Балласт

Сокджин разбирается с делами в клинике к середине следующей недели и назначает встречу на вечер четверга, отсылая другу заискивающие фото покрытых испариной бутылок в винном холодильнике. Впервые за долгое время Чимин ощущает это почти забытое желание принарядиться, что как назло спотыкается о насмешливо выглядывающие из сумки джинсы да футболки, запихнутые им почти не глядя поверх продуманного до мелочей гардероба Джихёка. Футболки, безусловно, качественные и дорогие, пускай и базовые до безобразия и сводящих от скуки скул. Чимин с досадой облачается во всё чёрное, но разбавляет свой пресный образ стильными очками и кучей сверкающих цацок в ушах, на пальцах и на запястьях, что, кажется, только и ждали своего часа, пылясь без дела в старенькой потрёпанной шкатулке ещё со времён студенчества. Омега укладывает волосы брашингом с помощью фена, вздыхая про себя по своему новомодному стайлеру, что тоскует по нему в Сеуле, и даже наносит лёгкий повседневный макияж, делая акцент на губах при помощи оттеночного масла. — Ты сегодня такой красивый, папочка! — замечает Джихёк, когда видит Чимина в прихожей уже при полном параде, заставляя того улыбнуться. Что ж, решает омега, видимо, всё это было не зря. Это же подтверждает и Сокджин примерно час спустя, правда, в своей неповторимой манере. — Хэй, ну надо же! — восклицает омега игриво, встречая гостей у стеклянных дверей парадной на пару с жующим голубую силиконовую коалу Ханылем, смешно распластавшимся в люльке своей навороченной прогулочной коляски. На Сокджине — лёгкая розовая рубашка поверх молочного цвета футболки с круглым вырезом и белые брюки палаццо с высокой талией. Чимин рассматривает друга восхищённо и снисходительно качает головой, вспоминая свои сумасшедшие аутфиты времён их редких прогулок с годовалым сыном. У Ким Сокджина определённо особый дар — выглядеть так безупречно в роли молодого отца. — Лучшая бути двух столиц собственной персоной! Чимин смеётся заливисто, радуясь умению Джина подбирать выражения так, чтобы Джихёк ненароком не выучил слово «задница» раньше времени, и выпускает руку сына из своей, позволяя ему первому получить порцию крепких объятий. — Ты стал уже совсем большой, чемпион! Скучал по дяде Джину? Ну же, скажи «да»! Я припас для тебя две пачки желейных мишек и конструктор лего по мотивам «Истории игрушек»! Чимин вновь хихикает, чувствуя глубокую благодарность за такую искреннюю любовь Сокджина к его сыну, и не спеша присаживается на корточки возле коляски, протягивая указательный палец вмиг заинтересовавшемуся новым лицом Ханылю. — Привеееет, — омега улыбается тепло, ощущая, как сердце наполняется трепетом от вида очаровательного круглолицего малыша, чешущего дёсны об обслюнявленный силикон. — С ума сойти, он так подрос по сравнению с теми фото, что ты отправлял мне в апреле, — выдыхает удивлённо, вскинув быстрый взгляд на наблюдающего за ними Джина. — Я, кажется, успел уже забыть, как сильно видна разница даже в несколько месяцев у детей в таком возрасте. Чимин на мгновение осязает лёгкий отпечаток грусти, обжигающий солнечное сплетение, но не даёт этому чувству ход, глядя на обвивающие его палец крохотные пальчики с искренним теплом и любовью. — Вылитый Намджун в детстве, — хмыкает Сокджин с напускным возмущением. — И в точности такой же упрямый. Видел бы ты, что он устроил мне перед выходом, когда я пытался надеть на него шорты. В следующий раз оставлю его в подгузнике, ей богу. Но я готов простить ему что угодно за эти очаровательные ямочки. Джин с улыбкой тыкает ребёнка в щёку и весело показывает сыну язык, когда тот надувается возмущённо и поднимает на отца осуждающий взгляд. Чимин вновь хихикает, и правда улавливая в детских чертах некоторое сходство с Намджуном. Они проходят в просторный холл одного из элитных домов Марин Сити под восторженные рассказы Джихёка о проезде по мосту через пролив. Чимин помогает Сокджину с коляской, когда тот с тяжёлым кряхтением берёт трущего глаза Ханыля на руки и забирает пару посылок из специальной ячейки на первом этаже, окидывая быстрым взглядом этикетку с адресом отправителя и довольно щурясь. — Это моё барахло из G-Market, — поясняет омега с улыбкой, ловко засовывая мягкий почтовый пакет с, судя по всему, домашним текстилем подмышку. — Импульсивный онлайн-шоппинг отныне — моё всё. Намджун уже смеётся, что каждый раз как будто возвращается в новый дом после своих рабочих поездок. Но что я могу поделать? Это одно из немногих доступных развлечений, которое у меня осталось. Чимин понимающе хихикает, закатывая коляску в лифт, и зорко следит за тем, чтобы Джихёк безопасно зашёл в кабину, прежде чем нажать на кнопку пятьдесят четвёртого этажа. — Прекрасно тебя понимаю. Когда Джихёку исполнилось полтора, я буквально помешался на посуде и керамических плиточках ручной работы. И даже настоял на том, чтобы забрать их с собой во время переезда. Джин усмехается буднично, покачивая недовольно пыхтящего сына на руках, и извинительно выдыхает: — Няня немного опаздывает, но уже должна быть где-то рядом. Так что мои руки будут заняты ещё примерно полчаса, ладно? Я предупредил, что сегодня двойной тариф, так что оба наших сорванца будут под присмотром, и мы с тобой сможем вдоволь наболтаться. Но сперва мне нужно его покормить. — Никаких проблем, милый, просто дай мне знать, если тебе нужна моя помощь. И скажи мне, сколько я должен тебе за няню. Брови Сокджина удивлённо ползут вверх. — Ты? Должен мне три бокала вина, влитых в себя залпом, а потом — ещё два, но уже в процессе беседы. Бога ради, Чимин-а, буквально два часа назад мой драгоценный муж выкатил слишком щедрый даже по моим меркам перевод мне на карту с припиской «порадуйте себя как следует». Даже если его вдруг каким-то чудом заинтересует пара лишних сотен тысяч вон в графе «расход» в ежемесячной банковской выписке, уверен, они с Юнги обязательно придумают, как поделить этот бешеный счёт. Выдохни и позволь альфам решать хотя бы эти вопросы. Поверь мне, нам и без этого хватит забот на нашем веку. — Не думаю, что я так уж часто беспокоился о чём-то подобном с тех пор, как в моей жизни появился Юнги, — замечает Чимин с ноткой здравой самоиронии, поглаживая любопытно развесившего уши Джихёка по волосам. — Тогда тебе явно не стоит начинать делать это сейчас, — парирует Сокджин, подмигивая, и первым покидает кабину, как только двери лифта с тихим шелестом разъезжаются в стороны на нужном этаже. В ожидании няни Джин торжественно вручает Джихёку ярко-розовый геймпад от PS5, помогая с выбором игры на ближайшие полчаса. — Мы с Намджуном играем на ней в Mortal Kombat по вечерам, когда я на него злюсь, — поясняет омега шёпотом, обосновывая очередную свою импульсивную онлайн-покупку. — Всё честно: я играю за Шиву, а он поддаётся. Думаю, это одна из причин, по которой мы до сих пор не развелись. Чимин смеётся, наблюдая за тем, как Джихёк нетерпеливо ёрзает на ковре перед огромным телевизором, дожидаясь загрузки «Щенячьего патруля», и думает о том, что Сокджин, конечно же, лукавит. Едва ли есть хоть что-то в бытовом плане, что способно заставить этих двоих развестись после стольких лет, притирок и пережитого бок о бок. Спустя минут десять Чимин успевает вспомнить, что значит быть отцом ребёнка в год и два, когда помогает другу кормить капризничающего Ханыля, что упорно разбрасывает еду по полу, попутно обмазывая свой столик, лицо и рубашку говяжьим пюре. Сокджин держится невозмутимо, закалённый месяцами младенческих капризов и истерик, и без каких-либо признаков раздражения наблюдает за тем, как сын ляпает маленькой ладонью по протянутой ложке, оставляя розово-коричневые пятна от брызг пюре на идеально чистой отцовской футболке. — Думаю, его стоит уложить на сон ещё раз, — размышляет омега вслух, спокойно стирая говядину с кончика носа, и поднимает взгляд на держащего силиконовую детскую тарелочку Чимина. — Сейчас он, очевидно, не в лучшем настроении для игр. Сону уже скинула мне геолокацию, она буквально в пяти минутах от нас. Клянусь, эта женщина — заклинатель младенцев. До того, как Намджун нашёл её, Ханыль мог спать исключительно у нас на руках и никак иначе. Можешь себе представить степень моего недосыпа в те недели, когда Джун уезжал в Сеул? А ей понадобилось что-то около пятнадцати минут, чтобы уложить его на обеденный сон в кроватку. Помню как сейчас: я просто сидел в гостиной с чистой впервые за, наверное, неделю головой и чашкой кофе, которым мог, наконец, насладиться, и такой: «а что, так можно было?». — Храни господь всех нянь, — соглашается Чимин, подавая Сокджину упаковку влажных салфеток, и вынимает из пачки одну для себя, дабы помочь другу вытереть руки явно не намеренного продолжать трапезу ребёнка. — Джихо, что помогал мне на первых двух годах жизни Джихёка, дал мне столько крутых советов по грудному вскармливанию. И показал несколько классных приёмов по укладыванию ребёнка на сон. Сейчас Юнги нанял Хёнджи в качестве круглосуточной няни с проживанием. Она невероятная. Джихёк её просто обожает, и она как будто… чувствует, когда мне действительно нужно остаться наедине с собой. Не знаю, как я вывозил бы всё это без помощи, правда. Иногда я думаю о том, как другие омеги справляются с отцовством без какой-либо поддержки со стороны, и мне становится не по себе. Сокджин понимающе поджимает губы и кивает, но быстро приободряется, заслышав звонок дверного видеодомофона. Сону оказывается добродушной омегой немного за сорок с мягким голосом и яркой улыбкой. Не успев ещё толком снять обувь, она задаёт Чимину несколько десятков важных уточняющих вопросов о сыне, его привычках, предпочтениях и допустимом досуге, и, выдохнув напоследок спокойное и уверенное «отдыхайте, я справлюсь», с радостью принимает из рук отца обмазанного пюре Ханыля, нежно воркуя что-то про маленького грязнулю по пути в ванную. Чимин с благоговейным трепетом провожает её взглядом до самых дверей и оборачивается на полностью расслабленного Сокджина, в очередной раз думая о том, что ставит самому концепту няни тысячу из десяти. Джин оформляет доставку еды и соображает незамысловатую закуску из кубиков импортного сыра и пары покупных кимпабов. Включает негромкую музыку на фон и разливает вино по бокалам, пока Чимин любуется видами на вечерний Хондэ, мост Кванган и качающиеся на волнах верхушки мачт прогулочных судов в гавани ближайшего яхт-клуба. — Держи, — омега ощущает мягкое похлопывание по плечу и разворачивается к Сокджину лицом, принимая из его рук изящный бокал на тонкой ножке, прежде чем с тихим звоном коснуться его краем стенки чужого бокала. — За встречу. Мы так давно не виделись, милый. Я ужасно соскучился. А мы ведь даже так и не обнялись толком, а ну-ка иди сюда, живо! Чимин лишь едва смачивает губы вином и улыбается тепло, послушно спеша в раскинутые в немом ожидании объятия друга. Сокджин ощущается как дом, как тихая гавань, как мудрый старший брат, не растерявший при этом юношеского задора. Как очередное олицетворение Пусана для маленького и потерянного Мин Чимина. — Я тоже очень скучал, хён. Расскажи мне, как ты? Я так и не смог застать вас в свой прошлый приезд. Как тебе в роли отца? Выглядишь ты в ней, к слову, изумительно. — Просто у меня, наконец, появилось на это время, — парирует омега, первым размыкая нежные объятия, и с облегчением располагается в уютном кухонном кресле, подложив одну ногу под зад и потирая ноющую поясницу. — Первые месяцы были словно в тумане. Я знал, что к рождению ребёнка попросту нельзя быть готовым на все сто процентов. Безусловно, это была очень долгожданная беременность, сопряжённая с большим количеством опасений и страхов на фоне двух предыдущих потерь. Конечно, в моём распоряжении всегда был Намджун, его профессионализм и доступ к лучшим ресурсам, о каких только можно мечтать на пороге отцовства. Но, как ты, к сожалению, знаешь, даже этого иногда бывает не достаточно. Чимин усмехается горько и поджимает губы, глядя на Сокджина взглядом, полным понимания и сочувствия. На его памяти омега впервые говорит о том, через что ему пришлось пройти. Задолго до того, как сам Чимин пополнил ряды этой печальной статистики. — Мы посещали различные курсы и сессии, читали специализированную литературу и много говорили о том, что ждёт нас дальше, моделируя разные ситуации. А я всё никак не мог расслабиться вплоть до момента родов. Ты даже представить себе не можешь, как счастлив я был, когда начались схватки. Возможно, именно поэтому сами роды не показались мне таким уж страшным испытанием. Хотя, конечно, приятного было мало. Но даже при таком раскладе, при всём моём неукротимом желании, со всеми ресурсами, подготовкой и осведомлённостью я всё равно столкнулся с тем, что это было… сложно. Так что за эти четырнадцать месяцев бывало всякое. И слёзы, и злость, и недосып, и неделями немытая голова. Чувство вины, и «я дерьмовый родитель». А ещё был Намджун. Его любовь, внимание, забота, прямое участие в жизни ребёнка, и тысячи приятных моментов и «первых» вещей, свидетелями которых мы становились. И не было ещё ни дня, чтобы я пожалел о своей новой роли отца. Конечно, иногда я скучаю по прежней свободе и беззаботности. Но этот молодой человек, каким бы невыносимым он иногда ни был, раз за разом напоминает мне о том, что всё это было не зря. Ким Ханыль — по праву самое лучшее, что случилось со мной в жизни. Чимин ощущает, как его губы трогает нежная улыбка, и опускается в кресло напротив, грея в руках вино через тонкое стекло бокала. — Это чудесно, милый. Я так невероятно рад за вас. После всего, через что вы прошли на пути к родительству… вы так заслуживаете счастья. Я правда, искренне хочу, чтобы у вас всё было хорошо. Сокджин принимает слова омеги с благодарной полуулыбкой, но тут же придаёт лицу более серьёзное выражение, глядя на друга мягко, но решительно. — Чимин. Я не знаю, что именно ты чувствуешь сейчас с точностью до оттенка, но я точно знаю палитру. Я был бы и рад сказать, что время исцеляет, что это пройдёт без следа, оставив лишь размытые воспоминания, тускнеющие день ото дня на фоне новых ярких событий. Но правда в том, что это не так. А я, как ты знаешь, терпеть не могу врать. Я до сих пор иногда не знаю, как отвечать на вопрос о количестве детей. Просто потому, что для меня их всегда будет трое. Прошло уже столько лет, а я всё ещё думаю о них, всё ещё считаю в уме их возраст. Вот, в сентябре нашему первенцу могло бы исполниться шесть. Он погиб на восьмой неделе, поэтому мы так и не узнали его пол. Никто из друзей и близких тогда не знал о моей беременности. В тот раз мы с Намджуном решили немного повременить с этой новостью. А после столкнулись с тем, что не имеем понятия, как сообщить им о смерти ребёнка, которого даже не существовало в их парадигме. Так что я решил просто молчать. Чимин ощущает, как режет глаза и сковывает горло от подступающих слёз, и даже не пытается скрыть эмоции, бережно накрывая руку друга ладонью в знак немой поддержки. Сокджин совсем не выглядит как человек, готовый вот-вот разрыдаться, но взгляд его остаётся печальным и слегка отчуждённым от нахлынувших грустных мыслей и воспоминаний. — Чуть позже, в марте, — продолжает омега, благодарно сжимая чиминову руку в своей, — нашей средней дочери могло бы стукнуть четыре. Её не стало в середине восемнадцатой недели. Тогда мне казалось, что это конец. Всего. Моей жизни, нашего с Намджуном брака, моей веры в лучшее. Но… Чимин, я ненавижу врать. А потому я должен сказать тебе. Правда в том, что и это убеждение на поверку оказалось ложью. Сокджин вновь поднимает на друга внимательный взгляд. В нём столько заботы, тепла, понимания и поддержки, что Мин на секунду тонет. — Истина где-то посередине, милый. Время никогда не исцелит тебя полностью. Отныне этот шрам навсегда останется отпечатком на ваших сердцах в напоминание о случившемся. Возможно, ты, как и я, будешь думать о том, как мог бы украшать её комнату шарами в канун её дня рождения и крепко держать её за руку по пути в начальную школу. Или невольно задерживать взгляд на стенде с детской одеждой на её предполагаемый возраст и рост, думая о том, как очаровательно, должно быть, смотрелось бы на ней это платье или чёртов новогодний свитер с крохотными динозавриками. Сокджин шмыгает носом и запрокидывает голову назад, давая волю эмоциям. Чимин ощущает горячие солёные дорожки кожей щёк, но тут же придвигает кухонное кресло ближе, спеша утянуть друга в крепкие успокоительные объятия. — Всё в порядке… я в порядке, родной, — говорит Сокджин чуть сдавленно, но обнимает в ответ. — Всё, что я пытаюсь сказать — время не исцелит тебя полностью. Но с каждым днём тебе будет становиться легче. При условии заботливого отношения к себе и с правильным альфой рядом. Юнги — правильный альфа. Ты только будь к себе, пожалуйста, бережней. Чимин прикрывает глаза и молчит, стараясь выровнять дыхание. Дышит на четыре счёта с паузами между вдохом и выдохом, помогая себе успокоиться, и невольно задумывается над последними словами, позволяя мыслям блуждать. Сперва этот поток уносит его на пять с небольшим лет назад. Там он совсем один, отчаявшийся, разбитый и сжираемый заживо мучительной неизвестностью. Год спустя, Джихёк много плачет, отказывается брать грудь и почти не спит, в то время как Чимин страдает от недосыпа и депрессии. Ещё один год вперёд, успешное, пускай и не без сучка, завершение поставленной на паузу учёбы и предвкушение скорого переезда. На полгода ближе к реальности — и идущий полным ходом ремонт в их новом доме. Тот юный Чимин, трепетно касающийся пальцами стен их новой кухни, отдекорированных парой десятков керамических плиточек ручной работы, собранных им с упоением по всему миру в те времена, когда импульсивный онлайн-шоппинг был одним из немногих доступных ему развлечений. Все эти события на первый взгляд такие разные, но есть в них и кое-что общее. Мин Юнги. То самое связующее звено, спасительный свет, что проносится сквозь года и десятки таких вот историй, обеспечивая для каждой из них по-настоящему хороший конец. — Да, — выдыхает Чимин негромко, чувствуя себя так, будто весь его мир незаметно, но ощутимо меняется прямо сейчас. — Правильный. — Всё, отпусти меня, прошу, мне нужно выпить, — ворчит вдруг Сокджин, но недовольство это совершенно точно напускное. — Эти ваши сантименты… Чимин смеётся от неожиданной смены настроений и позволяет другу отстраниться, следя за тем, как тот осушает содержимое бокала в два мощных глотка. Омега вторит, жмурясь немного с непривычки, и отставляет бокал на стол, задумчиво выдыхая: — Могу я задать вопрос? Сокджин делает незамысловатый жест свободной рукой, пока обновляет вино в их бокалах, призывая друга продолжать. — Как ты понял, что Намджун — тот самый? Джин на мгновение замирает, удивлённо приподнимая брови, и тянет уголок губ вверх, ощупывая Чимина цепким изучающим взглядом. — Почему ты спрашиваешь? — Просто… я знаю, что… ну, то есть… Намджун нам как-то рассказывал, что бегал за тобой полгода, пока ты, наконец, не дал ему шанс. Теперь мне стало любопытно, почему. Улыбка на губах Сокджина как будто становится одновременно хитрее и мягче. Омега протягивает другу наполненный наполовину бокал и забрасывает в рот кусочек сыра, закидывая ногу на ногу, прежде чем начать. — Знаешь, мне, наверное, повезло вырасти в семье, в которой отец носил папу на руках и сдувал с него пылинки. И, безусловно, обожал меня всем сердцем. Я рос и взрослел, имея перед глазами такую модель отношений, и даже представить себе не мог, что когда-нибудь соглашусь на меньшее. И никогда не соглашался. Мы с Намджуном учились в одном универе. Я проходил переподготовку на психологию, он — заканчивал учёбу по педиатрии и собирался в ординатуру на «Акушерство и гинекологию». Такой забавный, слегка неуклюжий. Первый в списках успеваемости. Это не было любовью с первого взгляда. Даже не со второго. И точно не с третьего. Когда я увидел его впервые, подумал: «боже, точно нет». Но чем дальше, тем больше я обращал внимание на его отношение ко мне. Смотрел на его воспитание, вскользь узнавал об отношениях в его семье в непринуждённой беседе, болтал с ним иногда о целях, в тайне восхищаясь его умом, целеустремлённостью и амбициями. И анализировал поступки. Намджун умел говорить красиво, но всегда знал цену словам. И предпочитал им действия. И я постепенно… разглядел это в нём. Разглядел мужчину. Альфу, верного своим принципам, достойного, воспитанного, уважающего и любящего меня безо всяких оговорок и «но». Того, с кем можно строить семью и быть счастливым. Потому что это тоже выбор. В сухом остатке всё то, что есть сейчас между нами — лишь результат моей любви к себе, милый. Чимин удивлённо хмурится, пытаясь сложить два и два, и выдыхает недоверчиво: — Подожди… хочешь сказать, что ты его не любишь? — Что для тебя любовь, Чимин? — Сокджин вновь усмехается кривовато и сужает глаза, вгоняя друга в секундный ступор. — Любовь? Это чувство. Яркое. Сильное. Дарящее тебе смысл жизни и желание просыпаться по утрам. Это желание касаться. Желание всегда быть рядом. Это… чёртовы бабочки в животе, когда он улыбается тебе. Джин склоняет голову набок, делает мелкий глоток вина и вздыхает терпеливо, прежде чем произнести: — Нет, Чимин-а. Любовь — это то, что остаётся между вами, когда всё описанное тобой проходит. Чимин открывает было рот, но так и не находится в словах, чувствуя, как что-то в груди любопытно зашевелилось от этих сокджиновых слов. — Но если тебе всё ещё интересно… я люблю его, — Сокджин усмехается, явно забавляясь столь очевидному замешательству на чужом лице. — В том самом смысле, который ты вкладываешь в это слово. Со всеми этими бабочками, крылышками и ускоренными сердечными ритмами от его улыбок. Но это случилось не сразу. Я полюбил его после того, как дал ему шанс. И каждый раз, когда я смотрю на него, я вспоминаю, за что. Я буду с ними и в горе, и в радости, и в болезни, и в здравии, до тех самых пор, пока вижу это в нём. Кухня погружается в уютную тишину с негромкой музыкой на фоне, дарящую Чимину возможность на время остаться наедине со своими мыслями. К моменту, когда Сокджин забирает доставку еды, относит пару пакетов Джихёку и Сону и возвращается к нему с восхитительно пахнущими контейнерами, омега, кажется, погружается слишком глубоко в себя, не замечая того, как второй бокал вина неожиданно подошёл к концу. Неужели можно просто заставить себя любить? Или речь была не об этом? — Знаешь, в моей профессии нет прямого запрета на консультации и сессии для друзей и родственников, — начинает Сокджин издалека, вновь усаживаясь в кухонное кресло напротив друга. — Но я, как и большинство моих коллег, всегда отказываюсь от подобной практики из-за неспособности обеспечить полную беспристрастность по отношению к пациенту и его ситуации. Но прямо сейчас я — папочка в декрете и твой друг Ким Сокджин, а не доктор Ким. И я дам тебе дружеский совет, если ты позволишь. Чимин поднимает на омегу глубокомысленный взгляд и, немного помедлив, кивает. — Как ты думаешь, почему тебе кажется, что ты не чувствуешь к Юнги того, что чувствовал тогда к тому ублюдку? — Я не знаю, хён. — Подумай. Тебе ведь не противно, когда он касается тебя, так? Ты делишь с ним постель, и тебе, вроде как, нравится ваш секс. Допустим, не сейчас, у вас сложный период, не думаю, что вам сейчас есть дело до секса. Но в целом. Ты, вроде как, охотно идёшь на близость с ним. И он не раздражает тебя ни словами, ни действиями, ни поступками. В чём же дело? Чимин задумчиво качает головой и жмёт плечами. — Нет. То есть, ничего такого я не замечал. Он мне не противен. И не раздражает. И да, он отличный любовник. Мне хорошо с ним. В быту, в постели, в жизни. Но это ведь… — Когда именно ты понял, что влюблён в Хэвона? — мягко перебивает Сокджин, не давая мыслям Чимина свернуть не туда. — Ну же, Чимин, вспомни. Омега отводит взгляд и роется усиленно в этих чертогах разума, восстанавливая по кускам те события из его прошлой жизни, о которых предпочёл бы забыть. — Сперва он привлёк меня внешне, конечно, — начинает Чимин и невольно сравнивает. Юнги на его вкус — альфа весьма привлекательный. Омега рисует себе мысленно маленький плюсик в левой колонке. — Потом мы стали пересекаться чаще в компании общих друзей, и он начал ухаживать за мной. Улыбка Сокджина расцветает шире, давая омеге понять, что он на верном пути. — Погоди, но ведь Юнги тоже оказывал мне знаки внимания. — Да. Когда ты был уже глубоко влюблён и в отношениях. Как думаешь, много ли шансов было бы пускай у даже самого невероятного альфы на планете Земля, реши он сейчас прислать мне букет? — Я не… — Чимин, твои чувства к Юнги отличаются от того, что ты привык звать любовью, всего лишь потому, что вы перескочили через этот этап сразу на несколько ступенек. И ты готов к этому разговору, милый. Вспомни, как начались ваши с ним отношения. Ребёнок, семья, быт. Всё это на фоне твоей не угасшей любви к другому, душевных терзаний, сложностей отцовства и множества других отягчающих обстоятельств. Каков вообще был шанс, что ты не возненавидишь и жизнь, и Юнги? Но ты почему-то всё ещё не. Я не берусь говорить тебе это с уверенностью в сто процентов, но имею против них почти девяносто. Вам двоим просто нужно попробовать наверстать упущенное. Вернуться в ту точку, где вы совершили тот самый стремительный скачок. Сходить на пару свиданий. Узнать друг друга лучше. Поговорить о том, что вы, вероятно, так и не удосужились обсудить за все эти годы вместе, считая это попросту не важным. То, о чём среднестатистические парочки говорят на первом, втором, пятом, восьмом свидании. Тебе нужно просто… дать ему шанс. Позволить своим бабочкам, наконец, проснуться. Ещё каких-то пять минут назад Чимину казалось, что всё это бред, нелепица, не больше, чем просто теория, что не выдерживает испытания практикой, но прямо сейчас, глядя на загорающийся дисплей с новым уведомлением о сообщении, он, кажется, действительно находит в этом здравое зерно. Юнги шлёт ему фото милашки Холли, высунувшей мордочку в заднее окно Хёндэ. И пишет, что скучает. Омега задумчиво улыбается. — Чимин-а, — зовёт Сокджин негромко. В его глазах теплится улыбка, когда друг поднимает на него слегка опасливый взгляд. — Каждый раз, когда ты смотришь на Юнги, ты понимаешь, почему ты всё ещё с ним. Просто пока что ты ещё не осознал до конца, что это и есть любовь.