The breath of love

      Когда Юнхо заканчивает алмазную шлифовку, камень уже полон жизни. Есан все это время наблюдает за своим создателем, ощущает его прикосновения — такие точные и профессиональные, полные жизни и любви. Рука ведет твердо, без сомнений, но движения не лишены мягкости и тепла. Его так любят, о нем так заботятся... Под финальной полировкой Есан чувствует, что еще немного, вот-вот — и он сможет сделать свой первый вдох.         Но этого не случается.         Он — всего лишь статуя, вышедшая из-под руки искусного скульптора, которым является Юнхо. Плод его многочасового усердного труда, на который потрачено достаточно сил и эмоций. В свою работу Юнхо вкладывает столько чаяний, надежд и тоски, что мрамор невольно впитывает эти чувства. Теперь же Есан, закованный в камень, хочет лишь протянуть руку и дать своему создателю понять, что он больше не один.         Но день за днем, в ответ на тепло Чона, удается отвечать лишь тонкой благосклонной улыбкой, замершей навсегда в одном единственном выражении.         Первое время, любуясь своим созданием, Юнхо сияет и источает счастье: ему легко и свободно, он воодушевлен тем, что способен сотворить нечто столь подобное ангелу, спускающемуся с небес, чтобы нести божье благословение и прощение. Но потом Юнхо начинает угасать. Сначала опадают плечи, затем горбится спина, жесты становятся неуверенными, а затем и вовсе потухает улыбка. Солнце для Есана заходит за горизонт.         Зато, вместо такой дорогой каменному сердцу Есана улыбки, Юнхо начинает говорить. Он говорит много, сбиваясь, жгуче и навзрыд. Это и счастье, и боль, и сомнения, и мечты. Все-все, что копится в душе и заставляет атмосферу в студии становиться густой и вязкой, темной от потоков его эмоций. Юнхо расхаживает вокруг загнанным зверем и бесконечно пытается себя привести в чувство; Юнхо жмется щекой к холодному твердому плечу Есана, касается рук и пробегает своими длинными живыми пальцами по его точеным недвижимым; Юнхо опускается его ногам и прячется у них, ища спасения. В нем столько отчаяния и попытки найти хоть что-то, что может ему помочь…         Есан, способный лишь безмолвно проглатывать горечь и слезы, даже ощущает благодарность к своему состоянию — будь он по-настоящему живым, то его сердце неотвратимо раскололось бы от чужой боли. А пока лишь плачет и взывает к небесам душа, умоляя даровать шанс помочь, спасти из этого беспросветно мрачного круговорота чувств.         Иногда Юнхо засыпает у пьедестала или на стуле рядом с одной из работ. Засыпает обессиленный и измученный своим же смятением. Есану бы хотелось присесть рядом, пригладить его волосы и пообещать, что все однажды будет хорошо. Но что может мраморная статуя, кроме как веками наблюдать за человеческими перипетиями?         Одной ночью, когда лунный свет заливает помещение студии и окрашивает все синим и серебряным, со стороны сада начинается какое-то шевеление. Есан бдит всегда, и днем и ночью, охраняя покой этого дома и своего создателя, поэтому точно знает, — чувствует — что сейчас что-то не так.         В студию проникают чужие люди. Здесь и раньше бывали незнакомцы, но никогда Есан не чувствовал от них столько желания навредить. Они рассматривают все работы Юнхо, небрежно кидают в рюкзаки что-то небольшое, будто это дешевые безделушки, а не произведения искусства, и рыскают по помещению взглядом, пока не замечают Есана.         Но его самого пугают вовсе не похитители, которые, будто сгустки тьмы, вливаются в потоки лунного света. Его пугает то, что он замечает движение у дверей.         Юнхо. С лихорадочно блестящими глазами, готовый разорвать тех, кто пришел похитить созданий его рук — бабочек и птиц, цветы и чудесных зверей, тонких танцующих нимф. И одно подобие ангела.         Запертого в бездушном неподвижном мраморе, как в тюрьме. Закованного в равнодушие и бессилие. Ничтожного и неспособного помочь. Ему хочется плакать, хочется умолять «Оставь все», «Уходи», «Это не стоит твоей жизни», «Просто спасайся». Но ночную тишину, вместо его голоса, нарушают только звуки драки и звон бьющихся об пол скульптур и рассыпающихся осколков. Затем — взрезает гром.         В синие безмятежные реки перетекает один черный ручеек, отблескивая багрянцем. По кафелю ползет пятно.         Есан кричит.         Его никто не слышит, но он кричит так горько и отчаянно, бессильный кинуться сейчас к Юнхо, что по мрамору идут трещины. С виска скалывается обломок, обнажая первый кусочек воспаленной красной кожи.       Юнхо выживет. Его Юнхо непременно выживет.