«Цветочный дворик» Сяо Чжаня

      Поцелуй не продлился долго: через мгновение Ван Ибо, коротко рыкнув, отшвырнул Гу Цзячэна прочь. Тот отлетел к стене, весьма ощутимо приложился головой о каменную кладку, и, приходя в себя, злобно прошипел:        — Ты мне дорого за это заплатишь! На коленях будешь вымаливать прощение, щенок…       Ван Ибо рассмеялся ему в лицо, но глаза остались холодными, затем повернулся к Сяо Чжаню и повторил вопрос:       — Кто это?       Сяо Чжань, брезгливо оттиравший губы тыльной стороной ладони, замер: взгляд Ван Ибо пугал. Вместо привычной усмешки в чуть прищуренных глазах плавали льдинки.       Неужели всё закончилось, даже не начавшись?! Ван Ибо уйдёт, и он, Сяо Чжань, лишится единственного человека, ради которого хотелось нарушить одиночество…       Кто не совершал ошибок в девятнадцать? И так уж ли он, Сяо Чжань, виновен? Ведь до того рокового дня он никогда — ни словом, ни жестом — не показал Гу Цзячэну, что чувствовал к нему что-то большее.       Значит, надо промолчать или соврать, чтобы не потерять… кого? Приятеля, друга или… А, неважно! Неважно, кто Ван Ибо ему, лишь бы не уходил.       Но откуда-то из подсознания выплыло смазанное воспоминание десятилетней давности: небольшая гримёрка, цветы, тётушка в золотистом шёлке, а потом — фраза: «Проклятие — это следствие неправильных действий», с которой он просыпался и засыпал в последние дни.       И Сяо Чжань сказал вслух:       — Я виноват перед ним.       — Виноват? Интересно, чем это ты провинился? — приподнял брови Ван Ибо.       — Тем, что подарил ложные надежды, а затем обманул ожидания. Он хотел, чтобы я полюбил его, а я не смог, — вздохнул Сяо Чжань, протянул руку Гу Цзячэну и извиняющимся тоном произнёс. — Мне очень жаль. Нет, я не пытаюсь оправдаться. И ни возраст, ни количество извинений не облегчат вину, но…       Гу Цзячэн проигнорировал этот жест, медленно поднялся на ноги и с искажённым от гнева лицом процедил сквозь зубы:       — Себя пожалей! Я же не нуждаюсь ни в чьей жалости. Потому что, это не я, а ты обречен жить до конца своих дней в цветочной лавке. Без любви!       — Что он несёт, Чжань-гэ? — Ван Ибо, не пропустивший ни слова, но, видимо, и ни слова не понявший, всё же отчего-то вспылил и резко развернулся к Гу Цзячэну. — Тебе поддать ускорения?       Тот напрягся, как натянутая струна, лихорадочно заметался глазами по сторонам явно в поисках какого-нибудь тяжёлого предмета, но подходящего не нашёл, и только выдавил из себя:       — Попробуй только!       Ван Ибо насмешливо фыркнул, шагнул вперёд — кажется, его не волновало ничего, кроме желания надавать Гу Цзячэну по физиономии — однако остановился, услышав предостерегающий окрик.       — Не нужно, Ибо, — с тревогой в голосе попросил Сяо Чжань.       Его вдруг пробрал озноб. Гу Цзячэн прав: вот она — реальность, и он не в силах её изменить. А всё прочее — лишь иллюзия, заблуждение. И никакое волшебство не позволит ему повернуть время вспять. Похоже, он обречён на одиночество.       Между тем Ван Ибо вытолкал Гу Цзячэна под дождь, пробормотав что-то похожее на «Любовь зла, полюбят и тебя». Когда за тем закрылась дверь, он обернулся к Сяо Чжаню:       — Так что за бред он нёс, Чжань-гэ?       Сяо Чжань взглянул в его лицо, такое красивое сейчас и такое хмурое, и почувствовал себя бесконечно усталым.       Захотелось рассказать обо всём, что накопилось в душе, о том, как ему плохо, как одиноко. Рассказать, что тоска грызёт так, что вот-вот разорвётся сердце. И про проклятие, тяготеющее над ним, тоже рассказать. А ещё о том, как он скучал. И о том, как хочется сейчас прикоснуться к мягкой щеке, провести ладонью по чёрным волосам, уткнуться носом в ямочку на шее, вспомнить, как Ван Ибо пахнет.       Но вырвалось совершенно другое:       — Вздор, ничего интересного. Кстати, а ты чего приехал? В такую погоду хороший хозяин собаку не выгонит…       Да, так лучше! Он ни о чём не расскажет. Зачем? Ван Ибо всё равно не сможет помочь.       Никто не сможет.       Взгляд тёмных глаз на миг принял нечитаемое выражение. Затем Ван Ибо гулко сглотнул и вытащил из кармана смятый листок:       — Мне нужен вот такой букет.       Обхохотаться и не жить! Цветы! Опять цветы! Гуевы цветы!       Желание разговаривать пропало. Пусть катятся в Диюй! Оба! И он, и Гу Чзячэн!       Сяо Чжань скрипнул зубами и сжал кулаки. Его внезапно переполнило ненавистью к этому парню, который стоял напротив. Но Ван Ибо смотрел так виновато, что пришлось взять себя в руки. Эти глаза… что в них такого, что в их глубине хочется утонуть?       Жёлтая акация, иберис, лимонный лист, цикламен, флоксы, душистый горошек… Кто бы ни составлял этот список, со вкусом у него было не очень.       — Хорошо, я сейчас посмотрю, что у нас есть, — Сяо Чжань пробежался глазами по списку и саркастически хмыкнул. — Это же не сочетаемо.       — О, на свете много чего несочетаемого, — Ван Ибо сделал успокаивающий жест рукой, мол, не волнуйся, не велика беда, и преувеличенно картинно вздохнул. От Сяо Чжаня не укрылось, как тот выразительно покосился на дверь, за которой скрылся Гу Чзячэн.       Щёки обожгло пламенем. Да как он смеет?! Совсем обнаглел!       Сяо Чжань с яростью уставился на него и, шмыгнув носом, срывающимся голосом выпалил:       — Этот букет будет последним. И не смей сюда больше приходить!       Но Ван Ибо только усмехнулся в ответ.       Гремлинская усмешка почему-то разозлила ещё сильнее. Сяо Чжань не понимал, что на него нашло, но ничего не мог с собой поделать. Всё смешалось, затемняя разум — ревность, обида, злость, разочарование.       — Букет! Полцарства за букет! — Ван Ибо же откровенно паясничал. При этом было видно, что всё происходящее доставляет ему несказанное удовольствие.       Жгучие слёзы сами собой вскипели на глазах. Да что это за парень у Ван Ибо такой, ради которого тот был готов промокнуть насквозь под проливным дождём?! Что это за гребаное (Гуй бы его побрал!) совершенство?!       А вот до него, жалкого неудачника, никому нет дела. И никто не будет лишний раз заморачиваться ради Сяо Чжаня!       Руки тряслись так, что ни о какой красоте и речи быть не могло. Букет вышел корявым, аляпистым. А, ладно! Не нравится, пусть валит нахрен.       Однако Ван Ибо просиял, как медный таз — и Сяо Чжаню пришлось непроизвольно глубоко вздохнуть при виде такой родной мальчишеской улыбки — и умчался в дождь.       Сяо Чжань захлопнул за ним дверь и сполз по косяку вниз, будто внезапно разучился держать равновесие. Пол был холодным, а настроение — поганым, таким поганым, что слезы полились из глаз сами.       Пусть он вернётся! Пожалуйста… пусть вернётся.