как сказать на языке цветов «я тебя люблю?»

— А вот эти оранжевенькие символизируют силу, ну, не такую, когда ты от груди жмешь сотку, а скорее, как бы сказать, внутреннюю что ли? Кюбин последние тридцать минут расхаживал туда сюда по магазину, то еще раз проходясь влажной тряпкой по витринам, то опрыскивая и без того политые цветы в горшках. Тэрэ за всем этим наблюдал с каким-то даже упоением. Приятно видеть человека, обожающего свою работу. Особенно, когда этот человек твой лучший друг. Поэтому частенько, он забегал утром еще перед открытием в его небольшой цветочный и сидя на жутко неудобном стуле, тыкал в первые попавшиеся на глаза цветы, ожидая пока ему расскажут их значение на языке цветов. — А вот эти? Пышные белые бутоны, с нежно розовой сердцевиной красовались в самом центре. Тэрэ на них давно поглядывал. Тонкие лепестки, с острыми краями и душистым запахом. — О, а это георгины, — замечает Кюбин, тут же меняясь в лице, на какую-то щемящую ласку, — Красота и изящество. Если ты даришь кому-то букет георгин, это означает «навечно твой». — Вау, — выдыхает Тэрэ, сползая со стула, — Надо будет прикупить пару тройку. Кюбин хитро хихикает, не отвлекаясь от рутинных дел: утренний пересчет кассы, подготовка зала, обрезка стебелей. — Джунхену подаришь? — Заткнись, — обиженно бубнит Тэрэ, натягивая джинсовку, — Лучше бы ты так по английски шпрехал. Букетами господина Кима не задобрить, между прочим. А у тебя уже три пропуска. Кюбин взрывается хохотом. Он хоть и любит подкалывать своего друга, но во всем его поддерживает. И за чужие, пока что не-отношения переживает больше, чем за успеваемость в университете. — У меня был завал, — объясняет он, — Не могу же я бросить дело своей семьи и всей жизни, ради какого-то зачёта у господина Кима. И то верно. Кюбин флористикой начал увлекаться еще в детстве. Когда мама каждый день после работы возвращалась с новым букетом, а за ужином рассказывала что каждый цветок значит. А через пару лет у них появился цветочный магазин, в котором он — как рыба в воде. Что вообще может быть романтичней, хорошо составленного букета, с каким-нибудь душевным значением? «Я твой навсегда», «всегда верен только тебе», «от жизни до смерти». Он может и чудак, но в языке цветов порой разбирается лучше, чем в родном корейском. И порой, это кстати ему очень на руку. С улицы доносится громкий шум поднимающийся железной заслонки. Пара минут молчания, а за ним — громкий и отборный китайский мат. Тэрэ, все еще гипнотизирующий георгины, аж невольно вздрагивает. А вот Кюбин нет. Он только мерзко трет руки и ухмыляется. Шалость снова удалась. В окнах напротив зажигается свет, слышится топот и грохот, как будто владелец решил устроить внезапную перепланировку. Тэрэ, со знанием дела, поворачивается. — Что на этот раз? — Герань, наперстянка, спиреи, желтая гвоздика и оранжевые лилии. — И что это значит? — непонимающе хмурится Тэрэ. Кюбин насвистывая меняет табличку на двери на «открыто», немного приглушает лампы, включает кондиционер, потому что температура должна быть не выше пятнадцати градусов. А потом, с самой милой на свете улыбкой, на какую только способен, отвечает: — Пошел нахуй. И как ни в чем не бывало, продолжает заниматься своими делами. Тэрэ на такое поведение, которое продолжается изо дня в день, только закатывает глаза. Переводит печальный взгляд на тату-салон, стоящий прямо напротив, с ядовитой вывеской «-20% ЗА ЭСКИЗ БЕЗ ЦВЕТОВ». После нее, кстати, все и началось. До этого эти двое умудрялись ненавидеть друг друга разными способами, но стоило только владельцу сделать это, как Кюбин стал каждое утро подкидывать тому букетики с очень «хорошими» значениями, которые известны ему одному. «Маленькая двухметровая шалость» — как его иногда называл лучший друг. Никто не знает из-за чего и почему все это началось. Но одно было ясно всем, у кого имелись в наличии рабочие уши и глаза: эти двое друг друга недолюбливают. Даже не так. Это двое просто ненавидят друг друга. И это общеизвестный факт. Но этот конфетно-букетный период продолжается уже пару месяцев и за это время, Тэрэ успел выслушать сотню раз, какой этот Рики Шен «мерзкий, безвкусный, одевается во все черное, еще и татуированный». В общем, много чего. И это даже начинает надоедать. — Ты знал, что он учится в нашем университете? — замечает Тэрэ, в один из типичных для них вечеров, когда тот забегал к концу смены, со свежей выпечкой. — Мфня не инфефиует, — бормочет Кюбин, с набитым ртом и огромными щеками, — Тьфу. Меня не интересует. Тэрэ в очередной раз закатывает глаза. Скоро они завернутся окончательно и он будет смотреть внутрь своей черепушки всю оставшуюся жизнь. Шурша пакетиком из-под сливочного круассана, Кюбин успевает по неосторожности вымазаться в масле. А потом шипя что-то под нос, начинает орудовать влажными салфетками, раздирая бедную упаковку. И с чего это он вообще должен знать, где учиться этот белобрысый гаденыш? Ему и дела не было бы до чужого существования, если бы это самое существование не расположилось прямо напротив его цветочного магазина, отравляя ему жизнь и вообще всю окружающую атмосферу. — Ты слишком категоричен, — отзывается Тэрэ, вытирая рот от ежевичного джема салфеткой, — Знаешь, он ведь может оказаться неплохим парнем. Кюбин задумывается. В понедельник, этот китайский террорист «случайно» опрокинул пустые уличные горшки. Во вторник подсунул в дверь жуткую карикатуру Кюбина, в виде венериной мухоловки вместо головы. В среду — повесил плакаты с липовым объявлением о бесплатной раздаче цветов. В четверг — закрасил ему окна так, что Кюбин еще весь день их отдраивал. На календаре маячила заветная пятница, а нервов оставалось все меньше и меньше. Вот только табличку «Пни меня» на спину приклеить осталось, ей богу. И после этого он должен оказаться образцом порядочности и доброжелательности? — Да хрен там, — громко фыркает Кюбин, отхлебывая остатки своего кофе из бумажного стаканчика, — Я эту занозу в заднице насквозь вижу. Он самый последний мудила, вот кто он. Сам Кюбин, конечно, в долгу не оставался. Не в его характере. Так что эта война обещалась быть «Войной бесконечности». Главное, чтобы в итоге он не остался без этих самых конечностей. А то судя по жуткой атмосфере, исходящей от Рики Шена, он вполне мог оказаться огромной фиолетовой громадиной с камнями в руке и по щелчку сделать из Кюбина кучку пыли. Но ничего, корейцы просто так не сдаются. Если гора не идет к Магомеду, то Магомед — уставший и злой, устроит в тату-салоне газовую камеру с помощью отравы против тли. Тэрэ только громко цокает языком, собирая бумажные пакетики. По промелькнувшему на секунду разочарованию на чужом лице, сразу стало понятно, что тот что-то планировал. Уж слишком хорошо Кюбин этого засранца знает. Но, даже если и так, тот виду не показывал и в свои мысли друга не посвящал. Да и фиг с ним. Меньше знаешь, крепче высыпаешься перед работой. И хоть в субботу магазин открывался только в обед, но утром Кюбину предстояло пройти через адскую мясорубку — университет. А именно две пары у господина Кима. Так что бросив быстрый взгляд на часы, на которых уже было без пяти восемь, Кюбин нехотя сполз со стула, собирая вещи. Еще раз проверив работу холодильника, пересчитав кассу и протерев пол, он со спокойной душой гасит свет, погружая маленькое помещение в полнейшую темноту. На улице было свежо. Легкий ветерок щекотал заднюю сторону шеи, пробираясь под любимую светло зеленую толстовку. Тэрэ перебрасывает ему ключи, с брелком человека-паука, которые успел незаметно стянуть со стойки. Вечер по-странному проходил без происшествий. Даже слишком хорошо. Кюбин всей душой любил, когда друг забегал к нему на работу после пар. Они кушали домашние сэндвичи, пили кофе, болтали об учебе или просто шутили. Иногда, когда не было покупателей, могли даже поиграть в карточные настолки. Правда, из-за врожденной неловкости и постоянных отвлечениях на цветы, Кюбин почти всегда проигрывал. Ну или просто Тэрэ был гением, с айкью в миллион, но хорошо скрывал это. Оба варианта казались правдивыми. И ничего не могло испортить этот вечер. Кроме одного но. Тату-салон закрывался в то же время, что и цветочный. Громкий рев мотора, черной дымкой выхлопных газов, разрезает тишину. — Эй, мальчик-цветочник, — окликивает голос на другой стороне тротуара, — Ну как, еще не разорился? Кюбин, закрывавший дверь и стоявший спиной, с силой сжимает ключи в кулаках, до белесых следов на ладони. И мысленно говорит себе: «крепись, брат, придурки всегда умирают первыми». — Мечтай, клякса, — орет он в ответ, оборачиваясь, — Твое помойное ведро закроется раньше, чем мой магазин. Рики, облокотившийся на свой черный, выдраенный до блеска байк, громко и ядовито смеется. В целом, все было как обычно. Черная кожаная куртка, накинутая на плечи, майка открывающая вид не только на жилистое тело и широкие плечи, но и на чернильные рисунки, расплывающиеся на нем. И дурацкая сигарета, свисающая с уголка губ. — Да что ты говоришь, — язвит он, зачесывая волосы рукой назад, — Больше хихикай со своими парнями на рабочем месте. Вас, кстати, очень хорошо видно из моих окон. Вы бы хоть окна зашторивали что-ли. Рики ухмыляется, медленно прикуривая несчастную сигарету. Выпускает тонкую струйку серого дыма в воздух. А потом добавляет: — Хотя не, не надо. Когда будете трахаться, майкните, я хоть денег на вас заработаю, что ли. Тэрэ, все это время стоящий сбоку и наблюдавший за ежедневной перепалкой, издает какой-то непонятный возмущенный писк. Рики на это только смеется, еще громче и противнее. А потом поддает газку, заполняя ревом небольшую улицу. — Сволочь, ты сейчас своим газом все мои цветы потравишь, — бубнит Кюбин, оглядываясь на заранее прикрытые тканью цветочные горшки, — А по поводу твоего предложения. Что, настолько все плохо с личной жизнью, что решил заняться вуайеризмом? — Из нас двоих неудачник скорее ты, сладкий, — приторным тоном тянет Рики, щелчком отправляя докуренную сигарету в сторону, — Ну, пупсики, вас подвести до трассы? Или сами ножками доковыляете? — Смотри чтоб эти ножки однажды колеса твои не попрокалывали, чушпан, — выплевывает Кюбин, — А то ходить будет не на чем. Рики закатывает глаза, бурча что-то на китайском, а потом запрыгивает на свой байк. Пару секунд выпендривается, то поддавая газу, то нажимая на тормоз, а потом наконец таки срывается с места, уносясь в неизвестность, оставляя за собой только тонкий шлейф запаха ванили и табака. Вокруг все снова погружается в приятную тишину. Слышны только тихие переговоры людей, где-то вдалеке и гудение уличных фонарей, тусклым светом освещающих дорогу. Кюбин какое-то время молча смотрит в след, растворившемуся силуэту убогого трансформера на колесиках, который гордо именовался «раритетом» и еще более убогого хозяина этого Оптимуса Прайма со свалки. Пока не чувствует как кто-то дергает его за рукав. Тэрэ, поджав губы, ежится. Стало гораздо прохладнее. А он в одной легкой джинсовой куртке, поверх футболки. — Ну и мудень, — заключает он. Кюбин скидывает рюкзак прямо на землю, чтобы стянуть толстовку через голову и всучить в руки другу с раздраженным: «Заболеешь же». Немного вздрагивает с непривычки. Но ничего, у него иммунитет крепкий. Все таки постоянно в холоде, из-за цветов. Не заболеет. Главное, чтобы Тэрэ, который подхватывает ангину от чуть приоткрытого окна, было тепло. Глубоко выдыхает, пожимая плечами. — А я же говорил. Ночь дымкой укладывается на город, погружая все в тягучую дремоту. Кюбин долго крутится в неудобной полутора спальной кровати. На часах маячило два ночи, когда он устав ворочаться, устраивается с пушистым белым котом, которого однажды назвал Рисовым Пирожком, зависает в телефоне. Тэрэ, судя по последнему сообщению «я дома», отправленному час назад, уже давно видит десятый сон. Вот бы и он так отключался по щелчку пальцев. Но вместо этого в этом мире есть только он и Рисовый Пирожок против вечной бессонницы. Новостная лента пестрит счастливыми фотографиями университетских знакомых, еще каких-то людей, которых он мельком видел на парах, в те редкие моменты, когда там присутствовал. Учеба утомляла. Настолько, что хотелось поскорее сбежать оттуда, вернуться в привычную среду, пропахшую душистыми ароматами свежих цветов. Он ведь и учился, скорее для того, чтобы родители были спокойны. Но в будущем он видел только себя в окружении цветов. И закрытого тату-салона. Лучше бы там стояла какая-нибудь кофейня, ну или магазинчик винтажной одежды что ли. Пользы было бы гораздо больше, чем от этой чернильницы. И что только люди находят в татуировках? Нет, это может быть красиво, конечно. Но Кюбин, в силу своей любознательности, видел парочку чужих работ. Черепа, костлявые ужастики, блэкворк. В общем, ничего стоящего. Погрузившись в свои мысли, он даже не замечает, как рекомендации выдают чей-то профиль. Тот, который бы он никогда сам не искал намеренно. На фотографии никто иной как Рики Шен, сидящий на кресле в своей студии. Судя по дате и одежде, фотография сегодняшняя. Кюбин скользит незаинтересованным взглядом по чужим выкрашенным в блонд волосам, приглядывающимся острым ключицам в разрезе майки. Возле одной из них видны какие-то тонкие, переплетающиеся линии, ведущие к плечу. Наверное, какой-то очередной череп животного или что там еще может быть у этого придурка. Но кое что все-таки цепляет его взгляд. Лежащий перед парнем раскрытый скетчбук, с новым эскизом. Кюбин приглядывается в очень знакомые черты. Герань, наперстянка, спиреи, желтая гвоздика и оранжевые лилии. Пошел нахуй. Внутри что-то начинает закипать, как в адской котельной. А под постом, короткая и простая приписка: «Всем владельцам цветочных магазинов посвящается». — Вот же урод. Пару раз Кюбин набирает гневное сообщение, в духе: «слышь, мудак, это ты сам иди нахуй» и «козлина жди проколотые колеса», но в итоге забивает и стирает набранное. Будет он еще реагировать на это. Не дождется. Да он лучше горсть земли съест, чем оставит комментарий этому говнюку. И вообще, он даже знать не должен, что Кюбин это видел, Подумает еще, что он заходил к нему на страницу или даже сталкерил его. Ни за что. Окутанный злобой, до дрожи в пальцах, он делает то, о чем жалеет в ту же секунду. Пытаясь поймать выскользнувший из рук мобильник, он жмет на экран. Два раза. И лайкает несчастную фотографию. — Проклятье, — гадюкой шипит он, пугая этим бедного кота, мирно дрыхнувшего на коленях, — Прости, малыш, я случайно. Спи-спи, сладкий. Рисовый Пирожок окинув его недовольным взглядом, возвращается обратно в сладкую дремоту. Ну хоть кто-то в этом доме спит. Кюбин в панике обновляет страницу, но все тщетно. Лайк все еще на месте. Может его убрать? Тогда и уведомление не придет. Или все-таки придет? Боже, а что если он подумает, что Кюбин это специально? Господи, как можно было так облажаться. Ладно, если он его сейчас быстренько уберет, то никто ничего не заметит. Так ведь? С полной уверенностью в своем гениальном плане, Кюбин тапает два раза по экрану, убирая злосчастный лайк. Глубоко выдыхает, думая, что пронесло. А потом телефон разрывается звуком нового уведомления. «@ricky_shen подписался на ваши обновления». Вот же дерьмо.