amitié amoureuse

Возвращаться назад всегда было сложно. Отказывать кому-то — ещё сложнее. Разбивать чьё-либо сердце? Шиён не думает, что когда-либо так делала. Её никто не любил. Минни ушла сама, Бора не чувствовала ничего, Минджи всегда была подругой. Шиён не могла разбить сердце тому, кто не испытывал к ней чувств. И сейчас она не собирается это делать. Она уверена, что для Наны это было таким же способом отвлечься. Смешно от того, как простое появление Минхо способно повернуть образ жизни в абсолютно другую сторону. Она действительно перевелась, вспомнила, что значит играть на фортепиано, и решила прекратить убивать себя. Ей не стало легче даже на каплю, даже наоборот, но жизнь стала другой. И в этой новой, нормальной жизни, точно нет места для Наны. Нужно всего лишь собраться с силами и сказать простые два слова. Шиён думает об этом, смотря на Нану, и никак не может проглотить поступившую тошноту. Если бы они встретились в другое время, на год раньше или позже, из них вышла бы чудесная пара. Шиён не упустила бы такую девушку и наверняка полюбила бы всем сердцем. Кто знает, может, они были бы вместе до конца жизни. Но точно не в этом мире. Нана нежно улыбается, заправляя чёрные волосы за ухо, поднимая взгляд на Шиён. Последние полчаса она делает аккуратные штрихи карандашом и что-то бормочет себе под нос, не переставая внимательно смотреть по сторонам. Шиён сидит за противоположной стороной стола, скрывая свои мысли за тетрадью. Если бы она не придумала отмазку в виде домашней работы, Нана точно заподозрила бы что-то неладное. Но так всё выглядит абсолютно нормально. Можно сказать, что они на обычном свидании, какие любят устраивать студенты — Шиён увлечённо делает домашнюю работу, а Нана занята любимым хобби. Сложно понять, что именно она рисует, но можно будет спросить позже. Если Шиён, конечно, не испортит всё до такой степени, что не будет сил смотреть в глаза. Только всё идёт именно к этому. — Нана, — тихо зовёт она раньше, чем успевает подумать о своих будущих словах. — Да? Взгляд Наны светлый и добрый. Она сияет от внезапного счастья, становясь невероятно красивой. Её нежные черты лица, густые волосы, глаза черного цвета, бледная кожа — всё кажется красивым. Шиён чувствует, как становится тяжелее дышать, когда смотрит на воплощение нежности перед собой, теряя все силы. Она слишком слаба для подобных решений. — Что ты хотела, волчонок? — спрашивает Нана, откладывает карандаш и тетрадь на стол. Шиён проглатывает ком в горле, пытаясь собрать слова в кучу. Она понимает, что с каждой минутой будет только сложнее. Ей нужно вытерпеть несколько секунд, чтобы стало легче. Сказать несколько слов и спокойно уйти, никогда не возвращаясь. Может, проплакать несколько ночей подряд, потому что сердце слишком слабо и не выдержит даже такого, но это мелочи. Короткие страдания точно лучше, чем сожаления длиною в жизнь. Собственные мысли настолько драматичные, что начинает тошнить. — Я хотела с тобой поговорить, — начинает тихо Шиён. — О чем? Нана взволнована, но пытается этого не показывать. Шиён уже чувствует себя настоящим монстром. Но они же обе не будут сожалеть, правда? Они же обе начали эти отношения не из-за сильных чувств? Нана же правда использовала Шиён для своих целей? — Я тут подумала… Шиён трусиха. Она больше не та девушка, что не боялась говорить всё, что думает, и решать проблемы словами. Она была на грани потери сознания во время разговора с мамой и Минхо и едва выдержала обсуждение перевода с сестрой. Можно сказать, что решение о переводе было принято без неё, потому что большую часть обсуждения она молчала и боролась с желанием сбежать. Сообщить о простом расставании почему-то ещё сложнее. Совсем вылетело из головы то, что они вместе уже полтора года. — Шин, не тяни. Голос Наны поникший. Кажется, она уже всё поняла и только ждёт того, чтобы Шиён подтвердила её догадки. Шиён смотрит ей в глаза и видит лишь нежность. Внутри настолько смешанные чувства, что сердце не выдерживает. — Мы расстаёмся. Это оказывается легче, чем ожидалось. В миг с души спадает тяжесть и становится легче дышать. Шиён глотает воздух, готовясь к тому, что услышит в ответ, но тишина не прекращается. Нана просто смотрит, хмуря брови. За её взглядом столько мыслей, что страшно нарушать тишину. Стоит Шиён сказать что-то ещё, и всё посыплется. — Что я сделала не так? — тихо спрашивает Нана, выбивая воздух из лёгких. Она не сделала ничего плохого. Может, у них разные цели в жизни и разные понимания вещей, но Шиён не настолько размякла, чтобы делать что-то, что ей не нравится. Нана подтолкнула её попробовать и узнать многое, что было неправильным или вредным, но Шиён была не против. Ей нравилось. Просто прошлое напомнило о себе слишком не вовремя. — Ничего… — вздыхает Шиён, теряясь среди слов. — Я решила просто так. — Просто так не расстаются, — глаза Наны полны слез. — Я тебе разонравилась? — Нана, нам просто не по пути… Шиён ежится от своих же слов. Есть десятки причин, но она использует ту, что появлялась в её жизни слишком часто. Минхо, Минджи, Бора. Может, даже Минни. Со всеми не по пути и для каждого это просто глупая отмазка. — Ты уезжаешь обратно? — Нет. Я остаюсь в Японии. Просто… — Шиён тяжело вздыхает, жмуря глаза. Тело само встаёт из-за стула. Вот-вот, и она побежит, в очередной раз справляясь с проблемой самым простым способом. — Пора прекратить. Шиён в спешке собирает вещи, не обращая внимания на то, что хватает. Нана не встаёт с места, делая попытку подойти ближе. Шиён дёргается, пугая их обеих ещё больше. Ей страшно коснуться, потому что так будет только сложнее. Слова Наны делают ещё хуже: — Я люблю тебя, Шини. Я думала, что ты тоже любишь. Мы же… В очередной раз Шиён понимает, что возненавидит себя ещё больше. — Я просто принимала твою любовь, — шепчет она, разворачиваясь спиной. — Я и не думала любить тебя. С последними словами Шиён уходит, оставляя разбитую Нану позади. Вместе с Наной остаётся забытой и её последняя надежда стать лучше. // Город пахнет сыростью. Липкий туман, от которого было невозможно избавиться, преследует даже тут. Нет дождя, асфальт остаётся сухим, но видно не больше, чем на два метра вперёд. Ноги сами ведут по улицам, будто она знает эти места наизусть. Три года назад сама хозяйка жаловалась на то, что забывает свой адрес. Странно думать о том, что всё изменилось. Надоедливая бумажка с адресом и отрезок карты сыреют в руках, напоминая о том, как много времени было упущено. В когда-то одинокой квартире на третьем этаже её давно не ждут. Может, там больше не так одиноко, как было раньше. Наверняка изменилось всё, от интерьера до жильцов. Минхо умеет играть на нервах. Его первыми и последними словами было: «адрес ты знаешь». Ни слова о прошлом или настоящем. Только данные с времен, когда всё было хорошо, и пинок вперёд, чтобы действительно дойти. Так, наверное, позволяют себе поступать лишь самые близкие друзья? Скорее всего. Сложно думать, когда волосы противно липнут к лицу, а тело дрожит от холода. Климат совсем другой. Каким-то образом у реки больше сырости, чем на берегу океана. Раньше такие детали проходили мимо. Может, среди собственных проблем было всё равно вообще на всё, что происходило вокруг. Долго думать об этом не приходится. Номер дома, который она пыталась найти последние полчаса, наконец-то написан на табличке перед глазами. Взгляд быстро изучает фасад, оценивая обстановку. Как и ожидалось, здание явно высшего класса, но смотрится достаточно скромно. Многоквартирные дома всё ещё кажутся чем-то необычным и слишком простым. Из нужного подъезда выходит жилец, оставляя дверь открытой буквально на секунды, заставляя бежать. С неба начинают капать первые капли дождя, от чего желание зайти поскорее внутрь становится сильнее, чем страх встретить неизвестность. У неё просто не остаётся выбора. Шаг за шагом, по новой лестнице, не поднимая взгляд на окружение. Ноги спотыкаются о каждую вторую ступеньку, делая подъем только тяжелее. Всего три этажа, каждый не больше двух метров в высоту, но этот путь кажется дольше, чем поиск едва знакомого дома в огромном городе. До дрожи страшно. Больше приехать в незнакомое место, где тебя никто не ждёт, с маленьким рюкзаком вещей на плече, не кажется хорошей идей. С самого начала не казалось, но внутри была надежда. Сейчас остался только страх, когда перед глазами оказалась дверь нужной квартиры. Взгляд успел внимательно изучить каждую царапину, любое место, где могла стереться краска. Соседи наверняка подумают, что она какая-нибудь мошенница или просто вор, если не собрать себя в руки, но всё тело замерло, ожидая неизвестно чего. За стенами дома приглушенно гремит гром, выбивая из мыслей. Только грозы сейчас не хватало. // — Я так и знала, что вы не успеете по сухому, — ворчит Минджи, протягивая чашку с чаем перед Борой. — Это была её идея согреться перед дорогой, — вздыхает Дон. — Это ты решила прийти сегодня, а не вчера. Минджи не может сдержать улыбки, наблюдая за маленьким спором. После года непривычного одиночества пожить в сплошном хаосе было необходимостью. Она даже подумать не могла, что Бора и Дон, самые скучные и необщительные среди остальных, будут приносить столько проблем и постоянно суетиться. Вместе они гораздо хуже, чем по отдельности. Даже сегодня, когда просто решили выбраться из дома на выходных и зайти в гости. Минджи хотела провести неделю в тишине, подальше от суматохи, но заканчивает воскресенье громкими рассказами Боры и нескончаемыми шутками Дон. И простой чай с ними всегда затягивается на часы, вместо обещанных тридцати минут. Минджи всё устраивает, пускай она иногда ворчит. — Может, вы останетесь? — спрашивает она, пока режет бисквит. — Всё нормально, мы с зонтиком. — Только… — Бора опускает неуверенный взгляд в кружку, хмуря брови. — Ты уверена, что тебя можно оставлять одной? Нож на мгновение замирает в воздухе, пока мысли пытаются собраться в кучу. Минджи нужно пару секунд, чтобы понять то, о чем говорит Бора. Страх гроз вернулся тогда, когда она о нём практически забыла. Всё приходило в норму: толпа перестала пугать, гром больше не вызывал панику, салюты перестали вызывать желание спрятаться под землю. До тех пор, пока Шиён не решила сбежать. Внезапно, среди плохого самочувствия и частых слез, вернулись те детские страхи, что появились больше десяти лет назад. Минджи пыталась не придавать значения и закрывать на всё глаза, но даже Бора заметила, что что-то не так. Сколько бы времени не прошло, как бы сильно не изменилась жизнь, но Минджи так и осталась маленькой напуганной девочкой для своих близких. Просто сами близкие поменялись. — Мне не пять лет, чтобы бояться грозы. — В последний раз нам пришлось прятаться у Сана до тех пор, пока не перестанет греметь, — вспоминает Дон, раздражая своей памятью. — Да, из-за тебя мне до сих пор приходится терпеть его неловкие попытки заговорить, — возмущается Бора. Минджи улыбается, продолжая резать бисквит. Бора возмущалась на Сана десятки раз, но не перестаёт с ним общаться, позволяя быть ближе к себе. Она такая со всеми, кроме Дон. — Поэтому ты специально остаёшься в столовой подо… Слова Дон обрывает особенно громкий раскат грома. Но останавливается она не из-за него, а из-за писка Минджи и упавшего ножа. Может, дело просто в том, что это случилось слишком неожиданно. Минджи пытается убедить себя в том, что она не боится. Просто она устала, а загремело слишком внезапно, чтобы не испугаться. Можно найти ещё причины, если попытаться. Только от этого не перестанет идти кровь из пальца, который она порезала в момент, когда нож дёрнулся от испуга. Она, кажется, безнадёжна. — Ну ты ещё бы руку отрубила себе, — Бора подхватывается с места, беря ладонь Минджи в свои тёплые. — Я за пластырем. Дон за секунды испаряется из комнаты и так же быстро возвращается со спиртом и пластырем. Минджи не успевает ничего сообразить, как ей обрабатывают неожиданно глубокий порез и без конца ворчат. Мысли с трудом формируются в голове, пока тело дрожит. Наверное, она действительно очень устала. Ещё сильнее выбивает дверной звонок, когда не ожидаешь новых гостей. — К тебе кто-то собирался? — Нет… — хмурится Минджи, смотря в сторону коридора. — Я даже соседей толком не знаю. — Открыть? — спрашивает Бора, поднимая брови. — Может, кому-то из соседей что-то нужно, — Минджи кивает, пожимая плечами. Бора без слов уходит, скрываясь в коридоре. Впервые за несколько месяцев Минджи слышит её насколько тихой. // Шиён никогда в жизни не хотела сбежать настолько сильно, как сейчас. С каждой секундой, что дверь остаётся закрытой, паника нарастает только сильнее. Ей не стоило приезжать и даже думать о том, чтобы увидеться. Минджи давно про неё забыла и точно не будет рада её визиту. Всё равно на грозу за окном и отсутствие ночлега. Лучше скитаться всю ночь под дождём, чем ворошить прошлое. Только дверь открывается, не дав убежать. Перед глазами точно не та, кого ожидалось увидеть. Шиён всеми силами готовила себя к встрече с Минджи, Минхо, Минни, может, даже Дон, если та всё-таки смогла поступить в Сеул, но никак не с Борой. От неожиданности немеют ноги и кружится голова. Шиён отчаянно пытается найти слова, хватается за обрывки мыслей, но это бесполезно. Может, Боре и не нужны слова. Ей достаточно увидеть что-то в глазах Шиён, чтобы кивнуть и броситься вперёд, обняв за шею. Шиён моментально ломается, больше не пытаясь казаться собранной. Её руки крепко обнимают Бору за талию, притягивая к себе. Как можно ближе, чтобы вспомнить все ощущения и чувства, что успела забыть. Так, что слышно лишь знакомый запах чая, табака и сладостей. Почти как в детстве, когда они только-только начали общаться. Бора тянется ещё ближе, прячась лицом в коротких волосах. Шиён не выдерживает и тянет её на себя, поднимая над землей. Внезапно в теле появляются силы хотя бы на такой маленький жест. Бора моментально обхватывает ногами талию, держась крепче. Стоять так — привычно и уютно. Будто не было двух лет разлуки и тяжёлого прощания. Есть только тёплые воспоминания и объятья, что ещё теплее. По ногам дует сквозняк из подъезда из-за открытой нараспашку входной двери, за стенами гремит гром, но дом остаётся удивительно тихим. Шиён не находит сил гадать, с кем теперь живёт Минджи и почему Бора тут, оставаясь в вакууме. Сеул кажется таким странным, Корея стала ещё дальше, а близкие когда-то люди теперь до тревожного далекие. Или Шиён стала слишком далека от них. — Я скучала, — шепчет Бора, обжигая шею горячим дыханием. Шиён дышит как можно глубже, боясь потерять остатки кислорода. Кажется, что она вот-вот упадёт. Нет сил ни на что, кроме того, чтобы держать Бору к себе как можно ближе. — Онни, ты жива? Голос из конца коридора, такой же тихий, как всё вокруг, сбивает с толку ещё больше. Шиён боится открывать глаза. Бора сама расслабляет ноги и становится на пол, совсем на немного разрывая объятия. Этого достаточно, чтобы можно было увидеть человека перед собой. Они одинаково удивлены и спокойны. Шиён чувствует, как к глазам подходят слезы. Ей страшно делать первый шаг, руки неуверенно тянутся вперёд и сразу падают, пока ноги замирают. Она никогда не прощалась с Дон. Не говорила ей ничего, не извинялась. Просто исчезла из её жизни, чтобы случайно вернуться снова, когда ещё не была готова. Разве после такого можно бездумно тянуться к объятьям и ждать, что тебя примут? Бора отходит дальше, давая им пространство. Шиён действительно ждёт ругань и обиду. Ей сложно понять нежный взгляд в свою сторону и алые щеки, что с каждой секундой только ярче. Пальцы сжимаются в кулаки, чтобы не сделать лишнего движения и удержать себя. Но Дон сама тянется вперёд, пугая своей резкостью и напором. Шиён не успевает понять, дёргается назад и сразу же рвётся вперёд, путаясь в своих движениях. — Могла бы и обнять, — ворчит Дон, когда чувствует голову Шиён у себя на плече. Её руки аккуратно обнимают за талию, позволяя быть ближе. Шиён жмурит глаза, едва касаясь предплечий. Ей страшно напугать или напомнить о том, что она настоящая. — Прости, Дон-и… — тихо шепчет она, замирая на месте. Дон ничего не отвечает, прижимая ближе к себе. Ещё ни разу в жизни они не обнимались настолько крепко. — Минджи-онни точно думает, что нас уже убили, — говорит она, отпуская. — На кухне мертвая тишина. Шиён не успевает ничего спросить или сказать. Её мысли застряли в моменте, где она увидела Бору, а ноги сами плетутся за Дон, неся навстречу проблемам. Событий становится так много, что ничего из увиденного и услышанного не осознается полностью. Включая замершую посреди кухни Минджи с большим ножом в руках, наверняка напуганную тихим исчезновением подруг. Или она настолько не хочет видеть Шиён? Хочется сказать что-нибудь глупое или смешное, но нож падает на пол, рискуя кого-нибудь ранить. Дон и Бора остаются подозрительно тихими, давая забыть о себе. В комнате только Шиён и Минджи, растерянные и молчаливые, изучающие друг друга с ног до головы. Эта встреча для Шиён, наконец-таки, избавляет от зуда сожалений и на секунду возвращает домашний уют. Минджи, вероятно, ненавидит этот день больше, чем можно себе представить. — Привет?.. — выходит слабая попытка поздороваться от Шиён. Голос дрожит и осип. Она выглядит невероятно жалко. Минджи молчит. Зная её, это, наверное, к лучшему. Шиён давно потеряла связь с реальностью и забыла людей, что знала наизусть, но никогда не забудет то, настолько обидчивой может быть Минджи. Её молчание означает лишь то, что она зла. Если бы были слова или крики, то всё было бы гораздо хуже. — Знаете, нам пора… — внезапно говорит Дон, нервно улыбаясь. Шиён за секунды забыла, что в комнате был кто-то ещё. — Но… — пытается возразить Бора. — Погода хуже и уже поздно. Мы позвоним, как только дойдём. Может, выйдет поймать машину. Дон неловко собирает некоторые вещи со стола, пока Бора непонимающе следит за её действиями. Шиён смотрит на это, пытаясь не провалиться под пол от стыда. Она испортила встречу друзей и выгоняет девочек под ливень, а всё потому, что в собственной голове казалось драматичным внезапно появиться там, где давно не ждут. — Вы никуда не уходите. Голос Минджи пускает мурашки по телу своим холодом. Шиён теряется, начиная сыпаться по крупинкам. — Да, вам не обяза… — Ох, мы действительно уходим, — вмешивается Бора, меняя своё мнение за мгновение. Её глаза широко открыты от удивления и делают ситуацию ещё абсурднее. — Боре завтра на работу, и я точно не отпущу её одной, — добавляет Дон, хватая Бору за запястье. Минджи складывает руки на груди, наклоняя голову. Ей очень не нравится вся ситуация, но Шиён хотя бы не одна, кто в этом виновата. Это не отменяет того, что она одна получит за всех, но, в конце концов, это то, что она заслужила. — Дон, остановитесь, — приказывает Минджи, тяжело вздыхая. — Нет, онни, мы не вернёмся до тех пор, пока вы не разберётесь с тем, что происходит. Половину слов слышно уже из коридора. Минджи не пытается догнать и больше ничего не говорит. Шиён спокойно принимает свою судьбу, закрывая глаза на секунды, чтобы попытаться восстановить дыхание. За стеной слышны копошение и шёпот, под который Дон и Бора собираются. Не проходит и минуты, как хлопает дверь, официально оставляя их наедине. Минджи и её самую сильную головную боль — Шиён. // У неё хотя бы есть тёплый чай. Не сделанный для неё, не налитый самостоятельно, а оставленный Борой, но это хотя бы что-то. Так есть небольшая иллюзия домашней посиделки, а не чистосердечного признания. Шиён может прятаться за кружкой и считать взглядом травинки, пока Минджи убивает её тишиной. Они остаются в одной комнате, за одним столом, но расстояние между ними больше, чем от Сеула до Атами. Шиён сводит это с ума. В редкие моменты ссор всегда было сложно. Шиён привыкла говорить до тех пор, пока не останется подводных камней. Минджи, как и Минхо, выросла среди людей, что будут хранить всё в себе и молчать, пока мысли не придут в порядок. Это чудо, что они едва ссорились в этой жизни, когда их взгляды на мир настолько разные. Сегодня тот самый день, когда Шиён, впервые за месяцы, слишком смела, чтобы молчать от стыда, и слишком устала от серьёзного лица перед собой. Она была до ужаса напугана, когда пришла сюда, но хватило минуты рядом со злой Минджи, чтобы решиться на разговоры. Молчание в ответ на свои слова и вопросы раздражает только больше. Похоже, им не избежать драки. — Минджи, я знаю, что ты злишься, но можно поговорить, — пробует Шиён, теряя терпение. — Можно было поговорить все эти два года, Шиён, — полное имя режет по ушам. Минджи никогда не произносила его так. — Это ты выбрала молчать, а не я. — Я не знала, что ты звонила. От меня скрывали это. Минджи поднимает брови, выглядя действительно злой. Ещё чуть, и Шиён начнёт бояться за свою жизнь. Она ожидала встретиться с чем угодно, но не с такой Минджи. — Ты, блять, помнишь мой номер наизусть и не могла хотя бы раз набрать? — повышает голос Минджи. — Ты могла хотя бы сказать, что всё хорошо. Да просто напомнить о себе и сбросить. Похуй что, но не исчезать на два года. Шиён знает, что Минджи права. Нет ни одной причины, по которой нельзя было позвонить. Шиён просто трусиха настолько, что боится это признать. Или ей настолько плевать на семнадцать лет дружбы? — Я боялась… — Боялась поговорить? Шиён, да это смешно. Минджи встаёт со стула с такой силой, что он падает на пол. Шиён дёргается, проливая чай себе на колени. Всё, что могло пойти не так, — идёт не так. Хочется рассмеяться от абсурда, но нет сил. Остаётся надеяться, что удастся пережить эту ночь. Ещё никогда наедине с Минджи не было настолько тревожно. Гроза за окном только больше нагнетает, пугая даже Шиён. Они остались вместе ночью, пока за окном начинается настоящий шторм, что вряд ли станет сильнее шторма между ними. Шиён слишком глупа, чтобы сделать лучше, а Минджи не станет себя останавливать. — Тебе действительно настолько всё равно? — спрашивает Минджи, подходя к окну. Её спина напряжена от нервов, тело вытянуто как по струне, а плечи едва заметно дёргаются от каждой вспышки молнии. — Ты же знаешь, что это не так, — слабо протестует Шиён, ставя кружку на стол. Может, будь в ней кипяток, она бы хотя бы на время пришла в чувства. — Я думала, что знала, пока ты не исчезла. С очередным раскатом, немного громче предыдущих, Минджи вздрагивает всем телом и опускает жалюзи. Она так и остаётся стоять спиной к Шиён, опираясь на подоконник ладонями. Шиён только сейчас замечает то, насколько она выросла. Её тело явно изменилось и стало старше: плечи выровнялись и стали острее, ладони похудели и вытянулись, линия челюсти заметно очерчивает лицо, густые чёрные волосы доросли почти до пояса и ложатся нежными волнами. Минджи стала ещё утонченнее и изящнее, словно принцесса, пока её слова стали жёстче и прямолинейнее. — Так, будто тебя тут ничего не держало, Ши… Шиён не видит смысла спорить. Она не готова рассказать обо всём, что останавливало её от простого разговора, а говорить загадками ей точно не хочется. Минджи услышит всю правду, только немного позже. Если позволит. — Почему ты вообще решила приехать? — вздыхает Минджи, поворачиваясь к Шиён лицом. — Хотела увидеть тебя и извиниться. — Только меня? Минджи спрашивает так, словно ругает, но от её слов Шиён краснеет. Как можно ответить на этот вопрос, если невозможно признаться даже самой себе? Шиён в Корее и не упустит шанс увидеться с каждой и сказать им всё, но сейчас, через три часа после самолёта, она у Минджи в квартире. — Конечно нет, просто ты… — Шиён кривится от своих мыслей, водя ладонью в воздухе, будто это поможет объяснить. — С тобой спокойнее всего. С губ Минджи срывается смешок. Ближайшее время с ней точно будет неспокойнее всего и Шиён это понимает. Могло ли это заставить её поменять планы? Вряд ли. — Тебе есть где переночевать? — внезапно спрашивает Минджи, отталкиваясь от подоконника. Её движения слишком медленные и неуклюжие. Она пытается притвориться, что всё хорошо, но тело показывает каждую эмоцию. У Минджи никогда не получалось обманывать. — Да, найду какой-нибудь отель… — Ты всё ещё его не нашла? Минджи замирает с бисквитом в руках, возмущенно подняв брови. Она ещё больше недовольна, будто каждое новое слово Шиён делает только хуже. Общаться оказывается сложнее, чем казалось, но больше нет выбора. — Я пошла к тебе прямо из аэропорта, не было времени, — неловко признается Шиён, опуская взгляд. — Ты ела? — Я не голодна, Ми… — Я разогрею рис с рыбой, — обрывает Минджи, подходя к холодильнику. Шиён не чувствует голод, но её желудок скоро съест сам себя. — Ты ночуешь у меня. Сначала кажется, что смена в настроении Минджи слишком резкая. Шиён растерянно замирает, наблюдая за каждым движением, чтобы понять, что всё нормально. Минджи всё ещё невероятно злая, просто слишком добрая, чтобы выбрасывать на улицу. Она делает хуже себе, пытаясь ухаживать за Шиён, но, если не будет ухаживать, ей будет ещё хуже. Шиён в очередной раз понимает, что никогда не перестанет винить себя за этот разговор. — Всё хорошо, правда. Тут отель в соседнем квартале, они принимают посетителей круглосуточно. Будто специально за окном гремит с большей силой. — Я не пущу тебя по такой погоде, — вздыхает Минджи. — Ты сама выбрала такую судьбу, дурная. Шиён не может сказать ничего против. Ей приходится молча следить за Минджи, изучая каждую новую деталь. Кажется, будто ничего не изменилось, но при этом всё невероятно новое. Просторная кухня кажется родной из-за уюта и всех мелочей, что отражают Минджи, квартира пахнет выпечкой и цветами, что стоят в вазе на подоконнике, даже шоколадные конфеты в миске напоминают о детстве и дружбе. Эта новая квартира на краю едва знакомого города, в забытой и ненужной стране, больше похожа на дом, чем то место, где выросла Шиён. Или дело просто в Минджи? — Много нового успело произойти? — тихо спрашивает Шиён, когда Минджи садится напротив, протягивая тарелку с едой. — Шиён, даже не начинай, — раздражается Минджи, хмуря брови. — Минджи, я… — Ты учишься? Работаешь? Резкий вопрос Минджи сбивает с толку, но от него легче. Возможно, они придут к чему-то, что хоть как-то напоминает разговор. Шиён действительно хочется узнать обо всех переменах, которые она пропустила. Хочется вновь стать частью жизни подруг, даже если на маленькую долю. — Учусь, — вздыхает Шиён, пытаясь подобрать слова. — В колледже искусств. На вокальном искусстве. — Ты вернулась к музыке? Глаза Минджи светятся от слез или счастья. Её лицо едва показывает эмоции, но Шиён и без этого понятно, что она рада. Теплая еда в тарелке и взволнованный взгляд дают понять, что ещё не всё потеряно. У Шиён есть надежда. — Если честно, то совсем недавно… Это будет мой первый триместр. Шиён опускает взгляд в тарелку, боясь встречаться с осуждением Минджи. — Ты пропустила год? — голос недоволен. — Я училась в другом месте, — Шиён чувствует на себе выпытывающий взгляд и понимает, что не сможет отмолчаться. — На туристическом деле. — Шиён… Минджи тяжело вздыхает, сверля взглядом. Раньше она бы успокоила и наставила на верный путь. В последний год перед тем, как всё произошло, она стала той, кто обматерит и заставит сделать всё правильно. Сейчас Шиён не понимает, чего ей ждать. Страшнее всего будет безразличие. — Какого черта? Тебе вообще всё равно на своё будущее что ли? — Я просто… — Просто закрыла глаза и пустила всё на самотёк? — поднимает брови Минджи. Шиён тяжело вздыхает, не видя смысла спорить. Да, она действительно пустила всё на волю судьбы, не заботясь о себе и своих близких. — Результаты экзаменов были слишком плохие и не было желания уезжать из города в хороший колледж. В Атами нет ничего привлекательного. — Ты убила одиннадцать лет для того, чтобы завалить последний год? — вздыхает Минджи. — Шиён, половина жизни просто ушла… — Я знаю, — Шиён обрывает то, что знает и без Минджи. Нет сил слышать о том, от чего отчаянно пытаешься убежать. Их взгляды встречаются, пуская мурашки по спине. Красновато-карие глаза Минджи ничуть не изменились. Они продолжают светиться на свету, греют теплом и изучают добро. Даже когда сама Минджи дёргается от испуга из-за очередного раската грома, её глаза остаются светлыми и честными. — Сейчас я в нормальном колледже и вернулась в Корею. Всё будет нормально. — Ты сама этого захотела? — тихо спрашивает Минджи. Шиён мешкает, не зная, какие подобрать слова. Она хочет, но не находит сил. Не будь она настолько вялой, то давно бы позвонила, ездила бы в гости и училась бы на фортепиано, а не на вокале. Ей хочется объяснить это всё, но Минджи опережает любые оправдания: — Я знаю, что Минхо был в Японии месяц назад. Не поверю, что он не был у тебя. Слова Минджи обрывают все отговорки Шиён. И без объяснений понятно, что без Минхо ничего бы не было. Может, Шиён осталась бы жить так до конца — за нелюбимым делом с нелюбимым человеком. Не хочется думать об этом слишком долго, но она и без того слишком много не думала. К чему это привело? — Он был у меня, — вздыхает Шиён, поджимая губы. — Если бы я не хотела тут появляться, то он бы лично меня привёз, ты знаешь. — Я уже ничего не знаю, Ши, — слабо выдыхает Минджи, расслабляя плечи. Внезапно теряется её осанка и всё то, что делало её… привычной. Минджи становится маленькой и сломленной, какой Шиён не видела её годами. С трудом удаётся сдержать порыв броситься с объятиями. — Я счастлива видеть тебя, но не могу быть этому рада. Прости. Становится легче. Но это не мешает подступить слезам. Шиён не поднимает взгляда с остатков риса, понимая, что действительно не была голодна. Её тошнит от еды. Если подумать, то тошнит от любых действий. Не хочется двигаться, не хочется говорить. От звуков за окном и напротив только желание расплакаться. Наконец, те внезапные силы, что появились, чтобы дотащить до одного-единственного дома, покинули тело. Шиён по-прежнему уставшая. И, может, совсем немного хочет упасть в руки близкого человека. — Я буду ложиться спать, завтра рабочий день, — тихо говорит Минджи, вставая из-за стола. Она выглядит не менее уставшей и избегает зрительного контакта. — Сейчас принесу белье и всё для душа. Ванная комната слева по коридору. Спать будешь в гостиной. Если что-то надо, то говори. Слов так много, что получается только моргать в ответ. Шиён цепляется взглядом за давно засохшие в вазе цветы, и узнает в них ландыши. Думать становится невозможным. Сказанные слова доходят спустя время, когда слышно шуршание в гостиной. Шиён пытается игнорировать ненужные мысли и встает из-за стола. Ноги сами несут в сторону комнаты, чтобы столкнуться с нервной Минджи в дверном проёме. — Диван не раскладывается, но его должно хватить, — будто оправдывается Минджи, краснея. Она прекрасно понимает то, что Шиён не осмелится спросить. — Если неудобно, то можешь постелить на полу, я дам матрас. — А ты… не боишься спать одна? — стесняясь спрашивает Шиен. — С чего бы?.. — на лице Минджи искреннее непонимание, что пропадает спустя мгновения, когда в очередной раз шумит гроза. Кажется, что с каждым часом погода всё хуже. — Шиён, я не маленькая девочка, чтобы бояться погоды. Мы точно не будем спать вместе. Слышать это кажется самым логичным и самым странным. Шиён знает, что её не простят так быстро. Она сама боится касаться Минджи или становиться ближе. Спать вместе было бы слишком неловко и странно. Только… Если хорошо подумать, то Шиён не может вспомнить ночи, когда они не были плечо к плечу. Ни на одной из общих ночёвок. Это первый раз за всю жизнь, когда они спят раздельно. // Переживаний оказалось слишком много. Сердце не прекращает бешено биться в груди, мысли давят тяжёлым комом, мышцы неспокойно дёргаются. Шиён давно потеряла счёт времени. Вместо хода часов своим шумом раздражает гроза, что стала похожа на шторм. Кажется, что вот-вот сорвёт крышу ветром или затопит всё вокруг. Мысли вертятся вокруг Минджи и невольно возвращаются к желанию оказаться ближе. Сколько бы времени не прошло, как бы она не выросла, но такая непогода вряд ли даст ей спокойно спать. Или Шиён ищет причины, чтобы быть рядом. Теперь, когда они вновь увиделись, она вряд ли сможет просто так отстать. По пути в Корею казалось, что ничего не изменится. Шиён была готова извиниться и с позором уехать назад. После встречи с девочками, всё равно даже на позор. Наверное, она опозорилась ещё тогда, когда решила молча уехать. Ещё предстоит извиниться перед остальными и поговорить с Борой, но только после того, как всё станет яснее с Минджи. Шиён кажется, что, ещё минута и она убьёт себя своими же мыслями. Впервые за долгое время проблема не в том, что она не может уснуть с пустой головой, а в том, что мыслей чересчур много. Так много, что хочется кричать и рвать на себе волосы, лишь бы отвлечься. Будь она одна, то бродила бы сейчас по улицам Сеула, промокнув насквозь, надеясь вымыть из головы все переживания. Шиён ворочается с бока на бок, нервно вздыхая при каждом раскате. Начинает казаться, будто диван усыпан песком или чем-то ещё, что колит и мешает лежать. Мешает вообще всё. С тяжёлым вздохом приходится сесть. Шиён осматривает комнату, пытаясь привыкнуть к темноте. Только сейчас стали заметны вспышки молний, которые периодически освещают всё вокруг. Будто часы до этого она не лежала с открытыми глазами, а ворочалась в беспокойном кошмаре. В горле пересохло. Ноги сами ведут на кухню, чтобы налить воды. Шиён щурится, с трудом разбирая окружение, постоянно цепляя мебель на своём пути. Было бы легче, если бы она знала это место, но что-то всё время мешало приехать к Минджи в гости. Может, Шиён стала эгоисткой намного раньше, чем это поняли другие? Кухню вовремя освещает молния, помогая разобрать обстановку. Шиён боится потревожить ярким светом, поэтому остаётся в темноте. Выходит относительно тихо нащупать кружку, в которой был её чай, и налить туда холодной воды. Это всё глупые ритуалы, чтобы потянуть время, но так немного легче. Тело занято хоть чем-то, что продолжает отвлекать от мыслей. Шиён отодвигает жалюзи, без интереса рассматривая окружение. Обычные дома, стандартные уличные фонари, привычные редкие машины. Район, в котором живёт Минджи, ничем не отличается от остальной Кореи, в которой бывала Шиён. Может, даже не так много различий с тем же Атами. Всё везде одинаковое. Если задуматься, то ничем старый дом от нового не отличался. Шиён каталась по кривым тропам лесов Атами, чтобы потом жаловаться, что в полях Чонджу мало цветов. Даже школьная форма там, где она могла учиться, отличается только полосками на юбке от той, в которую она ходила всё детство. Не о чем было тосковать. Просто потерялось что-то гораздо ценнее, о чем сейчас догадаться уже не выходит. Шиён устала отчаянно тянуться к прошлому, когда оно перестало приносить комфорт. Может, это станет поводом вернуться? Или, наоборот, остаться, раз она уже начала новую жизнь в Иокагаме. Там не будет горького запаха кофе на кухне, нежного голоса, что спросит о прошедшем дне, и серых дождей, но разве это важно? Шиён смотрит за окно и думает, что едва ли скучала по таким сильным грозам. То место, где она живёт, наверняка бы даже не выдержало сильного ливня. Поэтому без разницы. Кружка со стуком опускается в раковину. Шиён бессмысленно ходит кругами, постоянно поглядывая в окно. Время от времени взгляд цепляется за частые вспышки. Иногда тело дёргается от особенно громких раскатов. Больше ничего. Долгие минуты наедине с собой, пока тело не устанет настолько, чтобы можно было лечь спать. Вспоминаются ландыши в вазе, от которых остались только сухие лепестки и стебли. Шиён боится даже дышать на них, но не может сдержать себя от того, чтобы подойти как можно ближе. Воды в вазе давно нет или не было изначально, дно усыпано трухой, сами цветы засохли ещё месяцы назад, если не годы. Мысли невольно приходят к Юхён. Шиён не уверена, а знает, что это для неё. Не удивится, если ландыши появились на кухне Минджи ещё три года назад, сразу после смерти. Минджи из тех, кто будет держать букеты дома, пока те ещё цветут и пахнут, и не вкладывает в них много смысла, но речь идёт о Юхён... Ради Юхён любая из них могла изменить свои принципы. Может, у Шиён хватит смелости спросить... Из глубоких мыслей вырывает удар молнии где-то неподалёку. Настолько громко, что дрожит пол. Шиён подскакивает, впервые в жизни слыша такой грохот. Стало темнее. Взгляд пробегается по улицам, чтобы понять, что отключился свет. Ладони трясутся с несколько секунд, пока уставший мозг пытается осознать произошедшее. Шиён не видит места, куда могла ударить молния, и не слышит ничего странного. Похоже, что город продолжает спать, но теперь в кромешной тьме. Ливень не перестаёт лить стеной, как и не успокаиваются вспышки. Становится жутко спокойно. Так, будто они в безлюдном районе, а не в самом большом городе Кореи. Из-за волнения остаётся незамеченным шуршание в коридоре. Шиён едва способна думать, слишком уставшая и встревоженная. Ей хочется поскорее лечь спать, но всё ещё нет сил уснуть. То, что она не одна, становится ясно только когда слышно тихий голос в гостиной: — Шин-и?.. Шиён напрягается, вслушиваясь внимательнее. Теперь она замечает тихое шорканье тапочек по холодному полу. Сердце сжимается от мысли о том, насколько может быть напугана Минджи. Шиён пытается собраться в кучу, тихо выходя с кухни. От чего-то вновь страшно заговорить наедине. Глаза достаточно привыкли к темноте, чтобы разглядеть Минджи, сидящую на диване. Её спина напряжена. Шиён старается не думать о том, на какие мысли могло натолкнуть её отсутствие. — Ты чего не спишь? — голос сипит. Минджи дёргается, резко разворачиваясь. От неожиданности Шиён тоже подскакивает, начиная дышать чаще. — Ты меня напугала! — пищит Минджи, обнимая себя за плечи. — Прости… Шиён не знает, остаться ей на месте или подойти ближе. Она не знает, что говорить, о чем думать, как двигаться. Рядом с Минджи ей сложно даже дышать. Кто бы мог подумать, что Шиён будет чувствовать себя как растерянный подросток? — Слишком… — Минджи вздыхает, опуская руки на колени. Её голос тихий и неуверенный, — громко. Шиён вздыхает, сжимая ладони в кулаки. В комнате висит неловкая тишина, от которой хочется как можно скорее избавиться. Любое слово может обидеть или огорчить, поэтому Шиён молчит. Она едва двигается, когда медленно идёт к дивану, чтобы оказаться ближе. Сейчас как никогда не хватает объятий и тёплых разговоров. — …Можем посидеть вместе? — осторожно предлагает Шиён, становясь у ног Минджи. Сесть рядом не хватает смелости. Минджи поднимает взгляд, выглядя настолько крошечной и ранимой, что болит сердце. — Я хочу спать. — …Полежать вместе? Предложение звучит гораздо хуже, чем предполагалось. Шиён даже не думала заходить на территорию Минджи, точно не в ближайшее время, но спать хотя бы в одной комнате было бы легче. — Не думай, что я пущу тебя на свою кровать, — поднимает брови Минджи, становясь серьёзнее. Шиён молчит, перебирая в голове варианты. Гром за окном не утихает, воздух становится холоднее, а руки горят от желания обнять, пока ноги хотят убежать как можно дальше. Теперь ситуация кажется безвыходной, потому что в голову не приходит ничего лучше, чем: — Можем сделать перегородку? — Нет, Шиён, — отрезает Минджи, вставая с дивана. Они внезапно оказываются слишком близко, до такой степени, что дыхание Минджи касается носа Шиён. Становится настолько неловко, что хочется отойти, но Шиён стоит, заглядывая в глаза. Минджи не поднимает взгляда, тяжело вздыхая. На её лице видно каждую эмоцию, все сомнения, что появились из-за слов и близости Шиён. Вот-вот и она посыплется, согласившись на всё. Вот-вот и Шиён свалится с ног от смущения и беспомощности. — Джи… Шиён замолкает, почувствовав холодную ладонь на своей груди. Получается с трудом перебороть желание взять худые ладони в свои и согреть, потому что Минджи, даже спустя все эти годы, так и не стала теплее. — Я постелю тебе на полу, если ты так хочешь со мной остаться, — тихо говорит Минджи, отходя от Шиён. — Я хочу, чтобы тебе было спокойнее, — уточняет Шиён, не смея двигаться. — Тогда я постелю тебе на полу. // Может, это просто вредность или желание наказать. Может, они настолько привыкли друг к другу, что даже сильная обида не способна разлучить. Шиён не может понять, что именно, но благодарна тому, что всё ещё нужна. Ей всё равно, что она лежит на холодном полу у огромной кровати Минджи, потому что это то, что она заслужила. Тем более, можно ли назвать пол холодным или твёрдым, когда Минджи постелила матрас и два одеяла, дав укрыться ещё двумя покрывалами? Она пытается быть грозной и обиженной, но действия говорят громче слов. — Так где именно ты учишься? Вопрос появляется из ниоткуда. Они молча лежали больше получаса, слушая звуки грозы и шуршание постельного белья, когда надоедало лежать в одной позе. Шиён настолько запуталась и устала, что боялась сказать даже слово. Минджи, кажется, от этого было только тяжелее. — В Иокагаме, это в часе езды от Атами, — отвечает Шиён, продолжая смотреть в потолок. Минджи не видно за краем кровати. — Почему вокал, а не фортепиано? — голос Минджи тихий и аккуратный. Шиён поджимает губы, пытаясь подобрать слова. Как ей рассказать о том, что она плюнула на всё, что раньше любила? И есть ли смысл врать, если Минджи точно знает ответ? — Я… — Шиён вздыхает, переводя взгляд на молнии за окном. Слова даются тяжело, даже если говорить шёпотом. — Я так долго не играла, что… У меня не получилось сдать входной экзамен. Тишина затягивается на дольше, чем ожидалось. Шиён молчит, жмуря глаза, пока ждёт ответ. Со стороны Минджи не слышно ни звука, только уже редкий гром и стук дождя об окно. Становится настолько неловко, что хочется сбежать. Шиён никогда не было настолько стыдно. — Ты совсем не играла?.. Слова настолько тихие и аккуратные, что страшно отвечать. Шиён не просто не играла, а избегала вида фортепиано всеми силами. — Да… Кровать тихо скрепит, заставляя открыть глаза. Шиён наблюдает, как Минджи ложится на самый край, заглядывая вниз. Между ними не больше полуметра и неловкая тишина, из-за которых щеки начинают гореть румянцем. Шиён с трудом держит зрительный контакт, желая запищать и спрятаться под покрывалом, когда Минджи смотрит с такой заботой. — Как давно ты не играла? — Как ты уехала, — все и без того это знали, тут нет тайны. Но думал ли кто-нибудь, что Шиён так и не вернётся к музыке? — И ты не играла даже в Японии? — шепчет Минджи, хмуря брови. Шиён тяжело вздыхает, поворачиваясь на бок, чтобы быть ближе. Впервые за сегодня они оказываются по-настоящему близко, как бывали раньше. Это видно не по расстоянию, а атмосфере в целом, что стала легче, несмотря на тяжёлую тему. — Да. До февраля. С тихим признанием Минджи вздыхает, двигаясь ещё ближе. Шиён наблюдает за тем, как она ложится на бок, кладя ладонь под голову и опуская вниз вторую, протягивая вперёд. Холодные пальцы неловко цепляют за плечо и царапают короткими красными ногтями, призывая быть ближе. Шиён краснеет сильнее, протягивая свою ладонь в ответ, мягко сжимая. Нежно и близко, с давно забытым ощущением уюта. — Ты такая глупая, ты знаешь? — шепчет Минджи, сжимая ладонь. — Да… знаю… Шиён соглашается так, будто это ничего не значит. Они обе понимают, что слова ничего не изменят. Получилось так, как получилось. — Тебя Минхо заставил перевестись? — Он вломился ко мне в дом, отчитал за всё и попытался убедить перевестись, — слова выходят слишком честными и прямыми, но Шиён заслужила. — Когда пришла мама, у меня не получилось отговорить их… Минджи не перестаёт смотреть на Шиён, ни на секунду не расслабляя лицо. Её брови настолько хмурые, что хочется разгладить их подушечками пальцев, но Шиён не двигается. — Ты перевелась только из-за них?.. На секунду Шиён жмурит глаза, пытаясь собрать мысли в кучу. Отец всю жизнь заставлял заниматься чем-то иным, кроме музыки, чтобы сейчас, когда она выросла, её заставили заняться музыкой? Звучит как бред. — Скорее, они напомнили о том, что я потеряла. — Если бы ты не вернулась, я бы никогда тебя не простила, — тихо признается Минджи, закрывая глаза. — Ты… простила меня сейчас? — аккуратно спрашивает Шиён, двигаясь ещё ближе, почти под кровать. — Даже не надейся, — вздыхает Минджи, открывая глаза. В них нет ни капли злости. — Я всё ещё считаю тебя идиоткой. Шиён тоже считает себя идиоткой. Но, если Минджи нашла в себе силы подпустить настолько близко, всё точно будет хорошо. // Март оказался на удивление сырым. Сеул не перестаёт пугать своей погодой, особенно если вспомнить про все рассказы о том, настолько ужасен климат Чонджу. Может, любой из городов Кореи ужасен, когда ты вырос в теплом Ухане. Дон раздражённо убирает с глаз мокрые волосы, оглядываясь по сторонам. В очередной раз она задумывается о том, чтобы сдать на права, потому что ходить приходится слишком много. Она может попытаться накопить на машину и заставить Бору возить её по городу, но это слишком ненадёжно. Не остаётся ничего, кроме как мокнуть и сбивать ноги в мозоли из-за неудобных туфель. В конце концов, не всё должно быть идеально. Дон довольствуется однокомнатной квартирой неподалёку от центра, которую снимает с Борой, достатком денег, что присылают родители, и интересной учёбой. Ей действительно хочется ходить в колледж каждый день, посещать сторонние кружки и общаться с однокурсниками. Учёба здесь гораздо интереснее, чем в школе. Встречи с друзьями не заканчиваются. Дон популярна до такой степени, что это мешает, но с популярностью пришли интересные люди. Постоянные прогулки с друзьями Минджи и Минхо не надоедают, внимание парней забавляет, а Минни, что приехала в Сеул совсем недавно, приятно напоминает о былых днях. Дон довольна тем, каких людей собрала вокруг себя. Но новая жизнь не мешает не терять связь со старой. Каждую пятницу, не позже восьми вечера, Дон сидит за кухонным столом Сана, потому что тот с телефоном и живёт ближе всех, созваниваясь с Юбин и Гахён. Видеть их получается не чаще двух раз в месяц, но разговаривают они не реже, чем Бора ходит в гости к Минджи. Кажется, что Дон уже не может без привычных разговоров о мелочах, которые греют душу лучше любого кофе. Она чувствует себя старшей сестрой, когда с интересом слушает каждый рассказ Гахён, обсуждает с Юбин новости и радуется любым достижениям сестёр. Ей всё равно, будь то призовое место в олимпиаде или встреча с родителями — она счастлива любым новостям. От того, что Юбин поступила в университет Инчхона, гораздо легче. То, что Гахён переехала с ней, — огромный плюс. Они все бросили Чонджу, но всё равно близко друг к другу. Когда Дон уезжала из Китая, она почти не жалела о том, сколько всего оставляет позади. Но исчезни из её жизни хоть кто-нибудь из близких ей сейчас, она вряд ли будет способна спокойно это перенести. Одно исчезновение Шиён оставило на сердце неизлечимый след, пускай они перестали быть близки задолго до произошедшего. Если бы сестры Ли остались в Чонджу одни, или Бора отказалась бы поступать с Дон, было бы ещё тяжелее. Но думать об этом сейчас нет смысла. Дон просто рада тому, как всё сложилось, и рада тому, что смогла увидеть Шиён вновь, когда это уже казалось невозможным. Может, она излишне рада, потому что из-за чего ещё она бы добровольно бежала под дождём, не обращая внимание на навесы и машины по пути? Будто всё стало неважным, лишь бы вовремя успеть на встречу в квартире Минджи, где уже ждут Бора, Шиён и Юбин Первый раз, после смерти Юхён, когда они собираются все вместе. От одной только мысли хочется заплакать, но сейчас не до этого. Главное только не упасть и не испортить до конца картонную коробку печенья, что успела размякнуть. Такая отчаянная спешка, будто это их последняя встреча. Дон не удивится, если так и есть. Кажется, что дружба с этими девушками сделала её слишком сентиментальной. // Юбин тяжело вздыхает, наблюдая за хаосом вокруг. Год разлуки настолько их изменил, что сложно поверить. Неужели хмурая Бора способна так глупо хихикать, пока серьёзная Дон не перестаёт дразнить и бегать по кругу? Виновата ли в этом Минджи, что никогда не переставала светиться счастьем, или дело в Шиён, что внезапно вернулась и вдохнула жизнь в этот город? Нет смысла гадать. Факт в том, что они вновь вместе, пускай это ощущается не так, как раньше. Странно собираться компанией не где-то возле интерната Чонджу или в кафе бабушки Минки. Ещё страннее выбирать квартиру Минджи для общих посиделок, потому что это кажется… Слишком личным. Пускай все проводят тут больше времени, чем следует, но это время всегда тратится наедине. Квартира Минджи будто комфортная зона для всех, кто сюда приходит. Юбин помнит первые дни после переезда, когда проводила в Сеуле больше времени, чем в Инчхоне. Тут спокойнее и тише, пускай её жизнь сама по себе спокойна. Гахён удивительно тихая и чрезвычайно умная, после всего того, через что ей пришлось пройти. Университет, в котором учится Юбин, всегда спокойный, даже студенты на её направлении, статистике, смиренно плывут по течению и едва нарушают мирную тишину. В конце концов, квартира в центре Инчхона, в которой они живут с Гахён, едва слышит шум. Может, только в те моменты, когда приходит тётя Юбин, но это маленькие исключения. Жизнь стала удивительно тихой. Юбин едва волнуется об оценках, меньше следит за Гахён, доверяя ей больше, чаще тратит время на себя и позволяет себе становиться ближе с теми, кому раньше было страшно даже подойти. Кто бы мог подумать, что общаться с Борой может быть настолько интересно?.. Юбин оказалась способна признать это только после месяца криков с другого конца линии, когда говорила с Дон по телефону. Кажется невозможным общаться только с Дон — Бора идёт в комплекте. Это было несложно признать. Не было проблем с шумом от Боры и Гахён вместе, не напрягают шутки Минджи и её нервная привычка следить за всем, не пугает присутствие Минхо, что ненавязчиво наблюдает, не мешает румянец, что появляется в присутствии Дон. Юбин научилась нормальной жизни, пускай только к восемнадцати годам. Теперь, когда появилась Шиён, быть нормальной получается ещё лучше. Когда она уедет, будет вновь тяжело дышать, но всё нормально. Годы назад Шиён научила Юбин наслаждаться вещами и быть громче. Сейчас она учит её быть самостоятельной и не бояться потерь. Странно, потому что Юбин всю жизнь одна и постоянно кого-то теряет, но с Шиён всё… иначе. Оставаться одной было больнее, не думать о том, что её больше нет рядом, оказалось гораздо сложнее. Будто они действительно сестры. Но разве это не часть взросления? Разве это не причина, по которой Юбин позволила себе уехать подальше от родственников, не боясь стремиться к лучшему будущему? И всё из-за глупой девушки, что показала, насколько страшны бывают расставания. Или из-за маленького лучика солнца, что светил слишком недолго. Кажется, что рана на сердце, которая осталась после ухода Юхён, уже никогда не затянется. Юбин не знает, как ощущают себя те, кто дружили с ней дольше, но знает, что потеряла близкого друга. Никогда до и никогда после она не открывалась никому настолько сильно, не тратила часы на откровенные разговоры и не позволяла себе при ком-либо плакать. Юхён была той, кто видел каждую часть Юбин, без исключений. Юбин была той, кто знал о Юхён немногим больше, чем остальные. Они были настоящими лучшими подругами, пускай этот термин вызывает лишь странные чувства. Юбин впервые в жизни доверила кому-либо своё сердце. Она не перестаёт думать о временах, когда всё было хорошо. Не перестаёт винить себя за то, что не замечала, когда было плохо. Не может избавиться от мыслей о том, что, будь она внимательнее и быстрее, они бы смогли спасти Юхён. Или всё это глупые попытки удержаться за прошлое. Было странным уезжать из места, где остались последние крупицы, сохраняющие связь с Юхён. Без вида знакомых площадок перед глазами легче и тяжелее одновременно. Будто недостаточно напоминаний о том, как было раньше. Юбин успокаивает себя лишь тем, что живёт где-то неподалёку, что они всё ещё неразлучны. Они так и не нашли место Юхён в Инчхоне, но достаточно просто знать, что она здесь. Так... спокойнее. Может, именно из-за ухода Юхён отпускать Шиён было так тяжело. Юбин наблюдает за Шиён со стороны, не находя сил оторвать от неё взгляд. Так непривычно видеть её перед собой, со слабой улыбкой на губах, немного выше, гораздо худее и с болезненно серой кожей. Её волосы уже привычного светло-русого цвета, но кажутся ломкими и сухими, скулы гораздо заметнее, линия челюсти стала острой. Шиён повзрослела и поникла, но не потеряла своей красоты. Её глаза, всё такие же темные, если не чернее, встречаются с взглядом Юбин, моментально теплея. Она жалеет. Ей стыдно до красных щёк, неловко смотреть и страшно быть ближе. Юбин чувствует себя старше, когда видит ту скованность, что появляется в Шиён. Ей хочется сказать, что всё хорошо. Всё прошло. Ей было больно. До сих пор больно и будет больно, когда их вновь разделит море. Но это мелочи. Всё хорошо, пока они обе живы. Да, Юбин о многом жалеет, хочет многое изменить, но находит в себе силы довольствоваться тем, что есть. Гахён всё ещё с ней, Дон не перестаёт звонить, Минджи всегда ждёт в гости, а Шиён дала свой телефон. Когда-нибудь всё наладится и станет лучше. Но сейчас, в моменте, главное, что комната залита искренним смехом, пахнет сладким вином, гудит от разговоров и тяжелеет от воспоминаний. // — Как давно ты звонила отцу? Шиён закатывает глаза, пытаясь отвлечься от разговора. Рассматривать интерьер комнаты в разы интереснее, чем разбираться в семейных проблемах. Тем более, когда эти проблемы даже не касаются тебя напрямую. — Зачем мне ему звонить? — Шин, зачем тебе звонить своему родителю? — недовольно спрашивает мама, начиная говорить громче. — Ты знаешь, как он волнуется за тебя. — Я знаю, что он меня не оставит в покое, если узнает про поездку в Корею и про учёбу, — Шиён морщится, пытаясь не думать о том, что может произойти. — Лучше он узнает позже, из новостей, чем от меня. И лучше ему никогда не знать про то, на кого именно я учусь. На другом конце линии слышен лишь тяжёлый вздох. Прошло два года с момента, как отец попал под заключение. Шиён никогда не думала, что ей будет не просто всё равно, но легче. Единственное, о чем она жалеет, — маме стало в разы тяжелее. Шиён никто не трогает и не достаёт дисциплиной, жизнь стала свободнее, но мама теперь занята сутками, постоянно нервничает и едва справляется. Разве есть хотя бы один повод, чтобы звонить отцу и пытаться играть с ним в семью? Тем более, когда от него отвернулись даже его приёмные родители. Вряд ли на земле остался хотя бы один человек, кроме мамы, кто всё ещё его уважает. — Ты же знаешь, что не сможешь всю жизнь от него бегать, волчонок? — Он будет там ещё одиннадцать лет, за это время столько всего изменится, — бурчит Шиён, ища отговорки. Она думала об этом ночи напролёт. — У него больше нет связей, после тюрьмы встретишь только ты... Что мне может быть, если он ничего не сможет сделать? — Не говори о нём, как о монстре, — голос мамы наполнен печалью, но ничуть не злой. Будто она давно всё понимала. — Он твой отец, а не надзиратель. Шиён слабо улыбается, пытаясь побороть горечь в горле. Она не может вспомнить даже секунды, когда отец был для неё настоящим родителем, а не диктатором. Даже тогда, когда он лишился всего, он продолжал присылать приказы совершеннолетней Шиён, будто её хозяин. В этом не было даже капли отцовской любви. — Мам, ты же знаешь, какой он был, — тихо говорит Шиён, поджимая губы. Ей сложно отыскать слова. — Я просто... Я не хочу даже сейчас... Не хочу терпеть его, когда от него больше ничего не зависит. В комнате становится ужасно тихо. Шиён жмурит глаза, пытаясь побороть подступившие слезы. В конце коридора шуршат аккуратные шаги, звук которых так и не забылся. Мама вздыхает в трубку, готовясь сказать что-то ещё. Шиён знает, что их разговор не закончится просто так. Проблемы с отцом будут преследовать до конца жизни и с этим надо смириться. Нужно просто принять его таким, какой он есть. Мама в очередной раз просит не быть грубой, молит дать ещё шанс, напоминает о том, что они семья. Шиён слушает со слезами на глазах, наблюдая за тем, как Минджи медленно появляется в дверном проёме, держа в руках пачку чая и банку кофе, молча прося выбрать. Она кажется серьёзной, даже взволнованной, но это сложно воспринимать, когда из одежды только махровые розовые носки и такого же цвета халат, а волосы торчат в разные стороны после глубокого сна. Шиён не может сдержать улыбку, кивая на банку кофе. Вряд ли они поговорят об этом до возвращения в Японию. Вряд ли Шиён избежит громких заголовков в газетах и повышенного внимания от знающих людей. Вряд ли дни в Японии будут такими же тёплыми, как в Сеуле. Но приходится закрыть глаза на проблемы и конфликты, надеясь на лучшее. // Дни одинаковы — работа, разговоры по телефону, постоянные гости, редкие поездки к друзьям, сборы компании по праздникам. Любой другой скажет, что это живо и интересно. Минджи может сказать только то, как ей это всё надоело. Она не успела зажить настоящей взрослой жизнью, как уже молит о том, чтобы вернуться в детство. Куда-нибудь туда, где были редкие выступления с группой, ночёвки с Шиён и посиделки около интерната. — Ты наверняка уже забыла, как на ней играть? Минджи опускает взгляд на гитару, впервые за вечер переводя внимание с Шиён. Ей всё мало, пускай они рядом уже неделю — не хватило сил отпустить в отель жить одной. Минджи слишком тряпка и быстро сдалась, но Шиён всё равно остаётся на расстоянии вытянутой руки. Не ближе и не дальше. — В отличие от тебя, я не переставала играть. — Да ну? — Шиён наклоняет голову, проводя пальцами по грифу. Минджи врёт, но совсем немного. — Докажи. — А ты заслужила? Этот вопрос появляется чаще, чем хотелось. Минджи злоупотребляет своей ситуацией, не переставая напоминать Шиён о прошлом. Может, это такой способ отомстить, раз у неё не получается по-настоящему злиться. Ей бы стоило поучиться у Боры, что не переставала хмуриться всю неделю. — Что мне сделать, чтобы заслужить? Шиён играет с огнём, задавая подобные вопросы. Или просто с сердцем Минджи. Сложно понять, что происходит с чувствами, когда их так много внутри. — Шиён, даже не пытайся, — обрывает Минджи, пока не посыпалась окончательно. — Не думай, что так просто отделаешься. — Минджи, это просто игра на гитаре… Минджи пожимает плечами, переводя тему. Ей не хочется больше погружаться в прошлое или спорить. Время прошло. Горечь об уходе Юхён больше не такая сильная, диплом, полученный через слезы, пылится на полке, работа, от которой раньше тошнило, теперь просто раздражает. Даже то, что из-за ситуации с отцом Шиён поменялись все планы на свадьбу Минхо, больше не беспокоит. Минджи зубами вырвала право на свою личную жизнь, едва избежав бесполезный брак с одним из удобных семье мужчин. Иронично, как из-за Шиён страдают Минджи и Минхо вместе, вне зависимости от решений их родителей. Но всё позади. Теперь Минджи научилась жить одна, нашла друзей, влилась в общество и больше не боится темноты. Ей приходится быть взрослой, когда все старые друзья младше и ниже по статусу, но можно расслабиться, когда она в обществе Минхо. Он будто специально не появлялся рядом всю неделю, едва говорил о Шиён и дал Минджи время осознать ситуацию. Они так и не смогли собраться вместе, хотя бы втроём, но это ещё будет впереди. Теперь Шиён, даже если захочет, больше не сможет сбежать. Минджи схватилась за неё и не отпустит, даже если всё ещё обижается. Она уже успела получить приглашение в Японию, поговорила с мамой Шиён, увидела очередной скандал вокруг семьи Ли в газете и постепенно вливается в прошлое. Теперь всё иначе, им нужно быть аккуратнее в обществе, нельзя слишком часто оказываться рядом и не получится просто так гулять по городу, держась за руки. Это давит только сильнее, особенно когда Шиён остаётся пугливой и ласковой, боясь делать лишние движения. В такие секунды Минджи кажется, что она уже не обижается и просто продолжает носить недовольную маску. Ей сложно бороться со своим сердцем и оставаться серьёзной. Минджи забывает про два года слез и страданий, забывает про одиночество и горечь. Она не может скрывать свои эмоции при Шиён и с трудом игнорирует её попытки быть ближе. Когда казалось, что всё прошло, Шиён умудрилась напомнить о себе самым ужасным образом. Минджи вздыхает, опуская взгляд вниз. Сложно забыть про старые чувства, когда на столе лежит маленький конверт с сухим цветком, который не найти в Корее — Шиён назвала его каким-то водосборником, — будто ничего не изменилось. Будто жизнь продолжается как прежде, обретая смысл с каждым невысказанным признанием, оставшимся сухими лепестками в маленькой картонной коробке. Минджи всегда понимает, даже если не говорит на языке чувств Шиён. // Штрихи получаются слишком корявыми. Бора устало вздыхает, постоянно поправляя карандаш, пытаясь исправить ошибки. Она настолько отвыкла от рисования, что растеряла былую уверенность в своих движениях. Это раздражает и огорчает, но остановиться нет сил. Удивительно, но линии складываются в портрет Дон. Она сидит напротив, общаясь с каким-то парнем, не обращая внимания на Бору, делая работу легче. Рисовать привычные портреты больше нет возможности — в памяти едва можно найти чёткий образ людей, что раньше были знакомы до каждой маленькой родинки. Сначала это пугало. Потом Бора забросила рисование. Теперь, когда карандаш вернулся в руки из-за нелепого стечения обстоятельств, она не может без слез думать о том, что забыла самого близкого когда-то ей человека. Шиён всё ещё жива. Она относительно рядом, её фотографии можно найти в газетах или попросить выслать по почте. Теперь, когда она приехала в Корею, у Боры есть время, чтобы вспомнить. Но Юхён она больше никогда не вспомнит. Ни у кого, кроме Минджи, не было фотоаппарата. В интернате мало заботились о воспоминаниях. Родители Юхён плюнули на неё ещё годы назад. В итоге у Боры осталась лишь их общая фотография с дня рождения Юхён, что был четыре года назад. Только одна маленькая копия картинки, ценности в которой больше, чем в чем-либо ещё в этой жизни. Боре всё равно, что она бросила Чонджу. Ей было не жаль проститься с квартирой бабушки, оставив всё позади. Она не была на её похоронах и оставила всё на мать, в спешке переехав в дальний от неё район города. Кажется, что даже не было слез, когда она обнаружила бабушку без сознания на полу квартиры, в трех шагах от её кровати. Мозг запретил думать о том, что произошло. Сердце не нашло чувств для слез. Всё закончилось на Шиён, а началось с Юхён. Больше Бора не разрешает себе грустить. Ей надоело. Она добровольно согласилась на предложение Минджи и уехала поступать с Дон в Сеул, без сомнений пошла на работу, что высасывает последние силы, и практически бросила дурь. Ей всё равно на такие мелочи. Успокаивают только танцы и… время вместе с девочками, пускай этого не хочется признавать. Бора не думает о том, насколько скучала по Шиён. Она при каждой возможности бежит к ней на встречу, пытаясь натянуть хмурую маску, отчаянно скрывая обиду. Ей невероятно обидно, но она не могла ожидать большего. Они расстались не лучшим способом, поэтому удивительно, что Шиён всё ещё рада её видеть. Бора не переставала думать о том дне. Она всё ещё сомневается в своём выборе, не понимает свои чувства, запуталась в том, чего хочет от будущего. От объятий Шиён внутри становится настолько тепло и спокойно, что не хочется ничего делать, а её присутствие заставляет брать в руки карандаш раз за разом, пускай это то, на что Бора давно плюнула. Будто Шиён всё это время была её музой. Может, бесконечное множество её корявых портретов, что затерялись среди мусора, были тому свидетельством. Но сейчас Бора рисует Дон, пытаясь уловить её черты. Уже второй раз за вечер, на каждом из перерывов, пока остальные в студии лежат на полу и отчаянно пьют воду, пытаясь не умереть. Все, кроме Сана. Только это напоминает Боре о том, что он настоящий танцор, а не очередной студент. — Я не знал, что ты умеешь рисовать. Его голос раздражает своей внезапностью и смешит дистанцией — Сан никогда не позволяет себе подходить слишком близко, если это не его друзья. — Я не умею, — сухо отвечает Бора, принципиально не сводя взгляд с Дон. Улыбка на губах подруги говорит о том, что она заметила присутствие Сана, но специально ничего не делает. В такие моменты Бора жалеет о том, что берет Дон с собой на тренировки. — Твои рисунки говорят об обратном. — А ты следил? — Бора откладывает блокнот, с вызовом поднимая взгляд. Сан пятится назад, поднимая ладони, будто сдаётся. — Я нечаянно заметил и решил кое-что предложить… — Я не рисую людей. Сан хмурит брови, не переставая смотреть точно в глаза. В жизни Боры был только один человек, который любил — любит — так делать, и это всегда раздражало своей властью над её чувствами. Сан просто раздражает, особенно когда слабо ухмыляется. — Я даже не думал, — возражает он, опуская руки. — Я хотел предложить работу. Или просто уроки. Мне кажется, что тебе может такое понравиться… — Разве ты умеешь рисовать? — Я занимаюсь тату, — Бора хмурит брови, не веря словам Сана. Он выглядит слишком прилично и вышел из культурной до безобразия компании Минхо, где никто даже не знает запах табачного дыма. — Не так долго, но у меня есть клиенты. Думаю, что у тебя бы это отлично получилось. Проблема в том, что Сан, как кажется со стороны, не умеет врать. Из-за этого Бора растерянно разглядывает его, пытаясь обнаружить хотя бы один признак шутки. Видно лишь лёгкий румянец на скулах, едва заметную ухмылку и светлый взгляд. Карие глаза Сана светятся добротой, от которой тошнит. — Ты шутишь? — спрашивает Бора, прекрасно зная ответ. — Нет, — Сан дует губы, отодвигаясь назад. — Просто у тебя правда есть талант! — Это глупости, — бурчит Бора, вновь опуская взгляд. Она бы взяла блокнот в руки, но рисовать под пристальным взглядом будет невозможно. А Сан не перестаёт смотреть. Он едва старше, только в этом году окончил университет, танцует совсем немного лучше Боры и добился чуть большего, чем просто выживания в Сеуле. Логично будет предположить, что он действительно умеет рисовать и может чему-то научить, но Бора не хочет. Самодовольная улыбка её настолько раздражает, что не хочется лишний раз оказываться рядом. И всё равно, что они в одной команде. Сан рядом каждые два дня, на тренировках по танцам, попадается в колледже, когда приходит туда по работе, надоедает своим видом на встречах с Минджи, приходя хвостиком за Минхо. Он даже живёт в одном с Борой районе, будто специально мозоля глаза своей машиной, что стоит на парковке на пути к колледжу от дома. Бора не уверена, что выдержит ещё больше времени вместе, даже если ей интересно попробовать. Она слишком выжата и устала. Старые привычки никак не помогают, а только забирают ещё больше энергии. Не так часто, не так сильно, но достаточно заметно, чтобы Минджи угрожала разными вещами. Например тем, что перестанет платить за колледж. Всё равно ли Боре? Удивительно, но нет. Больше упускать возможности она не собирается. Работают ли тогда угрозы? Иронично, но тоже нет. От привычек можно избавиться. От зависимостей? Навряд ли. Поэтому надоедливый Сан с его глупыми предложениями не просто лишний, а мешает продолжать выживать, даже если Боре это совсем немного, на подсознательном уровне, нравится. // Это всегда апрель. Неважно, расставания или знакомства, они произойдут в апреле. Шиён замечает эту закономерность и начинает избегать весну. Но, если подумать, то тут нет никакой магии и постоянности. Дело только в Боре. Велосипед Шиён наткнулся на Пай с Борой в апреле, их дружба по-настоящему началась в апреле, самые ценные моменты с Борой произошли в апреле. И вновь расстаются они тоже в апреле. Шиён хочется верить, что это не навсегда. Она смогла вернуться раз, значит сможет ещё раз. Бора теперь знает её номер и больше не обижается так сильно. Они способны говорить и смотреть друг другу в глаза, пускай воздух всё ещё кажется тяжёлым. Даже старый медальон в форме миндаля продолжает висеть на шее, пускай свой был брошен куда-то в ящик возле кровати. Будто для Боры их связь гораздо важнее. Виновата только Шиён. На сердце тяжёлым камнем лежит отказ, что раньше казался лживым. Сейчас, когда они смотрят друг другу в глаза, всё кажется логичным. Бора действительно не изменится. Шиён постепенно принимает это, но всё ещё вынуждена бороться с неспокойным сердцем. Как она может отпустить того, кто кажется ей самым близким человеком, пускай они будто давно стали самыми далекими? — Ты всё ещё носишь его? — спрашивает Шиён, держа между пальцев медальон. Только нет смелости проверить, осталась ли внутри картинка с собакой. Честный взгляд Боры даёт понять, что всё как раньше. — А ты больше нет? Взгляд Боры пробегается по рукам в поисках браслета. Шиён не хочет вспоминать о том, как в слезах швырнула его как можно дальше, отыскав только через месяц. Ей тяжело думать о том, как больно было надевать его вновь. Как стыдно было его носить, когда её руки касались Наны. Тогда казалось проще забыть про прошлое и спрятать его в ящик. Теперь Шиён обещает себе больше никогда не снимать с себя то, что связывает её с Борой. Даже если они так и не смогли стать ближе. — Он лежит дома, — оправдывается Шиён. — Я не забыла. Бора кивает, возвращаясь к хмурому виду. Шиён привыкла видеть её такой. В какой-то степени, она даже стала мягче, чем раньше, пускай пытается казаться недовольной и грозной. У Шиён это вызывает лишь грустную улыбку и тоску по прошлому. — Пообещай, что не пропадешь на этот раз, — тихо просит Бора, кладя руки на плечи Шиён. Они стоят в какой-то подворотне неподалёку от аэропорта, как пугливые дети, потому что внимания к Шиён в обществе бывает слишком много. — Ты же не пыталась меня искать? — с горечью улыбается Шиён, прекрасно зная ответ. Будто она имеет право спрашивать. — Мне нужно было время. «Я знаю» — проносится в мыслях. — Мне тоже, — коротко отвечает Шиён так, будто ей всё равно. — Теперь я не смогу убежать, даже если сильно захочу. — Хотелось бы верить. Диалог кажется до ужасного неловким. Полутора недель было недостаточно, чтобы привыкнуть друг к другу. Шиён чувствует себя так, будто нужно начинать всё заново. Ей волнительно и интересно от того, к чему приведут «новые» отношения, будто они не проходили через это уже трижды. Каждый раз заново, практически с нуля, укрепляя связь всё сильнее и сильнее. Наверное, в этом и есть прелесть их дружбы? Чтобы ни произошло, Бора всегда закроет глаза на свои обиды, а Шиён будет возвращаться, даже если это причиняет боль. Они могут друг без друга годами, но не способны отпустить и забыть, как бы слащаво это не звучало. Может, Шиён всё ещё больно, но от этого она не перестанет тянуться вперёд, пытаясь построить всё заново. — Я буду ждать тебя в августе, — грустно улыбается Бора, притягивая в объятия. В тишине повисли вопросы о том, почему нельзя просто вернуться или приезжать чаще. Шиён не может дать полного ответа, а Бора всё равно не поймёт. — Я постараюсь прилететь, — зачем-то обещает Шиён, обнимая крепче. Они так и не обсудили их последний разговор, даже не вспомнили прошлое. Всё, что было между ними, осталось нетронуто, что раздражает только больше. Шиён потратила всё время на то, чтобы восстановить связь с Минджи, из-за чего упустила возможность вернуть отношения с Борой к нормальному состоянию. Она обещает себе, что исправит это в следующий раз, но… Точно ли будет этот следующий раз? — Если ты врёшь, то мне придётся лично приехать в Японию, — Бора пытается звучать грозно, но сейчас она настолько хрупкая, что страшно дышать с ней одним воздухом. Шиён чувствует ладонь на своей щеке, замечает расстояние в какие-то сантиметры между их лицами и чувствует, как к её телу прижимается тело Боры, крошечное и нежное. Все её движения настолько аккуратные и скромные, что становится нечем дышать. Шиён даже не замечала то, насколько сильно не остыли её чувства, пока не оказалась настолько близко. — Нам ещё многое надо обсудить, — руки неосознанно обхватывают талию Боры, прижимая ближе к себе. В таких ситуациях Шиён полностью перестаёт думать. Бора забыла о любых мыслях ещё минуты назад. То, как она тянется ближе, обжигая губы своим дыханием, говорит лишь о безрассудстве. Шиён понимает это в глубине души, но не смеет двигаться, пуская всё на самотек. Ей до ужаса приятно следить за затуманенным чувствами или желанием взглядом, красными щеками и приоткрытыми губами. Ещё приятнее чувствовать эти губы на своих, на секунды короткого, боязливого поцелуя, что невозможно было остановить. Бора ничуть не изменилась, даже если её кожа перестала быть бледной, рост стал немного выше, а рубашки в клетку сменились на футболки и кофты. Её касания всё такие же жгучие и пугливые, будто невозможно остановить желание, но до ужаса боязно. Шиён тонет в этих мгновениях, теряя разум, пытаясь получить как можно больше. Одного поцелуя ей достаточно, чтобы сойти с ума. Да, она всё ещё считает, что из этого ничего не выйдет, но вряд ли сможет остановить себя от близости, если этого не сделает Бора. С чего бы ей останавливаться, когда талия в своих ладонях кажется невероятно хрупкой, губы мягче зефира, а нежные вздохи кружат голову? Короткие секунды невинного поцелуя ничего не значат, но обещают так много, что теперь есть повод вернуться. Тогда, Шиён обещает себе, она точно сделает всё правильно.