Цветочная лавка “Pivoine Blanche”

День казался безмятежным. Золотой диск занял самую высокую точку, отражаясь в зеркалах небоскребов. Небо же впервые за долгое время приобрело нежно голубой оттенок. Удивительно для такого города, как Пекин. Жаль общая атмосфера не переплеталась с внутренним состоянием Сяо Чжаня. Возможно, дело в недопитом кофе, а, может, в нервозности, не давшей за ночь сомкнуть усталых глаз. В самые отчаянные моменты он порывался к Ибо, невзирая на время суток и на чужой сон. Сам не знает, с чьей помощью смог удержаться. Минуя небольшой сквер, наполненный декоративными растениями, гуляющими и громким смехом снующих повсюду детей, вниманием Чжаня невольно завладела парочка, что без зазрения совести наслаждалась друг другом. Объятия дольше положенного и краткие поцелуи, в коих таилась и страсть, и нежность, наполнили грудь чем-то щемящим, едва различимым. Публичное проявление чувств у многих вызывало негатив: косые взгляды в сторону влюбленных или занудное бормотание себе под нос об уровне воспитанности давно стали чем-то обыденным. На деле же — каждый втайне хотел испытать подобное. Любовь сама по себе не могла отвратить. Конечно, это не оправдывание тем, кто переступает границы терпения и понимания молодых людей. Но и такие экземпляры случаются, и Чжань не мог их винить: знает каково это, когда столь важная нравственность превращается в пыль.

/flashback/

Мерное накатывание волн красно-оранжевого цвета и тепло песка под ногами как нельзя лучше смешивались с хрипловатым голосом парня, идущего вдоль берега, увлеченно что-то рассказывая. Вечерний ветер развивал каштановые волосы и накинутую поверх футболки цветастую рубашку, помогая запечатлеть красивый момент в памяти. Чжань не спеша шел вслед за Ибо, вслушиваясь в шум воды и наполняя морским воздухом легкие. Чувство умиротворения пронизывало тело от кончиков пальцев ног до растрепанной макушки. Казалось, нет ничего более драгоценного здесь и сейчас. Поддавшись непреодолимому желанию дотронуться до частицы осязаемой вечности, мужчина ускорил шаг и обнял Ибо со спины, вынуждая сделать остановку. Думалось, для человеческого слуха нет приятнее отклика чужого сердца, и руки замком сплелись на тонкой талии. Подобно прибору, улавливающему малейшие изменения в пространстве, Сяо Чжань погружался в отзвуки учащенного сердцебиения, одновременно впитывая и растворяясь в них. Вдыхая соленый воздух, он наслаждался морем по левую сторону, по правую — золотистым пляжем, на участках которого изредка встречались люди. Чжань ненадолго прикрыл глаза, ныряя в обилие ощущений, похожих на сахарную вату. Словно только что впитал кислорода больше необходимого, чтобы вмиг опьянеть от собственных чувств. — Ты чего? — тихий голос вытащил на поверхность. — Захотелось обнять, — выдохнул в шею Ибо, лицом зарываясь в мягкие пряди. — Нельзя? — Люди не смущают? — Они далеко. Когда в руках теплился собственный, никем не испорченный, так ему полюбившийся мир, остальное потеряло свою значимость. Разве в такие моменты возможно думать о чем-либо еще, кроме близости с родным человеком? — Какие мы смелые, — усмехнулся Ибо, тем не менее, не спешил покидать объятия. — Когда только успел стать таким? — Ты поспособствовал. Сердце под ребрами сходило с ума. Губы коснулись чувствительной шеи, выудив из уст Ибо тихий полустон. Чжаню казалось, он перегрелся на солнце, отравился, стал маяком для порчи или заклинаний, ощущая, как в грудной клетке один за другим раскрывались бутоны. — Что ты делаешь? — Ибо был удивлен поведению старшего. — Целую, — шумно выдохнул, проведя кончиком носа к загривку. — Люди не смущают? — повторился Ибо, нервно оглянувшись по сторонам. — Они далеко, ты — рядом. Словно тут, прямо на этом месте, где все еще встречались люди, стоя по одну сторону моря, по другую широкой линии пляжа, невидимые нити связывали два тела. Фантомное ощущение тесноты лечебным образом воздействовало на разрастающийся палисадник в груди: там цветы расцвели, вытеснив некогда любимую “Pivoine Blanche”. Поддавшись моменту, Чжань развернул Ибо лицом к себе, чтобы тотчас впиться в приоткрытые от удивления шероховатые губы. — Стой…чт, — попытался вырваться парень, но быстро сдался крепким рукам. Чжань одной рукой оглаживал его талию, попеременно сжимая и прижимая к своему телу, другой — удерживал за шею, углубляя поцелуй. Надрывное мычание Ибо, переплетаясь с сильной хваткой на спине, распаляло, отдаваясь тугой пружиной внизу живота, а пальцы сами зарывались в непослушные волосы, слегка оттягивая голову назад. Паршивец кусался, тотчас зализывая уязвленные места, не позволяя вдохнуть. Когда совсем не осталось воздуха, Чжань нехотя отстранился, завороженно наблюдая за натянутой ниточкой слюны. У Ибо же глаза мутные, в них горело неудовлетворение. — Это все? — вызывающе слетело с его уст. Чжань усилием воли отвел потемневший взгляд от раскрасневшихся, влажных губ, наконец взяв во внимание, где они находятся: не та страна, не те люди, в конце концов, не те обстоятельства. Он промаргивается в надежде снять наваждение, вернуть самообладание, мысленно прокручивая в голове ситуацию: как вообще до этого дошло? Только у Ибо на его счет другие планы: потянул за руку обратно к себе, ловко пробравшись пальцами под рубашку. — Они далеко, я — рядом, — опаляет скулы горячим дыханием. Плавные движения Ибо, пуская по телу мурашки, опасно задерживались у границы ремня, заставив его всем телом напрячься. Рвано выдохнув, Чжань коснулся щеки напротив, большим пальцем надавливая на уголок нижней губы, оттягивая ту в сторону. Любое прикосновение — поражение током. — Ибо, — предупреждающе посмотрел в черные омуты. Вопреки серьезному тону, он прижался к бедру Чжаня выпирающей ширинкой джинсовых шорт и резко притянул к себе за пряжку ремня, грубо сталкиваясь с напряженным телом. У мужчины сперло дыхание, когда по нему прошел электрический ток. В голове в который раз всплывал вопрос без ответа: как вообще до этого дошло? — Пойдем к тебе? — Ибо прошептал вкрадчиво в самые губы. Чжань не заметил, когда пляж сменился домом. Все пытался представить, что стало бы с цветами в груди, продолжи они в том же духе. Его личное безумие властвовало над ним, заполучив желанное право контроля. Он не уследил, в какой момент, как и сказал Ибо, стал «таким». Ведь совершенно не в его стиле — полагаться на сердце. Не в его стиле — так хотеть себе другого человека. И, конечно, страшно признаться, что все это — то самое. Оказавшись в тесной для двоих душевой кабинке, он наслаждался не мерными ударами волн о песчаный берег, где все началось, и не каплями воды, то и дело стекающими по телу, а протяжными стонами, в которых растворялся быстрее морской пены. Чжань медленно ведет языком вдоль скулы к мочке уха Ибо, прикусывая ту, низким голосом приказывает: — Смотри внимательно, — опускается перед ним на колени, плавно скользя ладонями по влажной коже к тазовым костям, улавливая, как каждый ее миллиметр покрывался мурашками. — Кто бы мог подумать, что ты встанешь перед мной на колени, — скалится Ибо, в чьих глазах плескалось желание, а стройное тело едва заметно потряхивало от возбуждения. Жилистые руки уверенно заскользили по бедрам вниз, достигли коленей, чувствуя усилившуюся вибрацию, обогнули их и поднялись вверх по внутренней стороне бедра, застыв у паха: сбитое дыхание Ибо мешало концентрации. — На твоем месте, я бы думал прежде, чем что-либо говорить, — кусает нежную кожу на тазовой кости справа, тотчас слыша шипение сверху и чувствуя крепкую хватку на своих волосах. — Не так сильно. — Мы не на торгах, — облизывается, наслаждаясь видом и предвкушая последующие действия. — Уверен? — скептично выгибает бровь Чжань, параллельно надавливая на оставленный укус и получая незамедлительную реакцию, сопровождающуюся легким жжением в затылке. — Еще раз, Ибо, — опасно глядя снизу вверх, сжимает бедра сильнее. — Церемониться не стану. Ибо молча глазами сверкает, закусив губу в ожидании того, от чего колени подкашиваются. Знает как довести, знает как действуют его выходки на Сяо Чжаня. Знает как заставить делать именно то, что нужно ему. Поэтому вновь зарывается в мокрые пряди смоляных волос, с силой оттягивая и улавливая дикость в любимых глазах.

/end of flashback/

Громкий вой машин выводит Чжаня из воспоминаний. Ему сигналят даже две, подгоняя на пешеходном переходе. Погружаться в подобное — себе дороже. Неподходящее время щекочущему теплу, отвлекающему от дороги. Его ведь взаправду потряхивает, а впереди еще минут десять пути. И причиной чему вовсе не перспектива заблудиться среди жилых комплексов, ничем не отличающихся друг от друга. Ему одного раза хватило, чтобы изучить местность вдоль и поперек: каждый угол, каждый поворот, каждый куст и дерево, ведущие к нужному подъезду — фотопленка, бережно хранимая в его голове. Перед глазами красно-желтая вывеска круглосуточного магазина, над ней же реклама химчистки на балконе второго этажа — сто баллов из ста возможных. Эдакий экзамен, сдача которого прошла на ура. Только чувства все те же — колко и волнительно проходить внутрь подъезда; полный раздрай мыслей — стоять напротив нужной квартиры, вслушиваясь в мелодию дверного звонка. Руки предательски потеют, и Чжань боится оставить разводы, то и дело вытирая их об ткань брюк. Сегодня одет проще обычного: на нем свободная белая футболка, перед которой был заправлен в пояс широких темно-серых брюк, и только на запястье неизменно поблескивал серебряный корпус наручных часов. Не сказать, что чувствовал себя неуверенно, но и времени собрать гардероб не нашлось. Когда дверь открывается, Чжань не спешит оторвать взгляд от носков кед: глушит биение сердца и мысль о том, что, как ни посмотри, он здесь не к месту. — Что ты здесь делаешь? — доносится хрипловатый голос вблизи, заставляя поднять глаза на своего обладателя. Всего три недели прошло, а по ощущениям, казалось, целая вечность. Чжань, не моргая, изучает заспанное лицо, фокусируясь на следах от подушки. На фоне же слышится знакомый треск. Вид Ибо никак не изменился: не исхудал, цел и, судя по всему, не страдал от бессонницы. При таком раскладе, можно ли о нем сказать то же, что и о Чжане? Даже сейчас, встретившись с чужим недовольным взглядом, эгоистично пытался отыскать трещины — доказательства небезразличия, о котором вчера говорила Ли, которым ежедневно подпитывал свое существо и на которое сегодня так рассчитывал. — Я вдруг вспомнил, что ты хотел мне показать пару мест, — сам не понимает, что говорит. Если бы кто-то стоял рядом с табличкой с тщательно прописанными репликами, было бы куда проще вести диалог: ни тебе запинок, ни странных взглядов со стороны. — Да ну? — скептично вскинул брови Ибо. — А как же сбережение твоей жизненной энергии? — опирается на дверной косяк, скрещивая руки на груди. — Я достаточно накопил. Господи, кто бы его остановил? — Сожалею, но у этого предложения вышел срок годности, — выпрямляется в проходе и, касаясь ладонью ручки двери, тянет на себя. — Надеюсь, на этом все. — Ибо, нам нужно поговорить, — просит Чжань, не позволяя скрыться в квартире. — Тебе может и нужно, — не прекращает упрямо тянуть на себя дверь. — Убери руку, — скашивает недовольный взгляд на выставленную в проеме ладонь. — Я не хочу с тобой ни о чем говорить, что непонятного? Серьезно, отойди, иначе будет больно, — голос Ибо звучит непоколебимо. Упрямство в глазах. В действиях. На губах. Пара минут, состоящая из них, бьет ниже пояса, не дает сделать вдох. Только в этот раз не принося удовольствия. От этого Ван Ибо веет холодом. Чжань потому отступает, в очередной раз слыша раздражительный треск. Если он чего-то не хотел, незачем биться о стену, только лоб рассечешь. — Я буду ждать внизу, когда захочешь — спускайся, — спокойно, топя рвущуюся бурю в груди. Чего он мог еще ожидать? Явно не страстных объятий с порога. Смешно. И глупо. Черт возьми, до чего же глупо. Потому что на это рассчитывал. Потому что не виновен. Не виновен в том, что смотрит на него и насмотреться не может, слышит и все никак не наслушается, и пусть слова не из самых приятных. — А если не захочу? — усмехается Ибо. — Значит буду ждать, пока не захочешь, — глаз от него не отводит, боясь, что это, быть может, в последний раз. — Не стоит, — и в подтверждение машет головой. Щелчок. Закрытая дверь перед лицом. Чжань стискивает зубы и спускается вниз по ступеням. Сколько их? Он считал, отчаянно старался сосредоточить внимание на девяти этажах. Кажется, их сто шестьдесят две и одно сердце, сорвавшееся с петель. Бедное плелось за ним следом, собирая пыль лестничной клетки, не предполагая, чем обернется скорый конец.

***

На улице стремительно темнело. Небо давно покрылось багровыми разводами, и Чжань впервые радовался жаркому лету. Ветер, набирающий обороты, вряд ли проберет до костей, разве только охладит горячую кожу — на пороге сентябрь. Три месяца меланхолии пролетят незаметно и наступит зима, а он, как и прежде, неподготовленный. Все прошлые разы отогревался чужими телами, что не задерживались в гостях дольше двадцати четырех часов. Теперь же, познав родное, неизвестно когда сможет впустить в свой дом чужака. И сможет ли вообще это когда-нибудь сделать. Пара этажей, три комнаты на первом и две на втором, два сан узла и просторная гостиная с кухней — от и до пропитаны Ибо. Спрашивается, зачем ему такой огромный дом. Неужели заранее знал, чувствовал, что весь Ибо не поместится в нем, что потребуется гораздо больше места для парня, который весь и все в котором для него.

/flashback/

Очередной попсовый хит за спиной не отвлекал от наблюдения за умелыми руками, создающими маленький шедевр. Сяо Чжань внимательно следил за тем, как длинные, ровные пальцы фиксируют декоративную сетку на собранной композиции из пионовидных роз, и самую малость завидовал их вниманию. Ему не составляло труда представить бережные касания на себе, от чего приятная дрожь волнами распространялась по телу. Размеренность момента нарушает Лу, с шумом врываясь в цветочную лавку: — Где моя премия? — вместо приветствий бросает многозначительный взгляд на владельца. — Почему до сих пор нет? — ее совершенно не волновали ни косой взгляд Ван Ибо, ни перепуганное лицо посетителя, не знающего куда себя деть. — Если ты о вчерашнем сообщении, — хмыкнул Чжань, отходя от стола, за которым Ибо тихо-мирно собирал букет. — Не вижу оснований, — не спеша прошел к своему кабинету, по пути достав телефон из кармана брюк и негромко зачитав текст: — «Чтобы к двенадцати деньги были у меня». Опять подсела на дорамы про мафию? — Ты, может, и не видишь оснований, зато у меня со зрением все хорошо, — тихо шипит фурия в юбке, кивая в сторону флориста. — Я вот много чего видела, Чжань, — хитро щурится Лу, первой скрываясь от внимания посторонних. На лице Чжаня привычное спокойствие, тогда как легкое волнение зародилось внизу живота. Эта женщина когда-нибудь точно его доведет. — Говори прямо, — плотно закрыв за собой дверь, присаживается на край стола напротив. — К чему это все? Лу, как всегда, тянула интригу, располагаясь на угловом диванчике, удобно закинув руку на спинку. Красные ногти, выделяясь на фоне черной кожи, невольно притянули к себе карие глаза. — Что? Нравится? — в воздухе помахала аккуратными пальчиками. — Хотя, я не удивлена. В скором времени сам попросишь номер моего мастера, — хмыкнула женщина, деловито положив ногу на ногу. Чжань устало трет переносицу и, тяжело выдохнув, задает вопрос, в котором она так нуждалась: — Ну и что ты видела? — хмурится, скрестив руки на груди. — Расслабься, мы все-таки в двадцать первом веке живем, — отмахивается Лу. — Но мог бы выбрать кандидата получше, желательно, без девушки и с нормальным характером. — Ты серьезно? — неверяще переспрашивает горе-вымагательницу его нервных клеток. Когда только… Неужели вчера? Он ведь сам просил Ибо подождать до закрытия, и сам же пошел у него на поводу. А что теперь? Поздно собирать углы помещения в поисках достойного оправдания. Ему бы сейчас свое достоинство не потерять: Сюань Лу сидит перед ним, всем своим видом выражая недовольство. — Не спорю, дело твое. Но не на рабочем месте, Чжань! — повышает вдруг голос. — Я чуть не ослепла, увидев, как... как... — всплескивает руками, пытаясь подобрать слова. — Честно, лучше час с Ибо один на один, чем то, что я видела в теплице, — шипит на него, глядя исподлобья. — Черт меня дернул пойти туда… и… как так… После Чжань перестал вслушиваться в то, что глаголила совладелица сети цветочных магазинов. Гораздо интереснее втихую наблюдать за щеками в тон ее маникюра и довольно смешным выражением лица — не частое зрелище, от того столь увлекательное. Замолкнув после долгой тирады, женщина делает глубокий вдох и обращает внимание на опущенные плечи притихшего. — Прекрати хмуриться, сейчас гроза появится и пойдет дождь, а у меня, между прочим, сегодня свидание, — сверлит взглядом сгорбленную фигуру. Чжань все еще молчит, низко опустив голову и зажмурив глаза. Его тело начинает мелко потряхивать то ли на нервной почве, то ли от смехотворности ситуации. — Эй, это из-за того, что я сказала? Ни звука, только тяжелое дыхание. — Чжань? — она поднимается с места, не на шутку разволновавшись. — Ну ладно, Ибо вроде ничего такой, если присмотреться, — вкрадчиво произнесла Лу, подойдя ближе. — И голос, прости господи, довольно, эм, приятный? — успокаивающе ладонью водит по плечу, наклоняясь к напряженному лицу. — Архг, не заставляй меня, прошу. Не такой он уж и плохой, чт… — ее встревоженный голос стихает, когда замечает изогнутые в полуулыбке губы. — Твою мать, Чжань! У меня стресс, а ты смеешь смеяться надо мной?! Мужчина едва не задыхается от подступившего смеха, грозясь разорваться, как воздушный шар. К такому его жизнь не готовила. — Прости-прости, просто я не ожидал, — подавляет новую волну смеха. — Чего не ожидал? — выжидающе нависает над ним. — Ты так спокойно отреагировала… — Спокойно? Чжань, спокойно?! Я всю ночь уснуть не могла, перед глазами твой Ибо на коленях. Не стер хоть? — отходит от него подальше, чтобы ненароком не наградить подзатыльником. — Лу, — отдышавшись, вновь потирает переносицу, чувствуя, как плечи тяжелели с каждой секундой. — У вас все серьезно? — решается задать вопрос. — Это… сложно, — веселье тотчас сходит на нет. — Сам не знаю. — Как это не знаешь? — Ты же понимаешь, что все не так просто, — кивает на дверь, через стекло которой видно подошедшую к Ибо племянницу. — Все не так просто — для слабаков и тех, кто любит заниматься усложнением жизни. В твоем случае, это избегание принятия каких-либо решений. Вспомни только, сколько времени я потратила на то, чтобы добиться с тобой сотрудничества и превратить это место в целую сеть? — Не начинай, — пытается остановить ее. — А я и не собиралась, — фыркнула женщина, подбирая с дивана оставленную сумочку. — Всего лишь напоминаю, бояться — глупо, Чжань. Не затягивай, у тебя уже нет такого преимущества. И пора бы уже нести ответственность за все, что ты делаешь. Имей в виду, работы это тоже касается. Меня с самого утра достали разборки с курьерами, — ловит зрительный контакт у самого выхода и прежде чем покинуть кабинет, не забывает о насущном: — Я все еще жду компенсацию морального вреда. — Иди уже, — бросает найденной на столе ручкой в закрытую дверь.

/end of flashback/

— Бояться — глупо, — лениво протянул Чжань, сведя безразличный взгляд с фонарного столба. На подкорке всегда будут слова Сюань Лу. Слова, да и только. Глупо бояться только тогда, когда нечего терять. Волей-неволей страх овладевает, когда дело касается любимых. И сейчас ему до одури боязно, что его Ибо к нему не придет. На часах без двадцати следующий день. Мужчина не желал покидать условные рамки сегодняшнего, отчаянно гипнотизируя непрестанно движущиеся стрелки циферблата. Прежде он думал, что прошедшие три недели без Ибо — пытка. Однако, увидеть его после длительного времени и не иметь возможности прикоснуться, задержать взгляд на дольше или банально побыть рядом — хуже, чем двадцать один день без него. Его ломало, выкручивало и беспредельно жестоко тянуло. Едва сдерживал себя от какой-нибудь глупости, заразившись от первопричины своего состояния. Банально, но к своим годам, прочитав множество литературы, которая буквально служила инструкцией к определению своего человека, осознал, что это не то, что подвластно описываемым законам. Это не расписать словами, даже если их количества хватило бы на целую вселенную никогда неизданной книги о любви. Для Чжаня парень не был подобен внезапному падению снега на голову или тому, что принято называть привычным и незаметным. Нет. Ибо для него сгусток эмоций, к которому не прикоснуться. Он бесконтрольно влиял на мысли, поведение и чувства, незаметно стирая все, что было до. Приручил к своему теплу скитальца, не прилагая особых усилий, не раздавая обещаний вечности и не прося ничего взамен. И пусть Чжань не обнадеживал себя выбором в свою пользу, но и не запрещал себе предполагать одну из вариаций возможного будущего рядом с ним. Учеба, практика, работа — не имеет значения, он готов к присутствию в каждом отрезке его жизни. Лишь бы присвоить и наградить статусом «свой». До воспаленного сознания доносится скрип железной двери и звук неторопливых шагов. Это чертово шарканье пятками он узнает везде. Стрелки наручных часов указывают без пяти завтра. В таком случае, поскорее бы пересечь мучительный рубеж. На сегодня все силы исчерпаны, чтобы выдержать мерное дыхание вблизи и до боли знакомый голос: — Почему ты все еще здесь? — роняет Ибо, утомленно откидываясь на спинку лавочки. — Я ведь ясно дал понять, чтобы не ждал. Ровные удары сердца четко отдаются в ушах. Оно откликается первым, и Чжань не верит в то, что когда-либо мог им владеть. — Почему тогда вышел? — резонное слетает с его губ. Стойкое ощущение, что Ибо тотчас растворится на глазах, только посмотри в его сторону, неприятно жгло в груди, не позволяя рискнуть. — Проголодался, — пожимает плечами, прожигая темный затылок. — Неподалеку работает круглосуточный. Чжань чувствует на себе его взгляд. Попросту не может не улавливать малейшие колебания человека, вдруг заполнившего собой все пространство вокруг. Словно эта способность была изначально заложена в нем и спала в ожидании своего часа. — Что собираешься взять? — цепляется, словно за спасательный круг. Ему невдомек, что делать, когда так много хочется сказать, а слов все никак не находится. — Пока не знаю, — голос стихает, будто кто-то свыше намеренно прикрутил звук. — Поможешь определиться? Сердце пропустило удар. Если это не знак оттуда же, свыше, тогда Чжань полный дурак, позволив себе так опрометчиво обернуться. Перед ним все тот же Ибо: смотрит на него, как и прежде, по-своему, по-особенному, так, как никто другой не смотрел, будто все важное и неважное собралось в одной точке, приняв облик человека. Чжань моргает. А потом еще раз и еще, пытаясь убедить себя в том, что это не плод больного воображения, а нежность и трепет в глубоких глазах. Впервые казалось все правильным. Без ядовитой таблички «опасно» и противных порицаний на фоне. — Ты правда этого хочешь? — глупому взрослому нужно подтверждение. — Ты идиот? — в неверии глядит на Чжаня своими невозможными. Тихий смешок срывается с уст, заполняя пространство, в котором так мало места для некогда одинокого владельца “Pivoine Blanche”. Ван Ибо перед ним, рядом, на расстоянии вытянутой руки, возможно, чуточку меньше. Чжань приходит в себя, словно проснувшись от длительного сна, притягивает к себе безвольное тело, заключая в объятия. — Ты мне скажи, — шепчет, наполняя легкие любимым ароматом — запахом своего, родного. — Думаю, порадовать бдящих старух моего подъезда нам еще предстоит, — Ибо крепче сжимает ткань на спине мужчины, напоминая: — Но я все еще голоден. «Я тоже» — и речь совсем не о еде.