда ходят за руки и сидят впритык друг к другу при любой возможности. Если бы в жизни Шиён появилась бы новая невероятно близкая подруга, она бы всё равно не позволила себе такую близость. Есть что-то в друзьях детства, что делает её мягкой и тактильной. Минджи только сжимает ладонь крепче, следуя за Шиён по каждой улице, с восторгом оглядываясь по сторонам. Иокогама гораздо больше Атами и Чонджу, отличается архитектурой от корейских городов и иногда становится чересчур шумной. Если бы у Шиён был выбор, то она бы с радостью отсюда уехала, только куда ехать ей всё ещё не ясно. Будто нет ничего лучше красоты Атами и уюта Чонджу. — Часто ты гуляешь тут одна? Минджи задаёт этот вопрос с выдохом табачного дыма на закате, когда они стоят у небольшого пруда в центре парка, наблюдая за птицами. Люди постепенно начинают расходиться из-за холодного ветра и наступающей темноты, оставляя место для тишины. Шиён чувствует, как начинает нервничать из-за мелочей. Почему-то всё кажется в разы интимнее, чем хотелось. Неужели она смущается своей же подруги? — Не особо. Времени нет из-за постоянной практики. Я больше помню эти места из своего детства. Если Шиён была бы честна до конца, то сказала бы, что дело не только в практике. Она проводит вечера за игрой на фортепиано, остаётся в колледже подольше, чтобы заниматься вокалом, но даже если бы этого всего не было, вряд ли было бы желание гулять по улицам одной. Воспоминания о друзьях Наны всё ещё свежие, теплота съемной комнаты приятнее улицы, а рука постоянно тянется к ручке с блокнотом, царапая кривые стихи. В детстве всё было иначе. Бабушка привила любовь к музыке, учитель по игре на гитаре научил всему важному, школьная группа сделала музыку самой важной частью жизни. После средней школы, когда бы Шиён не садилась за клавишные, она не может найти в себе то же тепло. Собственный вокал кажется неправильным, пальцы не слушаются, голова болит от малейших ошибок. Шиён хочется вернуться в прошлое и стать обычной, но это кажется невозможным. Она всё ещё любит музыку, но чего-то вечно не хватает. — Иокогама популярна среди жителей Атами? — с интересом спрашивает Минджи, не отрывая взгляд от природы вокруг. — Бабушка с детства любит этот город. Она возила нас с сестрой сюда в разные кафе и парки, потому что в Атами ничего толком нет. Она же хотела, чтобы я училась тут. — Так странно видеть эту часть твоей жизни… До этого года я знала твоё детство только по рассказам, пускай мы и знаем друг друга всю жизнь… Шиён пожимает плечами, поворачиваясь к Минджи. Для неё всегда казалось, что это две разные жизни. Япония была для семьи, Корея — для учёбы и друзей. Ничего между ними не пересекалось до некоторых пор и Шиён всё устраивало. Но теперь сложно представить всё по отдельности. Минджи часто бывает в самых дорогих сердцу местах Японии, а большая часть семьи осталась в Корее. Всё перемешалось. — Твоё присутствие здесь кажется правильным, — тихо признается Шиён, обращая на себя внимание. — В конце концов, я видела все места твоего детства. — Ты была моим детством. Тихое признание Минджи, легко брошенное вместе с дотлевшим окурком, заставляет сердце сжаться от боли. Шиён знает, что они спасли друг друга от одиночества и тяжёлых травм, но никогда даже не думала сказать это такими словами. Быть чьей-то жизнью, пускай это пара далеких лет, кажется таким важным и драгоценным, особенно когда речь о Минджи. Шиён никогда не думала о том, насколько важным её присутствие могло оказаться. Всё это напоминает о маленькой коробочке в кармане куртки, которая лежит там со вчерашнего вечера. Шиён хотела сделать этот момент волшебным, украсить квартиру цветами, арендовать стол в хорошем ресторане или увести куда-нибудь к морю, но все планы изменились в ту секунду, когда Минджи попросила показать ей настоящую Иокогаму. Вокруг до сих пор ходят люди, рыжее солнце скрылось за корявой листвой, вода в маленьком пруде местами зацвела, а при себе нет ни красивых цветов, ни правильных слов. Но что-то подсказывает, что момента лучше не будет. Шиён неловко замирает на месте, пытаясь придумать то, как лучше всё сделать, но в итоге плюёт на любую разумную мысль. Она стоит перед невозможно очаровательной подругой всей своей жизни в потертых брюках и джинсовой куртке деда, разве можно хоть как-то сделать ситуацию лучше? Рука медленно тянется в карман, сжимая маленькую коробочку, пока сердце бьётся всё быстрее. Обычный поздний подарок на день рождения, но почему-то так волнительно, словно Шиён вновь четырнадцать и она пытается признаться в чувствах красивой девочке. Внезапно волнует то, что темные корни волос заметно отрасли и кажутся грязными вместе с давно осветленными концами, макияжа на лице недостаточно, сам подарок недостаточно хорош, а время давно прошло, пускай Минджи только-только приехала. Почему Шиён так волнуется, будто делает предложение? — Джи… Непонятно, зачем она зовёт Минджи, когда они и без того смотрят друг другу в глаза. Пальцы незаметно протягивают коробочку между ними, замирая на секунды. Минджи даже не смотрит вниз. — Я с-совсем забыла отдать раньше… — отговаривается раньше времени Шиён, наконец-то вытягивая руку вперёд. — С прошедшим. Надеюсь, что когда-нибудь мы вновь сможем отпраздновать твой день вместе. Минджи неожиданно краснеет, легко улыбаясь. Её благодарность настолько тихая, что едва получается разобрать слова среди ветра. Холодные пальцы касаются таких же холодных Шиёновых, пуская мурашки по коже. Минджи аккуратно забирает коробочку, рассматривая её со всех сторон. Взгляд Шиён падает на её нежные руки, цепляясь за каждую новую деталь. Ничего, кроме маленьких царапин от игры с Пай или покрасневшей от вечернего ветра кожи. Всё остальное неизменно уже годы: заметные костяшки, короткой длинны ногти с неброским маникюром, маленькая родинка у мизинца и детское кольцо на безымянном пальце. Шиён помнит каждую мелочь как родную. Минджи пытается что-то сказать, но замолкает в секунду, когда открывает коробочку. Румянец становится только заметнее, и Шиён чувствует, как смущается не меньше. Худые пальцы аккуратно достают золотое кольцо с нежными линиями узора, сделанное на заказ. Годы назад, когда между ними не было странного неловкого барьера, Шиён не задумываясь упала бы на одно колено, чтобы лично надеть кольцо на Минджи. Сейчас это кажется слишком… Слишком. — Я подумала, что такое кольцо дружбы больше подходит главе офиса финансирования, чем наши пластиковые… — смущённо говорит Шиён, сжимая между пальцев края куртки. И, будто назло, кольцо идеально помещается именно на безымянный, где Минджи привыкла носить прошлое. Шиён подозревает, что оно большое для этого пальца, но не задаёт вопросы. Взгляд зачаровывает то, насколько хорошо смотрится золото на жёлтой коже худой ладони. У Минджи невероятно красивые руки, даже если они имеют все изъяны, которые привыкли считать неприятными для глаз — морщины, заметные костяшки, выпирающие вены. Шиён искреннее любит каждую деталь. — Оно очень красивое, — тихо говорит Минджи не поднимая взгляд. — Только будет ли это кольцом дружбы, если у тебя нет такого же? — Да, — просто отвечает Шиён, аккуратно беря ладонь Минджи в свою. Не прошло и дня, когда она не носила бы дурацкое пластиковое кольцо, которое давно стало мало и мешает играть на фортепиано. Шиён не готова потерять ещё один символ дружбы. — Какая разница, разные они или нет, если в них заложен один смысл? Минджи слабо улыбается, сжимая пальцы. Её взгляд ходит от одного кольца к другому, отмечая отличия. Из общего между ними остался только маленький цветок. Один был отлит в форме и является частью целого кольца из розового пластика, пока второй аккуратно выгравирован на золотой основе и едва заметен. Если смотреть издалека, то кольцо похоже на одно из свадебных. Шиён даже не думала об этом и не понимала намёков мастера, который сделал кольцо от начала до конца, но сейчас она краснеет от осознания. Когда казалось, что нельзя сделать ситуацию более неловкой, она умудряется делать всё, чтобы этого добиться. Может поэтому Минджи кажется странной остаток вечера. Она подозрительно много молчит, обращает меньше внимания на вещи вокруг и пропускает вопросы мимо ушей. Шиён старается не придавать этому значения, но когда они доходят до дома, становится трудно не обращать внимания на внезапно поникшую Минджи. Час назад между ними было всё лучше обычного, чтобы сейчас всё откатилось на годы назад. Может, Шиён действительно переборщила с золотом и дизайном? Кто они друг другу, чтобы делать такие подарки? Но разве хоть кто-то из их компании может неправильно понять подобное? Вряд ли. И Минджи точно тот человек, который подарил бы настоящее обручальное кольцо в знак дружбы. Она точно не должна обижаться по этому поводу. — Что-то не так? Шиён задаёт этот вопрос за ужином, когда тишина затягивается на долгие десятки минут. Они молча зашли в квартиру, молча грели еду и так же молча сидят за столом. Совсем как когда Шиён вернулась в Корею. Только сейчас между ними нет пропасти недоверия и обид. — Минджи? — нетерпеливый вопрос срывается спустя десяток секунд, когда Минджи не подаёт признаков того, что услышала. — А? Нет, всё нормально, — отмахивается Минджи, легко улыбаясь. — Просто задумалась. Суть в том, что Минджи никогда не умела врать. Шиён не верит ей даже на секунду, но бросает все вопросы, когда Минджи сама начинает разговор и предлагает перебраться в гостиную. На минуты всё кажется прежним, даже если Минджи всё ещё подозрительно выпадает из диалога и путается в движениях. Её голова точно забита тяжёлыми мыслями и Шиён надеется, что это её вина, а не каких-то серьёзных проблем. Жизнь возвращается в привычное русло с лёгкими разговорами за уборкой и попытками включить проигрыватель. Минджи ходит туда-сюда, расставляя тарелки с сухарями и сушёными фруктами, пока Шиён разбирается с тем, как правильно включить фильм. Они нашли несколько кассет с американскими фильмами, когда были в Австралии, и решили купить их на будущее. Это будущее наступило меньше, чем через месяц, со спонтанным желанием Минджи отметить свой день рождения с Шиён, пускай и на два позже. На работе никто ничего не скажет за больничный почти сразу после долгого отпуска. Учёба Шиён никуда не делась, только домашняя работа отошла на второй план. Сейчас, как и в последующие два дня, важно только присутствие Минджи рядом. Шиён наконец-то расслабляется, когда сидит рядом с ней на диване, укрыв ноги общим пледом. Всё как в детстве — фильм, язык которого понятен только одной из них, абсурдное количество еды рядом и ощущение того, что они недостаточно близко. Шиён полностью заваливается на Минджи, положив голову ей на плечо, наслаждаясь хотя бы такой близостью. Ладони незаметно для них переплетаются, пока пальцы без остановки щипают нежную кожу. Аккуратно и привычно. Сам фильм кажется скучным. Шиён понимает практически всё, что там говорят, и переводит части для Минджи, обсуждая с ней происходящее. Всё происходит настолько медленно, что у них действительно есть время разговаривать. Если бы не английский, который Минджи тяжело понимать, они бы наверняка уже уснули и даже не волновались бы о том, что потратили время зря. Но Минджи кажется чересчур активной. Она то и дело двигается, нервничает и постоянно запинается, когда они что-то обсуждают. Это точно связано с её странным молчанием вечером, но Шиён не может найти объяснение. Она только опирается на Минджи сильнее и пытается успокоить её своим присутствием, получая в ответ пустое место. Минджи тянется за едой без предупреждения, оставляя Шиён висеть над пустотой. Что-то, что совершенно для неё несвойственно. Шиён думает с несколько секунд перед тем, как сдается своим желаниям. Если Минджи не хочет быть с ней рядом, то точно покажет это, если её заставить быть рядом. Только Шиён не собирается заставлять. Она просто не борется с гравитацией и ложится на диван за спиной Минджи, устраиваясь удобнее. В её планах больше нет еды или фильма. Всё внимание на Минджи, что удивлённо поворачивается и смотрит на Шиён так, будто та сделала что-то невозможное. Но удивление быстро превращается в нервную улыбку и блуждающий по комнате взгляд. Теперь точно ясно, что что-то не так. Шиён собирается завести разговор, как Минджи всё-таки решается лечь на диван, опустившись так, чтобы не закрывать вид на телевизор. В эту же секунду руки тянутся обнять её со спины, замирая на несколько секунд из-за волнения. Вдруг Шиён перешла черту? Может, её стало так много, что это приносит дискомфорт? Но разве Минджи будет о таком молчать? Она мягкая и добрая, боится обидеть и всегда улыбается любым касаниям, но не позволит, чтобы с ней неуважительно обращались. Если Шиён нарушила её личные границы, то ей дадут это понять. По крайней мере, она на это надеется. Тем более, что Минджи становится тише. Она аккуратно держит ладонь Шиён в своей и прижимается к ее животу спиной, размеренно дыша. Они не говорят, обращая всё внимание на фильм. Или так только кажется, потому что внезапно вопросы Минджи о сюжете пропадают, она не просит перевести и не оставляет комментариев. Становится тихо, но не из-за уюта. Шиён всем телом ощущает чужое напряжение и дискомфорт. Мысли вновь роятся в голове, предлагая самые ужасные идеи и внушая тяжёлые чувства. Кольцо дружбы больше не кажется хорошим подарком. Шиён винит себя за каждое неверное движение, которое могло привести к этому вечеру, и уже готова извиниться за всё. Но остатки разума останавливают раньше, чем удаётся наговорить глупостей. Пульт лежит слишком далеко, а тревожить и без того напряжённую Минджи нет желания. Поэтому Шиён тихо говорит совсем на ухо, отодвигаясь как можно дальше: — Минджи, я же слышу, что что-то не так. Если до этого Минджи почти не двигалась, то сейчас она застыла, как ледяная статуя. Её ладонь сжимает Шиёнову почти до боли, не отпуская даже когда Шиён наклоняется назад. Минджи не противно, не надоело и не скучно. Она чего-то до ужаса боится. С осознанием у Шиён пробегают мурашки по коже. Она хочет потянуться вперёд и обнять так сильно, что не будет сил дышать, но боится напугать ещё больше. Вдруг это её вина? Она обижала Минджи и до этого, что ей мешает сейчас? — Нам нужно поговорить. От тихого выдоха замирает сердце. Минджи звала так всего один раз в жизни, после приезда Шиён в Корею. Тогда между ними всё было тяжело и непонятно, но сейчас казалось, будто все проблемы и недопонимания исчезли. Когда Шиён успела оступиться настолько сильно, что Минджи в ней разочаровалась? Или Шиён просто надоела? — Что такое? Голос доходит до дрожи. Шиён моментально поднимается, неловко садясь у края дивана. Минджи садится на противоположной стороне, опуская взгляд на свои ладони. Короткие ногти впиваются в нежную кожу, оставляя следы. Они обе настолько нервные, что хочется сразу же закончить любые разговоры и притвориться, что всё хорошо. Шиён боится, что не выдержит того, что может услышать. Минджи глубоко вздыхает, жмуря глаза. Проходят секунды в тишине, которые грозятся превратиться в минуты. Минджи пытается начать, но никак не может, а Шиён боится её подгонять. Остаётся только нервно смотреть в потолок и ждать приговора, пытаясь закрыть глаза на подступающую тошноту и желание обнять. В конце концов, если Минджи так напугана, то, может, дело не в ошибках Шиён? — Пообещай мне, что между нами ничего не изменится после моих слов. После спешной просьбы Шиён остаётся в такой растерянности, что теряет слова. Что может сказать Минджи, что потенциально может разрушить их дружбу? И почему после этого Минджи хочет оставить всё как прежде? Шиён никогда до этого не чувствовала себя настолько глупой. Ей искренне непонятны мысли Минджи. — А что-то должно измениться? — тихо спрашивает Шиён, хмуря брови. — Я… — Минджи поднимает взгляд, полный слез. Её щеки краснеют до яркого алого. Сейчас она похожа на ту маленькую девочку, что боялась шума толпы, темноты и грозы. — Я боюсь потерять тебя… Шиён срывается. Она хотела дать Минджи пространство и не спугнуть её, но невозможно усидеть на месте, когда слышишь подобное. Она бросается вперёд, падая на колени перед диваном, беря ладони Минджи в свои. Так они не слишком близко, но чувствуют тепло друг друга и смотрят глаза в глаза. Шиён хочет поднести ладони Минджи к губам и согреть их, только её собственные сами как лед. Они друг друга стоят. — Ты больше никогда меня не потеряешь, — шепчет Шиён, сжимая ладони крепче. Трудно держать в себе дрожь от паники. Шиён искренне боится. — Я всегда буду рядом, слышишь? Я обещаю. — Шин-и… Минджи роняет голову, позволяя слезам стекать по щекам. Она плачет беззвучно и аккуратно, будто боится показать себя. Ей всегда было тяжело делиться чем-то личным или обращать внимание на себя. Шиён ненавидела такие моменты. Её ладонь тянется к мокрой щеке, чтобы вытереть слезы. Минджи наклоняется к касанию, позволяя себя трогать. Её лицо полно невысказанной боли и сомнений. Шиён хочет забрать всю эту боль себе, лишь бы не видеть Минджи такой больше никогда. Их взгляд пересекается, пуская мурашки по коже. Внутри такие эмоции, которые не описать словами и не передать действиями. Шиён хочется сделать для Минджи всё, на что она способна и не способна. — Джи, что случилось? Всего две секунды молчания и покрасневшие глаза, в которых видно лишь страх. Но Шиён не успевает сказать ничего более. Минджи выдыхает одним спутанным, тихим предложением: — Шин-и, ты мне нравишься. Понятное дело, что они друг другу нравятся. Они подруги детства и иначе быть не может. Так Шиён думает лишь в первую секунду. Следом мир замирает. Минджи боялась, плакала и страдала из-за такой глупости? Она действительно думала, что Шиён может от неё отвернуться и оборвать всё? Разве они подруги не для того, чтобы помогать друг другу справиться с трудностями? Разве любить Шиён — трудность? И… Разве Шиён вообще заслуживает любви или симпатии в свою сторону? — И ты поэтому боишься?.. Шиён не сдерживается и обхватывает лицо Минджи ладонями, продолжая вытирать пальцами стекающие слезы. Она стоит на коленях у неё в ногах, хотя больше всего желает крепко обнять и не отпускать. Минджи хватается за Шиёновы запястья и кивает. — Джи, всё хорошо, — Шиён знает, что всё плохо, но она найдёт выход. Ради их дружбы. — Я тут. Я не собираюсь уходить от тебя. — Но я… — Ты всё ещё моя подруга. Если ты хочешь, чтобы всё осталось, как было, то останется. Я обещаю. Минджи кивает, жмуря глаза от новых слез. В этот момент Шиён не выдерживает. Она не замечает, как сама начинает плакать, когда бросается вперёд, крепко обнимая. Минджины пальцы с силой сжимают футболку и кожу на спине, хватаясь так, будто Шиён вот-вот убежит. Её тихие всхлипы на ухо режут по сердцу ножом. Шиён тянет за собой на диван до тех пор, пока они не упадут в подушки, замерев в непонятной позе, где перемешались руки и ноги. Важно только то, что они вместе. Вместе плачут о том, что их тревожит, цепляются друг за друга, ища спасение, и пытаются дышать. Шиён думает, что не должна волноваться и рыдать так, как она делает это сейчас, но сердцу не прикажешь. Почему-то то, что она нравится Минджи, не даёт покоя. Внутри крутятся десятки вопросов, ответы на которые можно узнать только у до смерти напуганной Минджи. Шиён никогда не думала, что такая глупость может стать поводом для страха, но она и не думала о том, что может нравиться своей подруге детства. Почему? Непонятно. Идея симпатии той же Боры никогда не вызывала такого… смущения. В голове проносятся все ситуации, все слова, что были сказаны, но нет ничего особенного. Они с Минджи всегда были такими: ходили за руку, иногда целовались, спали вместе, обнимались минутами напролёт. Шиён видела Минджи голой десятки раз и это было нормальным. Всё, что они делали, казалось нормальным. Когда они переступили невидимую черту чувств? И была ли эта черта вообще? — Как давно я тебе… нравлюсь? Шиён ничего не может с собой поделать. Ей кажется невозможным то, что Минджи осталась без изменений с момента, как поняла свои чувства. Или всё произошло в годы, когда Шиён уехала, но это абсолютно не имеет смысла. Тогда Минджи была невероятно зла. А позже… Может, всё произошло недавно, когда они только-только перешли неловкий барьер в их отношениях. Это логичнее всего. — Не знаю точно, — невероятно тихо говорит на ухо Минджи. Она сейчас под Шиён, спрятана её телом от мира и согрета, как одеялом. — Может, когда мы впервые поцеловались. Или гораздо раньше, ещё в детстве… Я долго не понимала, почему ревновала тебя к другим. Сейчас кажется, будто ты нравилась мне всю жизнь. Всю жизнь?.. Все те годы, когда Шиён плакалась Минджи об очередной симпатии? Когда в подробностях говорила о своей личной жизни, поцелуях с другими, о своём первом, втором, десятом сексе? Минджи слышала все истории про Бору, помогала пережить всё, что произошло с Наной, пока сама чувствовала к Шиён симпатию? От осознания болит голова. Минджи всегда была рядом. У Минджи едва кто-то был за все эти годы. Шиён помнит только про одну девочку в средней школе и мельком слышала про отдых Минджи в клубах раз в полгода. Неужели она все эти годы ждала Шиён? Минджи убила свои подростковые годы на чувства к подруге, что в это время спала с девушками и плевала на то, чтобы остановиться? Разве Шиён может называть себя подругой после такого? — Джи… — на расстоянии в сантиметры Шиён видит Минджи совсем иначе. С годами у неё появились морщинки у глаз — точно от постоянной улыбки, — пропали подростковые высыпания, родинка на веке, между ресниц, стала темнее, а родинка на верхней губе посветлела и едва заметна за помадой. Даже вся в слезах и уставшая, Минджи не перестаёт быть красива. Она точно не была достойна того, чтобы убить всю свою жизнь на бесполезную Шиён. — Прости меня, — Шиён хмурится, пытаясь удержать слезы, — я была такой дурой. Прости меня. Десятки детских, горьких от сожалений поцелуев падают на лицо Минджи. Лоб, брови, скулы, нос — всё, куда ещё можно целовать. Шиён боится сделать сердцу Минджи ещё больнее, но надеется, что такое маленькое извинение сделает ему хоть чуть легче. — Я недостойна твоих чувств… — Это глупости, — перебивает Минджи, хватая Шиён за лицо. — Я не жалею о том, что ты мне нравишься. Может, только жалею о том, что не сказала раньше. Шиён смотрит Минджи в глаза, понимая, что это чистая правда. У неё гораздо больше сожалений, но это всё бессмысленно. Сейчас она может только сдержать обещание оставаться рядом и не менять своё отношение к Минджи. Если придётся забыть про всё и вести себя как раньше, то Шиён будет. Она не готова вновь потерять их дружбу. — Просто останься, пожалуйста. Минджи просит настолько отчаянно, что Шиён готова на всё. — Я тут. Их объятия становятся крепче, с Шиён на диване и Минджи сверху. Её холодный нос мягко упирается в шею, пачкая влагой, а руки с силой сжимают ребра. Шиён с такой же силой обнимает за плечи и едва заметно целует в волосы персикового аромата с нотками противного табака. — Я всегда буду тут, обещаю. Если Шиён что-то обещает, то это навсегда. Может, за исключением только одной вещи. // Минхо уже терял друзей. Юнхо и Минки до сих пор ничего не писали. Всё произошло слишком быстро, чтобы можно было узнать их будущий адрес или хотя бы планы на жизнь. Тогда, три года назад, Юнхо всё ещё едва разговаривал с Минхо из-за обиды. Того, что Шиён узнала о его секрете, было достаточно, чтобы разрушить дружбу длинной в жизнь. Юнхо не стал избегать Минхо полностью, но перестал делиться своим настоящим. О том, что происходило, приходилось узнавать через общих друзей. И ничего не менялось. Стандартная работа, пускай больше не такая спокойная и тихая из-за ссоры с Шиён и проблем с её отцом, но всё было хорошо. Минхо было достаточно знать, что Юнхо справляется, а Минки всё ещё рядом. Жизнь продолжалась. До случайного приезда тёти Юнхо, что превратил всё в ад. Годы назад, когда его родители только узнали о дружбе с Минки, Минхо и его остальные друзья чудом смогли спасти жизнь Юнхо. Он потерял любимое хобби, надежду на нормальное будущее и отношения со всеми своими родственниками. Медленно, благодаря друзьям, которые не отвернулись, получилось устроить сносную жизнь. Шиён оказалась достаточно вежливой и доброй и никогда не усложняла работу, Минки научился справляться со стрессом, что пришёл с постоянной нуждой скрываться, Юнхо стал удивительно хорошим актёром. Всё было хорошо. Даже угроза Шиён — или её попытка спасти себя — не изменила ничего, кроме взаимоотношений с Минхо. Юнхо врал окружающим настолько долго, что потерял бдительность. Встречи с Минки стали чаще, бабушка Минки узнала, что они всё ещё «дружат», некоторые старые знакомые замечали их вместе. Больше не было страшно появляться в студии танцев, когда там был кто-то ещё, не было необходимости менять рабочую машину на собственную, чтобы забрать Минки с учёбы, взгляд всё меньше падал на окружение, когда следовало следить за чем-либо подозрительным. В тот день Минхо позвонил Минки, чтобы поздравить с годовщиной отношений. Через несколько дней они все должны были собраться дома у Сонхва в Сеуле, где их не увидел бы никто лишний, чтобы отпраздновать. Минки сказал, что собирается к Юнхо на квартиру с подарком, пока все родственники разъехались по работе или в отпуска. Всё казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой. Но на следующий день Юнхо не ответил на звонок Сана. Минки не появлялся на работе ещё три дня после. На четвёртый день, когда они должны были встретиться в Сеуле, Сан и Сонхва обнаружили, что самолёт, на котором должен был быть Юнхо, прилетел без него. Минки так и не сел в поезд до Инчхона и не доехал на автобусе до дома Минхо. Они исчезли просто так, не сказав ничего. И никто из их родственников не отвечал на вопросы. Только через неделю мама Минки отправила короткое письмо на адрес Сонхва: «Минки сбежал из дома. Мы не можем найти его и надеемся, что он у вас. С Юнхо случилось что-то ужасное.» Гадать, что именно произошло с Юнхо, долго не пришлось. Именно Минхо нашёл у себя на работе помятую бумагу с корявыми словами жирной ручкой: «Не вини себя и не пытайся что-то исправить. Они пытались меня наказать. Мы живы и бежим из страны. Не знаю куда и удастся ли нам вновь увидеться. Спасибо тебе за всё. ЮнКи.» Если задуматься, то никто не знает, живы ли Юнхо и Минки на самом деле. Минхо надеется или обманывает себя, когда думает, что они сбежали. Семья Юнхо всегда была жестокой, поэтому… Могло произойти всё, что угодно. Минхо привык к тому, что жизнь жестока. Уродливый шрам от груди до паха всё ещё напоминает об ужасах Кванджу, слёзы Сонхва возвращают в дни, когда приходилось защищать его от обидчиков, вещи Шиён в квартире Минджи пугают тем, что она правда может исчезнуть, а старые фото с Юхён режут сердце болью утраты. Потерять Сана из-за глупой девчонки, которую приютила Минджи? Это было бы ужасным дополнением ко всем несчастьям, что успели произойти в жизни. Поэтому Минхо без сомнений сжимает в руках биту, прячась за кирпичной стеной. Давно ему приходилось решать вопросы силой, а не деньгами или словами. О том, чтобы разговаривать с местным криминалом, который каким-то образом держит полицию в страхе, никогда не было и мысли. Но напротив стоит Чонхо с серьёзным выражением лица и Сан, что явно не готов к драке. Внутри всё ещё теплится надежда, что всё закончится на разговоре. Они из высшего общества, а не кучка бандитов. Или Минхо так думал. Дверь в дом Гониля хлопает, напоминая, что нужно взять себя в руки. Он должен идти один, на улице не наблюдается никого. За сутки до этого один из их знакомых предложил Гонилю маленькую сделку и сказал появиться на ней лично. Никто не давал гарантии, что тот появится один, но пока что всё идёт по плану. Чонхо сжимает нож в руке крепче, напоминая, что нельзя надеяться на хорошее стечение обстоятельств. Ключи звенят об метал дольше обычного. Гониль всё ещё наркоман со слабым здоровьем, у которого проблемы с координацией. Он не должен пугать здорового и спортивного Минхо, особенно когда его движения настолько смазаны, но холод всё равно ползёт по позвоночнику. Ещё чуть и начнётся их «разговор». В секунду, когда из-за забора появляется человек, Минхо бросается вперёд с точным ударом в живот. Ему трудно понять, Гониль ли это, но в доме больше не горит свет, а боковое зрение не улавливает ещё фигур. Чонхо за доли секунд оказывается за спиной у человека, представляя к его горлу нож. Минхо становится дурно от мысли, что именно через это прошла Бора. Внезапно хочется ударить ещё раз. — Давно не виделись, дружище, — спокойно говорит Сан, садясь на корточки перед, как уже ясно наверняка, Гонилем. — Что, сегодня без напарников? — Че вам надо?! Голос Гониля настолько мерзкий и больной, что Минхо кривится от отвращения. Ему редко удавалось видеться с подобными личностями, даже когда он пытался достать Юхён из того ужасного района Чонджу. — Не узнаешь? — Сан улыбается, хватая Гониля за редкие волосы, чтобы поднять его лицо к свету. — Чхве пришли разобраться с долгами. В секунду, когда Гониль дёргается, Минхо ударяет ещё раз, окончательно опустив его на колени. Чонхо держит его руки за спиной, не опуская нож от шеи. Они ведут себя как мерзкие головорезы и ужас в глазах Гониля только подтверждает это. На что только не пойдёшь ради друзей и любимой девушки. — Я вам ничего не должен! — Гониль рвётся вперёд, цепляясь кожей о лезвие ножа. — Отпустите! — А как же возместить те ранения, которые вы с дружком нанесли Боре и мне? — Сан поднимает футболку, показывая недавно зажившую рану. — Чхве любят играть по-честному. — Не надо! — голос Гониля срывается на омерзительный визг. — Умоляю! Я сделаю что угодно, только не надо… Минхо ненавидит себя за это, но не может сдержаться от лёгкого удара, чтобы заткнуть крики. Они рискуют оказаться замеченными и тогда драки точно не избежать. Если судить по взгляду Чонхо, то удар был необходим. — Что угодно, да? — Да! Пожалуйста, не убивайте… Не бейте меня… Сан усмехается, поднимаясь на ноги, с броском отпуская Гониля. Его выражение лица на доли секунды меняется, показывая то, что боль от ранения всё ещё не прошла до конца. Минхо знает, что Бора всё ещё страдает от излишней усталости и болей в пояснице. Всё из-за человека, судьба которого зависит от ножа в руках Чонхо и биты Минхо. В голову лезут ненужные, слишком негативные мысли. Чонхо хватает Гониля за волосы, поднимая его голову обратно. Через секунду Сан бьёт его ногой по лицу. Один раз. Следом еще и еще, попадая каждый раз мимо глаз и носа, только в щеки и лоб. Их удары вряд ли оставят сильные травмы и наносят не так много боли. Всё только для того, чтобы напугать. Минхо никогда не опустится до настоящего насилия над живыми существами, а Чхве категорически против убийств даже самых заклятых врагов. Они все из культурных семей, а не беспощадной мафии или бесчестных кланов. Минхо должен ударить следом, но только замахивается. К этому моменту Гониля трясёт. Из уголков его рта без остановки течёт слюна, сосуды в глазах полопались, кожа кажется мертвенно бледной. Минхо не замечал до этого, но вряд ли это их работа. Парень давно болен и его уже не спасти. — Если ты или кто-то из твоих людей окажутся хотя бы в одном городе с Борой, — Сан сжимает подбородок Гониля, чтобы посмотреть ему в глаза, — тебя ждёт участь хуже, чем смерть, ты понял? Гониль пытается кивать, мямля бесполезные обещания, когда Чонхо кидает его на пол. Минхо оглядывается по сторонам, боясь найти ненужных прохожих, но вокруг тишина. Из рассказов Шиён Гониль был гораздо влиятельнее, чем оказалось. Может, это с ним сделали наркотики. В любом случае, Минхо рад, что Бора больше с этим не связана. Они же теперь все семья, да? — И запомни, этот город принадлежит Чхве, — Говорит Сан, вытирая руки о платок. Гониль дрожит в его ногах, не пытаясь встать. — Если ещё раз решишь нарушить закон, полиция больше не станет закрывать глаза. А теперь вали домой, на том конце никто не ждёт. Чонхо молча кивает и разворачивается, уходя к машине. Сан идёт следом, не оборачиваясь на то, что осталось после них. Минхо требуется время, чтобы собрать себя в руки. Ему тошно от картины под своими ногами. Хочется верить, что больше нигде нет такой жизни — мерзкой, бесполезной и жалкой. — Пожалуйста, не убивайте… — беспомощно просит Гониль, поднимая взгляд на Минхо. В ответ получается только грустно улыбнуться. Минхо догоняет своих друзей, наблюдая за выражениями их лиц. Ничего. Сан непривычно холоден, а Чонхо нахмурен и молчалив. Для них всех это длинная ночь, которую будет тяжело забыть, пускай мало чего успело произойти. — Мы слишком жестоко с ним обошлись, — не выдерживает Минхо. — Он убил бы Бору, — Сан поднимает взгляд с асфальта, наконец-то смягчаясь. — И мог убить меня и Дон-и. Он заслужил. — Это не повод устраивать самосуд, — Минхо тяжело вздыхает, замечая протест во взгляде Сана. — Ты был в шаге от того, чтобы сорваться. Минхо чувствовал это в словах и действиях Сана. Что-то тёмное и страшное, о чем не хочется думать. — Твоя семья хорошо знакома с самосудом, хён, — напоминает Чонхо, вызывая тошноту. — Мы воспитаны иначе. — Я не собираюсь быть как своя семья, — отрезает Минхо, напрягаясь всем телом. — И хочу, чтобы вы никогда не опускались до такого. Остаток пути проходит в тишине. У Чхве своя репутация, гораздо хуже, чем у Ким, но их семьи шли разными путями. Если Минхо продолжит идти по стопам своего деда, то ему придётся делать вещи хуже, что были сегодня. Но он не собирается делать ничего, что превышает самооборону. Может, только если дело не коснётся Минджи или Шиён. — Мы никогда не станем тем, о ком ты думаешь, — тихо говорит Сан, когда они садятся в машину. — Обещаю. Годы дружбы дают надежду на то, что это правда. Минхо хочет верить, что сдержит и своё обещание. Но ему ещё долго придется избавляться от отвращения к себе и того, какое секундное удовольствие принесли те два удара. // Минджи никогда не планировала признаваться. Она смирилась с чувствами Шиён к Боре, с тем, что у них разные цели, с тем, что всегда останется на втором плане. Полёты в Японию стали маленькой отдушиной и возможностью почувствовать себя важнее, но не более. Шиён всегда была доброй и тактильной. Минджи всегда воспринимала всё слишком близко к сердцу. Одно маленькое золотое кольцо с узором папоротника и маленькой гравировкой «Шин-и» изнутри сломало Минджи настолько, что она не смогла сдержаться. И эти глупые слова всё испортили. Разговоры по телефону казались обычными. Шиён хорошо научилась скрывать настоящие эмоции, когда не видно её лица. Но письма к Юбин стали приходить чаще, Бора и Дон регулярно разговаривали с Шиён, а Минджи заметила, что её привычный график сменился с двух звонков в неделю на всего один. После таких незаметных, но подозрительных перемен, ехать в Японию было страшно. Они не виделись практически полгода. Шиён с головой погрузилась в учёбу и действительно начала добиваться успехов. Впервые за всё время её пригласили сыграть на концерте молодых талантов в Киото. Даже миссис Ли поделилась тем, что чаще слышит игру дома, когда Шиён приезжает на выходные. Она вообще стала чаще приезжать. Минджи сама стала чувствовать себя лучше, когда позволила себе тратить время на что-то, кроме работы. Она ходит вместе с Борой на танцы время от времени и всерьёз начала учиться пекарному делу, о котором давно забыла. Слова Минхо заставили её понять то, что время утекает, пока она застыла на одном месте и всё больше утопает в том, от чего ей противно. Может, у неё действительно выйдет… сбежать? Взгляд поднимается к Шиён, пока Минджи пытается для себя что-то понять. Как на самом деле чувствовала себя Шиён, когда решила сбежать, сказав только Боре? Ей надоело всё настолько же сильно, как сейчас надоело Минджи? Или дело было в людях вокруг? Может, поэтому она сказала только Боре? Кем тогда была Минджи все те годы, если не заслужила даже маленькое письмо? Шиён смотрит в ответ так, будто может читать мысли. Её выражение лица наполнено тоской и чем-то ещё, что вселяет дискомфорт. Минджи не успевает ничего сказать, как Шиён отворачивается к окну поезда, в котором они едут. Первое октября, день рождения Шиён, они в часе езды от семьи, но всё равно решили провести этот день наедине. Или Шиён решила, несмотря на все протесты и причитания Минджи. И всё это ради того, чтобы не сказать ни слова за всё время, что они рядом. Даже когда они оказываются в квартире Шиён, где горит приглушенный свет и пахнет свежими цветами. В момент, когда Шиён так же молча расставляет вещи по местам и уходит в ванну, Минджи понимает, что всё-таки допустила ошибку. Никогда в жизни, даже в моменты самых сильных ссор, между ними не было такого напряжения, как сегодня, с момента, как Минджи оказалась в аэропорту Токио. И всё из-за какого-то глупого признания. Минджи не перестаёт о нём думать весь вечер. Она сидит на диване в гостиной, ожидая Шиён, не зная, что теперь делать. Может, она не так всё поняла тогда? Или Шиён успела поменять своё мнение. Трудно вообще что-либо понять, когда они даже не могут поговорить. Но сама Минджи боится сказать даже слово. Что, если это сделает ещё хуже, чем уже? Когда Шиён выходит из ванны, Минджи вскакивает с дивана. В её голове пустота, но наружу рвутся слова. Неважно какие, лишь бы хоть как-то нарушить гнетущую тишину, от которой начинает тошнит. Шиён невозмутимо смотрит прямо в глаза, поднимая ладонь, чтобы остановить от любых действий. Теперь становится действительно страшно, потому что она в разы серьёзнее, чем обычно. — Сядь, пожалуйста. Минджи не видит смысла спорить. Она не пытается разобраться в эмоциях в голосе Шиён, не следит за её телом, а просто сыпется под взглядом, который никогда не была способна выдержать. Внезапно всё становится как два года назад, когда Шиён вернулась, только теперь они полностью поменялись местами. — Минджи. Только после громкого «Минджи» мысли собираются в кучу. Шиён подходит ближе, садясь на корточки перед Минджи, чтобы взять её ладонь в свои руки. Минджи опускает взгляд, замечая разодранную кожу на своём большом пальце и лёгкую боль. Всё то время, пока мысли блуждали от страха к страху, она не могла найти себе покоя. Шиён хмурит на это брови и мягко проводит пальцами по ране, поднимая недовольный взгляд. — Прости меня, — тихим, виноватым шёпотом. Если Минджи остановится и даст себе время подышать, то поймёт, что Шиён зла на себя. — Я… Шиён поджимает губы, садясь на колени. Минджи некомфортно в таком положении, когда Шиён у неё в ногах — вновь, — но она не может осмелиться что-либо сказать. Её и без того пугает вся ситуация настолько, что выходит только нервно глотать воздух, пытаясь не задохнуться. — Дело не в тебе… — Не начинай это с такого глупого клише, — вырывается у Минджи от нервов. Она уже поняла, что Шиён хочет всё закончить. — Что? Какого клише?.. В тяжёлом взгляде Шиён теперь очаровательная растерянность и испуг. Она хмурится на Минджи, выбивая своим вниманием из памяти то, что уже было сказано. С несколько секунд они просто смотрят друг на друга, пока внутри у обеих не появится понимание происходящего. — Господи, Джи… — возмущенно выдыхает Шиён, широко открывая глаза. — Это совсем не то, что я имела ввиду! Я сегодня слишком много думала и хотела извиниться, но не… С чего ты вообще взяла, что мы расстаёмся? — Не говори это так, — вздыхает Минджи, теряя остатки воздуха от простых слов. — Ты сегодня какая-то… строгая и тихая. Не надо извиняться, — Минджи опускает взгляд, смотря на их соединенные ладони. — Я знала, что мне не стоило признаваться. Я только всё испортила… — Джи, ты ничего не испортила, — перебивает Шиён. — Это я… Я хотела извиниться за то, что не сдержала обещание, — Минджи поднимает вопросительный взгляд, пытаясь понять, какое именно из обещаний Шиён могла нарушить. — Ты просила, чтобы твоё признание ничего не изменило между нами, но я так не могу. Вот и всё. Минджи уже знает, что услышит, как Шиён не может быть с ней, когда между ними стоят разные чувства, что их дружба навсегда испорчена и что им пора прекратить общение. То, из-за чего приходилось молчать годами, лишь бы не нарушить иллюзию того, что они друг другу одинаково дороги. И всё это в двадцать первый день рождения Шиён. Из Минджи действительно вышла ужасная подруга. Подарок, который лежит в кармане джинс, теперь кажется глупым и не к месту. Но когда еще удастся его отдать, если не сегодня? — Подожди, — перебивает Минджи, вырывая свою руку из хватки Шиён. — Дай мне сначала кое-что сделать. Шиён хмурится, замирая на месте. Минджи нервно тянется в карман, зажимая в руке бархатную коробочку. Ну разве они не две идиотки? Минджи заставляет Шиён сесть рядом на диван, чтобы они оказались на одном уровне. Несколько месяцев назад, в мае, Шиён сделала это из-за того, что она близкая подруга. Минджи делает это из-за того, что она влюбленная идиотка. Кто ещё будет вычитывать газетные вырезки, художественную литературу юности Шиён и звонить её маме, чтобы узнать, какой цветок лучше? И кто будет после этого бежать в лучшую ювелирную мастерскую, чтобы сделать копию кольца, подаренного Шиён, из серебра? Шиён хмурится, замечая в руках Минджи коробочку, но ничего не говорит. Минджи не спешит объясняться, замирая с тяжёлым вздохом. Как ей сделать и сказать всё так, чтобы её слова не были восприняты как очередная попытка навязать свои чувства? Вдруг Шиён ещё не настолько от неё устала и этот подарок разрушит последний шанс? Или всё гораздо легче? — Минджи, дыши. Взгляд падает на чёрные, холодные глаза, в которых столько волнения, будто это Шиён хватается за последний шанс на признание. Или… Или на что вообще надеется Минджи? Коробочка в руках давно утеряла точный смысл и оказывается между пальцев Шиён просто потому, что иначе поступить было невозможно. — Я… — Минджи сжимает ледяную ладонь Шиён с подарком, вздыхая глубже. — Я подумала, что играть на клавишных с тем детским кольцом неудобно и… — взгляд встречается с Шиёновым, — и теперь у нас снова есть парные кольца… Неизвестно, кто из них так громко выдохнул, но только сейчас ладони Шиён перестали трястись от напряжения. Она становится мягче в движениях, неспешно открывая коробочку, замирая на месте, когда видит то, что внутри. Минджи готова поклясться, что на секунды заметила слезы в тёмных глазах. Шиён с нежностью достаёт кольцо, рассматривая его со всех сторон. Через несколько секунд на её губах появляется глупая улыбка. — Поможешь? Минджи глупо смотрит на протянутое кольцо, пытаясь понять, что это значит. Ладонь Шиён замирает в воздухе, явно ожидая действий. Взгляд следует по её длинным пальцам с потрескавшимся черным лаком на коротких ногтях, пытаясь заметить что-то, что будет иметь смысл. На мизинце нет кольца с цветком, на запястье не нашлось замены старой подвеске. Только нежная кожа с парой незаметных веснушек. И до безобразия глупая Минджи. То, что имеет ввиду Шиён, появляется в мыслях в секунду, как взгляд возвращается к кольцу в своих пальцах. Шиён хочет, чтобы Минджи сама надела кольцо. Она позволяет почувствовать себя так, будто они действительно влюбленные и дают друг другу обещание на какое-то будущее. Есть ли хотя бы одно место в мире, где такое было бы возможно для двух молодых дочерей высокопоставленных мужчин? Или… Есть ли хотя бы одна вселенная, в которой такое обещание возможно для бесповоротно влюбленной Минджи и уставшей от жизни Шиён? Минджи наплевать. Она цепляется за последние секунды сладкой иллюзии, нежно беря ладонь Шиён, что впервые за годы холоднее, в свою. Руки трясутся, когда подносят кольцо к среднему пальцу. Минджи боится поднять взгляд или сказать что-то не то. Она даже мечтать не могла о том, что происходит сейчас, но глубоко внутри всегда желала. Большой палец в последний раз проходится по резным колокольчикам на внешней стороне кольца перед тем, как его надеть. Внутри, у кожи Шиён, выгравировано простое «Джию», которое Минджи смущённо прошептала мастеру, будто такое нельзя произносить вслух никому, кроме Шиён. Шиён смотрит вниз, на свою ладонь, тяжело сглатывая. Если до этого она была молчалива из-за каких-то мыслей, то сейчас в её голове шторм. Минджи замечает это по тому, как пальцы неосознанно щипают кожу на её ладони, что всё ещё рядом, а глаза не могут сфокусироваться на чем-то одном, нервно блуждая от детали к детали. Что-то должно произойти и Минджи не готова узнать, что именно. — Теперь мы равны, — внезапно шепчет Шиён, поднимая голову так резко, что Минджи дёргается. Напряжение внутри не даёт отвести взгляд. Минджи тает, мечется от собственных чувств, смущается, но продолжает смотреть в темные глаза, ожидая своего приговора. Почему-то сейчас, несмотря на все ожидания, становится спокойно. Шиён смотрит так, словно они опять в начальной школе и просто обсуждают день. Или Минджи уже тогда смущалась от её взгляда и не могла держать себя в руках? — Ты мне нравишься, Джию. Сердце пропускает удар. Вот так просто? Стоило только… — С кольцом или без, всё равно, — перебивает мысли Шиён. На её щеках непривычно алый румянец, который приводит в чувства. Это не шутка. — Я была слишком глупая и не могла понять это раньше. Твоё признание… Открыло мне глаза. — Открыло глаза или заставило верить в то, чего нет? — Минджи не знает, откуда у неё силы на слова, тем более на такие. Она сейчас безвольный манекен. Шиён мягко улыбается, качая головой. — Гахён-и уже сказала, что я слепая идиотка, но ты ещё хуже. Шиён боится касаний. После возвращения она больше не обнимает при любом удобном случае, не берет за руку так же часто, даже стесняется щипать кожу в моменты, когда они заняты. Может, в её голове Минджи всё ещё обижена. Но самой Минджи всё равно, и обычно она первая хватает, тянет к себе, садится ближе и просит обнять. Это стало негласным правилом, которое никого не напрягало. Поэтому в секунду, когда Шиён с рывком обнимает за шею, поваливая на диван, Минджи чувствует, как темнеет в глазах. Руки сразу же тянутся обнять за талию и прижать к себе так, как раньше, до потери воздуха. Совсем как полгода назад. В голове всё ещё нет идеи, что Шиён влюблена в ответ, но ясно, что теперь всё хорошо. Они не собираются расставаться, и никто ни от кого не убежит. — Я правда тебе нравлюсь? — всё равно спрашивает Минджи, лишь бы услышать это ещё раз. — Ты мне нравишься, — будто специально проговаривает слово в слово Шиён куда-то на ухо. — Не знаю, когда это началось, но точно не после твоего признания. — Совсем недавно? — Гораздо раньше. Минджи чувствует мурашки по всему телу от признания и бархатного голоса, что совсем рядом. Когда вообще Шиён успела настолько повзрослеть? Почему Минджи ощущает ладонями крепкие мышцы спины под футболкой, слышит непривычно низкий голос и чувствует, как короткие ногти водят круги по скальпу, дразня только больше. И этой волшебной девушке нравится простая и скучная Минджи? Жизнь иногда бывает доброй. Только это не мешает Минджи таять всё больше, позорно быстро смущаясь от своего же положения. — Если мы будем обниматься, можно я буду сверху? — тихо просит она, пытаясь отодвинуться. Шиён поднимается на локти, с улыбкой заглядывая в глаза. — Воу, Минджи, так скоро? Шиён не успевает подвинуться, как получает удар в плечо. Комнату наполняет тихий, счастливый смех. Минджи не ждёт, пока они лягут удобнее, и просто падает сверху, оставляя руки по обе стороны от головы Шиён. Мягкие ладони моментально ложатся на спину, вновь начиная выводить приятные узоры. Минджи закрывает глаза, пряча лицо в шею Шиён, пытаясь остановить собственные мурашки. До тех пор, пока пальцы случайно заходят под кофту, цепляя поясницу ногтями. Движения прекращаются, будто Шиён испугалась самой себя же. Минджи не нужно поднять взгляд, чтобы увидеть смущенный румянец и сомнения во взгляде. И это та девушка, что бесстыже творила самые развратные вещи ещё в школе? Может, Минджи повезло и она действительно особенная нравится, а не просто способ забить голову. — Ты можешь… Минджи недоговаривает, сама же смущаясь от мыслей о простых касаниях. Всё ещё сложно осознать даже то, что она в руках Шиён. Шиён держит её не как подругу, а как любимого человека. Как в мае, но совершенно иначе. Будто еще несколько секунд и они перейдут все черты, что существовали годами. — Воу, Минджи, так скоро? — с глупой улыбкой повторяет Шиён, возвращая ладони на спину, но теперь уже под кофту. Минджи не может удержаться от того, чтобы укусить в шею, получая в ответ тяжёлый вздох и едва заметные следы от ногтей. Шиён не просто смущается, а тает от простого касания Минджи. Они друг друга стоят. — Заткнись и обними меня нормально. Шиён беспрекословно слушается, прижимая ближе к себе. Минджи расслабляется в её руках, тая от лёгких касаний и мыслей о том, что это всё реально. Они действительно сейчас вместе и не собираются бежать друг от друга. На долгие минуты все проблемы становятся мелочью. Они действительно друг другу нравятся, как бы абсурдно это не звучало спустя столько лет дружбы. Только заслужила ли это Минджи после всего, что сделала?..