Цветочная лавка “Pivoine Blanche”

«Сильные руки на талии плавно поднимались к лопаткам, очерчивая каждый их контур, посылали волны мурашек по коже. Тяжелое дыхание затуманивало рассудок, вытесняя едва слышные на задворках сознания здравые мысли. Громкие звуки поцелуя, в котором непрестанно тонул Ибо, хотелось слушать бесконечно, а чувствовать другого человека оказалось несравнимо ни с чем. Он и помыслить не мог, какими приятными будут для него прикосновения некогда недосягаемых рук. Каждое касание со скоростью света разгоняло по телу бурлящую кровь. Ибо упивался вкусом чужих губ и вкусом поцелуя, давно перешедшего рамки невинного. Ему было жарко и трудно дышать: легкие заполнял привычный терпко-сладкий аромат духов Сяо Чжаня. Возможно ли себя потерять в бешеном ритме собственного сердца? Разве только за считанные секунды запретной, но желанной близости, походившие подростку на вечность. Из томной неги вырывает боль приземления бедром на пол. Парень не сразу понимает в чем дело, но когда поднимает затуманенный взгляд на мужчину и видит лицо, отражавшее не что иное, как гнев, быстро приходит в себя. — Пошел вон! — разносится по комнате, заставив на миг оцепенеть от страха. — Какого черта ты делаешь?! Ты в своем уме? — Но я не… не… — если бы он только знал. — Твои выходки переходят все границы! Убирайся, сейчас же! — подорвался с места Чжань, одной рукой схватившись за волосы у виска, другой — указал на дверь в конце коридора. — Я сказал убирайся! Почему ты все еще здесь? — не останавливался мужчина в потугах прогнать ребенка с квартиры. Ибо, кое-как поднявшись, на негнущихся ногах поплелся к двери: его сейчас не цепляли ни грозный голос, ни нещадящий взгляд некогда добрых глаз, в которые каждый раз заглядывал с придыханием. И только у самого порога смог заметить, как горело плечо — клеймо, оставленное Сяо Чжанем. На минуту его мир остановился, чтобы позволить последний раз взглянуть на ставшие родными черты лица. Казалось, даже сердце билось бесцветно, никак не разбавляя ударами застывшее мгновение: тридцатипятилетний мужчина, прежде сметавший «праздник» со стола, теперь смотрел на него по-чужому. Верно, теперь он для него чужой. Он как никогда раньше понимает этот взгляд — отвращение. Переступая порог, внутри хрупкого тела, где-то под семью ребрами, одним легким и кровью, непрестанно циркулирующей по телу, слышится треск.»

/пять лет спустя/

— Ибо, просыпайся, — шепчут у шеи, кончиком носа нежно проводя по щеке. — Милый, нам пора вставать. — Мгм, — сонно отзывается парень, поддаваясь утренней ласке. — Еще немного… — Ты опять ворочался во сне, — слегка расстроено произносит девушка, выползая из под одеяла. — Опять мучают кошмары? С родителями давно говорил? — Мне просто нужен выходной, — наконец открывает глаза Ибо, видя над собой склонившуюся девушку, и улыбается, стараясь прогнать с миловидного лица беспокойство. — Ли, я буквально вчера закрыл сессию, — тянет на себя раздражающе бодрую брюнетку с утра. — Давай еще немного так полежим, хочу перестать видеть лицо профессора Янга. Всю душу из меня высосал своей экономикой. — Знаю я твое немного, — фыркает Ли, будучи хорошо осведомленной, что значит «немного» Ибо. — Ты же помнишь, что сегодня моя семья ждет нас на ужин, — напоминает, лежа на крепкой груди, лениво ведя по ней указательным пальцем. — Как тут забудешь, — вздыхает, привычно зарываясь рукой в густые волосы. — Знаю, милый, но нельзя оставить маму без внимания в ее-то день. Ван Ибо правда устал: устал от учебы, постоянных подработок и ненавистной практики, забирающей бесценные месяцы лета. Иногда ему кажется, что делать неверный выбор — его пожизненная прерогатива. По настоянию родителей поступил на экономический, переехал в большой город, где вынужден был самолично зарабатывать деньги на жизнь. Не то чтобы его обделяли деньгами, скорее, потребность стать независимым не позволяла принять помощь, автоматически обязывающую докладывать как он и где. Ибо сполна отстрадал сверхопеку, которая казалась удавкой на шее. Но только сейчас к нему пришло осознание, что находиться под крылом родителей — иммунитет от взрослых реалий жизни, подло поджидавшей за порогом родимого дома. Он устал круглосуточно вести подсчеты, писать доклады и думать, чем будет ужинать в конце дня. Как итог: парень крутился белкой в колесе за гроши, при этом не видя себя в выбранной им же профессии. Однако с появлением Сяо Ли в проживании нелегкой «от выходных до выходных», Ибо стал более стабилен как в эмоциональном плане, так и в своем рационе пищи: девушка всегда готовила вкусно и на двоих. За полтора года отношений, проведя вместе не мало загруженных дней и бессонных ночей, они безусловно притерлись друг к другу, попутно успев изучить вдоль и поперек свои тела. Поэтому меньшее, что мог сделать Ибо в благодарность, — позволить затянуть себя на этот семейный ужин. И все бы ничего, но…Но дни рождения он не отмечал с наступления своего шестнадцатилетия: травмирующая первая любовь и воспоминания, которые невозможно стереть с биографии. Ван Ибо был совсем еще наивным мальчишкой, пусть зачастую вел себя напыщенным индюком. Храбрости в нем было не больше показушного гонора и незначительных понтов. И ради чего, спрашивается, полез к взрослому мужчине со своими странными подростковыми замашками? Точно не для того, чтобы все последующие пять лет мучить себя образом человека, однажды вызвавшим в нем то, что другим не под силу. Глупость. Каждый раз убеждает себя в этом Ибо, предпочитая не бередить старые раны и больше не возвращаться к прошлому. Только подсознание вторит обратное: сны не позволяют забыть добрые глаза и завораживающую улыбку перед тем, как разрушился кропотливо выстроенный им воздушный розовый замок. Обидно за приложенные старания и за свою гордость. Особенно за то, что внутри него задели еще совсем хрупкое, только начинающее познавать, что такое симпатия и влюбленность. Он едва собрал себя по крупицам после стольких дней, проведенных в самолечении сигаретами, алкоголем, недоеданием и, конечно, самокопанием, в котором только дураки ищут спасение. Возможно, именно этот темный период стоит наименовать глупостью, но на ошибках учатся, и Ван Ибо свой урок извлек: некогда мягкое и чувственное стало черствым и обросло шипами, чтобы наверняка не смочь пропустить ни боль, ни другие, подобные ей, чувства. Пусть закрылся от мира и того, чему приписывают статус «окрылен», парень не ощущал себя обделенным. Просто так легче. С пустой головой и без лишних эмоций всегда будет проще справляться с чем бы то ни было. В его случае — взрослая самостоятельная жизнь. — Мда… — неутешительно тянет девушка, бросив взгляд на то, в чем одет был Ибо. — Собственно, ничего нового, малыш. У нас же ведь праздник, к чему надевать праздные вещи, если черный — на все случаи жизни. — День как день, — ведет плечами, не замечая недовольства со стороны. — И вообще, с каких пор ты мешаешь моему самовыражению? — Твои черные рубашка и джинсы — очень по-особенному, Ибо, — скептично выгнула бровь Ли, одетая в нежно-розовое воздушное платье. — Я на твоем фоне бельмо на глазу. — Не выдумывай, — подходит ближе, притягивая стройную фигуру к себе за талию. — Ты выглядишь чудесно. — Ащщ, всегда ты так, — уворачивается от мелких поцелуев на своем лице. — Ты съешь всю мою косметику, — подмигивает, направляясь в сторону ванной комнаты подправить макияж. — Она довольно сладкая, ничего не могу с собой поделать, — бросает вслед Ибо, шкодливо улыбаясь. — Нет бы сказать, что я и без нее хороша, — показательно захлопывает за собой дверь. Ван Ибо действительно думает, что она ей ни к чему: фарфоровая кожа без единого изъяна, большие карие глаза, в коих нет дна, и пухлые малиновые губы, притягивающие к себе поцелуи — не о чем больше желать. Ему нравится проводить с ней время, слушать мелодичный смех, иногда вести довольно глубокие, осмысленные разговоры или просто делиться впечатлениями за день. Ли приятна и притягательна для него во всех отношениях. Кроме тех, что смогли бы взрастить под ребрами красные бутоны.

***

Интересно, кто придумал званые ужины? Ибо уже битый час воюет со своей вежливостью взрослого с желанием уйти домой. Нахождение в огромном доме, полном незнакомых людей, заставленном всем дорогостоящим и начищенным до блеска, чрезвычайно мало приносит удовольствия человеку, любящему тишину и все по скидке. Ван Ибо любит комфорт, а безумная тяга вернуться в свою уютную квартирку лишь сильнее разрастается в нем с каждым новым гостем. И его совершенно не волнует то, что присутствие от силы семи человек в просторной гостиной — это не много. Для Ибо, вечно-уставшего студента, пожертвовавшего свой единственный выходной за последние три недели, это просто напросто дохрена. Но он стоически терпит. — Перестань хмуриться, — недовольно шипит девушка, разглаживая складку меж бровей своего парня. — Я не хмурюсь, — бурчит под нос Ибо, убирая руку со своего лица. — Перестань, на нас смотрят. — Конечно, твоя кислая мина бросается в глаза, — фыркает Ли, садясь за стол, заставленный множеством блюд. — Может, я таким образом привлекаю к себе внимание, — тотчас присаживается рядом, кладя руку на острую коленку. — Не лучший способ, малыш. Кажется, она действительно злится, а Ибо просто Ибо, которому пережить бы этот вечер. Желательно на 2х, а лучше на 4х. Единственным, радующим глаз в далеко нескромном доме по меркам среднестатистического человека, являются цветы: каждый свободный уголок украшен изяществом зеленных растений. Возможно, будь у него просторные апартаменты, Ибо обзавелся бы не одним жалким деревцом, стоящим в гостиной. Ли особой любви к цветам не питала, а студент слишком занят, чтобы изучить проблему и пресечь на корню попытки своего фикуса распрощаться с жизнью. Но об этом он подумает позже, сейчас стоит ответить хотя бы на один из многочисленных вопросов раздражающе улыбчивого отца Ли. Не взирая на общий эмоциональный фон Ибо, улыбка мужчины довольно приятная. Людям с подобной улыбкой хочется доверительно прилечь на плечо и вывалить всю тяжесть мира. — Вы правы, жизнь студента тяжела, — собственно, что он и делает. — Но у меня есть чудесная Ли, с ней любые трудности под силу. Главное — улыбаться и глазками сверкать, глядя на его любимую дочь. С чем Ван Ибо справляется идеально, получая одобрительный кивок и небольшой отдых от расспросов. Бонусом, конечно же, поцелуй в щеку от девушки, отчего парень ощутимо расслабляется. Негромкие, но активные разговоры за столом разбавляет тихая музыка на фоне, а изумительный вкус еды делает вечер более сносным. Начинает казаться, что отдых, за которым он не переставая гнался неделями, наконец вступил в действие. Только вот… Когда кажется — креститься надо. За стенкой послышался звонкий стук каблуков и чей-то приглушенный смех, после чего в помещение вошли двое: добродушная женщина, которую в точности повторяла Ли, и мужчина, своим появлением выбивший весь воздух из легких Ибо. — Добрый вечер, прошу прощения за опоздание, — и, черт возьми, улыбается, как прежде, — тепло и по-домашнему. — Все же добираться с другого гор.. — взглядом натыкается на замершего парня, чье сердце в эту самую секунду пропустило удар, — ...города довольно выматывающе. Если бы Ван Ибо изучал анатомию, перепугался бы насмерть от того, что стало внутри: в горле ком, легкие обездвижены, органы скрутились подобно морскому узлу, когда как сердце ушло восвояси. Все те же черты лица, которыми бесконечно долго мог любоваться подросток, острые скулы, об идеальных линиях которых он грезил сутками напролет, и глаза, чье внимание, словно кислород, — дышать по-прежнему нечем. Зачем его посадили напротив Ибо? Теперь он то и дело украдкой посматривал на мужчину, задерживая дыхание каждый раз, встречаясь с ним взглядами. Ему даже казалось, что тот был таким же заинтересованным. Однако Ибо заслужил его внимание: за пять лет растрепанный мальчишка, сочившийся бунтарством, превратился в привлекательного парня, умеющего уживаться в обществе. — У него своя цветочная лавка, — шепчет девушка, возвращая Ван Ибо в реальность. — Тебе бы понравилась. — Не думаю, — резко отвечает, замечая пару карих глаз, пристально наблюдающих за ним. — Я ненадолго выйду, — целует девушку в макушку, прежде чем удаляется. Он буквально чувствует, как спину прожигают участники застолья, не позволяя сделать полноценный вдох. Какого черта вообще сюда приперся? Мало проблем? Ибо от злости готов стены лупить и орать на всю улицу о несправедливости жизни. — Твою мать… — чуть ли не разрывая пачку, дрожащими руками достает сигарету. Все-таки сбежал. Позорно и по-детски. Наверное, если бы этот момент можно было переиграть десятки раз, он поступил бы точно так же — своего рода защитная реакция. Ибо уже давно не ребенок, но стойкое чувство беспомощности в присутствии этого человека насильно возвращает в прошлое, из которого на протяжении стольких лет старался вырваться затравленный собственными мыслями. Парень делает глубокую затяжку и выпускает сизый дым, прислонившись спиной к холодной стене дома, чувствуя, как подкативший ком к горлу подавляет никотин. Не сказать, что Ибо заядлый курильщик, но случаются дни, которые невозможно вывезти без тлеющей сигареты меж пальцев. Самообман или самовнушение — не имеет значение, так как потраченное время помогает прийти в себя. — Знаешь, это вредно, — внезапно раздается со стороны главных дверей. Мягкий, бархатный голос, пробирающий до мурашек, Ибо узнает везде. Голос — одна из причин, почему, будучи подростком, не смог не обратить внимание на Сяо Чжаня по-другому. Его мягкий голос, пронизанный теплыми, заботливыми интонациями, всегда внимателен и не бывает пренебрежительным или высокомерным. С такими, как он, приятно даже просто находиться поблизости, ощущая безмерную важность от одного лишь присутствия рядом. — Зачем ты пришел? — недовольно косится в его сторону, попутно отмечая, что Чжань совершенно не изменился с их последней встречи — такая же плавная походка, ровная спина и прямой взгляд. — Они волнуются о тебе, — просто отвечает, прислоняясь рядом к стене. — Кто они? — непонимающе спрашивает Ибо, наблюдая за абсолютным спокойствием человека подле себя. Самого-то от нервов потряхивает. — Моя семья, — объясняет очевидное, на что парень выгибает бровь. — Вы отлично смотритесь вместе. Не обижай Ли, она хорошая девушка. — Издеваешься? — нервно улыбаясь, делает затяжку. Сейчас бы поговорить, как в старые добрые. Ибо думает, что происходящее очередная шутка его нелегкой судьбы. — Я не знаю, зачем пришел, — вздыхает Чжань. — Наверное, просто хотел посмотреть, как ты вырос. Убедиться, что у тебя все в порядке, — грустно улыбается, когда встречается с настороженным взглядом Ибо. — С тобой же все в порядке? — переспрашивает, будто видя что-то большее на безэмоциональном лице. — В полном, — нехотя отвечает, направляясь к входу в дом, наконец докурив несчастную сигарету. — Что ж, это хорошо, — отходит от стены Чжань, равняясь с Ибо. Он все еще немного выше него. — Потому что я — нет. Парень останавливается у самого порога, собираясь обернуться и бросить язвительное «в чем дело?», но не успевает слова произнести, тотчас оказавшись прижатым к двери. — Ну и что это значит? — бесстрашно ухмыляется Ибо, тогда как сердце бьет тревогу. Не дожидаясь ответа, он старается выбраться из захвата. Но его клейма касаются той же рукой, не позволяя сдвинуться с места. На самом деле, приложив чуть больше усилий, Ибо смог бы выбраться. Все дело в желании, которого нет. Все дело в нем. — Думал, я не замечу твоих взглядов? — Что с того? Чжань-гэ нужно платить за то, чтобы на него поглазеть? — с вызовом смотрит, не стесняясь того, в чем был уличен. Страшная сила — злость вперемешку с безумной тягой к нему. Всего один вечер, всего одна встреча глазами, чтобы внутри вновь образовались узлы напряжения, развязать которые под силу только одному человеку. Ибо не понимал, почему Сяо Чжань был на взводе, прежде не позволявший видеть себя в любом из состояний, кроме «все в порядке». Приходилось тайком урывать минуты слабостей мужчины, чтобы смочь приблизиться к нему всего на жалкие пару миллиметров. И не понимал, почему сейчас это, казалось бы, никчемное расстояние между ними двумя стирал Чжань, стремительно приближаясь к нему. Ибо отчетливо ощущал дыхание на своих губах, отчего повисшее напряжение разгоняло кровь по телу. Он вновь слышал бесконечную череду вдохов и выдохов, чувствуя безумный страх, борющийся с желанием прикоснуться. Парень возненавидел это чувство еще в тот самый день. — Ибо? Ты скор… — затихает Ли, когда слышится грохот, заставивший Чжаня молниеносно отпрянуть от него. — О нет, мне конец, — видимо, зацепила светильник в прихожей. Мужчина несколько секунд прожигает Ибо взглядом, прежде чем развернуться и уйти, не проронив напоследок ни слова. Сказать, что внутри него что-то разбилось, будет ошибкой. Он давно породнился с раздирающим чувством, медленно лишавшим жизни того, что находилось под ребрами. — Ли, ты в порядке? — отзывается Ибо с улицы, глядя вслед удаляющемуся силуэту. С трудом сморгнув наваждение и недолго послушав причитания девушки, парень все-таки зашел внутрь, чтобы помочь. Разбираться с мотивами Сяо Чжаня нет ни сил, ни желания, особенно после того, как его вновь окунули в не самые приятные воспоминания.