Я — Учиха Итачи

В общем-то, изначально Джузо вовсе не собирался вмешиваться в дела Итачи — он довольно негативно относился ко всем личностям, сующим свой нос туда, куда не надо, и потому остающихся без оного, но ситуация явно выходила из-под контроля и требовала вмешательства. Мечник тяжело вздохнул, задумчиво почесав щеку и провожая будто заледеневшую изнутри напарницу изучающим взглядом. То, что с девчонкой не все так просто, было понятно с самого начала. Абы кого в организацию все же не принимают, так что как минимум шиноби ранга А, плавно перетекающим в полноценную S-ку, она должна быть. Да хотя бы просто шиноби, обещающим из личинки вырасти во что-то плотоядное и опасное — Лидер умел видеть перспективу. Вот только реальность решила отвесить Джузо пинок и дала девчонку с навыками… ну, пусть не генина, но чуунина или, возможно, даже токубецу-джонина, судя по ее ловкости с иллюзиями. До полноценной S-ки было далековато, м-да. Но, в принципе, может годика через два-три и доползет до этого звания, если саму себя в могилу раньше не загонит… А шансы-то у нее неплохие, хмыкнул он. Джузо почти круглые сутки наблюдал за напарницей, изучая ее характер, привычки, навыки. Не потому что что-то замышлял или специально собирал данные — он вообще это дело не особо любил, предпочитая совсем другие, гораздо более прямые методы, однако между напарниками должно царить взаимопонимание. А как его достичь без элементарных знаний о человеке? Сама-то мелкая мастерски подстраивалась под окружение и читала людей на раз-два, а мечнику без хитростей было гораздо труднее. И то, что он видел, все больше его запутывало и вводило в откровенное недоумение, смешанное с унынием — глубоко вникать и разбираться с этим не хотелось. Он же не нянька, в конце-то концов! Вот только при мысли о том, чтобы оставить мелочь наедине со своими проблемами что-то неприятно царапало изнутри — все-таки девчонка, только-только выпустившийся генин, почти ребенок… в среде нукенинов. Итачи была странной. Ладно, опустим то, что ее поведение совсем не сочеталось с клановым воспитанием — в конце концов, странных личностей везде полно, да и может она и вовсе была сиротой, заниматься ею было некем, вот и свалила из деревни, а Лидер повелся на красивые и дорогие глазки. А что? Вполне жизнеспособная версия. Или, может, ей доставляло удовольствие сбрасывать все эти маски и вести себя как обычный человек — не спросишь же напрямую, нарываться на ответные вопросы о прошлом совсем не хотелось. Да и не были они близки до такой степени, чтобы делиться темными тайнами. Главное, нос не задирает, не высокомерит и людей вокруг себя мусором не считает. К советам прислушивается, не геройствует и на свою клановость не упирает. Адекватная личность, пусть и вспыльчивая ехидна, мечник машинально коснулся руки, которую со смаком откусила одна из показанных ею в гендзюцу тварей. (Не то, чтобы Джузо волновала откушенная конечность, прирастить ее обратно не проблема, тем более ту махину он потом догнал и разрезал пополам, отобрав свое обратно, однако фантазия Учихи его впечатлила, как, впрочем, и невозможность вырваться из иллюзии самостоятельно — и чего она раньше таких талантов не показывала? Но по утрам мечник решил больше ее не трогать — продемонстрированные возможности он оценил, как и долгие фантомные боли после). Беспокоило скорее другое — то, как та в самом начале допускала простейшие ошибки и явно опасалась бить в полную силу. Мечник не соврал тогда, его действительно не интересовало ее прошлое и причины присоединения к Акацуки, но вот такие проблемы у опытной куноичи… не к добру это. То, что Итачи все же что-то из себя представляла, а не являлась обычной многообещающей личинкой, догадаться было легко — стоило посмотреть на облизывающегося и пускающего слюни Орочимару, что смотрел на его напарницу с почти влюбленным выражением глаз. И — Джузо был готов поставить на это свой меч, — если бы не оттаскивающий его от Учихи Сасори и недвусмысленные поглаживания Кубикирибочо самого мечника, старый змей давно полез бы к девчонке, но пока они умудрялись удерживать нездоровый энтузиазм ученого на расстоянии. И если Орочимару, ввиду бдящего напарника и не менее бдящего мечника, пересекался с Итачи редко и, похоже, еще не понял, что с ней что-то не так, то сам Джузо, регулярно проводящий с ней спарринги и почти все свободное время, прекрасно осознавал, что у его напарницы явные проблемы. По правде сказать, это заставляло его почти скрипеть зубами. Потому что то, что он видел, Джузо порою наблюдал у молодых генинов Кири, прошедших жестокий экзамен на выживание в Академии. Отрицание. Он мог поклясться, что Итачи не просто так сбежала из Конохи и теперь отрицает свою причастность к чему-то. До такой степени, что неосознанно давит и уничтожает собственные навыки, рефлексы и даже вбитый в подкорку мозга опыт — все, что хоть как-то было связано с произошедшим. И ладно бы это, Джузо, в конце концов, вытаскивал своих генинов не раз и не два из такого состояния, но. Все усложнялось тем, что она явно была чертовым мастером по части гендзюцу — и недавние события это отлично подтверждали. А еще у нее был шаринган. Джузо был уверен почти на все сто — Итачи сделала что-то очень нехорошее и убедила себя, что она просто не могла этого сделать и подавила эти воспоминания. Как и все, что касается этого «чего-то». Это было вполне реально, мечник знал это, видел, как порою мастера гендзюцу могут загнать себя в собственные ловушки и никогда не выбраться оттуда, просто потому что уверены в их отсутствии. А уж на что способны Учихи со своими глазами… об этом до сих пор легенды ходят — и если хотя бы половина из них правдива, мелкой можно только посочувствовать. Единственное, что останавливало мечника от визита к Лидеру с его риннеганом и просьбой помочь напарнице, ее быстро прогрессирующее обучение. Обычно навыки в таких ситуациях замирали на месте или шли на спад, но вот наоборот… Может, сама выберется, думает мечник и решает подождать, наблюдая за напарницей и не давая той впадать в свое меланхолично-невозмутимое состояние подколками. Пусть уж лучше метает в него злобные взгляды и мысленно придумывает планы мести, но не становится похожей на одну из тех холодных статуй в саду дайме. А потом они выходят на миссию, и Джузо своими глазами видит, как из живой Итачи словно медленно вытекает жизнь вместе с кровью одного из тех трупов. Она замыкается, обрастает ледяными шипами длиной с ладонь, смотрит строго вперед и, кажется, совсем не обращает внимания на окружающий их мир. Мечник прокручивает в голове минуту за минутой, обдумывая, что могло повлечь за собой такую реакцию, и быстро находит ответ — замерший взгляд Итачи на трупе. Даже не на нем, а на вытекающей крови. Боязнь крови, что ли, думает Джузо с толикой мрачного веселья, потому что боящийся крови шиноби — это мертвый шиноби. Все те, кто боятся ее, остаются в деревне, становятся всякими там посыльными, шифровальщиками и прочими-прочими-прочими, в поле их не выпускают. Однако после решает, что это скорее всего просто потянуло за собой какие-то воспоминания. И как бы не те самые, что и повлекли за собой все проблемы… Собственно, Джузо бы не полез в это дело, если бы на следующий день напарница отмерла и стала самой собой, но она словно застыла в том состоянии и не желала из него выбираться. И ладно бы, просто ушла в себя, так нет — почти ночует на полигоне, судорожно отрабатывая старые навыки до совершенства и въедливо разбирая стихийные ниндзюцу. До таких мелочей, что он, кажется, начинал понимать, откуда взялся этот щенячий восторг Орочимару. И совершенно при этом не обращая внимания на реальность. Даже умудрилась сходить с ним еще на пару заданий и вернуться, как ни в чем не бывало, сразу устремляясь обратно на полигон и пропустив визит Лидера. Тот, оценив картину ушедшей в себя Учихи, что сосредоточенно о чем-то размышляла, периодически эмоционально восклицая себе под нос, и портила бумагу кучей каких-то неясных закорючек и схем, тяжело вздохнул, пробормотал что-то про то, что ему только третьего в компанию Орочимару-Сасори не хватало для счастья, и устало попросил напомнить ей зайти к нему, когда та выйдет из своего творчески-ученого запоя. Джузо, конечно, согласился, но приглядывать за напарницей стал с некоторой настороженностью — воспоминания об экспериментах и точно таких же уходах в себя той увлеченной парочки, особенно, когда творили они вдвоем, до сих пор отзывались дергающимся глазом, бровью и всем остальным. Благо, Итачи занималась пока только какими-то расчетами-схемами-идеями и экспериментировать не торопилась, не расставаясь со своими записями и постоянно что-то чиркая. Мельком заглянувший туда мечник ничего не понял и ради собственного душевного спокойствия интересоваться не собирался — ему хватило и кучи слов, из которых он понял только то, что мелочь погрузилась в дебри ниндзюцу, изобретая что-то новое и пытаясь скрестить не скрещиваемое. С убежденностью в адекватности напарницы киринин явно поторопился, однако все же мимолетно порадовался, что она вроде как приходит в себя, оживает более-менее, пусть и в такой странной форме, но… …Джузо в последний момент успевает поменять направление меча и за плечо ловит покачнувшуюся девчонку, смотрит на нее с отчетливым скепсисом и вздергивает отсутствующую бровь, когда та резко встряхивается, делает бодрый вид и всячески показывает готовность продолжать их спарринг. Только вот побледневшее лицо и почти не заметная дрожь пальцев легко выдают настоящее положение дел. Почему-то вдруг вспоминается, что в последнее время за пределами полигона он ее видел только на заданиях, даже на кухне и той уже давненько не появлялась. И отчего-то именно сейчас бросаются в глаза осунувшееся лицо, заострившиеся черты и отсутствующий больше обычного взгляд. В голосе появляется страшное подозрение: — Ты когда в последний раз нормально ела? Итачи моргает. Задумывается ненадолго и крайне неуверенно выдает: — Вчера? Джузо едва сдерживает нервный смешок — вчера она была крайне раздраженной и весь день провела, со зверским видом выбивая кунаями какой-то рисунок с внутренней стороны двери. Он даже тогда дергать ее не решился, справедливо опасаясь вновь вляпаться в какую-нибудь паскудную иллюзию, а уж в богатой фантазии и вспыльчивости напарницы он за последнее время убедился окончательно. Мысленно отвесил себе затрещину — мог ведь провести параллели и проследить за кое-чьим распорядком, но нет, понадеялся на чужую сознательность и зрелость. Теперь еще за приемами пищи наблюдать… Все-таки он совсем размяк и все больше становится похож на няньку, со вздохом мысленно признает Джузо, внутренне морщась. Видели бы его на родине… — Ты. Идешь. Есть, — произносит раздельно и четко, глядя прямо в черные глаза, которые медленно наполняются осознанием и даже возмущением: — Что? Но я не хочу!.. Джузо, я совсем не голодна! — возражает она и слабо сопротивляется, когда мечник, все также придерживая ту за плечо, подталкивает ее в сторону выхода. — Ага, настолько, что это я сейчас чуть в обморок не грохнулся, — с насмешкой соглашается он и, не слушая больше ее возражений, тянет за собой по коридору, с досадой осознавая, что нет, проблемы все-таки уходить и решаться самостоятельно не собирались, а вот уйти вглубь копиться — да. Неспроста ж та впала в такой раж и не вылезала из полигона круглые сутки — явно не из любви к этому делу и не для собственного прогресса, напарница все-таки для таких длительных тренировок была несколько ленива. И мечник с еле уловимым раздражением напополам с беспокойством понимает, что пора вмешаться. Только для начала выяснить бы, что вообще с той случилось. Хотя бы понять, насколько все плохо. А с этим помочь мог, пожалуй, лишь один человек… На кухне оказался только Сасори, что на их появление заинтересованно наклонил голову и чуть сощурился, заметив Итачи и отрываясь от какой-то книги. Даже откинулся на спинку стула, словно предчувствуя и уже предвкушая зрелище. Джузо коротко ему кивает и поворачивается к Итачи, подталкивая ту к плите: — Жрать, спать и отдыхать. Все ясно? В ответ она только закатила глаза, складывая руки под грудью, и спустя долгие две минуты попыток переглядеть его с явной неохотой кивает, чуть надувшись. Сасори за его спиной издает какой-то неопределенный звук, очень похожий на смешок. Джузо внутренне морщится, уже представляя, какие мысли у того в голове и хорошо, если он ими со своим напарничком не поделится. Замечает быстро мелькнувший и пропавший в черных глазах хитрый блеск и, устало вздыхая, грозится: — Увижу тебя на полигоне раньше, чем через день, честное слово, сам прибью. Руки и без того чешутся свернуть кое-чью шею! Итачи в ответ только пренебрежительно фырчит, но лицо у нее становится гораздо кислее. От кукольника доносится тихое, но весьма выразительное и громкое хмыканье, от которого услышавшая его Итачи делает непередаваемую мину, метает в ту сторону злобно-хмурый взгляд и через секунду становится совершенно невозмутимой. Мечник едва сдерживает желание нервно заржать и, старательно держа лицо, кидает кукольнику: — Присмотри, чтоб не убилась, — и, пока тот изумленно смотрит на него, вскинув брови, и явно не находя слов на такую наглую просьбу, торопливо убирается из кухни — Сасори-то все-таки тоже та еще злопамятная ехидна. Другое дело, что ехидна крайне любопытная — хотя бы из интереса и желания потрепать чужие нервы, но за мелочью точно проследит. — Он серьёзно?.. — еще успевает донестись до него раздраженный голос кукольника прежде, чем дверь захлопнулась.