Цветочная лавка “Pivoine Blanche”

Что ж, к своим годам Сяо Чжаню стоило бы свыкнуться с тем, что в жизни не все бывает так, как мы того хотим. И что немаловажно — приучить себя хотя бы в начале недели проверять прогноз погоды, прежде чем соваться наружу. Но вместо выше перечисленного мужчина, удрученный неудавшимися планами и собственным самочувствием, втыкает в белый потолок своего жилища. Спустя пару весьма занятных часов внезапно заболевший все-таки пришел к тому, что его дом нуждается в косметическом ремонте. И лучше бы ему побеспокоиться не о состоянии своего дома или ремонте «как только, так сразу», а о том, что делать с парнем, который все те же пару занятных часов лежал подле него, глядя в далеко не первой свежести потолок. По словам Ибо, он здесь для того, чтобы старший не скопытился раньше времени, так как позаботиться о нем некому. И, конечно, Сяо Чжаню, особо нуждающемуся и совсем уж безрукому, безногому, никогда не лечившему себя самого, нечем было возразить. Уж слишком приятна забота Ван Ибо. Особенно на фоне учащенного сердцебиения при виде парня в своей домашней футболке и шортах. Особенно когда черная с непонятными надписями тряпка, пережившая больше пятидесяти стирок, задиралась вверх, оголяя молочную кожу и открывая вид на тонкую талию. Чжаню хотелось к ней прикоснуться так же раздражающе часто, как парень, не перестающий ерзать на разворошенной постели. И несколько обидно за беспорядок, устроенный без его участия: он-то поначалу с трудом мог пошевелиться, куда ему до стычек с молодым, пышущим энергией парнем. Вдобавок ко всему общее состояние здоровья не позволяло наведаться в лавку, где на протяжении недели всем заправлял несовершеннолетний сотрудник. Но как бы Ибо ни убеждал, что с любимыми пахучими прелестями все в порядке, чувство беспокойства грызло изнутри. Потому что это его, никто лучше не справится. Только вот «дом-сад-огород» можно будет подлатать в случае чего, а день рождения Ибо, выпадающий на завтрашний день, уже вряд ли получится исправить. Будучи заверенным в том, что компания — главное в столь важный день, место проведения мероприятия никак не давало покоя. Он знал, парню нравится находиться в его скромном доме, где по углам и на всевозможных поверхностях размещены зеленые растения; нравится валяться на мягком диване в гостиной и смотреть странные сериалы и фильмы ужасов, теснясь ближе к Чжаню на особо страшных моментах; нравится незаметно проваливаться в сон на пару часов, а затем просыпаться к вечеру рядом. Хотя последний пункт или, возможно, даже последние два относятся к нему самому. И от этого только сильней болит голова. Сяо Чжаню странно и непонятно от своих желаний и мыслей. Не ясно, что думать и как расценивать происходящее. Не ясно абсолютно все, кроме зародившегося влечения к подростку. Почему вообще впустил его в дом, разрешил оккупировать свою же кровать, одеяло, подушку на ней? — А Чжань-гэ у нас чистюля, так вкусно пахнет, — констатировал Ибо, зарываясь носом в постельное белье. Почему разрешил ему, совсем еще юному и неловкому в своей неопытности, приглядывать за взрослым собой, измерять температуру, пичкать таблетками и отпаивать чаями, ругаясь на очень глупого гэ-гэ, попавшего в бурю по пути домой. — Аргх, я же не разбираюсь в этих порошках! Да почему их так много? Ты же не мафия, хотя с такими припасами… — с легкой ухмылкой обернулись на ложе с больным. — Возьми тот, что с зеленой этикеткой, и дуй на кухню за водой, — припечатал Чжань, не в силах парировать. — Да-да, но в тихом омуте… — Иди уже! Почему на душе становилось спокойно, когда слышал тихое сопение над ухом или чувствовал теплое дыхание в спину? И в какой момент за уют в собственном доме стал отвечать тихий, а иногда вовсе несдержанный смех, заглушая собой звенящее «опасно»? — Забавно наблюдать за больным, — первым делом произнес Ибо, как только закончился полуденный сон Чжаня. — Ты хотел сказать спящим? — сонно сощурился, попытавшись сфокусировать взгляд на лице напротив. — Нет, больным, — настоял Ибо. — Храпишь и стонешь — жуткая смесь, надеюсь, никто тебя таким не увидит. — Но ты же все еще здесь, а я так… — не успел закончить, как подушка прилетела в лицо, и мягкий, негромкий смех наполнил комнату. И непонятно, почему Ван Ибо, имея целую связку друзей (в основном, местные бандюганы-одноклассники, но люди, на которых, вроде как, можно положиться в случае чего и с которыми скучать не приходится), выбирает взрослого мужчину, его ничем не примечательную для подростка лавку и довольно неловкие разговоры. — Чжань-гэ, а как ты относишься к людям нетрадиционной ориентации? — как-то выпалил во время фильма «Хорошо быть тихоней», указав на одного из представителей меньшинств. — Не мне ведь проживать чью бы то ни было жизнь, — расплывчато ответил Чжань, застигнутый врасплох. — Но что, если бы в твоем окружении был кто-то, кому нравятся люди своего пола? — Ибо поставил на паузу фильм, теперь пристально рассматривая его профиль. — Это по-прежнему для меня не будет иметь значения, — посмотрел в ответ Чжань, пытаясь разгадать нахмуренные брови и задумчивый взгляд. — Потому что этот человек больше не будет иметь для тебя значения или то, что его личная жизнь никак не будет отражаться на твоем отношении? — уточнил парень, кажется, почти не моргая. Сяо Чжань заметил его вновь притихшее дыхание и легкое подрагивание рук, плохо скрываемое за пледом, — то самое, когда он к нему прикасается. — Ибо, что за допрос? — недоумевая выгнул бровь, но, ранее подметив резкую перемену настроения, все же ответил: — Для меня важен сам человек, его взгляды, мысли, поступки, но никак не то, кто будет греть его постель и делить с ним завтраки. — А сам… — запнулся Ибо, пропуская в легкие воздух, после чего, пусть скомкано, продолжил: — Ну, я имею ввиду, для Чжань-гэ важен пол? — Что ж, если на чистоту, не люблю ковры, мне больше нравится паркет, — доверительно произнес мужчина, попутно уворачиваясь от Ибо, тотчас бросившегося на него с несчастной подушкой. —Да чтоб…! — покрасневший до кончиков ушей завалил Чжаня на диван, прижав весом своего тела. — Еще хоть раз спросил тебя о чем-то! — Хорошо-хорошо, только перестань, — сквозь смех просил, удерживая чужие руки над собой. Зудящее ощущение неправильности в тот день боролось с желанием чуть дольше продлить момент: чувствовать тепло чужого тела оказалось слишком приятно. Быть может, дело вовсе не в теле, а в парне, который расселся на нем сверху. И Чжань не знает, что делать с этим неутешительным «быть может».

***

Первые сутки болезни пролетели незаметно для Чжаня, даже не пытавшегося вылезти с постели и чинно принимавшего все дары от Ибо. Будь то таблетки и белые порошки. Будь то странная, но чудодейсветенная похлебка. Будь то стариковское ворчание, служившее на фоне колыбельной. К концу недели мужчина больше не нуждался в круглосуточном присмотре, но от присутствия Ибо не отказывался. Как ни странно, родители никак не препятствовали ему пропадать невесть где целые дни напролет. Вероятно, постарался над своим алиби, чтобы по средь бела дня к Сяо Чжаню не наведались полиция, вертолеты и срочные новости о неком растлителе пай-мальчиков-подростков. И в некотором роде Чжань был этому рад: болеть одному до смерти одиноко. Он чувствовал безмерную благодарность за заботу и потраченное время, потому встал пораньше, чтобы испечь к приходу именинника хотя бы пирог. К слову, благодаря ему же, его холодильник забит до краев. На подарок и прочую ерунду, праздничные колпаки и разноцветную мишуру, рассчитывать не стоило, так как ни Чжань, ни Ибо не склонны сиять и пестрить в какой бы то ни было день. Вот только с готовкой испокон веков была беда: больше времени ушло на то, чтобы отдраить кухню. Оставалось теплить надежду на то, что этот недопирог придется по вкусу. За два с половиной часа Чжань успел испытать весь калейдоскоп эмоций, так и норовя бросить начатое. Ему попросту было стыдно. Да, перед мальчишкой и, да, за свои руки-крюки. Он мог бы оформить доставку на дом, не мучаясь с тестом и начинкой, но вряд ли бы его жест оценили: накануне Ибо взял с него слово никаких затрат и праздников. Но ведь шестнадцать случается только раз... — Это что? — Ибо скептически осматривает гостиную, где на кофейном столике для него красовалось творение чужих рук и сердца. — С днем рождения, Ибо! — заходит следом Чжань, подталкивая к дивану. — А пить будем? — спрашивает именинник, заинтересованно рассматривая надпись на пироге. — Я так понимаю, то, чем он сочится, — малина. Ты постарался, Чжань-гэ, спасибо, — понимающе ему улыбается, отчего напряженная спина мужчины расслабляется. Наверное, именно эта легкая улыбка и снисходительный взгляд слишком по-взрослому для Ибо. — Чай, кофе, вода? — тут же находится Чжань, присаживаясь рядом. — Есть еще сок, правда, только виноградный. — Есть что-нибудь покрепче? — интересуется Ибо, сложив руки на коленях. — Могу заварить кофе без сахара, — сладко улыбается недовольному лицу. — С тобой неинтересно, — фыркает парень, откидываясь на спинку дивана. — Итак, — обводит взглядом накрытый стол, — пирог есть, разнообразие напитков тоже есть, — выдерживает театральную паузу и, хитро сощурив глаза, тычет указательным пальцем в грудь Чжаня. — Подарок-то где? Черт. Ему необходимы эти по-взрослому снисходительные взгляд и улыбка прямо сейчас. — Ты можешь подумать над ним до конца вечера и потом озвучить свое пожелание. Только имей в виду, в пределах разумного и никакого алкоголя, — идет на сделку Чжань. — А если я уже знаю, чего хочу? — неожиданно слетает из его уст. — Обычно, у подростков семь пятниц на неделе, — заинтересованно рассматривает Ибо. — Впрочем, я весь в внимании. — Я никогда не целовался. И никогда ни с кем не встречался, — вдруг откровенничает, елозя на месте. — В общем, мне было бы интересно попробовать. Для отношений еще рано, я сам это понимаю, но… — издали начинает, но Чжань, кажется, улавливает суть. — Но целоваться, не состоя в них, никто не запрещает. — Допустим, — кивает, ожидая продолжения. — Я хочу поцелуй, — с уверенностью заглядывает Чжаню в глаза. — Пусть поцелуй от Чжань-гэ будет моим подарком. Он даже не покраснел, озвучив свою просьбу, отчего мужчина чувствует себя смущенным вдвойне. Бледные щеки Ибо сейчас отлично контрастируют с собственными медленно алевшими щеками. До этой просьбы лишь Сяо Чжаню удавалось быть свидетелем затаившего дыхания и подрагивания рук, теперь же этим мог кичиться человек напротив. — Ибо, — вздыхает, потирая переносицу. — Я мужчина, твой друг и на много лет тебя старше, понимаешь? Он возвращается к непоколебимости в манящих темным цветом глазах, тем самым совершая ошибку: сердце предательски забилось чаще, тогда как руки покрылись неприятной влагой. — Не считаю это весомыми причинами, — стоит на своем, даже голос не дрогнул. — Ибо, — тяжело вздыхает Чжань уже дважды за вечер. — Я верю, что есть куча девушек, желающих сорвать с твоих губ поцелуй. Присмотрись, может, кто-то… Конечно, ему не дают договорить. Ибо ведь импульсивен, а иногда слишком самоуверен. Разве может Чжань тягаться с человеком, который в первую очередь прислушивается к себе, а не к голосу разума. И чувствует его как никогда прежде; чувствует сильную хватку на шее, казалось бы, хрупкой на вид руки; чувствует подрагивание пальцев, зарывшихся в его волосах и попеременно крепко сжимавших их, оттягивая; чувствует, как льнут к нему всем своим телом, безвозвратно стирая сантиметр за сантиметром, позволяя услышать бьющееся сердце под ребрами. Чувствует и не может пошевелиться. Чжаня парализует до тех пор, пока не ощущает на своих губах горячее дыхание и мягкость чужих губ. У него не получается толком различить их вкус за неумелыми движениями и громкими вдохами и выдохами, которые передаются ему, внезапно разучившемуся дышать ровно, в то время как у самого Ибо получается углубить поцелуй, делая его тягучим и мокрым. Неужели он ему солгал? Или же до дыр заучил теорию? Нельзя целовать так умело и сладко, чтобы хотелось отвечать. Чжань сильнее прижимает Ибо за талию и, напрочь игнорируя внутренние потуги прогнать, смешивает с собой. О каком голосе разума может идти речь, когда тепло столь осязаемо? Сейчас есть только «неправильно» и безумная тяга к нему.