CARNATIONS.

ゼフィランサス Осень

      Сокджин сидел на прилавке и наблюдал за своими подчинёнными. Он не мог не заметить, что они работали продуктивнее, чем когда-либо, но также он не мог выдержать эту тяжелую атмосферу. Никто и слова не проронил, помимо небольших рабочих разговоров, они пытались взаимодействовать друг с другом как можно меньше. Время от времени, Тэхён бросал тоскливые взгляды на младшего, но быстро отводил взгляд, боялся, что кто-то заметит.       Когда Чонгук ушёл на обеденный перерыв, Сокджин решил разузнать все у кузена. На вопрос ему ответили тяжёлым вздохом, как бы говоря, что ему придется выслушать большущую историю. По крайней мере, так считал Тэхён. Старший флорист сел удобнее и попытался показать всем своим видом, что он внимательно слушает, чтобы не расстраивает парня напротив.       — Днем ранее Чонгук сказал мне, что он напуган быть геем и беспокоится о том, что о нем подумают другие. И еще он сказал, что быть геем – неправильно, – проговорил Тэхён, царапая пальцем поверхность стойки. Он нахмурился, будто от этого пошли все его беды. — И мне неприятно, потому что это значит, что со мной что-то не так? Это неправильно – любить его всем своим сердцем до боли? Потому что я чертовски уверен, что это не неправильно. Я пытался нормально вести себя с ним, но я продолжаю об этом думать и боюсь, что он тайно осуждает меня.       — Поэтому ты в свою очередь стал его избегать? – розововолосый парень кивнул, от чего Сокджин вздохнул и провел рукой по волосам. — Ай-яй-яй. Никогда бы не подумал, что во флористике будет столько драмы. Сначала он тебя избегает, а потом ты его.       — Ну, я не просил об этом, – возразил Тэхён. — Мне тоже не нравится эта драма в моей жизни.       — Я не говорил, что тебе это нравится, просто… – это начало расстраивало старшего. Всё, чего он хотел – это счастья для своего кузена, и прямо сейчас этого не было видно. — Бог мой, я даже не могу использовать проблемы на работе против вас двоих, потому что вы работаете лучше, чем обычно. Только что это понял.

***

      Наступил очередной вечер, и Чонгук сел за семейным столом, чтобы поужинать со всеми. Было сложно глотать еду, потому что всё тело подрагивало, а живот скрутило. Он думал только о Тэхёне, о своих чувствах и о своей семье – всё это складывалось в неприятный опыт. Чувство было схоже с тем, как месяц назад он почти ушёл из цветочного магазина. Это беспокоило его, он не хотел вновь заболеть.       — Бабушка, – робко позвал Чонгук женщину, которая сидела в главе стола. Его перебороло любопытство, бесконечные «что, если» метались в его голове. Он посмотрел на нее, а потом осознал, что не может выдержать такого зрительного контакта и опустил взгляд. — Что, если бы, например, образно говоря, конечно, я… Эм, я…       — Говори уже, Чонгук.       — Извини. Так вот, что, если бы я… встречался с парнем. Как… я не говорю, что… Я просто…       — Я отрекусь от тебя. Сразу же, – строго сказала бабушка Чон, твёрдость е голоса ранила брюнета. Страх нарастал с большей силой. Все его надежды только что были похоронены под громким пессимистичным голосом, который сообщил, что он никогда не сможет встречаться с розововолосым флористом. — Я не воспитывала тебя геем. Если ты начнешь встречаться с парнем, я тебя тут же вышвырну из дома.       — Миссис Чон, не будьте так строги… – тихо сказала мать Чонгука, бросая осторожный взгляд на пожилую женщину. Вторая повернулась к матери парня и бросила испепеляющий взгляд. Молодая миссис Чон имела не больше уверенности, чем её было у Чонгука, поэтому тоже опустила глаза под резким взглядом, тихо смирившись.       — Мой дом, моя семья, мои правила. Если Чонгук хочет запятнать имя нашей семьи, вытворяя подобное, пусть страдает от последствий.       — Нет, я не хочу этого. Мне просто было любопытно и всё, – быстро проговорил парень, практически вдавливаясь в стул. Он уже пожалел, что открыл свой рот, лучше бы дал волю своему воображению. Так было бы лучше, а сейчас все всё знают. Реальность порождала все больше конфликтов внутри него. С одной стороны его семья, которую он знает всю свою жизнь, и разве он готов бросить всё ради парня, с которым знаком менее года? С другой стороны: Тэхён был единственным человеком, к которому он испытывал сильные чувства (какие именно он до сих пор не знал… или не мог их принять). Что, если этот женоподобный парень единственный за всю его жизнь, к которому он будет испытывать такие чувства? Сможет ли он пожертвовать возможной любовью ради удовлетворения ожиданий бабушки?       Он задавал себе слишком много вопросов.       — Кажется, мне плохо, – пробормотал он, отодвигая стул и вскакивая из-за стола, не спрашивая разрешения. Он подумал, что в этот раз можно – лучше он невежливо уйдет, чем его стошнит прямо на стол.       Чонгук не знал: была ли это желчь, поднимающейся по его горлу, или это была новая и резкая боль, которую он никогда не испытывал – как будто кто-то медленно колотил его сердце. Он плакал, сидя перед унитазом. Его перестало тошнить, но он остался сидеть там, не волнуясь о микробах и удобствах. У него не осталось сил беспокоиться об этом. Он просто всхлипывал, полностью изнуряя себя. Потом пришёл его отец, умыл и отнёс его в спальню, как в детстве. Он и правда почувствовал себя маленьким.       Брюнет зарылся в постели, едва успев сдержать слезы. Глаза были закрыты, ресницы слиплись. Он почувствовал, как большая рука потрепала его по голове, откидывая челку. Было тепло и уютно – признак того, что отец всё так же любил его.       — Не беспокойся о том, что говорит твоя бабушка, – сказал тихо мистер Чон, будто переживая, что их услышат. — Даже если ты будешь встречаться с парнем, мы с мамой не откажемся от тебя. Просто не слушай её, ладно? – Чонгук кивнул головой, совсем невесомо, ему нравилось думать, что сейчас отец довольно улыбается. Он почувствовал, как теплая рука исчезла с его лба и как пружинила его кровать – мистер Чон уходил. — Отдохни и не забывай моих слов.       Чонгук быстро согласно кивнул, но он не был уверен, сможет ли он последовать этому совету. Казалось, совершенно невозможно игнорировать самого авторитетного человека в его жизни. Идти против правил и ожиданий, которые ему привили с раннего детства – большой подвиг для маленького мальчика. Он вздохнул и перевернулся на бок. Беспокоиться нужно завтра, а сейчас надо поспать. Это казалось самым простым вариантом.       За пределами комнаты родители волновались о своём сыне. Миссис Чон кусала нижнюю губу, беспокойство виднелось в её глазах. Она посмотрела на своего мужа и прошептала:       — Это был крик о помощи, я уверена.       — Возможно, но мы ничего не можем сделать. Мама права – это её дом, её семья. Она устанавливает правила, – в его голосе слышалась смиренность. Это обеспокоило миссис Чон, и она уставилась на него, будто осознавая, что вскоре Чонгук может стать таким же. — Если мы сделаем что-то, что расстроит ее, она может отказаться от нас всех, и куда мы пойдём? Бездомные, безработные, совсем без денег… У нее всё, – он вздохнул. — Нет, мы просто должны подождать. Подождать, пока она не уйдет, и я буду всё контролировать.       — Но что, если мы опоздаем? – миссис Чон посмотрела на своего спящего сына. — Что, если будет уже слишком поздно?