Я — Учиха Итачи

Саске совсем не любил утро. В отличие от нее-сан, строго соблюдающей режим дня и просыпающейся с рассветом, он являлся убежденной совой — не было ничего лучше, чем лениво дремать утром, зарывшись в одеяло, и медленно просыпаться, не торопясь вставать с кровати и наслаждаясь последними крупицами сна. Однако при всей своей любви к утреннему сну он также был будущим шиноби и понимал, что злоупотреблять этим не стоит — пропущенная тренировка вполне может потом стоить жизни своих товарищей или себя самого. Несмотря на это, этим утром просыпался Саске нехотя, лениво продолжая дрейфовать в легкой полудреме и вслушиваясь в звуки своего дома. Вот, раздались негромкие спокойные шаги по лестнице — это, наверняка, то-сан спускается на кухню. Даже странно, что он все еще здесь, обычно то-сан в это время уже в здании полиции. Внизу слышится негромкий плеск воды, звяканье тарелок и тихое напевание какой-то знакомой песни — каа-чан домывает посуду и раскладывает завтрак. В соседней комнате шебуршание и еле слышные ругательства — это Итачи уже вернулась с утренней разминки и сейчас, наверное, снова готовится к какому-то заданию… Унылые размышления о том, что он опять расстанется с сестрой и неизвестно насколько, прерываются негромким стуком в дверь: — Пора вставать, Саске-кун. …и Саске резко садится на кровати, отбрасывая одеяло и приходя в себя. То-сан никогда не будит его — эта почетную обязанность всегда выполняла нее-сан, которая будила его щекоткой, или каа-чан, что после стука осторожно трогала его за плечо и звала на завтрак. Внутри все обожгло холодом. Он прикусывает губы, уставившись пустым взглядом в воздух. Совсем по-детски подтягивает колени к груди и едва удерживается от того, чтобы предательская влага не выступила на глазах снова. Показалось. Приснилось. Принял чужих людей за свою семью… Саске с разрывающей на части болью напоминает себе, что их больше нет. Он никогда больше не навестит то-сана на работе, который будет ворчать на то, что он отвлекает, и при этом прятать теплую улыбку в уголках губ. Его больше никогда не разбудит нежная нее-сан, которую легко можно уговорить утром на общую тренировку, просто чтобы провести время только вдвоем и, слушая ее объяснения насчет нового приема, втайне гордиться и восхищаться тем, что его нее-сан настолько умна и сильна. Он больше не попробует вкусную стряпню каа-чан, не будет вслушиваться в ее тихое мурлыканье известных мотивов и никогда не пожалуется ей о том, какие идиоты учатся в Академии, не сможет прилечь ей на колени и наслаждаться ласковыми поглаживаниями. Всего этого больше не будет. Он нервно сжимает в пальцах одеяло и медленно приходит в себя, возвращая свое спокойное состояние и с тоскливым ужасом понимая, что день только начался. А еще Академия… В коридоре Саске неожиданно сталкивается с выходящим из ванной Шикамару, лениво зевающим, все еще спящим на ходу и тут же сонно уставившимся на него. Пару мгновений Нара рассматривает его с не соображающим видом, а потом о чем-то медленно думает, чуть чешет бровь и совсем уныло вздыхает: — Доброго утра тебе, что ли… Саске невольно приподнимает уголки губ, почему-то находя настолько сонного Шикамару забавным, и, окинув того внимательным взглядом, понимающе-насмешливо поправляет: — Утро добрым не бывает, — и, немного подумав, добавляет: — Просто с утром, Шикамару. Тот пару мгновений смотрит на него удивленным взглядом, а после издает негромкий смешок и, махнув рукой, пропускает его в ванную. И, уже там умываясь, Саске чувствует, как в груди немного расплывается тот комок нервов и переживаний, что он вчера себе надумал. Все-таки Шикамару — классный парень. И по утрам он выглядит еще хуже самого Саске, фырчит Учиха, рассматривая свое сонное отражение в зеркале и даже немного посмеиваясь от собственных размышлений. Мысль, что всегда собранный и умный, пусть и часто дремлющий, Шикамару по утрам не соображает вообще или очень медленно, казалась довольно забавной. Впрочем, для Нара это наверняка было нормой. Сам Саске тоже с трудом просыпался и долго собирался с мыслями. Каа-чан, к примеру, наоборот, выглядела излишне расслабленной и умиротворенной, то-сан был довольно благодушен и в то же время собран. А вот уж кто был бодрее всех по утрам, так это нее-сан, которая странно умилялась его сонно-взъерошенному виду и все норовила потискать. И если так подумать, то в свете родства с Нара, все их «лениво-спящие» гены, похоже, достались Саске, а «гениальные» захапала себе нее-сан… Развеселившийся было Учиха на миг замер, мрачнея от воспоминаний, встряхнул головой, заставляя себя успокоиться, и вытер руки, спускаясь вниз. Нее-сан жива, мысленно убеждает себя мрачный Саске, и он ее обязательно найдет — нужно только немного потерпеть. На кухне за столом уже сидели остальные — Шикаку-сан медленно моргал, механически что-то жуя и кивая возбужденно говорящей Ешино-сан, Шикамару с широко открытыми глазами, кажется, досыпал последние минуты и лениво размазывал омлет по тарелке, подперев подбородок кулаком. Быстро пожелав всем приятного аппетита и неспешно принимаясь за еду, Саске с любопытством наблюдал за семейной трапезой в доме Нара и с долей какого-то мрачного веселья размышлял о том, что, похоже те «ленивые» гены просто-напросто обходят стороной женщин. Иначе объяснить бодрость и дружелюбность Ешино-сан в семь утра было ничем нельзя. А вот сам он, несмотря на более-менее проснувшееся лицо, отлично вписывался в эту полусонную атмосферу, с еле уловимой грустью продолжал думать Саске, медленно жуя кусочки овощного салата. В Академию они с Шикамару отправились вместе. Нара все еще клевал носом, одним только чудом не собирая при этом все столбы, Саске с меланхолией и каким-то скрытым мазохизмом продолжал вспоминать свою семью, искоса следя за тем, чтобы тот все-таки никуда не врезался. — Надо зайти за Чоджи, — так же сонно вдруг сообщил Шикамару, и Саске едва заметно кивнул, поворачивая к кварталу Акимичи. Вообще, они мало говорили, но его это нисколько не напрягало — молчание было таким… понимающим?.. легким?.. уютным? Саске не любил возникающую неловкость при общении и терпеть не мог глупую болтовню, а потому предпочитал тишину и легко раздражался от всего, что ее нарушало, но присутствие рядом спокойного Шикамару странно умиротворяло и успокаивало. И присоединившийся к ним Чоджи, что нарушал это молчание лишь шуршанием пакета и похрустыванием чипсов, на удивление, тоже не особо раздражал. Академия стояла в не особо людном месте, поэтому они легко избежали шумных кварталов с множеством людей и их сочувствующими взглядами, громкими шепотками, щекочущими нервы, но во дворе все это нагнало их сторицей. Саске мысленно застонал, когда заметил кучу взглядов, скрестившихся на нем, и неосознанно выпрямил спину, ускоряя шаг. Очень хотелось ответить им чем-нибудь резким, но он лишь поспешил в класс, с раздражением представляя, во что выльется его первый учебный день. Даже на мгновение пожалел, что отказался от предложения Ируки-сенсея и решил посещать уроки в обычном режиме. В классе же стоило ему только отвернуться, поднимаясь к своей парте, как послышались шепотки и глупые вздохи фанатеющих по нему идиоток. — …единственный выживший… — Ах, Саске-кун настолько силен, что… — …говорят, последний из Учиха… Саске резко выдыхает и чуть мотает головой, заставляя себя не прислушиваться и игнорировать все, что он слышит. Однако, несмотря на его старания, это ему совсем не удается — каждое сказанное слово этих идиотов больно бьет по нервам, заставляя каменеть все сильнее. Пальцы в карманах толстовки неосознанно сжимаются в кулаки. Он быстро облизывает пересохшие губы и заставляет себя неспеша двигаться к своей парте. Главное, просто пережить это, а потом они успокоятся сами, верно? Зашедший вслед за ним Шикамару пару мгновений мрачно рассматривает его спину, их перешептывающихся одноклассников, быстро переглядывается с задумчиво-понимающим Чоджи и, не говоря ни слова, догоняет Саске, останавливая того за локоть, а после на его вопросительный взгляд кивает на парту в конце ряда. Пару мгновений Саске смотрит непонимающими глазами, а затем быстро соображает и благодарно кивает, легко меняя направление. Сам Учиха сидел на второй парте рядом с сенсеем и был бы вынужден слушать эти шепотки за спиной весь день, но вот Шикамару и Чоджи сидели в самом конце — оглядываться и коситься во время уроков их одноклассники не рискнут. Рядом присел Шикамару, Чоджи без слов приземлился на место перед ним. Неожиданно ворвавшийся с кувырком в класс Наруто быстро вскочил на ноги с каким-то воплем, огляделся, а после, заметив сменившего свое местоположение Саске, вдруг притих и, немного помявшись, через пару мгновений уверенно направился к ним, занимая стул перед Учихой. Саске и Шикамару только удивленно обменялись взглядами, пожимая плечами и ожидая привычного балагана, но, несмотря на свою шумную и непоседливую натуру, тот был, на удивление, тих и задумчив. Так и полетели дни. Саске неизменно находился рядом с неожиданно помогающим ему Шикамару и понимающим Чоджи. Они не задавали вопросов, как особо смелые из их класса, не давили сочувствием и жалостью, как его дурацкий «фан-клуб», просто общались как обычно, давая и без того нервному и мрачному Учихе пространство и время, чтобы полностью прийти в себя. Иногда, правда, Саске с раздражением и стыдом думал о том, что он ведет себя ужасно, недостойно и трусливо — прячась за ними, чтобы не общаться с остальными. Мысленно он обещал себе, что перестанет пользоваться их безмолвной помощью, отсядет на свое место и просто перетерпит этот ажиотаж, но потом снова заходил под любопытные взгляды и шепотки в класс и неосознанно сворачивал к последней парте. То-сан бы не одобрил его поведения. Он подрывал авторитет и силу Учиха такими поступками, но… Саске сжимал зубы, стыдливо пряча глаза за отросшей челкой и с тошнотворным облегчением убеждая себя, что нее-сан бы точно поняла его и не стала осуждать. И каа-чан тоже. …внутри все переворачивалось и начинало мутить, когда он представлял, как останется со всем этим наедине. И он продолжал пользоваться их помощью, чувствуя, на самом деле, безграничную благодарность за их молчаливую поддержку. И Шикамару, и Чоджи не были особо разговорчивыми людьми и не требовали непременного участия в разговорах от Саске. Им хватало и его кивков, хмыков или тихого фырчанья, чтобы понять, что он имел ввиду, не заставляя его разъяснять свою мысль. Сам Учиха, и до произошедшего не отличавшийся болтливостью, совсем прекратил разговаривать на людях. Во многом это произошло из-за того, что Саске заметил, как только он начинает с кем-то вести разговор, тут как тут объявляются всякие любопытные и девчонки во главе с Харуно и Яманака. Раньше они были не настолько прилипчивыми и надоедливыми, с досадой думал он, прячась от них в очередной раз под Хенге. Эти прятки раздражали его настолько сильно, что он, вспомнив краткие обмолвки нее-сан и Шисуи-нии, начал продумывать собственный отталкивающий образ — пусть продолжают пищать, если им это нравится, но не рискуют к нему приближаться. Хотя бы из страха. Некоторое время он даже подумывал изучить язык немых или общаться только знаками шиноби, но с сожалением отложил эту мысль в сторону — изображать глухонемого было бы уже слишком. Его гордость этого бы просто не пережила. И нее-сан явно бы не одобрила такой выход, не говоря уж про то-сана. Ребята, с которыми он находился рядом почти постоянно, отнеслись к его маскараду понимающе, пусть и со смешками. К тому же, наедине Саске переставал изображать холодного принца в изгнании и становился вполне нормальным парнем, пусть и продолжал разговаривать с большой неохотой. Как-то постепенно получилось так, что он стал считать и Чоджи, и Шикамару даже не приятелями, а вполне настоящими друзьями. Даже думал иногда о том, как здорово было бы попасть с ними к одному сенсею… хотя Саске прекрасно понимал, что это уже из разряда невозможного — наследников Яманака, Акимичи и Нара всегда формируют в одну команду. Ему повезет, если он хотя бы просто попадет с кем-то не из фан-клуба. Незаметно в их компанию влился и Наруто, что появлялся, в основном, набегами и порою как-то странно на него смотрел, будто порываясь что-то сказать или сделать и сомневаясь, но дальше взглядов дело не заходило, так что Саске скидывал происходящее на историю с уничтожением его клана и природное любопытство-участие Узумаки. Вот только даже если бы тот спросил, вряд ли бы Саске что-то ему ответил. И дело даже не в том, что это было действительно болезненной и личной темой, а в том, что он сам ничего не знал и не понимал. Прямо Саске вопросов никому не задавал, но это не мешало ему прислушиваться и из обмолвок окружающих складывать картину произошедшего. И то, что получалось, совсем ему не нравилось. Хотя бы потому, что из всего этого следовал один верный вывод — нее-сан ни за что не вернется в деревню. По крайней мере, сама. *** — Как там поживает мальчик, Шикаку? — словно невзначай, спрашивает Хирузен, наискось проглядывая принесенные отчеты. Шикаку тяжело вздыхает, чешет подбородок и борется с желанием ответить типичным наровским: «как же все это напряжно». Переводит взгляд на окно и пожимает плечами: — Тоскует по родным, своему дому, не особо идет на контакт и не хочет разговаривать… ни с кем, — и добавляет с незаметной иронией: — Хочет найти сестру и отомстить за клан. Мужчина намеренно строит фразу так, что ее можно понять двояко. Не то, чтобы он недолюбливал Хокаге, чтобы подложить ему такую свинью в виде не по годам умного и затаившегося мальчишки, что вполне мог со временем превзойти сестру в своем стремлении к правде… нет, Нара были абсолютно нейтральны и безоговорочно поддерживали лишь один, устоявшийся поколениями союз, чтобы заниматься такими глупостями. Да и не стал бы Шикаку допускать такой просчет со стороны Хокаге, что мог аукнуться чем-то ужасным, если б не был уверен в относительном благоразумии своего подопечного. Просто вся эта история с уничтожением большого и сильного клана Основателей изначально попахивала гнильцой — либо просчет верхушки, либо их же допущение. В любом случае, это было их виной — и таких случайностей за время правления учеников Второго накопилось слишком много. Не то, чтобы Шикаку не доверял им или затевал бунт, но выглядело все дурно и соваться в это было бы опрометчиво. По крайней мере, самому — только клан подставит и союзников. А вот Саске выглядел достаточно упрямым, чтобы докопаться до правды, и осторожным, чтобы нырнуть и вынырнуть обратно. К тому же, немалую роль в его размышлениях сыграл именно он — мальчик категорически не верил в то, что клан действительно вырезала его обезумевшая сестра. Эта вера подкреплялась чем-то таким, что заставляло верить ему и скептически настроенного Шикаку. Как бы то ни было, даже если все эти подозрения себя не оправдают, он обещал Саске помощь и защиту — и помочь хотя бы в том, чтобы снять с него наблюдение, чтобы тот мог спокойно заниматься своими поисками, совсем нетрудно. Хирузен понимающе кивает и отпускает Шикаку кивком, так и не заметив странного выражения в глазах мужчины и не поняв скрытого подтекста в его словах. А потому рано выдыхает с облегчением и снимает с мальчика наблюдение — все-таки Учиха довольно непредсказуемы в своих выводах и поступках. Особенно, после таких выплесков. И нехорошо было бы, если бы мальчик решил самоубиться или обвинить во всем деревню. А так, месть — вполне нормальное стремление, даже до странности простое и логичное по меркам Учиха…