«Цветочный дворик» Сяо Чжаня

      Ван Ибо тотчас загородил Сяо Чжаня собою, будто защищая от удара.       За широкими плечами было надежно и спокойно, как за каменной стеной, запорхала бабочками в голове счастливая мысль. И следом накатила невесть откуда взявшаяся уверенность, что так отныне будет всегда — пусть хоть весь мир перевернется вверх тормашками, а ему не страшно.       Глаза предательски защипало, он шмыгнул, мельком глянул в сторону двери, фыркнул — тёмный силуэт был слишком ему знаком — и щёлкнул включателем настольной лампы. Вот же принесла нелегкая!       — Всё в порядке, Бо-ди…       Круг электрического света выхватил из темноты бледную решительную физиономию, слепо уставившуюся на них. Юй Бинь, притормозивший на пороге, беспомощно проморгался, обвёл глазами магазинчик, и его лицо сначала вытянулось от удивления, а затем он резко вздохнул и виновато затараторил:       — Извините, извините, извините… Я такой дурак, выглянул в окно, увидел очертания фигур за стеклом, ужасно испугался. Вот и подумал — дай-ка, схожу, проведаю. Мне показалось, что…       — Забота — это не твоё, конечно. Такой момент испортил! — Ван Ибо хмуро оглядел Юй Биня с ног до головы. В его глазах читалось искреннее желание порвать незваного гостя на кучу маленьких Юй Биньчиков       Но Сяо Чжань, пересекшийся с ним взглядами, увидел так же, что тот с облегчением выдохнул и немного расслабился, а затем пригляделся получше, и у него перехватило дыхание: зацелованные губы Ван Ибо распухли, в глазах горели голодные огоньки, волосы были взъерошены — и дураку было понятно, чем они здесь занимались.       Чуть улыбнувшись, Юй Бинь с интересом — он явно пропустил реплику Ван Ибо мимо ушей — ухмыльнулся и незаметно подмигнул Сяо Чжаню:       — Выглядите так, будто у обоих не было секса больше года, но наконец-то вы дорвались…       Сказано это вроде было шёпотом, однако таким громким, что Ван Ибо услышал и смешно покраснел ушами.       Румянец мгновенно захлестнул и щёки Сяо Чжаня.       — Да иди ты уже, — хрипло прошептал он скороговоркой, сделал несколько шагов, подталкивая приятеля по направлению к выходу, постоял, вслушиваясь в его громкий смех за дверью, потом решительно («Мне все равно, что Юй Бинь подумает, сегодня не тот день, когда я собираюсь стесняться») повернулся к Ван Ибо. — Вернёмся к тому, на чем остановились, да?       И тут же столкнулся со смешливым взглядом тёмных глаз. Ван Ибо шагнул к нему, обнял так крепко, что голова пошла кругом, и, ловя губами его разом сбившееся дыхание, тихо мурлыкнул:       — А на чём мы остановились?       — Тебе опять зачем-то понадобился букет.       Сяо Чжань прислушался к своим ощущениям и улыбнулся. Это было волшебно. Тело медленно превращалось в желе, хотело большего, улавливало кожей, как дрожат ладони Ван Ибо, как дыхание становится тяжёлым, а бесконечный стук сердца — всё громче и громче.       Разговаривать становилось попросту лень, хотелось впитывать чужое тепло, вдыхать запах волос, наслаждаться прикосновениями, никогда больше не думать о цветах, и…       Сильные руки встряхнули его как тряпичную куклу, и Сяо Чжань протестующе вскрикнул.       — Хорошо, что нас спугнули, иначе я перешёл бы черту приличий…       Такого он совершенно не ожидал услышать, поэтому чуть было не рассмеялся, отказываясь верить собственным ушам, но Ван Ибо произнёс это абсолютно серьёзно, и, похоже, спокойно выдержал возмущённый взгляд.       В магазинчике повисла тишина. Сяо Чжань помрачнел, обиженно надулся, прикусил зубами нижнюю губу, глядя куда угодно, только не на Ван Ибо. Нет, ну что за глупость-то?! Сперва чуть ли не… э-э-эм… а теперь…       — Я обязательно трахну тебя на всех горизонтальных и вертикальных поверхностях, Чжань-гэ, обещаю. Но не сегодня…       — Что?! — вырвалось у Сяо Чжаня, и он, издав короткий писк, смущённо прижал ладонь ко рту.       — Мне показалось, что ты слегка расстроен, — Ван Ибо невинно округлил глаза. — Все нормально?       Вот же мелкий гремлин! Задушил всю романтику на корню…       Сяо Чжань хищно клацнул зубами, отвесил ему лёгкий (ну, хоть где-то его высокий рост пригодился) подзатыльник, потом ещё один, и ещё, для порядка, чтоб засранец не ржал. И сразу же угодил в распростёртые объятия.       — Всё, всё, — буркнул Ван Ибо, притянул к себе, лишая возможности сопротивляться, лизнул в ухо и негромко сказал. — Я вдруг осознал, что хотел бы начать всё с чистого листа: приглашать тебя на свидания, угощать мороженым, дарить цветы. Как ты смотришь на такое?       Хоть сердце и забилось быстрее от этих слов, Сяо Чжань мстительно — Дались ему цветы! — сощурил глаза:       — С удовольствием!       И едва Ван Ибо потянулся поцеловать его, он ловко дёрнул плечом, не позволив прикоснуться к своим губам, и отстранился:       — Мне кажется, для первого свидания поцелуев было более чем достаточно.       — Что ж, придётся тебя пригласить на второе, — Ван Ибо рассмеялся непривычно тихим грудным смехом, в котором слышалась нежная насмешка, и всё-таки исхитрился чмокнуть в висок. — Как насчёт завтра? Как-никак, канун Дня влюблённых, и всё такое…       Стоит ли говорить о том, как сильно Сяо Чжань ждал завтрашнего дня?       Когда дверь за Ван Ибо закрылась, он некоторое время неподвижно постоял на одном месте, словно боясь расплескать переполнявшее его счастье.       Потом кивнул цветам. Так или иначе, но Сяо Чжань был им благодарен. Их душистые лепестки окружили душу хрупким коконом, не дали ей очерстветь, создав тем самым почти идеальную защиту.       Дом встретил его тишиной. Несмотря на насыщенный день, усталости не было, и спать не хотелось. Сяо Чжань выпил чаю, поболтал с Орешенькой, подошел к окну и выглянул наружу.       В нос тут же ударил запах жасмина, пропитавший сладким томным запахом всё в округе. Буйно разросшиеся кусты, сплошь усыпанные белоснежными цветами, походили на узорчатый наряд, вышитый призрачными лучами огромной, как юэбин , луны, что таинственно серебрила черепицу крыш. А далекие звезды мерцали на черном бархате неба, подобно светлячкам, и оттого ночь казалась ещё волшебней.       В пальцах закололо. Сяо Чжань хмыкнул, прекрасно понимая, что это значит, и обернулся, окинув комнату взглядом.       Там, в глубине, в окружении кистей и баночек с красками, укоризненно белел мольберт. И эта белизна резала глаз. Сколько он уже не рисовал? Месяца два, а может, и три. Но, кажется, будто целую вечность.       Он взял карандаш, чуть поколебался, потом глубоко вдохнул и прижал его к бумаге. Через несколько мгновений на ней появились контуры любимого лица.       Теперь будет чем заняться до утра…