Цветочная лавка “Pivoine Blanche”

Ван Ибо никогда не относил себя к слабым личностям. Но именно этим вечером, по неосторожности перебрав с виски и, возможно, немного(много) упав в глазах отца Ли, отчетливо почувствовал беспомощность, связывающую по рукам и ногам, не позволяющую шагу ступить к дому без девушки; беспомощность, настолько глубоко залегшую в голове, что не вытащить даже с помощью самого умелого мастера. С каждым глотком золотистого напитка, приятно согревающего горло, Ибо пропускал в себя каждую новую мысль о Сяо Чжане — тараканы, которых с завидным упорством пытались сжечь сорока градусами. Однако попытки пресечь поползновения живучих тварей к возникшей бреши в израненной душе не возымели должного эффекта: противные создания не оставляли в покое, громко стучась во все двери в попытке отыскать запертые воспоминания о днях, проведенных с тем, кого отчаянно пытались потерять на задворках памяти. Пусть Чжань и не был для него тем самым пятном в некогда безупречной истории проживания жизни. Но мужчина был тем, кто тянул в прошлое — слишком много шагов было сделано вперед, чтобы поддаться тому, от чего бежал со всех ног. Вот только Ван Ибо бежал вовсе не от неприятия или ранящего отвращения. Он бежал от чертовых бабочек в животе при виде владельца цветочной лавки, бежал от сладко-ноющей тяги к человеку своего пола, бежал от мыслей и навязчивых желаний мимолетно прикоснуться к мужчине, годившемуся ему почти что в отцы, и бежал от своей непонятно откуда взявшейся второй сущности, которая нашептывала сердцу знакомые мотивы и с которой никак не мог найти общий язык. Ощущать это было неправильным, ночи с каждым днем становились все тяжелее: беспокойно переключать каналы передач в попытках отыскать те, где нет присутствия Сяо Чжаня, били ниже пояса неподатливостью бессильной воле. Парень беспрестанно прокручивал время в надежде отыскать переломный момент, когда детское восхищение переросло в нечто порочное, больно кусающее изнутри — безуспешно. Может, это был день их первой встречи, когда одиннадцатилетний мальчишка зашел с матерью в “Pivoine Blanche”, чтобы купить цветы в подарок неугомонной тетке, и наполненное жизнью помещение смогло восхитить ребенка своей красотой. Или это была вторая встреча, состоявшаяся ровно через год, когда Ибо самолично отправился за пышным букетом, но получил больше удовольствия не от самостоятельности, которой грезят дети, а от наблюдения за человеком, трепетно создававшим очередной шедевр. А может, это были все последующие разы до наступления пятнадцати, когда пришло понимание того, что он без устали гонялся вовсе не за цветами или желанием сделать приятное старшим. Ибо посещал лавку хотя бы раз в месяц. На дорогу к школе времени уходило вдвое больше: тайно наблюдая за работой флориста, вызывавшим уважение своей преданностью делу, внутри все сжималось от восхищения. Никогда прежде ему не доводилось видеть, чтобы взрослый получал удовольствие от работы, никогда прежде не приходилось испытывать потребность в молчаливых добрых глазах и согревающих улыбках. И никогда прежде подумать не мог, что станет зависимым от доставшегося внимания к себе, а не к любимым растениям. Но по прошествии стольких лет волнение вновь дало о себе знать тянущей болью внизу живота. Тело дрожало как у пятиклассника, впервые зажатого старшеклассниками между гаражами: не знаешь, что будет худшим в такой ситуации — кричать или помалкивать в тряпочку. И двадцатиоднолетнему ему, совершенно не ожидавшему вновь почувствовать теплое дыхание Сяо Чжаня вблизи, хотелось получить пару отрезвляющих, чтобы больше не умирать. Он ведь чувствовал его каждой клеточкой кожи, чьи атомы неуправляемы в стремлении примкнуть к по-прежнему чужим для него. Это неправильно. Чувствовать влечение к нему. Неправильно напиваться от чертовых совпадений, как и прогнать Ли, старательно поливающую обделенного ведрами заботы, чтобы теперь, уткнувшись лбом в холодную плитку, стоять под душем, упиваясь жалостью к себе. Мысли, терзавшие голову на протяжении вечера, ненадолго удалось приглушить прохладной водой. Вот только желание, старательно подавляемое на протяжении многих лет, рвалось наружу. Мокрая одежда неприятно стягивала кожу, а раздражающие капли безвкусной воды непрестанно стекали по волосам к приоткрытым губам. Он безумно хочет прикосновений в данную минуту, чтобы большие умелые руки стянули липкие тряпки, и волосы зачесали назад, позволив видеть виновника своего состояния. Всего пару часов назад Сяо Чжань был в его досягаемости. Всего пару часов назад парня выкручивало наизнанку. Ибо провел пальцами по своим губам, представляя на их месте Чжаня, а после медленно спустился к шее, надавливая сильнее до жжения, чтобы прочувствовать желанное хотя бы на пару жалких секунд. Парень готов выгибаться, безропотно проглатывая гордость и плавно подстраиваясь под движения широких ладоней, лишь бы каждый участок хрупкого тела был заполнен их теплом. Ему бы заполучить хотя бы частичку запретного плода, хотя бы одну сотую долю того, что нельзя забрать силой. Он бы попытался, было бы в нем чуть больше смелости. Однако только свои руки блуждали по телу и вовсе не распаляли в нем дикий огонь. Возбуждение спало, а руки безвольно опустились вдоль продрогшего тела. Желание потушило осознание невозможного, больно пронзавшее холодной водой, словно рапирой по уязвимой коже. Ибо хочет спать, а не пытаться выбраться из бесконечного круговорота мыслей о нем.

***

Резкая боль, пронзившая голову Ван Ибо ранним утром, соревновалась с раздражением, вызванным настойчивыми звонками дверь. Чертово похмелье, чертовы непрошеные гости, которых не волновал игнор. А если бы его не было дома? Непрошибаемые люди и один бедный, мучившийся от похмелья Ибо — не лучший сценарий начала нового дня. С трудом поднявшись с постели и натянув валявшиеся подле кровати, мятые домашние футболку и штаны, парень, пошатываясь, направился в прихожую. И, черт, лучше бы ему не смотреться в зеркало: опухшее лицо, глаза, превратившиеся в две маленькие щелочки, вместе с гнездом на голове безмолвно кричали о тяжелой ночи. Вновь раздражающий звонок, после чего не менее неприятный стук в дверь вынудили прекратить ненавистные издевательства. — Какого хе.. — Доброе утро, — обвели взглядом парня, оценивая состояние. — Если это сон, пожалуйста, свали, — проговаривает Ибо, будто находясь в замедленной съемке. — А если нет? — с усмешкой спрашивает мужчина напротив, при этом выглядя как всегда безупречно — идеально выглаженная белая рубашка с закатанными рукавами в три четверти, открывающая вид на сплетающиеся вены вдоль предплечья к запястьям, на одном из которых поблескивали, вероятно, дорогущие часы, и черные брюки, подчеркивающие длину стройных ног. — Тогда без пожалуйста, — тотчас тянет на себя дверь, чтобы избавиться от еще большего издевательства. — Ибо, — останавливает Сяо Чжань, вцепившись в ручку с другой стороны и не позволяя скрыться в квартире. — Я принес суп, — протягивает пакет сквозь небольшое пространство. Проглотив тошнотворный ком в горле, парень обессиленно спрашивает: — Зачем? — Тебе должно полегчать. Я прикупил ещ... — Нет. Зачем ты пришел? — не позволяет договорить, подавляя в себе злость, с каждой минутой пробуждающейся от голоса, так не кстати вызывающего по изможденному телу мурашки. — Ли звонила, извинялась, пусть не было за что. Упомянула, что ты напился вчера и я... В общем, там еще таблетки. — С чего вдруг такая забота? — хмыкает, стараясь казаться невозмутимым, тогда как внутри зарождалась настоящая буря. Примчался на помощь к бедному парню, так и не научившемуся к своим годам пить? Ибо не нужна чертова жалость не поленившегося для этого достать чужой адрес. — Я хотел поговорить, — смотрит прямо в глаза Чжань, источая непоколебимую уверенность в том, что сделает то, за чем пришел. — У меня есть для тебя предложение. — Не наговорился вчера? — фыркает Ибо, с каждой минутой проигрывая человеку напротив. — Что ты можешь мне предложить? Разве он не понимает, чего стоит держать себя в руках? Ван Ибо не железный, ему нечем дышать. Звуки ударов под ребрами оглушают своим сумасшествием, а голова кружится вовсе не от задержавшегося в крови алкоголя. — Ли говорила, что у тебя проблемы с деньгами, — все-таки заходит в жилище, приложив чуть больше усилий. — У меня есть работа, соответственно, проблем нет, — отходит в сторону, скрещивая руки на груди. — Мы расширились, мне не хватает рук в цветочном, — ставит пакет на тумбу в небольшой прихожей, попутно изучая каждый открытый уголок скудной квартиры. — Доход увеличился почти в три раза, о зарплате можешь не переживать. — У меня есть работа, — повторяет Ибо, будучи задетым небрежно брошенным «мы». — А у тебя, судя по всему, есть еще одна пара рук. — Мне необходима помощь в теплице, — Чжань обращает внимание на фикус, виднеющийся из гостиной. — Хочешь, чтобы я вновь рылся в земле? — Не хочу брать кого попало. Секунда. Две. Сердце пропустило удар. Наивный, вновь поддавшийся своим слабостям, продолжает отгонять от себя хлипкую надежду. Где его сторожевые псы? Ледяной барьер со вчерашнего дня начал таять. — И все еще нет, — потому что знает, чем чревато сдаться. — А если я скажу, что Ли уже согласилась помочь? — Чжань деловито засовывает руки в карманы брюк, сверля выжидательным взглядом. Ибо буквально чувствует превосходство, пригвоздившее к месту слабое тело. Жизнь — череда бесконечных выборов, верно? Только почему все предыдущие выборы, которые навсегда должны были отвести от Сяо Чжаня, по итогу обратно привели к нему? Каким законам подчиняется Вселенная или по каким законам должен жить Ибо, чтобы смочь избежать человека напротив? Слишком много вопросов без ответов. Он поднимает глаза, встречаясь с карими Чжаня, и буквально замирает от осознания того, насколько родным ему является мужчина: черные пушистые ресницы обрамляют глаза, в которых плескалось давно забытое тепло. Ибо слишком долго морил себя холодом, чтобы не податься навстречу, невзирая на то, что заживо может сгореть. Глупо отрицать, что не было чувств. Глупо спускать столь важное на юношеский максимализм. Он уже не ребенок, а внутри по-прежнему ноет в присутствии Сяо Чжаня. — Двойной оклад, — ставит условие. — Или ищи другие руки. — Идет. Кажется, этого слишком мало. Мало для того, чтобы искупить вину перед сердцем.