The breath of love

I love the warrior thistle where it stands Where tears of morning glitter on the thorns Джон Клэр

— Как думаешь, о нас будут слагать песни? — Не думаю. О таком не поют. Уен пожимает плечами и улыбается, продолжая рассматривать звездное небо. От их костра, который ворошит ветвью Юнхо, во тьму взвиваются сотни искр и тают, тщетно стремясь к далеким холодным светилам. Красивая мечта искры стать звездой, а не потухнуть под порывом ветерка. Мечта обычных эльфийских воинов стать прославленными героями. Или, хотя бы, оставить после себя след. Отпечаток на этой земле, одну строчку в стихах менестрелей, одно упоминание в легендах лесного народа, ради которого они рискуют жизнями. Или хотя бы просто имена, не канувшие в безвестность. Уен переворачивается на бок и подпирает кулаком скулу, чтобы понаблюдать за своим спутником. Они в дороге давно, данное им поручение тяжело, но груз ответственности за судьбу народа гораздо легче нести на своих плечах вдвоем. Особенно когда плечи твоего товарища так сильны, а руки, управляющие мечом с непревзойденной легкостью, готовы всегда подхватить даже кого-то столь суетного и отчаянного как Уен. Они как два полюса: Юнхо вдумчивый и расчетливый, Уен — импульсивный и рисковый. То, в каком количестве переделок они вдвоем побывали, уже выходит за пределы правил составления песен и сказаний. И за пределы правил приличия тоже. По крайней мере, даже Уен не решился бы рассказать о некоторых приключениях любопытным детишкам, собравшимся в круг, чтобы послушать как можно больше историй о подвигах великих воинов. — А если только избранное? — не успокаивается Лис и щурится на один глаз, когда мимо пролетает очередная искорка. Юнхо выглядывает с той стороны затухающего костра и снисходительно улыбается. Ночь прохладная, но тепла исходит больше от этой улыбки, чем от любого огня. — Избранное? Ты хочешь рассказать самое важное или отобрать самое бесстыдное? — А это не одно и то же? — Уен скатывает из мха маленький шарик и, улучая момент, кидает им в Юнхо. — А вот за это я запущу тебе ночью под плащ паука, — он беззлобно ворчит и стряхивает мягкий комочек с волос. Уен рывком выпрямляется на руке. — Ты не посмеешь! — Сомневаешься в моем коварстве? — Юнхо угрожающе поднимается с места, и Лис с притворством зажимается в клубок, поднимая руки: он сдается. Тепло вспыхивает совсем рядом рядом, плащ укутывает обоих, и пальцы пробегаются по боку щекоткой, вызывая тихое сдержанное хихиканье. Лишь бы не спугнуть живую тишину ночного леса вокруг. Уен спиной жмется ближе и мгновенно расслабляется всем телом. Это всегда удивляло обоих. Вечно собранный, каждую секунду готовый к бою, натянутый так же туго, как тетива его лука, и звенящий от напряжения, он оказывается податливым и совершенно беззащитным в руках Юнхо. Доверяется ему целиком, до последнего вздоха, потому что знает, что получит защиту если не мечом, то грудью. — Об этом не напишут песен, — бормочет смешливо Уен и, устраиваясь на чужой руке, как на подушке, успокоенно выдыхает. Сон приходит мгновенно, когда с ночной темнотой он борется не один на один. Об этом тоже не будут слагать баллад: как славный лучник по прозвищу «Лис», не допускающий промахов, на самом деле боится сгущающейся вокруг непроглядной ночи, а храбрый воин, чей меч без жалости разит врагов, больше всего на свете опасается потерять этого самого лиса. Юнхо перебирает в пальцах чужие ниспадающие пряди волос и потихоньку потирает их, поглаживает самыми подушечками серебристые украшения на удлиненных изгибах ушей, до последней звезды чутко охраняя сон Уена, пока по горизонту не разольется рассвет. Когда они уже трогаются с ночной стоянки и выходят к полю, Юнхо немного отрывается вперед, но быстро возвращается с чем-то в колыбели ладоней. — Что это? — Уен перекидывает уздечки коней, поправляет ремень колчана и протягивает свободную руку навстречу Юнхо. Пальцы несильно колют шипы малинового цветка, на которых поблескивают мельчайшие крупинки серебристой холодной росы. Аромат умопомрачительно сладкий и леденящий от туманного влажного утра. — Чертополох? — Верно, — осторожное прикосновение к шипам, уже уколовшим мозолистую от оружия кожу, и пальцы Юнхо нежно ерошат мягкий сиренево-малиновый цветущий пух. — Неужели не похож на тебя? — Разве что немного, — посмеиваясь, Лис заводит стебелек в одну из выемок на ремне и кивает. Пожалуй, это сойдет за символ. — Неплохое было бы название для песни. Шорох копыт по земле мешается с поступью ног и шуршанием длинных пальцев, перебирающих травы и цветы. Уен наблюдает за восходом в поле, Юнхо — наблюдает за Уеном, который и кажется ему самим восходом. — Ты ушел из дома, чтобы повидать мир или чтобы менестрели сложили легенды о твоих похождениях? — Не так важно, зачем я ушел. Главное — за кем.